Читать онлайн Тайга, море и немного таинственного бесплатно

Радужная бухта

Пыхтя и отдуваясь, два представителя расы человеков-исследователей – весь покрытый конопушками Васька девяти лет и его брат Петька двенадцати, у которого конопушки остались только на щеках и носу, наконец-то добрались до цели своего путешествия в эту часть острова – Радужной бухты. На карте она называлась как-то по-иному. Но живущие на острове люди, семья смотрителя маяка Рудакова, называли ее именно так: Радужная. Старший брат, Николай, бывал здесь, но объяснять младшим интересное название не стал. Только с отцом переглянулся и широко улыбнулся. Ну, а если старшие что-то не хотят объяснить, значит, надо выяснять самим.

Вышли мальчишки в поход едва утренняя заря начала разгонять ночную тьму. Путь на другую сторону острова был не столько длинным, сколько трудным. Сам остров величины небольшой, из двух потухших в стародавние времена вулканов состоит. Та сторона, что к морю Охотскому обращена, густо заросла разнотравьем да бамбуком Курильским. Ходить по таким зарослям крайне тяжело. Бамбук этот совсем не похож на тот, из которого на материке удилища делают. Стебли толщиной с карандаш, длина колена от листа до листа в полтора карандаша. И стелется по земле, образуя толстую подушку. Упругую и скользкую. А листья к тому же еще и порезать могут, если станешь за них хвататься, что бы ни сорваться со склона.

Но бамбуки не пугали мальчишек. Знали они звериные тропинки в его зарослях. Да и отцом изготовленные «мачете» помогали прорубаться сквозь хаотичное переплетение быстро растущих побегов. Охотская сторона острова была освоена малолетними землепроходцами довольно хорошо. Медведей они не боялись. Извел их отец еще когда первенец родился. Теперь в соседях у людей были только лисы, песцы и тюлени. Ну и птицы разные, земные и морские. А их детям опасаться нечего: не лезь руками «лисят погладить» не будешь искусанным хвостатой мамашей. И не придется тогда твоей мамаше тебя уколами пичкать для профилактики болезни поганой. Один только раз встретил смотритель маяка Максим Игоревич бешеную лису. Та шла, шатаясь и истекая пеной из пасти, и уже ничего перед собой не видя. Выстрел картечью прекратил ее мученья. После Максим сжег трупы лисы и ее мертвых лисят, а нору, отыскав все выходы из нее, залил соляркой и закопал. С тех далеких времен стал смотритель не только за маяком смотреть, но и за здоровьем лис и песцов приглядывать. Но больше больных зверьков не встречал.

Мальчишки устало опустились на траву. Легли на спины и уставились в синее небо. Не часто увидишь его на Курильских островах. День здесь обычно с густого тумана начинается. А вот сегодня – тумана нет, зато есть яркое, но не жаркое солнце, маленькие белые облачка в небе, песни жаворонков над головой и чувство счастья. Как прекрасно жить на белом свете!

Васька достал из кармана тряпицу с завернутым в нее небольшим куском серого хлеба. С хлебом у них на маяке трудно. Мать печет из последней муки. Плохо снабжать маячников начальники стали. Мальчишки слышали разговор взрослых, что на материке что-то начали перестраивать. Вот потому, видимо, тем перестраивателям и нет времени провиант на Курильские маяки завозить.

Васька, убери хлеб, увидев тряпицу в руках брата, приказал Петька. – Сейчас к воде спустимся, ракушек наберем, сварим и поедим.

Васька, вдохнув запах хлеба, завернул кусок и сунул в карман. В словах брата был немалый резон: щедра природа Курил, не даст с голоду пропасть. Ранней весной, как только снег растает, всякая съедобная трава вылезет. Потом птицы – чайки, бакланы, яйца отложат. Их отец с Николаем собирают. Не разрешают младшим рисковать. Мало того, что скалы, где птицы гнездятся, скользкие, так еще и пернатые свои гнезда защищают яростно, клюя похитителей, почем зря и куда попало. Но мальчишки тайком все-таки лазят за яйцами, разоряя те гнезда, до которых могут добраться. Следующей в полевом рационе идет рыба. Ловить на удочку мелочевку в многочисленных островных речках и ручьях им не интересно. Зимой еще можно на льду той речки посидеть, потаскать на заготовленную с осени кетовую икру кунжу. Зимой свежая рыбка в цене. А летом – в любой ручей лосось прет. Одной рыбины на двоих за глаза хватает. Ну, а осенью ягоды, грибы, орехи стланниковые. Можно и мяса добыть, подстрелив из рогатки совсем не пугливого рябчика. Одного на двоих.

Море же накормит всегда. Если не рыбой, то водорослями – морской капустой или морским виноградом. Последний можно есть сразу после извлечения из воды. Правда, безвкусный он, «виноград» этот. Но утолить голод, напихав его в желудок, можно. Еще возле берега водятся крабики. Размера небольшого, но вкусные! Особенно хороши они перед линькой, когда старый панцирь сбрасывают, а новый наращивают. Тогда в них больше вкусного белого мяса бывает. А еще есть ракушки: мидии, трубочники и самые вкусные, по мнению мальчишек – гребешки. Толстая белая мясистая «нога» соединяет верхнюю и нижнюю половинки приоткрытой раковины, лежащей на дне и фильтрующей воду в поиске питания. При малейшей опасности «нога» моментально сокращается, захлопывая раковину,

Немного отдохнув, мальчишки отыскали едва заметную тропу вниз, к бухте. Спускались осторожно, уж больно крутая тропинка. Но скоро она кончилась, и путешественники оказались на довольно большой поляне. И удивились: нежаркое весеннее солнышко здесь, на поляне, превратилось в жаркое августовское. Даже легкий ветерок не нес прохладу, а гулял теплыми волнами, колыша уже раскрывшиеся скромные курильские цветики.

