Читать онлайн Неутоленность бесплатно
Глава 1
Невыспавшийся, с раздираемым зевотой ртом, Стас как сомнамбула сидел на стуле, тараща глаза на бригадира. Полночи он на пару с Виктором пробегал с залитого кипятком пятого этажа в подвал, перекрывая отопительный стояк со свищем. Как всегда, старые задвижки не держали. Они щедро подпитывали изрядный поток кипятка, лившийся вниз по лестничным маршам шумным водопадом. Проклиная жмота «Черепа», напарники кое-как перекрыли до допустимых пределов воду. Судьба же, в довершении ко всему, приготовила им самый неприятный сюрприз. Стояк прогнил настолько, что не держал первейшее средство для этих дел, как хомут. При малейшей попытке затянуть его покрепче, хомут сминал трухлявое железо будто пластилин.
Виктор, в сердцах пнув полудюймовую трубу, мрачно изрёк: «Ну, блин, попали к бабе на ночь! Сейчас натрахаемся!». Простукав выше и ниже от места протечки он на слух определил в стояке крепкие места, где можно нарезать резьбу. «Ну что, часика три эта падла нашего здорового крепкого сна у нас украла, едри его в задвижку. Завтра с «Черепа» за это я возьму хорошую компенсацию». С сим резюме они отбыли в мастерскую. Прихватив полуметровый отрезок трубы и остальную оснастку, мужики опять потащились за два квартала в залитый кипятком подъезд. Прокрутившись около осточертевшего по истечении полутора часов стояка, они, наконец, поставили на бочата новую вставку.
За окном, выходившим на лестничный пролёт, уже занимался морозный февральский день. Стас, забрав у Виктора сумку с инструментами, благо, что жил он ближе, чем его напарник, сказал:
– Осталось только что позавтракать, да и в диспетчерскую. Ты что, попрешься домой? Давай двинем сразу в бригадирскую. По пути захватим чего-нибудь пожевать и попить. Охота тебе мотаться в такую даль на какой-то час. Я домой не пойду точно!
– А что, – отозвался Виктор, – дело говоришь! По морозу идти неохота…
Скользя на заледеневших от разваренных кипятком подошв сапог, мужики потихоньку двинулись к ближайшей ночной палатке. Отоварившись «джин-тоником» и колбасой с батоном, через полчаса они, сидя на лавке у пышущей жаром батареи, блаженствовали.
Через час, получив заявку от «Черепа», напарники, тихо радуясь, что успели заправиться некоторым количеством допинга, брели к восьмиподъездному дому. Из заявки выходило, что вот уже три дня в залитыe нечистотами пять отсеков, регулярно добавлялись щедрые порции экскрементов. Пока вонь не достала до печенок закаленное обоняние жителей, они все это время добивали канализационное начальство нудными просьбами избавить их от окаянного счастья вдыхать жуткий спектр ароматов экскрементов.
Стаса всегда мутило от мысли, что придется, стоя по щиколотку в мерзейшей густой субстанции, пробивать скользким от постоянного смачивания в ней же смердящим тросом забитую канализацию. Выход был всегда один – вышибить из сознания эту мысль, как непозволительную роскошь каким-нибудь средством. Средство было проверенным и надежным, – небольшая отвлекающая порция слабоалкогольного питья. Виктор, абсолютно не реагировавший на все превратности их рабочей обстановки, больше любил «джин-тоник». Стасу за компанию пришлось употребить свою вторую половину из литровой бутыли противной, приторно-сладкой жидкости.
Как и во всех прочих подобных местах, в подвале освещение отсутствовало в принципе. Потому, идя на дело, сантехникам приходилось брать с собой фонарики. Вырывая перед собой небольшое желтое пятно из густого мрака, напарники направились к месту канализационного затора. Осторожно продвигаясь по прихотливым лабиринтам подвала, напарники ежеминутно пригибали голову, чтобы не врезаться в какую-нибудь трубу или воздуховод. То и дело застревая на порожках, они с трудом тащили огромную бухту толстого телефонного кабеля, служившего прочистным тросом. Скоро фонарик выхватил мокрые разводы на полу. Виктор остановился:
– Разворачиваем. Я потащу вперед, а ты подавай.
Он нацепил фонарь на ватник и потянул кабель. Тот дернулся, как огромная черная змея, и медленно заскользил из бокового коридора в отсек с канализационными трубами. У Стаса с самой ночи было смутное ощущение какой-то неприятной неожиданности, которая непременно должна с ним случиться этим днём. Ещё не привыкший к специфике своей работы, Стас и сейчас увидел своё окружение в непривычной для нормального обывателя обстановке: чёрный ореол фигуры Виктора в слабом свечении фонарика уходящего в непроглядный мрак, тусклые отблески на оболочке кабеля, внезапный шум обрушивающейся воды в трубах и запах!
Внезапно кабель дернулся. Стас понял и, держась за него, как за нить Ариадны, осторожно вошел в густое, покрывавшее пол подвала двадцатисантиметровым слоем, желе. С чваканьем выдирая ноги, он через минуту уже был около Виктора. Тот держал утолщённый конец. Крутя головой, высматривал около себя входное отверстие выпуска на трубе.
– Всё залило, – пробормотал он. – Пошарь вот здесь. Там должна быть заглушка. Вытащи ее.
– Чем вытащить? Хоть бы взяли что, – перчатки, что ли!
– Сапогом выбей. Она высоко торчит. Если её уже не вышибло этой дрянью.
Минут двадцать Стас, подбадриваемый легким матом Виктора, который комментировал его беспомощные действия, нашел искомую дыру. С трудом вогнав толстую голову кабеля в отверстие, они изо всех сил навалились на него, проталкивая неподатливую массу вглубь. После четверти часа топтания около скользкого, вырывавшегося из рук кабеля, мужики добились своего. Пятиметровый конец его внезапно весь ушел вниз, чуть не опрокинув усердных толкачей прямо в смердящую жижу! Масса, с хлюпаньем и с шумом проходящего поезда, заревела, проваливаясь в коллектор.
Балансируя на скользком полу подвала, напарники потащили кабель напрямик через отсеки к выходу. В первом же сухом отсеке Виктор остановился.
– Ну, всё! Бросай его здесь. Двинули отсюда, надо подождать. Эта зараза может снова забить сток. Пойдем наверх, почистим снегом свои говноступы.
– Фу-у-у!.. Меня это смерденье до блевотины доведет! Надышался, как наелся, – по самое некуда!
Стас часто и глубоко сделал несколько вдохов морозного воздуха.
– Привыкай! – с философской неторопливостью отозвался Виктор на брюзжание напарника. – Это только начало. Летом хуже будет! В каждой квартире душ на полную катушку врубится, воды будет раза в три больше. Сейчас что, – одно говно пополам с тряпками и подтирками! Вот когда всё это поднимется вверх на полметра, тогда точно упреешь дышать. В общем, – готовься! – закончил он свою сентенцию, тщательно обтирая о снег с сапог налипшие нечистоты.
Присев на бетонное ограждение у входа в подвал, мужики примолкли. Середина февраля хоть и пугала внезапными морозцами, но к полудню сдавала свои позиции. Солнце всё настойчивее давило своим теплом. Хотя все оно растворялось в морозном воздухе, всё же чувствовалось приближение весны. Ноздреватый снег уже не голубел. Осев к земле, он отдавал сырым влажным запахом прелой травы, пробивавшимся через мокрые проталины.
Уходить не хотелось. Из подвала, через открытую дверь, вместе с клубами перегретого спертого воздуха по-прежнему тянуло приторно-сладковатой смердью. Виктор, докурив сигарету, стрельнул ею в сторону. Потянувшись, сказал:
– Хорошего понемножку! Хоть и противно, но надо идти туда, где проходит лучшая половина нашей жизни…
Стас удивленно воззрился на него:
– Ты чего, травки курнул, что ли?! Надо же, куда тебя понесло!
– Да едрить-смолить немеряно! На твою рожу посмотрел, – застрелиться захотелось! На ней же написано полпасти зубной боли!
– Уж лучше бы зубная боль! А тут!..
Стас махнул рукой и, встав, затопал по ступеням, ведущим в подвал. Плотный удушливый мрак не скоро дал возможность присмотреться и притерпеться к необычному сочетанию вони и тьмы. Они были так ощутимо реальны, что Стасу взаправду показалось, с какими усилиями он будет пробиваться дальше, раздвигая эту удушливую субстанцию руками.
Осторожно переступая через бетонные порожки, разделяющие каждую секцию, он шел на свет фонарика Виктора. При виде лежащего на полу кабеля, Стасу вдруг пришла на ум фантасмагорическая ассоциация. Блестевшая в тусклом свете оболочка казалась живой кожей. Сам кабель, всеми своими напряженными изгибами, производил впечатление гигантского чёрного глиста, выползшего из экскрементов…
За полчаса их отсутствия вся зловонная жижа ушла, оставив на полу вздутия фекалиевых отходов.
