Читать онлайн Мистик Томас Свит бесплатно

“Проснувшись, я сожалею об окончании сновидения,

реальность вновь опутывает по воле провидения”.

Пролог

“Я видел свет, и он был ярок”.

Сумрачный лес постепенно погружался во тьму осеннего вечера. Стихло пение засыпающих птиц, и только деревья, двигая ветвями из стороны в сторону, нарушали угнетающую тишину. Их шелест вселял в окружение жизнь и приближал мою смерть. Истлевшая сухая трава, я будто становлюсь частью земли под моими усталыми ногами. Я шел вперед, превозмогая боль, усмиряя страх, и обида за свое существование не давала мне покою. Облокачиваясь к каждому массивному стволу древ, я пытался отдышаться, наполняя легкие промерзлым воздухом. И каждая клеточка моего тела ныла от невыносимой усталости, но я шел, по дороге в страну мертвых. Без приглашения, но по собственному желанию, с надеждой стать частью Забытых. Позади меня должно быть километры или всего лишь метры, я не в силах больше думать разумно. Скоро наступит ночь, и все мои страхи исчезнут с появлением луны на звездном небе. Тогда я точно буду знать, что выбрал правильный путь, надеюсь, за мной никто не последует. В это время я уже должен ложиться спать, но вот проклятие, утром я снова проснусь. И буду видеть, как близкие мне люди склоняясь над моею постелью, станут пытаться помочь мне, бороться с моей бессмертной болезнью. Но никто не в силах что-либо изменить. Ведь я болен и лекарство мне одно…

Сегодня я покинул свое поместье и ушел в этот лес, такой же таинственный, как и его обитатели. С самого моего рождения у меня болели ноги и ни один врач не смог сказать по этому поводу, что-либо вразумительного. Каждый год болезнь обострялась, прогрессировала и я знаю, придет тот день, когда я вовсе перестану ходить. Мои родители, как же они добры, единственное их сокровище – надежда. Я стал для них обузой, стал корнем печали и всех бед, свалившихся на нашу многострадальную семью. Мое терпение иссякло, как рудниковая вода в колодце, высох, даже мои глаза больше не источают слезы. И тогда я решился все исправить. Открыв окно своей спальни, я, не задумываясь, бросился вниз, но упав на крышу веранды, по гнилой черепице скатился вниз и ударился об землю. Упав на спину, на несколько минут потерял дар речи и мог издавать только тихий прерывистый хрип. Когда боль в спине утихла, я предстал с земли, огляделся по сторонам, но не увидел ни души. Я точно знал, что больше никогда не вернусь в эту обитель уныния, нет, не бывать этому. И посмотрев в направлении леса, смог принять самое правильное, в то же время безумное решение. Когда животные, собаки или кошки, предвидят свою скорую кончину, они уходят в лес, от людей, возвращаются туда, откуда их когда-то забрали. Так и я видел свою смерть, уходя в лес, обернулся лишь раз, чтобы попрощаться. Так будет легче всем, особенно мне. Они когда-нибудь найдут меня, и может быть простят.

Переплетая своими усталыми ногами, я постоянно спотыкался и был на краю от падения. Но оно мне не повредит, это я знал точно. В этой части леса стало сыро, даже воздух был влажным, а на деревьях произрастал ватный мох. Перед моими глазами летали светлячки, некие маленькие сияющие огоньки, или это звезды отделились от неба и пытаются увести меня в немую губительную глушь. Но думаю, я и без них уже зашел далеко. Теперь мне повсюду мерещатся фосфорические видения, и все ниточки моей души преобразовывались в нечто иное. Прислонившись к промокшему от влаги древу, я ощущал, как его ветви дотрагиваются до моего чела, затем проводят по спине, иногда я отходил, протирал глаза и двигался вперед, прогоняя прочь наваждение.

Я почувствовал первый укол в ногу, будто кость выгнулась вовнутрь и искривилась под тяжестью неведомой силы. К счастью, за все прожитые годы я привык к подобным непредсказуемым изъянам своего тела. И боль эта не столь болезненна как муки тяготы тяжелого бремени, быть центром спирали страданий всех людей, что меня окружали. Я присел на землю, ухватившись за больное место, начал осознавать – вот он, конец. Дорога к нему оказалась намного дольше, чем я ожидал. Не заметил, как успела воцариться ночь и окутать сказочный лес своим ореолом. Но темно не было, так как луна, выплывая из-за редких туч, озаряла это королевство мрака. Я ждал, когда же, наконец, ангел смерти, найдет лишнюю секунду и заберет меня, ведь я не буду сопротивляться. Я уже начал вспоминать все самые яркие моменты в своей короткой жизни, как вдруг, подняв голову с груди, я смог лицезреть странного зверя, что стоял в нескольких метрах от меня.

Белокурая волчица смотрела на меня изумленным взглядом. Ее любопытство не мог скрыть даже защитный оскал. При свете луны она казалась призраком или духом леса. Уши волчицы навострены, а длинная мордочка была довольно изящной и синие по-человечески глаза светились, словно два сапфира. Я смотрел на нее как на диковинное создание, но я не боялся, ведь жизни нет, а смерть я уже давно кличу. Волчица, кажется, хотела двинуться, но тут же передумала, и один раз моргнув, она повернулась и стала уходить. Не знаю, что на меня нашло, но я двинулся за нею, ковыляя на одной ноге. Она шла медленно, будто знала, что я иду по ее следам. Иногда оборачиваясь и бросая взгляд на меня, волчица взглядом говорила, чтобы я уходил. Но словно одержимый плелся я за нею и словно сошедший с ума гнался за призраком. Затем случилось непредвиденное, ожидаемое, мою вторую ногу пронзила ужасная боль, сотня игл разом вонзились в больную конечность. Мне даже померещился характерный треск. И тогда я свалился на колени. Волчица тем временем, не замечая меня, продолжала свой путь, тихо-тихо ступая по сырой почве. Не понимая, что со мной творится, я пополз на коленях за этим мифическим существом, забыв о боли, цели. Ноги словно начали отмирать, чувствительность пропадала. Зверь тем временем ускорил шаг и тем самым стал постепенно отдаляться от меня. Отчаяние обожгло мое естество, я готов был отдать всё, что у меня есть, лишь бы только догнать ту белокурую волчицу. Силы покидали меня, осталась лишь сила воли. Но и ее было мало. Когда-то я разучился плакать, но сейчас слезы струились из моих глаз, а голос так и не вернулся, но я всё равно пытался кричать и мой стон был ужасен. И тогда я ощутил, что меняюсь. Мое тело стало преобразовываться, мышцы, кости, ткани, все это человеческое многообразие меняло одну личину на другую, более сильную и более свободную. Я оброс шерстью, когти и клыки вырастали до звериного размера, зрение, слух обострились, и я стал чувствовать окружение на многие мили. Боль вовсе пропала, потому что я стал другим, я превратился в волка.

И теперь я бежал во всю прыть, как никогда в жизни, и ветерок обдувал мою из грубого шелка шерсть. Несколько прыжков и вот я уже догнал ту волчицу. Поравнявшись с нею, я ткнулся в ее шею своим новым носом и ощутил ее неповторимый запах. Она остановилась. Опустившись на задние лапы, волчица оскалила свои белые клыки и негромко зарычала. Глаза мои остались теми же, но вот видение изменилось до неузнаваемости. Было странно находиться так низко. При этом я полностью остался прежним, только душа в ином теле. Внезапно я услышал шаги, и они оказались человеческими, также лай собак, они были, где то рядом, но где же? Я ощутил опасность, нужно было обороняться или бежать. Попытался сказать волчице о приближении угрозы, но не смог, вместо этого я утробно заскулил. Она в этот момент, от кого и хотела защищаться, так только от меня.

Прогремел выстрел из ружья, угодивший прямо в ствол дерева, что произрастало возле нас. Древесная кора разлетелась на все четыре стороны света, а особенно в нашу сторону полетели самые большие куски. Волчица явно не ожидала такого, а я в свое время легонько толкнул ее и помчался на всех четырех лапах подальше от тех людей. Обернувшись, я не увидел волчицы, она словно испарилась, даже ее запах я не смог уловить. Люди все ближе и ближе подходили ко мне, заходя со всех сторон. Еще секунда, и очередной выстрел, позади, к счастью устремившийся в землю, оказался таким мощным, что сбил меня с ног, и я кубарем покатился по земле, и должно быть ударился о дерево, так некстати появившееся на моем пути. Вскоре я потерял сознание, слыша как люди, всё ближе подходят к моему волчьему телу.

Глава I

“Я пыль – частица человека”.

Вольф очнулся, но не посмел открыть глаза. Он почувствовал, что лежит на мягкой кровати и его тело больше похоже на человека, чем на зверя. В воздухе витал аромат сладостных женских духов. “Значит, я дома, спал и видел странные сновидения этой ночью, должно быть это так” – размышлял про себя юноша. Но раскрыв веки, он убедился в обратном. Сначала Вольф взглянул на свои руки и вправду они оказались как у человека, вот только одежда на нем не его, но определенно дороже и изящнее, чем повседневные наряды больного. Затем он провел взором по комнате, в которой он находился. Тусклые солнечные лучи, просачиваясь сквозь окно, освещали это помещение поместья или замка, пока было не ясно. По первым признакам, юноше сразу стало казаться, что наступило утро, раньше он никогда столько не спал. Все боли чудом прошли, как это возможно, Вольф даже не догадывался, потому что был обеспокоен вчерашним сновидением. Без труда вставши с пышной кровати, возле которой стоял довольно приземистый туалетный столик с разнообразными декоративными шкатулками и парфюмами, он созерцательно прошелся по комнате. Из мебели здесь были двухстворчатый шкаф, несколько полок с книгами, вазы с цветами, но, увы, они почти потеряли былую красоту, также зеркало во весь рост юноши. Из-за ночных сновидений, у него появилось дикое желание взглянуть на свой образ, что он и сделал, подойдя к богато украшенному зеркалу. Вольф увидел в нем двадцатилетнего молодого человека, худощавого телосложения, с длинными угольными волосами и с бородкой под нижней губой, в нем не было ничего аристократического, но всё же он происходил из привилегированной семьи. “Нужно скорее выяснить, где я и что со мной случилось прошлой ночью”, подумал он и, открыв дверь, вышел, машинально повернулся в сторону лестницы, как вдруг тот неожиданно сталкивается с юной девушкой.

– Извините мою неуклюжесть, я должно быть задел вас. – сказал Вольф извиняющимся тоном.

Девушка, отпрянув немного назад и посмотрев на юношу, сказала.

– Как хорошо, что вы очнулись. А то мы уже начали искренне переживать за ваше самочувствие.

– Не нужно так беспокоиться миледи. Извольте представиться – Вольф Фламель, сын Эдгара Фламеля.

– Так вы граф?

– О нет, у больных нет чинов и званий, я лишь тень своего рода. – ответил Вольф.

– Тогда и мне нужно представиться, Адель Драмурр, дочь Артура Драмурра, и, как и вы, я тоже тень своей громкой фамилии, только из-за того, что я родилась женщиной.

Вольф поцеловал изящную гладкую руку Адель и в ее сопровождении сонно смущаясь, спустился вниз в гостиную, где их уже ждало множество разнообразных людей. Изнутри замок был богат по-королевски, каждая деталь интерьера завораживала своим вкусом, уникальностью, как в зодчестве, живописи и дизайне. В гостиной располагались кожаные атласные диваны, по мягкости, соревнующиеся с женскими губами, также посередине находился маленький чайный столик, на котором стояла роскошная ваза с дивными цветами и азиатские кружечки располагались здесь же. Люстра на потолке так огромна, что казалось, она вот-вот упадет, но это были лишь предрассудки. Все эти сокровища, имеющиеся в наличии всего лишь пыль, как и люди, которые громогласно о чем-то беседовали, но на секунду умолкли, увидев Адель под руку с незваным гостем по имени Вольф.

В гостиной находилось пять человек: пожилой джентльмен в строгом черном костюме и с пепельной сединой в волосе Артур Драмурр, рядом с ним сидела его супруга Сильвия Драмурр попивающая чай, который больше походил на окрашенною воду, напротив них на диване восседали двое их сыновей Стивен и Джеймс внешне схожие, но чересчур различные по характеру, а также граф Томас Свит, приехавший из одной скандинавской страны, внешне не имеющий ничего общего с аристократией. Все, кроме жены князя Артура встали, чтобы поприветствовать гостя. Первым подошел хозяин замка.

– Слава Богу вы очнулись. – сказал Артур Драмурр пожимая руку Вольфа. – Вы воистину удачливый человек, но об этом вам лучше расскажет Томас. Будьте как дома.

