Читать онлайн Октябрьские ведьмы бесплатно

Jennifer Claessen

The October Witches

First published in the UK 2022

Матильде Классен,
без тебя у меня не было бы причин не спать в половине пятого утра
и размышлять о магии

Неудачная попытка вручения. Необходима подпись получателя, мы повторим попытку в ближайшее время.

Глава 1

Начинается. Или начнётся, если мне удастся уговорить Мирабель встать.

Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, поэтому говорила я с её затылком.

– Меня отправили за тобой, ты же это понимаешь? Тётя Конни отсчитывает секунды.

– Двадцать девять минут! – будто в подтверждение моих слов закричала снизу тётя Конни.

Я посмотрела в окно между нашими двумя кроватями. Луна стояла высоко, и обычно в это время я уже давно спала.

– Тёти места себе не находят: они думают, что этот год может быть моим.

Моя кузина Мирабель застонала в подушку и невнятно возразила:

– Тебе слишком мало лет, Клем. Это не твой год.

Через двадцать девять минут – в полночь – сентябрь закончится, начнётся октябрь, и, если тётя Конни права, на меня впервые снизойдёт магия. Она уверена, что настала моя очередь.

Я прожила уже двенадцать октябрей и ни разу пока в полной мере не чувствовала себя частью этого великого события. И хотя я не провела весь остальной год в мыслях об октябре, как остальные члены моей семьи, сейчас у меня по спине побежали возбуждённые мурашки.

Я сидела на краю кровати и нетерпеливо болтала ногами. Сколько себя помню, мы с Мирабель всегда делили эту комнату, которая, в отличие от нас, не становилась больше. Здесь едва хватало места для наших двух кроватей. Стены на моей половине все заклеены рисунками и разными художественными мелочами, а на половине Мирабель они голые. Половина моих вещей валялась на полу, другая половина – в ногах на кровати. А одежда Мирабель лежала аккуратными стопками под её кроватью.

– Двадцать восемь минут! – прилетел снизу крик тёти Конни. – Шевелитесь, маленькие колдуньи!

– Нельзя опаздывать! Звёзды не ждут! – добавил другой голос – тёти Пруди. Порой в нашей семье о тишине можно было только мечтать.

Наконец Мирабель перевернулась. Её брови уже были нахмурены, а при виде меня её лицо исказилось в сердитой гримасе.

Смутившись, я рефлекторно провела рукой по волосам. Я весь вечер потратила на то, чтобы закрутить их в два пучка по бокам головы, как у Мирабель. Но у неё часть прядей ещё выкрашена в фиолетовый, и она сплетала их в аккуратные бублики.

Мирабель было почти четырнадцать, и она считала себя намного старше меня, хотя в действительности разница у нас всего год с небольшим. Её Первый октябрь случился в прошлом году, и с тех пор она перестала кого-либо слушать, особенно меня: на меня у неё попросту не было времени.

Я успокаивала себя тем, что всё – возможно! – изменится, если в этом году я обрету магию.

– Угх, – садясь, буркнула Мирабель и распустила свои бублики. Она скорее подавится собственными кудрями, чем её увидят с такой же причёской, как у меня. Перекинув волосы вперёд так, что они скрыли почти всё её лицо, она перевела осуждающий взгляд с моей головы на одежду и с досадой спросила: – Ты же не собираешься пойти в этом?

Я взглянула на свою пижаму с танцующими пингвинами:

– А что не так?

Мирабель выдержала паузу, проглотив рвущиеся из груди слова, и вздохнула:

– Ты замёрзнешь. Идём, покончим с этим поскорее.

Я первой спустилась по лестнице на первый этаж и как раз спрыгивала с последней ступени, когда во входную дверь постучали. Вся наша семья уже выстроилась в линию в прихожей, готовая к выходу. Стоящая во главе тётя Конни, сжимая в пальцах таймер в виде яйца, объявила:

– Двадцать пять минут!

Я покосилась на дверь:

– Тётя Конни, кто там?

– Никого из людей! – воскликнула тётя Пруди, водя длинным костлявым пальцем.

В октябре на нас, ведьм, опускались густые слои магии, скрывая нас от обычных людей. Поэтому это был последний визит почтальона на ближайший месяц, хотя он об этом не подозревал.

– Может, не стоит открывать… – начала мама, но было уже поздно: я распахнула дверь.

– Вам посылка, – с улыбкой сообщил почтальон.

– Тс-с-с! – зашипев, замахала на него руками тётя Пруди, будто прогоняла бездомного кота.

– Тётя Пруди! – ужаснулась я, обернувшись к ней. И шёпотом добавила: – Нельзя на него шипеть! Это всего лишь почта. – Однако снова повернувшись к почтальону, я нахмурилась. Он действительно пришёл очень поздно.

– Мы опаздываем! – выглянула из-за меня тётя Конни. Её белые волосы от возмущения стояли дыбом, напоминая нимб. – Мы должны быть на месте через… двадцать две минуты!

Тётя Флисси, замыкающая шеренгу, молча поправила лямки своего огромного рюкзака.

– Э-эм, простите, вы, скорее всего, ошиблись адресом, – сказала я почтальону. Наша семья очень редко что-то получала, учитывая, что четверо проживающих в этом доме никогда не пользовались Интернетом, а у двух оставшихся не было банковских карт.

– Прошу прощения, – сказал он, – должно быть, это вашим соседям. Но вы не распишетесь?

– Хорошо, – согласилась я, хотя это означало, что наши соседи не увидят эту посылку минимум до ноября.

Почтальон, доставляющий нашу почту сколько я себя помню, заглянул мимо меня в коридор, где все мои родные нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Семейная… вечеринка? – спросил он.

Тётя Пруди сердито уставилась на него из-за спины тёти Конни. У неё венчающий голову нимб из волос был серым. Она была в неизменном зелёном комбинезоне садовника, а тётя Конни, не сняв любимого фартука, продолжала тискать в пальцах таймер в виде яйца.

– Да, что-то вроде того, – уклончиво ответила я. – Где расписаться?

– Здесь. – Почтальон протянул маленький планшет.

Я быстро вывела указательным пальцем на экране «КМ» и убрала руку, пока не затрещали разряды и не полетели искры.

– Благодарю! Весёлой… вечеринки! – и он протянул мне длинную узкую коробку.

– Избавься от него! – прошипела тётя Конни у меня за спиной, но, к счастью, почтальон уже отвернулся и зашагал к выходу. У калитки он поднял руку, чтобы помахать, но тут же опустил её и покачал головой.

Я поставила посылку в угол прихожей, где успело порядочно скопиться другого барахла, и вышла вслед за остальными за дверь.

Дай тёте Конни волю – и она бы выстроила нас как утят и повела за собой строгой шеренгой. Даже её попытка посчитать нас по головам не увенчалась успехом: Мирабель тут же юркнула назад, а тётя Флисси промаршировала вперёд.

Мирабель захлопнула дверь, после чего задержалась у дома ещё на секунду и только потом присоединилась к нам на улице.

Тишина сопровождала нас на всём пути, что было необычно не только для моей семьи, но и для всего нашего города. Один за другим мы проходили бесконечные ряды стандартных домиков. Даже тётя Конни молчала: всем её вниманием завладело то, что должно произойти. Подготовительный период перед октябрём всегда занимал несколько месяцев, и в конце него нервы моих тёть были натянуты до предела и родственницы буквально вибрировали от переполняющей их неуёмной энергии. Даже мама пристально всматривалась в темноту, крепко сжимая мою руку.

Лишь когда густонаселённые улицы остались позади и тихий гул автомобилей стих, мама шумно втянула носом воздух. Тёти Пруди и Конни тоже зашмыгали, но тётя Флисси и Мирабель – нет.

Я пока не могла уловить её запаха, но, по всей видимости, магия уже разливалась в воздухе.

– Скоро! Осенний дар! Месяц беззакония! Свободы! – выкрикивала тётя Пруди, ускоряя шаг. В правильном настроении даже в её обрывочных возгласах улавливалось что-то лирическое.

Мы вошли в ворота и углубились в тёмный парк, и я тоже начала принюхиваться. Ночной воздух пах опавшими листьями, влажностью и землёй. Деревья напоминали мрачных стражей, но за их неподвижными стволами я заметила двигающиеся в лунном свете силуэты.

