Читать онлайн Бугатти Широн и Матильда бесплатно

Матильда и Аленка

"Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность…"

Любящие сердца соединяют не только на небесах – случается и на грунтовке.

Василий и Олег не собирались строить совместную жизнь. Слишком разные они для этого. Но любовь не картошка – не выкинешь в окошко. И с этим законом Судьбы не поспоришь. Значит, надо научиться жить вместе долго и счастливо.

Дорогие читатели!

Приглашаю вас открыть эту книгу. История любви двух мужчин. Трогательная, смешная, романтичная, местами грустная потому, что понять друг друга бывает трудно. Но если Судьба соединила однажды, то ни расстояние, ни время, ни люди – не смогут разъединить. ХЭ неизбежен ))

Приятного чтения! Ваш Лео

***

Василий

Поругался я с сестрой. Вдрызг, до вселенской обиды. И ведь повода в сущности не было! Аленка хорошая, любит меня, и я её. Больше-то у нас, кроме друг друга, никого и нет.

Но она руководит вечно! И это мной! Курам моим на смех, или коровам. Я же фермер. Вот с этого все и пошло, когда я земли прикупил и из города переселился в мою Жмеринку – так сеструха зовет деревню Ольховку. Ну, допустим, не Рублевка, так меня туда и не тянет. Жил я и там, ничего не нажил, в смысле – для души. Понты одни. А тут у меня хозяйство, люди при деле деревенские. Потянулись, пить горькую перестали, работают. Им хорошо и мне недурственно. Зарплатами не обижаю. Но дело не в этом, а в интернете. Конечно, он у меня есть, как волокно протянули – он теперь у всей деревни есть. Ребята вон учатся дистанционно, которые не могут уехать. Опять же, все довольны: и им хорошо, и мне. Выучатся – у меня же и останутся. Хозяйство расширять надо, молодых привлекать. А то все за границу норовят мозги увезти. А мозги их нам и в России нужны.

Ладно, это все так, к слову, вы уж простите, наболело! На самом деле я про мышь хочу рассказать. Из-за неё мы с сестрой поругались. Боится мышей Аленка с детства. Если увидит – визжит так, что медведь со страха в штаны наложит. А у меня мышь. Не в клетке, она у меня как бы ручная. Вышло все случайно, и тут интернет немного виноват. Я по ночам бывает зависаю в сети, в реале на всякую ерунду времени у меня нет, путешествия на Бали и прочее. А посмотреть, как люди с ума сходят, – почему бы и нет.

Вот раз валяюсь я на диване, шарюсь по сайтам, как это говорят – “сёрфю”.

Конечно, и полезное смотрю, про новую технику сельскохозяйственную. У меня ферма образцовая, так что зря Аленка в глаза мне тычет: “Ты, Васька, все в навозе ковыряешься”. А ничего я не ковыряюсь – и люди у меня в чистоте и достойных условиях, и коровы в шоколаде. Зато и надои какие!

Так вот про мышь…

Лежу я на диване, слышу – шорох, я сразу за ствол, времена всякие пережил, так что держу при себе постоянно, мало ли… Но тут зря обеспокоился – это мышь пришла. Я с вечера крекеры жевал перед плазмой, вот она и заявилась крошки подбирать. А толстенная такая, я таких мышей вообще не видал. Королевская, скажу вам, мышь! Хотя и не амбарная, полевка. Я-то их знаю, корма они мне портят. Ну что теперь – стрелять по ней? Смешно мне стало: трескает крошки, ничего не боится. Видно, ждала-ждала, пока я свет погашу, да и надоело ей. Вот и вышла. Здоровая такая, как шар. А может… Тут меня и осенило: да она же в положении! Беременная то есть.

Поела и ушла. Я уснул. На другой день забыл о ней, но к вечеру припомнил, дай, думаю, оставлю ей харчика, все-таки мать. Тут и встал вопрос, а чем мне эту мышь кормить. И надо ли её поить? Может, молоком, или это только кошки любят,а мышам надо воду? Погуглил, выяснил, что надо воду и корм специальный, питательный. Конечно, его у меня не было, я заказал в Интернете, а пока мыши опять дал крекеров и овсянки, хлопья она оценила. И воды пила из блюдца. Так и стала приходить.

Вот живу я с мышью, день другой. А тут Аленка приехала в бане париться, она любит. Я уж к выходным сам баньку вытопил, знаю, что сеструха явится.

Явилась, целовашки-обнимашки, она у меня девушка фасонистая. Так я ей ни в чем не отказываю – младшая, такое дело. Предлагал учиться за кардоном, в Германии,а она – нет, в Питере хочу, в универе. И поступила сама без взятки, ЕГЭ на сто баллов написала по математике. Пошла в программисты.

Сам я университет не оканчивал, не такое было время: сестра малая на руках осталась, бизнес отцовский в ауте, долги, братки. Ну, это я опять к слову, не важно это, пережили – и ладно. Нас просто так не согнешь.

Так вот про мышь…

Напарилась Аленка в бане, довольная такая. Сидим мы с ней, за жизнь балакаем. Сеструха тут и вспомнила.

– Я же тебе подарок привезла! – И как дунет в гараж, вернулась с коробкой. – На вот! Начинай с людьми общаться.

– Что это?

– Смартфон, дорогущий! Самый крутой. И я там тебе уже все настроила и соцсети все на тебя завела.

– Зачем?

– Надо, Вася! Что ты тут как сыч сидишь. Бирюк, Обломов несчастный.

– Почему это Обломов? Он бездельником был, а я работаю. Думаешь, я не помню роман? Я в школе на пятерки учился.

– Вот именно! А теперь в навозе ковыряешься, помет куриный берцами месишь.

– Вот не начинай, Алена, я тебя сколько раз просил! Кому-то и навоз надо месить, и так уже все просрали, при Столыпине было бы…

– Это да, – перебила она, – тепереча не то, что давеча, – со смеху прыснула, на диван завалилась. – Ой, вот и ты не начинай! Только не про Столыпина, я про это наслушалась, когда вместе жили. А-ха-ха… Хорошо, извини, и я не буду про навоз. Вот смотри. – Она поднялась, разворошила коробку со смартфоном. Он и правда был супер-пупер навороченный. И мои там фотки в профиле! Ну, Аленка, кто просил-то?

– Ты что, с ума сошла, зачем?

– Затем! Вот я тебе и инсту завела. Будешь свою распрекрасную жизнь показывать миру. Тогда и поймешь, почему я Обломовым обзываюсь. Нельзя же так, Васька, что ты тут, в медвежьем углу…

На этих её словах Матильда и вышла. Это мышь я так назвал. Нельзя же ей без имени, все-таки ручная. Она и людей перестала боятся, и при свете за кормом приходила, понятное дело, у неё там часы биологические и мышата в брюхе. Так что не до наших с Аленкой ссор.

Как сестра визжала! Это надо было слышать. Охранник и услышал, от самого въезда на территорию. А у меня участок при доме немаленький, соток тридцать.

– Убей её немедленно! – В Матильду полетела коробка из-под смартфона, подушка диванная, и уже когда сестра схватилась за толстый справочник, то я понял: мышь в опасности.

– Стой, не надо её трогать. Она сама уйдет.

– И-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!! Убери-и-и-и-и-и!!! – Аленка с ногами забралась на диван – выше-то некуда, а так бы она и на потолок полезла.

– Да успокойся, ушла уже!

– Ты идиот! Мышеловку, что ли, не купить? Я кошку привезу.

– Не смей! Она Матильду съест.

– Кого?!

– Матильду. Так мышку зовут.

– Вася, ты точно тут рехнулся. Матильда у него. Женись! Все, поеду я…

– Так ночевать хотела…

– Ни за что! Или я – или мышь! Выведешь её – тогда приеду, а так ни ногой к тебе! Так и знай!

– Василий Андреевич, у вас тут все ладно? – Это Дима с поста прибежал, в дверь просунулся. Тоже со стволом.

– Все хорошо, Димон, не парься, это у нас семейное, – успокоил я. Алена тем временем судорожно пихала вещи в сумку.

– Ну, тогда лады, пойду, извините, – замялся Димон.

– Стойте, стойте, я с вами! – прилепилась к Диме Аленка. – Тут у вас мыши кишат, меня проводите в гараж.

– Какие мыши? – У Димона аж глаза округлились.

– Серые, – зыркнула на меня сестра и закинула сумку на плечо. – В инсте меня найди, я там тебя подписала на свой блог.

И ушла.

Спасение спорткара

Василий

Подобрал я раскиданные вещи, пошел сварил кофе, трубку набил, сижу курю. Думаю себе. Почему так? Почему Аленка жизни моей не понимает? Придумала тоже – женись. Ну куда мне жену? Иногда, конечно, я встречаюсь, но так, чтобы постоянно… Да и противно без любви, жена не корова – за деньги покупать не хочется. А своей волей какая сюда пойдет навоз месить? Тьфу ты, привязалось же!

Обидно! Даже выпить захотелось. Единственный родной человек – и не понимает!

Ну, что делать, перетопчется. Пойду хоть подарок этот разгляжу. Она же как лучше хочет, Аленка моя. В Германию не поехала учиться, чтобы меня не бросать, – я-то знаю. Ей бы самой парня хорошего, чтобы с мозгами и с душой. Она же у меня красавица и умница какая! Доверчивая только. Если какой хлыщ к ней сунется – убью гада. Пойти хоть посмотреть на социальные сети эти – там вся зараза и есть, вот где не навоз, а чисто дерьмо – хорошо если бы собачье, а то человечье.

И завис я! Утром на ферму не пошел. Смотрел, смотрел на сторизы эти. Чего только люди не показывают! Постят – если по-интернетному. А мне что показывать?

Завтрак? Так я ничего особенного не ем – щи да каша пища наша, что Марья Ивановна сготовит, то и годно. А она женщина простая, деревенская, французским деликатесам не обучена.

Красоты местности? Это у нас-то в Ольховке? Ничего особенного здесь: река, лес, поля. Весной, правда, красота! Небо такое, залюбуешься, а закаты! Северные закаты, долгие, с облаками.

Так люди вон закаты постят с Лазурного Берега, кто на Ольховку смотреть захочет?

Разве что коров моих показать? Вон их теперь в зоопарках смотрят, а у меня в хозяйстве двадцать голов, это не считая телят. Пошел я и хозяйство свое пощелкал. Коров племенных. И доярок заодно – веселые они, смешливые.

– Чего это ты нас, Андреич? Куда это? На конкурс красоты, что ль? – платками белыми прикрываются, смеются.

Кур тоже снимал, куры у меня красивые, породистые. Пеструшки и рыжие. А петух – так тот просто султан Сулейман, хвост веером. Смартфон Сулейману не понравился, я близко сунулся, так поганец чуть экран не клюнул. Стекло бы разбил.

Так и пошло, каждый день хозяйство я свое снимал и в инстаграм фотки выкладывал.

Прошла неделя-другая.

Запостил я вечером, как обычно, фотки, опять лежу на диване, листаю инсту.

И вдруг приходит моя Матильда не одна, а с приплодом! Сама идет, а за ней мышонок, за хвост её держится, за ним второй, третий – и так все пятеро цепочкой. Вот это кадры! Наснимал я нахлебников, кинул для прикола в сториз.

И вот надо же, на ферму мою образцовую никто и внимания не обращал, хоть бы десяток лайков набралось, а тут посыпались горохом. И комментарии. Слово за слово, я даже разговорился с одним парнем, он мышей вблизи не видал, все расспрашивал меня – не кусается ли. Из инсты мы ВКонтакт перешли, там в личку, полночи протрепались о том, о сем. Парень Олегом представился. И ни одной фотки, какой-то странный агрегат на аватарке, я не сразу и сообразил, что это автомобильный мотор.

Ну, что тут скажешь, каждый по-своему с ума сходит.

Еще день прошел, я по хозяйству, в лесхоз ездил, едва пробился – грязища непролазная, развезло дороги. Домой вернулся, помылся, поужинал, вспомнил про Олега, что обещал ему Матильду еще сфоткать. А она, как на грех, не приходит, затихарилась. А может, ушла с пометом в поля. Надо же ей детей учить как жить: крекеры на каждом углу не разложены, жизнь мышиная – не рублевская.

Написал Олегу, что пропала, не является. Буду следить.

А он мне в ответ, может, и в шутку:

“Я бы с тобой последил”.

А я ему:

“А приезжай!”

А он адрес спросил. Я дал, жалко, что ли. Думал, прикалывается он, тем более ехать ко мне, если из центра, не ближний свет. А он пишет:

“Еду”.

Етить-колотить! Время к ночи, малахольный какой-то.

Часа через три снова пишет:

“Застрял у какой-то заброшки на семидесятом километре”.

Я сразу понял, про какую он заброшку, это элеватор бывший совхозный. Там грунтовка та еще, вся раздолбанная. Поехал спасать. С моим внедорожником там пройти можно.

И что же я увидел у элеватора? Серебристый Bugatti по брюхо в грязи увяз. У машины стоит высокий парень лет двадцати пяти, в кожаной куртке, светловолосый, очки в золотой оправе, весь из себя мажор. Какая машина – такой и хозяин.

Вот же влип, да не он, а я! Что теперь с ним делать?

– Прицепить трос есть к чему? – спрашиваю.

– Это вместо “здравствуй”? – смеется.

Смешно ему. А если бы я не приехал? А может, я вообще этот… как там… фейк.

– Это вместо “до свидания”! Ты в уме – на такой машине в наши края?!

– Да вроде по навигатору смотрел – трасса везде. А тут, оказывается, съезд в объезд, – опять смеется. Другой бы истерил, машина ведь на четыре лимона баксов.

С грехом пополам прицепили спорткар к внедорожнику, вытолкали, поехали ко мне на ферму.

У Димона глаза стали не то что круглые – квадратные, когда он Bugatti в грязище увидел, да еще нас с Олегом, как будто мы в хлеву валялись. Среди ночи же все это дело вышло. Царя у кого-то в голове нет.

Димон решил – авария. Долго я ему втолковывал, что нет – помыть надо машину, и все пучком.

Забавно мы смотрелись, конечно. На парковке рядом с моим привычно грязным внедорожником этот серебристый Bugatti – принц платных автобанов. А рядом со мной – Олег. Мыть не только спорткар надо было, а и нас.

Так вот, про мышь…

Русская баня

Василий

Пока до дома шли – молчали. У меня чего-то язык к заднице прилип, о чем говорить? Неужели он правда из-за мыши приехал, а если нет? Зачем тогда?

Странно было встретиться вот так: вроде бы и знаем друг друга, так не виделись же никогда. То есть меня Олег видел в соцсетях, Аленка постаралась, а вот я его – нет. Фоток, кроме как машин внутри и снаружи, не было. Но Олег такой оказался, как я себе представлял: высокий, спортивный, молодой, ресницы длинные, как у девки, ухоженный, даже мысль закралась, что волосы крашеные, да вроде нет. Не разбираюсь я в этом, вот в коровах – другое дело. О них, что ли, говорить?

