Читать онлайн Легенды Предгорий бесплатно

Легенды Предгорий

Пролог

Ветер тревожно рвал пламя костра и норовил вконец затушить его. Однако уставшие путники не замечали этого. Фин, сладкоголосый гусляр из далекого южного морского городка, прикорнул у телеги, подложив под голову мешок с пшеном. Во сне он нежно обнимал свой инструмент и совсем не заметил, как кафтан почти весь сполз на землю, обнажив перед вечерними заморозками тонкие руки музыканта. Вокруг стоянки бродил его спутник, немолодой торговец зерном Прохор. Он собирал сухие ветки и бубнил себе под нос что-то похожее на «бездельник» и «лентяй».

К молодой сосне были привязаны расседланные лошади. Они мирно фыркали и пощипывали травку – отдыхали от дальней дороги. Солнце только зашло за кроны деревьев, мгновенно погрузив лес в сумерки. Света затухающего костра не хватало, чтобы озарить или согреть всю стоянку, и Прохор торопился собрать побольше валежника, пока совсем не стемнело.

Вскоре торговец вернулся к костру с огромной трухлявой веткой и сухими еловыми лапами. Этого было достаточно, чтобы обеспечить их компанию огнем на всю ночь. На подходе к стоянке он увидел уснувшего напарника и еле тлевший костерок, в сердцах сплюнул наземь, а потом легонько пнул Фина так, что тот проснулся, подскочил и выронил гусли.

– Чего разлегся? Весь огонь сошел на нет, – проворчал Прохор.

– Проша, я так устал, что не заметил, как уснул, – заканючил Фин. Он состроил жалостливое лицо, да такое по-детски наивное, что бывалый Прохор раздумал ругать спутника, – Да и костры – это не мое! Ты же знаешь, я лучше тебе спою. Хочешь про богатыря Святогора? Или про девиц-горемычниц? А может, того, про Русалку волоокую?

– Иш, не к ночи помянешь! – снова сплюнул Прохор и стал укладывать ветки шалашом в потухший костер, – В лесу, почитай, нечисть водится. Ее звать не надобно. Иначе явится, да оставит нас с кукишем. Мне один местный космач в прошлом лете рассказывал, что в этих горах кого только ни водится! И навки, и ящеры размером с быка, и зверье опасное. Рекомендовал ночью костры жечь, а днем меч в ножны не убирать.

Фин захихикал. Он знал, что его попутчик согласился на компанию гусляра только из-за того, что побоялся ночевать в лесу один. А других спутников не нашлось. Сам Фин в нечисть не верил, потому как всю свою жизнь бродил и пел песни в разных уголках земли и нигде сверхъестественной природы не видал. А зверья не боялся. От того и веселися – пугать лесными шорохами такого типа как Прохор одно удовольствие. Но всячески завися от спутника, он не решился продолжать поддевать его.

Костер, заново разведенный торговцем, затрещал с новой силой. Ветер хоть его и трепал, но уже не гасил. Прохор поставил над костром железку и повесил котелок, плеснул в него воды из туеска, забросил луковицу и горсть пшена из мешка, на котором недавно прикарнул гусляр. Через несколько минут Фин уловил приятный запах и услышал как живот смачно заурчал. Чтобы отвлечься, он тронул струны своего инструмента – и по лесу разнеслась музыка.

Его пальцы то быстро бегали, спотыкаясь о струны, то нежно ласкали, а мелодия то пускалась в галоп, то лилась как река. Музыкант тихо запел:

– Над горою да по небу ласточки

КрУжаться, летают.

Лето кончилось, да солнце закатилося -

Ночька наступает.

Засыпает деревце, засыпает полюшко,

Засыпает девица, засыпает молодец -

Да деревенька вся – тоже засыпает…

Он, поежившись, не выпуская из рук деревянную ложку, ступил в гущу леса. Гусляр все пел и даже не заметил перемены в поведении спутника.Прохор задумчиво помешивал похлебку, как краем глаза он уловил движение. Вгляделся в сгущающиеся сумерки и увидел, как в саженях десяти среди деревьев словно мечется кто-то.

Прохор, стараясь не шуметь, подбирался все ближе.

– Ба, – тихонько охнул торговец.

Он спрятался за мохнатыми еловыми лапами, так чтобы его не было видно, но зато сам он мог лицезреть все, что происходит на скрытой от чужих глаз поляне.

