Читать онлайн Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней. Кристофер Райан, Касильда Жета. Саммари бесплатно
Оригинальное название:
Sex at Dawn: How We Mate, Why We Stray, and What It Means for Modern Relationships
Авторы:
Christopher Ryan, Cacilda Jetha
Кто мы на самом деле?
«Правило» со множеством исключений
Что такое семья и как она возникает? Ответ прост: мужчина встречает женщину (в идеале – находит «вторую половинку») и заключает с ней негласный, а потом и юридический договор. Согласно договору он становится добытчиком, который поможет женщине вырастить потомство, она же заведет потомство именно от него, будет верна ему навеки и перестанет оглядываться по сторонам в поисках других партнеров.
Биологи, антропологи и прочие специалисты по человеческой природе твердо уверены, что именно по такому сценарию развивались отношения мужчин и женщин с доисторических времен. Моногамия, сексуальная верность одному партнеру, ревность при малейшем намеке на измену – такова суть Homo sapiens.
Однако если это в нашей природе, почему из этого правила так много исключений?
▶ Откуда такое количество разводов?
▶ Почему в мире растет число неполных семей?
▶ Почему брак так быстро убивает страсть?
▶ Почему проституция и порнография не исчезли как явление?
▶ Почему сексуальные желания мужчин и женщин различны?
▶ И наконец, задумайтесь-ка, коль скоро у женщин в крови верность одному-единственному партнеру, почему многие из них во время секса издают такие громкие, возбуждающие, прямо скажем – призывные крики?
Чтобы разобраться во всем этом, нам следует тщательнее изучить свое происхождение.
Кто наши родственники?
Сразу расставим все точки над i. Нам нравится отделять себя, таких цивилизованных и развитых, от мира дикой природы. Однако биологически человек не потомок обезьян, а один из них. Есть пять видов крупных человекообразных приматов – шимпанзе, бонобо, орангутанги, гориллы… и люди. По меркам эволюции мы не дальние родственники: общий предок человека, шимпанзе и бонобо жил всего лишь пять миллионов лет назад.
Да, наши судьбы сложились по-разному. Человек превзошел в сообразительности всех остальных. Но речь ведь не о полетах в космос или изобретении гаджетов, а о сексуальном инстинкте. А тут общего гораздо больше.
Ни один вид близких нам приматов не знает моногамии. Это очень раздражает ученых, так что они прямо-таки одержимы желанием найти в природе других идеальных кандидатов на естественную моногамию. Долгое время таковым считалась степная полевка. Эти грызуны вызывали у ученых умиление: формируют пару, живут в одном гнезде, вместе воспитывают молодняк, защищают друг друга. Если один из пары умирает, вдовец или вдова не ищет нового партнера. Увы, многолетние наблюдения подтвердили иное: может, нору полевка согласна разделять с одним-единственным партнером, но за пределами норы она совокупляется с кем угодно. Столь же недолго продержалась легенда о лебединой верности. Вообще, из 180 видов птиц, считавшихся ранее моногамными, 90 % таковыми не оказались. Причина проста: моногамия – весьма невыгодная для выживания вида стратегия.
Вернемся к истории нашего вида. Конечно, моногамия у людей существует давно, но не слишком давно с точки зрения истории[1]. Моногамия распространена в обществе оседлых земледельцев, к земледелию человек перешел лишь около 10 тысяч лет назад. А наш вид существует 200 тысяч лет.
До перехода к земледелию мы были охотниками-собирателями, живущими относительно малыми сплоченными группами, придерживающимися равноправия во всем, включая сексуальную жизнь. Мы и сейчас можем наблюдать такие отношения в племенах собирателей по всему миру от Австралии до Амазонки.
Почему же из собирателей мы превратились в земледельцев?
Исторический поворот не туда
Где-то 12 тысяч лет назад климат на Земле начал меняться. Становилось все суше и жарче. Кочевать по плоскогорьям в поисках еды было все труднее, и люди потянулись в долины рек. Земля там была плодороднее, но простора для кочевников не осталось. Куда выгоднее было осесть на одном месте и возделывать почву, чтобы она давала больше урожая. Люди изобрели плуг, и дело пошло.
На первый взгляд сельское хозяйство обещало куда более сытную и счастливую жизнь, чем собирательство. В аграрных обществах производительность труда крестьян в пять раз больше, чем у собирателей. А коль скоро пропитанием занята лишь пятая часть населения, руки и умы остальных свободны. И возникают города, технологии, письменность – короче, цивилизация.