– Ты, Василий, не удивляйся, что я так сорвался среди ночи, – обронил Олег, – я тебе потом все объясню.

– Да ладно, приехал – и хорошо, я гостям рад. У меня и баня топлена.

– Ни разу не был в деревенской бане. А посмотреть можно?

– Так и помыться можно. Нам не повредит. – Без всякой задней мысли я это сказал. Кто ж знал-то, что оно так повернется!

Баня у меня просторная, с хорошим предбанником. А дальше и мыльня, и парная, и купель с проточной холодной водой. Песня, а не баня! Березовыми дровами как вытопишь – жар такой, что словно бы расплавляешься. Мигнул я Димону, чтобы он подсуетился и в предбанник принес там что обычно попить-закусить. И пошли раздеваться. Одежда сильно загрязнилась от наших игр с Bugatti.

– Завтра почистим, – говорю, – придет моя домоправительница. Она быстро все поправит.

Почему я решил, что Олег на подольше у меня останется. Хотя выходной же впереди?

– Домоправительница у тебя? А жена где?

Про семейное положение мы с Олегом в личке не перетирали, к слову не пришлось. Но сейчас почему не сказать.

– Нету у меня хозяйки.

– А что так?

– Да никто не хочет на ферме жить.

– Почему? – Олег уже футболку через голову стягивал. Волосы его светлые разлохматились от этого. А торс уважение внушает! Видно, что не по одному часу в зале Олег проводит. Весь он ладный, мышцы под кожей бугрятся. От пупка дорожка светлых волос спускается. И на груди волосы кучерявятся. Плечи широкие. Кой черт я его рассматриваю, как баба? Он уже и джинсы вместе с боксерами стянул, стоит передо мной, в чем мать родила. Живот впалый, бедра крепкие. И надо бы отвернуться, а я на его достоинство смотрю. И чувствую, что возбуждаюсь. И что теперь? Раздеваться как? Так и у него приподнялся. Вот тебе и банный день! Хорошо, Димон с пивом и закусью заявился. Он и водку принес. Говорит:

– Не знал, что надо, на всякий случай прихватил все, что нашел.

– Спасибо, – отвечает Олег.

А у меня и язык не поворачивается. Но раздеваюсь тоже, не столбом же стоять. А у самого мысли в голове крутятся, как я по плечам этим и торсу мыльной губкой водить буду. И на полке Олега разложу и веником по спине да по заднице. От этих мыслей жарко стало, как будто я уже в парной.

А сам каким-то чудом собрался и спокойно так спрашиваю:

– Ну что, по пиву, или сначала грязь смоем?

– Мыться сначала. Я в русской бане сто лет не был. Все сауна да сауна.

– С парной не сравнить. Пошли тогда. Там у меня веники и с эвкалиптом есть, и липовые.

– Да ты банный фанат, – смеется Олег. А улыбка у него… эх… голливудская улыбка. Зубы ровные, белые.

Сначала мы каждый сам мылись, у меня и кабины душевые две, и кранов три комплекта, скамейки, шайки – ну все по высшему разряду, как в хорошей бане полагается. Олег прав – фанат я этого дела. А что еще тут у меня радости, как не баня? Бывает, устанешь в дневной круговерти, а придешь, попаришься – на десять лет помолодел.

И вдруг он говорит:

– Давай спину-то потру. Потом ты мне.

И ничего особенного, не рукой же он меня трогал, рукавицей тер мочальной, на руку надетой. А у меня вдруг такой стояк случился, что я от боли аж охнул. Понятное дело, что не часто я практикую любовные игры. Постоянное партнерство – обязательства, а так, туда-сюда смыкаться…

– Ну, теперь ты давай, – окатывая меня из шайки, говорит Олег и спиной ко мне разворачивается. Я и осуществил-то мечтание про губку с мылом. Стал тереть – аж круги в глазах, вдохнуть не могу. Как дальше-то быть? Ведь заметно все. А сам тру со старанием, мыло у меня жидкое на травах, ручной работы, душистое, не то что покупное. Можжевельником пахнет.

– Зашибись, как хорошо, – бормочет Олег. – Это я хорошо к тебе на помывку заехал.

Смыл я с него пену.

– Ну что, в парную идем? – спрашиваю.

– Идем.

Поцелуй

Василий

Кинул я двенадцать ковшиков на камни, пар пошел горячий.

– Сначала внизу попривыкни, я сейчас еще стенки побрызгаю. Совсем будет хорошо, – говорю Олегу и глазами по парной шарю, чтобы на гостя моего нежданного не смотреть. Потому что невозможно это. Если на торс и ниже, то там по дорожке из мокрых волосков и до мужской красоты недалеко, это меня почему-то смущает. Такое впечатление, что я петушка с бубенчиками не видал. Ну а если смотреть на торс и выше, то плечи, которые я уже и помылить успел, крепкая шея, но не бычья, подбородок с ямочкой, губы… Да что в самом деле со мной такое? На мужика запал? Встряхиваю головой, как будто вода в ухо попала. Брызги с волос летят, как от пса длинношерстного. Олег уклоняется, смеется.

– Внизу я только сомлею, давай наверх полезем, пар у тебя легкий.

Полезли. Я Олегу говорю:

– Тогда ложись, я тебя веником постегаю, пока ты терпишь. – Он и лег, спорить не стал. На полке растянулся, руки вдоль тела, ноги чуть раздвинул. Живот впалый, с кубиками. Ну вот точно спортсмен. – Так, ты сначала спиной давай, – поучаю я. И взял его за плечо, повернуть чтобы, а он мою руку перехватил и тянет меня к себе. Что, вот так сразу? Прямо заметно? Я повод подал? – Олег, ты чего? Ты же париться хотел?

Мне бы его оттолкнуть. Может, даже и ударить. Чего он так обо мне подумал? Ну встал у меня на него, так он красив, как этот… Аполлон Бельведерский. И сейчас красив. Волосы мокрые потемнели, кожа блестит от пота, пар-то все жарче. А я к Олегу все ближе…

– И париться тоже! – А голос у него как будто сел.

– Так давай я тебя веником… – А у самого веник этот из руки выпал. Тут Олег меня дернул себе на грудь, я не устоял, на него повалился, оказались мы оба в лежачем положении: он как положено, а я поперек, ноги по полу разьехались. Полок у меня широкий. Олег меня обхватил и на себя уложил. Ненормальный, что ли… А я? Сопротивляться же надо. Как девка? Помогите, насилуют? Мне смешно стало. Он даже как будто обиделся.

– Чего ты ржешь?

– А ты чего чудишь? – Сам смеюсь, остановиться не могу. Тогда он меня поцеловал. Не по-дружески, а по-настоящему, в губы. У меня в глазах и в мозгах помутилось. И стал я твердым, как гранит, и чувствительным до судорог. И что делать с этим – непонятно.

– Что же ты делаешь? – шепчу, как только губы мои Олег на секунду освободил. А он только головой мотнул – “не мешай” дескать. И свое дальше. И руками меня оглаживает, как я Вислоухую – это корова у меня лучшая в стаде. Племенная. Так я к ней всегда с нежностью. Вот оно как, значит, когда тебя мужские руки гладят. Я и дышать забыл. Но освободился все же, голову в сторону отвернул, в грудь Олегу рукой уперся, малое пространство между нами отвоевал.

– Ты что творишь, малахольный? Разве можно так?

– А разве нельзя? Ты же с самого начала захотел. Еще там, когда машину выталкивали.

– Придумал ты все!

– Нет, Вася, не придумал… Да ладно тебе! Что время тянуть? Завтра я уеду.

От этих слов у меня все и опустилось! Уедет! И я опять один останусь. С мыслями моими да Матильдой… Оттолкнул я Олега, он чуть с полка не упал.

– Угореть тут хочешь? – рыкнул на него, веник нашарил на полу. – Париться собрался? Можно и стоя, если тебе так больше нравится. – И давай его стегать со всех сил. А он стоит, не шевельнется, не прикроется. Я и по груди, и по спине, и по заднице его, так что полосы от прутьев березовых оставались на светлой коже. Пока рука у меня не устала и сердце не зашлось. Тогда Олег у меня веник отобрал и обнял крепко. Прижался ко мне всем телом, мною исхлестанным. И снова поцеловал. Вот дурак… Злость моя прошла, а отчаяние осталось, что вот уедет он.

– Правда жарко, идем под душ, сполоснемся, потом еще зайдем, – как ни в чем не бывало говорит Олег. А сам смотрит на меня. Так смотрит. Пропала моя голова и все остальное! Сердце колотится, руки трясутся, в паху каменная тяжесть, тянет так, что изнутри разрывает. И трепетание это бессильное, когда колени слабеют. Вот же бл…ть, до чего дошло. На мужика запал. Да с первого взгляда. Сейчас я ему устрою душ…

– Идем. – Вперед его к выходу пропустил, спустились мы с полка, Олег к душевым кабинам, как раз мимо купели. Я сзади и сбоку его в ледяную проточную воду и столкнул. Это из парилки-то. Вот он орал! С непривычки это как серпом по яйцам. Я и то не сдержался. Я же за ним прыгнул, мало ли – спасать надо, может, он плавать не умеет, а купель у меня глубокая, метра два с половиной. Конечно, лесенка есть в нее. Олег с головой в воду ушел, вынырнул, глаза шальные и мат трехэтажный вперемешку со смехом. Опять смеется.

– Все, все, долго нельзя, – тяну его к лестнице, – полезли опять в парную, вот теперь ты настоящий кайф словишь.

– Нет, Вася, – хватает он ртом воздух, – а-а-ах… ну ты… кайф с тебя…

Выбрались из купели. У Олега зубы стучат. А сам он весь в красных полосах наискось. И грудь, и плечи, и спина. Мать твою, это же как я его уделал!

– А в парилку – хорошо. Теперь я тебя веником отхожу, – обещает Олег.

Грехопадение

Василий

Я пар подкидывать не стал, еще прежний не вышел. Опять мы на полок полезли. И странно так, ничего между нами не сказано, едва знаем друг друга. В сети трепались ни о чем. Я никогда не спрашивал, где он живет, чем занимается. Вот удалит он свою страницу, уйдет из чата – и что? Где искать? Номер машины я не запомнил, надо будет посмотреть…

– Ложись, – говорит Олег, руку поднимает с веником наверх – пар разогнать.

Я щекой на скамью, зубами к стенке, думаю, сейчас он оттянется в отместку. А он веником горячим по мне ведет от затылка, от первых позвонков к голеням. И еще раз так. Тут я без вариантов в скамью колом и уперся. Губы кусаю, чтобы не стонать. Олег легонько так стал шлепать. От каждого удара у меня как разряд расходится от паха по всему телу, в руки-ноги мурашками отдает. А Олег покрепче уже ударяет. Я не ожидал, а он вдруг под меня ладони подсунул и на спину перевалил. Легко, без усилия, а я ведь не балерина, роста во мне сто девяносто, да и веса почти сто. От его прикосновения я чуть не кончил, самую малость не хватило. Если бы еще тронул, так бы и спустил.

Увидел Олег мой стояк, ухмыльнулся, а меня аж повело от того, что смотрит. Внутри все в узел завязалось. А этот банный извращенец теперь горячим веником от моих ног, от самых пальцев, наверх повел.

Я не сдержался – замычал, когда он по члену прошелся. Выгнуло меня. А Олег еще раз и снова. Потом стал по бедрам хлопать, по груди, плечам и опять по ногам. А то место, где мне бы хотелось, – стороной обходит. Мучитель… Ну не самому же дрочить! И так стыдно до одурения, а глаза закрыть не могу – видеть его хочу. Как кожа блестит, мускулы играют. И как он сильно возбужден, не меньше меня. Жар спал немного, чтобы париться – надо бы подкинуть воды на камни. Только встать я не могу, лежу перед Олегом и то матерюсь мысленно, то прошу его сам не знаю о чем.

Зато он знает. Веник мягкий, теплый мне к паху приложил и тут же убрал, смотрит, как член у меня задергался. И уже рукой накрыл… Наконец! Сам наклонился, потом рядом лег. Опять целует. За губы кусает, язык мне в рот заталкивает. Бесстыжий… Ах…енный… Умереть от этого можно. Рукой ласкать стал, кожу вниз согнал, а я мокрый уже весь. Олег пальцами конец сжал, по головке водит. Я в губы ему стонаю, сдержаться не могу. Обнимаю его неловко, по плечам глажу. Под пальцами жар его чувствую. Ничего не могу, колотит меня крупной дрожью. Сердце выпрыгивает, дышать нечем, член разрывает. Кончить не могу. Болью все налилось, точно сдохну сейчас тут, на полке.

– Ну что ж ты перевозбудился так, Вася? – перестает он насиловать поцелуями мои губы, по подбородку, по шее и груди спускается, сосок прикусывает. Я только шипеть могу сквозь зубы. Пальцы в его волосы запустить хочу и чтобы он… чтобы…

– А-а-а-а-а… – кричу, когда он угадывает мою мысль и языком ведет по стволу, в рот забирает и такое творит, о чем я не подозревал, что оно бывает. Сил нет вынести. Я все же за волосы его хватаю, вперед подаюсь бедрами раз, другой. Он, не выпуская изо рта, мне рукой причиндалы осторожно ласкает, потом ствол крепко сжимает, передергивает. Срываюсь. Кончаю так, что искры из глаз, сильно, долго, затяжными бросками. Ему на губы, на лицо. И выпадаю в осадок.

В себя прихожу от того, что Олег меня по щекам хлопает и за плечи тянет, приподнимает. Ладонь под затылок подсунул, как младенцу. А у меня сил нет вообще. Весь как кисель.

– Вася… Вася… – смеется Олег, – идем отсюда, нельзя так долго в парной. Плохо станет, сомлеешь.

– Я уже сомлел.

– Я вижу.

– Но мне хорошо…

– Вот и славно… Я говорил же – чего время тянуть? А ты упирался…

После бани

Василий

Пошли под душ потом. Олег ученый уже – сторонкой от купели. Домылись каждый в своей кабине. Вывалились в предбанник – там тепло, хорошо. Вытерлись. Я глаза отвожу, что говорить – не знаю. И Олег, как назло, молчит. И что теперь?

– Может, по сто грамм? – спрашиваю. С тайной мыслью, что если он выпьет, то за руль ведь не сядет. Хотя он и так не собирался.

– Нет, после бани накатывать не лучшее, а вот есть хочется. Чего тут у нас?

А у нас там и рыбка красная, и салат какой-то, и даже икра. Хлеб, масло, огурцы-помидоры. Капуста квашеная и еще буженина домашняя. Сыр разных видов. Димон и правда все, что нашел, сгреб и притаранил. – Ну… под икру, может, и накапать сто грамм, – раздумчиво тянет Олег, стол осматривает.