– Тут японцы жили, – оглядевшись, заявил Петька. – Вон фундамент их дома у ручейка. Видишь?

– Вижу, – отозвался Васятка. – Пойдем, водицы попьем. А то я упарился.

Вода в ручейке, небольшим водопадиком стекающая по склону сопки за бывшим домом, была холодна и удивительно вкусна. В небольшом водоемчике, выложенном плоскими камнями, можно и искупаться, но мальчишки делать этого не стали. До цели их похода, Радужной бухты, осталось совсем недалеко. Срезав молодые полые побеги белокопытника, называемого на островах лопухом, использовали их как трубочки для питья. Напившись так, что в животах забулькало, землепроходцы продолжили спуск уже по более пологой тропинке. И тут они увидели чудо! Взошедшее на достаточную высоту солнце проникло своими лучами в чашу залива и осветило усыпанный раковинами гребешков берег. Ни чем до этого не выделявшийся кусок суши моментально заиграл всеми цветами радуги, обретя фантастический вид. Перламутр раковин отражал и преломлял солнечные лучи и сверкал под ними. Мальчишки, вытаращив от изумления глаза и раскрыв рты, замерли в изумлении. Так вот почему бухта зовется Радужной!

Многие годы эта тихая теплая бухта являлась местом жизни и размножения гребешков. Здесь они появлялись из крохотной личинки, росли и умирали. А раковины шторма выбрасывали на берег. Изнутри раковины при жизни моллюска покрывались перламутром. И чем старше был моллюск, чем объемней была его раковина, тем больше перламутра откладывалось на ее внутренней поверхности. Сама по себе раковина снаружи самая обыкновенная. Нижняя половинка выпуклая, грязно-бело-серого цвета. ее форма идеально подходит для лежания в песчаной ямке на морском дне. Верхняя часть раковины плоско-волнистая, больше фиолетового цвета, хотя и не у всех раковин. На ней селятся мелкие голотурии и водоросли. Для гребешка это дополнительная маскировка от врагов, жаждущих полакомиться вкусным мясом. Одни морские звезды чего стоят! заберутся сверху на раковину, выпустят свой желудок и кислотой, в нем содержащемся, прожигают дырку в раковине. А потом тот желудок в раковину пролазит и пожирает ее хозяина. Но есть у гребешка способ избежать контакта с пожирателем. Резко захлопнув створки раковины, он создает струю воды как из водомета и отпрыгивает от врага. Захлопнув створки несколько раз, он может удрать довольно далеко. Ускакал подальше, замер и опустился на дно. Где зарылся в песок и продолжил фильтровать воду в поисках пищи. Питается и растет. А когда заканчивается его жизненный цикл, раковину море выбрасывает на берег. И лежит она, как и тысячи таких же раковин, создавая под лучами солнца фантастические радужные сияния. Радующие глаз случайного наблюдателя, пока волны не изотрут раковины в мелкий песок.

Налюбовавшись на радужные блики, мальчишки продолжили спуск. Наконец их самодельные сандалии, пошитые умелыми руками отца, ступили на песок узкого пляжика. Вблизи ракушки оказались не такими уж и прекрасными. Мальчишки, пробираясь к воде, осторожно ступали по хрустящим раковинам и удивлялись их величине: мамкины суповые тарелки были меньше.

– Слышь, Петь. Давай больших раковин наберем. Будем из них суп есть.

– Тебе что, тарелки не хватает? – удивился Васькин брат. – Нет! Если и брать раковину, то только с живым гребешком. Вот, как эта. Видишь? На нее еще трубочники налипли.

Василек присмотрелся. Сквозь бликующую воду была видна лежащая на песке просто гигантская раковина с приоткрытыми створками. Шел отлив, но скорость ухода воды была небольшой. Потому мальчишки, осторожно ступая и стараясь не поднимать муть, рискнули зайти в воду по пояс. Плавать и нырять они умели, отец научил. Ныряя с острогой, они добывали крабов-береговиков, плоских камбал и небольших палтусят. За большим гребешком им тоже придется нырять. Но тут необходима другая снасть – имеющийся в арсенале юных добытчиков трехметровой ширины бредень.

Перспектива нырнуть за приглянувшейся ракушкой мальчишек не пугала. Они были снаряжены для подводной охоты: маска с трубкой, полутораметровая палка с железным остро заточенным крючком на конце – это если осьминожек попадется или полянка с трепангами – морскими огурцами. Для складирования добычи у каждого имелась торба, пошитая матерью из обрывков найденной на берегу дели – рыболовной сетки.

Опытные для своих лет ловцы морской живности знали, как осторожен гребешок. А вот такой огромный – тем более. Иначе не вырос бы размером с банный тазик. Брели охотники по воде к гиганту, стараясь не баламутить воду, чтобы моллюск исходящую от их движения волну не почувствовал. А еще старались, чтобы не заслонить собой гребешок от солнца. Потом аккуратно погрузились в воду и подвели к ракушке бредень.