– Мам, Морганы уже здесь! – прошептала я.

– Морганы всегда здесь, – отозвалась она.

Я услышала, как тётя Конни передаёт сообщение:

– Пруди, Флисси, Морганы здесь!

– Кто бы сомневался! – воскликнула тётя Пруди, но скорее по привычке: на эту ночь вражда между нашими семьями была поставлена на паузу.

Мы направлялись к нашему семейному дереву – одному из старейших в парке, с двумя ветвями, растущими в разные стороны, и всего парочкой-другой молодых зелёных веточек. Ветви олицетворяли нас – Морганов и Мерлинов.

Мои тёти Пруденс1 и Констанс2 занимали положение старейшин, хотя нельзя сказать, что они всегда были благоразумны и постоянны. И они сами точно не знали, кто из них самая старшая. Та, которая с преимущественно седыми волосами, – это Констанс, а та, у которой всё лицо в морщинах, – Пруденс. Они обе глуховаты и постоянно кричат.

Еще у меня есть тётя Фелисит3, это мама Мирабель, и она каждый октябрь уезжает от нас как можно дальше. Её что-то беспокоит, о чём у нас не принято говорить, но что гонит её от нас с наступлением октября. Каждый год тёти пытались удержать её дома, но всегда безрезультатно.

Наконец, моя мама. Пейшенс4. И она оправдывает своё имя. Мы все живём в слишком маленьком и ничем не примечательном доме, и одиннадцать месяцев в году мои тёти проводят в тоске и печали, а затем на двенадцатый сходят с ума. Не знаю, как моя мама всё это терпит, но эти сёстры-ведьмы определённо отличаются от обычных сестёр. Мои тёти зовут её Петти, а я – мамой.

Меня вроде бы хотели назвать в честь тёти Темми – Темперанс5 Мерлин. Она была пятой, финальной точкой в звезде ведьм Мерлин. Но Темми умерла в один из октябрей, и об этом мы тоже никогда не говорили.

И нет, мои тёти едва ли могут кого-то напугать. Но заставить сомневаться в их нормальности – вполне.

Морганы составляли вторую ветвь нашей семьи. В хорошем настроении они просто грубят, в плохом – наводят вселенский ужас. Их больше, чем нас, – тринадцать, из-за чего тётя Конни им втайне завидует. Я почти их не знаю, но тёти их откровенно не переваривают. Мама, конечно, даже с ними вежлива, в отличие от той же тёти Пруди.

Мы зашагали по траве в сторону Морганов. Тётя Пруди с чувством топала своими большими резиновыми сапогами.

– Мерлины! Звёзды не будут ждать! – прогремел из теней напротив женский голос.

– Знаю, знаю, осталось три минуты! – пробормотала тётя Конни. И сказала уже громче: – Морганы, добро пожаловать.

Наши семьи никогда не здороваются друг с другом как нормальные люди.

При нашем приближении лица Морганов расплылись в одинаковых гримасах отвращения. Им не хотелось здесь находиться, тем более с нами. При виде них меня всегда пробирает дрожь. Они всегда неподвижны как статуи, но от них так и веет нетерпением.

– Хм, – хмыкнул откуда-то из теней тот же голос. – Ваш маленький парк сойдёт. Хотя, разумеется, место величайшей силы всё ещё под нашей неустанной охраной.

Октябрьская магия пробуждалась, только когда мы собиралась все вместе, поэтому на эту одну ночь Морганы и Мерлины, встречаясь на нейтральной территории, были вынуждены терпеть друг друга. В прошлом наши семьи собирались на обрывах, болотах, под мостами и всё в таком же духе, но сейчас нашим основным местом был этот «маленький парк», потому что в свои парки Морганы нас не пускали.

– Надеетесь на Первый октябрь? – спросил голос, подразумевая меня.

Мамин Первый октябрь случился, когда ей было одиннадцать. У тёти Пруди – в девять лет. Как я понимаю, у каждой ведьмы это происходит в свой срок. Тётя Конни последние два года надеялась, что я наконец стану одной из них, но магия будто намеренно её злила, держась на расстоянии.

Я посещала эти сборы каждый год, но до этого Морганы никогда не обращали внимания на ещё одну маленькую колдунью, маячившую за спинами старших из своего ковена. Тётя Конни подтолкнула меня вперёд, и я смогла увидеть всех тринадцать Морганов. Они все были заметно выше нас. Самая младшая – девочка примерно моего возраста – тоже была на голову выше меня. Она открыла рот, будто собиралась обратиться к ведьме с громовым голосом, по всей видимости возглавляющей их ковен. Я перевела взгляд на неё:

– Здравствуйте… э-эм… мисс… Морган?

Минуту ведьма молча обозревала меня с ног до головы с высоты своего немаленького роста. Её глаза были холодны, уголки рта растянулись в кривой усмешке, и она производила впечатление человека, требующего обращения «ваше величество». У неё была неестественно прямая спина, из-за чего она походила на строгую директрису. Как почти у всех в её ковене, у неё были тонкие, брезгливо подрагивающие губы, высокий лоб и подвижные высокомерные брови. Она уставилась мне в глаза с цепкостью лазерного прицела, и под её пристальным взглядом меня охватила робость.

– Можешь звать меня тётей Морган, – сказала она, не меняясь в лице.

Тётя Конни пихнула меня локтем в бок, и я послушно ответила:

– Надеюсь, сегодня я официально присоединюсь к ковену, для меня это станет огромной честью.

Тётя Конни взглянула на свой таймер, сощурилась на звёзды и кивнула. Настал час двум ветвям нашей семьи объединиться.

Морганы, как по негласному приказу, направились к нам.

Все ведьмы стали кругом и вытянули руки, как делают товарищи по команде перед началом матча. Моя кузина Мирабель, оказавшаяся напротив меня, при этом протяжно вздохнула, и высокомерные брови тёти Морган взлетели на лоб. Мама слегка толкнула меня, призывая тоже вытянуть руку.

– Простите, – прошептала я, ткнув пальцами в чью-то ладонь. Потом кто-то шлёпнул меня по кисти, и мой взгляд заметался по кругу в поисках того, кто пытался меня из него выдавить.

Младшая Морган – та самая, что едва не прервала нас раньше, моя высокая ровесница – изогнула брови и с самодовольным видом опустила ладонь поверх всех остальных. У неё были две коротенькие косички, выбившиеся из них волосы окружали её голову небольшим облаком, и ужасно снисходительный нос. Она мне ухмыльнулась, после чего задрала голову и во все глаза уставилась в небо.

Все в кругу подобрались и замерли, а затем как один приподняли руки, образовав конус.

Я подняла голову. Небо над нами расчерчивала чёрная паутина почти полностью облетевших веток. В это время года на смену листьям приходило нечто другое… магия.

– Звёзды знают, – сказала тётя Морган.

– Звёзды знают, – повторили все остальные, и впервые я тоже это почувствовала. А затем и увидела.

– Они падают! – ахнула я, и мама на меня шикнула. – О… звёзды!

Потому что это были самые настоящие звёзды, и, падая к нашим поднятым рукам в туннеле из света, они становились всё меньше и меньше.

Магия окатила нас светом, и впервые я ощутила её чарующее покалывание. Крошечные лучики лились по нашим рукам и обвивались вокруг нас. Я будто оказалась внутри облака из нежнейших лепестков и невольно заёрзала, чтобы их смахнуть, но мама положила руку мне на плечо, удерживая.

Магия покрыла как конфетти головы и плечи собравшихся ведьм и замерцала как кристаллическая перхоть. За конусом из рук я едва могла разглядеть тётю Морган, но она определённо светилась ярче остальных, как если бы свет был железными опилками, а она – магнитом. Магия тянулась к ней, концентрируясь на её голове и в районе сердца, и, хотя могло показаться, что звёздочки, попав ей на кожу, гаснут, на самом деле они медленно погружались в неё.

Затем я опустила глаза и увидела, что моя грудь тоже сияет, покрывшие её звёздочки переливаются и, вспыхнув, исчезают… во мне.

Не знаю, сколько мы так простояли, впитывая пролившуюся на нас магию, но в какой-то момент все в кругу одновременно выдохнули и опустили руки. Мою кисть всю кололо, плечо ныло.