– Ну и что с этим будем делать? – уныло спросил Стас. Ему вовсе не улыбалось сгребать лопатой перемешанное с тряпьём и бумагой дерьмо. Наказ «Черепа» строго-настрого предписывал именно такие действия в случае сложившейся ситуации.
– Да ничего делать не будем, – ответствовал Виктор в своей обычной рассудительно-степенной манере. – Само высохнет. Можешь мне поверить.
– А если «Череп» удумает проверить? – скептически усмехнулся Стас.
– Да ни в жисть! Сколько раз так уже было…
Виктор оглядел все вокруг, посветив фонариком по углам, и недовольно заметил:
– Что-то в этот раз вони больно много. Небось, пара-тройка дохлых кошек где-то поблизости валяется. Если бы не засор, они бы усохли в этой жаре за неделю и всё. А так их размочило, вот и гниют.
– Вот-вот, – обеспокоился Стас, – и будут они вонять до тех пор, пока кто-нибудь не позвонит опять по этому поводу в диспетчерскую. Уж тогда-то «череп» точно припрётся! Надо их выкинуть.
– Ладно, после обеда зайдем. Всё равно нужна коробка и лопата. Пошли посмотрим, где там они валяются.
В смежном отсеке было уже относительно сухо. Виктор осветил все углы. Только свет достиг самого дальнего угла, как напарники увидели черный полиэтиленовый мешок. От него в стороны порскнули несколько теней.
– Блин, крысятничают твари! Что-то там на обед себе надыбали!
Стас и сам уже успел заметить удиравших крыс. Но, кроме этого, ему ударил в нос густой сладковато-тошнотный запах гниющего мяса.
– Что там может быть?! Собаку, наверное, кто-то выбросил, подонок! Нет, чтобы закопать, так норовят похамничать!
Виктор с раздражением подошёл к груде полиэтилена. Стас брезгливо остался стоять на месте. Воротя нос в сторону, он вдруг услышал, как Виктор не то вскрикнул, не то ухнул, как человек, попавший под ледяной душ:
– Ух-х-ма-а! Стас, давай сюда! Гляди, что тут упаковано!
Стас неохотно приблизился, но оттого, что высвечивал фонарик Виктора, у него захолонуло в груди. Из разорванной полиэтиленовой упаковки им навстречу тянулась изуродованными пальцами обгрызенная человеческая рука.
Он отшатнулся. Призрачно-желтый свет фонаря, фосфоресцирующе высветив изломанный контур кисти руки, четко пропечатал его в черной тьме подвала. Это было настолько неправдоподобно, что в голове мельком проскочила самая здравая мысль для образовавшейся ситуации: «Может, манекен кто-то припрятал…». Стас неуверенно поделился ею с Виктором:
– Может это, того… манекен там завёрнут…
Виктор сверкнул на него ошалелыми глазами:
– Ну да, для крыс показ модных тряпок устроили!
– И что теперь делать будем?
– Ментов звать, что ещё!.. Вот чёрт, влипли! Теперь затаскают с расспросами, что да как!.. – Он почесал рукой в затылке. – Ничего не сделаешь, пошли звонить в ментовку.
– Надо бы «Черепу» сообщить, пусть он и звонит.
– О, точно, дело говоришь!
Виктор покосился на полиэтиленовую груду и покачал головой:
– Что-то больно рука мала! Может, ребенок или девчонка?!
– Слушай, как-нибудь без нас разберутся. Пошли скорее, а то мороз по коже…
– Ты чего! Да под это дело мы сможем скостить весь оставшийся день! Кто тебя будет проверять, если ты заявишься с такой новостью! Пошли лучше, «джин-тоник» возьмём да посидим где-нибудь на солнышке. Нам проветриться не помешало бы после такой работёнки! Э?..
Виктор, даже не интересуясь мнением Стаса, будто заранее зная ответ, не сказав ни слова, направился к выходу. Стас заторопился следом, ужасаясь самой возможности остаться здесь хоть на мгновение одному. Мысли суматошно крутились в его голове, обрываясь на половине. Каждая из них, размером в одно-два слова: «Как?..», «Откуда?..», «Кто?..», выбивали все остальные, более суетные. Стас потому принял решение Виктора с облегчением и даже с некоторым рвением, дополнив его своей качественной стороной предложения:
– Ну его, твой «джин-тоник»! – поморщился он. – Пузырь водяры и ко мне. Жены до вечера не будет, а с докладом и завтра успеем! Авось не убежит это дело никуда из подвала! Ты сам говоришь, что по этому случаю никто и не вспомнит о нашем исчезновении! Да и под вечер в ментовке неохота париться да писать, что да как!
– А чё, нормалёк! – Виктор довольно хмыкнул. – Вот оно, – никогда не знаешь, чей случай обернётся тебе на пользу. Загубили кого-то, оно уже вроде и прахом стало, а для нас, видишь, конкретной пользой обернулось!
Стас искоса бросил взгляд на напарника. Что-то он сегодня расфилософствовался. Не иначе, как на пару пузырей его настроеньице потянет…
Приспустив очки, Макарыч быстрым взглядом окинул комнату. Все напряжённо ожидали его резюме. Ремгруппа отсутствовала в полном составе. Это обстоятельство обещало присутствующим узреть своего бригадира в ближайшие две-три минуты в роли громовержца. Но вместо этого Макарыч уткнул голову в список заявок и буркнул:
– Никонов и Малышев на засоре, ещё не пробили, наверное…
– Ага, ложки маленькие взяли, не успели всё прохлебать! – перебил его Алексей. Маленький, с втянутой в плечи головой, он с довольной ухмылкой вытянулся на стуле. Остальные, радостно заржав, отсыпали свою порцию шуток на эту тему. Одна Антонина, мастер участка, сурово одёрнула его:
– Фу, Лёш, тебе бы только всё гадость сказать! – Она нервно передёрнула плечами. – Хватит тут тошноту разводить!
– Какую гадость?! Работа у меня такая! За день столько наворочаешь этой самой гадости, тебе и за всю жизнь не наделать столько!
Алексей лукавил. Скрестив ноги и упершись подбородком в грудь, он довольно хихикнул. Его забавляла сама мысль о возможности кому-то возиться в зловонной жиже. Сам он был навсегда избавлен от подобного дела благодаря своему неприкасаемому статусу сварщика. «Я сварной», – и точка» было решающим аргументом в любой попытке «Черепа» отправить Алексея на подобного рода работы.
– Ну, чего, долго ещё будем сидеть? – оборвал тяжкие размышления Макарыча Алексей. Остальные разом загудели, кое-кто встал, а Виталий, подхватив свой баул, весомо сказал:
– Макарыч, у меня есть работа, я пойду! Чего протирать штаны рядом с этими бездельниками!
– А, да, ты иди, вечером позвонишь.
Раздав задания, бригадир перелистал список заказов на материалы. Их количество предстояло обосновать в гендирекции. Само по себе это превращалось в нелёгкое испытание. Как всегда, прижимистые хозяева срезали практически всё, а заделы были необходимы как воздух! Из них черпались все приборы на скрытые халтуры, вроде этой. Она для своих слесарей проходила как официальная заявка, но в действительности это была чистейшей воды халтура. Балансирование на лезвии ножа! Ни Харицкая, ни, упаси бог, кто из дирекции ни сном, ни духом не должны были прознать о ней. Сколько нервов из-за каких-то копеек! А что делать! Нелегко было обосноваться в Москве, но ещё труднее выжить в ней! Жмут, давят, рвут со всех сторон, чтоб их!.. Не будешь сам таким, всё – кранты!.. Вот и приходится крутиться, ловчить, изворачиваться, подставляя чужие бока под удары, чтоб уцелеть в этой молотилке. И откуда только такая жизнь свалилась! Крепко видать поработала вражья сила, чтоб таких, как мы, на дыбу вздёрнуть…
Утром следующего дня покой и размеренный распорядок почтенного учреждения были взорваны. Словно невидимый террорист, употребив особый заряд, покусился на самое ценное в глазах любого начальства – заведённый порядок. Весь коллектив гудел и метался от одного свидетеля к другому. Каждый лично желал насладиться новизной такого события. Малярши, в силу боязливости своего женского естества, ужасались и страшились расспрашивать подробнее. Тем не менее, образуя внешний круг слушателей, с жадностью поглощали потрясающие душу и воображение подробности. Мужики же, кто с откровенным интересом, кто с напускным безразличием, а кое-кто, выказывая отменное присутствие духа, требовали таких деталей, кои приличествовало бы знать лишь патологоанатомам.
Ещё больше подогреваемые таким вниманием Виктор со Стасом уже не скупились на них. Дополняя друг друга и на лету уточняя всё вновь возникающие подробности вчерашнего и сегодняшнего утра, они вовсю старались расписать это жуткое событие. Слушатели даже и не догадывались, чему они были обязаны такой словоохотливости. На часах было уже четверть одиннадцатого, а коллектив (неслыханный случай!) всё потрошил своих коллег.