Моллюск все же почуял, что на него идет охота, и резко схлопнул створки раковины. И влетел в сетку! Но удар раковины был столь силен, что «крылья» бредешка сложились и мальчишки стукнулись друг об друга. Васька выпустил свой край бредня и вынырнул, хватая ртом воздух. Он такой силы от моллюска не ожидал. Старший брат не подкачал и, перехватив выпущенную младшим сетку, поволок добычу к берегу. Вода искажает размеры находящихся в ней предметов, уменьшает их вес. На мелководье же мальчишки едва смогли тащить гребешок. Кое-как выволокли добычу на берег, перетащили через вал мертвых ракушек и упали на песок. Чуток отлежавшись, перевернули раковину плоской стороной на песок, чтобы вода из раковины вытекла. И пока она, чуть приоткрыв створки, избавлялась от лишнего веса, мальчишки быстро наловили несколько мелких гребешков и разожгли костерок. Отделить мясистые «пеньки» от раковины для специалистов было делом нескольких минут. Нарезали мясо тонкими полосками и насадили их на острый сучок. Присолили принесенной с собой солью и в течении полуминуты обжаривали над огнем. А потом достали принесенный из дома хлеб и с удовольствием съели свернувшиеся спиральками частицы плоти морского деликатеса. Напились свежей воды из вливающегося в бухту ручейка.

Пока ловили и жарили гребешки, их «сандалии», сшитые отцом из нерпичьей шкуры, просохли. Теперь можно смело подниматься по крутой тропинке, не боясь вывихнуть стопу, поскользнувшись. Ходить по воде в обуви отец приучил мальчишек сразу, как только те стали самостоятельно на морской берег выходить. Изобилует он всякими острыми предметами, в основном обломками раковин. А в воде живут живые моллюски, могущие поранить незащищенную ногу. Один их них – морской еж. Раковина круглая, формой на пряник похожа. Сверху самой природой нанесен рисунок – цветок шестилепестковый, а снизу отверстие. Эта раковина все, что от ежа остается, когда его жизнь кончается. Живой же еж покрыт длинными гибкими иголками. Даже если его просто задеть, иголки легко прокалывают кожу и обламываются. А потом ранка начинает болеть и загнивать: в тех иголках яд содержится. Не сильный, но гнусный. Так что бродить по воде разрешено мальчишкам только в обуви.

Нашли братья отшлифованную морем длинную ровную палку и попробовали приспособить ее для переноски ракушки. Вот только из этого ничего не получилось, тяжела больно. Тогда решили тащить ее волоком, замотав в бредень. Самое трудное было подняться от бухты на сопочку. Но упорство и труд все перетрут: с частыми остановками мальчишки одолели оба подъема и выбрались наверх.

Легкий ветерок овеял их разгоряченные тела. Вот только отдыхать им было некогда. Гребешок мог испортиться. Одно радовало: путь до дома шел под уклон. И замотанную в бредешок раковину приходилось не столько тащить за собой, сколько притормаживать ее движение по заросшему бамбуком склону. Но вдвоем мальчишки весили всяко больше живого гребешка, потому, ни разу его не упустили. И до дома добрались быстро.

Отец с площадки маяка сыновей заметил, как только они из распадка между двумя сопками-вулканами вышли. Вот только понять не мог, кого они так упорно за собой волокут. А когда рассмотрел – удивился. Но спускаться и помогать не стал. Сыновей он мужчинами растит, способными брать на себя ответственность за начатое дело. И доводить это дело до завершения, а не бросать на полпути. А еще приучал рассчитывать только на себя, не надеясь на чью-то помощь.

Ракушку вскрыли утром следующего дня. Длинный штык-нож японской винтовки «Арисака» отделил мускул от верхней плоской половины раковины. Откинув ее в сторону, все семейство замерло, увидев невиданное. В центре раковины возвышался белый мускул диаметром больше 25 сантиметров. Вокруг него расположилась широкая мантия, а в ее складках…глазам не поверить! Снежно-белое сияние перламутровых шариков – жемчужин.

– Ох, мамочка родная, – охнула Екатерина Сергеевна, жена Максима Игоревича и мать мальчишек-добытчиков. – За что нам такое?

– За труд наш, за терпение, за сыновей и дочурку, – отозвался муж. – Мы здесь 18 лет бирюками живем, сами детей учим, благо педагогическое образование оба имеем. Вот только не нужны оказались стране, идущей по супердемократическому пути, педагоги. Зато срочно понадобились маячные смотрители. И это для нас благом обернулось. По крайней мере, мы от голода не умираем, море выручает, и дети у нас здоровы. А жемчужины эти – нам от моря награда.

Восемнадцать жемчужин идеальной формы диаметром в 2 сантиметра каждая легли в суповую тарелку. Похоже, что песчинки-зародыши попали в раковину одновременно. Иначе жемчужины были бы разного размера. Когда это произошло – неизвестно. Похоже, очень давно, а гребешку этому несколько десятков лет. Впрочем, специалистов по жемчугу на острове нет. Зато есть рукастый глава семейства.