– Ах, старая подруга, как нам тебя не хватало! – сказала тётя Конни, впервые за весь год выпрямляясь под громкий хруст каждого позвонка.

Все ведьмы, ёжась, зашевелились, осваиваясь с наполнившей их тела силой.

– Мы всё? – спросила Мирабель и, тряхнув головой, спрятала лицо за волосами.

– Всегда будто заново учишься ходить, – пропела тётя Конни и поводила пальцем влево-вправо и вверх-вниз, но ничего не произошло.

– После перерыва в одиннадцать месяцев… стоит начать с чего-нибудь лёгкого, верно? – шепнула я Мирабель.

– Если хочешь жить, – мрачно отозвалась она.

Пока мои родные с хрустом разминали кисти и пальцы, ведьмы Морган облачились в длинные, до лодыжек, белые мантии, в которых они стали казаться ещё выше и величественнее. Я поискала глазами свою ровесницу, а когда нашла, заметила, что самодовольная ухмылка с её лица успела сойти.

Тётя Морган, выглядевшая теперь ещё более угрожающе, поманила пальцем младшую из своего ковена, и та шагнула вперёд. Тётя Морган взяла её за подбородок и, повернув её голову сначала в одну сторону, затем в другую, цокнула языком и отвернулась. Её глаза сверкнули.

И не только её – сверкали глаза всех ведьм Морган.

Моя ровесница понурилась как от стыда, и меня осенило: в этом году магия её обошла.

На зов тёти Морган к ней подбежала другая маленькая колдунья с аккуратными длинными косами.

– Мы справимся без неё, матушка, твой план сработает, – выпалила она.

Меня тут же охватило любопытство – не только насчёт их плана, но и из-за этих двух девочек: одной, оставшейся без магии на этот год, и второй, у которой не нашлось для той ни слова утешения.

– Идёмте, Морганы, нам не пристало прятаться в столь человеческом месте, – обратилась тётя Морган к своему ковену, и что-то в выражении её лица было неправильное. Как и нотка отвращения, прозвучавшая в слове «человеческом».

По лицу самой младшей из её ведьм можно было догадаться, что та не прочь остаться и снова сцепить руки, чтобы попытаться ещё раз. Но остальные Морганы уже заторопились уйти – скорее приступить к их плану. Меня затопил страх в предчувствии чего-то нехорошего, но мои родные его явно не разделяли. Мама даже помахала им светящейся рукой:

– До Кануна всех святых!

Но Морганы были не из тех, кто машет в ответ или любезно прощается. Вместо этого они все повернулись к тёте Морган, а та вскинула голову и закрыла глаза. И они исчезли.

Глава 2

Без Морганов парк резко опустел.

– Магия на тебя снизошла? – требовательно спросила меня тётя Конни. Из-за седых волос её голова напоминала кочан цветной капусты. – Покажи мне руки!

Я подняла руки, будто сдавалась в плен.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она и, схватив обе мои ладони, подобно врачу повернула их так и этак.

– Ужасно, – призналась я, но все мои мысли были заняты Морганами: куда это они так торопливо скрылись.

– Я так и знала! – воскликнула она. – Это твой год!

Мои руки казались непривычно тяжёлыми и чужими. Я прижала их к груди.

– Звёздный дар! – закричала тётя Пруди, торжествующе возведя руки к небу.

– Ну же, маленькая колдунья, ты должна радоваться, – укорила меня тётя Конни.

Я посмотрела на Мирабель, но та не сводила глаз со своей мамы, моей тёти Флисси, которая, вместо того чтобы махать руками, уже успела натянуть на них перчатки.

– Будь осторожна. Сиди дома, – тихо сказала она Мирабель и взвалила себе за спину огромный рюкзак.

– Флисси, нам нужна твоя помощь! – позвала её тётя Конни.

– В кои-то веки! – добавила тётя Пруди.

– У нас может наконец получиться! Нам столько всего предстоит сделать, у нас… – начала тётя Конни, как обычно поясняя за тётю Пруди.

Тётя Флисси вздрогнула, и между сёстрами повисло напряжённое молчание.

– Ты хотя бы вещи собрала, Флисси, солнышко? – спросила мама.

– И еду? – добавила тётя Конни.

– Надо одеваться! Надо есть! – не осталась в стороне тётя Пруди.

– Сёстры, вы же знаете, что я не могу остаться, – сказала тётя Флисси. – Со мной всё будет в порядке.

В своих походных сапогах и с лежащим на рюкзаке свёртком с палаткой она была похожа на главу экспедиции. Только в этой экспедиции был всего один человек. Мирабель продолжала не моргая смотреть на мать.

– Мирабель, ты же знаешь, я должна…

– Да-да, ты каждый год «должна», – не скрывая сарказма, перебила она и направилась через парк в сторону дома.

– Мирабель! Погоди… я не могу запретить тебе пользоваться магией, но прошу тебя: возьми это, – тётя Флисси перехватила её, всунула ей в руку какую-то бумажку и тихо добавила: – Нельзя допустить повторения прошлого года.

После чего она скрылась в ночи.

Одиннадцать месяцев в году тётя Флисси жила с нами, но стоило наступить октябрю – и она, ничего никому не объясняя, куда-то отправлялась. Так и сейчас нас осталось пятеро – четверо, если учесть, что Мирабель уже утопала прочь.

Я знала, куда она пойдёт – в свою комнату. Это наша общая комната, но она всегда называла её своей.

Сцепив ладони, потому что меня нервировало странное, непривычное в них ощущение, я побрела за родными и в какой-то момент оглянулась на то место, где ещё недавно стояли Морганы и откуда они так внезапно исчезли.

Пока мы шли, я обратила внимание на мигающие уличные фонари. Поначалу я решила, что это случайность, но когда очередная лампа погасла над нами одновременно с тем, как мои ладони вдруг закололо, я поняла, что это происходит из-за нас.

– Мам… а что Морганы задумали? – тихо спросила я.

Она пожала плечами в своей обычной манере безмятежного страуса, для которого ничто в мире, кроме её близких, не имеет значения.

– Уверена, нам лучше не знать. А ещё лучше – сосредоточиться на том, что мы будем делать, – сказала она, сияя улыбкой, будто, исчезнув из парка, Морганы так же бесследно покинули и её мысли.

По дороге назад к Пендрагон-роуд мои тёти не скрывали своего возбуждения, как умирающие от голода, несущие домой любимые блюда навынос.

Когда мы добрались до дома, горизонт уже осветили утренние лучи первого октября. Мирабель, судя по горящему свету в окне её – нашей – спальни, уже пришла.

В гостиной тётя Конни повернулась к окну.

– Мне одиннадцать месяцев не давали покоя эти шторы, – заявила она и взмахнула пальцем. – Жёлтый совершенно не подходит для гостиных.

Под шторами затрещало пламя, быстро побежавшее по всей их длине.

– Кон, – с лёгкой укоризной сказала мама и взмахом пальца погасила огонь.

– Красный, – пробормотала тётя Конни, дёрнув пальцем. – Я хотела насыщенный бордо.

– Тихо, ведьмы, спокойнее, – призвала мама двух оставшихся сестёр, уже нацеливших свои пальцы и готовых применить свои новообретённые октябрьские силы. – Не забывайте, что нам всегда требуется пара дней, чтобы снова освоиться.

Лично я сомневалась, что Морганы у себя дома сейчас были заняты шторами.

– Начнём с маленькой, безобидной магии, – продолжила мама и начертила пальцем круг. Ничего не произошло. Она тряхнула пальцем, как внезапно переставшей писать ручкой. Он засветился, и она снова медленно им завертела, и с каждым описанным кругом её одежды постепенно менялись.

На ней была форма химчистки, где она работала: рубашка поло, отутюженные штаны и пара скромных туфель – в целом неплохо, но на ней смотрелось немного чужеродно.

Сейчас же, отвечая на вспыхивающие вокруг неё звездочки, её штаны укоротились и раздулись, превратившись в юбку, разросшуюся в множество слоёв и ставшую треугольной по силуэту. Рубашка обзавелась элегантным воротником и превратилась в верхнюю часть платья, рукава удлинились, эмблема химчистки исчезла. Туфли на толстой резиновой подошве превратились в аккуратные балетки, а густые тёмные кудри сами собой завязались в узел.