Вчерашняя находка стала для обоих, в общем-то закалённых жизнью мужиков, довольно обременительным эмоционально-нравственным артефактом. Опрокидывая стопку за стопкой, они никак не могли отвязаться от назойливого ощущения бренности человеческого существования. Не то, что бы они не знали об этой таинственной стороне бытия, но что бы вот так, в пакете!.. В вонючем, залитом самой мерзкой субстанцией, подвале!.. Будучи распотрошённым на куски рукой подлой твари окончить свои дни!
Каждый из них перевидал на своем веку достаточное количество покойников. И всё же сама мысль об этом изуверстве загоняла здравый рассудок в самый дальний угол, а глаза застилались красным маревом! Обсудив всевозможные виды казней для этого выблядка, попадись он им в руки, мужики и не заметили, как нагрузились водочкой до состояния грогги! И долго потом напарники, поддерживая друг друга под локотки, ходили окрест, рассказывая всем встречным мужикам об испытанном потрясении и несправедливостях судьбы…
На утро Стас еле услышал трезвон будильника. Вчерашние страсти напрочь испарились из его гудевшей пустым котлом головы. Один взгляд, брошенный на выставленные женой у двери три пустые поллитровки, дал повод третированному таким количеством противоестественной его желудку жидкости немедленно извергнуть её остатки из себя. Изнемогая от неравной борьбы, Стас привёл себя в порядок. Одевшись, он с возможной сейчас для него скоростью, устремился к ближайшей палатке.
Он не успел сделать пару глотков пива, как сзади его обхватили исходившие дрожью длинные руки, Сиплый, отдалённо напоминающий голос его напарника, прохрипел:
– Ну, хорош, дай глотнуть, не то помру…
Стас не стал противиться столь страстному желанию напарника. Пока Виктор допивал остатки спасительной жидкости, он, отдуваясь и отрыгивая свирепые по своей крепости желудочные миазмы, молча приходил в себя. Виктор освободил бутылку и медленно поставил её на прилавок.
– Ф-у-х! – Виктор помотал головой и страдальчески сказал. – Еле дождался тебя, боялся, что ты уже проскочил!.. Час здесь стою!
– А чего? Встретились бы в конторе…
– И что бы мы сказали «Черепу»?! Надо же всё уточнить…
– И то правда! – сморщился Стас, – забыл! Ещё бы, по литру вчера опрокинули, не считая пивка!
– Я тут прикинул, пока ждал тебя. Нам нужно полчасика подождать… прийти в себя. Скажем, что были в подвале, ну, уточнить, что ли, что там в мешке…
Стас молча кивнул, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Справившись, он торопливо купил ещё бутылку крепкого пива. Залпом отхлебнув половину, сказал:
– Вот теперь порядок!.. Ты чего-то рано сегодня поспел сюда?
– Я дома не был, ночевал тут у одной… после того, как мы разошлись.
– А понятно…
Дождавшись некоторого уравновешенного состояния, напарники предстали пред всем честным собранием со скорбно-отрешёнными минами на лице. Затянувшееся молчание прервал сам «Череп»:
– Так, всё понятно! Праздник продолжается, уважаемые?
Притихшее собрание с интересом наблюдало за началом захватывающей дуэли, но было жестоко обмануто. Виктор вздохнул всей грудью. Со скорбной интонацией в голосе он выбросил на выдохе, как последние в жизни слова, фразу:
– Если кому-то изрубленный покойник в полиэтилене праздник, то сто лет тому икать кровавой сопаткой!
– Чё ты за херню тут несёшь? – мгновенно вскинулся «прапор» Алексей. – Лучше скажи, когда это вы успели нажраться?!
Бригадир молчал, ожидая ответа на вопрос шустрого сварного. Виктор заскрёб рукой на груди под ватником. Обратив взгляд к Макарычу, закачал головой:
– Степан Макарыч, звоните в отделение милиции. Пусть высылают наряд туда, где мы вчера пробивали засор, в двести пятьдесят шестом, во втором корпусе. Под конец, после пробивки, мы стали убирать остатки с пола и наткнулись в углу на части тела в мешке, в углу приткнут был. Вчера было поздно. Мы решили сегодня еще раз проверить, что там. Там кошмар! Сами мы не стали сообщать в милицию, решили, что это должно сделать начальство…
Макарыч потёр подбородок и саркастически осведомился:
– Где, говоришь, лежит этот мешок?
– Прямо в пятом подъезде, в соседнем с выпуском отсеке.
– Так! У кого есть заявки, за работу! А вы сидите здесь, я сейчас приду, – и, вскочив из-за стола, скрылся за дверью.
Никто даже и не помыслил разойтись в такой момент. Насев плотной группой на мучимых свирепым похмельем мужиков, коллектив всего ДЕЗ’а потрошил их на предмет захватывающей информации. Вернувшийся Макарыч вместе с Харицкой разогнали всех по рабочим местам.
– Что там у вас случилось? – без предисловий недовольно спросила она. – До глюков, что ли, напились? Какая ещё расчленёнка в мешках?!
– Да вы что, Юлия Семёновна! – разом вскричали оскорблённые напарники. – Сами сейчас увидите этот глюк! Но вам точно сначала нужно вызвать оперов. Им мало не покажется!
После сделанных звонков в милицию Виктор повёл начальство к месту события. Сославшись на кошмарность зрелища и свой слабый желудок на этот счёт, Стас наотрез отказался идти с ними. Кое-как промучившись до конца рабочего дня, он вечером позвонил напарнику. Виктор было загундосил что-то в трубку, но Стас, уловив недовольные интонации в его голосе, спросил:
– Чего ты там мямлишь? Были менты? Чего они сказали?
– Чего сказали?.. – пробурчал Виктор в ответ. – Тебе что, а меня всего задёргали, – что да как?! Кучу идиотских вопросов задавали и продержали меня до четырёх часов в ментовке. Человек пять их спрашивали черт знает о чём! О тебе тоже, между прочим, справлялись, – кто такой, давно ли тебя знаю. Я ответил, что пусть об этом спрашивают у начальства и у тебя самого. Мы только напарники по работе и всё… Сам понимаешь, у меня здесь прописки пока нет. Живу-то я у жены…
– Да ладно, не заморачивайся. Что надо будет, сам скажу.
– Вот-вот, повесточку завтра утром тебе отдам. На полдесятого в районное отделение поедешь. Сказали, чтобы паспорт взял с собой.
– Во блин, нашли на свою голову подарочек! Они-то что говорят?
– Да по ориентировке у них с неделю назад был объявлен розыск пропавшей девчонки. Я после подошел к стенду, где висят фото на розыск. Точно, есть там какая-то лет двенадцати, на Палехской жила…
Ночью Стасу плохо спалось. Он лежал на кровати с открытыми глазами и смотрел, как на противоположной стене комнаты, освещенной молочно-призрачным светом уличного фонаря, метались тени. Их было много. Они скрывались среди хаоса пляшущих по пестрым обоям пятен ветвей, таились в густоте узоров от тюлевых занавесей и лишь услужливым воображением угадывались в самых тёмных углах комнаты. И ото всех них, где слегка намеченным абрисом, а где едва видным светлым ореолом, тянулась к нему тонкая полудетская ручка с изломом боли в желтовато-прозрачных пальчиках.
Он вышел на кухню и, не зажигая света, встал у окна. Ночь шла по городу полновластно и неспешно. С чёрных, сплошь проткнутых тонкими спицами мерцающего света небес, она, достигая земли, растворялась в свете фонарей и отблесках морозного наста. Необъяснимое спокойствие царило вокруг. Даже лёгкие порывы ветра только подчёркивали это царское величие спящей природы. Стас подумал, что сегодня даже аварийных вызовов быть не должно, так гипнотически, с такой силой эта ночь покоила всё в себе…
Глава 2
Молодой опер небрежным жестом откинул паспорт на столешницу и спросил:
– Причина вашей смены работы, как вы говорите, был поиск служебной квартиры?
– Угу, – односложно ответил Стас. После получасовых пристрастных выяснений всех его квартирных перипетий он решил погасить пылкое рвение молодого опера односложным мычанием в ответ на все его вопросы.
Опер воззрился на Стаса:
– Понятно. И всё же хотелось бы уточнить одну деталь. Вы по профессии не являетесь слесарем-сантехником. Что вас заставило так резко сменить род занятий. Это и по деньгам не очень чтобы… и, вообще, – резкий поворот в жизни.
Стасу пришлось пояснить несколько пространным эллипсисом.
– Квартира нужна, а мы с женой за следующие сто сорок лет вряд ли сможем купить её на наши заработки.
Увидев на молодом симпатичном лице опера-лейтенанта заметно проявившееся недоумение, пояснил:
– Мы подсчитали, сколько времени нам потребуется, чтобы заработать на квартиру, если не есть, не пить и ни за что не платить.