– А чего ты смотришь? Давай поешь. В доме у меня обед есть, может, хочешь полноценно?

– Успею я и полноценно. – Глазами стрельнул так, что у меня опять зашевелился.

– Тогда вот попробуй буженину и сыр – это свое все, с фермы.

– У тебя и сыроварня? – Уселся за стол вальяжно, как у себя дома. Мясо на хлеб, сверху сыр и еще сверху зелень. И мне протягивает. – Вот так попробуй.

Я взял, есть и правда захотелось. Ну вот, сидим…

И странно, что в сети-то мы говорили легко о разном, а тут я как онемел. И Олег молчит. Жует, на меня смотрит. Я от его взгляда плавлюсь, и это заметно. Он улыбается победно. И откуда такой взялся? Наконец, родил я вопрос. Мы об этом ни разу не говорили, а мне с самого начала интересно было, чем Олег занимается. Про это и спросил.

– А ты кто по жизни? На хлеб с маслом чем промышляешь?

– Колесами.

Вот и понимай как хочешь… Наркодилер, что ли? Или это я в меру своей испорченности так понял? Уточняю:

– Шофер?

– Вроде того. Гонщик. Испытатель. В частной автомобильной компании работаю, совместное производство. До Формулы-один еще не дорос, но бывают соревнования.

– Понятно… гонщик.

Некоторое время жуем молча. Мысли мои мечутся. Единственное, чего я хочу, – это позвать Олега в дом и там… Черт его знает, что там! Раздеть опять. Но не скажешь ведь.

– А у тебя ферма немалая, я не так представлял. – Он опять за бутылку берется, – Еще по одной давай. Как-то мы упустили главный повод. За знакомство.

Я вспоминаю свой любимый фильм про “Особенности национальной…”, и мне становится смешно. Там же тоже мужики в бане сидели и выпивали. Вот прямо смех разбирает. Это, конечно, нервное…

Выпили еще. Полегче стало, смущение отпустило, зато желания всякие пришли.

– Может, домой? – спрашиваю. – Ты же за Матильдой следить хотел. Она как раз выходит в это время.

– Пошли! – сразу подорвался Олег. – А это все куда?

– Да Димон заберет.

Так вот про мышь…

Объявилась она к утру, когда мы уже и помылись, и побрились, и проспались, потому как накануне после всех ночных испытаний надо же было расслабиться, ну и за знакомство тоже. Даже не знаю, как вам и сказать, потому скажу как есть – проснулись мы в одной постели. Вернее, это Олег проснулся и меня разбудил. Причем странно так, нет бы там поцелуем, романтично, тем более на дворе февраль, четырнадцатое число. Снега нет совсем, что с погодой! Зима называется. Но все День святого Валентина исправно празднуют, вся инста в сердечках.

Так вот, никакого не было поцелуя! Трясет меня Олег, как грушу, и шипит:

– Не шевелись! Мышь пришла, сейчас я её сфоткаю, прикол запостим!

– Какой прикол?

– Она провод у твоего ноута жрет, – трясется от беззвучного смеха Олег, а сам руку под подушку и вытаскивает ствол.

– А это что у тебя?

– Ключи от собора! Смарт с другой стороны. Отдай сейчас же…

– А чего, заряжен?

– Да, от мышей отстреливаться.

– Тише ты… я снимаю уже…

Только такой малахольный, мог среди ночи приехать в Ольховку на Bugatti – Матильду пофоткать. И как я раньше без Олега жил?

Звезда Рунета и запретные игры

Василий

Ну, пофоткали, значит, в Инсту все закинули, лежим, за притоком лайков следим. А они растут.

– Матильда твоя – звезда Рунета, – смеется Олег. – Котов там полно, ежики есть, а вот мышей раз-два и обчелся. – А сам пальцы с моими сплел. И так хорошо. Вот прямо родной рядом. И как оно могло произойти это? Не ведал я, не гадал. Жил один, не скажу, что ждал чего-то. Не до любви было. А что это я сразу про любовь? Ну, допустим… вдруг она это. Так вот и не ждал, может, сидело где-то глубоко там в мыслях, что придет и ко мне. Надеялся. Как без надежды? Человеку без надежды нельзя, меня этому в школе учили. У нас была учительница литературы, строгая, седая, волосы вечно в пучок затянуты, как у куклы. И говорила нам всегда: “Человек без надежды – как птица бескрылая”. А ребята дразнились у неё за спиной “Бескрылый страус”. Чего вспомнил её? А как звали – забыл…

Глаза Олега близко, склоняется он надо мной. Я уже взгляд и не отвожу. Что прятать, если так меня прет, сил нет. И не знаю, что говорить, слова какие. Ну не книжные же! А какие тогда?

– Поцелуй еще, – прошу и обнимаю его. Он целует. Так, что сердце аж трепыхается. И я не задумываюсь больше: правильно или нет, допустимо, постыдно? Важно, что он сейчас рядом со мной. Приехал и остался. На эту ночь. Кто его привел, какие силы? И надолго ли… От этой последней мысли знакомое мне накатывает оцепенение. Так бывает, когда зимой один в доме, темнотища и знаешь, что никто не придет, в дверь не постучит, не скажет: “Эй, Васька, ты чего тут один?” А почему я один? Сестра давно в город зовет. Говорит: “И без тебя коровы доиться будут…”

О чем я думаю? Зачем сейчас-то? Да и не один же, зачем тогда думаю плохое? Мы встречаться будем. А дальше уже и мыслей нет, только Олеговы губы мягкие, бесстыжие. Страстный он, заводной. Без тормозов. И мне хочется так же… как он там, в бане… Я еще ни разу тем же ему не ответил. И не знаю, сумею ли. Только хочу, да все! Перекатился, на спину его положил, сам сверху теперь. Смотрю. Красивый, ах…енно красивый парень. Не умею я описывать, все в нем хорошо. И волосы густые русые, копной, и лоб высокий, заметно морщинами расчерчен, брови прямые резкие, глаза светло-карие, горячие. Ресницы длинные, вон прикрыл глаза – тенью легли. Нос прямой, ноздри, как у жеребца, чуткие, так и вздрагивают, когда я трогаю в запретном месте. Олег стонет, губы кусает, языком обводит их. От губ его одних кончить можно! От мысли, что он меня везде целовал… Целую и я его, плечи грудь, нащупываю губами рубец. Это от веника! Это я сделал! Зацеловал бы каждый, чтобы убрать их, вылечить.

– Прости, – бормочу, – что я натворил…

А Олег руки мне в волосы и тянет вниз к паху. Понял я, чего хочет. А у него большой, дергается, ждет… потек уже. Я капли вязкие облизал и языком по стволу. Олег задышал часто, приподнял бедра. А на вкус он терпкий, соленый… Обхватил я его рукой и губами. Он мне в рот толкнулся. Я от этого завелся, соображение потерял, стал его член терзать и так, и по-всякому. И губами, и языком, и глубоко, и по головке, уже не думая, так ли надо или еще как. А Олег продолжает мне в губы входить и стонет до крика. И от того, что он вот так со мной, весь в моей воле, крышу у меня снесло совсем. Яйца его сжал, глажу их. Напрягся он, по телу дрожь прошла, член задергался. Олег мне в волосы вцепился больно.

– А-ах-х… бл…дь, еще, Вася! – И стал кончать. Хотел выйти, я не пустил, высосал его до капли, запоминая вкус и запах. Заласкал руками везде, зацеловал. Пах влажный, завитки волос, бедра и снова член, уже опавший, мошонку. Откуда во мне это? Никогда я с мужиком не был… Олег обмяк, расслабился, по телу испарина выступила. Дышать стал спокойнее. Тогда я поднялся к нему, лег рядом, обнял, и мы снова уснули.

Встреча в Дель Мар

Олег

Я люблю свою работу и не собираюсь ее терять из-за какого-то гомофоба продюсера. Вот что я подумал в первую очередь, когда мне передали негласное решение по кастингу. В список претендентов я не попал. Спрашивается – почему? Опыта гонок недостаточно? Послужной список испытателя нехорош? Нет, не в этом дело. Просто кому-то понадобилось нашептать Великому и Ужасному, с кем я сплю. Вот он и вызвал меня для беседы. Толковал про моральный облик. Это в каком, интересно, мы веке живем? В Совдепию вернулись? Я тогда не выдержал, так ему и сказал. Все, что по этому поводу думаю. А он ухмыльнулся подло и говорит с подъе…кой:

– Наслышан, что режиссер утвердил вас дублером Зеленского, так вот, я соглашусь на вашу кандидатуру, если увижу штамп.

– Какой штамп? – не понял я.

– В паспорте. О заключении брака.

Вот он куда руль заложил. Изощренно. Решил, раз я не про девочек, то и жениться не могу? А вот хер ему! Нашел я выход. Даже очень скоро. И через две недели паспорт со штампом на стол ему кинул. Делать нечего, пришлось Великому и Ужасному, тому, перед кем вся киностудия трепетала, сожрать свой галстук и утвердить меня дублером. Трюки в фильме поставили убойные, много их было. Так что гонораром своим я остался доволен. А вот испорченным паспортом – нет. Но штамп не клеймо на лбу, поставили один – приложат и другой. Развод по обоюдному согласию – дело нехитрое.

– Ты точно решил, Олежа? А может, все-таки поживем вместе? Хотя бы для вида. – Алена умильно мне улыбалась и обводила пальцем по краю тонкую кофейную чашку. Мы сидели в ресторане на углу Невского и Садовой. Встретились по поводу расторжения нашего фиктивного брака. Если бы я интересовался девушками, то лучшего варианта, чем Алена, искать и не надо было бы. Умница, красавица, с квартирой и престижной работой. Она дизайнером работала в ювелирном ателье Феликса Акимова, отделом руководила. Молодая, да ранняя, у неё там все по струнке ходили. Кроме того, Алена вела блог про украшения.

Я к ней обратился и не просчитался. Конечно, она обрадовалась возможности ставить в сторисы фото с красивыми машинами, ходить беспрепятственно на съемки, рассовывать всюду свои визитки и буклеты ателье. А это я ей обеспечил в неограниченном количестве, как и статус замужней леди. Второе она от всех скрывала, особенно от брата. Говорила, если он узнает – придушит обоих.

Чтобы этого избежать, и пригласил я Алену в Дэль Мар на Невском частности бракоразводного процесса обсудить.

За время нашей недолгой фиктивной совместной жизни мы хорошо сдружились. Много времени проводили вместе, так по уговору было, чтобы нас видели. Мне – для студийного начальства, чтобы заткнулись насчет моей ориентации. А Аленке – для возбуждения ревности у непрошибаемого парня, на которого она запала. В общем, интерес у нас был обоюдный. Лично я цели своей достиг, Алена – не очень. Ревности вызвать не удалось. Но за то время, что мы были в браке, она уже и раздумала его любить.

– Жалко, больше на съемки не пригласишь, – вздохнула Алена и отодвинула чашку.

– Почему? Приходи, всегда буду рад.

– Правда? Вот ты хороший! Если бы не был голубым, я бы за тебя по-настоящему замуж вышла.

– Ты и так за мной замужем.

– Это понарошку. А если бы по правде, я бы тебя с братом познакомила. Вася у меня, знаешь, какой! Лучше всех мужиков, вместе взятых.

– Вот ты и не можешь себе никого найти, – предположил я. – С ним, наверно, сравниваешь.

– Правда, сравниваю. Так он меня вырастил.

Про семью Алены у нас никогда речь не заходила. Я с расспросами не лез, а Аленка молчала. Из нескольких мимоходом оброненных фраз я понял, что с малолетства жила она с братом, что с родителями стало – не говорила.

– А хочешь, я тебе Васю покажу? Я ему подарок купила. Хочу, чтобы он в инсту погрузился. Смартфон самый продвинутый. – Алена выудила из сумки мобильник. Здоровый, в чехле книжкой. Больше похожий на минипланшет.

– Зачем большой такой?

– Чтобы все в подробностях рассматривал. Сейчас я найду, я его фотографии в профиль инсты закачала. Чтобы не отвертеться было. Люди уже и отлайкали. – Она вывела смарт из сна, полистала быстро пальцем вверх вниз. – Вот, нашла. – И сует мне под нос. А там фото. Парень с глазами, как… Не знаю, я не смог сразу слово подобрать. Засмотрелся. Добрый взгляд, улыбка скромная, при том, что невероятный красавец. Темноволосый, роста высокого. – Сейчас он постарше, – комментирует Алена и тянется пролистать дальше. А я не могу от фото оторваться.

– Он спортсмен у тебя? – спрашиваю Алену.

– Да нет! На ферме своей вкалывает, вот и накачался. Еще плавать любит. Некогда ему было спортом для души заниматься. Он хозяйство свое пять лет поднимал. Рисковал, чуть всего не лишился. И рэкет на него наезжал, один раз чуть меня не похитили. Но я отбилась, представляешь? От взрослых мужиков.

– Как же ты смогла?

– А я орала и визжала, как резаная “и-и-и-и-и-и-и-и-и-и”! – Немногочисленные посетители ресторана все, как один, повернулись к нам. – Извините, – едва сдерживая смех, сказала Аленка, – я нечаянно.

С ней легко было и весело. И никаких проблем с любовью. Какой дурак сказал, что с женщиной нельзя дружить? А с братом как они похожи, почти близняшки. Конечно, он по-мужски красив, Алена – по-женски, но породистые оба.

– А он у тебя в друзьях? Я про инсту, – уточнил я.

– Конечно. А что, уже запал на Ваську? Он такой, да. По нему вся его ферма сохнет.

– Коровы? – Я даже рассердился, что она меня так легко просчитала.

– Нет, доярки, – смеется Алена. – Ну ладно, давай документы подпишу, дорогой мой бывший. А жалко, что ты не настоящий, Васе бы понравился.

Грешные мысли и первые шаги

Олег

“Васе бы понравился…” Легко сказать. Но мы же его де факто и де юре обманули. Дома я спокойно открыл инсту Аленки и нашел там в друзьях ее брата. Не так много фоток. Вот они вместе. Еще раз подметил, как они похожи. А тут Василий один. Грустный чего-то. Ни на одной фотографии не улыбается. Вот на пляже. И сразу меня накрывает лавиной вожделения к этому мужчине. Да что за бл…дь! С какой стати? А рука уже сама тянется к паху. Не-е-ет, так не будет, не стану я на его фотки дрочить. Если определено нам встретиться, то дождусь. А если нет – из головы выкину. Партнеров у меня – только свистни. Особенно молодых этих, вертлявеньких, с масляными глазками и унисекс ужимками. “Олежик, где наш мальчик, дай его в ротик…” Вот гадость, в самом деле. Уменьшительно-ласкательные розовые сопли. И как это можно с таким трахаться? Оно же сломается при первом нажиме. Другое дело мужчина. Там все ясно: что мне хорошо – то и ему. Однополый секс он на первый взгляд только сложный, а на деле мы же лучше знаем, что друг другу потискать, погладить и пососать. А иногда и прикусить.