– Так лучше, – довольно резюмировала мама, примеряясь к новому наряду. И с финальной искрой он из скучного бежевого превратился в яркий горчично-жёлтый.

Наблюдать за этим было волнительно, прямо как когда зажигают праздничную ёлку. Потому что это случается лишь раз в год, и ты с нетерпением этого ждёшь.

Когда я была маленькой, я больше всего на свете ждала наступления октября.

У нас не было сада – только небольшой дворик, но каждый год мама своей октябрьской магией превращала его в огромный сад с конюшней, где жила маленькая пони песочной масти с белой гривой. Я назвала её Бобби и любила всем сердцем. Мы были неразлучны, и она обожала есть у меня с руки, громко при этом фыркая.

Но – и это очень большое «но» – ничего из того, что мы создаём в октябре, не остаётся после Хэллоуина. Уже на следующий день всё это исчезает и становится как прежде. Тётя Флисси возвращается, будто никогда не уходила, мамины красивые жёлтые наряды растворяются в воздухе, как и всё, что успели надарить себе тёти. Мой Первый октябрь с Бобби был самым счастливым временем моей жизни, но, когда пони исчезла, магия потеряла для меня всю свою привлекательность. Я была слишком мала и не сразу поняла, что произошло, когда первого ноября вышла из дома с морковкой в руке и увидела пустой дворик.

С тех пор я перестала верить в радость октября и в его преддверии на целый месяц погружалась в уныние. Стоило наступить сентябрю, с каждым днём которого возбуждение моих тёть неуклонно нарастало, и я принималась вздыхать и размышлять обо всех этих временных глупостях, которые будут ждать меня в октябре. Сколько скандалов я закатывала в течение этого месяца – не сосчитать. Сказать, что он меня раздражал – не сказать ничего.

Раньше я жалела тёть, которые целый год проживали в ожидании одного месяца безудержного веселья. Но теперь, впервые ощутив магию внутри себя… Я посмотрела на потолок, раздумывая, чем сейчас занята Мирабель. У меня было столько вопросов…

– Всего один месяц – и столько всего нужно сделать, – сказала тётя Конни, и тётя Пруди закивала, тряся седыми кудрями. – Это будет наш год. Оторвёмся!

– Без отрывов, пожалуйста, – спокойно, но твёрдо возразила мама.

Тётя Конни достала из большого, с оборочками переднего кармана фартука таймер в виде яйца.

– Без отрывов, – с улыбкой сказала она маме и стукнула пальцем по таймеру.

Белая и изрядно поцарапанная – тётя Конни ежедневно пользовалась им на кухне – пластиковая поверхность таймера засветилась под воздействием закруживших вокруг него звёздочек, и он словно размягчился, вытянулся и стал прозрачным на концах. Затем тётя Конни магией заставила его воспарить и медленно прокрутиться, и я поняла, что таймер превратился в большие песочные часы.

– Тридцать один день, – с чувством произнесла она и начала тщательно разминать пальцы, каждый по очереди.

Мои ладони кололи бесчисленные иголки. Прибавьте к этому неутихающую тревогу – мне было ужасно не по себе.

В нижнюю половинку часов просыпались первые переливающиеся крупицы, и тётя Конни обратила на меня взор из-за поблёскивающих очков.

– Клеменси, нам нужна твоя помощь!

– Клемми, – поправила я. – И… тётя Конни, мне нужно… э-эм… сделать домашние задания.

– Вот как? – Она поправила очки и всмотрелась в меня, проверяя, насколько я искренна. Это была правда, ну в каком-то смысле. – Но это твой Первый октябрь!

– У меня перед Рождеством экзамены, – напомнила я.

От слова на букву «Р» её передёрнуло. Я люблю Рождество – к тому моменту вся связанная с октябрём шумиха успевает улечься, а все полученные в этот день подарки на сто процентов реальны.

Может, моя семья и могла целый месяц улучшать магией мои оценки и даже говорить на любых языках, но стоило наступить ноябрю – и всё это исчезало, поэтому рассчитывать на их помощь на декабрьских экзаменах не приходилось. Однажды мама наколдовала мне гениальный математический талант, но после октября от него остались лишь смутные воспоминания, как делить столбиком.

– Конни хочет тебя попросить… – начала мама.

Но тётя Конни вклинилась между нами, взяла меня за руку, которую будто наполнил колючий свинец, увела меня в гостиную и усадила на диван.

– Тебе известна наша история, Клеменси. Наша великая прародительница, сама Мерлин, была первой ведьмой. – Тётя указала на древний, слегка поеденный молью плед, лежащий на спинке дивана: на нём был вышит портрет женщины с густыми волосами и острым подбородком.

Мама села рядом со мной и провела своими тонкими ловкими пальцами по жёстким стежкам.

– Я всегда задавалась вопросом… откуда он взялся, – пробормотала она, хотя я не знала происхождения ни одной вещи в нашем доме, полном всяческого барахла.

– Это не ты вышила? – удивилась я.

– Если бы портрет вышила я, он был бы гораздо красивее, – усмехнулась она под тихий шорох песка в часах тёти Конни, отсчитывающих наше ограниченное время владения магией.

Действительно, мама бы выбрала что-нибудь красочнее, а этот уродливый и местами свалявшийся плед был преимущественно серым, а женщина, считавшаяся первой Мерлин, смотрела в потолок с таким печальным выражением лица, будто сейчас разрыдается.

– Если бы я вышивала нашу дорогую Мерлин, я бы добавила ей звёзд. И руки, чтобы она могла творить магию, – добавила мама, с отвращением глядя на этот старый кусок ткани, и до меня внезапно дошло, что изображение нашей прародительницы обрывается на линии запястий её вытянутых рук.

– Во всех книгах и фильмах Мерлин – мужчина и волшебник, – сказала я тёте Конни из чувства противоречия. Совсем как Мирабель.

– Волшебник? Ох уж эти люди с их глупостями! – закатила глаза тётя Конни, а тётя Пруди сплюнула на пол.

– Пруди, – мягко пожурила её мама и взмахом пальца заставила мокрое пятно заискрить и исчезнуть.

– Ты же знаешь, магия передаётся только по женской линии. Нас, ведьм, очень мало, всего около двадцати! И Мерлин – или Мерл, как я люблю о ней думать, – была единственной и неповторимой, – произнесла тётя Конни с таким мечтательным видом, будто была не прочь пообщаться с нашей давно почившей прародительницей.

Как-то раз в начальной школе нам задали нарисовать семейное древо, и это стало той ещё задачкой: у меня было столько тёть, что их всех было невозможно поместить на листе. А потом я получила выговор от учительницы за то, что добавила на задней стороне листа Морганов, отметив их большим знаком вопроса.

– Не может быть, чтобы у тебя было столько родственниц! Где все мужчины… – Она вдруг оборвала себя на полуслове, после чего добавила: – Ну, семьи бывают разные.

И в итоге я получила хорошую оценку.

– Точно, – сказала я.

– Она была первой заклинательницей. Затем родилась её сестра Морган. Мерлин, а затем Морган. Две ветви одной семьи, от которых и берут начало наши фамилии.

Морганы, конечно же, с этим категорически не соглашались и утверждали, что их прародительница была первой. Но правда заключалась в том, что наша Мерлин была героем, а их Морган – злодейкой.

– Наша великая прародительница стала первой ведьмой, благословлённой звёздами. Ах, мир тогда был ещё так юн. Людей было не удивить старым добрым грифоном или циклопом, – тётя Конни грустно улыбнулась.

– Моря, полные сирен! – с восторгом добавила тётя Пруди. – Драконы в небе! Леса, кишащие монстрами! Бесчинствующие ведьмы!

– Поэтому люди называют то время «тёмные века»? – тихо, чтобы услышала только мама, спросила я.

Она заговорщицки мне улыбнулась и шёпотом ответила:

– Ну, для людей, возможно, они действительно были темноваты. Электричество тогда ещё не изобрели.

Тётя Конни скривилась и поджала губы.

– Но эта Морган! – начала она знакомую тираду. – Она не смогла смириться с тем, что Мерлин была более сильной ведьмой, и ополчилась на нашу бедную прародительницу.