Один раз в два года, чаще не получалось, Максим Игоревич на попутном судне обеспечения выезжал на Большой остров. Получал зарплату, покупал жене и детям обновки и подарки, а так же вкусняшки. Вот только чипсы и «Диролы» оказывались не столь вкусны, как мамкин самодельный мармелад из черники с малиной, а пироги с брусникой и гонобобелем вообще ни с чем «материковским» в сравнение не шли. То же самое можно сказать и о синтетических куртках и кроссовках забугорных фирм: быстро рвутся, мало носятся. И вообще – …Как на огне горели папкины подарки на непоседах.

Жена же смотрителя, Екатерина Сергеевна, к подаркам мужа относится бережно. Наденет платье или костюм два-три раза, и уберет в сундук, оставшийся от прежнего смотрителя. А тому он достался, наверное, от казаков – первопроходцев. Уж больно древним выглядит. Но весьма крепким. Его даже острые мышиные зубы не взяли. Кроме одежды в сундуке находилась шкатулка, собранная руками Максима Игоревича из дощечек красного дерева, инкрустированных пластинками перламутра. Перламутр был добыт с ракушек, а красное дерево, целое бревно, приволок к острову шторм. И где он его взял было совершенно непонятно. Чаще на берег выбрасывало бревна северных пород, смытых с лесовозов. А как это попало в Охотское море – неизвестно. Но не в этом суть. Море подарило, значит, надо использовать. Так перед рождением первенца в доме появилась колыбелька из красного дерева. А потом деревянная лошадка на колесиках и еще много чего, необходимого в хозяйстве.

Так вот. В той шкатулке лежат женские украшения: сережки, колечки, цепочки с кулонами и без них. Золотые и серебряные. Подарки мужнины. С материка, как называют живущие на маленьком островке люди не только материковую часть страны, но и Большой остров, Максим Игоревич российские деньги домой не привозил. Слишком быстро они обесценивались и заменялись другими «фантиками». Предпочитал часть зарплаты вкладывать в валюту – доллары, а на остальные покупать качественные вещи, малую технику для огорода и домашних животных. Только не кошечек с собачками. Эти звери быстро изведут на острове местную мелкую фауну, а это катастрофа. Так что единственный раз за всю прожитую жизнь просьбу жены не выполнил и кота не привез.

Имелись в хозяйстве маячника три электрогенератора – два дизельных и один бензиновый. Брал их по-случаю и довольно дешево. Вдруг штатный дизель пятидесятых годов выпуска сломается? Маяк погаснуть не должен! Но пока Бог миловал: не ломается советская техника, без сбоев работает.

Завез на остров два мотоцикла «Урал», снегоход, электрическую лебедку, бревнышки с берега поднимать на сопочку, на которой дом и баня построены. Много чего полезного, облегчающего жизнь на диком острове, можно привезти, если деньгами правильно распоряжаться.

Вернемся к сундуку. Была в нем еще одна коробка. Из березовых досочек склеенная. Лежали в той коробочке весьма интересные предметы, ни как не связанные с профессиями педагога и маячника. В одной из своих поездок на материк получил Максим Игоревич сообщение из какой-то нотариальной конторы, что его дед умер, а он единственный наследник. И призывается к вступлению в наследство двухкомнатной квартиры в Новосибирске. Съездил Максим Игоревич в Новосибирск, получил необходимые документы. Продавать квартиру не стал, через агентство нашел квартирантов, семейную пару средних лет, и пустил их на жительство. Большую библиотеку и хобби деда – оборудование небольшой ювелирной мастерской, решил забрать с собой. Книги для детей. А тисочки, шлифмашинку, горелку для пайки, набор увеличительных стекол, припой для пайки золотых изделий и граммов сто тонкой золотой проволоки себе, на память. Были в коробочке и ограненные полудрагоценные камни от 0,5 до 1,5 карат, пять штук – два изумрудика, один рубин и два александрита. В детстве, когда Максим жил у деда, а мать ездила «на севера» на заработки, старик учил внука своему ремеслу. Максим хорошо рисовал, вот и поучаствовал своими эскизами в создании четырех женских браслетов, семи кулонов и двух колечек с камушками. Но школьные годы закончились, уехал Максим в институт, учиться. Отучился, а тут перестройка (перебранка, перестрелка, перекрой страны и собственности). Так с молодой женой и очутился на краю страны смотрителем маяка.

Забрал Максим Игоревич дедовы приспособы и невеликие запасы. Вернувшись на остров, длинными зимними днями, вечерами, а то и ночами, взяв в руки инструмент, вспоминал дедову науку, создавая из привезенных цепочек, камешков и маленьких перламутровых раковинок весьма интересные композиции. А вот теперь в его руки попали жемчужины.

Работать с жемчугом Максиму Игоревичу еще не приходилось. Нежный материал, в неловких неумелых руках погибнуть может. Потому, задумав изготовить жене гарнитур – диадему, ожерелье, браслет и серьги, решил жемчужины не сверлить, а вложить каждую в золотую сеточку, а уж ее припаивать к несущему каркасу каждого изделия. Работа долгая, требующая неторопливости, вдумчивости и усидчивости. И начать надо с эскизов и подсчета, сколько золота понадобится.