– Вольф Фламель. – знакомился юноша.

– Так ваш отец Эдгар Фламель, давно я к нему не наведывался. Ну что ж, пора исправлять некоторые пробелы в жизни. Отдыхайте, мой дорогой друг, сколько вам будет угодно.

Затем Вольфа поприветствовали Стивен и Джеймс, но с явной неохотой и недоверием. Пришел черед графа, который всё это официальное время стоял возле буфета, в руках его покоился довольно объемный том. И захлопнув книгу так, что пыль облаком взвилась вверх, обратил внимание. Его черные волнистые волосы свисали до плеч, а рубашка была окроплена каплями высохшей крови. Граф Свит с открытым энтузиазмом подошел к Вольфу и пожал ему руку, улыбаясь, словно ребенок увидевший игрушку, пока не ставшую его собственностью.

– Милейший, вы знаете, кто я? – спросил Томас.

– Не могу знать. Но может быть вы представитесь. – холодно ответил Вольф.

– Я тот, кто спас вашу жизнь от духов смерти, что уже витали возле вашего практически бездыханного тела, тогда, когда я вас обнаружил в лесу.

– Тогда, я вам чрезмерно благодарен. Как я могу отблагодарить вас за эту добродетель.

– Это очень просто. Вы сейчас присядете в одно из этих удобных кресел и расскажите нам, о том, как молодой человек, мог очутиться в лесу, что непорочен как Святая Дева, не имеющий ничего, даже одежды и дышал так тихо, что любой врач, тут же не задумываясь, признал бы вас мертвым.

– Присаживайтесь Вольф и не обращайте внимания на Томаса. Он у нас всегда был одержимым до всяких странностей. – сказал князь Артур.

Вольф опустился на одно удобное кресло и, увидев незапятнанный интерес в лицах людей, начал рассказывать.

– То, что я помню, больше похоже на сон, чем на реальность. И в этом сновидении был волк.

– Волк?! – испугавшись, сказала Адель, садясь возле матери.

– Да, и самое удивительное, я самолично был волком, моя душа была в зверином облике.

– Как интересно. – с энтузиазмом произнесла Сильвия.

Артур повернулся к дочери и спросил ее.

– Адель, ты не могла бы поведать нашему достопочтенному гостью значение его сна?

– Конечно. – взволновавшись произнесла Адель. – Во снах волк часто является символом одиночества, открытой борьбы не на жизнь, а на смерть, так же свободы и независимости. Если вы желаете, я могу еще посмотреть.

– Безусловно, трактовки снов довольно расплывчаты, но всё-таки в этом есть смысл. – сказал Томас Свит.

Адель предстала с дивана и направилась к книжным полкам.

– А вы, что об этом думаете, уважаемый Томас. – произнес князь.

– К сожалению, я не часто вижу сны, Артур, и поэтому значение их мне ни к чему. Но раз мы заговорили о символах, то символ волка связан с так называемым нижним миром, в некоторых мифологиях он выступает как проводник души. И вот еще один пример в скандинавской мифологии сидящий на высоком престоле за столом Один, пьет вино и не притрагивается к еде, а бросает ее двум волкам, их имена Герн и Фреки, “Жадный” и “Прожорливый”.

– Вольф, это точно не про вас, за всё время вы даже не притронулись к пирожным и чаю. – с досадой в голосе произнесла Сильвия Драмурр.

– Прошу прощения, я обязательно попробую, но только после рассказа Томаса Свита.

– Вы преувеличиваете, я разбираюсь в мифологии, также как Адель в раскрытии тайн сновидений, то есть, лишь поверхностно. И к своей речи я могу добавить лишь одно, что эти самые волки были чудесными помощниками Одина, символом боевой дружины. – сказал Томас скрестив руки. – Ваше счастье, Вольф, что я оказался поблизости, а-то бы вами охотно полакомились те верные друзья или злейшие враги.

Возвратилась Адель и начала просвещать.

– Вы совершенно правы, волк так же означает враг.

– Так вы скрывались от врагов в лесу? – спросил Артур Драмурр Вольфа.

– Папа, сны показывают будущее. – бросив на отца грозный взгляд произнесла Адель. – Позвольте мне поделиться с вами несколькими строками: видеть волка с черной шерстью – этот сон предвещает пришествие человека-оборотня, который нарушит спокойную жизнь многих и заставит обратиться за спасением и помощью к Богу. – слова Мишеля Нострадамуса.

– Человек-оборотень? – переспросил Томас.

– Какой поворот. Это воистину заманчивая тема! – провозгласил Артур.

– Всё с меня хватит, я не желаю слушать про всякую чертовщину. Мальчики пойдемте, поможете мне с новыми занавесками. – сказала Сильвия гордо вставая с дивана.

– Сильвия, постой. – говорил Артур ей вслед.

– Нет и еще раз нет. – уходя ответила Сильвия.

Стивен и Джеймс направились вместе со своей матушкой.

– Вы извините мою пугливую супругу. Она думает, что слова могут накликать беду. И в чем-то она права. Но я больше склоняюсь к тому, что говоря о чудовищах, вряд ли можно их призвать. – сказал Артур Драмурр обращаясь к Вольфу.

– Безусловно, тема очень интересная. – сказал Томас сверкая глазами. – Теперь ваш черед, Артур, поделиться с нами своими знаниями.

– С удовольствием. И как раз здесь остались люди, истинные созерцатели слушатели многоликих тайн. Вот одна из них.

Вольф внимательно слушал речи этой странной семьи. Но его юношеский взгляд всё больше приковывался к молодой девушке Адель. Она была в серовато-белом платье, вовсе не для баллов и походов в театр, но всё же достойное юной леди, что умна и находчива, в то же время скромна и застенчива, ее округлые синие глаза и заостренный носик, а также очерченные губки, определенно были любимым творением небесного Создателя. Проводя свою жизнь в болезни, юноша никогда не видел столь прекрасного создания, не слышал столь занимательных рассказов и не встречал, не находился в обществе столь необычных людей.

Князь непринужденно улыбнулся, будто предрекая бурные овации, после неподражаемой игры своей роли, продолжил повествование.

– Когда я был так же молод и здоров как вы юноша, я стал изучать людей и впоследствии просто утонул в профессии лекаря. Но речь пойдет не об этом. А о ликантропии. Мифическая, даже можно сказать волшебная болезнь, вызывающая дикие метаморфозы в теле человека, в ходе которой больной превращается в волка. Да, перекидывается в самого настоящего волка.

– У многих народов мира есть сказания об этой болезни. Так в Скандинавии верили, что берсеркеры умеют перекидываться в медведей и волков. – сказал Томас.

– Вы правы Томас. Как обычно я пытался выяснить причину. В итоге оказались три возможности стать ликантропом, они таковы: при помощи магии или проклятия, что в общем одно и то же, от укуса другого оборотня или в силу рождения, то есть болезнь передается от отца к сыну. Магические превращения в волка чаще происходят по воле самого колдуна, ведьмы или шамана, налагающие на себя, на других заклинание трансформации. Но это явление временное и не передаются по наследству. Проклятие, здесь сложнее, оно может быть постоянной карой в жизни ликантропа.

– А что насчет укуса? – спросил Вольф.

– Поверьте мне, я никогда не встречал ни одного оборотня. И если бы даже мне посчастливилось познакомиться с подобным больным, меня бы здесь не было, мой дорогой друг. Вот если вы укусите меня, то тогда бы мы посмотрели на результат. – ответил Артур.

– То есть вы хотите сказать, я оборотень?

– Вольф, вы меня превратно восприняли. Это всего лишь рассуждения, которые вскоре развеются в наших душах. Поверьте, я всегда верю в то, о чем говорю.

– Не обращайте внимания, старик всего лишь шутит. – сказал Томас. – Давайте лучше поговорим о способностях оборотней. Я не настолько осведомлен как Артур, но все-таки… Поговаривают, они обладают даром регенерации и даже физическим бессмертием, хотя оно не является абсолютным.

– Позвольте мне, Томас, вернуться в прошлое, вернее в средневековье. Первый судебный процесс над оборотнями состоялся в 1521 году, затем последовали многочисленные другие иски.

– Инквизиция. – проговорил Вольф.

– Совершенно верно. – сказал князь.

– И именно волк стал образом зла. – пояснил Томас Свит.

– Обвиняемый, который не сознавал своей вины, подвергался ужасным пыткам, до тех пор, пока не давал суду ожидаемые ответы. Обреченный человек признавался в получении даров от зла, например мазь превращения в оборотня. Так в 1541 году обвиняемый в убийствах крестьянин утверждал, что он – оборотень и волчья шкура спрятана внутри его тела. Судьи, чтобы проверить утверждение, приказывали отрубить ему конечности. Впоследствии ничего не было найдено, был вынесен оправдательный приговор, но крестьянин уже скончался от потери крови. Только во Франции в период между 1520 и 1630 годами инквизицией было выявлено более тридцати тысяч оборотней. Большинство из них было казнено. – рассказывал Артур.

– Какие страшные времена. – сказал Вольф.

– Особенно для вас, мой милый друг.

– Вы снова шутите.

– Конечно, ведь вы сидите нахмурившийся, всё то время как спустились к нам. Это в прошлом и люди стали немного мудрее в своих мыслях и поступках.

– Артур, я бы не стал утверждать, что это в прошлом. – сказал Томас.

– А, вы о провинции Живодан.

– Безусловно. Так поведайте нам, что же там произошло.

– Охотно, но только после выкуривания сигары. – произнес князь.

Он взял несколько сигар со столика, предложил графу, но он в свою очередь вежливо отказался, затем хозяин замка закурил плотно скрученную сигару и, образовав над собой облако дыма, продолжил.

– Эта трагедия разыгралась с 1 июля 1764 года по 19 июля 1767 года. Кровавые годы Зверя. Оборотень совершил 230 нападений на людей в этой французской провинции, а 121 жертва этих нападений поплатились жизнью, и была растерзана с небывалой жестокостью.

– Артур, а вам не кажется странным тот факт, что цифры этих жертв такие точные? – спросил Томас с той же проницательностью.

– Вовсе нет, все жертвы зафиксированы в церковно-приходских книгах деревни Живодан.

– Это произошло совсем недавно. – сказал Вольф.

– Вольф, позвольте мне вам показать все достопримечательности замка. – сказал Адель внезапно, приглашая.

– Буду рад увидеть вас за ужином, мой милый друг. – сказал Артур уходящим молодым людям.

Гостиная практически опустела, наполнилась дымом и уединенностью.

– Ну вот, Томас, снова остались мы одни. Вы о чем-то задумались.

– Я определенно должен раскрыть эту тайну, и вы Артур, мне не помешаете.

– По-прежнему ищете ключи к несуществующим замкам?

– О нет, здесь определенно что-то есть.

– Лишь ваши фантазии, мой друг, лишь ваши фантазии.

Глава II

“Что может знать маленький человек о любви? Всё”.

Замок был также стар, как лес, который окружал его со всех сторон и был ощутимой преградой для путников, и молод как его немногочисленные обитатели. Средневековое величественное сооружение определенно находилось в числе шедевров зодчества, но, ничего не вечно, и замок за губительные века, преобразился до неузнаваемости. Стены покрылись коврами и гирляндами растительности, обвивавшие балконы и ставни окон. Камень почернел и приобрел могильный холод, несколько башен давным-давно накрепко заколотили, должно быть вместе с принцессами, что некогда там томились, но в наше время, люди больше верят в чудовищ. От одной башни замка остался хрупкий остов, словно угасший факел, после удара молнии, от былой подземной темницы не осталось и следа. Но не будем судить о книге по обложке и последуем за Вольфом и Адель, подробнее рассмотрим внутреннее убранство замка. Донжон был сердцем замка, с его многочисленными спальнями и столовыми. И конечно опочивальня князя, таинственная и чарующая, в которой непременно должен скрываться сундук с драгоценностями или ювелирное оружие всех мастей, словно в музее располагалось там. Ни в одном другом замке не увидишь столь многочисленных всевозможных артефактов древности, декоративность современности и ноты льстивой покорности в каждой декорации, этих богатых и в тоже время нищих людей. Вы не поверите, но это так, им систематически не хватает времени, сил, ума или красоты, они бедны, как и мы, они никогда не смогут обогатиться этими незамысловатыми капризами жизни. Но это уже явное отвлечение, ныне, отбросив условности, перед нами раскрываются, точнее сказать раскрывается то великолепие предметов, начиная от греческих ваз, заканчивая золотыми канделябрами, стеклянными люстрами и резной мебелью, всё искрило и бросалось в глаза.