А именно, в центре босиком на осенней листве медленно, словно во сне, танцевала прекрасная девица. Она слышала музыку, и каждое ее движение вторило напевам гусляра. Волосы, черные, распущенные и развевающиеся на ветру, непокрытые, взметались в танце и окутывали словно вуаль, скрывая лицо. Руки поднимались и опускались, унося за собой воздушные белые рукава струящегося нижнего платья. Казалось, от нее исходит неземное свечение.

Прохор тихонько сплюнул наземь, но не переставал смотреть на танцующую девушку. Он боялся спугнуть ее. Но еще больше боялся, что она окажется нечистью.

Песнь гусляра внезапно прекратилась, мелодия смолкла и раздался оклик Фина:

– Прохор, тут похлебка выкипает! Снять с огня?

Девица от этой внезапной перемены остановилась, открыла глаза и бросилась прочь сквозь бурелом. При этом Прохор мог поклясться, что она превратилась в птицу и взмыла в воздух. Он отпустил ветки и поспешил вернуться к огню.

– Чудеса-а-а, – он снова принялся помешивать похлебку в котелке.

– Какие чудеса? – Фин достал холщевый мешочек с тряпицей, куда была бережно завернута краюха хлеба и сушеные ягоды. Он явно пропустил все, что произошло с Прохором.

Прохор лишь махнул рукой и, по привычке сплюнув, разложил еду по тарелкам.

Костер мерно трещал, ветви деревьев скрипели, раскачиваясь, утомившиеся путники активно стучали ложками. На стоянку неотвратимо надвигалась ночная тишина и прохлада.

– А-о-о-о-ой, – где-то в кустах, совсем рядом, сгущающийся мрак прорезал громкий вой. Фин и Прохор мгновенно побросали тарелки и вооружились мечами.

Но вокруг снова все замерло. Лошади настороженно крутили ушами.

– Это, наверное волки, – Фин поднял горящую ветку и направил на ближайший куст, но как ни вглядывался, никого не увидел.

– Или эта девица… местная навка. Или ведьма! – Прохор отодвигал мечом молодую поросль, пытаясь не отходить далеко от лошадей и телеги, – охотится на мужей и их скарб.

– Девица? Среди леса? Скажешь тоже, – усмехнулся Фин.

Он на мгновение повернулся к Прохору и поэтому не успел заметить, как что-то огромное вынырнуло из темноты и впилось ему в глотку.

Хрусь. И по поляне покатилась голова музыканта.

Прохор в ужасе закричал, бросился наутек, но через секунду его крик захлебнулся, а бездыханное тело упало в костер, сбив огонь.Лошади моментально вздыбились и, ломая ветки, ринулись в разные стороны.

Стоянка снова погрузилась во мрак. Лес вернулся к тишине. И только струящийся над деревьями дым указывал на недавний след человека.

Сокол

Река Разливица, напротив своему названию, к осени обмелела и усохла. Но не настолько, чтобы лодки не могли добраться до берега. Сторожевой нет-нет да и принимал новых гостей, приплывших на разномастных судах. Только вот крупные суда вставали на стоянку чуть выше по реке, а до города всех приезжих вместе с товарами довозили два лодочника, чьи легкие лодки не жалко было пару саженей протащить по илистому берегу сквозь высокий камыш.

После уплаты пошлины в пять медяков сторожевой выдавал капитану судна железную бляшку на шнурке – разрешение торговать в Предгорье – и направлял к ярморочным палатам. Мало-помалу к празднику осени городок превращался в яркий, звонкий и многолюдный полис, куда стекался народ, как из близлежащих деревень, так и из далеких мест.

Сокол, сын местного Воеводы, вот уже третий день нес караул у пристани, выглядывая свежие лица. Он специально попросился у батюшки подежурить с дружиной: встретить гостей, проводить до ярмарочных палат, оказать честь, приветствуя их от имени главной семьи Предгорья. На самом же деле Сокол хотел первым узнать обо всем самом интересном.

Как только к берегу причаливали незнакомцы, он радушно бросался им на помощь, расспрашивал, откуда те прибыли и, пока была возможность, обязательно интересовался планами на предстоящую ярмарку.