Домашним строго-настрого запретил болтать о жемчугах даже с чайками. А лучше вообще забыть, какой довесок к гигантскому гребешку братья притащили. Отцовский приказ «с чужими не общаться» мальчишки поняли и приняли. Чужие появлялись на острове только с прибытием корабля-снабженца, привозившего солярку и масло для маячного дизеля, муку, масло, овощи, иногда фрукты, сахар и консервы с расчетом на год. Привозил ушлый капитан и контрабандные товары, меняя их на морские деликатесы и лисьи да песцовые шкурки. Вольная звероферма каждую зиму дарила Максиму Игоревичу много высокосортного меха. Популяция ценных зверьков от его охоты не страдала. А вот снабжение с каждым годом становилось все скуднее и скуднее. Кто-то скажет, что занят он браконьерством, расхищает государственное достояние. Не смешите мои тапочки, поборники законности! Где вы были, когда бывшие парт номенклатурщики захватывали государственное имущество заводами, флотами, электростанциями, не говоря уже о птицефермах и остального многого, что создавалось всем народом, а оказалось в кармане кого-то непонятно откуда взявшегося, в основном не славянина.

Жемчуга отец завернул в тряпочку и убрал в сундук. Гребешок разделали, порезали на кусочки и отправили в холодильник. Будет Екатерина Сергеевна брать понемногу, делать вкусняшки и потчевать своих мужчин, не забывая и дочурку. Раковину тщательно вычистили и убрали в сарай, завернув в кусок брезента. Вернутся на материк, заработав северную пенсию, передадут ее в музей.

На этом бы и конец рассказу. Но Васька с Петькой изо дня в день продолжают познавать свой мир – мир уединенного островка в цепи больших и маленьких островов Жемчужного ожерелья нашей Родины.

Страж границы

«Чертова сойка! Мало того, что стрекочет без умолку над головой, так теперь еще и шишками принялась швыряться. Вздорная птица! Ах, как же мне горько! Бедные мои тигрятки…Я им даже имен дать не успела…Только-только научились мясо есть. Ох, как же железы молочные болят! Перегорает молоко, детками не высосанное. Тяжело вспоминать, как вот так же пахнущие, как и те, за кем я сейчас слежу, двуногие нашли мое логово. Огнем отогнали меня и забрали моих деток. Да, я боюсь этого кусачего пламени, уже была знакома. Потому и не смогла перебороть перед ним страха. Чинцы – это я уже потом узнала название этого гнусного племени двуногих, радовались, заталкивая в мешки моих тигрят. Смеялись и говорили, указывая на полоски и точки, появившиеся на их лбах: «Это царь, а это царица»! Что значат эти слова, я узнала гораздо позже, подслушивая разговоры двуногих, приплывающих с другого берега Большой реки. Искала запах похитителей. Ведь я не простая тигрица, а плод генетических опытов российских ученых. Я как раз вынашивала своих тигрят, когда эксперимент был внезапно прекращен. Один из двуногих, кормивший меня и проводивший какие-то эксперименты, похожие на игры, подошел к моей клетке и долго смотрел мне в глаза. Потом положил в мою миску кусок свежего мяса и ушел, оставив открытыми дверцу клетки и двери из помещения во двор. Так я очутилась в тайге, обретя свободу благодаря тому двуногому. Я запомнила его запах. Я ему благодарна.

Я гуляла по тайге, охотилась, пока не наступил Срок. Удобное логово нашла под корнями вывороченной бурей огромной сосны. Там и появились мои детки. А потом случилось то, что случилось. И я начала мстить, выискивая среди чистого таежного воздуха гнусный запах заречных чужаков. Других двуногих я не трогала. Не походил их запах на запах моих врагов.

Порвав, не знаю какого по счету, чинца, я случайно попалась на глаза взрослому русскому, жителю недалекого поселка. Русских, жителей этого берега реки, я отличаю от появляющихся здесь чужаков-чинцев. Или китайцев, как их русские называют. От этого человека я и услышала: «Наша Страж Границы еще одного китайского браконьера поймала. Надо участковому сказать». В два прыжка я скрылась в чаще.

Найдя укромное местечко, я улеглась на кучу палой листвы и принялась размышлять. Значит, кроме мести заречным людям я приношу пользу людям, живущим на моей стороне реки. Охраняю границу между двумя мирами. Не позволяю чужакам вторгаться на мою землю. Страж Границы. А мне нравится это имя!

Так рассуждала молодая тигрица, лежа под огромной двуглавой березой. Два месяца назад она лишилась своих детей, украденных китайцами-браконьерами, повадившимися шастать через границу за золотом и шкурами редких животных. Случайно найденное логово тигрицы с двумя тигрятами стало для них даром небес. Ведь части тигриной тушки служат в их медицине ингредиентами весьма дорогих лекарств. И пусть тигрята были еще очень малы. Узоры на их лбах четко повторили китайские иероглифы «царь» и «царица». Стоимость животных от этого возросла многократно!

С тех пор жажда мести поселилась в сердце тигрицы. Скольких китайцев она отловила и порвала – не считала. Материнская тоска затихнет еще не скоро. Ведь она не совсем животное, а первый представитель новой разумной расы пси-тигров, способных на уровне мыслеречи общаться с людьми, способными эту речь воспринимать. А еще, общаясь с человеком, пси-тигр способен получать информацию непосредственно из его мозга. Что делает полузверя способным к самообучению и более восприимчивым к социальному общению с хомо сапиенсом. По-существу, через два-три года тигрица со своими тигрятами образовали бы новую расу тигров разумных.