Но не Вольфу, его юношеский взгляд был направлен лишь на один объект, соперничающий со всей красотой этого замка, и как нестранно, ничто, не могло сравниться с ней, с Аделью. Ослепленный и должно быть покоренный, он следовал за ангелом, она что-то говорила, рассказывала, а он слушал, но не понимал ни слова, теперь он заворожен, голосом, которого ни один музыкальный инструмент не сможет повторить, а птица не сможет перепеть. Преувеличено? Отнюдь нет.

Адель, указывая на картины известных художников, рассказывала о датах написания, темы, о смысле в них вложенном. Но если бы они попытались изобразить эту скромную девушку, то их постигла бы неминуемая неудача. Как и писателя, который с помощью распространенных банальных для такого случая слов, не найдет нужных и подходящих.

Прекрасна, ведь только это слово достойно. И Вольф со мной был бы солидарен.

Девушка пригласила юношу присесть на стулья ручной работы и, сложив белые ручки на коленях, начала говорить, но теперь медленнее и свободнее.

– Вам столько еще нужно показать. Надеюсь я не слишком изнуряю вас своей прихотью. – сказала Адель.

– О нет, не беспокойтесь, я искренне рад, что именно вы, Адель, знакомите меня с этим чудесным местом. – благодарственно произнес Вольф.

Губы миледи дрогнули и выдали ее смущение.

– Вы что-то хотели сказать? – спросил юноша.

– Нет,…то есть, я и так рассказываю не прерываясь. Но простите мою нетерпеливость. – кротко проговорила Адель. – Граф, поведайте о себе.

Вольф невольно задумался, взвешивая и характеризуя, пытаясь представить себя, но это оказалось намного сложней, чем показалось на первый взгляд. Вскоре собравшись с мыслями, он ответил, позабыв о том, каков он на самом деле.

– Предположу, что я подобен волку, свободен в мыслях, поступках, чувствах и конечно в словах. Я одинок, потому что свободен и я богат потому что беден. – сказал Вольф не спуская глаз с Адель. – Признаюсь, вы предоставили мне трудную задачу, миледи.

– Довольно смелое сравнение, не смотря на прошедшую беседу с моим отцом, всё же вы человек, а не животное. Граф, я знаю вас всего несколько часов, и уже вижу перемену в вас. Вы крайне изменились.

– В этом нет ничего удивительного. При многолюдье я теряюсь, но с вами, Адель, я воистину свободен. Должно быть судьба, уже предрекла нашу встречу, или, любовь, вы верите в нее?

– В любовь? – смущенно переспросила девушка.

– В любовь. Каждый человек любит по-своему, словно жемчужное ожерелье, где нет ни одной одинаковой жемчужины, но как они красивы, и как сложно их достать. – проговорил юноша с жаром и эмоциями, с покорностью джентльмена. – Неужели вы сомневаетесь?

– Это не так. Но продолжайте. – сказала Адель с явным интересом.

– Представим, вы моя единственная, я полюбил вас с первого взгляда. Спросите меня, а если бы я был слеп, что тогда. Тогда, я бы услышал ваш чарующий голос и среди других он показался бы мне самым удивительным. А если я слеп и глух, спросите, предвкушая свою победу, над последним романтиком. Но однажды, вы будто бы случайно прикоснетесь ко мне, и я прочувствую, то блаженство, удар молнии пронзит меня, и я узнаю, вот она. У вас остается последний козырь, вы спросите, а если я не способен передвигаться, слеп и глух, существование мое ничтожно, не будем забывать, что это всего лишь сломанное тело, потому душой я увижу сон, в котором будете вы…

Адель, не дослушав, ушла, потупив взгляд в пол, и на ее белом личике появился легкий румянец, выдающий ее стеснение. Девушку испугали слова, в то же время восхитили и подарили множество часов для размышлений.

Сердце Вольфа трепетно заработало, так, словно паровая машина, каждый удар возвещал колоколом о любви, довольно юной, беспечной, настоящей. Он никогда не произносил слова с таким желанием и трепетом, ему понравилось, ведь он не делал ничего подобного раньше. В этом отрезке времени, наполненном благоуханием зарождающихся чувств, юноша вовсе позабыл о волке, сне или той части реальности неизведанной и сказочной, однако вскоре ему предстояло вспомнить.

Со всей душой он погрузился в те спокойные одухотворенные воды, в то таинство любовных размышлений. Мысли его были сказочные, меланхоличные и настолько самокритичны, насколько возможно. Сладкая вибрация сердца; и будто запах ее духов никогда не покинет комнаты, где она порхала. Мечтательные грезы; и может быть, мы когда-нибудь будем вместе, дыша одним воздухом. Это лишь малая часть скрытых от людей мыслей. Но разве мы знаем будущее? Нет. Особенно человек, который живет одним днем, который засыпает с мыслью, о том, что завтра он может и не проснуться, никогда не расскажет вам свои планы, прогнозы, и конечно мечты, ведь, как известно, если огласить их, то они могут и не сбыться. Мы становимся другими, вы скажете как дети, но нет, дети желают лишь одну игрушку, взрослые грезят о десятилетиях, наполненных счастьем, также и в любви, но не Вольф, ему нужна лишь Адель.

Вскоре настало время ужина. Юноша, поспав несколько часов, немного успокоился и привел чувства в порядок. Однако прошлую прямолинейную гармонию уже было не вернуть. Особенно он почувствовал это, когда входя в гостиную, ожидал увидеть там Адель, но, кажется, удача стала покидать его. Его любимой не оказалось ни за пышным столом, ни среди гостей заполонивших весь замок. Безусловно, его сильно огорчило это обстоятельство, Вольф выглядел растерянным и удрученным лишь одним смыслом. Он еще долгое время бродил по муравейнику, что напоминал сейчас замок, шнырял возле людей как бродячий пес, заглядывая им в глаза, прося о помощи; к сожалению девушки нигде не было. И тут, среди разряженных господ, юноша замечает знакомую ему фигуру человека, Томас Свит, загадочный джентльмен стоял с бокалом в руке, то говоря со служанкой, то флиртуя с дамами, улыбался во весь рот. Вольф немедленно направился в сторону Свита, который обернувшись, опережает его стремления.

– А, граф, вы всё же решили прийти на ужин. Хотя, это больше смахивает на маскарад, каждый здесь играет роли, не свойственные им в обычной жизни. Одна маска, сменяет другую. – сказал Томас крутя бокал пальцами и всё также улыбаясь.

– И вы играете роль? – спросил Вольф.

– Конечно. Обычно я провожу все свободное время за книгами, которым я гожусь в правнуки, или беседую с людьми, которых одолевает та реальность, которая открывается в самый неподходящий момент, или они становятся частью ее.

– Так вы философ?

– О нет, ни в коем случае. Вы когда-нибудь читали их высказывания?

– Да, некоторые.

– И вы, наверное, заметили, что ими написано очень много, красиво и каждое слово будто стоит на своем законном месте, словно готический витраж. Но прочитав, я понимаю, что всё это, можно было бы уместить в одну строчку, или даже слово. Это можно сравнить, если бы картина была размером с табакерку, а рама шириной с этот превосходный диван. Получилось бы довольно несуразно, не правда ли? – говорил Томас. – Я определенно не философ, скорее я ребенок, которому хочется всё знать, и он не понимает – это невозможно.…Здравствуй Кристофер…

Томас Свит пожал руку пухлому мужчине и, отпив из бокала глоток, делая жест, словно пьет за его здоровье, вновь обращается к Вольфу.

– Они даже не подозревают, о том, что у меня в бокале простая вода. Однажды я не пил ровно один день, и в последующий день сей живительная влага показалась мне эликсиром жизни, в общем, это так и есть. Вижу, вам не терпится спросить о…

– Вы не знаете где мадмуазель Адель? – не дал договорить Свиту Вольф

– Я представлял вопрос иначе. Ну что ж, этот вопрос, даже интересней, чем кажется на первый взгляд. – после некоторой паузы, Томас спросил. – Так значит, вы влюблены в нее?

– Безусловно.

– Интересно. Но пока я не могу за вас порадоваться или посочувствовать вам, аплодировать или презирать. И если бы вы спросили мое мнение, о любви, то я бы ответил вам, так: мы любим лишь один раз в жизни, и лучше бы это происходило в глубокой старости, мы бы радовались тогда каждой минуте проведенной вместе, или печалились безответностью не так долго. Самое интересное это то, что человек думает, первый раз видя любимую или любимого. – говорил Томас.

– Будто бы ангел. Таковы мои мысли и сейчас. Но мне нужно дальше искать ее. Всего доброго, граф. – сказал Вольф легко поклонившись в знак уважения и пожелал уйти как вдруг.

– Советую отложить ваше дело до завтра, ведь скорей всего Адель в своих покоях, она никогда не любила эти званые вечера.

– Так вы знаете Адель, то есть вы можете мне, что-нибудь рассказать о ней?

– Поверьте, Вольф, вы о ней знаете больше чем я. Женщины они как звезды, одни горят ярко, другие тускло, однако восхищаемся мы всеми, первые быстро перегорают, вторые поверьте мне, живут дольше. И сейчас я говорил не о красоте. – произнес Свит. – Дам вам последний совет, подойдите к Артуру, он точно должен знать, где его драгоценная дочь, как банкир, который всегда знает, где его расписки и закладные.

Вольф, дослушав, машинально направился к князю. А Томас, стоя поодаль наблюдал, как они приветствовали друг друга, затем говорили, но недолго, и так как Артур пожал плечами, Свит уже знал развязку. Еще больше огорченный юноша пожелал доброго вечера хозяину замка, обернувшись, вскоре покинул этот маскарад.

– Мой друг, вы, я как вижу безусловно слышу, еще не угомонились. – сказал князь подходя к Томасу.

– Да нет, Артур, как раз я подумываю о том, чтобы поскорее покинуть ваше гостеприимное жилище. – проговорил Свит.

– Уехать, но зачем?

– Потому что появились новые обстоятельства. Этот юноша определенно оборотень, но он влюблен.

– Неужели его кто-то уже обворожил, в столь короткий срок. И дня не прошло.

– Для любви нужна доля секунды. Артур, вы удивитесь, узнав кто она.

– Так поведайте мне. А-то я сгорю от любопытства.

– Адель.

– Адель?

– Вы еще больший ребенок, чем я, разве здесь имеется неожиданность. Не будем забывать, что на все Божья воля, в волке я могу сомневаться, но в любви, никогда. – сказал Томас улыбаясь на последних словах. – Артур, вы сейчас выглядите так, словно у вас родилась еще одна двойня.

– А что, это вполне уместный и выгодный союз. – сказал Артур после продолжительного молчания.

– Пути Господни неисповедимы и непостижимы для таких людей как мы.

– Вы как всегда правы. Томас, вы покидаете нас, когда?

– Сбор вещей и отъезд займет несколько дней, так что еще некоторое время смогу уделить мистическим историям.

Лунный свет, опустившись на ночной замок, блистая на трещинах готической архитектуры, придавал ему призрачные формы и одухотворенный вид. Внутри слышались неисчерпаемые звуки голосов; многочисленные свечи освещали каждый уголок, не давая сгущаться тьме, но не в душах людей, от которых юный Вольф ушел, наблюдать за чистой природой. Он стоял возле окна, затем перебрался на террасу замка. Было достаточно темно, но лес источал, словно фосфорическое свечение, будто жил, ни на что, ни похожей жизнью. Луна в эту ночь, достигла необычайных размеров, приковывая к себе всё больше внимания, и лишь изредка, темно-синие облака касались ее, будто тут же растворялись. Он пытался всеми силами справиться с ураганами мыслей, грустных и порою жестоких, опустошить до дна тот поток страстей, и перестать задавать всё новые и новые вопросы.

– Должно быть это сон, или это жизнь после смерти, ведь я умер, там в лесу. – думал про себя Вольф.

Но вдруг среди деревьев леса, показалось что-то белое, оно ближе и ближе подходило к замку, проявляя четкие очертания. Потусторонний силуэт словно плыл по густой траве, раскачиваясь в такт с ветром. Всё замерло, и лишь стук двух сердец нарушал тишину, Вольфа и волчицы. Именно той, что была тогда в лесу, когда юноша, обессилев, брел, ища смерть.

Волчица, сверкая глазами и поглощая прохладный воздух, остановилась, поведение ее было непредсказуемым. Особенно для Вольфа. Испытывая лишь интерес, он с благоговением смотрел на два светящихся огонька, прогнозируя недалекое прошлое, оцепенев, словно две статуи, два мира, встретившихся по воле провидения. Их мысли будто бы стали едины, непостижимы.