Хоть уже и начали падать листья, возвещая пришествие осеннего месяца листопадня, днем солнце еще ласкало. Прислонившись к сторожке, сощурившись от яркого света, Сокол вглядывался в мерно покачивающиеся вдалеке на волнах суденышки. Ярко-красные и стройные ладьи пришли из столицы – определил Сокол. Деревянные и потрепанные волнами беспарусные челны, объединенные одной канатной связкой, ждали своих восточных хозяев. А все остальные лодки разной масти говорили о том, что в Предгорье собрался чуть ли не весь белый свет.

От марева и отсутствия новых лиц, Сокол на секунду прикрыл глаза и провалился в быстрый сон. Ему снилась предстоящая ярмарка, его сестры, которые почему-то заставляли сразиться с ними в боях на бревнах, а потом сон сменился. «Пожар! Пожар!» – кричал во сне отец. Но Сокол его не видел, словно тот стоял за пеленой.

В следующее мгновение юноша внезапно проснулся, сердце готово было выскочить из груди, голова горела, а груди наоборот было холодно. И мокро?

Ему потребовалось какое-то время вернуться в нормальное состояние. Он действительно увидел рядом с собой отца и сестер. Отец строго смотрел на сына, младшая сестра звонко и заливисто смеялась, а старшая сестра смотрела на него с жалостью.

– Что произошло? Кто-то кричал «Пожар?»– спросил ошарашенный Сокол.

– Батюшка думал, что ты всю ярмарку проспишь, – младшая сестра Беляна подошла к нему и провела рукой по светлым кудрям брата, – Вот мы и разбудили тебя.

Она смотрела на брата лукавыми голубыми и искрящимися на солнце глазами, задиристо вскинув свой курносый нос. Соломенные волосы были перехвачены алой лентой, в цвет вышивки на белоснежном сарафане. И Сокол понял – все ясно, Беляна не смогла дождаться его и решила сама побывать на пристани, чтобы познакомиться с заезжими женихами. Иначе, зачем она так нарядилась?

Но вот зачем пожаловал батюшка? Отцовский контроль или забота?

– Разбудили? Что это было? Вы что, облили меня водой? – Сокол только сейчас заметил, что рука у Беляны влажная.

– Я говорила ей, что это – дурацкая затея, – извиняющимся тоном заговорила старшая сестра Чернава, и подала брату платок, промокнуть лицо.

Сокол в который раз отметил про себя, что старшая сестра была полной противоположностью младшей: темные, как ночь, тяжелые и густые волосы, аккуратно собранные в толстую косицу, спускались ниже пояса, вместо простой ленты же Чернава носила кокошники, и сейчас на ней был изумрудный с бусинами из местных каменьев. Хоть Чернава и была на пару лет старше Беляны и Сокола, юноша внутренне чувствовал, что Чернава уже мудрая женщина, а Беляна все еще ведет себя как наивный ребенок, хотя в этом году она уже вступила в свадебный возраст – четырнадцать лет.

Сокол перевел взгляд с сестер на отца. Пожурит или накажет за сон на посту?

Воевода не выглядел злым, скорее уставшим – отметил нерадивый сын. Однако это не отменяло того, что он мог в любую минуту сорваться и отчитать нарушителя.

– В твои годы я при прежнем Воеводе уже служил, а он за такую провинность голову с плеч мог снять. А если враги нападут? Ты тоже все проспишь? – Сокол услышал в строгих словах отца укор, но что-то подсказывало, что отец просто его пугает, чтобы сын усвоил урок.

– Но водой-то зачем?! – возмутился юноша, так чтобы отец не счел это неусвоенным уроком – под конец сказанного скромно потупился и виновато опустил голову.

Беляна снова захихикала и поддела:

– Наукой будет, чтоб на посту не спал! Мы тебе обед принесли, думали, ты тут занят, гостей встречаешь, а ты прохлаждаешься. Зря батюшка тебе такое дело важное поручил…

– Ну будет тебе, дочка! – Воевода расположился подле сына на лавочке и разложил узелок со съестным – краюха хлеба и рубленая репа, – на первый и последний раз прощаю, потому как последствий нет, но если б были…

– … Голову с плеч…, – закончил за него Сокол.

Воевода цокнул языком и укоризненно замотал головой.

– …До конца дней заставил бы помогать по дому Белобородке! Ну, или в шахты сошлю – там таких как ты любят: проштрафился – отправляют в нижние разломы на самую тяжелую работу. Может так наука тебе выйдет, – закончил отец.