Мало что способно потревожить мамино душевное равновесие, но при этих словах она судорожно вдохнула.

– Морганы! Пффт! – перебила тётя Пруди и снова плюнула на пол, виновато покосившись на сестёр.

– Великая Мерлин, конечно же, отвечала сторицей – об их битвах складывали легенды! Они озаряли всё небо!

– Э-эм… – неуверенно протянула я. – Как-то это не очень скрытно.

– Ну, скрытность потребовалась позже, – сказала тётя Конни, вроде как соглашаясь со мной, но её тон говорил об обратном.

Мама своей магией нарисовала в воздухе золотые иллюстрации к её рассказу: как Морган превратила Мерлин в мышь, а себя – в ястреба и погналась за ней, как Мерлин обратилась пауком, а огромная Морган пыталась её растоптать.

Пока тётя Конни повторяла сказки о первой Мерлин и первой Морган, которые мне с младенчества рассказывали перед сном, я взглянула на свои руки и распрямила пальцы. Мои ногти по краям отливали перламутром и блестели, словно я опустила их в сахарницу. Они казались длиннее, чем обычно, и едва заметно искрили с почти различимым треском.

– Вскоре земли заполонили тролли и огры Морган, с которыми сражались драконы Мерлин. Вулканы возникали из ниоткуда и заливали всё лавой, ураганы непостижимой силы уничтожали всё на своём пути. И всегда Мерлин оказывалась на шаг впереди, пока…

– …её не предали, – вставила тётя Пруди. – Жестоко и вероломно!

– …пока, – продолжила тётя Конни, – Морган не украла магию Мерлин!

– Конни, точно мы этого не знаем, – возразила мама, всегда старающаяся притушить накаляющиеся эмоции, забыв на время о застывших в воздухе фигурах Мерлин и Морган.

– Мы обе прекрасно это знаем, Петти! Так гласит легенда! Морган завидовала Мерлин и попыталась ограничить её способности. Но у неё ничего не вышло, и из-за её вероломства мы все теперь прокляты, – отрезала тётя Конни.

– И Морганы тоже? – спросила я. Потому что, на мой взгляд, они не выглядели проклятыми – разве что та маленькая колдунья.

– Да, её род тоже пострадал. И теперь две ветви нашей семьи после вражды, длившейся столетия, вынуждены собираться вместе ради одного презренного месяца магии. Обе наши семьи одинаково несчастны и объединены этой трагедией – творить магию всего один месяц в году.

– Злая, мерзкая ведьма! – прокричала тётя Пруди. Это прозвучало очень грозно и громко, что было хорошо, потому что она заглушила моё фырканье. – Забудьте о Морганах! – взвизгнула она прямо мне в лицо. – Есть только Мерлины!

– Да, сейчас важно лишь то, что теперь ты одна из нас, ты тоже обладаешь магией, и мы можем разделить с тобой дело всей нашей жизни, – сказала тётя Конни.

– Не знала, что у вас есть дело всей жизни. Или что вы вообще чем-то занимаетесь, – ядовито заметила я. Мамины картинки растворились в воздухе, означая окончание сказок и начало работы. Но не домашней, а магической.

– Тихо, маленькая колдунья, – укорила меня тётя Конни. – Так вот, мы пытаемся…

– …десятилетиями! – вставила тётя Пруди.

Я посмотрела на свои руки, всё ещё слегка искрящиеся и полные колющих мурашек, и подняла глаза на маму. В её взгляде читалась просьба остаться, хотя бы ненадолго, пока её сестры не завершат своё пространное объяснение.

– Да-да, это наша неизменная миссия. Мы уже давно пытаемся накопить октябрьскую магию.

– Ладно, – сказала я, хотя мне стоило спросить: «Чего?»

– Накопить её, чтобы пользоваться ею весь год. Четыре времени года, двенадцать месяцев, пять лучей звезды. Нам нужна завершённая звезда – и ты её пятый конец.

Я знала, что что-то намечается. Тётя Конни всю мою жизнь ждала, когда я стану достаточно взрослой, чтобы оказаться последним звеном в звезде нашего ковена. Из-за смерти тёти Темми и временного отсутствия тёти Флисси в течение магического месяца им недоставало двух ведьм.

– Нам нужно найти способ сохранить октябрьскую магию.

– Накопить её! – закричала тётя Пруди. – Собрать! Развить! Сохранить!

– Да-да, – отмахнулась от неё тётя Конни. – Всё вышеперечисленное.

– Но я даже ещё ни разу ею не воспользовалась. – Я демонстративно взмахнула руками. Пальцы были как чужие.

– Ты новичок, это правда, но нам как раз и нужен новичок.

– А как же… – начала я, лихорадочно соображая. – Как же ведьмы Морган?

Тётя Пруди с досадой так выдохнула сквозь плотно сжатые губы, что они завибрировали. Её лоб и без того расчертили хмурые морщины, но при мысли о Морганах они всегда становились глубже, делая её похожей на шершавую и царапающую пальцы старую кору. Она напоминала мне колючий куст в теле человека.

– Да, Пруди права. Привлекать Морганов слишком рискованно. Только Мерлины.

– Учись скорее! Трудись прилежно! – прокричала тётя Пруди.

Но не ради экзаменов. Я тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что мои планы по повторению пройденного учебного материала улетели в тартарары:

– Мне всё равно кажется, что я не подхожу…

– Подходишь ты или нет – ты единственная, кто у нас есть. Считай себя избранной, выдвинутой, назначенной – думай что хочешь. Ты Мерлин, и пришло время действовать. Мы столько ждали, когда ты займёшь место Темми! – объявила тётя Конни.

Когда я родилась, она потребовала, чтобы меня назвали в честь умершей-и-исчезнувшей Темперанс, но в кои-то веки моя мама категорически воспротивилась. Тогда тётя Конни принялась настаивать на «Клеменси»6 и до сих пор не теряла надежды, что это имя закрепится.

Но мама остановилась на «Клементине», чтобы, по её словам, не нагружать меня историей ковена. Но «Клемми» звучит достаточно похоже на «Темми», чтобы это сошло за компромисс.

– Я не какая-то замена Темми, – пробормотала я, пока мой мозг с трудом выстраивал конечную картину из тех кусочков информации, которую наговорили тёти.

Всю мою жизнь они с мамой искали способ обрести постоянную магию, чтобы творить её все двенадцать месяцев в году.

Они хотели, чтобы мы перестали быть только октябрьскими ведьмами.

Ваша посылка возвращена в почтовое отделение после неудачной попытки вручения. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Глава 3

– А теперь, – сказала тётя Конни, – ты должна выслушать меня очень внимательно, маленькая колдунья. Это твой первый год с магией, и естественно, что ты понятия не имеешь, что делать.

– Вот спасибо.

– Ты не можешь…

– Ни в коем случае! – подчеркнула тётя Пруди.

– Ты не можешь практиковать магию сама по себе вне звезды.

«Ну здорово», – подумала я. Это было то же самое, что получить подарок и услышать, что его нельзя открывать.

– Мы не хотим ограничивать твою свободу, – добавила мама. – Но так нужно, чтобы тебя обезопасить.

– Нас, ведьм, слишком мало, – подхватила тётя Конни. – Каждая маленькая колдунья на счету.

Я не знала, чего мне хотелось больше: нахмуриться или закатить глаза. Если всё дело в цифрах, то меня, по сути, притянули ко всему этому за уши для красивого числа.

– Первый октябрь всегда сопряжён с определёнными… сложностями, – мягко сказала мама. – А мы не имеем права рисковать: каждая ведьма – бесценна.

– А сейчас, – торжественно объявила тётя Конни, – мы узнаем, что ты за ведьма!

Тётя Пруди подскочила ко мне, схватила меня за саднящие руки и, обведя пальцем каждую линию на моей ладони, задумчиво подняла их, чтобы её сёстрам тоже было видно.

– Невозможно, – пробормотала она и сильно ткнула пальцем в центр моей ладони.

Мама повернула свои ладони вверх, и я увидела, что все линии на них мерцают. А на моих – нет.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на меня.

– Дар садоводства! – решительно заявила она, будто прочла это в моих глазах.