И юноша закрыв глаза, внезапно отворивши их не увидел на том самом месте волчицу, она словно призрак растворилась, или стала частью того лунного света, туманом ниспадавшего в глубины леса.

У Вольфа возникло необъяснимое желание последовать за волчицей, но возникший образ Адель не позволил свершиться этому поступку. И изрядно замерший юноша, отложив изыскания мыслей в сторону, вернулся в замок, чтобы предаться мечтаниям и окунуться в грезы своей бессмертной безмерной любви.

Глава III

“От дня рождения – до дня смерти, один шаг”.

Некогда блуждающие огни замка погасли, от былых разносторонних речей, игр в бридж, танцев и от прощальных поцелуев не осталось и следа. Тишина и умиротворенность пришли на смену гомону и празднеству. Одна за другой медленно потухающие свечи гасли, погружая бесчисленные комнаты в полумрак. И люди, ложась на мягкие кровати, тихо переходили в сказочные сновидения. Но некоторые, которых терзают мысли, тревожные колебания души, не в состоянии сомкнуть веки, насладиться иллюзией покоя, они не могут, ведь терзаемы, тем, что им не под силу изменить. Засыпают только с одной мыслью о том, что завтра, они могут и не проснуться.

Бесшумные шаги Вольфа, глухо отдавались по коридорам замка, без свечи, он призраком плыл сквозь двери и стены, так могло показаться кому угодно, в эту лунную ночь, грани реальности крайне расшатанные, размывались, превращались в плоды фантазии неискушенного зрителя. Тени ниспадавшие с предметов, искажались, и мертвая бледность присутствовала во всем, маятник часов, словно живой, колыхался из стороны в сторону, укорачивая человеческие жизни. Даже невольный скрип половиц, пугал своей необъяснимостью. Мнимая тишина обостряла чувства, усиливала страхи; страх темноты, кто же в ней может скрываться?

Рядом с юношей проплывает призрачная фигура, устремляясь по лестнице наверх.

– Адель. Это вы? – произнес Вольф почти что шепотом.

Очертание женщины остановилось еще на несколько секунд, и она скрылась бы за непроницаемыми стенами своей комнаты. Но вместо этого, юная леди, показавшись из мрака, словно одернув занавес, приблизилась к графу, тяжело дыша и дрожа.

– Граф. – сказала Адель.

– Вы пропустили званый вечер, должно быть вам нездоровится, или мои слова обидели вас.

Черные глянцевые волосы обрамляли белое личико Адель, большие глаза вот-вот готовые расплакаться светились светлячками, и духи, способные склонить на оба колена любого мужчину…, она необъяснимо прекрасна.

– Вы правы, я подвержена быстрой утомляемости, и правы в том, что ваша речь звучала неподобающе.

– Тогда примите мои искрение извинения, такого больше не повторится.

– Отнюдь нет, я хотела бы еще услышать что-нибудь подобное.

– Значит вам, понравилось.

– Конечно. Мужчина, говорящий о любви, в наше время, большая редкость.

Чьи-то шаги, отражаясь от стен замка, приближались, предвкушая быструю разлуку.

– Доброй ночи Адель, пусть приснится вам ваша мечта.

Не успел один призрак раствориться, как за ним последовал другой.

– Могу посоветовать хорошее средство от бессонницы, Вольф. – произнес Томас Свит.

– Я просто наслаждаюсь ночью.

– А я решил побаловать себя сигарами, но оказалось, что оставил их именно здесь. Я бы предложил вам, если бы вы были не так молоды, чтобы вредить своему здоровью.

– Мне двадцать лет, но я чувствую, что мне все двести. Время течет слишком долго.

– Так происходит только у несчастных людей.

Вольф ничего на это утверждение не ответил, скрестив руки на груди, стал подниматься наверх и тогда он услышал как Томас или его внутренний голос проговорил.

– Она не та за кого себя выдает.

Этой ночью он так и не смог заснуть, боясь, того, что всё случившееся окажется лишь очередным сном.

Ужасающие видения преследовали душу юного графа, перед ним представали самые безумные мысли, и, несомненно, сладкие романтические грезы, становились десертом на столе его ночных кошмаров. Он покорно верил, тут же все отрицал, выбранный путь сменялся иным, каждая фраза безвозвратно забывалась, теряя всякий смысл. Перелистывая страницы своей жизни, которые еще не потеряли веяния юности, он впадал в грешное уныние, живя одним днем, помня о прошлом, содрогался от новой главы. Ища грань между здоровьем и сумасшествием, приходил в тупик. Но любовь, имея индивидуальную особенность заслонять собой, все другие чувства и переживания, убаюкивает словно ребенка, даруя хотя бы иллюзию покоя. Жаль, влюбленные не осознают, что за сила в их сердцах, сколько добра в их глазах и сколько щедрости в их руках. Безусловно, есть обратная сторона, появляющаяся в минуты отчаяния. Также и Вольф Фламель, не ведая о своих возможностях, облокачиваясь на бархатную спинку кресла и погружаясь в думы поэта, безмолвно и неподвижно взирал на девственную ночь, на небо, луну, лес, города, что далеко, но будто для расстояний, мера фантазии намного больше. Ни разу не сомкнув глаз, он уходил в себя и в ту сказочную действительность, манящую и безжалостную. Он ощущал на себе свет, просачивающийся сквозь стекло окна, не теплый и не холодный, словно свет маяка, обладающий талантом вселять в людей надежду. Ставши будто призраком замка, вернувшись в свою обитель, предавшись меланхолии, он обдумывал смысл бытия, словно в первый раз, в назначенный час и в обыденный день, растворяясь в свете и тьме. Таковы были бы мысли человека, перепутавшего дверь и бесцеремонно вошедшего в сию комнату, перед ним предстал бы дух, спокойный и познавший вечность. И страх мгновенно сковал бы незваного гостя, но любопытство не позволило бы ступить ни шагу назад. Знал ли Вольф, как он сейчас выглядит, нет, сейчас его мысли были напряжены до предела и лишь одно имя так своевольно пытается сорваться с его, нецелованных уст – Адель. Сколько истины в этом слове, для него, на весах вместе с душой они имеют идентичный вес бесценности. Для него познавшего все стороны, последствия, особенности одиночества, эта хрупкая девушка, лишь одним своим видом, образом и несколькими словами задушила то страшное чудовище, которое изрядно питается унынием и ненавистью к самому себе. Леди, которая способна стать для рыцаря главным и самым славным подвигом. Для бедного Вольфа, пытающегося что-либо понять, обуздать огонь, жадно пылающий в его сердце. И не найдя долгожданного ответа, юноша засыпает, не замечая, но предвкушая.

Вскоре на смену ночи пришло утро. И густой туман, пеленой окутывал всё, что попадалось ему на пути, редкие лучи девятичасового солнца, нехотя пробиваясь сквозь серое меланхоличное небо, проникали во все окна сонного замка. Былая тьма рассеивалась, постепенно становясь вездесущими тенями. В комнатах витал запах отгоревших свечей. Обычно именно сейчас все прежние страхи теряли свою силу, в шкафу больше никто не скрежещет зубами, и никто больше не издает те ужасные потусторонние звуки, то ли крик, шепот, или поросячий визг; больше никто.

У людей с гордостью носящих фамилию Драмурр, во все века была одна особенность, и она заключалась в том, как и когда, наступало время для страшных историй. По обыкновению, это должно было происходить в промежутке между вечером и ночью, дабы эффект от услышанного рассказа удвоился за счет атмосферы таинственности. Но вот в чем заключается особенность, это интереснейшее действие происходило именно утром, Артур не стал изменять привычкам. Как, в общем, и в это посредственное утро, даже после вчерашнего званого ужина, по случаю отъезда Томаса Свита, было решено дать слово гостью, который по слухам и фактам, является магистром этих пугающих души наук. Рассказчик и слушатели собрались в гостиной, но не в полном составе, не было Вольфа, не ведавшего о столь полезной экскурсии по миру духов, он безмятежно спал всё в том же кресле. Господа пили жидкость, явно содержащую спиртное, пытаясь таким народным способом заглушить головную боль, но это относилось лишь к юношам, а Артур Драмурр предвосхищая услышанное, был готов ко всему; дамы медленно глотали чай из маленьких чашек, по их виду, можно было сразу понять их недовольство и сконфуженость, ведь они, не успев привести себя в должный их статусу вид, обязаны были среди мужчин краснеть и бледнеть то ли от страха, то ли от стыда. Сильвия Драмурр безо всякого желания прислушивалась, но в глубине ее души зарождался интерес, однако лицо ее по-прежнему отражало безучастие. А Адель, боясь лишь того, что Вольф увидит ее в таком виде, и будет присутствовать на этом чудачестве – как она всегда говорила, затаит в себе неблагонравное мнение. Но вскоре она поняла, что бояться ей нечего.

В комнате воцарилось молчание, вернее театральная тишина, ведь никто не хотел мешать Свиту. И он как всегда стоя, скрестив руки на груди, нагнетал на слушателей мотивы той стороны реальности, что по обыкновению так скрытны от посторонних органов чувств. Некоторое время помолчав, он огласил о начале рассказа.

– Поместье Блекхоул. Именно о нем пойдет мое следующее повествование, а вернее сказать, о сумрачных обитателях этого как поговаривают жители окрестных деревень проклятого места. Увы, я не смогу указать вам точное месторасположение поместья или характерные черты тех лесов и проселков, проходимость дорог, численность волков и медведей. Ведь находясь в замкнутом экипаже, кучером которого был седовласый старик носивший имя Сэмуэль, он же и проводник, любитель выпить местного клюквенного вина, он и, в общем, то и я, стали свидетелями и пленниками неестественного тумана. В курильнях Лондона не так душно и зябко всем органам чувств одновременно, эта пелена словно живой стеной пронизывала всё, что попадалось ей на пути. Туман взвивался вверх, касаясь самых высоких ветвей деревьев, башней, пытаясь достать до небес. Но был ли он, так страшен, как я описываю? О да, внутри него день стал ночью, и будто был ниспослан злыми духами. Мой храбрый кучер был спокоен, должно быть он родился в этих местах или, уснув под тяжестью алкоголя правил, куда глядят его закрытые веки. Заблудиться мы просто не могли, потому что видно не было практически ничего, мы ослепли под неведомой силой призрака.

Я стал медленно, но верно засыпать, туман, тонкими струйками начал проникать в карету, а затем и в мои легкие, ослабляя меня и погружая в вечный сон. Тяжело дыша, я пытался сопротивляться. Но лишь молитва спасла меня, и, дойдя до строчки – “Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы…”, лошади остановились, врывшись копытами в землю, поднимаясь на дыбы и источая неистовый страх. С псалмом на устах я кое-как выкарабкался из экипажа, который от такой встряски готов был рассыпаться на части. Упав на острый гравий, я глубоко выдохнул, как никогда в жизни и произнес последнее – “…и явлю ему спасение Мое”. И сквозь туман, я смог различить угловатое черное строение. Среди безжизненных лесов, найти человеческое жилище было большой удачей, так я подумал, поверив своим глазам. Проверив состояние моего многострадального проводника, я был рад и в то же время огорчен тем фактом, что он спал, мне даже не нужно было обнаруживать пульс, лишь по тому, как его седые космы возле ноздрей взлетали вверх и снова опускались на морщинистый нос, я осознал, что бояться за его жизнь мне не следует. Я попытался утихомирить лошадей, но безуспешно. Постепенно стали зажигаться огни окон, и мне ничего не оставалось, как пойти туда, где я как думал, обитала жизнь.

Сквозь растворяющуюся дымку зловещих испарений, я не заметил, как ударился лбом об дверь старого поместья. Постучал три раза. И словно по мановению чьей-то незримой руки, дверь отворилась, не издав ни единого звука. Но зловещий шепот кружил вокруг, не одного человека, нет, а множество голосов вторили в унисон между собой, и тогда дрожь скользнула по моему телу. Немного помедлив, я всё же смог шагнуть через порог и моему взору предстало не то, что я ожидал увидеть.

В холле поместья Блекхоул оказалось более десяти человек, они были настолько похожи, насколько различны. Должно быть хозяин дома, высокий стройный мужчина в костюме и в хорошем расположении духа стоял, словно статуя возле своей жены, немного вульгарной дамы в багровом платье и с сияющей пугающей улыбкой. Многочисленные гости однообразны, больше напоминали толпу. Слуги в черных платьях и с белыми фартуками и шапочками, отнюдь не были столь счастливы, глаза прозрачные как слезы, помутнели от мук, что убивали их изнутри. Их страдания передались мне, я наполнился неисчерпаемой тоской и те улыбки, жесты приветствия казались мне уродливо фальшивыми. Но всё же я представился и, подойдя к хозяину дома, пожал его невозможно холодную руку. Шепот стал усиливаться, теперь уже сотни голосов эхом раздавались в душе моей и по стенам столь гостеприимного поместья.