Теперь Соколу действительно стало стыдно. Он представил, как рудокопам тяжко работается: нести караул в сравнении с этим – дело на «раз-два».

– То-то же! – Воевода кивнул.

Он протянул сыну кусок репы, но Беляна его перехватила и потрясла под носом брата:

– Заслужил ли ты, братец эту сладкую репу? Узнал то, о чем я тебя просила?

Сокол ухватился за тоненькую ручку сестры и выхватил кусок.

– Узнал, приставучий ты репейник! – и прежде чем Беляна успела среагировать, отправил репу в рот.

Сокол привык, что они с сестрой с самого рождения, словно в соревновании участвуют. Несмотря на внешнее сходство, характерами близнецы различались знатно. Сокол никогда бы так погано не пошутил бы над родственником (облить спящего водой!), а вот, поди ж ты – сестре сходило с рук все. Поэтому брата так и подмывало подразнить Беляну.

– Так и кого ты нам в женихи нашел? – Беляна по-детски сидела на лавке и болтала ногами, в нетерпении покачиваясь из стороны в сторону.

– Ну, тебе, пожалуй, Федька-шахтер подойдет, – с серьезным лицом ответил Сокол.

Он отметил, что Воевода и Чернава вместе подавились краюхой и оба закашлялись, скрывая смех. Беляна ударила кулачком брата и заканючила:

– Ну, Сока-а-л!

– А не надо было меня водой поливать, если хочешь, чтобы я тебе лучших женихов на блюдечке приносил, – парировал брат, – Теперь сама с ними знакомься.

Он удовлетворенно отметил, что сестра надулась и энергично зажевала хлеб, демонстрируя свое недовольство. Однако и Воевода, и Чернава, привыкшие к перебранкам близнецов, даже не отреагировали.

За трапезой и неспешной беседой Сокол снова вернулся к мыслям о том, что Чернава хоть и старше всего на два года, а ведет себя не чета Беляне. Вот и сейчас она все больше молчала и слушала.

Сокол помнил, что Чернава, названная дочь Воеводы, на деле приходилась владыке Предгорий племянницей и двоюродной сестрой Соколу и Беляне. Она рано потеряла сначала отца, старшего брата Воеводы, а потом и мать. Воевода пригрел сироту, и она платила ему тем же.

«Наверное, поэтому стала такая любящая и заботливая, ранимая», – подумал Сокол.

Ему и самому хотелось о ней заботиться.

Юноша, в который раз, украдкой посмотрел на ее длинные ресницы, округлые плечи и выбившуюся прядь из косицы. Эх, вот бы никогда не найти ей жениха на этой ярмарке. Лучше б Беляну сосватать, а Чернаву оставить при доме. Жили бы как в сказке втроем – Воевода, Чернава да Сокол. Вот только не возможно такое – Чернава старшая, а значит должна выйти замуж вперед Беляны. Иного выхода нет.

– Видел я сегодня двоих – князья, кажется, – начал с неохотой Сокол, – Точно невест ищут. Из столицы приплыли.

При упоминании женихов Беляна вся зарделась и засветилась, подалась вперед так резко, что чуть не скатилась с лавки, в последний момент ухватилась за край – слова Сокола попали на благодатную почву. Однако он заметил, что Чернава, наоборот, вся съежилась, отстранилась и принялась рассматривать горные вершины.

– Богдан и Пересвет Милославичи, – кивнул Воевода.

– Сегодня на оглашении календаря празднеств глашатай представить приезжих. Отец должен после пригласить князей на трапезу, – добавил Сокол.

– Правда, батюшка? – Беляна развернулась к отцу и уже чуть ли ни зарыдала от счастья, – Пожалуйста, пожалуйста, родненький!

Затем она схватила за руки сестру, отчего Чернава вздрогнула и слегка растерялась.

– Может в этом году будет сразу две свадьбы в нашем доме? – мечтательно заголосила младшая.

Сокол усмехнулся и закинул в рот еще один кусок репки. Девицы – одно на уме!

Со стороны торговых палат, что находились прямо у ворот пристани, вывернула фигура в кольчуге. Это был один из дружинников из отряда Воеводы. Сокол заметил его первым и почувствовал тревогу. Что-то случилось. Он тронул отца за руку и кивнул в сторону приближающегося.

– Воевода! – раздалось прежде, чем тот успел обернуться, – Нападение в лесу!