– Хм, – осклабившись, принял шутку Стаса опер. – А по прямой вашей специальности не легче было бы решить ваши проблемы? Наверняка заработки там побольше?
– Это если пробиться на верхние этажи моей профессии, – грустно сказал Стас. – А так лучше и не рыпаться. Всё равно в подмастерьях останешься. Я своё время упустил… по обстоятельствам, а теперь всё бесполезно, – и возраст не тот, и волосатая лапа для меня вряд ли теперь найдется…
Опер понимающе вскинул брови и вздохнул:
– М-да! Ну, что ж, давайте по существу. Вы работаете с вашим напарником со дня приёма на работу?
– Верно, скоро месяц будет.
– Опишите мне его, что он за человек по привычкам, характеру, ну и что в нем, может, необычное есть?
– Виктор? Что же в нём необычного? – усмехнулся Стас. – Вот уж точно, типичный слесарь-сантехник. Разве только что потребляет алкоголя меньше, чем типаж.
– Хм! Что ж, тем лучше. Значит, от него меньше можно ожидать неординарных ситуаций. А как у него отношения с женой, в семье?
Стас понял, что перед ним сидит не просто следак, но опер-психолог. Зачем же иначе бы ему копаться в материях, столь далеких от расследуемого дела. И потому он ответил прямо и лаконично.
– Витя нормальный мужик и никаких отклонений в его сексуальном поведении я не заметил.
– Что, такой уж и праведник? – хитро усмехнулся лейтенант.
– Я не говорю, что праведник. Женщины его интересуют, но постольку-поскольку.
– Понятно. – Сделав паузу, он спросил: – Кто имеет возможность доступа к ключам от подвалов в диспетчерской?
– Только мы и, на случай тяжёлых авралов, слесари-квартирники для того, чтобы перекрыть стояки во время заливов квартир или замены саноборудования.
– Когда берутся ключи, это как-то фиксируется?
– Тот, кто берёт ключи, расписывается в журнале и проставляет время.
Опер, выбив пальцами по столу дробь, спросил:
– За то время, как вы работаете, сколько раз приходилось бывать в подвале этого дома?
– Два раза. Не больше. В журнале ведь всё отмечено.
– Вы всегда вдвоём дежурите или случается порознь выполнять какие-то работы в подвале?
– Да сплошь и рядом! Но ключи всё равно берём под расписку.
Следователь, уткнув голову в какую-то распечатку, лежащую перед ним, вдруг спросил:
– Вот здесь, за этот месяц отмечены неоднократные посещения подвала слесарями по причине замены вентилей и полотенцесушилок. Всего семь раз. Ваши фамилии встречаются два раза.
– Ну, а я что говорю! – утвердительно кивнул Стас. – Остальные разы там были квартирники.
– Да-да, – в размышлении опять простучал пальцами опер. – А что вы можете сказать про остальных коллег, – вдруг спросил он.
Стас пожал плечами:
– Да что я про них могу сказать? Я работаю всего ничего. Видимся мы только на пятиминутках в прорабской, да в обед, в слесарке, когда домой не ухожу. Что тут можно сказать! Я не всех ещё даже знаю по именам.
– Не скажите, свежий взгляд может подметить то, на что у других глаз, что называется, замыливается. Словцо какое необычное или поведение. Мало ли что в свежем общении покажется непривычным…
Стас отрицательно мотнул головой.
– Тут я пас.
Прикурив сигарету, опер заглотнул большую затяжку и поинтересовался:
– А всё-таки, не смогли бы вы припомнить что-либо этакое, что, по вашему мнению, было бы странным или неприятным для… – он покрутил пальцами в воздухе, – для нормального разговора или поведения?
– Смотря что называть странным, – извернулся Стас. Он понял, на что его подбивает опер. Выкладывать всю подноготную своих отношений с коллегами ему очень не хотелось. Он знал, что зацепи его опер за что-нибудь и станет он добровольным стукачом. Дело, видать, повисло, и следаки сейчас раскручивают всех слесарей на полную катушку, пытаясь нащупать хоть какой-то след. «Не там ищут…», – подумал Стас и добавил вслух:
– Нет. Эти мужики не станут гадить там, где живут. Они все здешние. Не такие уж они примитивы.
Опер поморщился:
– Мы не поняли друг друга. Я имел в виду, что следует быть осторожным и выполнить свой гражданский долг. Тем более, что кое-кто из ваших слесарей в прошлом имел судимости. И, что самое интересное, как раз по статье, по которой открыто это дело. Вот так.
– Мне об этом ничего не известно, – сухо сказал Стас. – Я не завожу приятельских отношений ни с кем из них. Я вообще трудно схожусь с людьми. Тут, как бы я ни хотел, помочь вам ничем не смогу.
Задав ему ещё несколько вопросов на производственную тему, лейтенант вдруг спросил:
– Скажите, не могли бы вы припомнить, при вас никто из посторонних не заходил в подвал, я имею ввиду, когда вы там работали. И если да, то кто?
Стас озадаченно свёл брови к переносице и спустя минуту ответил:
– Точно не скажу, но явных посторонних я не видел. К нам заходит бригадир, иногда Харицкая. Пожалуй, в моё присутствие больше никого я не видел.
Опер задумчиво качнул головой.
– А не случалось ли вам бывать в присутственных местах с ключами от подвала, – ну, там, в магазине, или в какой-нибудь компании?
– Нет, – ни минуты не задумываясь, отпарировал Стас, – не случалось.
Он сразу догадался, куда клонит следователь. По пьяни у них могли вытащить ключи, и пока напарники угощались даровой выпивкой, доброхоты сделали слепки и вернули ключи на место. Вариантов могло быть гораздо больше, как с ними, так и с другими слесарями, так что Стас сразу пресёк эти поползновения опера в адрес него и Виктора.
Опер задал ещё несколько вообще заумных вопросов и завершил свою беседу сакраментальным:
– Давайте повестку.
Сделав в ней росчерк, он протянул её Стасу и сказал:
– Я хотел бы вас попросить не уезжать никуда в ближайшую неделю. Вдруг понадобятся дополнительные сведения.
Стас кивнул головой и вышел. По дороге в контору, он вяло обмыслил разговор со следователем и пришёл к выводу о безнадёжности этого дела. Да к тому же, в голову лезли другие, более насущные, думы. А потому, когда он вошел в бригадирскую, от его утреннего визита в милицию остался лишь осадок от бездарно потерянного времени. Протянув Макарычу повестку, Стас спросил:
– Может, я на обед сразу пойду. Скоро двенадцать.
– Ты сначала пойдешь в двести пятьдесят шестой. Там Виктор во втором подъезде ковш на двенадцатом этаже ремонтирует, – сухо приказал Макарыч. – Если он закончил, то можешь идти на обед. «Как бы не так», – усмехнулся Стас. – Витя и сам справится! Я ему в обед звякну, предупрежу, чтоб подтвердил».
Степан Макарыч вздрогнул от резанувшего уши телефонного звонка. Он противным нервическим импульсом прокатился по телу, оставив в нем ощущение беспомощной, боязливой поднадзорности. «Тю, пропасть! Совсем нервы ни к чёрту!». Бригадир схватился за трубку:
– Слушаю.
– Лепилина можно?
– Можно. Слушаю вас.
– Здравствуйте, это из РОВД, старший оперуполномоченный Стариков. Мне нужно с вами побеседовать…
– А, понятно! – оборвал словесный официоз следователя. – Вы по делу о расчлененке, что ли? Когда мне подъехать? Я сейчас свободен.
– Вот и отлично. Я жду вас в комнате номер десять.
– Хорошо, сейчас буду.
Он бросил трубку и подумал, что неплохо бы и вправду просто размяться, чтобы хоть как-то отвлечься от обложных проблем. Тем более, можно воспользоваться удобным случаем, чтобы заскочить под вечер в одно место, где его ждал отличный «левак» в виде полмашины уголка. Из суммы, которая была выделена для его приобретения на базе, Макарыч рассчитывал при помощи нехитрой комбинации скостить из неё чуть ли не половину.
Накануне он побывал на базе. Его приятно удивил сервис тамошних ребят. Парочка весьма колоритнейших личностей, перехватив его у дверей конторы, отвели в сторону. Дав понять, что если он согласится на вариант сделки, который ему тут же популярно изложили, то в накладе никто не окажется. Мало того, в результате её им всем даже будет счастье в виде отслюнявленных небольших, но приятных сумм из официально выданной исходной. К наиприятнейшей для обеих сторон сделке они, взяв задаток в виде половины выданных ему купюр, скоренько договорились о месте и часе завершающего этапа и на том расстались.
Всё сегодня так удачно складывалось, что Макарыч даже подумал о вмешательстве высших сил, вдруг решивших ему попокровительствовать. И этот звонок из милиции, как раз ко времени. Не надо утрясать с Харицкой незапланированную отлучку с работы. Да и авария случилась не впритык к нужному часу. Хм! В общем, то, что доктор прописал! Мужики сами справятся, надо только зайти к ним. Постращать немного. Этих пасюков вечно надо контролировать, так хоть сегодня пусть поварятся в аварийной каше сами. Привыкли, что я торчу с ними!