Я попытался влиться в происходящее, но все попытки были четны. Убранство завораживало меня, столь изящного антуража мне не доводилось видеть, должно быть, глаза мне не лукавили, еще тогда меня не было и в помине. Но за всей этой роскошью скрывалось что-то темное, они наблюдали за мной, за каждым моим шагом. Затем я заметил, что холл освещен свечами, но фигуры людей не отбрасывали тени, но я не придал этому особого значенья, игра света, не более того, подумал я. Но вскоре произошло то, что потрясло меня и ужаснуло, смириться с этим я уже не смог.

Женщина в багровом платье и с белым, как мрамор лицом поднесла ко мне и протянула бокал на тонкой ножке с резными узорами. В бокале находилось что-то красное. И я по-христиански перекрестил сосуд. В один миг все люди, вещи, утварь, свечи, туманом растворились, и поместье погрузилось во тьму.

А дальше мои воспоминания размыты. Но точно можно предположить, что я с быстротой эльфийской стрелы выбежал из поместья Блекхоул, вскочил на место кучера и направился куда угодно лишь бы подальше от этого места. И, безусловно, мои молитвы были услышаны, через несколько часов езды, туман стал рассеиваться, и показалась деревушка, название которой я не в силах был запомнить. Именно там мне рассказали о поместье Блекхоул. Но подробности столь ужасны, что я не буду даже намекать об этом, но скажу только одно, там злом пропитан даже воздух.

Вольф открыл глаза, когда-то закрытые ночью, теперь слепли от утреннего света. Словно на миг он уснул, но эта секунда не придала ему сил, не успокоила сердце, терзаемое вечным чувством, будто бы он и вовсе не погружался в мир сновидений, а был, одолеваем бессонницей. Но, не смотря на это, всё же произошло одно так ожидаемое, но на время забытое недоразумение, у юноши снова заболели ноги и словно раскаленные иглы снова вонзились в его стопы, а колени ныли от усталой боли, от которой хочется смеяться или рыдать. Приступы становились опаснее и невыносимее, сжав рукоятки кресла, он стиснул зубы, только бы не закричать, не выдать свой недуг. В душе образовывались ужасные мысли, мысли о смерти, так часто посещавшие его, но во мраке неизбежной всепоглощающей агонии, Вольф увидел образ той, для которой необходимо жить, он представил Адель, она улыбалась ему, обняла его больное тело, делясь теплом, смогла унять боль, что постепенно начала стихать. Чувство полета, неизмеримая жизнью усталость и безмолвное покорение судьбе, вот что ощущал юноша, сидящий в кресле, всматриваясь вдаль бесконечного неба, пытаясь найти в нем просвет вышнего мира.

Неизвестно сколько прошло часов, прежде чем Вольф Фламель смог прийти в себя, вернуться в реальность прежним человеком. Но определенно точно, он не желал сидеть, сложа руки. Он тяжело поднялся с кресла, ожидая скорого падения, но устоял. Внизу был слышан мужской голос, рассказывающий что-то тишине утреннего замка. И словно оживший голем по приказу алхимика, он вышел из комнаты, бледный, с растрепанными волосами и в мятой одежде. Бесшумно ступая по ступеням лестницы, ни разу не взглянув в сторону людей затаившихся в ожидании развязки, всё объясняющего финала.

Повеяло прохладой и свежестью смешанного леса, замок был позади, грозным монолитом возвещал о стремлении в познании формы и фактуры, готического и викторианского мироощущения, впоследствии отраженные художниками и скульптурами. Но лес, как творение Бога, куда более величественен и неповторим, и в нем так легко скрыться от посторонних любопытных глаз. Вольф, ведомый тенью собственных вопросов, погрузился в мир древ, переживших множество поколений, тогда он искал смерть, но сейчас вкусив амброзию, что зовется любовью, он искал самого себя, запутавшись рассудком. Немного погодя силы и вовсе покинули его, однообразное зримое пространство мутнело, словно когда в чистую прозрачную воду примешивается темный вязкий ил. Бессонница ясно давала о себе знать, и страх, возвысился над всеми его чувствами, лишь одна мысль, о том, что та боль, снова вернется, что было недопустимо особенно сейчас, когда так нужно жить, он обязан любить, но будет ли он любим, этого юноша не знал. Может быть, поэтому он так яростно желал поверить в сон, или в реальность, настолько противоречивую, что та кажется вымыслом, но он верил в нее. Упав на колени и зарывшись кистями рук в землю, Вольф пытался принять облик волка; ради исцеления, не зная как, пытался сконцентрироваться, направить душу лишь на одну мысль, он даже зарычал. Но внезапно, тонкий, мелодичный женский голос прервал его мучения.

– С вами всё в порядке? – спросила женщина в коричневом платье гувернантки и корзиной в руке. – У вас кровь!

И вправду, из носа Вольфа капала свежая кровь, глаза его были усталыми и с игривой каплей безумия, сознанием он пришел в себя, но его тело, по-прежнему лихорадочно изгибалось в судорогах, изображение мерцало отдельными вспышками, он попытался что-либо сказать, но с его губ слетел только невнятный загробный шепот.

Женщина с плетеной корзиной приблизилась к нему, юноша ощутил, как она коснулась его плеча, затем до шеи проверяя пульс, всё время пристально глядя ему в глаза. Она будто что-то обдумывала, решала, а затем произнесла.

– Оставайтесь здесь, и не шевелитесь. Я приведу доктора, только дождитесь. – и она побежала в сторону замка, постепенно ее шаги становились все тише и тише, пока вовсе не стало так тихо, что можно было услышать блаженное дуновение белоснежных перьев на безупречных ангельских крыльях.

Но вместо этого, он услышал пронзительный и душераздирающий волчий вой в мгновении ока разбудивший весь лес. Затем, ослепленный неведомой ему доколе жаждой, одержимой несвойственной человеку идеей он кинулся назад, туда, куда ушла та женщина. В пути Вольф успевал рассматривать лишь отдельные, короткие картины, художник которых, за несколько секунд разочаровался в одном их существовании, и уничтожал, как недостойную пародию этого мира. Чем дальше он углублялся в будущее, тем ужаснее становились гравюры происходящего, созерцаемые его душой с помощью глаз. Он видел сумрачный лес, которого словно мечи пронзали насквозь тусклые солнечные лучи, если посмотреть в них, то можно было увидеть миллионы пылинок напоминающих крохотных фей. И среди потрескавшихся стволов деревьев, скользнуло что-то белое, телесное привидение или злой дух, зверь, иллюзия как остаток незапечатанной фантазии. Последующая картина поразила юношу до глубины души, и только тогда по велению совести он смог в полной мере осознать трагедию, разворачивающуюся на его глазах. Он увидел распростертую на земле поросшей густой травой женщину, ту, что побежала за помощью, ее образ преобразился, теперь она была в крови, теперь помощь была нужна ей. И не задумываясь, Вольф берет ее на руки и ведомый силой воли, несет женщину к замку. Перед ним бледное лицо, на губах еще осталась эмоция ужаса, былая жизнь постепенно покидала это хрупкое тело.

Но путь юного Вольфа оказался недолог. Перед ним, а вернее сказать, внезапно его окружили суетливые люди, искавшие и нашедшие не то, что ожидали.

– Господи, что произошло с Марианной! – почти вскрикнула Сильвия Драмурр.

– Расступитесь, дайте взглянуть. – сказал Томас Свит подойдя в плотную к потерпевшей, он медленно прощупал пульс и осмотрев ее заявил. – Сильно разодрана левая нога, нужно немедленно перевязать и сию же минуту отправить к лекарю. Джеймс, Стивен, отнесите Марианну в мой экипаж и дайте распоряжение отвезти ее к доктору по имени Карл Свер, проживающий в доме возле озера Альнос. И аккуратнее!

– Но когда она сможет прийти в себя, Томас? – спросила Сильвия.

– У нее сильный обморок, от боли, что она испытала, думаю через несколько дней. Проговорил Свит. – Нужно не терять ни минуты, поторопитесь!

Вольф стоял на месте, словно его живьем закопали в промокшую от утренней росы землю. Он смог лишь поднять свои руки и посмотреть на них, они были красными и бледными, и казались правдивее любого доказательства. После того как братья бережно унесли служанку, Томас обратился к Вольфу.

– А теперь граф, мы ждем от вас объяснений.

Но юноша не ответил, а всё также не сводил глаз со своих рук.

– Какие глупости Томас. Посмотрите как он напуган. – сказал Артур обращаясь к Свиту. – Марианну покусал волк, и в этом, заметь, лишь наша вина, в том, что мы не заметили поблизости столь кровожадного зверя. Слава Богу, всё обошлось несколькими укусами.

– Вы сделали это, отвечайте! – почти прокричал Томас, впиваясь взглядом в юношу.

– Я не могу… – тяжело дыша и дрожа, пробубнил Вольф.

– Оборотень. – сказал Томас рукой указывая на Вольфа Фламеля.

Сильвия Драмурр закрыла лицо руками, а Артур хотел тут же протестовать, но обвинение звучало чудовищно, он ничего не смог сказать в защиту. Томас Свит был непреклонен.

– Вы совершили преступление против невинного человека, и должны будете понести наказание по всей строгости закона. И вы не человек, вы зверь. Слышите меня?

– Прекратите. – прошептал Вольф.

– Вам не нравятся мои слова, несущие в себе правду… – недоговорил Свит, его следующую речь оборвало то, что уже никто не ожидал, и еще долгое время никто не мог поверить в это, лишь глаза подтвердили реальность иллюзии.

Прозвучал волчий вой, словно первая скрипка в оркестре зачала жизнь произведения музыканта. Четверо обернулись в ту сторону, откуда донесся столь вон выходящее действо. Затем всё произошло так быстро, что никто, никакое перо в мире не способно описать случившееся. А произошло вот что: из-за деревьев вышла волчица с белой густой шерстью, ее глаза светились, во всем ее облике читалась неописуемая магнетическая сила. Секунда. И она исчезла, показавшись лишь на миг, врастя в недоверчивых людях раздор и смятение.

Глава IV

Безупречны думы провидца, а тем более знатока истин, они бы не смогли так безропотно терпеть противоречия зримого и незримого, сокрытого, и без скорби ощущать обоснованное поражение. И может быть всеми известный мистик Томас Свит, на мгновение, оступившись, на мгновение чуть было не пал в пропасть материального мировоззрения, его что-то зацепило, не дало сгинуть в рамках обыденного мышления, нет, он еле-еле осязал тонкую нить, за которую он в силах еще держаться на плаву. Упрямство всегда было чертой его характера, к тому же он никогда не был человеком скромным и в особенности одиноким из-за нестандартных мыслей, но это слишком грубо сказано, конечно, ему встречаются люди близкие ему по духу, например семья Драмурр.

– Впредь пожалуйста научитесь слушать мнения людей, что вас окружают и заботятся о вашем благополучии. – сказала Сильвия Драмурр, идущая под руку с мужем. Они возвращались в полном составе в замок, окромя Адель, о ее срочных делах никто не ведал, Джеймс со Стивеном уже провожали карету с Марианной внутри.

– Это даже не обсуждается. – заявил Томас отмахнувшись.

– А вам Вольф нужно прийти в себя, да к тому же кто-то должен остаться в замке, пока нас не будет. – сказал Артур.

Несчастный юноша шел позади, словно обескровленный и обездушенный, словно шагал на высоте по тонкому канату, а люди там внизу, застыли и ждут, когда же он упадет, тем временем он остановился на середине пути, боясь сделать одно лишнее движение. Одна неудержимая мысль и он низвергнется в такое безумие, которое не являлось никому из ныне живущих. Но все же он подумал, первая мысль его прозвучала вслух.

– Адель. Она в опасности!

– Не волнуйтесь граф, в замке она полностью в безопасности. Тем более с нами Томас, с ним я и дракона, обильно изрыгающего огонь, не убоялся бы.

Князь со всей его простотой уловил лишь одну сторону слов произнесенных Вольфом, но иначе не могло и быть.