– Нет, у неё пламенное сердце! – возразила тётя Конни. – Ну же, маленькая колдунья, продемонстрируй нам, как ты пылаешь!

– Как выращиваешь что-нибудь! – настаивала тётя Пруди.

Они спорили… из-за меня. Но я сомневалась, что пошла в одну из моих тёть. Или в маму.

Как бы мне хотелось, чтобы Мирабель спустилась и объявила во всеуслышание, что я стану такой, как она!

– Преображать! Творить! – с маниакальной ноткой в голосе отчеканила тётя Пруди, тыча в воздух пальцами.

– Нет ничего такого, чего ведьма не смогла бы создать, – перевела тётя Конни. – Пора разжечь костёр нашего магического искусства!

– Не торопись, – посоветовала мама. – Обращайся со своей магией нежно. Почувствуй её тепло, лепи из неё.

– Нет, чем быстрее, тем лучше, – не согласилась тётя Конни и переплела пальцы так, что они захрустели. – Магия – это пламя, которое необходимо раздувать. Но ограничивать. Магия любит чётко обозначенные границы.

– Нет! Лелей её и взращивай! – закричала тётя Пруди. – Никаких границ! Пусть разрастается!

Столько противоречивых советов – я не знала, что и думать.

Магия – это вам не школа, по ней не найдёшь решебников в Интернете, и домашние задания не помогут тебе нагнать пропущенную тему.

– Начни с… простого стежка, – предложила мама и слегка помахала искрящейся рукой, словно втыкала иголку с нитью прямо в воздух, и, откликаясь на её движения, из стен на смену пыльным горам всякой всячины выросли стеллажи, а бумажный плафон сменился красивым кружевом.

– Нет-нет! – закричала тётя Пруди. – Расти! – Она указала пальцем в сторону кухни – и та взорвалась звёздами, а когда они потухли, её стены стали зелёными, а пол покрылся землёй и травой. Правда, тётя Пруди в своём оливковом рабочем комбинезоне была единственной, кто смотрелся там к месту.

Тётя Конни, как обычно, начала применять магию направо и налево, энергично вращая искрящимися пальцами. По её желанию в центре комнаты затрещал самый настоящий костёр – на таком обычно жарят зефир на природе и уж точно не разводят дома, потому что он опасен и непредсказуем. Затем она взмахом руки заставила кухонную стену исчезнуть, объединив гостиную и кухню.

Наблюдать за магией было увлекательно, но я всё равно неуютно заёрзала. Каждая из них хотела, чтобы я стала такой же ведьмой, как они, но в нашем доме категорически не хватало места для новых маленьких колдуний.

Тётя Пруди не собиралась уступать. Все поверхности покрылись неровными полосами из листьев и травы, а когда посреди земляного пола открылась воронка, ведьма торжествующе взвизгнула.

Мама с улыбкой вышла вперёд и несколько раз повела руками по воздуху, будто успокаивала огромного невидимого зверя своей доброй, ласковой магией. Земляной пол замерцал и обратился золотой плиткой.

Мама оставила растения, но переместила их в горшки, которые расставила по всей комнате. Костёр она тоже сохранила, только в виде большого очага, затем щелчком искрящихся пальцев создала из воздуха золотые приборы, и они сами собой улеглись на новенький обеденный стол.

– Ладно! – проворчала тётя Пруди, что в её случае могло сойти за признание поражения.

– Неплохо, – оценила тётя Конни, проводя рукой по новому кухонному гарнитуру. Потом повернулась ко мне. – Чтобы достичь подобных результатов, необходимо концентрироваться на деталях. Нужно немалое… терпение.

Они с мамой с улыбкой переглянулись.

Порой я забывала, что мама тоже ведьма, как и мои тёти. Она и её сёстры любили друг друга и магию, и сейчас буквально светились, снова ею обладая.

Мама кивнула, с довольным видом обозревая новый интерьер. Одиннадцать месяцев в году тётя Конни скромно стряпала на старенькой бежевой кухне, а сейчас здесь впору готовить пир для королей и королев.

Тётя Пруди презрительно фыркнула.

– Мелкая магия! Пальцев дрожание! – отмахнулась она и снова посмотрела на меня.

Я продолжала стоять с безвольно висящими по бокам отяжелевшими руками.

Она потянула меня по очереди за каждый палец, будто надеялась щелчком суставов запустить в них магию.

– Не ведьмины руки, – пробормотала она.

– Флисси бы сказала, что ты как застопорившийся компас, – улыбнулась мама. – Всё нормально, ты ещё успеешь разобраться в своих силах.

– Практикуйся внутри звезды! Звезда существует для тебя, а ты – для звезды, – сказала тётя Конни, но уверенности мне это не прибавило.

Иными словами, сама по себе я бесполезна, но я нужна им как часть звезды.

Тётя Конни пересекла кухню и, остановившись перед высокой кучей барахла, протянула к ней руку с растопыренными пальцами. Из кучи поднялась и зависла посреди комнаты очень старая на вид и изрядно помятая оловянная кастрюля. Она засветилась и закружила вокруг своей оси, подчиняясь тёте Конни и постепенно увеличиваясь в размерах.

Тётя Конни могла до умопомрачения отрицать, что она барахольщица, однако же весь наш дом был полон всевозможных безделушек, украшений, мелочей и побрякушек. Правда, сама она называла их «магическими артефактами».

К тому моменту, как кастрюля превратилась в полноправный котёл, из него уже хлестал фонтан из звёздочек.

Но не только котёл удивлял новыми размерами – кухня тоже стала просторной. Весь дом изнутри увеличился в четыре-пять раз по сравнению с тем, как он выглядел снаружи.

Мама, тётя Конни и тётя Пруди собрались вокруг котла, и я почти ожидала, что сейчас они начнут читать над ним заклинания, но вместо этого они принялись одобрительно рассматривать его округлые бока.

Мама стукнула по нему ногтем, породив низкий резонирующий гул.

– Ты сохранила её котел, – сказала она.

– И воспоминания, – добавила тётя Конни, с любовью протирая его краем фартука. – Я храню и то и другое. – Щелчком пальцев она разожгла под котлом пламя. – Уютно, – заметила она. От огня её очки запотели, вынудив её нахмуриться и наклонить голову, чтобы смотреть поверх них.

– Чей это котел? – спросила я, заглянув за край в его глубокие тёмные недра. – И что там внутри?

– Суп! – вскричала тётя Пруди, наградив меня долгим сердитым взглядом.

– Суп? – переспросила я. – Ну да, конечно.

– Это котёл твоей тёти Темми, – пояснила мама. – А сейчас октябрь – самое время для супа. – От её улыбки иголки в моих ладонях перестали казаться такими уж невыносимыми. – Не то чтобы это такое ведьмовское правило – скорее житейская мудрость.

– Нам приходится ограничивать себя в наших особенно фантастических порывах, но даже ведьмам необходимо есть, – с неохотой признала тётя Конни. – Но только представь, на что способны твои руки, маленькая колдунья! Ты бы могла населить море русалками, заполнить небеса единорогами, феями и…

– Или приготовить суп. – Я указала на котёл, содержимое которого начало булькать и шипеть. В воздухе запахло специями.

Тётя Конни пригвоздила меня суровым взглядом поверх очков.

– Ведьмы домашнего очага остры на язык! – довольно захихикала тётя Пруди.

Тётя Конни в ответ едва уловимо засветилась красным.

– И, звёзды – свидетели, если нам повезёт, то не важно, как долго ты будешь осваивать свои новые силы, потому что они останутся с нами год напролёт, – сказала она, отвернувшись к песочным часам. – Вместо одного жалкого месяца.

– Что мы будем с ними делать год напролёт? – спросила я. – И как у нас это получится? Мирабель в курсе ваших планов? Вы и её уже втянули во всё это?

– Втянули… – цокнула языком тётя Конни, будто я её в чём-то обвинила. – И да, твоя кузина прекрасно осведомлена о наших чудесных планах. – Её похожие на изюм глаза впились в меня поверх очков. – Сбегай за ней, будь добра. Пора приступать.