Как узнать, зачем надо было тем канувшим в пучине перестройки ученым такой огород городить? К чему стране разумные животные? Вспоминается доктор Моро, наделивший разумом многих зверей и плохо закончивший в их зубах. Может, это чья-то детская мечта? Начитался фантастики о разумных животных, выучился и полез в дебри мозга. И у него получилось! Вот только довести эксперимент до конца не смог: прорвались во власть жадные и голодные, которым свой карман родней и ближе, чем страна, в которой выросли. И вот – распахнутая дверца клетки, беременная пси-тигрица в тайге. А ученые, ее создавшие, с огромными баулами ездят в Китай за дешевыми тряпками и стоят на рынках рядом с конструкторами станков и ракет, врачами и учителями, торгуют. Деньги себе и детям на пропитание зарабатывают.

Наконец сойке надоело стрекотать и она улетела. Но насладиться тишиной тигрице не удалось: чуткий слух уловил шарканье людских ног по опавшей листве. Тигрица замерла. На фоне опавшей и еще задержавшейся на ветках кустов и древесной поросли разноцветной листвы она была незаметна. Те, кто шли в ее направлении, охотниками не были, и ходить по тайге не умели. Но их запах тигрице был знаком: китайцы. Она их уже видела – четверо. Идут друг за другом, на спинах огромные тюки.

Два раза тигрица пробовала на вкус то, что несли в рюкзаках убитые ею враги. Предметы были разные. Вкусные, невкусные и противные. Однажды она прокусила мягкую емкость с жидкостью малинового вкуса и такого же запаха. Из интереса сделала пару глотков из образовавшейся лужицы…и едва смогла уползти в кусты шиповника. Ох, как ей было плохо! Почти сутки пришлось отлеживаться в зарослях. А потом, когда немного полегчало, переползла на берег маленького ручейка и едва не выпила из него всю воду. Гораздо позже она узнала, что эта жидкость – китайская водка ханьшин. А организм тигриный не приспособлен к ее переработке. С той поры мягкие емкости и пакеты тигрица рвала когтями.

Шарканье ног приближалось. И тут тигрица допустила оплошность. Она приподняла голову. За шарканьем ног она не расслышала шагов тихо подкравшегося к ней китайца с винтовкой. Раздался выстрел. Боль обожгла правое плечо тигрицы, но она не вскочила. Перекатом через спину нырнула в промоину между березовыми корнями за толстым стволом. Все-таки наличие разума дает преимущество перед тем, кто не предполагает его наличие. Второй выстрел принес пулю туда, где ее уже не было. Вот только судьба тигрицы незавидна: пять врагов против нее одной, к тому же тяжело раненой. Драться не может. Да и убежать на трех ногах, истекая кровью, проблематично.

Но судьба в лице поселкового участкового инспектора милиции лейтенанта Кузовкова распорядилась по-своему. Два быстрых выстрела из охотничьего полуавтомата – и оба китайца с дырками в головах рухнули на землю. Следом еще три выстрела, прозвучавших, как автоматная очередь, и на полянке затихли остальные несуны. Все-таки хорошо он стреляет! Недаром с малых лет в тайге с отцом.

Кузовков не торопился выходить к поверженным врагам. Наоборот. Быстро сменил место, добавил патронов в магазин и стал осторожно, по большому кругу обходить место побоища. Нашел тропу, протоптанную шаркающими отвлекателями. Нашел едва заметные следы кожаных мягких сапожек стрелка. Обнаружил и его большой рюкзак с привязанной поверх разборной правилкой для тигриной шкуры. Этот китаец целенаправленно шел за тигрицей, ее шкурой, костями, когтями и всем тем, что используется в чинской медицине. Но не повезло китаезам. У лейтенанта к ним свои претензии за старшего брата. Трупы он даже прятать не будет. Лисы и еноты с мышами разберут их и растащат по тайге. И искать узкоглазых некому. Запросы о пропавших браконьерах и контрабандистах Китай не делает.

И тут он увидел глаза раненой тигрицы. В них была злость, тоска и досада. Морда в крови, рану зализать пыталась, мощные зубы оскалены в предчувствии последней схватки. Лейтенант убрал ружье за спину и, придав голосу мягкие успокаивающие интонации, стал говорить:

– Успокойся, красавица. Врагов твоих я убил. Если позволишь, я твою рану обработаю. Позволишь? Тебе сразу легче станет. Ты на меня не скалься, я твой друг, хочу помочь тебе. Ты не против?

Тигрица втянула носом воздух. Запаха живых врагов не почувствовала. Лишь сгоревшего пороха и русского мужика. Положила голову на траву и закрыла глаза. Она ощущала легкие прикосновения человека. Потом ее ноющее плечо укусил какой-то наглый комар, и боль почти ушла. «Человек сделал уколы, лекарства убрали боль». Что такое шприц, укол и лекарство тигрица узнала, когда еще пребывала в лаборатории научной станции. Сознание тигрицы затуманилось, но она не испытывала беспокойства: человек был с ней добр и искренне хотел помочь. Она ощущала это по флюидам его мозга. Сон навалился неожиданно. Сознанье тигрицы отключилось.