Я представил себе обнаженного Василия, его широкую грудь с красивыми сосками, и облизал губы. Так бы и припал к ней. Языком соски обвести, прикусить, заласкать… Глаза закрываются, а рука, мать ее, снова туда тянется! И боксеры уже мокрые, и встал у меня колом, и сердце зашлось от предвкушения, а внутри потянуло так сладко в паху. А-а-ах… Вася… Сопротивляться этому не хочется! Только одно и спасает, что я на съемки опаздываю. Значит, не в этот раз…

Потом у меня были дни напряженные, трассу тестировал, а она ни к черту. Зимние трековые гонки называется – вместо льда жижа снежная. Мороз так и не пришел, в шуге катались. Мероприятие ДОСААФовское, переносить не стали.

Аленка на соревнования приехала, потом ахала и восторгалась. А чем там было? Никакого особого класса я не показал. Если бы на льду, но погоду не закажешь, а трек в Йошкар-Оле – это тебе не Германия, покрытие искусственно не подмораживают.

В общем, конец декабря и январь весь на эти соревнования ушли, даже Новый год без особого расслабления отметил. Решил: откатаюсь, тогда уже по полной и погуляем.

А про Василия я не забыл. Каждый вечер его инсту стал просматривать. Он ферму показывал, помещения, устройство, людей, коров своих. Рассказывал за кадром, так что голос его я скоро узнавать стал. Привык слышать, как будто Василий тут, рядом. Позвонить бы ему, ватсап же есть, только что сказать? Я бывший фиктивный муж твоей сестры… Да-а… Представил, что в ответ услышу. Нет, не стоит звонить. Лучше так, со стороны пока смотреть и слушать.

Больше всего времени Василий коровам уделял. Я и не представлял, что вот так можно животное по имени и как о человеке, про характер, мысли. Разве коровы думают? По-моему, они сено жуют только и доятся. Ну, может быть, немного умнее кур будут, все-таки большие. В животноводстве я понимаю мало, вот в машинах – это да. Моя тема. А коровы – тайна покрытая мраком. Но Васины мне нравились. Красивые коровы. И куры тоже. Петух там у него прикольный.

Еще, бывало, Василий природу снимал там, где живет. Из этого я стал понимать как он на мир смотрит, что видит вокруг себя, на что внимание обращает. Неспешный, вдумчивый, внимательный к малому. И мир его другой, чем мой. Мне вокруг смотреть нельзя, вперед надо и в зеркала, чтобы не занесло. Команды держать в голове.

Ничего у нас с Василием общего нет. Сколько раз я пытался с ним заговорить в инсте под постами, но не выходило. Думал спрошу глупость – он посмеется, а дураком в его глазах выставляться не хотелось. Так и молчал.

Меня уже не просто подрочить на него штырило, а по-человечески пообщаться. Узнать ближе. Притянул он меня накрепко своим взглядом. Так и не подобрал слово… Добрым, ясным, открытым – все не то. Светлый взгляд у него, как будто там любовь сияет. Вот оно что! И мне до одури хотелось, чтобы он на меня так взглянул.

А тут мышь эта счастливо подвернулась! Мышь – не корова, про неё Василий так же точно мало знал, как и я. Обсуждать уже не проблемно было. Мы даже, когда познакомились на почве интереса к беременности мышей, то гуглили вместе, как там у них все происходит. И чем мать кормить и поить. Вася обстоятельный такой! Еще больше, чем я себе представлял.

И быстро мы сдружились. Пошли в приват, потом Вконтакт, а дальше уже в личке каждый вечер болтали. В основном, конечно, про Матильду – это Вася её так назвал. Имя выискал королевское. Но мышь шикарная, очень толстая, как шар. А потом, когда уж с мышатами на сцену вышла, там Васина инста раскалилась от лайков.

И вдруг пропала мышь. Не показывается! О чем я теперь с Василием говорить буду? Вот честно, страх напал на меня, что растеряемся. До дрожи в руках страх – вот какой. И когда Вася сказал это “приезжай” – я и сорвался к нему на ночь глядя. Несся, как на гонках, себя не помня, ну и завяз в грязи на грунтовке. Дороги дрянь в Ленобласти. Но Василий меня спас. Приехал, вышел из внедорожника, глянул – я так по капоту и стек. Фотографии ничто, по сравнению с тем, как он вживую хорош…

Как жить дальше?

Олег

А дальше… Если честно, как во сне. Не думал я, что настолько все это меня зацепило – знакомство наше сетевое. Ну, болтали о том о сем. Может, от нечего делать. По ночам. У меня в то время случился перерыв в отношениях, а у Васи их, похоже, и не было. Судя по тому, как он мне в бане отдался, – давно не было. Конечно, я рисковал. В том числе и зубами – мог хорошо схлопотать. Но Василий только ледяной водой ограничился. Да и то сам в неё за мной прыгнул. Почему? Может, думал, я плавать не умею?

В парной лампу было видно как в тумане. Вокруг нее ореол, как будто луна в облаке. Дышать легко, хоть и горячо. И чем жарче, тем больше тормоза срывает. Потому что рядом Вася сидит на полке. Расслабился, руки спокойно лежат, ноги чуть раздвинуты. И член в спокойном состоянии, немного только от жары набухший. Не то чтобы торчит. Но мне до одури его трогать захотелось. Так я об этом мечтал: что пальцами проведу по стволу, от основания до головки и обратно, оттягивая кожу, а он раскроется, дернется, выступит на нем прозрачная густая капля смазки, и я попробую тогда Васю на вкус. Аж сердце зашлось от этой мысли. Невозможно терпеть. Стал я Васю веником парить, он лег. Плечи мускулистые, спина. Атлет. Ну вот увидел бы в тренажерном зале – точно подумал бы, что спортсмен, легкая атлетика, многоборье… Задница подтянутая. Гладить и кусать. Целовать.

Лежит Вася на скамье банной ничком, не видит, как у меня встал и дергается. Стал я его веником оглаживать, раз рукой сразу нельзя… А почему нельзя? Ну пошлет, ну ударит. Стерплю. Хочу его до обморока. Именно руками и губами. Испробовать всего. Целоваться. И не стерпел, руки подсунул ему под живот и под пах, а там он весь уже твердый и мокрый. Дальше сорвало не только тормоза у меня, но и крышу. Что творил – не помню. Туман горячий и Васин вкус, его кожа, дыхание, язык. И наконец, его член у меня во рту. Припал я к нему и ласкал, ласкал. Вася кончил быстро, кричал, навстречу поднимался. Счастье… наконец мы с ним… говорить не надо ничего – и так ясно, что и он меня хотел. Это было как… вспышка на солнце, взрыв. Я думал, помру, сердце выскочит. В парной-то жарко…

Василий вообще вырубился, даже напугал меня. Думал, придется на руках его в предбанник вытаскивать. Нет, очнулся, глаза сфокусировал, вздохнул, покраснел, как рак. Я смеюсь, а он стыдится. Чего уже, когда все с нами ясно!

А вот как из парной вышли – сразу стало не ясно. Домылись, вытерлись, в предбаннике сидим, молчим. Дальше что? Как-то разговор стал простой не про то, что было в парной, а так, о жизни. Вася меня все накормить пытался. Хороший он человек. И разные мы, я про это тогда задумался. Вот он на ферме своей, живет этим, мало где бывает. Можно сказать – домосед. А я мотаюсь по соревнованиям, по съемкам. Если бы вместе жили, то виделись бы нечасто. Он же со мной не поехал бы. На кого хозяйство оставить? Он к коровам своим привязан, как к родным. А я, похоже, к нему. И как это все вышло дистанционно – не понимаю. Но факт остается фактом, мы же только что… я его… А тут Вася говорит:

– Пошли домой.

Так и сказал – “домой”. Мне хорошо стало, отпустило. Что про завтра сомневаться, когда сегодня есть! И вот мы с Василием вместе, и дом его. Матильда там эта смешная. Мы и пошли.

Дома мы накатили крепко. Я плюнул на то, что соревнования на носу. Не думал ни про что. На Василия смотрел, голос его слушал. О чем говорили – не помню, а вот что он меня трогал неумело и так ласково… Не было у меня такого раньше, а уж чего только в жизни не приходилось узнавать. Но такого – не было. И не сказать, что изощренные особенные ласки, нет. Но руки у Васи добрые. Даже если прижмет, стиснет, ущипнет – а не больно, только заводит до небес. И так меня завел, что я, наверно, раз пять в ту ночь кончил. По-всякому: и от рук его, и от губ. Большего не было, я же понимал, что он в этом смысле девственник. Ну и нельзя так сразу. Да и без того высосали друг друга досуха. Вырубились в сон. Я утром проснулся, во-первых – сушняк. Пить хочется и выпить. А еще шорох какой-то странный. Со стороны рабочего стола вроде. Кто там шурует? Голову я от подушки поднял. С дятлами в мозгах справился, присмотрелся. Шторы раздернуты были, светло. И на столе у Васи его мышь! Та самая, шарообразная. Никакого внимания на нас не обращает, туда-сюда побегала, деловито обнюхала все и пристроилась провода жрать. Я Василия трясу-бужу, он спросонья мычит. Я ему рот зажал ладонью, шепчу:

– Тихо! Мышь пришла.

Под подушкой мобильный поискал – я знал, что он там должен быть. Вася сколько раз говорил, что с телефоном спит. Это меня, кстати, тоже ах…еть как заводило. Но сейчас главное было Матильду снять. Она прямо так смачно провод подгрызала у Васиного ноута. Мне смешно, а и нельзя шуметь, меня-то мышь не знает, может испугаться.

Но как не смеяться, когда “А у Васи под подушкой лежит сладкая ватрушка…”! Ну да… ствол у него там! Вот оно как. Это понятно – в доме человек один, дела фермерские, наверно, есть что взять. А может, и от конкурентов отстреливаться. Этот охранник, Димон, – далеко, на въезде. Ну, короче, ясно, что ствол не лишний. Не сильно я в моделях разбираюсь, вроде макаров. Василий у меня его сразу отобрал и вместо пистолета мне в руки смартфон сунул. Стал я Матильду снимать. Хорошие вышли фото, мы их сейчас же и запостили, подписчикам Васиным на радость. Надо бы пойти воды попить и отлить, но тут Вася меня как начал тискать… Как будто мы сто лет вместе живем и каждый день в одной кровати просыпаемся. И не важно было, умеючи он или нет. Потому что с любовью. Исцеловал он меня всего, а у меня на каждое его касание дрожь внутри. Как будто провода оголились и замыкает-искрит. Казалось бы, всю ночь кувыркались, а стояк случился такой, как будто месяц воздерживался. И хорошо так, с доверием я с Васей. Кончил ему в рот, хотел выйти, так он не дал! Я и сомлел. Проснулся часа через два, наверно.

Вот тут уже надо было и отлить, и пить, и есть. А потом думать, как жить дальше. Без Васи уже никак, а я ему еще про это не сказал.

Василий

Второй раз проснулись мы ближе к обеду. Помылись-побрились. А есть хочется! Пошел я с ревизией до холодильника, что там у Марьи Ивановны заготовлено. А ничего и нет, она в город к внукам укатила, это я только тогда и вспомнил, когда пустые полки морозильной камеры обозрел. Мы договорились, что я сам как-нибудь тут пару дней, на подножном корме. Гостей-то не ждал.

Продукты кой-какие, конечно, обнаружились. Накануне я вырезку закупил, а не заморозил, отвлекся. Потом вот Олега со спорткаром спасал. Хороша у него машина. Красавица! Эх, не нам с Матильдой о таких мечтать.

Олег со мной на кухню пришел, осмотрелся.

– Хороший дом у тебя, – говорит

– Да, это по финскому проекту. В комплексе все. Сам дом, пристройки.

– И ты один тут?

– Сестра иногда приезжает, а так – да, один. Да я и дома почти не бываю. Вечерами разве… – Рассказываю, а сам уже мясо отбил. Стейк я и без Марьи Ивановны могу. Да и хотелось мне приготовить для Олега.

– А кофе сваришь? – Это он до кофемашины доосматривался.

Тоже ведь Аленкин подарок. Я тогда еще ругался, зачем это мне. А она свое: “Вот придут гости…” Права оказалась сестрица, вот и гости. Кто бы знал.

– С кофе сложнее, я еще не разбирался, как этой штуковиной управлять.

– Да как два пальца… А кофе-то у тебя есть?

– Вроде был, вон там открой верхний отсек и слева.

Олег открывает и, слышу, матерится так цветисто, что я чуть по руке молотком мясным не прикладываю.

– Что там? – оборачиваюсь к нему. А он пополам сложился от хохота.

– У тебя, Вася, не одна мышь. Тут, похоже, целая колония. Предупреждать надо, что они прямо на голову из шкафа сыпятся.

– Не может быть, это, наверно, Матильда. Ты её просто не узнал. А что она там делала?

– Так ты у неё спроси, чего у меня-то…

Подошел сзади, смеется и вдруг обнял. Прижался ко мне пахом.

– Я без пальцев так останусь! – А Олег меня в шею целует, в затылок. – Что ж ты творишь? – с трудом выдыхаю я.

– Соскучился, – говорит, а сам все теснее прижимается и трется об меня.

– Поесть-то надо, – пытаюсь его урезонить. Да куда там! Целует щекотно, дышит в ухо, зубами прихватывает мочку, а руками мне под футболку залез, до сосков добрался. Я из последних сил креплюсь, хоть и член уже зашевелился. Но есть все равно хочется! – Иди сядь за стол, извращенец! А то мышь натравлю. Дай спокойно мясо пожарить!

– Ты уверен? – шепчет жарко между поцелуями. Ушную раковину вылизывает, как пес.

– Олег, – я пытаюсь сконцентрироваться на отбивной, – все равно мне на ферму надо, потому до вечера никаких сексуальных игр, – предупреждаю, а у самого уже стоит вовсю и рук Олега – бесстыжих и ласковых – ждет.

– Никаких игр, – мурчит он и, вместо того чтобы отпустить, по груди перемещается вниз, оттягивает мои боксеры, добирается до паха.

– Ну что ты творишь? – слабею я.

– Хорошо, уговорил, – делает он шаг назад, вынимает руки из моих трусов. Я себя чувствую злостно обманутым и покинутым. – Что? Вернуть все, как было? – Не вижу, но угадываю – Олег улыбается.

– Вернешь, когда поедим. – Теперь посолить, поперчить и можно на гриль. – Ты вроде кофе хотел?