Глава 4

Открыв дверь нашей комнаты, я обнаружила, что там, где раньше стояли две кровати, сейчас была лишь одна – моя. Я вздохнула, вспомнив, что мы не спали всю ночь. Если бы не потрескивание звёзд внутри меня, я бы сейчас зарылась в одеяло. Я посмотрела на свою пижаму с пингвинами, которую Мирабель терпеть не могла, затем на тапочки – тоже с пингвинами, – и проследила взглядом дальше по непривычному удлинившемуся полу, пока не уткнулась в дверь. Мирабель не тратила время зря и уже успела магией разделить нашу спальню на две. Моя половина выглядела точно так же, как всё остальное время года, только вдвое меньше, из-за чего бардак на ней стал почему-то больше заметен. Зато Мирабель отстроила себе просторные хоромы в угрюмом фиолетовом цвете.

В обычное время наш дом состоял из кухни и гостиной внизу и двух спален и ванной наверху. Он был тесноват для шестерых, и если от октябрьской магии и была какая-то польза, так это возможность увеличить его размеры.

– Эй, – позвала я, стоя на пороге новой комнаты.

– Чего тебе? – спросила Мирабель со своей кровати, которая из обычной полуторки превратилась в гигантское лежбище с высоким пологом и горой одеял из разных тканей. Кровать тоже была фиолетовой, в тон спальне.

– У тебя болят руки? – спросила я, разминая каждый сустав пальцев в бесплодных попытках избавиться от этого странного ощущения, будто они… пузырятся изнутри. Я вспомнила, как звёзды погружались в мою кожу в парке.

– Целый месяц с вами, – проворчала Мирабель, пропустив мой вопрос мимо ушей.

В прошлом году был её Первый октябрь, и, по всеобщему мнению, прошёл он хуже некуда. Она попыталась телепортироваться к своей маме, тёте Флисси, которая в тот момент предположительно была в Абердине. Мы так точно и не узнали её местоположения, потому что первая магия Мирабель была такой мощной и неаккуратной, что её занесло куда-то в Арктику. У мамы и тёть ушла куча времени, чтобы разобраться, что именно произошло, найти Мирабель и вернуть её домой.

Если бы Мирабель легко и непринуждённо влилась во всё это ведьмовство, я бы, наверное, тоже горела желанием к нему приобщиться. Но первая же её попытка закончилась грандиозным провалом, из-за чего она пропадала до самого Хэллоуина и вернулась из своей незапланированной экскурсии в Арктику ещё более замкнутой и колючей, чем раньше. Ей больше не было никакого дела ни до меня, ни до своей мамы, ни до магии.

И теперь я знала, что со мной может произойти то же самое. Пара неудачных заклинаний – и октябрь превратится в затяжную пытку или, что ещё хуже, я кончу как Мирабель: возненавижу всю нашу семью и вообще всё в нашей жизни.

Я посмотрела на Мирабель, сидящую, обхватив колени, посреди своей огромной новой постели, в окружении кучи фиолетовых подушек, мягких и пушистых, и напомнила себе, что, как бы она мне ни грубила, я должна брать пример с мамы и быть к ней добра.

– Раз я теперь тоже обладаю магией… может, давай сотворим что-нибудь вместе? – предложила я, запнувшись на слове «магией». Для моих ушей это пока ещё звучало очень глупо.

Мирабель меня проигнорировала.

– Тётя Конни внизу строит какие-то планы, – продолжила я. – Она сказала, что ты в курсе.

– А, ты об этом. – Мирабель так тяжело вздохнула, что мне невольно стало совестно, будто я её донимаю. – Их великая миссия по обретению вечной магии?

– Она самая. – Я потёрла ладони, и они заискрили.

– Приходи в Хэллоуин, – тихо ответила Мирабель, подтягивая к себе одеяло.

До Хэллоуина был ещё тридцать один день.

О вечеринках Мерлинов в конце октября по случаю Хэллоуина слагали легенды. А начались они с Мирабель.

Все в Хэллоуин чувствуют себя свободнее и начинают верить в волшебство, поэтому это лучший день в году. И единственный, когда различия между ведьмами и людьми исчезают: ведь в каждом из нас есть крошечная толика магии.

Я ненавидела октябрь, но любила Хэллоуин, потому что в этот день все обладали магией. И в этот же день она нас покидала.

Прежде чем магия впервые снизошла на неё, Мирабель кучу времени проводила за планированием вечеринки. В один год она подвесила под потолком гирлянды из летучих мышей, которые выглядели почти как живые и пищали. В другой – лежащие на крыльце тыквы исполняли песни, приветствуя гостей. А ещё в какой-то год все углы дома затянула огромная, размером с человека, паутина.

В этот день в нашем доме можно было часто встретить привидения – некоторые травили шутки, другие можно было заметить лишь краем глаза, когда они проникали из комнаты в комнату прямо сквозь стены. Как-то раз мама вырастила в прихожей густой лес, и гостям приходилось пролезать под переплетёнными ветками, чтобы добраться до роскошного фуршетного стола тёти Конни.

Так что да, я обожала Хэллоуин из-за вечеринок Мирабель. На один день в году наш дом из одной сплошной головной боли превращался в главный аттракцион. Благодаря Мирабель и её вечеринкам все в школе меня за компанию тоже считали крутой. Главное – чтобы за месяц нашего отсутствия одноклассники не забыли о нашем существовании: в этом году мы взяли перерыв от учёбы «по семейным обстоятельствам» – мама написала официальное письмо и всё такое.

Вечеринка всегда затягивается до глубокой ночи, чтобы люди тоже смогли её посетить. Магия начинает постепенно рассеиваться, а с ней и скрывающая нас завеса, и к первому ноября всё становится как обычно и тётя Флисси возвращается домой.

Прошлый год стал исключением. Вечеринка состоялась, и все от души повеселились. Но Мирабель будто подменили. Возвращение из Арктики её изменило.

– Иди уже! – бросила она, кутаясь в новенькое пуховое одеяло по самые уши – так, что видны были лишь её фиолетовые волосы. – У тебя хотя бы есть мать, которой ты небезразлична.

Я не знала, что на это ответить, и после неловкой паузы выпалила:

– А ты мне не поможешь… ну… сотворить что-нибудь?

– Расслабься, Клем. Просто потерпи, пока всё не вернётся на круги своя. Нам всего-то нужно продержаться до Хэллоуина. – Последнюю фразу она прошептала скорее самой себе, чем мне.

Я разочарованно призналась:

– Меня отправили за тобой.

– Ладно, – протянула Мирабель. – Пошли.

На лестнице она едва плелась, отмечая каждую ступеньку тяжёлым топаньем. Тётя Конни, уперев руки в бока, и мама ожидали нас внизу.

– А вот и наши маленькие колдуньи! – воскликнула тётя Конни. – И раз мы все в сборе, можем начинать!

Вот только мы не были все в сборе.

– А где тётя Пруди? – спросила я. Она ведь совсем недавно была здесь. – Почему в этом доме вечно все теряются?

– О, ты же знаешь Пруди, – мягко отозвалась мама. – Она, скорее всего…

– …на участке, да, конечно, – со вздохом договорила я. Все женщины нашей семьи (иными словами, вся наша семья) имели привычку внезапно исчезать.

Взять нынешнюю ситуацию: им бы не пришлось ждать меня для завершения звезды, если бы тётя Флисси осталась дома с сёстрами хотя бы на один октябрь.

– Тётя Пруди хотя бы сообщает, куда отправляется, в отличие от моей мамы, – ядовито процедила Мирабель.

– Ты должна быть… – начала тётя Конни.

– …добрее к Флисси, – закончила мама. И сочувственно добавила: – После случившегося с Темми Флисси больше не может быть частью ковена.

– Но мам… что случилось с тётей Темми? – спросила я, но нас прервал громкий лязг, и я подпрыгнула, ожидая дуэли на мечах.

Но это тётя Пруди звенела тремя длиннющими вилами.

– Участок зовёт! – объявила она, протянув одни Мирабель.

– Она идёт на участок, – пояснила тётя Конни, хотя это и так было понятно. – И вы идёте вместе с ней.

– Тебе нужна помощь, тётя Пруди? – спросила я.

– Пруди?! Помощь?! Никогда. Нет, маленькая колдунья, она собирается тебя учить, – ответила вместо тёти Пруди тётя Конни.