Следующие действа уже происходили в замке. Юноше преподнесли обильно смоченную ткань, тогда он смог смыть с себя кровь. Мужчины готовились к предстоящей охоте, должно быть с нетерпением ожидали так редко посещающие их безлюдные края развлечение, жестокое, несомненно, но в те недалекие времена было вполне обычным досугом людей обладавших приличным состоянием и свободным временем. Прочищались ружья, а более простая, свободная одежда вскоре должна была продемонстрировать все качества своих свойств. Нехитрые занятия увлекли джентльменов, они, позабыв о недавних событиях, так были заняты, что даже не задали юноше никаких обескураживающих вопросов, которые по обыкновению слетают с уст прокуроров. Но к великому несчастью средневековых инквизиторов Вольф Фламель готов был ко всему, ведь он сделал для себя вывод, и безоговорочное решение созрело в его очнувшейся душе после очередного потрясения настигшего так внезапно. И он по-прежнему понимал, что он болен.

Любовью? Зададим себе этот глубокомысленный или малодушный вопрос в конце повествования. Но думаю, ответ очевиден.

Адель тяжело дышала, прижав руку к груди, пыталась утихомирить томное сердце, которое будто не в силах больше томиться в плену ребер, готовое вырваться наружу. Ее шелковистые волосы спадали на глаза, мешая идти, каждое движение способствовало неутихающей усталости. Она тонкими пальчиками цеплялась за холодные стены замка, движимая несколькими простыми желаниями. И незаметно для нее самой, ее тело опустилось на удобное кресло, не элегантно, но это было не столь важно; убрав локоны с лица, она увидела рядом с собой Вольфа, и посей час не оторвавшего взора от своих уже чистых рук. Он бледен, его глаза покраснели и блистают, готовые в любую секунду испустить неисчерпаемый поток слез, брюки в засохшей земле, один вид его бросал в бездну обреченности.

Они молчали. Погрузившись в разные миры, в которых находилось по частице каждого из них. Забвение, то, уж слишком сладостным оно казалось, но, не отпустив, волокло по отвесным камням грез, невинные их души. Безмолвие оказалось недолгим.

– Вы снова печальны. Из-за меня ли сгустились над вами тучи? – произнесла Адель.

– Адель. – проговорил Вольф, оторвавшись от призрачной крови. – Я сокрушен, удручен, я сломлен, угнетен, больше так не могу, не могу скрывать, и я влюблен.

– Влюблен?

– В вас. Влюблен. – опустившись на колени говорил Вольф. – Я люблю вас Адель. Знаю, это звучит скоропостижно, нелепо и бесцеремонно, но иначе не могу я выразить, то, что чувствую к вам. И знаю, что если не сейчас, то никогда. Примите мое сердце.

Юная особа легко вздрогнула от услышанного, никто и никогда бы не заметил этого, она не ожидала и не надеялась, она мечтала, что однажды услышит столь судьбоносные слова. Она счастлива, ведь ее любовь к Вольфу оказалась взаимной. Ведь они знают друг друга дольше, чем он думает.

– Встаньте, граф, вам не подобает приклоняться предо мною. – сказала Адель пытаясь обуздать эмоции.

Вольф повиновался. И в этот миг в комнату входит Сильвия Драмурр, нарушив тем самым разыгравшуюся сцену.

– Адель, вот ты где, а мы всюду тебя обыскались.

– Я прогуливалась по саду, затем вернулась в замок, в общем всё как обычно. – сказала девушка вновь пряча в себе счастье. – А разве что-то случилось?

– О, дорогая, произошло то, что пострашней будет истории рассказанной нам Томасом… – и с этих слов Сильвия начала передавать во всех красках и подробностях про нападение волка на беззащитную Марианну. Адель выслушала матушку, изредка посматривая на Вольфа.

Когда Сильвия Драмурр закончила, и уже уходя, звала с собой дочь, Адель не противилась, а только подошла к юноше, трепетно, нежно, почти прикасаясь губами, произнесла возле него.

– И вы возьмите мое сердце.

Глава V

Бессмертие в нескольких словах, навеки станут, начертаны на скрижалях неискушенного любовью сердца. Так есть и так будет всегда. Ведя неустанные поиски счастья, разграбляя заросшие паутиной гробницы своей души, находим утешение в тех нескольких звуках, произнесенных устами ее, даже если имя той, бесследно увязло в топях памяти. И как хотелось бы вернуть то райское ни с чем несравнимое время, еще один раз прикоснуться к разыгравшимся сплетениям событий, вокруг двух похожих людей. Не возвратить, и, увы, не воскресить прошлое, забытое нами.

Замок вновь опустел, всякое движение в нем остановилось, жизнь замедлилась, а голоса стихли, и эта тишина провозгласила себя пророком неминуемой будущей бури, скрыться от которой не в силах было никому. Старинные часы в гостиной отсчитывали минуты, ускоряя механизм и почти беззвучно тикая, они оставались единственными верными свидетелями той бесконечной суеты, что царила возле них. Годами и десятилетиями они трезвонили полдень или наступление полночи. И в этот удачный раз, навострив все свои шестеренки, они могли подслушать разговор двух господ, расположившихся напротив греющего их души камина.

– Полагаю я совершил ошибку. Редко, но и мне свойственно преувеличивать. – сказал Томас облокотившись подбородком на руку, в позе мыслителя.

– Я знаю, Томас, знаю, что эти слова только для меня, и ты в них искренно не веришь. Если даже я не прав, то в тебе закралась частица сомнения. – произнес в ответ Артур.

– Боюсь, вы совершенно правы, отрицая мое словоблудие. Я не отступлюсь. – проговорил Свит устремив серые блеклые глаза в огонь, отчего они словно вспыхнули алым пламенем. – И я уверен, это только начало.

Перенесемся в другую часть замка и попробуем что-нибудь вытянуть из души Вольфа Фламеля, который был будто на грани сумасшествия, как впрочем, и все истинно любящие люди, тяготеющие запретным плодом страстей. Он одиноко стоял возле распахнутого окна своей комнаты, обдуваемый легким, всюду проникающим ветерком, его слегка отдавало здешним непрестанным холодом, юноша пылал, его температура неоднократно повысилась от неизвестной доколе ему болезни. Парил, содрогался с каждой очередной волной блаженства, ведь она любит его, Адель, ее невинные мысли направлены только на Вольфа, но что, что она могла разглядеть в нем, пока этот ненастный вопрос, еще пока не созрел в душе юноши, и будем надеяться, что и никогда не появится на свет. Находясь в оцепенении, как всегда происходит в начале, он просто-напросто наслаждался благоуханием дивного аромата девушки, который должно быть никогда не покинет стены замка; словно парфюмер, нашедший тринадцатую ноту, безмятежно плыл по сотворенному им миру, пытаясь сохранить дивные очертания девы, образ, нестираемый из памяти, дивный силуэт освященный святым духом ангела. Он невыносимо желал познать ее, так ли схожи их мысли как он думает, какие книги и авторов она предпочитает благословлять своим чтением, какую музыку она любит обожествлять, и каких людей она желает вразумлять. Вольф хотел нежно, словно дорогой фарфор взять ее руку и разглядеть, чтобы затем запомнить каждую линию ее прекрасной ручки, он желал поближе посмотреть ей в глаза, попытаться найти в них другой еле заметный затаившийся цвет, оттенок. Размышления чисты, когда в них нет греха.

Так могло бы продолжаться вечно, или, по крайней мере, жизнь длиною в судьбу, но так ли высоки чувства новорожденного романтика, покажут поступки, свершатся неумышленно, ведь сердце, иногда, управляет нами. Особенно молодой человек, смотрящий туда, где не бывал простой смертный, туда, где он полностью свободен, там, где каждый его вдох имеет смысл, в это мгновение он гостем приходился в сказочной стране, в которой теперь живут лишь единицы. Но одна непонятная, горькая нить сознания раскалывала надвое его представление о видении. Всё его естество бесцеремонно отвергало ту мысль, что та волчица – Адель, или он сам кровожадный зверь, которого неустанно мучает голод, а может быть всё это сон, или плод его больного воображения; он не знал. И готов был поверить во что угодно, лишь бы его новая жизнь, не стала ускользать, какой бы она ни была, лишь бы Адель была рядом и в безопасности.

Внезапно в душе Вольфа сверкнула одна фраза, произнесенная совсем недавно. Смысл ее остался крайне непонятным, туманным для юноши, и тогда он, захлопнув ставни, выходит из комнаты. Не успев и сделать несколько шагов, он к лицу с лицом натыкается на Артура, не спеша идущего в направлении своей спальни.

– Доброй ночи. Вы не подскажите, в какой части замка может находиться Томас Свит? – произнес Вольф так быстро, что князь не сразу ответил на заданный вопрос.

– В гостиной. Да, он точно там. – сказал Артур.

И Вольф соскочил с места, и лишь лестница отделяла его от назначенного места. Он нетерпелив, как художник испытывающий вдохновение, готов тут же воплотить свой замысел в жизнь, и если не свершится творение в ту же секунду, то это не произойдет никогда.

– Что вы имели ввиду сказав – она не та за кого себя выдает? – проговорил Вольф ворвавшись в гостиную словно ветер.

Томас, перемешивающий кочергой красные раскаленные угли в камине, повернулся и как всегда невозмутимым голосом сказал.

– Всё довольно просто, граф. Я хотел сказать, что наша прекрасная Адель замкнута и необщительна, поэтому представьте, как богат ее внутренний мир, если вы однажды заслужите ее доверие, то мадмуазель покажется вам с другой стороны. Каков ключ к ее кроткому сердцу, я, увы, сказать не могу.

– И это всё?

– Смотря что именно вы желали услышать. – сказал Томас. – А, я, кажется, начинаю догадываться. Вы думаете, я тоже неравнодушен к дочери моего друга? Бросьте, это же смешно, Вольф, какие мои годы соперничать с вами.

– Спасибо, я услышал достаточно.

– Подождите. Боюсь еще не всё. И далее последуют мои искрение извинения за сегодняшнее поведение, я слишком нетерпелив в выводах и суждениях, и поэтому из меня не вышел прилежный рассудительный сыщик. – проговорил Свит садясь в кресло возле камина. – Вы, должно быть, думаете, что тот волк как то связан с вами, он вас преследует, но это не так, тот зверь еще до вас рыскал в здешних лесах, однако держался на относительном расстоянии от замка, а теперь…

– Доброй ночи. – перебил Вольф речь Свита и поднялся по лестнице в свою комнату, больше он ничего не желал слышать. Его загадки и доводы рухнули, и теперь, теперь нужно было искать иные объяснения происходящих цепей необъяснимых событий.

Вольф замер на середине комнаты и размышлял. Сумерки опустились на замок и, проникнув в спальню юноши, погрузили ее в непроглядную тьму. Стало тихо. Будто единство живого и неживого, занялись одним сакральным действом. Юноша осмелев, осознал, что нет оборотней. А есть Адель, и он сделает всё возможное, чтобы она была счастлива. Смирившись с этой мыслью Вольф лег на кровать, пытаясь заснуть, но бессонница не дала ему того покоя, что дарует крепкий сон, лишь на несколько часов, показавшиеся ему минутами, он погрузился в мир сновидений.

Адель тем временем, находясь возле своего туалетного столика, пристально всматривалась в овальное зеркало, пытаясь обнаружить метаморфозы в ее лице, или что-то инородное, не свойственное реальности, как бы то ни было, ее ожидало разочарование. С таким бесспорно отрешенным настроем, она уснула в кровати, пророча, то, что завтра всё будет иначе.

Глава VI

“Сновидения сплетались одно с другим,

ангел там был, защитник херувим.

Стерег тот страж ворота в рай,

древо жизни и весь небесный край”.

Рассказ далее мной повествуемый будет изрядно отличаться от всех предыдущих мистических изысканий прошлого. Канул в Лету, шепот тех блаженных лет, и предки прахом стали, передающие мысли из поколения в поколение, не обрывая цепь необъяснимых событий. Романтикой будут пронизаны мои слова, но, по крайней мере, я так считаю. Итак. Речь моя пойдет о моем старом друге, который благоприятно проживал в пригороде Лондона. Почему я говорю в прошедшем времени? Всё просто, ведь он уже давно покоится с миром на одном из местных кладбищ, надеюсь, он нашел тот покой, который так неусердно, но всё же искал. И почему я говорю без доли сожаления, ответ также прост, старик Мэтьюс прожил долгую и не сомневаюсь счастливую жизнь. Он не отличался серьезностью, успешностью, находчивостью, жизнерадостностью, при всем этом Мэтьюс обладал поразительным даром, и скоро вы поймете каким.