Макарыч ткнулся в дверь кабинета Харицкой. Она оказалась заперта. Чертыхнувшись, он заглянул в отдел кадров и попросил Нину Фёдоровну предупредить Харицкую, что он ушёл в отделение милиции. Он было совсем уже собрался идти на аварию, как вдруг передумал. «Да что это я? Мало я с ними нянчусь! Если запорют, отведу душу по полной! Этот «прапор» недоделанный достал, ети его мать!.. Вояки списанные, интеллигенты сраные, а этот Сашок, дебил долбнутый, – поработай с такими!.. Остальная шушера не лучше!.. Откуда только их не приносит! Ни одного стоящего слесаря! Вот времечко настало, кто только в слесаря не прёт!.. В Союзе такое и представить было нельзя! Пока ремеслуху не кончишь, да пару лет не оттрубишь под присмотром мастера, нечего было и думать, чтобы пойти на участок самостоятельно!.. Старые мастера разбежались… как тараканы по тёплым местечкам, а эти-и!.. Ох-хо-хо…».
Горькие, невесёлые мысли, как ржа разъедавшие душу, всю дорогу точили Макарыча, пока он не очутился перед входом в отделение милиции. Поднявшись на второй этаж, он стукнул в дверь. Услыхав приглашение войти, Макарыч выдохнул из себя воздух, как будто очищая голову от тяжких дум, и вошёл.
Следователь захлопнул лежавшую перед ним папку и жестом пригласил его присесть:
– Степан Макарыч, мне нужно уточнить некоторые детали вот этого документа.
Он протянул Макарычу листок бумаги, который оказался его докладной месячной давности. В ней Лепилин доводил до сведения начальства, что им были обнаружены в подвале двести пятьдесят шестого дома корпус два посторонних лица. Этими посторонними оказались школьники из соседней школы, которые проникли в подвал при помощи самодельного ключа. Парни, видно, не раз пользовались подвалом. На это указывали некоторые удобства, которые в одночасье не появляются. Топчан с наваленным на него тряпьём, столик из картонных коробок ясно говорили, что парни собрались обосноваться здесь надолго и с комфортом. Макарыч, отобрав у них ключ, вытурил огрызающихся пацанов вон.
Степан Макарыч бегло взглянув на докладную, протянул её назад.
– Это моя докладная. Там я всё изложил. Какие тут могут быть вопросы?
Макарыч вдруг занервничал, опасаясь, что застрянет здесь надолго. Но следователь, будто прочитав его мысли, сказал:
– Мне хотелось бы уточнить только один момент. Вы никого из них не сможете припомнить, – раньше видели или кто-то из них вам знаком?
Макарыч отрицательно покачал головой и сказал:
– Там темновато было. Наверх я с ними не ходил, так что ничего не могу сказать.
Следователь взял ещё один листок и, взглянув на него, спросил снова:
– А такая фамилия вам не знакома, – Курков?
Макарыч не долго думал.
– Работает у нас Иван Курков, слесарем-сантехником на первой диспетчерской. На Абакумова, значит.
– Ясно! Ну, что ж, хорошо. Значит, ребят вы припомнить не можете. Ну, а узнать в лицо кого-нибудь сможете?
– Наверно, если покажут! Точно! – Макарыч вдруг осенённо вскинул палец. – Вроде, там один из них был, лицом – ну вылитый Иван!
– Вы не ошибаетесь?
– Да нет! У Ивана, точно, сын учится в девятом. А что, – с недоумённым подозрением спросил Макарыч, – неужели он того… замешан? Что-то не верится. Уж больно садистское изуверство сотворили с девочкой! Не по-пацаньи это, кишка у них тонка!
– Мы разрабатываем все возможные версии, вплоть до абсурдных. Такова уж специфика нашей работы. Пока ничего определённого нет, по делу пройдут все, кто хоть как-то относится к нему. Так что, возможно, нам придется ещё раз побеспокоить вас. А на сегодня всё. Вам повестка нужна?
– Нет. Руководство в курсе, где я. До свидания.
Когда за Лепилиным закрылась дверь, Стариков взялся за телефонную трубку:
– Олег, всё подтвердилось… бригадир из ДЭЗ’а сказал, что такой у них работает… Ну и что? Мало ли как она у него оказалась… Я тебе говорю… Это ничего не доказывает!.. Хорошо, тогда я сейчас в школу… А мне кажется! Уж больно расчленёнка непрофессионально проделана… Пока!
Стариков посидел ещё пару минут, размышляя о чём-то. Затем, уложив в папку документы, спрятал их в сейф, оделся и вышел.
Лёха, продув очередную партию, с раздражением задавив окурок в приспособленной под пепельницу полочке из-под унитазного бачка, сопя, отошёл в угол. Там, накрыв голову газетой, забросил ноги на стул и застыл, разом превратившись в кучу тряпья, неотличимо похожей от наваленных рядом ватников и полушубков других слесарей. Когда Стас вернулся, Виктор уже сидел напротив Виталия и хмыкал:
– Садись, подвигай фигуры! Фору дам!
Виктор играл хорошо. Пользуясь этим, он ставил свои «халтуры» против инструментов и оснастки своих оппонентов. Но Витя был хитрован и ловко манипулировал своими шахматными возможностями. Иногда он намеренно ставил маловыгодные «халтуры» против дешёвой «выгоды». Проигрывая, он не скрывал своего великого огорчения по поводу «непрухи». Ловились на его удочку все, запоминая, что Витя игрок не фартовый. Потом, во время какого-либо праздничного междусобойчика, он, подведя разгорячённого сослуживца к доске, невинно просил сгонять партийку-другую, под интерес. И уж тут-то Витя, намеренно спаивавший свою шахматную жертву, объегоривал её на отменный куш, положим, в виде дорогущей «трещотки» для нарезки резьбы-двухдюймовки.
Стас не уловил момента, что случилось. Все как-то разом вдруг пришли в движение. Мигом исчезли шахматы со стола. Оник, Лёха-«прапор» и даже флегматичный Анатолий Павлович приняли вид, про который любой из вошедших мог бы с полной уверенностью сказать, что эти люди только что отдали все силы тяжелой работе. Вся слесарная братия стала похожа на десантный отряд на марше в тылу противника.
– Что случилось? – недоумённо вопросил Стас Виктора.
– «Череп» идёт… – лаконично ответил тот и предупредил: – Мы за пробойками пришли, если что. Пошли в слесарку…
Но не успел он договорить, как в комнату вошел Макарыч и сходу объявил:
– Вы двое, и Алексей срочно на Ярославку, двести тридцатый дом. В бойлере прорвало горячую магистральную. Я туда отправил ещё двоих ребят с другой диспетчерской, Быкова и Самохина. Они перекроют ее…
– И чего там мне делать, если Юрка-сварной уже там?! – набычившись, перебил Макарыча Лёха. – Шапками, что ли, закидывать трубу? Куда столько народу? Делать мне не хрен, – шляться по подвалам за компанию! И этих, – Лёха кивнул в сторону Стаса и Виктора, – за глаза хватит! У меня установка дверей…
Макарыч, уже привычный к Лёхиным эскападам, оборвал его:
– Что бы через пять минуть все были там! В доме начальство какое-то живёт. Нам сверху позвонили.
Бурча про себя неразборчивые междометия, группа страдальцев бригадирского произвола неторопливо вывалилась из комнаты отдыха. По крайней мере, так выходило из бурчанья Лёхи. И совсем уж, чуть ли не ползком, разбрелась по рабочим местам за инструментами. Макарыч с каждым мгновением наливался гневом, отчего его фигура приобрела угрожающую монолитность очертаний. Виктор, заметив столь недружественную метаморфозу, быстро схватил сумку. Без своих обычных фокусов, вроде: «мне бы льна, Василий Макарыч? Я забегу на склад?..», подталкивая Стаса, бочком протиснулся мимо бригадира и выскочил на улицу…
Дверь в подвал была уже открыта настежь. Из-под низкой притолоки плотной завесой вырывался густой пар. Было такое впечатление, что из подвала вырывается водопад. Но обрушивался он не вниз, а вверх, в небеса, также стремительно и шумно, как какая-нибудь Ниагара. Стас отметил про себя, если слышен шум такой силы, то в бойлерной творится сейчас чёрт те что! Витя покачал головой и хмыкнул:
– Чупиком там точно не обойдёшься! Манжету, видать, на стыке пробило!