Дружинник уже зашел на пристань и поравнялся с семейством.

– Тихон, что случилось? – Сокол узнал высокого крепко сложенного мужчину.

– Прости, Сокол, но это дело не для юношей! – покачал головой дружинник, а потом добавил, – И не для девиц. Если позволите, Владыка, надобно поторопиться. Я сразу к вам побёг – дело важное.

– Ну, веди, коли важное, – Воевода поднялся с лавки, но остановился и, прощаясь, глянул на сына, – Не спать на посту, дозорный!

Воевода

Дружинник Тихон вывел Воеводу на лесную прогалину и дальше не пошел. Он медленно привалился к сосенке. Воевода заметил, как по щеке Тихона скатилась крупная капля пота, лицо посерело, он ухватился за живот, будто вот-вот его вывернет.

Воевода задумчиво подкрутил медный ус, погладил бороду, осмотрелся и присел на корточки около трухлявого окровавленного пенька.

На прогалине, словно кубарем прошлись гигантские чудища, деревья лежали поломанными от основания, молодняк вместе с папоротником примят к земле, всюду виднелась вырванная клоками шерсть. И среди всего этого творилось невообразимое: то, что было раньше человеком – разбросали, изломали, и искромсали. В нескольких десятках шагов лежала опрокинутая телега. Все вещи кто-то вывалил и раскидал. А лошади вовсе не было. Убежала или кто-то увел?

– Третье нападение, – констатировал Воевода. И добавил: – Ты, Тихон, на охоте и не такое видал, а тут никак не привыкнешь.

– Да к такому разве привыкнешь? – Тихон утер рукавом лоб и нервно сглотнул.

– Кто ж такие расправы над гостями чинит? Неужто один из заезжих женихов? – Воевода осмотрел дорогой кафтан убиенного.

Очевидно, что это не простой человек, а из знати. Расшитая золотой нитью красная жилетка и красные кожаные чувяки – такие у простого мужика не увидишь. Да и на торговца не похож.

Тихон набрался смелости, подошел к военачальнику и рядом склонился.

– Воевода, слухами уже город полнится, – зашептал он, – Давеча ваша ключница Белобородка и дьячок из Соколиных сопок обсуждали, как бы народ не начал разъезжаться. Шутка ли – страховидло по лесу шатается, богачей к рукам прибирает, а вещей не берет! И в том правда, Воевода, третий муж от неведомой руки падает, а товар при нем. Народ-то не дурак, на капища уже жертвы стягивают – кто крынку молока, кто пучок душистой травы. Может костер очищающий возвести?

– Ишь, Голова! Костер соберем, а если продолжится безобразие? Кто виноват будет? Лучше отряд собрать, да по двое на всех дорогах к Предгорью поставить, и в дозоры отправить несколько пар. Глядишь, кто-нибудь, да и увидит твое страховидло. Нам поберечь гостей нужно, а не на жертвы надеяться! – Воевода поднялся с корточек, отряхнул полы кафтана и направился к лошади.

Февронья, бурая воеводина кобылка, мирно причмокивала толстыми губами, обдирая черничный лист с кустов. На происходящее вокруг она никак не реагировала. Но стоило хозяину подойти, как она с нежностью потянулась к его рукам. Воевода потрепал любимицу за гриву, и достал из привязанных к седлу ножен меч.

– Скачи, Тихон до врат, оповести дружину. Да смотри, чтоб молчали! Не то на рудниках будете камни разбивать, а не службу нести. Я тут останусь, след зверя изучу, – Воевода уже не обращал внимания на Тихона, он принялся рубить мечом путь сквозь чащу.

– А ежели на страховидло напоретесь, владыка? – Тихон, обойдя страшное место, след-в-след двигался за начальником, – Может вместе возвернемся, а там и других подтянем на поиски, а?

Воевода грозно сдвинул брови и зыркнул на дружинника.

– Пока ты тут лясы точишь, оно убежит, и завтра мы получим новую жертву. Иди уже!

Воевода заметил, что Тихон хотел было еще что-то добавить, но передумал, вскочил на своего жеребца и со всей прыти поскакал прочь.

Военачальник не стал при дружиннике тревожить останки гостя, опасаясь, что Тихона все же вывернет. И как только тот скрылся за деревьями, вернулся к месту бойни.