– Ну да. По машинам я большой спец. Сейчас разберемся, что там у тебя. Кофе, кстати, элитный, арабика. Но он в зернах. А у тебя кофемашина зерновая?

– Да фиг её знает. Алена заказывала, сестра моя.

– Хорошая у тебя сестра. Ну, давай посмотрим на машину.

Я уже и мясо обжарил, и салат нарезал-заправил, а Олег к машине этой прирос, разобрал её, изучает. На кухонной стойке детали разложены.

– А руководства нет? – спрашивает.

– Не помню где.

– Ладно, погуглим. Машина супер! С капучинатором. А молоко есть у тебя?

– Да хоть залейся.

– Ну да, коровы же, я забыл. Т-а-а-ак… – Олег уходит в изучение технических характеристик, листает в смарте.

– Мясо-то стынет, – тщетно пытаюсь отлепить его от техники.

– Сейчас-сейчас, Вася, вот, я тут нашел. Угу… понятно… сейчас…

Тракторист механик

Василий

Я думал, ну все – пропал завтрак, растянется ремонт надолго. Но нет! У Олега руки так и летают, инструмента подходящего у меня не нашлось, так он из подручных кухонных средств раз-два по той схеме, что нашел в смарте, и все готово. Собрал, запустил. Машина зажужжала, потом зашипела.

– Молоко-то давай, обещал же! – торопит Олег. А я смотрю, как в кино, расселся. Машина моя заработала… Олег смеется, волосы мне ерошит. – Ну, ты чего? Молоко дава-а-ай.

– Да, сейчас. Нет, ну ты глянь, стояла же, как памятник, – достал я молоко из холодильника.

– Как памятник – это ты утром… стоял. Теперь я есть хочу. А потом уже кофе. Это вот что?

– Молоко.

– А чего такое желтое?

– Жирное, через сепаратор не пропущенное. Ты думаешь, покупное, что ли, то самое, которое от коров?

– Ну да.

– Сейчас. Во-первых, его обезжиривают, во-вторых, пастеризуют.

– А у тебя прямо от коровы? Вот там за дверью она стоит?

– Ну что ты прикалываешься, как пацан? На ферме она стоит. Это мне вручную надоили. Есть у меня Валентина – теоретик дойки. Считает, что ручным способом – другая энергетика.

– Ручным-то да-а-а-а… это тебе не механическим, – ржет Олег, а я чувствую, что краснею. Потому как вспомнил же сразу его руки в том самом месте. Хорошо бы опять их туда. И ведь он понял! Смеяться перестал. За смехом он что-то прячет, я уже догадался. Так бывает. Защита, что ли. А вон как посмотрел сейчас. Как будто открылся, и сразу тянет поцеловать его. Ничего с собой поделать не могу, как теленок к нему тянусь. Хочу трогать, чувствовать, что вот тут, со мной. Это любовь, что ли?

– Ну хватит, малахольный! Вари кофе и садись поешь. Я же старался, для тебя, между прочим.

– Спасибо.

Сел за стол, тарелки к себе придвинул и давай стейк поедать. А я смотрю, как он мясо режет, как на вилке в рот несет, как жует… и понимаю, что мне без этого невозможно будет. Надо, чтобы он тут, со мной. Говорил, смеялся, ел. Спал, просыпался, брился умывался. Чтобы был со мной здесь. И дом, в котором я и живу только на кухне и в кабинете, весь станет правильным. Жилым.

– Вась, а ты чего не ешь? Вегетарианец?

– Нет.

– От сердца отлегло. А то у меня второй пилот не жрет мяса. Такой зануда! Придешь на тренировку с гамбургером, а он…

Я только собрался ответить, что гамбургеры тоже не ем, но опять нарушил нашу идиллию Димон. На этот раз встревоженный ввалился.

– Василь Андреич, беда!

– Что? – у меня первая мысль – пожар на ферме. Хуже этого ничего быть не может.

– Подача корма встала. Звонят вам!

А мобильный-то в комнате, под подушкой остался. Не слышал я его. Пошел туда, глянул – входящих штук пятнадцать. Эх, а я тут с кофеями прохлаждаюсь, и вообще…

– Олег, ты подождешь? Поешь спокойно. Кофе вот… плазма, ну что еще… Мне на ферму надо сгонять. Я быстро.

– А что я буду тут ждать? – возмущается он, а сам быстро мясо дожевывает. – Я с тобой. Все равно ж обещал мне ферму показать.

– Так там ЧП, что за радость на это смотреть.

– Самый драйв. Далеко до фермы?

– Да рукой подать. Я и пешком хожу, но сейчас доедем. А то у меня на сердце неспокойно. Чего они звонили столько раз?

– Так перезвони. – Олег одежду свою, в грязи изгвазданную, уже натягивает. Не почистили ничего, поленились. И не о том думали вообще. А теперь вон засохло все – колом стоит.

– Перезванивать не буду. Начнут стрекотать. Лучше доехать по-быстрому. – Я тоже одеваюсь во вчерашнее, некогда же. – Ну, пошли.

Первой на ферме нас Валентина и встретила.

– Ой, Василь Андреич! Ой, беда! Ничего не работает, мы вручную, как раньше, раздаем. Так ведер не хватает. Повыкидывали все, когда автоматику запустили, а теперь вон что! А я говорила, вручную надежнее всего.

Она говорит и говорит, половину не понять – коровы мычат требовательно, бошками вперед за ограждение высовываются. Те, у которых корм, языками его загребают, а те, что не дождались, – возмущаются. К Валентине еще женщины подбежали.

– Тетя Валя, а давай на лопатах носить?

– Что носить, там вся смесь в мешалке, – кричит она. Тут и все загалдели. Олег смотрит на них, как на полоумных. А мне стыдно, глаза девать некуда. Вот и образцовое хозяйство, хвастал, хвастал в личке. Теперь выходит – я трепло.

– Тихо! – ору на женщин. – Кто-то одна говорите!

Валентина отодвигает подруг, выступает вперед.

– У Матвея жена с ночи рожает, даже еще вечером началось, и никак. Её в районную увезли, он за ней дунул. Как пыльным мешком трехнутый, только и говорил: “Вы тут сами давайте, сами…” Ирина сама и села за раздатчик. А он крякнул и застопорился. Мы вам звонить, а не отвечает… Василь Андреич, были бы ведра – мы бы справились.

– А что за раздатчик? – спрашивает Олег.

– А вот, вон на дворе стоит, – замахали работницы, – у мешалки так и встал. И ковш экскаватора в ней, нам все вырубать пришлось, а то и мешалка встанет. Ой, Господи, вот как не вовремя роды эти, – запричитала Ирина. Она помоложе Вали, востроглазая. Так и зырк-зырк на Олега. Да и остальные, вижу, на него посматривают.

– Пойдем, – говорит Олег. – Я ничего не понял, что там у них. – И идет уже. Я за ним. Валя за мной. На ходу спрашивает:

– А это наш механик новый? А Матвея на увольнение? Нельзя же, Василь Андреич, он же не виноват, что Катерина родить не может. Он-то все правильно сделал – это Ирина не тот рычаг дернула.

– Рычаги – они такие, – хмыкает на ходу Олег, – думать надо, какой дергаешь…

Дошли до раздатчика. Это работницы его так называют, на самом-то деле обычный трактор, к нему прицепляют цистерну с намешанным кормом, он и едет вдоль стойл, корм из поддона высыпается – вот и вся механизация. Дел на десять минут, потом еще раз пройти, щеткой кормовой валик поближе к коровам подгрести, и все. Но это если трактор на ходу… а он встал.

Олег сначала полез в кабину экскаватора, запустил двигатель и убрал ковш из мешалки, потом заглушил экскаватор, спрыгнул с него, открыл капот трактора, начал во внутренностях ковыряться. Я стою рядом, смотрю, работницы поодаль в стайку сбились, шепчутся, хихикают. Видно, что нравится им Олег. А у того уже руки чуть не по локоть в мазуте.

– Это вот кто у тебя на тракторе этом катается, – бубнит Олег, – все бы ему оторвать…

– Нет, нельзя ему отрывать! – встревает Валентина, – чем он тогда Катьке детей делать станет? Ведь шестого рожает!

– Шестого? – присвистывает Олег. Выныривает из тракторных недр. – Инструменты нужны.

– У Матвея все есть! – срывается с места Ирина. Она в засаленном комбинезоне, в косынке, сапогах. В отсутствие Матвея Ирина у нас техникой управляет. Обычно хорошо, а тут вот…

– Принесла! – возвращается она с раскладным чемоданом тракториста.

– Вот это хорошо, спасибо! – одобряет Олег.

И как это ему удается сразу становиться своим? А может, он и туда, и сюда – с девчонками, как со мной, может? С трактором – точно может. Через десять минут мотор чихнул и заурчал. Олег капот захлопнул, в кабину полез.

– Сейчас развернусь, цепляйте фуру.

– Ой, какой! – не скрывая восхищения, захлопала глазами Ирина.

Да! Вот такой. И нечего на него смотреть. Ко мне человек приехал.

Олег туда-сюда по ангару прокатил, корм засыпал, заровнял, трактор на двор вывел, в углу припарковал. Ну как будто давно тут работает и всю сознательную жизнь за тракторной баранкой провел.

– Спасибо вам! – гомонят работницы,

А я смотрю и восхищаюсь. И понимаю, что у меня сейчас при всем честном народе встанет на Олега, потому что хорош он неимоверно. В грязной ветровке, с руками в мазуте и шальной улыбкой левым углом губ. Глаза смеются. Смотрит на меня.

– Хороша у тебя ферма, Василь Андреич, – копирует он работниц. – Образцовая. Хвастун ты, Вася, – добавляет, качая с осуждением головой.

– Говорю тебе – это ЧП, – оправдываюсь, как будто Олег проверяющий. Но я-то знаю, что нет.

– Да ладно. Развлеклись по полной. Опять отмываться надо, – смотрит в упор, – лучше в бане.

– Зачем в бане, – встревает Валентина, – мы вам сейчас специальное средство принесем. Матвей изобрел. Мгновенно соляр снимает.

– Это интересно, – улыбается ей Олег. Он что, вот так всем подряд надежды подает?

– Баню топить надо, – говорю я, – тогда тебе еще придется у меня задержаться. – А сам в душе ликую! Вот и причина нашлась, чтобы не отпускать его.

– Задержусь. Еще на день могу. Потом уеду, – подытоживает Олег. Прибегает Ирина с чудодейственным средством для снятия мазута и ветошью. Олег начинает черноту с рук оттирать. А я все стою рядом и смотрю. Что бы он не делал – мне все в радость. Еще на день, а значит, и на ночь. Со мной будет. И я смогу…

– Василь Андреич, – не знаю в который раз начинает Ирина, – механика-тракториста нового как зовут?

– Олег. Он не тракторист, а гонщик, – отвечаю я.

– Очень красиво обо мне вот так, когда я тут, между прочим, – заканчивает оттирать пальцы ветошью Олег. – Правда – состав волшебный. Рецепт мне нужен. Кто-то может сказать?

– Нет, нет, – машут руками работницы, – Матвей в секрете держит.

– Ну вот и дело мне, – говорит Олег, глядя на мои губы, – пока рецепт не вызнаю – не уеду.

Знакомство с домоправительницей

Олег

Вот на чем только не катался, а на тракторе не приходилось! А мощная машина, как слон. После гоночной капсулы чувствуешь себя в теле здорового монстра. И шуму сколько, лязг, скрежет, тарахтение. А еще, как бы это сказать… полезный он – трактор. Не просто скорость, а дело. Работа.

Ферма Васина мне понравилась. Коровы смешные, мычат. Я столько живых коров сразу не видал. В кино это другое, в инсте Вася видео показывал часто, но вот так, чтобы близко… Да еще кормить их с трактора. Навозом, конечно, благоухает. Но не противно, если притерпеться, то и ничего. В зоопарке у хищников – гораздо хуже, а коровы что, они же траву едят. Эх, Васька… И что теперь мне делать? Быстро это все у нас вышло. Нежданчик. Так-то ничего страшного, то есть даже все прекрасно, мы по-прежнему друзья и даже больше. Вон как он на меня смотрит, сердце останавливается и яйца звенят. Блин, вот сказал и все. Уже мысль потерял. Так нельзя! Про Васю за рулем думать точно нельзя – улечу с трассы.

Да, прекрасно-то прекрасно, но Алена… Узнает Василий, что скажет? Может быть, лучше признаться, пока не поздно? Ничего плохого мы с ней не совершали, помогли друг другу. Я же не знал тогда, что Вася её брат. Я вообще про него ничего не знал, мне кастинг надо было спасать. Ох ты, елы-палы… Что же делать? Чем дальше молчу – тем хуже…

Ладно, сегодня – точно нет. Еще один день побуду с ним дома. Дома… Слово для меня непривычное, я на колесах, дом у меня в машине. Правда, так и есть. А Вася, он меня привел к себе, и все у него по-другому. Настоящий дом, большой, красивый. Проснулся я – Васька рядом. И ничего больше не надо в жизни. Ни-че-го! Только человек вот так, на расстоянии пожатия руки. И думать не хочется, что было раньше, что будет завтра. Понятное дело – думать придется, жизнь не отодвинешь. Но в ней теперь есть у меня Вася. И не хочу я никуда от него уезжать, ни сегодня, ни завтра.

С фермы домой вернулись, а там на кухне женщина хозяйничает. Немолодая, если бы я не знал, что домоправительница, то подумал бы – мама Васина. Строгая. Посмотрела на меня не то чтобы сердито, но и не ласково. Ничего не сказала. Сразу стала с Василием про домашние дела, все больше про еду, ругалась, что он ничего не ест. А Васька оправдывался. А она свое:

– Опять весь диван в крошках, крекеры жевал, а ужинать не стал. Запеканка прокисла. Я для кого готовлю?

– Да ели мы вчера после бани, – отбивается Василий.

– Видела я, что вы там… А сейчас что? Грязные такие почему? – Это она меня обозрела.

– Мы машину выталкивали у элеватора. Олег там застрял, – отвечает Вася и улыбается, как будто про веселый день рождения рассказывает. Да и мне смешно, как вспомнил…

– Олег, значит? – снова сверлит меня взглядом домоправительница.

– Я же не познакомил вас! Марья Ивановна – это Олег, мой друг. Олег, а это Марья Ивановна – хозяйка всего дома.

– Вот скажешь тоже, Андреич, “хозяйка” , – отмахивается она. – Я у тебя на жаловании.

– Нет, вы тут домоправительница, а жалование само собой, – не уступает Вася. Вот дотошный же человек!

– Здравствуйте, Мария Ивановна, – говорю я. А что еще скажешь.

– Здравствуйте, Олег, – кивает вроде уже более милостиво. – А что же вы в мазуте?

– А это мы на ферме, – еще шире улыбается Вася. Улыбка у него улетная, я просто плавлюсь от неё. Соображать перестаю. Что же это такое за напасть? – Олег линию починил.