Однако если вы год за годом возделываете одну и ту же землю, возникает риск голода – у собирателей, которые в поисках еды постоянно переходили с места на место, такая проблема возникала куда реже. И даже в изобильные годы вы питаетесь хуже: налегаете на рис и зерно, но недополучаете витамины (рацион собирателей куда лучше сбалансирован: это и орехи, и ягоды, и мясо животных).
Археологи подтверждают: когда люди перешли от собирательства к сельскому хозяйству, их средний рост уменьшился почти на 15 см.
А еще меняется отношение к собственности. Вообще говоря, для собирателей собственность была относительным понятием, ибо в их обществе важно делиться. Никакого благородства, просто альтруизм в таких условиях – самая выгодная стратегия. Сегодня ты поймал дикую козу и угостил неудачливого товарища, и, если завтра твоя охота пойдет насмарку, ты можешь надеяться на его поддержку
Но если ты годами обрабатываешь один и тот же участок земли, важно знать, где проходят его границы. И нельзя ли их увеличить. Кроме того, землю можно передать по наследству. Детей становилось больше (девушки стали созревать раньше, репродуктивная жизнь увеличилась). Вопрос о том, кровные ли это дети, стал для мужчин принципиальным. Но и женщины стали заинтересованы в том, чтобы кормилец не заглядывал в другие хижины.
Свободе сексуальной жизни, прежде свойственной нашему виду, пришел конец.
В общем, сельское хозяйство изменило не только быт человека, но и его мышление. И в лучшую ли сторону? Так ли преувеличивает антрополог Джаред Даймонд, когда называет переход к земледелию «катастрофой, от которой мы так и не оправились»?[2]
Почему Дарвину понравилась бы «Красотка»
Переход к земледелию превратил в собственность не только землю. Женщины сами стали собственностью. Ревность заставляла мужчин все тщательнее контролировать сексуальное поведение жен. И соревноваться за выбор самой привлекательной. Неудивительно, что вся эволюционная биология во главе с Дарвином представляет собой сексуальную жизнь как борьбу[3]. Она всегда подпитывается напряжением.
Самки знают, что потомство обходится им куда дороже, чем самцам, и поэтому придирчивы. Самец должен убедить их в своей состоятельности. Поэтому павлины распускают хвосты, а мужчины всячески демонстрируют свою брутальность.
О беспорядочных связях, разумеется, речи не идет. Да и в семейной жизни нет места страсти. Дарвин, а вместе с ним и все викторианское общество воспринимали женское либидо как некое недоразумение. То, что отношения в таком контексте смахивают на проституцию (секс в обмен на ресурсы), никого не смущало. Дарвину наверняка понравился бы фильм «Красотка».
Отрицание женского либидо имело самые печальные последствия: от строжайших запретов на мастурбацию до удаления клитора, которое практиковалось в США вплоть до XX века как средство от истерии.
Бонобо против Дарвина
Если секс для женщины играет утилитарную роль, почему именно человеческие самки наделены способностью, которой нет у большинства млекопитающих: быть сексуально активной в течение всего менструального цикла, а еще в период беременности и кормления? Кроме людей, в мире приматов такой способностью наделены только бонобо (самки шимпанзе сексуально активны лишь 30–40 % этого времени).
Проживая в труднодоступных джунглях, бонобо стали объектом пристального изучения не так давно – и сразу удивили ученых. Чем же? Своей любвеобильностью. Спаривание играет в социальной жизни бонобо ключевую роль. Секс у них – это и приветствие, и способ подружиться, и средство разрешения конфликтов. Неудивительно, что уровень агрессии в стаях бонобо (где, кстати, ключевую роль играет самка) очень низок. Как хиппи, они предпочитают творить любовь, а не войну.
Мы привыкли сравнивать человека с шимпанзе, но бонобо и шимпанзе равноудалены от нас в эволюционном смысле. А кое в чем бонобо нам гораздо ближе:
▶ множество позиций для половых актов (шимпанзе практикуют позу «самец сзади»);
▶ гомосексуализм (очень редок у шимпанзе);
▶ поцелуи во время секса (нет у шимпанзе);
▶ у человека и бонобо вульва расположена между ног и ориентирована к передней части тела, у других приматов – к задней;
▶ и самое важное: только люди и бонобо используют сексуальность для социальных целей и получения удовольствия. Сексуальная жизнь других приматов подчиняется репродуктивной цели.
И бонобо, и люди имеют повторяющуюся микросателлитную ДНК. Она важна для выработки окситоцина – гормона, который помогает нам испытывать удовлетворение от общения с другими. Как полагают антропологи, куда вероятнее, что шимпанзе утратили это генетическое свойство, нежели люди и бонобо приобрели его независимо друг от друга.[4]