Лейтенант, купировав боль, принялся обрабатывать рану. Маленькими ножницами срезал шерсть вокруг входного и выходного пулевых отверстий. Продезинфицировал перекисью водорода. Подсвечивая в рану узким лучом фонарика, проверил ее чистоту, пинцетом вытащил попавшие внутрь шерстинки. Тигрица спала, но ее рана, растревоженная действиями лейтенанта, заболела вновь. Невольный фельдшер вколол в тигриное плечо еще одну ампулу обезболивающего.

Закончив с раненой, лейтенант занялся мертвыми. Трупы, освободив от рюкзаков и снаряжения, отволок метров за двести от поляны. Раздел, чтобы зверькам лесным, охочим до мертвой плоти, было до нее удобней добираться, и сбросил в узкий овражек. «Прах к праху». Так священники католические погребальную молитву заканчивают. Кузовков в богов не верил, а вот к духам лесным относился с уважением, но без фанатизма. Потому обратился к ним, попросив помощи в исцелении тигрицы. Отнес в кусты кусок лепешки с куском сахара и стал разжигать костер. Большой жечь не стал, еще не холодно. Огонь ему нужен только чтобы разогреть банку тушеной говядины с гречневой кашей да чайку заварить.

Вычерпал пахучую кашу из котелка полностью. Не став его мыть, зачерпнул из ручейка воды и поставил кипятиться. А когда вода забурлила, отставил его в сторонку, сыпанул горсточку заварки и накрыл крышкой. Вскоре по полянке разошелся аромат крепкого чая.

В сочетании немытого после жирной каши котелка и черного чая получился своеобразный таежный напиток. А как иначе? И котелок после кипятка будет чистым, и остатки каши, что ложкой не удалось зацепить, по назначению пойдут. В тайге каждая крошка пищи дорога, и пропасть не должна. Охотник или геолог, уходя в тайгу надолго, много еды с собой не берет, надеясь на природный приварок. Потому и бережет каждую крошку. И тесто для выпечки пресной лепешки замешивает прямо в мучном мешочке. Чтобы не терять налипшее в миске. Посуду от не совсем съеденных вкусняшек только в городе моют. Лейтенант это видел в Чите, в столовой школы милиции. Забайкальцы без претензий наливали чай в стаканы, из которых только что вычерпали сметану. Чай становился мутным, и это не всем курсантам, прибывшим из других краев и областей дальневосточных, нравилось. Не все они были таежниками и не знали, что в тайге каждая употребленная в пищу калория повышала шанс на выживание в экстремальной ситуации. Так что разбрасываться даже малой толикой пищи нельзя!

Спал лейтенант по-таежному – вполуха и в полглаза. Дважды поднимался, проведывал тигрицу. Но близко не подходил. Спала она беспокойно, едва слышно порыкивая и дергая лапой. Но не просыпалась. Утро покажет, легко она отделается или нет, если рана загноится. Вколет еще антибиотика, а уж от остального тигрице придется самой избавляться посредством языка. Ее слюна – природный антисептик, убивающая большинство именно гнилостных бактерий.

Утро наступило как всегда незаметно. Проснулся лейтенант и сразу к тигрице: как она? Тигрица была занята вылизыванием раны. Лежала уже не на боку, а на животе, поджав под себя три здоровые лапы и вытянув вперед раненую. Неожиданно в голове у Кузовкова прозвучали слова:

– Человек, я хочу пить.

С открывшимся от неожиданности ртом лейтенант едва не сел на уголья костра.

– Так ты та самая Страж Границы? Из лаборатории? С китайцами воюешь за похищенных щенков? Я слышал о тебе, но про месть думал – байка. Ты действительно мстишь закордонникам?

– Да, но ты много говоришь. Принеси воды. Много.

Лейтенант быстро сорвал несколько крупных листьев белокопытника, в народе известного как лопух. Соорудил из них неплохую чашу литров на пять и, прихватив и свой котелок, побежал к ручью. Не шоркнул ни один сухой листок, не треснула веточка. По тайге даже бегать надо бесшумно.

Тигрица с жадностью вылакала всю воду и даже сказала «спасибо». Кузовков все еще продолжал быть в изумлении от общения с говорящей тигрицей. И никак не мог поверить в ее разумность.

– Чем же мне тебя накормить, голубушка? Сама-то ты еще долго охотиться не сможешь, – подумал лейтенант, и тут же получил ответ:

– Километров пять вниз по реке пасется семья оленей. Вы их почему-то благородными называете. Два самца – молодой и старый, четыре матки и трое детенышей. Молодой самец в их семье явно лишний. Амбиций много, а опыта мало. Если он будет вожаком, волки семью за месяц уничтожат. Вот он-то нам с тобой и сгодится для пропитания. Тебе ведь тоже мясо есть необходимо. Еда из банок много сил для ходящего по тайге не даст. Скоро зима. Я ранена и в зимней тайге не выживу. Не успею до снега и холодов оправиться. На мышах силы не наберу. Так что если ты мне действительно хочешь помочь, то веди меня в свой дом. Там зиму перебедую. А весной уйду. Или ты против? Тогда дострели меня. Голодной смертью или от зубов волчьих умирать не хочу.