О чем он? Какую линию? Про трактор, что ли?

– Ну, если на ферме, то ладно. Раздевайтесь оба, одежду вашу надо спасать. Я приготовлю домашнее, вам, Олег, должно подойти, вы с Василием одного роста.

– Пойдем в душ, – тянет меня Вася. Непонятно, зачем ему – он вообще не пачкался, только смотрел на мои тракторные манипуляции. Но иду, конечно. В ванной он сразу дверь на защелку, сгреб меня, как медведь.

– Олег, – шепчет, – Олег…

И больше ничего. Только имя. И целует. Одежду стаскивает. Я поплыл сразу. Хочу его так, что разрывает. И не в рот чтобы, а взять, войти в него. И знаю, что нельзя так сразу. Подготовить надо. Но аж трясет, как хочу. К стене привалился, дышать не могу. А он уже и рубашку с меня стянул, и ремень распустил. Руками под футболкой шарит беспорядочно. На колени опускается. Забирает меня в рот. Ах ты б…ять… целует как.

– А-а-а-а-а… Вася… – только и могу стонать.

Хоть бы воду пустил, ведь услышит Марья Ивановна, как я кричу. А подкатывает необратимо. Голова кружится, сердце бухает, кровь в ушах шумит, свет пеленой застилает. Ничего не чувствую, только Васины губы. И кончаю с болью и желанием войти в него глубоко. Отдаюсь, а уже снова хочу. Как будто всего день нам дан перед концом света. Сутки на любовь…

Мысли о душе

Василий

А разве в сутки любовь уместишь? Для неё жизни не хватит. Только время начинает нестись так, что не удержать. Вот вроде только встретились, а уже и вместе, кажется, долго – всю жизнь.

После душа мы в спальню пошли, в кровать упали и… Не сказать, чтобы это для тела было. Нет, конечно, и для тела тоже. Я, может, что и не так делал, но Олега про это не спрашивал. А он и не жаловался. Тепло нам стало вместе, даже горячо.

Вот я его трогаю, ладонью касаюсь, а кажется, что душой сплелся. Как это может быть? Аристарх, настоятель наш в сельской церкви, любит вот это – про душу. Я над ним, грешным делом, подсмеивался. Человеку рабочему, который от земли живет, от трудов своих – некогда особо заморачиваться высокодуховным. Мы с Аленкой остались одни, когда отцу машину конкуренты взорвали, а мать на месте и умерла, как узнала. По телевизору увидела в новостях, так и упала. Аленке было три года, а мне девятнадцать. И начались наши с ней мытарства. Бизнес отцовский у нас добрые люди отжали. Аленку хотели дальние родственники забрать, но это я не дал. Куда же еще и ее? И так у меня никого не осталось. Начал жить в предлагаемых обстоятельствах.

Друг был у отца, а у друга поговорка любимая: "Родина других вариантов не предлагает". Так мне и сказал. И стал я у него на подхвате. Мать хотела, чтобы я на врача выучился, я и сам хотел, а стал ворошиловским стрелком… Про медицинский забыл.

Ничего, справились, потом и долю в деле получил, через время свое открыл. Живу. Аленка у меня ни в чем не нуждается, и от себя я её не отпускаю. Всего и живем врозь, как я в Ольховку на ферму переселился. Тут сестра, конечно, взбунтовалась, из города переезжать отказалась наотрез. Можно понять ее. Но лучше бы, как и раньше, при мне была… Обеспокоился я о ней сейчас, ведь с вчера не звонил. Пойти набрать потихоньку, пока Олег уснул.

Вот смотрю на него – спит в моей кровати. Чудно… Дышит ровно, в запястье вон пульс бьется в жилке, вены прямо под кожей, хорошо видны. И губами я его пульс слышу…

– Вася, ты чего?

Разбудил.

– Ничего… Уснул ты хорошо, я смотрел.

– Иди ко мне, – обнимает Олег. Это, наверно, у нас считается нежно. Тянет на себя, губами мои губы находит. Лежим мы голые, как в раю. А Марья Ивановна права насчет роста – если нас сложить лицом друг к другу, то как раз пахом и докоснемся. Удобно прижиматься и еще, и еще… Вот уже наливается и твердеет, у Олега уже встал, и у меня тоже. И снова рукоблудие взаимное. М-м-м-м-м… Хорошо… Зае…ись, как же хорошо! Сжимает он меня, и гладит, и раскрывает, пальцем большим по головке водит.

– Я кончу так… – шепчу ему.

– Я знаю, – целует меня он. И привычно уже языком рот мой трахает. И рукой дрочит быстро. Не дает опомниться… Тут и все, в руку ему отдаюсь, кончаю.

Что же он такой улетный? Это мы так до вечера в кровати проваляемся. Да и хорошо. Пусть. Ни о чем думать не хочу… а нет… Аленке надо позвонить. Ну, потом, попозже. Сейчас хочу я прижаться тесно и лежать так. Врасти в Олега душой. Видно, прав Аристарх.

– Вася?

– М-м-м?

– Ты вроде загрустил? Или устал?

– Нет.

– А что тогда? – В голосе у Олега тревога. – О чем задумался?

– А смеяться не станешь? – Вихры его спутанные разбираю. Цветом они, как спелая пшеница. Брови большими пальцами обвожу, уши прихватываю. Нравится мне его трогать везде.

– Почему это я должен над тобой смеяться? – почти обижается Олег.

– Потому, что думаю ерунду всякую.

– Расскажи…

– Не знаю… не привык я рассказывать про такое. И думать не привык. Нет, лучше потом… когда-нибудь тебе расскажу.

– А не забудешь? – заглядывает в глаза, смотрит долго.

– Не забуду. Аленке хочу позвонить, вот что, – перевожу я на другое, понятное мне. – Беспокойно что-то мне, как она там.

– Младшая чудит? – Олег отводит глаза, откатывается на другой конец кровати, ложится на живот, подушку под себя подгребает, подбородком в неё утыкается.

– Ну да, случается, а тут еще поцапались мы из-за Матильды. Аленка мышей не любит. – Под подушкой по привычке шарю, но смарта там нет. – Телефон я на кухне оставил. Схожу.

– Вот прямо так? – Олег меряет меня взглядом. – Марья Ивановна не испугается? Или она привыкла?

– Что значит “привыкла”?

– К гостям, перед которыми ты голый расхаживаешь.

До меня не сразу и доходит, что он сердится. Напрягся. И что я такого сказал? Может быть, обиделся Олег, что я отвлекаюсь, думаю о постороннем, когда он тут рядом? Но за Алену я правда тревожусь.

– Я только спрошу, как дела у неё, – оправдываюсь, и выходит по-дурацки.

– Спрашивай, я разве против? – Олег положения не меняет.

– Ну чего ты? – Опять ложусь к нему, обнимаю за плечи, губами прижимаюсь к шее под затылком. Олег вздрагивает, вдыхает коротко, волной по телу у него проходит дрожь. Я прикусываю там, где целовал. Он разворачивается, обхватывает меня. К себе прижимает. Малахольный и есть. Между поцелуями в губы ему говорю невнятно:

– Потом я Алене позвоню…

Молчать нельзя говорить

Олег

И снова я момент тот упустил, когда можно было сказать. Страх, что ли? Вроде и не виноват я. Если разобраться, то ничего про Василия не знал, пока с Аленой не познакомился.

Вот так уговариваю себя между провалами в райские игры. Время в них растягивается, перестаешь его ощущать правильно. Потому что сначала горячка безумная, потом разрядка полуобморочная и сон. И забываешь, день ли сейчас или вечер. Где там признания устраивать! Не до них.

Но вот когда Вася сестре звонить собрался, меня крепко накрыло. И ведь он думает неправильно, про то, что я от Аленки его к себе перетягиваю, не хочу чтобы он ей звонил. А этого нет и в помине! То есть да, конечно, я не хочу, чтобы он ей звонил, но по другой причине: выйдет вся наша история наружу. Вася ни Аленку, ни меня не помилует.

Надо сказать ему как можно скорее, но помягче, не в лоб. Вася человек конкретный, из того, что Алена о нем рассказывала, я могу представить – мало нам с ней не покажется. Но если по-честному признаться, все как есть рассказать…

Да когда же тут рассказывать, когда он снова лег ко мне, со спины обхватил, прижался.

– Аленке потом позвоню, – шепчет.

 Вот когда и как он всему этому выучился? Или тут и учиться не надо, просто идеально подходим друг другу? Все шипы в пазы входят – так бы плотник сказал. Как будто некто подогнал нас создавая, чтобы раз соединив не отодрать было.

Вася дышит в затылок, от одного этого мурашки в пальцах, а змейкой по позвоночнику возбуждение. Прямиком в пах, и все – уже встает частыми толчками. Что ты будешь делать с этим? Ведь только наигрались, вроде все, что могли, отдали и что не могли – тоже. Но Вася не к этому стремится, оказывается.

Он руку мою нашел и странно так ладони наши соединил. Как будто мерил, насколько пальцы одинаковые. У него немного длиннее, но не заметно. Вот прижался, а потом легко по моей ладони стал водить. Я до стона от этого завелся. А Вася затылок мне целует, в ухо дышит горячо. Всем телом прижимается, грудью к спине крепко. И пахом, и твердым членом к тому месту, куда я до обморока хотел бы, чтобы он вошел. Никогда со мной такого не было. Я точно знал свои предпочтения – и чтобы меня кто-то трахнул? Да в жизни такого не было! Даже в самый первый раз и то именно я был сверху, несмотря на то, что партнер мой оказался в два раза старше. А тут размяк, как теленок. Вот что хочет Вася, то пусть и делает со мной – лишь бы делал. Умения у него мало, зато и расчетливости никакой. Искушенности ноль, зато и не сторожится ничего – что хочет, что самому ему нравится, то и вытворяет. От рук его, прикосновений с ума схожу. Ведь просто гладит, а так… Руку на член кладет, теперь в его ладони мой конец, мокрый и с оттяжкой судорожно подрагивающий. А содрогание каждое во всем теле отдается, каждой клеткой чувствую и кричу: “Вася, возьми меня, или помру сейчас…” Но вслух не смею. И только стоны…

Нет, не знает он, невозможно сразу. Член мой огнем горит у него в кулаке, яйца поджались и ломит их от напряжения. Но я внутрь Васю хочу, так ни с одной женщиной не будет. И с верхним тоже. Только внизу.

Я только рассказы про это слышал, а сам… бл..ть… Васенька, родной, что ж ты делаешь? Дрочит он меня – я теку рекой. А кончить нечем, мало времени прошло. Исхожу от каменного стояка. Матерюсь и чуть не плачу. Вася меня поворачивает и сразу раскладывает, головой ко мне между ног пристраивается без промедления. Бедра гладит и сжимает. Снаружи, внутри. Дурею от этого. Целует жарко, вылизывает. И снизу, и сверху, и вдоль, и по кругу, в рот забирает, сосет. Тут меня, наконец, с тормозов срывает.

Спермы три капли, а колбасит так, как будто я в первый раз после месячного воздержания. И успокоиться не могу, чуть не плачу… Как Васе сказать, чего хочу? Да и сил нет. В нирвану улетаю, тело свое чувствовать перестаю. Только губы Васины у себя на губах. Соленые от спермы. Целует он меня, целует…

Мыслей нет вообще. Зачем мне мысли, если Вася тут? В горле ком становится, на глазах слезы так и жгут. Пиз..ец… Это истерика. Остановиться не могу. Рыдаю.

Вася слезы мне со щек губами и руками стирает. И что за пальцы у него? Говорящие. Все понимаю… Ответить тем же не могу. Завтра надо в город вернуться,через неделю на съемки уезжаю. Но сейчас ничего этого нет… На краю сознания мысль маячит, а главное, шепот Васин невнятный. Тепло его тела, притиснутого к моему.

Теперь мы лицом к лицу лежим, и я грудью чувствую, как его сердце сильно бьется.

– Вася… отпусти… не могу больше… отодвинься, – прошу на последнем издыхании, а самого трясет крупной дрожью от прикосновений. Огнем жжет, оголенными проводами искрит. – Пусти, не могу я… сердце лопнет.

Отпустил, лег рядом, за руку взял, сжал осторожно, пальцы с моими сплел.

– Прости, если я не так что… у меня с мужчинами не было, – говорит.

– Вот что ты мелешь, Вася? – От возмущения ко мне даже силы вернулись. – Ни с кем мне так не было… никогда…

– А много было этих “ни с кем”?

– Достаточно. Ты ревнуешь, что ли?

– Нет… не знаю… Ты же повода не давал, с чего мне ревновать? А к прошлому – глупо. – Все лежим рядом. Голос у Васи ровный. Говорит спокойно. – Нет, Олег, я не ревную. И никогда не буду. Плохо это. Глупо. Ты же свободный человек, а не бык-производитель. Вот тому деваться некуда – за кольцо в носу водят. К которой подвели, с той и…

– Вася! – Нет, это точно пиз..ц. – Вася, – теперь меня от хохота трясет, – ты все в жизни коровами меряешь? Даже любовь? – И замолкаю резко. Я сказал это? А он поверит… а завтра мне уезжать в город, а через неделю…

Вася молчит. Я жду.

– Нет, любовь я меряю свободой, – все-таки отвечает он. А не хотел. Точно знаю! – Вот приехал ты ко мне сам. Так решил. Значит…

– Значит, нам вместе хорошо, – не даю я ему произнести роковое слово. Пока нет между нами правды – нельзя!

Утро

Василий

Еще одна ночь. Такая же горячая, но немного горькая для меня. Не говорю об этом Олегу. Зачем? Наши слова о другом, они незначительны, и если честно, то говорить все труднее. Хочется молчать. И точно нет никакого желания вспоминать слово “последний”. Это я про себя его вспоминаю, в тишине и темноте, пока Олег спит. Он устал. Я тоже. Любовь дело утомительное, вытряхивает так, что на мелкие части рассыпаешься. Утром надо будет себя собрать. Но то утром, а сейчас еще ночь. И мы вместе. Вот рука Олега. Веду от кончиков пальцев, ладони к предплечью, плечу и обратно. Да, утром тяжело придется. Тогда и про “последний” вспоминать буду. Час? Минута? Раз? Может, он первый и последний у нас вышел? Что у Олега за жизнь там? Нужен я ему в ней или нет? Думаю, что нет. Может, в гости будет приезжать, в интернете, конечно, не перестанем переписываться. Но как раньше я не смогу, говорить захочу про другое.

Засыпать жалко! Потрачу время на сон вместо того, чтобы запоминать, отпечатывать в себе Олега. Как он есть, вот такого, спящего рядом. Ничего мы не знаем про завтра. Бывает, планы строишь, рассчитываешь на одно, а жизнь тебя – бац по башке нежданчиком. И все, то время, которое ты думал, что оно есть, что успеешь что-то сказать и сделать, тебе обрезали. Нет его впереди. И что успел – то и успел.