Однажды узнав о смерти его любимой жены, я, позабыв обо всех своих делах, закрыв всю бумажную волокиту и отменив все так надоевшие мне встречи, немедленно отправился к Мэтьюсу, дабы узнать о его самочувствии. Первым же поездом я выехал навстречу туманному Альбиону. Но что-то не давало мне покоя, я будто предчувствовал неладное, готовое случиться в любой день. Всю нескончаемую, как мне казалось дорогу, я находился в глубоких раздумьях. Я долгое время сидел, всматриваясь в дождевые капли, стекающие вниз, сравнивая их с жизнью человека, дивился быстроте их падения. Искренне надеясь, что старина Мэтьюс окажется, несломлен утратой близкого человека, как душевно, так и физически.

Поезд начал постепенно убавлять ход, и тогда я отчетливо осознал, что мой путь окончен и мне воистину стало легче. Я вышел на нужной мне станции, как полагается, был встречен лондонским дождем, крупные капли катились по моей шляпе. К счастью я не позабыл взять с собой плащ, впоследствии не позволивший мне полностью промокнуть. Погода способствовала моему быстродействию, поэтому, даже не спросив цену, я нанял экипаж, который благополучно доставил меня до особняка, моего как я полагал опечаленного друга. Признаюсь честно, я мало любовался теми пейзажами, что представлялись неискушенному моему взору. Мои мысли были направлены в иное русло.

На пороге меня как подобает, встретил дворецкий. Его имя не так важно, и поэтому буду звать его просто дворецкий. Его роль в этой истории, безусловно, очень важна, ведь это он рассказал мне то, что старина Мэтьюс не отважился произнести. От дворецкого я узнал, что господина нет, не будет еще несколько часов. Впустив меня как долгожданного гостя, я, наконец, смог согреться и мог снять ботинки пропитанные влагой. И в минуты ожидания, дворецкий начал рассказывать о муках Мэтьюса, а точнее о том, как он бедняга пережил то внезапно свалившееся на него горе. К моему глубочайшему удивлению он оказался довольно разговорчив. Дворецкий поведал, о том, что супруга Мэтьюса умерла от болезни, делающей человека слабым, болезнь эта словно высосала из нее всю жизнь, но она не мучилась, а лишь однажды не проснулась. После чего верный вдовец находился в опустошении несколько недель. Ведь его словно лишили той части, что наполняет жизнь радостью и счастливыми мгновениями. Вся душа Мэтьюса наполнилась лишь одними воспоминаниями, открыв книгу, он вернулся на ту главу, где еще присутствовала неизвестность, но ожидание казалось не таким долгим как раньше. Вскоре старик наполнился любовью, или вдохновением, или божественной благодатью, фразеология не столь важна, а то, во что и как это вылилось. Фениксом, воскреснув из пепла, он начал творить, очень даже интересным способом. Мэтьюс стал создавать скульптуры, и материалом ему служил довольно экзотический и экстравагантный, самый обычный лед. Ему привозили его глыбами, аккуратно вырезанного, кое-где с замершим снегом внутри, он как художник, с помощью зубила и деревянного молотка создавал удивительные композиции. Волновало ли его, что скульптуры весной растают, став водой, а затем и вовсе испарятся, думаю, нет, не особо. Целыми днями он проводил в саду, изнуряя себя творчеством, выплескивая из себя все замыслы, постепенно становившиеся реальными. Дворецкий так и не смог вспомнить, на что были похожи работы старика, но лишь одна так отчетливо врезалась ему в память. Та последняя скульптура, завершившая череду потока его вдохновения, то была фигура девушки в полный рост с маленьким цветком в волосах, ставшая впоследствии супругой Мэтьюса, его второй половиной.

Выпив несколько чашек восхитительно приготовленного кофе, ожидание вскоре утомило меня, и дворецкий, усмотрев мои намерения, решает пойти ва-банк и предлагает мне пройтись по саду, славящегося на всю округу. Долгий путь в сидячем положении повлиял не лучшим способом на мои конечности, поэтому грешно было отказываться от такого заманчивого предложения.

И впрямь сад оказался довольно красивым, но дождь по-прежнему ухудшал всякое впечатление, все деревья и аккуратно подстриженные кусты казались мокрыми собаками, а трава стала скользкой и опасной для передвижения. Как только я раскрыл зонт, меня окликнул человек. Обернувшись, я, разглядел в нем старика Мэтьюса. Он медленно приближался ко мне, сжимая и опираясь правой рукой на трость, левой он снял шляпу и поприветствовал меня.

– Здравствуй Томас, сколько лет, сколько зим. Я искренне рад твоему приезду. – произнес он.

– Доброго вечера Мэтьюс. Но боюсь я приехал с соболезнованиями. – сказал я.

– Не будем об этом, хотя бы сегодня. – ответил старик. – Давай-ка я покажу тебе то, что все так желают увидеть.

– И что же это?

Старик только посмотрел на меня глазами младенца и повел вглубь сада, туда, куда уже не вели тропы из гравия. В тот нетронутый магический уголок, где люди, будто сознательно оставляют всё как есть и не мешают существам, что там обитают. В саду Мэтьюса находилась престранная необычность или чудо, не что иное, как чудо. Там я увидел скульптуру, ту самую девушку с цветком в волосах, она стояла на невысоком постаменте, кротко убрав руки за спину, опустив немного голову вниз, казалось, она вот-вот покраснеет, наверное, как тогда, во время признания Мэтьюса в любви к ней. Но она была изо льда. Я был дико озадачен, ведь повсюду правит лето, прохладное, но всё же лето и в моей душе никак не укладывался этот странный факт. Я был моложе, поэтому во мне взросли плоды сомнения. Сначала я подумал, что это мутное стекло. Но дотронувшись, я ощутил холод. Тогда я спросил Мэтьюса, как такое вообще может быть. И он ответил.

– Видишь Томас, как дождевые капли падают на нее, они теплые, протяни руку и ты поймешь, к чему я клоню. Она не смотря ни на что, не тает. Многие приходили ко мне и дивились, многие не верили. Вопреки чужим суждениям, я думаю, что Господь этим утешает меня, спасает от уныния. Теперь я каждый оставшийся день могу смотреть на нее и хранить надежду о том, что мы скоро встретимся.

В тот самый вечер мы больше не говорили о скульптуре в саду. Ведь я всегда знал, что любой человек, который творит, всегда запечатлевает частицу своей души в свое творение. Так и произошло со стариной Мэтьюсом. Еще долгие годы люди будут говорить о старике создавшего лед не способного таять; его называли алхимиком и даже магом. Но все слухи развеялись, как только старик умер, а вместе с ним девушка с цветком в волосах растаяла и вскоре испарилась, не оставив после себя и следа. Значит, они встретились.

– Какая замечательная история, Томас. – сказала Сильвия Драмурр с явным восхищением.

– Благодарю. Но на этом мне придется прерваться. – произнес Свит надевая дорожный плащ и беря ружье. – Уже достаточно рассвело, и мы сможем в сумраке леса распознать хотя бы что-нибудь.

– Не что-нибудь, а волка, надеюсь удача нам будет сопутствовать и впредь. – сказал Артур Драмурр.

Четверо джентльменов с ружьями наперевес, никто иные как Томас, князь, и его сыновья вышли из замка, с неприкрытой уверенностью и самообладанием.

– Не беспокойся Сильвия, к вечеру мы, думаю, вернемся. Приглядывай за Адель, что-то у нее нездоровый вид. – проговорил Артур на прощанье.

И они бесшумно. Словно призраки, скрылись в листве деревьев. Лес постепенно поглотил охотников, впустил в свое темное царство блуждающих огоньков.

Вольф тем временем, не сомкнув глаз, всю ночь пролежал на кровати, вызывая в себе все симптомы сна. Создавал иллюзию недосягаемого покоя, обременяя себя запредельными мечтами, словно ребенок надеялся на лучшее. Вскоре его состояние омрачилось, как только он начал думать о тех необъяснимых феноменах, безудержно врезающихся в его жизнь, изменяя до неузнаваемости, когда-то однообразную жизнь, но так ли это? Сколько нужно смотреть, чтобы увидеть, сколько необходимо думать, для того, чтобы понять – так он ходил по замкнутому кругу, возвращая себя каждый раз в начало. Будто открывал глаза, их щепало, они казались уставшими, изголодавшимися, убирая волосы со лба и видя себя сквозь призму обогащенного воображением внутренним зрением, спрашивал, а моя ли это жизнь, в которой я живу? Потому что представления, когда не сходятся с действительностью, отвергаются нами, как нечто чужеродное. И поэтому, иногда он просто не узнавал себя, каким он никогда уже не был, таким образом, подсознательно воплощается в жизнь та мысль, что это сон, а значит, я могу делать всё что пожелаю, и быть кем угодно. Или в нем открылись те некогда спящие стороны души, словно приготовленные ради определенного момента. Он не мог найти ответ, опоры, даже если бы перечитал все книги мира, не смог бы разгадать загадку своей уникальной души, как впрочем, и каждый человек.

Вот если бы Адель поднялась по лестнице, узнала бы хотя бы малую часть того мира, ах если бы она знала, но увы, терзаемая или одухотворенная тем новым испытанием для нее немой и чувственной, не знающей коварства и лжи любовью, всё с теми же опасениями. Они похожи. Они влюблены, и может быть, поэтому Адель постучалась в дверь юноши.

– Входите. – произнес Вольф пробудившись от нежданного звука.

Девушка лишь приоткрыла дверь, одним глазом осмотрела комнату и вошла скромно, без напыщенности и резкости.

– Я пришла сказать, что мой отец, братья и Томас, уже ушли.

– И это всё?

– Нет. Еще. Еще я хотела повидать вас.

– Так садитесь, Адель, я как раз тоже хотел видеть вас и поговорить с вами.

Севши на край постели, Адель мысленно защищалась, но в то же время, это противоборство было желанным. Вольф ощутил на себе ее тепло, их разделяло несколько десятков сантиметров, он явственно ощущал ту ауру, что словно обволакивала девушку. Она выглядела болезненно усталой, чересчур бледной и немного высохшей, она будто теряла цвет, жизнь каплей за каплей уходила из нее.

– Вы о вчерашних поспешных признаниях? Но разве возможно держать, скрывать в себе любовь. – сказала Адель.

– Любовь вне времени. – произнес Вольф. – Я люблю вас, Адель, это никто не сможет во мне опровергнуть, но честен ли я с вами, способны ли вы доверять мне, незнакомцу. Ведь я другой. Мне не знакомы те слова, что я произнес вам.

– Может потому что раньше никого так не любили.

– Да, думаю, вы правы. В вашем обществе я меняю обличье.

Руки девушки задрожали, а губы сжались, казалось, она в любую секунду была готова опрокинуться назад.

– Вам срочно нужно на свежий воздух. – вставая сказал Вольф. Он аккуратно, со всей нежностью обхватывает рукой талию Адель и неторопливо ведет ее за пределы стен замка. Девушка, положив голову на плечо юноши, безмолвно повинуется ему, она, будто безвольно ступала по воздуху, с каждым проделанным движением теряя силы.

Их взору открылся дивный вид. Всегда мрачный и темный лес теперь спал, преобразился до неузнаваемости. Деревья, обнажив свои кроны, неведомым и бесчисленным войском стояли, блистая доспехами. Виновницей во всем этом многообразии красок стало солнце, расщепляя серое небо, оно освещало пару двух влюбленных, даря тем немного тепла и света.

– Вам лучше? – спросил Вольф.

– Об этом я могла только мечтать. – Адель взяла в свою десницу руку юноши. – А еще я представляла наше венчание, как родители обрадуются и не станут препятствовать нашему союзу, мы станем еще счастливее, я вижу наших детей, здоровые и любящих нас, и так мы проживем всю оставшуюся жизнь. Вы когда-нибудь думали об этом?

– И не мечтал. – сказал Вольф. – Всё то, что вы сказали, возможно, я знаю точно и желаю всем сердцем, чтобы наша жизнь стала именно такой. Адель?

Но она его уже не слышала, теряя сознание, девушка начала медленно падать и тогда Вольф подхватил ее, стал говорить что-то невнятное, он растерялся, и то мечтательное настроение в одно мгновение улетучилось, просто испарилось. Не задумываясь, он внес ее в замок, затем положив на диван с резными составляющими, прикоснулся к ее запястью, сердце с короткими перерывами билось, но время для нее останавливалось.