– Да что такое ты говоришь? – возмутился лейтенант. – Только тайком жить будешь. И дней по нескольку без меня. Служба. Пять поселков под моим приглядом. Люди в них в большинстве мирные, но и у них временами бзыки случаются, драки с поножовщиной. Но я тебе воду и еду оставлять буду, а дела постараюсь быстро решать. А ты соседям на глаза не показывайся. Даже ночью. Собаки учуют, будут лаять. А охотников хватает, быстро сообразят ночной лай проверить. Договорились?

– Конечно. Как мне тебя называть?

– Леша. Алексей я. А тебя как зовут? Или ты не знаешь?

– Когда в научной лаборатории жила – Мурой называли. А потом новое имя от людей услышала – Страж. Ты же меня так назвал?

– Да, так.

– Вот и славно. Мне нравится, – тигрица пошевелилась и тут же зашипела от боли. Перетерпев, она произнесла:

– Мне надо еще день полежать. Ты мясо добудь. Надо хорошо поесть. А потом пойдем. Далеко до твоего дома?

– Учитывая, какой ты сейчас ходок, за три дня управимся. Я мог бы тебя вывезти в коляске служебного мотоцикла, да только уж больно он вонючий для твоего нюха.

– Я знаю, что такое мотоцикл. Согласна, воняет он омерзительно. Оставим его на-потом, если у меня идти самостоятельно не получится.

На том и порешили. Выпив чаю, лейтенант отправился на охоту. Тигрица, прикрыв глаза, но насторожив уши, принялась ждать своего спасителя. И кормильца.

Лежать на животе было удобно. Тигрица положила голову на вытянутые вперед передние лапы и задумалась. Опять она в зависимости от человека. Опять будет жить в человеческом доме и есть принесенную им пищу. А что поделаешь? Сама виновата, что под выстрел китайца подставилась. И без вмешательства Леши она уже была бы мертва и на куски порезана. Но пришел он – и ее жизнь продолжается. Еще и лечить начал. Колол лекарства, от которых боль уходила, но голова была такая же, как после памятного знакомства с китайской водкой. Состояние не из приятных. Но она понимала, что это было необходимо. «Лечение должно быть правильным». Эту фразу она слышала от того человека в белом халате, что выпустил ее на свободу. Хороший человек. Жаль, судьба его неизвестна.

А хороший человек в это самое время бродил по территории разграбленной и частично разрушенной бывшей научной станции. Стал он за прошедшие четыре года солидным американским ученым-генетиком. Получил гранд под свою научную разработку, разрешение на использование станции и организацию ее работы. Но, как выяснилось, станции, как таковой, уже нет. Брошенное, значит, ничейное. А ничейное быстро обретает новых хозяев.

Станцию надо было строить заново. И в чем проблема? Деньги есть. Нанять бульдозер, кран и экскаватор не проблема. Купить и привезти стройматериалы? До райцентра всего 120 километров. Зимник здесь лучше городского асфальта. И работники имеются. Не все мужики деревенские на промысел зимой в тайгу уходят. Кто уже не выдюживает тяжелой таежной работы, кто ей никогда не занимался, и заниматься не хочет – дома остаются. И скучают в полный рост. Леха-участковый самогонщиков в поселках повывел. Местного частного торговца Кима, корейца или китайца – еще не понял, крепко штрафанул два раза за торговлю контрабандной китайской водкой. Потому сидят бездельные смурные трезвые мужики или у телевизоров, или изводят окрестные липы на всевозможные поделки. Скупает их тот же хитрый Ким, рассчитываясь сахаром, табаком, мукой и прочим, необходимым в хозяйстве. Хороший же человек предложит строителям хорошие деньги за работу. Так что народ местный пойдет станцию строить с удовольствием!

Артур Сергеевич Хрусталев (хороший человек) умел организовывать работу, потому старая станция была снесена, а на сохраненных фундаментах очень быстро вырастали новые корпуса лаборатории, жилых домиков и подсобных помещений. Мужики работали с охоткой. Тем более, что тайком от участкового Артур Сергеевич стимулировал строителей каждодневными утренними «наркомовскими» ста граммами, и вечерними ста пятьюдесятью. Но, самолично разливая горячительное, моментально уволил двоих мужиков, пришедших на работу с сильнейшего похмелья. Это Ким подсуетился, продав возжаждавшим продолжения банкета свою китайскую бурду. Едва-едва жены выпивох уговорили Артура Сергеевича вернуть тех на работу. Сжалился хороший человек, вернул. Назначил штрафников подсобными рабочими: подай, принеси, пошел на… с половинным окладом строителя. И тому штрафники были несказанно рады.

Станция росла. Осталось возвести некоторые подсобные помещения да территорию сеткой рабица огородить. Стал приезжать научный и обслуживающий персонал, в основном штатовцы. Привезли оборудование, о каком советский ученый Хрусталев и не мечтал. Наконец прибыли и объекты для будущих экспериментов – четверо тигрят, два самца и две самочки. Вот только были они не уссурийцами, а, как говорится, с бору по сосенке. Те, кого в штатовских зоопарках купить удалось. Тамошние «зеленые», каким-то образом узнав, что тигрят берут для генетических экспериментов, подняли такой вой, что заинтересовавшимися экспериментом инвесторами было принято решение лабораторию на территории Штатов не организовывать. Хрусталев предложил восстановить советскую. Благо на территории «перестроенной» до неузнаваемости России можно было делать почти все, что захочется тому, у кого денег много.