А что я успел с Олегом? Да ничего толком. Я и не пытался успевать, я с ним жил! Один этот день, или немного больше, утром будет почти два.

Нам хорошо вместе. Вот это мы оба поняли. В постели зашибись как хорошо! Да и так тоже. Я бы смог с Олегом жить. Про это уже думал – чтобы вместе просыпаться, вставать, бриться-мыться. Дальше не думал. На ферму дальше и Олега на трактор? Или по лугам до реки гулять, окрестности Ольховки рассматривать? Представил его за этим делом, такого, как в первый раз увидел, около спорткара. Красивого, независимого, несовместимого с ландшафтом. Не приспособлен он к моей жизни, как Бугатти к здешним дорогам. Увязнет. У него там, наверно, много интересного. И до сих пор не взять мне в толк, за каким хером ему мышь понадобилась?

Олег вздыхает глубоко, во сне ко мне тянется, обнимает. Не хочу я никакого завтра, только сейчас!

Но солнцу в небе не прикажешь, проснулись мы – за окном светло.

– Ну что? Встаем? – говорю, а сам противоположное делать, к кровати его собой прижимаю.

– Да, встаем, – отвечает и проводит мне руками по спине, пальцы пробегают от плеч по позвоночнику, ниже, потом ладони на мой зад кладет, сжимает и к себе притягивает. – Ты уже встал.

– А ты другого ждал? – целую его в губы. И сколько же раз я это с ним проделывал? Олег на поцелуй отвечает, но потом мне в плечи руками упирает, разъединяет нас.

– Только этого и ждал. Затем и к тебе приехал. Не с мышкой же трахаться. Но пора мне, Вася… Ехать надо.

Тут же отпускаю его, сажусь на кровати.

– Раз надо – значит, езжай.

Он тоже поднимается, встает.

– Пойду в душ. Ты со мной?

– Если я с тобой – так ты не уедешь, гарантирую.

– Ну… тогда я сам.

Так мы и стоим голые по обе стороны кровати. Картина маслом. Надо сказать что-то важное. После того, что было у нас. Или не надо? Я и про такие дела ни черта не знаю, как оно там принято – после этих дел прощаться. Наверно, договариваться о будущей встрече? Тогда спросить?

– Приедешь еще?

– Если позовешь. Но не раньше апреля.

– В апреле дорогу еще хуже развезет, если дожди пойдут, так что ты лучше мне заранее позвони, я встречу.

– Я еще не уехал, – усмехается он. – Или надоел уже? Спровадить хочешь?

– Нет, не хочу. Это ты говоришь, что пора.

– А у тебя, значит, никаких нет дел?

– Почему? Есть, – говорю честно. И так ясно, что на ферме прохлаждаться не получится. – Но я их отложил.

– Вот и я отложил. – Олег смотрит на меня. А что смотреть? Ждет важных слов? Не умею я говорить их! – Ладно, пойду в душ, – заключает он.

Я остаюсь один на один с моей кроватью. Смотрю на сбитые простыни, примятые подушки. Ночью все понятно было, а сейчас не знаю…

Сели завтракать. Разговор клеится еще хуже. На будущее условиться не выходит – Олег про свои съемки ничего не знает. Это у меня на месяц вперед можно дни по часам расписать. Одно и то же в графике работ. А у Олега все меняется на ходу.

Ну, вот и все. Остается только попрощаться. И тут до меня доходит, что Олег как ко мне доехать не смог, так и выехать из Ольховки у него вряд ли получится. Той дорогой мимо элеватора точно нет, надо в объезд, но этого пути навигатор не покажет.

– Я тебя провожу до трассы, – говорю как решенное дело. И удивляюсь ответу Олега.

– Зачем? Я и сам могу.

– Снова увязнешь.

– Выберусь.

– Вот что споришь? Я же лучше знаю. Другую дорогу тебе покажу, до трассы вместе доедем, а там…

– А там? – Олег начинает злиться. Без повода. Я предлагаю помочь, а он рычит. С чего?

– Ты что на меня кидаешься?

– Я не кидаюсь. Это ты меня выпроваживаешь. А вот сейчас скажу, что остаюсь, и что?

– Не скажешь. – Мне бы и попросить его остаться, самый подходящий момент, а не могу! Язык не слушается. Может, так и лучше? – У тебя своя жизнь – у меня своя.

– Вася! – Олег отбрасывает в сторону куртку. – Почему? Из-за правильности твоей? Стыдно стало?

Вот этого я от него не ждал! Чего-чего, а стыд и не шевельнулся за эти полтора дня. Целая предыдущая жизнь в них вместилась. И одним словом все под корень? Поднимаю одежду, подаю Олегу.

– Марья Ивановна старалась, чистила, а ты раскидался тут. – Олег стоит посреди комнаты, смотрит на меня. Куртку взял – не надевает.

Бл…ть, да что же он такой дурак?! Я же его люблю… Любимый мой дурак.

Толкает нас навстречу одновременно, объятия медвежьи, злые, без нежности. Наказываем друг друга за страх довериться. В постели невозможное творили, а тут… Одно слово сказать боимся.

– Поеду я, Вася. Пора мне. Не сердись… – бубнит Олег, в шею мне носом уткнулся, чисто теленок. Ой дурак… Когда обнимаю – все правильно. Слов не надо – и без них понятно. – Вась, а поехали со мной? – Это что он сейчас сказал?

– Куда? – Целовать его хочу до одурения, а не ехать куда-то.

– В гости ко мне. Я у тебя побывал, а ты у меня – нет.

– А ферма?

– Не убежит. Выходной может быть у тебя?

В Москву, в Москву…

Василий

На протяжении многих лет я выкорчевывал из себя всяческие привязанности. Аленка не в счет – она родная кровь. А вот все остальное ни к чему при той жизни, что я веду. У меня есть сестра и ферма. Все. Остальное вне этих интересов. И любви мне всегда хватало, особенно Аленкиной. По самое никуда! Еще с тех пор, как сестрица моя маленькой девочкой была. Одевать-обувать, сказки на ночь рассказывать. Школа, косички заплетать, уроки учить. Врать, что мама с папой уехали далеко, в экспедицию. И ведь верила долго, пока добрые люди не просветили, что она сирота. Узнать бы кто – придушил бы. Аленка самое дорогое, что у меня в жизни есть. Бывает ссоримся, только не важно это. Я ведь ее люблю. И с этой любовью мне все понятно.

Но что делать с Олегом? Свалился он как снег на голову. Я могу сейчас сказать “нет” и отпустить это от себя подальше. А там, глядишь, и усохнет. С глаз долой – из сердца вон. Буду жить дальше и не вспоминать… Да хватить пиз..еть, Вася! Ничего не забудешь, ни одного взгляда и поцелуя. Огнем выжег он на тебе эту встречу, как тавро на сердце. Опять коровами любовь меряю…

Олег ждет, не торопит меня с ответом. Устал я быть один.

– Выходной? Пожалуй, ты прав. Может у меня быть выходной… сто лет я в Москве не был просто так. Без повода.

– Вот и поедем. Да? – щенячья надежда и уже радость в этом его вопросе.

– Поедем, – против воли расплываюсь в улыбке. Руку Олегу протягиваю. Рукопожатие для мужчин важнее обнимашек, но и объятия следуют сразу. – А что мне с собой брать?

– Себя, – смеется Олег. – Еще паспорт, вдруг в полицию заберут?

– Да, паспорт надо и права, вдруг ты напьешься и мне тебя придется доставлять.

– С чего это я напьюсь?

– А мы разве не по злачным местам пойдем?

– Ну что ты, Вася, такой одичалый! Сразу по злачным местам. А может, в кино или даже в театр?

– В театр?! А ты ходишь?

– Нет, в детстве был в кукольном, еще в цирке бывал, там у Дурова есть мышиная железная дорога.

– Так вот откуда любовь к мышам! Детский комплекс. Я, между прочим, психологию детскую хорошо знаю.

– А я думал, только коровью. Ну все, пусти меня, хватит прижиматься. Надо машину прогреть. А ты собирайся и поехали.

– Хорошо. Марью Ивановну предупрежу, чтобы ничего не готовила на сегодня. Пусть и у нее выходной будет.

В объезд до трассы мы ползем осторожно. С такой подвеской, как у “Бугатти”, на наших ольховских дорогах делать нечего, только малахольный вроде Олега мог решиться.

– Вот, налево сейчас, – подсказываю в очередной раз.

– А сами как вы выбираетесь? – Олег выруливает по кромке здоровой грязно-снеговой лужи. – Если подморозит – будет каток.

– А никак не выбираемся. Дома сидим. Хотя в прошлом году скинулись и засыпали щебнем съезд. Но до дела не довели, средства нужны. Не хватило.

– Свои вкладывал? – Олег со мной говорит, а на дорогу смотрит. И за рулем он аху…нно красивый. Еще лучше, чем просто рядом с машиной.

– Вкладывал. Как ты догадался?

– По глазам.

– Не ври, ты на меня не смотришь… Вон там, где береза сломанная, еще направо на развилке.

– Да-а-а… по сломанным березам тут узнавать надо. А знак поставить?

– Не ко мне вопросы, я не дорожная служба.

Олег молча головой качает с осуждением. Рулит в заданном направлении. Машина слушается малейшего его движения. Как живая.

Вот выбрались на трассу. И тут Олег газанул… Я скорости не боюсь, но на такой машине ездить не привык. Дух захватило.

– Ну как? – смеется Олег. – Штаны не мокрые еще? – И руку мне на бедро положил, сжал ощутимо. Меня вдруг ведет. Мысли теряю. Забываю дышать…

– Олег…

– Что, Вася?

– Я тебя хочу.

– Я тебя тоже. Это скорость. Адреналин.

Жалко, не сказал – любовь. Но, может, и прав он, не бывает так быстро. Что-то другое у нас… А что? Поди разбери. Трасса свободная, несемся мы по ней вперед. Олег на движении сосредоточился, изменился даже. Подобрался, как зверь перед прыжком. Добродушие ушло, взгляд жесткий, сосредоточенный. Вперед и вдаль. И как будто ушел Олег в себя, в единение с машиной. Я это чувство знаю, когда верхом едешь, так с лошадью становишься одним. Но чтобы с машиной? Она ведь не живая…

Мелькнул указатель “Москва”. Олег летел по незнакомой мне дороге. Трасса М-11, только движение по ней запустили. Обочина несется – не рассмотреть ничего, в просветах между оградительными щитами – лес и лес. В обход населенных пунктов. После Дубинино свернули и дальше по платной дороге. Мимо закрытого городка минобровского, мимо Шереметьево, потом через Клязьму, Химкинский лес. На платном участке не стояли, Олег картой расплатился дистанционно, и дальше. Выбрались на МКАД. Тут Олег скорость сбросил.

– Ну, как тебе болид? – спрашивает Олег. В первый раз за всю дорогу отвлекается от трассы – смотрит на меня.

– Зашибись, – с трудом выдыхаю я под его горячим взглядом, – как будто трахались.

– Ну нет… это еще впереди. Дай до дома добраться. По Москве быстро не получится, терпи и страдай. Тут не разгонишься, вот если ты на соревнования придешь, там посмотришь на меня.

– А ты хочешь, чтобы я пришел?

– Да… только не скоро, я теперь редко участвую.

– Почему?

– Так сложилось. – Олег не то чтобы мрачнеет. Скорее грустит. Но только тенью это мелькает на его лице, а потом снова внимание на дорогу. Оно и правильно: движение плотное, того и гляди, не ты, так тебя… Я вообще по Москве не езжу. Когда есть такая необходимость – докатишь до большой парковки на въезде в город, бросишь внедорожник и дальше на метро.

Глаз цепляется за щит со стрелками. Мы сворачиваем, и Олег сообщает:

– Скоро уже, если в пробке не встанем на Огородном. Нам в Марьину Рощу.

"Райкин Плаза" и Ромашка

Олег

В пробке застреваем на Сущевском валу, в час пик, как будто подгадали. Стоим. Ясное дело, что Марьина Роща – не Москва-Сити, до фешенебельности далеко. Взгляд бросить не на что. Хоть и снесли часть хрущевок и на их месте дома понастроили высотные, но район от этого краше не стал. Если бы я на постоянное жительство селился – ни за что бы тут квартиру не купил. Ну, а съемная тут дешевле, чем в центре. Учитывая мой кочевой образ жизни, зачем мне что-то другое искать? Жить удобно, парковка хорошая рядом. Это для меня стало главным аргументом, когда квартиру снимал, однушку на последнем, шестнадцатом, этаже в новом доме. Из окон торговый центр “Райкин Плаза” видно. Да и весь район как на ладони. Но главное – парковку видно. Понравится Васе или нет?

– Почти приехали, вот туда бы нам пробраться, видишь – заезд во двор, – показываю ему. Вася смотрит с удивлением. Не в окно, а на меня.

– Ты что, на улице под окнами эту машину держишь?

– Нет, под окнами по частям разнесут. На стоянке платной держу. Там охрана. Но к стоянке мы сейчас точно не пробьемся, позже перегоню.

– Лучше бы сейчас, Олег. – Вася, оказывается, дотошный. И мне это нравится. Но сама его идея – не очень.

– А потом пешком под мокрым снегом шкандыбать? Хотя… Кажется, я знаю, куда нам с тобой двинуть! – приходит мне в голову один план, как Василия развлечь. Ну не в театр же идти в самом деле, как две институтки. А домой, в кровать сразу тащить – тоже нехорошо. Два дня без продыху кувыркались, надо отвлечься Культурная программа нужна. Тут как раз освобождается место в левом ряду, и я виляю спорткаром туда. Теперь на разворот и знакомой дорогой к Кантемиру.

– И куда? – спрашивает Вася.

– В одно хорошее место, – впритирку протискиваясь между Дастером и Мерином, отвечаю я. – Тебе понравится.

Подумать стоило трижды, прежде чем тащить Василия в ночой клуб. Ну откуда я знал, что мой внезапный любовник настолько не подготовлен в плане нравственных допусков? В кровать со мной совершенно спокойно лег и даже стыдливости не проявлял, когда я его совращал. А тут… Ладно, шутки шутками, но стоит сесть от сцены подальше, в затемненный уголок, там, где диваны стоят в нишах.

В клубе все как обычно: зеркальный шар под потолком крутится, стробоскоп у сцены мигает, на танцполе толкучка, музыка орет, у шеста на сцене стриптизерша. Клуб элитный, вход по приглашениям или с картой постоянного клиента, как у меня. Одного человека с собой привести можно.