А дальше всё произошло так быстро, что Вольф объятый отчаянием, лишь мог бездейственно созерцать происходящее. Сквозь туманною пелену рассудка он видел как Сильвия Драмурр, различив лежащую почти бездыханную дочь, сразу зовет на помощь слуг, они прибегают и уносят Адель в карету, а затем ее увозят в неизвестном для юноши направлении. Он кричал, вопил, но никто не мог ему ответить, помочь, словно попав в ужасный кошмар, безмолвно стенал. Закрывал лицо руками, представлял иное, что с Адель всё в порядке, убрав руки вновь всё те же серые стены, погружавшие во мрак, всё стало пустынным и безжизненным. Голоса звучали со всех сторон, и они заглушали его собственный голос. Словно землетрясение сотрясало его душу, он желал только видеть, и видел, то, что желал.

Затем всё стихло, когда рука Сильвии опустились на плечо юноши. С добротой в голосе она произнесла.

– Не волнуйтесь, она поправится.

– Чем она больна? – только и смог выговорить Вольф.

– Я точно не могу сказать. Но в кабинете Артура есть записи о болезни Адель.

Больше Вольфу ничего не нужно было. Он как умалишенный направился в личные апартаменты князя. В ту загадочную башню, где совершаются злодейства, прячутся сокровища и в стенах обитают скелеты. Словно дух минувших дней, он тяжело и прерывисто дышал, блуждал по коридору, пугаясь своей тени, он отворяет дверь, незапертую волею судьбы, и как человек боясь узнать правду, ищет ее. В помещении башни находился стол с грудами бумаги, старинные египетские урны, кельтские амулеты, и другие особенности ветхого быта и украшений. Лучи солнца, проникая сквозь единственное окно, будто указывали на нужное место, падая на стол. Вольф начал рассматривать каждый листок. И обнаруженное им поражало его. Ликантропия. Везде и всюду это слово.

– Так вот откуда они столько знают об этом. – шептал себе под нос юноша.

Вскоре Вольф обнаруживает описание болезни Адель, и узнанное им ужаснуло его и вверило в трепет пред ликом неопределенности.

Глава VII

“Блажен идущий, ведь он знает путь.

Блажен смотрящий, ведь он видит суть”.

Временами нам снятся сны; проснувшись, помним лишь отрывки которых, очень быстрые, мимолетные эпизоды, повторяющие окружающую нас действительность или это откровение, ниспосланное нам Всевышним, но если жизнь стала сном, а сновидение жизнью?

Вернемся к нашим охотникам, недавно вышедшим на след волка. Стоит уточнить, что ни один из них не обладает нужными для этого злодейского ремесла навыками и знаниями. Однако жажда правосудия служила им компасом, а уверенность в правильности деяний, лишь усугубляла тот неистовый порыв, ведомый в самую непроглядную глубь леса. Где каждый звук, как церковный орган, слышен за многие мили, где деревья, изнывая от холода, будто пытаются обняться друг с другом, превращаясь в подобие лабиринта. Там редко ступает нога человека, значит, столько неизвестности таит в себе скрытая фауна. Идя по следу зверя, они постоянно оборачивались, затаив дыхание почти не разговаривали, пробирались сквозь еле проходимый древесный строй. Что чувствовали они в эти минуты, сказать трудно, ведь они слишком сконцентрированы и напряжены, но вскоре вдалеке мелькнуло белое пятно, и доли секунды хватило им, чтобы сотворить вывод.

– Вы видели, там! – сказал один из братьев указывая на место где заметили волка.

Томас Свит ринулся вперед, держа ружье наготове. Тишина угнетала. С левой стороны что-то промелькнуло. Он обернулся, но никого не увидел. Присев осмотреть свежие следы, с точностью определил, что они волчьи. Вот только где зверь?

– Словно призрак. – проговорил Артур задыхаясь. – Нам следует попробовать окружить его.

– Если это дух, то наши дальнейшие действия бессмысленны, мой друг. Но к нашему счастью мы имеем дело с живым существом, которое совсем нас не боится. Может даже охотится на нас. – сказал Томас обращаясь к своим спутникам.

С бездонной, всепоглощающей душой, человек стоял, лишь в глубоком ожидании развязки, холодный воздух сотрясал усталым дыханием. Взгляд его направлен в пустоту, несколько застывших немых картин сменяли друг друга, вставая перед глазами, видевший всё, что возможно лицезреть в этом земном мире. Все чувства испытаны и страсти покорены им; тайны, их слишком много и раскрывая одну, другие рождаются, не похоронив первую.

– Вы замерзнете, Вольф, не лучше бы пойти в замок. – обратилась к нему Сильвия.

– Нет. Мне необходимо дождаться Артура и выяснить раз и навсегда. – сказал Вольф не сводя глаз с леса.

– Тогда вам придется долго ждать, зная своего мужа, неистовую упрямство Томаса, думаю их амбиции на неопределенное время задержат. – ответила Сильвия.

Но княгиня оказалась неправа, по крайней мере, частично. Четверо охотников несколько часов блуждали по сумрачному лесу, преследуя то ли волка, то ли духа; трое из них уже стали уверены, что им импонировал, ни кто иной, как страж леса. Неуловимость и быстрота зверя сбивала их с толку, приводила в ярость, в замешательство, и от их былого хладнокровия не осталось и следа. Начало холодать и их одежда, изрядно пропитанная потом, стала покрываться инеем, превращаясь в древесную кору по свойствам. И тут они увидели башню замка, возвышающуюся над вершинами древ, тогда-то они осознали, что всё время ходили кругами, лишь сначала увеличивали, а затем уменьшали радиус обхвата местности. Их ожидало разочарование и явное поражение, усталость давала о себе знать, мысли о теплом камине так и не давали покою. Охотникам ничего не оставалось, как пойти в сторону замка. Артур занервничал, потому не сразу огласил подобное решение, хорошо зная неугомонный нрав Томаса. Свит изрядно устав бегать, пытаясь не столкнуться со стволами деревьев, оказался не прочь прекратить эту затею, по крайней мере, на сегодня.

Развязка этой истории началась с того как мириады снежинок кружась и вальсируя в воздухе, падали с серых небес. Прекрасные и изящные, они, не зная своей уникальности, летели поодиночке, дабы затем стать одним целым, а упавшие нам на лица, бесследно растворятся, так и не познав любви. Когда это происходило, в эти секунды снежинки, стали спускаться парашютами, их танец стал медленным и должно быть романтичным; даже если они были одни без пары. Те мгновения, изменившие всю дальнейшую цепь событий, а скорее оборвали ее, надолго врежутся в память присутствовавших здесь людей, что играли свои роли в этом произведении.

Вольф, видит Артура Драмурра выходящего из леса, и других, он, кажется весел и нетерпелив, судя по шагу. Юноша нетерпеливо, не задумываясь, направляется к князю, готовясь задать ему несколько вопросов, об Адель. Все его мысли исходят лишь из вопросов, а чувства из ответов.

Артур тем временем смотрит в сторону супруги, ожидая от нее добрых слов и приветствий, но вместо этого он видит, как Сильвия правой рукой указывает в сторону леса, что-то неслышно крича. Князь растерянно оборачивается и видит белую волчицу, крадущуюся в их сторону. Затем он поднимает ружье, прицеливается и под истошный крик юноши…

– Не делайте этого!

Выстреливает.

Запах пороха смешивается с запахом смерти. Волчица падает на землю, покрытую тонким белым ковром, утробно завывая и не шевелясь.

Вольф со слезами на лице подбегает к волчице и, прикоснувшись к ее влажной шерсти, произносит со всей болью, осуждением и жалостью.

– Вы убили свою дочь!

– О чем вы, это какое-то безумие. – только и смог вымолвить Артур Драмурр.

– …Адель.

И это было последним именем и последним словом, которое произнес Вольф в своей жизни, потому что, не видя больше смысла, он принял единственное оставшееся решение, выбор, у всех на глазах, принял обличье черного волка, бесследно ушедшего в сумрачный лес.

Томас Свит, приготовив ружье, готов был выстрелить, но не сделал, то, что противоречило его совести.

– Разве это возможно? – дрожа, сказал Артур. – Томас, объясни мне. Как?

– Лишь Господь ведает. – ответил Томас с осознанием всей таинственности увиденного провидения, смысл которого был в исправлении человека. – Лишь Господь.

Эпилог

“Я видел сон, и он был краток”.

Сколько прошло с тех пор лет, месяцев, дней, ночей, мне теперь уже никогда не узнать. Уже давно сбившись со следа, живу звериной жизнью. Волком, я, бегу пытаясь обогнать ветер и унять ту боль, что разрушает во мне всё человеческое, пытаясь вырваться из темницы непроглядного и дремучего леса, но, сколько бы я не устремлялся вперед, я так и не достиг края. Часто валясь от усталости на землю, мой взор был по-прежнему прикован, туда, где должен был быть конец, и, отдохнув, снова продолжал бессмысленный бег. Со временем моя память придавалась забвению, и я уже не помню лиц, имен, но только одного человека, я до сих пор ощущаю рядом с собой. Ее, Адель. Я кричал это имя, но вместо этого из меня выходило дикое унылое завывание, нарушавшее ночами ту удушающую тишину. Здесь покой, во мне же, по-прежнему бушуют те ураганы, те угрызения совести и терзания души. Я знаю, я грешен, и нет мне прощения, мне было предоставлено много времени, чтобы покаяться, надеюсь, я ничего не утаил.

Я знаю, что умер еще тогда, когда впервые вышел за пределы родного поместья и ушел на верную смерть. Ныне я также бесцельно брел по лесу, всеми силами пытаясь убежать от самого себя, от той действительности, где у меня не было места, даже воспоминаний там нет. Но теперь у меня есть мечта, и я знаю, она точно исполнится. Тот выстрел он решил всё, он разрушил все мои безумные фантазии, грезы. Все эти годы я не был одинок, ведь со мной ее образ, ее голос, ее несбывшиеся мечты. О как тяжело вспоминать. Окромя воспоминаний у меня ничего больше не осталось.

Сколько прошло с тех пор лет, месяцев, дней и ночей, для волка это неважно. И однажды я ощутил, что скоро должен умереть, от старости, ведь волчья жизнь коротка, и может быть, поэтому я повернул назад, туда, откуда пришел. Наверное, я все-таки обогнал ветер, и, признав поражение, он всячески помогал мне, дуя в спину. Мое тело одряхлело, потеряв много сил, я бежал, и не было в мире быстрее существа.

Я успел. Моя шерсть поседела, глаза уже не сверкали во тьме, а душа человека уже устала бичевать себя, не переставая винить себя во всем, до самого конца. Окончить свой земной путь я вознамерился вблизи того самого замка, дабы в последний раз увидеть то место, где я когда-то встретил Адель, где полюбил ее и где мы мысленно уже были помолвлены. Место, где ее безжалостно убили, и эта сцена до сих пор стоит перед моими глазами.

Конец осени, с дождями, серым небом, редким солнцем и сонной атмосферой. Постепенно я покинул пределы леса, отыскав, наконец, тот недосягаемый край, а ведь он был совсем в другой стороне. И передо мной словно вырос из-под земли величественный готический замок, завораживающий своей таинственностью. Он всегда зрит вежливо и угрюмо. Теперь он казался черной скалой, в которой отныне живут лишь ожившие воспоминания. Как бы то ни было, ступая по сухим и мокрым листьям, я шел к месту, где произошло безумие, произошедшее рядом с входом в замок. Я уже представил, как лягу на то судьбоносное место и покину земной мир, в надежде обрести покой. Но моя смерть оказалась иной, чем я себе представлял.

На том клочке земли теперь стояла скамья, старая и покосившаяся. А на ней сидела женщина, ее волосы уже стали седеть отдельными прядями, согнувшись, она была окутана серым шерстяным одеялом, голова ее чуть наклонена вниз, руки обхватили друг друга на коленях. Для меня не было тайной, кто она. Я сразу узнал в ней Адель, сквозь перемены, время, и собственную ошибку, я узнал. И сквозь всю свою скорбь и печаль, я обрел счастье в один миг, маленький огонек, воспылавший в моем еле бившемся сердце. Мне оставались лишь минуты; несколько последних мгновений.

Подойдя к ней, я положил свою голову на ее руки. Но она не испугалась, безошибочно узнала, кто я. Она, кажется, хотела что-то произнести, но не смогла, вместо этого из ее уст послышались звуки приглушенного рыдания. Мы смотрели друг на друга, и тогда я увидел ее лицо, она практически не изменилась. Она прекрасна. Из наших уставших от слез глаз, текли потоки сверкающих капель, но не было в них той обжигающей соли. Силы стали покидать меня, волчьи конечности ослабли и больше не держались на земле, но я непрестанно смотрел на нее и во взгляде пытался выразить всю любовь, что жила во мне. Затем я прикрыл веки, будто заснул. Мне предстояло умереть, и в этот миг я был счастлив.

2009 – январь 2010гг.