Глубокие порезы, голова оторвана, ноги и руки сломаны – ужасающее зрелище. Человек на такое не способен. Но кто же это? Медведь? Или стая волков? Неужто дух леса снова просит своих подношений?

Среди остатков одежды обнаружилась печать с руническими символами иртышей – поселнцы нижних гор. Плохо. Очень плохо. У южан только один известный Воеводе жених – сын Добродея Иртышского, маленького князька, который с вольными господами оружием торгует. Он за своего сына может и месть начать. Если это он решил в Предгорье невесту искать и попал к зверю на зуб, то только освежеванная шкура и несколько сундуков откупа исправят ситуацию. Возможно. А возможно и нет.

«В любом случае, найти зверя надо!» – подумал Воевода и вновь отправился рубить чащу.

Следы кровавой расправы уходили в сторону рудников на юг, но уже через несколько десятков саженей след потерялся. Ни клочка шерсти, ни сломанной ветки, ни оторванной тесемки. Словно не было никого тут.

Воевода несколько раз возвращался к прогалине и начинал заново искать следы. Да так и понял, куда они ведут. Тот, кто наворотил здешний ужас, словно под землю исчез. Или в воздухе растворился.

Прошло много времени, прежде чем Воевода сдался. Одному отыскать чудного зверя не получится. Да и если это дух, о коем Воевода думает, то просто так изловить его в одиночку точно не получится. Владыка вскочил на Февронью и помчался обратно к Предгорью.

Чернава

Ярмарка гудела и улюлюкала. Толпы сновали среди ярких палаток и расписных лавок. Отовсюду слышался детский гомон, крики зазывал, девичий смех и прочие атрибуты осеннего веселья. Гулянья начались с самого утра, как только горн глашатая провозгласил открытие Праздника Осени.

К полуденному часу народ подтянулся к высокому помосту. С него глашатай и начнет представлять женихов. Чернава без охоты позволила младшей сестре утянуть себя вглубь толпы и пробраться к самому краю помоста. За утро среди гуляк она порядком устала. Наверное, ей единственной было невмоготу веселиться каждую осень среди незнакомого люда.

Ярмарка собрала в Предгорье заморских гостей, купцов с яркого востока, знатных господ с запада и обычного народа со всех кружных земель. Кого-то Чернава знала, но многих видела впервые.

Она тихонько вскрикнула, когда молодка, такая же, как Беляна, отдавила ей ногу.

«Лишь бы не потерять батюшкин подарок!» – мелькнуло в голове у Чернавы.

Она коснулась тонких золотых сережек с крупными изумрудами, которые ее заставила надеть сегодня утром сестра.

Тем временем представление женихов началось. Протрубили горны. Глашатай развернул грамоту и стал зачитывать имена. Женихи бодро забирались на помост по ступенькам в центре и вставали в приветственные позы. Один был наряднее другого.

– … Гасым, сын Гасана из вольных господ Аракхана, мастер кузнечных дел, торговец кинжалами и мечами, пробудет до самого конца ярмарки и попытает счастья на боях средь женихов…, – презентовал глашатай очередного жениха.

Поджарый, чернобородый молодец в чувяках с загнутыми носами, шелковых шароварах и цветастой жилетке присоединился к шеренге женихов, азартно сверкнул глазами в сторону шепчущихся девиц и с почтением поклонился. Девицы захихикали.

Беляна, задергала рукав старшей сестры и зашептала так громко, что восточный кузнец Гасым не смог не обратить внимания на них.

– Мы обязаны, к нему зайти, сестра! Кинжал! Я хочу батюшке сделать подарок. Кинжал – отличный подарок. Зайдем же?

Чернава кивнула, но только для того чтобы сестра побыстрее отстала. Ей не нравилось, что черноокий восточный князь уже с минуту их разглядывал, и Беляна (о, духи!) отвечала ему улыбками.

Гул толпы сменился на позвякивание и шелест – по помосту поднимались двое господ в металлической чешуе со стальной броней на груди. Оба гостя были высокими, светловолосыми и безбородыми. Их поразительное сходство и моложавый вид производили более приятное впечатление, чем пристальный взор восточного гостя.

– Волею нашего управителя, рады здравствовать и почитать, великих князей западных земель, Богдана и Пересвета Милославичей, – презентовал глашатай. Казалось, он засиял особым светом, порхая вокруг потомственных правителей Чуди.

Продолжить чтение