В приямке, залив нижнюю ступеньку входа в подвал, источаясь душным горячим маревом, плескалась тёмная, как растопленный асфальт, вода. Не без опаски шагнув в обдавшую сапоги тяжёлым теплом воду, Стас враз ощутил груз быстро набухающих сапог, будто на них налипло по килограмму свинцовых подмёток. Виктор, шедший впереди, низко пригнувшись, чтобы не попасть под струю горячего пара, не мешкая, скрылся в чёрном проёме двери. Стас, инстинктивно задержав дыхание, нырнул за ним. Он мгновенно почувствовал обжигающую лицо влажно-спёртую атмосферу аварии. Свет фонаря не проникал далее, чем на полметра. Не видя враз сгинувшего в ней напарника, Стас двинулся вперёд мелкими скользящими шажками.
Выплывавшие из горячей тьмы низкие трубы воздуховодов, нависали острыми кромками и углами над головой, грозя пробить её. Они немедленно исчезали из вида, едва тускло-желтое пятно фонарного света проползало дальше. Свист, густо замешанный на гулком обмолоте дробных ударов, был единственным ориентиром. Стас, осторожно перемещаясь по лабиринту подвального перехода, постепенно смог разглядеть впереди на блёкло-призрачном фоне смутные очертания нескольких фигур.
– Мужики, ну что? – пытаясь переорать смесь адского грохота, свиста и долботни, вырывающейся из отверстой пасти трубы мощной струи воды. Она, рикошетя от переплетения труб, плотным веером взлетала вверх. Там, встретив на пути воздуховод, с рёвом реактивного двигателя разбивалась в плотную удушающую субстанцию воды и пара. Ему никто не ответил. По сосредоточенно-напряженным лицам ребят Стас понял, что дело гораздо серьёзнее, чем предположения его бывалого напарника.
Витя не угадал. Стас только сейчас увидел масштабы аварии. Трубы, идущей к смесителю, не было! Из её жерла, словно отгрызенной чудовищной пастью, била могучая, в пять дюймов, струя кипятка. Она захватывала лихорадочно болтающийся под её напором полутораметровый остаток, висящий на задвижке редуктора. Он колотил с размашистой амплитудой по бойлерному узлу так, что гулкие удары разносились по всему подвалу, уносясь наверх по этажам.
– Хреново дело, мужики! Сейчас эта дура отшибёт и трубу с холодной водой! – натужно прокричал Виктор. – Чего там Витька копается! Стас, иди к задвижке ко входу, – посмотри, чего он там застрял!
Стас, не раздумывая, выставив фонарик и расплескивая воду, ринулся назад. У стены, на вводе в дом трубы, он увидел Витьку-маленького, который, крутясь возле мощной задвижки напоминал большого чёрного таракана. Наваливаясь всем телом на отрезок полудюймовой трубы, он, матерясь, безуспешно пытался сдвинуть с места намертво прикипевший от времени маховик.
– Давай, наваливайся! – заорал Витька, увидев приближающегося Стаса. – Блин, веса не хватает! Враскачку надо, так не сдвинем!
Скользя по бетонному полу, мужики навалились на рычаг. Он медленно поддавался, скрипя и грозя смять четырехгранник центрального вала задвижки. От натуги у Стаса перехватило дыхание. Горячая влажная смесь, в которую превратился воздух, с трудом проникая в лёгкие, не приносила никакого облегчения. Рычаг, не выдерживая давления навалившихся мужиков, начал гнуться, но в этот момент вал задвижки поддался. Дрогнув, он начал медленно утапливаться вниз.
Через минуту мужики докрутили до упора. Жадно глотая перегретый влажный воздух, слесаря без сил опустились на трубопровод.
– Да-а, обстановочка не слабше, чем у нас была на подлодке во время аварии, – выдохнул Витька-маленький, – но там хоть всё на мази было, а здесь…
Он махнул рукой. Стас понял, что он имеет в виду и согласно кивнул головой:
– Эти задвижки не меняли, видно, со времени строительства дома…
– Не, их меняли, но только на такие же списанные. «Череп» новые не ставит, он их налево пускает…
Он не договорил, как из темноты прямо перед ними вынырнули Виктор и Лёха. Увидев сидящих ребят, с ходу заорали на два голоса:
– Ну, чё расселись, там хлещет вовсю! Скоро по горло кипятка нальет! Сваримся, блин, заживо, крысам на корм!
– Чего орать! – взвился Витька-маленький. – Законтрили мы её до упора…
– Значит, не держит, паскуда!
Лёха пнул задвижку, попутно подняв фонтан горячих брызг!
– Ты чё, сдурел, что ли?
– С вами сдуреешь! Сидят, мотнёй трясут…
– Ори не ори, а «щёки» в задвижке не держат! Понятное дело! – оборвал его Виктор и с досадой сплюнул. – Надо на ЦТП отключать, так хрен что сделаешь!
– Да был я там, был! – Витька-маленький махнул рукой. – Главный инженер наотрез отказалась её перекрывать. Не то что на четыре часа три дома без горячей воды и отопления, говорит, не могу оставить, а и на полчаса даже!
– Что делать будем? – задал риторический вопрос Стас. – Скоро и точно кипятка здесь будет по горло. Тогда уже наверняка ничего не сделаем.
– Ладно, – скребанул затылок Виктор, – пошли заглушки везде по канализации выбивать. Вода хоть уйдёт.
– А задвижка? – ехидно спросил Лёха. – Чё с задвижкой будем делать?
– Задвижку разберём и поставим новые «щёки» – более задумчиво, чем утвердительно ответил Виктор.
– От те раз! Ну, мужик, ты совсем офонарел! – язвительно проорал Алексей. – Там же кипяток! Забыл?
Лёха ткнул рукой в сторону задвижки:
– «Щёки» прикипели намертво! Их голыми руками хрен с два достанешь! Это ж по локоть туда лезть надо! Может, у тебя они чугунные или казенные?
– Ладно, там посмотрим! Сначала вытащим заглушки…
Мужики, как болотные цапли, высоко поднимая ноги, чтобы не набрать подступившей к обрезу голенищ горячей воды, разбрелись по подвалу, каждый по своим секциям. Стасу почему-то страстно захотелось, чтобы это всё: и потоп, стремительно захлёстывающий горячей водой, задавленный беспросветным мраком подвал, и тягучий забивающий бронхи влажный смог, рёв и свист, вперемежку с беспорядочным металлическим лязгом бьющейся в лихорадочной пляске трубы, словно надтреснутый колокол, возвещающий последние мгновения перед Апокалипсисом, – чтобы всё это обернулось дурным сном!..
Глава 3
Оставшись одна, начальник ДЭЗ Харицкая только качала головой. Ещё одна беда свалилась на вверенное её руководству учреждение. Звонили из милиции и вызвали её для дачи показаний. Она не преминула поинтересоваться, чем же таким у следственных органов вызван такой интерес к их коллективу. Следственные органы приятного баритона голосом ответствовали ей, что интерес к ним намечается вполне определенный. Желательно, чтобы уважаемая Харицкая Юлия Семёновна прибыла сейчас к ним для небольшого разговора.
Из бригадирской Харицкая, не заходя к себе, заглянула к секретарю и известила о своей предстоящей отлучке на час-полтора. В милиции она прошла в указанный ей кабинет. Тот же приятный баритон, принадлежащий симпатичного вида молодому человеку, задал первый вопрос:
– Что вы можете сказать об Куркове Иване Фёдоровиче, поподробнее, пожалуйста, – уточнил, заглянув в листок следователь.
– Работает он у нас давно, больше десяти лет. Я точно не знаю, так как сама недавно в этом ДЭЗ’е. Насколько я могу судить по отзывам о нём, он самолюбив, прижимист, с большим гонором, но работник надежный, вот, пожалуй, всё.
– Скажите, как давно работает Курков в диспетчерской на Абакумова?
– Насколько я знаю, дольше всех. Я ещё раз хочу сказать, что я работаю на этой должности всего полтора года…
– Это не существенно, – вежливо прервал её следователь. – Значит, он пользуется полным доверием у диспетчеров?
– Ну конечно! – вскинула пухленькую ручку Харицкая. – Он хоть и тяжёл в общении, но дело своё знает прекрасно. Жильцы часто просят его на заявки.
– Из этого следует, что он с работы мог вполне свободно унести ключи домой, не поставив диспетчеров об этом в известность?
– В конце рабочего дня это невозможно! – категорически замотала головой Харицкая. – Заступает другая смена и пока все ключи не окажутся на месте сменщица не примет её. Но вот в обед это вполне возможно, чтобы не тратить обеденное время на возврат ключа на место, если работа по заявке не была ещё закончена. Так делают все…
Следователь в размышлении помолчал немного, затем спросил:
– Получается, что некоторые изъятия ключей с доски не фиксируются в журнале?
– Такие нет, – чувствуя какой-то подвох, неуверенно ответила Харицкая. – Но что в этом криминального, если один и тот же человек работает до окончания заявки без росписи в журнале?
– Я не говорю, что это криминал. Только то, что на это время ключ может находиться в бесконтрольном владении ещё кого-либо.