Меня и ошарашенного Василия метрдотель провожает через зал к нашему месту. Пока идем, я ловлю восхищенные взгляды, что бросают на Васю завсегдатаи. Думать стоило не трижды, а тридцать раз по три! Прежде чем приходить сюда. Вот нутром чую, как перед скользким поворотом, что выбросит нас в кювет, то есть найдем мы сегодня приключений на свою задницу. Но вида не подаю, раз пришли – надо отдыхать по полной программе. Садимся рядом на диване. Я васю за руку беру, чувствую, как он напрягся, на нерве весь. Говорю как можно спокойнее:

– Ну, ты чего? В ночном клубе не был, что ли? Расслабься, тут все по-простому. Знаешь поговорку бандитскую московскую? “В Марьиной роще люди проще”.

– Не доводилось бывать. А поговорка хорошая.

– Ну так вот, даже если мы с тобой целоваться начнем… – Сжимаю пальцы Василия и чувствую, что завожусь. От мысли что на людях с ним вот так. И все можно…

– Олежик! – вклинивается в наше уединение деланный тонкий голосок. Нарочито слащавый и до боли знакомый. Ромашка, принесла его нелегкая! Откуда взялся? – Сколько лет, сколько зим! Рад видеть тебя, дружочек! – Вертлявое развратное существо с мелированной длинной челкой, блудливыми водянисто-голубыми глазами и поддутыми ботексом губами останавливается около нас. Стразы на его одежде искрят, отражая блыманье стробоскопа. – А ты с приятелем! Не познакомишь? – продолжает Ромашка и покачивает бедрами в такт музыке.

– Здравствуй, Рома, знакомься, это Василий. Вася – это Роман, – деваться мне некуда, приходится представить их друг другу.

– Очень приятно, – Вася протягивает Ромашке руку. Тот смотрит в недоумении, поднимает брови домиком и округляет глаза. Потом до него доходит, что Вася не шутит, и он осторожно протягивает свою руку и пожимает пальцы Василия.

– Действительно приятно, – мурлычет, как сытый кот, Ромашка, – можем продолжить в кабинке…

Вася вскидывает на меня недоуменный взгляд.

– Для кабинки мы еще не созрели, дай поесть спокойно хотя бы, – недвусмысленно даю понять, что нам тут друзья ни к чему.

– Да я разве против? – продолжает клеиться к Васе Ромашка. – Кушайте, смотрите программу. Я не выступаю, зато у нас новенькая у шеста танцует. Я в зал вышел специально – посмотреть. Присяду здесь с вами? – От Ромашки отвязаться невозможно, по опыту знаю. Остается демонстративно не замечать его.

– А вы, Василий, значит, первый раз? – Ромашка не обращает внимания на мою грубость.

– Да, – с трудом выдавливает Вася. Я понимаю, что имеет в виду он совсем не это. Вася готов сорваться с места и бежать. Но я продолжаю держать его за руку.

Танцы у шеста

Олег

Приносят наш заказ. Ромашка умильно осматривает тарелки, я понимаю, что теперь мы от него не скоро избавимся, а потому лучше самим предложить угощаться. Может, тогда быстрее уйдет.

– Угощайся, – киваю я на нарезку. – И ты поешь чего-нибудь, ведь голодный, – оборачиваюсь к Васе. Эх, не крутись тут рядом Ромашка, потискал бы я Василия так, чтобы он про свои стеснения забыл. Хорошо же. Музыка, веселье, все свои…

– Нет я… лучше дома, – отказывается Вася. Очевидно, что кусок ему в горло не лезет.

– Так идите потанцуйте, аппетит и нагуляете, – советует Ромашка, запихивая в рот очередной ломтик буженины.

– Нет, мы лучше так посидим, а ты иди потанцуй, – пытаюсь я намекнуть этому нахальному типу, что мешает он нам!

– Не сегодня, дорогуша, я так по тебе скучал! – Ромашка демонстративно лезет обниматься, а сам все зыркает на Васю. Развлекается, сученок. – Что ты как чужой, – заводит глаза к потолку Ромашка, – не обнимешь старого дружочка… Ну, не старого, а очень даже еще молодого… хи-хи… – И снова зырк на Васю.

– Роман! Ты что дуришь? – отпихиваю его руку.

– Ну что ты, что ты… – Он примирительно выставляет ладони вперед. – Я пошутил, – сообщает Васе, – у нас с Олежиком давно ничего нет. Да и было один раз, случайно. На Новый год… в кабинке. Ты помнишь, Олежек? Ой, напились тогда… хи-хи…

– Ромашка, заткнись! – не выдерживаю я.

– Все-все, ухожу. – Он машет Васе ручкой. Вот же пристал, как банный лист… – Пока-пока, Василий. Телефончик мой у Олежика есть…

Некоторое время после его ухода Вася молчит, смотрит в крабовый салат. В самую середину.

– Ну ты же понимаешь, что он нарочно, – пытаюсь я начать беседу.

– Понимаю. – И снова угрюмое молчание, которое не вяжется с гомоном и толчеей в клубе.

– Вася! Я тебя не для того сюда привел, чтобы ты дулся, как мышь на крупу.

– Оставь уже мышей в покое, Олег! Это твое дело, с кем на Новый год напиваться.

– Да я их и не трогаю, мышей. И не напиваюсь, я же за рулем все время… Ладно, все, забей. Мы пришли сюда поесть и развлечься. Вот и давай. – Беру тонкий ломтик хлеба с сыром. – Смотри, вон представление началось. Танцы у шеста любишь?

Васин ответ заглушает музыка, на сцену выбегает молоденькая девушка в маске и в перьях. Она похожа на большую разноцветную птицу. Пользуясь тем, что Вася отвлекся, снова беру его за руку, придвигаюсь поближе. Никакой реакции, Вася напряженно смотрит на сцену.

– Вась, ты чего?

– Показалось, – хмурится он, – девушка та, что танцует, на Алену похожа.

– Совсем не похожа! И она в маске.

– А ты откуда знаешь, что не похожа?

– На фото в инсте сестру твою видел. – Черт, чуть не попался! – Смотри, что там у них, – пытаюсь отвлечь Васю. Да и самому непонятно. Никогда в этом клубе никакого безобразия не было. Спокойное приличное место. А тут…

Грузный, хорошо подвыпивший клиент лезет на сцену. Собирается лапать девушку, сдергивает с нее маску. И вдруг рядом с ней оказывается Вася. Я и не заметил, как он из-за столика встал и к ним подошел.

Девушка тут же прячется за его спину. Толстяк пытается ее оттуда вытащить, Вася толкает его в плечо, не рассчитывает силу удара, и толстяк заваливается навзничь у сцены. Все это происходит за считанные секунды, пока я рву вперед, к Васе, с другой стороны к нему подскакивают охранники.

– Ребята, у нас все хорошо, – начинаю я миром, – мы сами разберемся.

– Вот его берите, – тыкает пальцем в Васю толстый. Он все еще лежит на полу. Один из охранников пытается помочь ему встать. – Да не меня, а его! – сердится толстый. Вокруг собирается толпа из посетителей, через нее пробивается метрдотель.

– Что случилось? – спрашивает он у охранников и гостей.

– Тут драка! – визжит женщина в заднем ряду.

– Никакой драки нет! – возражает девушка-танцовщица из-за спины Васи. – Вот этот идиот ко мне приставать начал, а ребята вступились.

– Вася, идем мы отсюда уже, – говорю я. – Они тут сами разберутся…

– Нет! Никуда вы не уйдете, – рявкает метрдотель. – А из-за тебя уже не в первый раз! – Он хочет выдернуть девушку за руку вперед, но та цепляется за Василия. Охранник делает шаг к ней, но тут же получает фронт-кик от Васи и валится рядом с толстяком. Видя, что дело не шуточное, второй охранник отступает, оглядываясь – идет ли подмога. Подмога идет, вернее, бежит от входа. Делать нечего – я встаю рядом с Василием, готовлюсь к хорошей драке. А он шипит:

– Олег, не ввязывайся! Я сам.

Амбалы из подмоги почему-то на девушку кидаются, а не на нас, хватают её за руки, тащат со сцены. Она отбивается, визжит. Вот тут Вася сует руку под куртку и рывком из-за пояса макарова достает.

– Отпустили ее, быстро! – кричит.

Охранники не врубились, еще и смеются.

– Нашел чем пугать.

Тут Вася и бабахает в воздух, а попадает прямо в шар. Осколки зеркальные сверху брызгами в разные стороны, крик, визг, парни из охраны разом на пол и лежат.

– Ой, мамочки! – кричит танцовщица.

– Полиция! – орут из зала.

Часть народа рвется к выходу, там давка образуется, стробоскоп мигает, и все это похоже на дешевый блокбастер. Только не смешно ни разу. Вася стоит спиной к шесту с макаровым в руке, толстого на мушке держит, глаза сумасшедшие.

Спасает всех Ромашка. Народ от сцены кубарем, а он на сцену заползает и Васю за ноги, потом за руку с макаровым цепляется.

– Мальчики, вы что, аху…ли? Прекратите сейчас же, а то нас закроют!

Тут и метрдотель в себя приходит, за мобильный хватается.

Изолятор временного содержания

Василий

Машина, на которой задержанных в дежурную часть везли “черным вороном” назваться никак не могла, была она серебристо-серая. Рафик. И сиденья вполне приличные, только не как в маршрутке, а по бокам. И решетка на распашной двери и между салоном и кабиной. В остальном – тэшка как тэшка.

Наручники надели только на меня, наверно, потому, что оружием угрожал. При задержании объяснили, что это статья. Макарова отобрали, мобильный тоже. А что я хотел? Это не административное нарушение. На уголовное потянет, я хоть и не юрист, а понимаю. Для разбирательства в дежурную часть препроводили всех участников вооруженного конфликта. Меня с Олегом, толстого, второго, кто там всем распоряжался, он и милицию вызывал, пятерых охранников, девушку-стриптизершу и почему-то Ромашку. Но, думается мне, он сам увязался. Так что в маршрутку полицейскую набились, как в час пик из центра в спальник. Мне, как главному зачинщику, место отвели почетное у окна. так что еду, обозреваю вечернюю Москву. Сзади меня Олег сидит, он без наручников. Руку мне на плечо положил, в ухо шепчет:

– Вась, ну прости, дурь какая-то вышла. Лучше бы сразу домой пошли. Сейчас в кровати бы лежали.

– В кроватку и я бы с удовольствием, – вострит уши Ромашка. – Третьим к вам нельзя?

– В обезьяннике десятым будешь, – хохочет с заднего края самый крупный охранник. Он первым на пол залег, когда я выстрелил. Мне смешно становится. Ловлю взгляд стриптизерши, она через проход сидит, тоже у окна.

– Меня Зина зовут, – сообщает мне.

– Меня Василий.

– Очень приятно, – кивает Зина. – Спасибо вам.

– Вежливая, – осоловело бормочет толстый. Его совсем развезло, вот-вот блевать начнет.

– Зина, Зиночка, Зиночка-Корзиночка, – мурлычет Ромашка, с него все как с гуся вода. Зато распорядитель чернее тучи.

– Вот погоди, выпустят, тогда я на тебя хозяину такую жалобу накатаю. Одного дня не проработаешь в клубе.

Красивые шоколадного цвета глазки Зины наполняются слезами, губы дрожат.

– За что же меня-то? Этот козел ко мне пристал, костюм испортил! И я же виновата?

– Клиент всегда прав, – подают голос охранники. Но в целом они заняты обсуждением того, что под конец смены все это говнище произошло. А так бы домой ехали, а не в участок. И тоже на Зину бочку катят.

– Что вы ко мне пристали? – истерит она. На крик оборачивается полицейский из тех, что едут в кабине. Что он говорит – не слышно, зато жест вполне понятен. Все затихают.

– Сейчас доедем – я из отделения знакомым позвоню. Нас быстро отпустят. И протокол составлять не будут, – успокаивает меня Олег.

– Как же, “не будут”! Это с макаром-то…

– Зачем ты его вообще взял? – спрашивает Олег.

– Всегда беру. А ты зачем меня в это дерьмо потащил?

Ответить он не успевает. Мы притормаживаем у глухих раздвижных ворот. Рядом с ними будка патруля, за забором виднеется здание местной полиции. Ворота с лязгом отъезжают в разные стороны, и вот мы уже “на выход с вещами” . Дальше все по протоколу. Свидетелей – к дежурному, нарушителей – в обезьянник. Личные вещи, мобильные, шнурки, ремни – все отбирают. Все у меня было, а в обезьяннике как-то не доводилось сидеть. Но я думал, будет хуже.

В конечном счете Зина, Олег и я оказываемся в изоляторе временного содержания. Вопреки ожиданиям, помещение приличное, видно, что после косметического ремонта. Вытянутое в длину, узкое, три стены, четвертая – решетка, в ней же дверь решетчатая.

– Как в кино “Побег из Шоушенка”, – присвистывает Олег. Ему лишь бы шутить.

– Ой, мамочки! – всхлипывает Зина. – Я ни разу не была… какой ужас. Тут нет туалета.

– Как раз очень хорошо, что нету, милая, – отзывается из камеры обитатель. Оказывается, мы подселенцы, а тут уже есть хозяин.

– Ой, кто это? – замирает перед раскрытой решетчатой дверью Зина.

– Заходим, не толчемся, – звеня ключами, поторапливает ее конвоир.

– Там же кто-то есть!

– А тут не пять звезд. Заходим! – повторяет он строже.

– Иди, не зли его, – тихо советует Олег.

– Вот это верно! – Хозяин камеры поднимается навстречу. Это аккуратный седой бородатый старикан, невысокий, жилистый, лицо не испитое, взгляд быстрый, жуликоватый.

– Здравствуйте, – говорю я.

– Здравствуйте, здравствуйте. Проходите, располагайтесь. – Он указывает на скамьи, прилепленные к стенам. – Набедокурили, значит? Не буйные? – спрашивает он у конвоира.

– Нет, Петрович, не стремься. Люди приличные, в ночном клубе подрались. Стреляли…

– Ахти… Как же вы так? – сокрушенно хлопает по ляжкам Петрович. – Ну, проходите, присаживайтесь.

– Можно вас? – оборачивается к конвоиру Олег. – Мне позвонить надо.

– Дежурный разрешит – позвоните.

– Мне сейчас надо.

– Не положено.

– А в туалет?

– Позже выведу.

– А если мне сейчас надо? – восклицает Зина.

И вот что теперь уже дергаться? Сели – значит, сели. Я устраиваюсь на скамье. Не то чтобы нары, даже какой-то матрас ватный лежит на одной. И не сильно грязный, за чистотой тут, похоже, следят.

– Свидетелей опросят, протоколы составят, потом вас вызовут. Сидеть тихо, не хулиганить. По нужде вывожу по одному. Ужина не будет. Завтрак принесу, как положено, – сообщает конвоир, запирает дверь и удаляется.

– Ой, мамочки, – снова заводит Зина, сжимается в комочек на скамье, закрывает лицо руками и начинает рыдать.