– Нет, это невозможно, я категорически утверждаю это! Никто не передаст ключ в другие руки, мы инструктируем наших работников на этот счёт регулярно! – воспылала благородным порывом Харицкая.
– Что ж, теперь мне ясно положение дел, – удовлетворённо сказал следователь, не обратив ни малейшего внимания на бдительно-искреннее восклицание Юлии Семёновны.
– Скажите, ваш интерес к Куркову на чём-то основан, если это не тайна следствия.
Следователь засмеялся, но потом, уже вполне серьёзно, пояснил:
– Нет, это всего лишь процедура выяснения обстоятельств дела. Но, все же, я прошу вас, пока не говорить никому о направленности нашего разговора. Понимаете, люди таковы, что любой интерес следственных органов к чьей-либо персоне вызывает вполне понятное мнение в виновности её по расследуемому делу. Тем более, такому зверскому и бесчеловечному. Как вы понимаете, в большинстве своём это совсем не так, но косые взгляды и нравственный дискомфорт этой личности ещё долго приходится на себе ощущать. А как же, – «нет дыма без огня!». Ну и так далее. Вот почему я ещё раз прошу не упоминать в разговорах тему нашей беседы.
Юлия Семёновна с жаром принялась заверять ответственное лицо о своей полной готовности следовать неукоснительно его рекомендации. Следователь с грустью подумал о бессмысленности его увещеваний. Эта женщина явно была из той, самой многочисленной породы человеческих существ, которые дышать перестанут, если не поделятся со всеми встречными только что обретённой тайной, доверенной ей под великим секретом…
Вода уже не прибывала, но оставалась стоять на прежнем уровне.
– И то хорошо!.. – проматерил конец своей фразы Лёха. Все четверо, собравшись у сдохшей задвижки, мучились вопросом, – что же с ней делать?
Ситуация торопила и от этого обстановка постепенно приобретала характер катастрофы. Затопленный подвал четырёхподъездной высотки уже сравнялся по своему составу атмосферы с нижележащей толщей воды. Обжигающая влажная взвесь набирала плотность с каждой минутой.
Стас под своей рубахой был мокрый, как застигнутая в мышеловке мышь. Все они телогрейки давно скинули. С лица мужиков потоками стекала смешанная с солёным потом жижа. «Самый наихудший вариант сауны, какой только можно придумать!», – проволоклась, словно патока, во взопревшем мозгу Стаса мысль.
Развинченная и разобранная на части задвижка лежала рядом на коробе, а слесаря, с опаской смотрели в чёрный провал её корпуса. Там, отливающий свинцовым блеском при свете фонаря стремительно несся стержень горячей струи.
– Ну, что? Как будем доставать «щёки»? – саркастически вопросил Лёха. И, ни от кого не дожидаясь ответа, сказал:
– По очереди. Сунул руку, схватил, вытащил. Не успел, – очередь следующего. И так, пока не вытащим, понятно?
Бывший «прапор» в критической ситуации вспомнил свои армейские навыки отдавать приказы, а потому категоричность его слов никем не была оспорена. Но Виктор, не желая идти ни у кого на поводу, уточнил:
– Вот с тебя и начнём!
Лёха зыркнул на него, но ничего не сказав, нагнулся над задвижкой:
– Ети его мать всё это! Хорошо, я первый полезу! А вы, мужики, найдите какую-нибудь ёмкость и наберите в неё водички похолоднее. Ну-ка, дай мне асбестовую тряпку из сумки!
Последнее было обращено к Стасу, но он не стал сейчас становиться в позу от приказной безаппеляционности Лёхи. Молча порывшись во внутренностях его брезентовой торбы, вытащил кусок асбестового полотна, который Лёха использовал как изолирующую прокладку во время сварочных работ.
Замотав всю руку до локтя и оставив только кончики пальцев, Лёха проверил их на свободу движений, пошевелив ими. Потом, как-то утробно ухнув, обрушил свою руку в залитое семидесятиградусной водой чрево корпуса задвижки.
Секунд пятнадцать он оставался там, затем выдернув её, тут же погрузил по локоть в бумажный мешок из-под цемента, наполненный до краёв холодной водой. Пока Виктор со Стасом держали мешок, Лёха, морщась от боли, выдохнул:
– «Щёки» на самом дне валяются! Еле одну ухватил, но не удержал. Они ещё горячее, блин, чем вода!
Виктор, ни слова не говоря, передав мешок Витьке-маленькому, снял с руки Лёхи асбест. Примотав его к руке, сказал:
– Тащите мешок поближе к задвижке.
Он сунул руку в придвинутый мешок и с минуту держал её там. Потом, примерившись, выдернул её из мешка и точно также, как и Алексей, с размаху погрузил в задвижку. «У, бля!», – скрипнув зубами, резюмировал он своё пребывание в кипятке. Через несколько секунд выдернул руку с зажатой в неё «щекой». Выронив железку, Виктор стремительно засунул руку в холодную воду и протяжно отдуваясь, содрал асбестовую тряпку.
Протянув её Стасу, он сказал:
– Делай также, и всё будет в норме. Вторую затащило чуть-чуть в трубу по ходу, но ухватить её можно сразу же. Не зевай!
Когда рука Стаса оказалась внутри задвижки, ему показалось, что по его руке разом прошлась огненная волна. Сразу же запульсировавшие пальцы потеряли чувствительность. Только какими-то остатками осязания Стас, наткнувшись на тяжёлую латунную «щёку» смог ухватить её. Собрав последние остатки воли, он вырвал руку из адского котла. Вырвавшись из пальцев, «щёка» исчезла во тьме плещущейся внизу воды. Через мгновение Стас, сорвав тряпку с погруженной в холодную воду руки, стал нянчить её, словно младенца.
Пока удалая тройка, словно сказочный Иван, окунали в купели свои руки, Витя-маленький споро приладил на шток новые «щёки». Собрав задвижку, он перекрыл воду.
Тишина резко ударила по ушам. Было только слышно где-то в тёмной глубине подвала журчанье стекающей воды. Мужики. ошалело поводили головами. Стащив с себя всю одежду, они принялись отжимать насквозь мокрое одеяние.
– Лёшь, у тебя курево есть? – спросил с раздражением Виктор, отшвыривая от себя пачку сигарет. – От моих каша осталась.
– А не надо было держать их в кармане! – съехидничал он. – Учи вас всё! У меня в сумке посмотри, там, в полиэтилене…
Закурив по очереди, все расселись на коробе, поджидая, пока высохнет одежда, разложенная на трубах с горячей водой. Нечего было и думать, чтобы в такой мокрети высунуться на улицу. Все равно, пока Юрка, ушедший за сваркой, не объявился, делать было нечего.
Витя-маленький, вздохнув, спросил:
– Мужики, я пойду, как одежда подсохнет? Мне сегодня по повестке в отделение надо ещё!
– Какая там повестка! – обозлился Лёха. – У «Черепа» отпрашивайся, а мы тебе не начальство! Сиди, пока не придёт!
Но Виктор и Стас в один голос отбрили Лёхин наскок:
– Конечно, иди! Чё здесь тебе уже делать! Одна сварка осталась! Лёха с Юркой сами управятся, мы тоже с тобой двинем, как подсохнем. Ты что, по этому делу пойдёшь?
– Да по какому же? И навёл же вас хрен собачий на этот мешок! Теперь они меня задолбают!
– Тебя-то чего?
– Да то и чего, что последыши имею.
– Какие-такие последыши?
– Такие! Статью по этому делу.
– А, так это на тебя мне мент намекал. И чего там у тебя было?
– Если бы было! А то по-пьяни одну давалку опробовали. Так ей что-то не понравилось, она маляву и накатала в ментовку на всех пятерых.
– И что?
Витя горестно вздохнул:
– А то, что припаяли мне пятерик с довеском.
– Что за довесок?
– А довесок от этой блядины. Наградила она меня ядрёнейшим сифилисом. Два месяца я на зоне кололся как последний доходяга-наркоман.
Лёхино ржанье тут же выявило всю комичность эпизода из жизни Витьки-маленького:
– Ни хрена себе! Как же это ты так оплошал?
– Да вот так! – Витя горестно вздохнул. – Всю жизнь мне эта тухлятина проститутская поломала. За всех мужиков все на меня повесила, а на остальных заявления забрала. Так что я на полную катушку и прогулялся в зону! Э-хе-хе… Ну, ничего, ей тоже сейчас кое-что наскипидарили!
И мужики, задумчиво пыхнув сигаретами, погрузились в молчание.
Дождавшись Юрку, они всё же вместе смонтировали оборудование. Приварив трубу и, открыв задвижку, они с тайным удовлетворением слушали, как засвистели жиклёры в редукторе, как с бешеным напором помчалась вода, заполняя пустые стояки. Мокрый, усталый до дрожи в коленках, с саднившей рукой, Стас шёл домой без единой мысли в голове. Только злобно урчавший желудок напоминал ему, что он ещё живой, а не высосанный тьмой и жарким душным маревом подвала бесплотный призрак.
– Садитесь, Курков. Вам уже понятна причина нашего с вами разговора?
– А как же! – Курков ерзанул на стуле. – Только и делаем, что всю неделю говорим с мужиками об этом случае. Всем интересно, поймают ли убийцу или так, «глухарем», как всегда, это дело проскочит!
Он иронично усмехнулся:
– Вы не обижайтесь, я не к вам это отношу. Просто столько таких дел случилось за последнее время, что все их раскрыть невозможно. Их много – вас мало, вот и всё!
Стариков спокойно дослушал Куркова. Выдержав паузу, сказал:
– Думаю, если пару краж из ларьков мы и не сможем раскрыть, как вы говорите, за нехваткой времени и людей, то будьте уверены, – это дело, которым мы сейчас занимаемся, стало нашим личным для всей следственной группы! Впрочем, оставим сантименты и поговорим конкретнее о вас.
– Чего это обо мне? Я что, особенный? – вскинулся Иван. – Вы, гражданин следователь, не цепляйте меня к этому делу! Я-то причём?!
– Спокойнее, Курков. Мы поговорим, выясним некоторые факты и только. Не больше и не меньше, чем с другими вашими коллегами. А вы как-то сразу нервничаете!
– Ничего я не нервничаю, – хмуро сказал Иван. – Просто, приятного мало находиться здесь и беседовать, – он подчеркнул это слово, – с вами!
– Что поделаешь, иногда так уж жизнь поворачивает, что и выбора не остаётся.
– Выбора! Скажите тоже! У кого дубинка в руках, тот и выбирает!
Стариков за время разговора внимательно изучал все нюансы поведения Куркова. Он намеренно продлевал разговор вокруг да около темы. Пытаясь обнаружить невольные следы беспокойства в поведении Куркова, Стариков подводил его к ней осторожно, не торопясь, как рыбак ведёт снастью крупную рыбу. Но то, что хотел он обнаружить, пока не удавалось проявить в достаточной степени. Курков на все его вопросы реагировал именно так, как повёл бы себя любой на его месте. Стариков почувствовал, что пора выложить главный аргумент. Улика, которую человек, однажды её употребивший, будет опасаться увидеть в чужих руках пуще пытки.
Стариков открыл папку, лежавшую перед ним, но не стал больше ничего с ней делать. Как бы вспомнив что-то, он взял трубку телефона и набрал номер.
– Олег, привет! Как съездил?.. Понятно…
Продолжая разговор, как бы машинально вынул из папки несколько мятых листков. Бумага, и это было хорошо видно, представляла собой вырванные из тетради развороты. Ведя разговор, Стариков искоса следил за поведением Куркова. Тот с обречённым терпением разглядывал и Старикова, и его руку с зажатыми в ней тетрадными листами. Блуждая по комнате отсутствующим взглядом, Курков, выдохом спустив свое нетерпение, уперся глазами в пол. Ничего ни в его мимике, ни в поведении не изменилось.
Поняв, что нужно предпринять более решительные действия, Стариков бросил трубку:
– Вы не могли бы, Курков, припомнить, используете ли вы в своей работе, положим, вспомогательные материалы при установке сантехники, то есть кранов и всего такого прочего?
– Что это ещё за вспомогательные материалы?
– Ну, например, тряпки, ветошь или бумагу для каких-нибудь прокладок или что там ещё в этом роде?
– Ну, вы даёте, товарищ следователь! Прокладки из тряпок только бабы используют, да и то сейчас для этих дел есть кое-что получше. А мы, слесаря, употребляем ветонит, лён, гидроизолирующие шайбы и кучу всяких специальных уплотнителей и смазок.
– Что ж, с этим ясно. Ну, а не приходится ли вам в качестве, что ли, подстилки для чистоты употреблять бумагу, тряпки, в общем, что-нибудь вспомогательное. И ещё вопрос на эту тему, – если да, то приносите этот материал с собой или используете первый попавшийся на месте работы?
– Я что-то не пойму вашего вопроса? Что, руки вытереть чем-нибудь, что ли?
– Да, хотя бы руки, или подстелить под инструмент и приборы?
– Да чего-ж с собой таскать? В подвалах всегда полно чего-нибудь такого.
Стариков покачал головой. Аккуратно взяв тетрадные листки, разложил их перед Иваном.
– Посмотрите-ка, Курков, вот сюда. Не смогли бы вы что-нибудь сказать об этом?
Иван со скучающим видом наклонился к листам. С минуту недоумённо рассматривал их, потом поднял глаза на Старикова:
– Если вы хотите сказать, что разыскали мою школьную тетрадку, то честь вам и хвала, потому что школу я закончил уже двадцать лет назад! И первым делом, что я сделал, – это устроил огромнейший костёр из учебников и тетрадей!
Стариков прищурился:
– А почему вы решили, что это листки из вашей тетради?
– Почерк вроде мой. Я тогда писал, как курица лапой. Да и вам вроде чего-то не резон совать мне всякую макулатуру, если это не моя тетрадка.
– Логично!
Стариков потёр подбородок и взглянул на Ивана, повторил:
– Только тут есть одна маленькая, но очень существенная деталь. Вот обложка от этой тетради – прочтите, что написано на месте фамилии?
Курков поднёс грязносалатового цвета, всю в разводах, бумагу поближе и прочитал вслух:
– Курков Пётр. – Он недоверчиво посмотрел на следователя и прочитал с расстановками снова. – Курков… Пётр… Это что, тетрадь Петра, моего сына? Зачем она у вас?
– Может быть. А зачем она у нас, – легко догадаться. Тетрадь была изъята с места преступления в качестве одной из улик. Мы хотели узнать, как она там оказалась? В связи с чем я повторю свой вопрос, – вы не использовали её как подсобную бумагу в работе?
Стариков взглянул на него. Курков застыл с напряженным лицом. Было видно, что он усиленно что-то обдумывает. Но, тут же, сбросив оцепенение, прокашлялся и сказал:
– Нет, я не знаю, как она там оказалась…
– Хорошо, мы с вами ещё побеседуем вскоре, а пока распишитесь вот здесь.
– Что это?
– Подписка о невыезде. Вам придётся до конца расследования никуда не уезжать. Пока свободны, Курков.
Стариков, после ухода слесаря, с минуту разглядывал тетрадные листы. Он почему-то думал об эфемерности причин и следствий во взаимоотношениях между людьми. Странная, почти мистическая, связь до этого совершенно незнакомых людей, разом соединила их в единый спай. Он видел, как Курков отреагировал на улику, но Стариков не того ожидал. Реакция Куркова походила скорее на ошарашенного неожиданным известием, или просто застигнутого врасплох, но только не уличённого в тяжком преступлении, человека. Да, он подобрался, внутренне поджался, и всё же это не было похоже на защитную реакцию. Скорее его поведение было сродни его, Старикова, позиции, – следователя. Курков очень сильно смахивал на человека, который вдруг должен разгадать неожиданную загадку, а не защищаться от грозящего ему самому обвинения. «Ладно, посмотрим, дальше что будет».
Стариков встал и вышел из комнаты. В соседнем с ним кабинете находились оба члена его опергруппы:
– Олег, что-нибудь экспертиза показала?
Высокий круглолицый парень утвердительно качнул головой:
– По предварительному заключению генетического анализа крови из его медкарты в районной поликлинике, и спермы с трупа показали высокую степень идентичности. Всё! Так что, Володь, дело, кажется, выгорает.
– Подожди радоваться. Это ещё ничего не значит и нам придется попотеть. Если Курков причастен к делу, то он тоже прекрасно это знает. По крайней мере, в разговоре он никак не прореагировал на тетрадь.
– Ну и что? – ответил другой оперативник. – Мужик с железными нервами, – такого на арапа не возьмёшь! Надо брать его, пока не поздно.
– Ладно, ладно, разогнался! Ты в школе показывал тетрадь?
– Всё чётко, тетрадка его сына. Училка опознала её с ходу! – Борис хмыкнул. – Она даже прибавила, что второй такой она давно в своей практике не видела.
– А как в школе характеризуют парня!
– Да как, блин! Оторва полная! – Борис даже скривился. – С ним в компании ещё двое тусуются, точно такая же бритоголовая вшивота!
– Хм, скинхеды! – Стариков устало повёл бровями. – Нам ещё этого не хватало, политику пришьют, за папашу! Тут же наскочит какой-нибудь Лимонов и начнет верещать о дискриминации! Лепилин в своей докладной говорил о трёх пацанах, которых выгнал из подвала, а в разговоре определённо указал на то, что опознал в одном сына Куркова. Значит так! В разработку надо взять обе версии, что-то тут, в этом деле, я чувствую, есть какая-то связь между старшим Курковым и младшим.
– Что именно? – спросил недовольно Борис. – Всё же ясно, не надо умножать сущностей сверх необходимого, как говаривал один очень мудрый человек. Версия, – толще не бывает, как железобетонная свая!