– А здесь нельзя? – спросила Мирабель, с неохотой беря вилы, оттянувшие ей плечи.

Тётя Кони указала на крупицы песка в её драгоценных часах:

– Пошевеливайтесь, маленькие колдуньи, октябрь не станет ждать ведьм.

Для ведьм в октябре время останавливается. Я не знаю, причина в магии или ещё в чём – может, она заставляет механизмы взрываться или исчезать, – но любому механическому или электронному устройству в этот месяц рядом с нами приходит конец. Хотя не сказать, что нам нужны часы, пока тётя Конни отсчитывала за нас каждую минуту.

– Мне… переодеться? – жалобно спросила я.

Тётя Пруди сощурилась, глядя на мою пижаму с пингвинами:

– Зачем?

Я пожала плечами.

– Пусть хотя бы обуется! – возразила мама, и мои тапочки растянулись и затвердели, превратившись в резиновые сапоги.

– Пусть хотя бы поедят супа! – в свою очередь заявила тётя Конни и всучила нам по фляжке.

Вооружённые огромными вилами, мы последовали за покачивающимся серым облаком волос тёти Пруди к её участку на краю парка.

– Дом. Ковен. Звезда, – отчеканила тётя Пруди. – Не мешать!

Если она этому хотела нас научить, то с тем же успехом могла сделать это дома.

– Катастрофа, – серьёзно продолжила она, указав на Мирабель.

– Да, тётя Пруди, так и было, – согласилась Мирабель, опершись на вилы. – Так зачем мы здесь?

Меня никогда не интересовало садоводство, но тётя Пруди шагала между рядами фруктов, овощей и цветов с таким умиротворённым выражением лица, какого я ещё никогда у неё не видела.

На участке пахло землёй – как от тёти Пруди.

По пути мы заметили нескольких пожилых людей, копошащихся на своих участках, но при нашем приближении они все куда-то быстро ушли. Октябрьская магия всегда держит обычных людей на расстоянии. Прежде я никогда не испытывала это на себе в полной мере, но отныне и целый месяц мой круг общения сузился до четырёх оставшихся обитателей дома номер 15 по Пендрагон-роуд. Люди и всё сделанное людьми теперь было нам недоступно, мобильные телефоны в нашем присутствии поджаривались, об общении с друзьями тоже можно было забыть.

– Мне кажется, – сказала я Мирабель, – тётя Пруди – королева всех участков.

– Даже не сомневаюсь, – ответила она, указав куда-то вперёд.

Поле рядом с парком было разбито на множество маленьких огородов. Некоторые хозяева построили на своих участках сарайчики или прикрыли фрукты полотнами из сетки: должно быть, чтобы уберечь их от птиц.

Но какими бы ухоженными они ни были, они меркли на фоне участка в самом конце, где все плоды были невероятно огромными – настолько, что они бы не поместились целиком в духовку, а чтобы нарезать их, потребовалась бы уйма времени. Если собрать весь этот урожай, оттягивающий толстые зелёные стебли, можно было бы накормить сотни людей. Но один овощ возвышался даже над этим морем густой растительности.

– Тыква! – сказала тётя Пруди, указывая на гигантскую тыкву.

– Быть не может, – поразилась я, глядя на гигантский овощ во все глаза.

Эта тыква была не просто огромной – она была выше меня и во много раз шире. Если её вычистить, внутри могла поместиться целая группа людей. Хотя я надеялась, что у тёти Пруди на неё другие планы. Это была образцовая тыква: оранжевая и расчерченная глубокими бороздами, тянущимися к гигантскому зелёному стеблю с массивными листьями.

– Ещё как может, – проворчала тётя Пруди. – Идеальное вместилище!

– Идеальное что?

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – пропела тётя Пруди.

Стоящая сбоку от меня Мирабель театрально закатила глаза, и я её понимала.

– Она… настоящая? – на всякий случай спросила я.

Тётя Пруди цокнула языком.

– Создана природой! Не человеком! Органика важна! Крепче! Лучше! – прокричала она. – Сезон урожая! Полезная тыква! Вкусная! Настоящая!

Я пожала плечами, не надеясь объяснить ей, что ведьма, вырастившая гигантскую тыкву, – это донельзя банально.

– Из семечка! – тем временем радостно возвестила тётя Пруди и хлопнула по боку тыквы. – Тринадцать лет!

– Этой тыкве тринадцать лет? – переспросила я. Так мы почти ровесники – я и этот оранжевый монстр.

И тётя Пруди наверняка проводила с ней намного больше времени, чем со мной, часами подкармливая её в тишине и одиночестве.

– Одеяла зимой! – широко улыбнулась тётя Пруди, отчего морщины вокруг её глаз, и без того хорошо заметные после стольких лет возни в земле под открытым небом, углубились. Я вдруг подумала, что ещё никогда не видела её в таком хорошем настроении.

– Ты укутывала её зимой? – уточнила я.

– Как ребёнка?! – ужаснулась Мирабель.

– Тыква-дом. – Тётя Пруди махнула на гигантский овощ своими вилами, и теперь мне хотя бы стало понятно, зачем ей нужен такой длинный инструмент. – Твёрдая кожица! – добавила она, побарабанив по тыкве. – Мягкая внутри!

Про себя я задалась вопросом: может, крёстная фея Золушки тоже руководствовалась этими критериями, когда выбирала тыкву в качестве средства передвижения: чтобы у кареты были надёжные стены и просторный уютный интерьер?

– Выведена для мощи! – продолжала хвастаться тётя Пруди. – Выведена для магии!

Я хотела расспросить её во всех подробностях о тыквах, выведенных специально для магии, но в этот момент у неё в руке непонятно откуда возник огромный нож.

– Рукой не оторвать, – с гордостью пояснила тётя Пруди.

Я даже не сомневалась: в схватке человека с этой тыквой последняя точно бы победила, особенно если бы битва проходила на склоне. Она бы покатилась и задавила любого на своём пути, как заправский борец-тяжеловес.

Тётя Пруди взобралась по тыкве к стеблю, явно воспользовавшись магией, потому что остальные одиннадцать месяцев её суставы без конца хрустели и трещали, а сейчас она буквально светилась внутренней силой. Улыбнувшись нам, она принялась пилить плодоножку.

– Опять начинается, – сказала Мирабель, хотя я ещё никогда не видела, чтобы тётя Пруди делала нечто подобное.

Глава 5

Немного кряхтения и дёрганья – и тыква освободилась из своего зелёного плена.

– А теперь, маленькие колдуньи, копайте! – скомандовала тётя Пруди, махнув в нашу сторону вилами.

– Но, тётя Пруди, это же всё можно сделать с помощью одного октябрьского щелчка, – возразила Мирабель.

– Труд маленьких колдуний! – не согласилась тётя Пруди. – Магия! Или копайте.

Я ушла к противоположному боку тыквы, чтобы, пока никто не видит, попытаться сотворить своими руками хоть что-то магическое. Но сколько бы я ни вращала кистями, ничего не происходило, и, вздохнув, я снова взялась за вилы.

Внимание! Продукты питания, в том числе супы, хлеб и гигантские овощи, почтой не доставляются.

– Копайте, маленькие колдуньи! – тётя Пруди энергично всадила свои вилы в землю. – До основания!

– Копайте до основания! – пропищала Мирабель. – Если хотите избежать безумной тёти негодования!

Я фыркнула, не поднимая головы.

– До основания! Копайте! – обернувшись, согласно крикнула тётя Пруди. И поправила нас: – Не «безумной тёти»! А «тёти Пруди»!

– Ой, – прошептала я, и дальше мы копали молча, выгребая землю вокруг тыквы. За тринадцать лет она успела глубоко в неё погрузиться.

Я не заметила, чтобы Мирабель применяла магию, но её вилы стали меньше и окрасились в фиолетовый, и рыть землю у неё получалось гораздо лучше, чем у меня.

– Стоп! – скомандовала тётя Пруди, когда мы выкопали круг вокруг тыквы. Это было немного похоже на то, как ножом отделяешь край бисквита от формы, только грязнее и без награды в виде десерта.

Тётя Пруди подняла указательный палец, и тыква с глухим стоном вознеслась над землёй и зависла в воздухе, явив грязное дно и дыру в почве, из которой во все стороны побежала и поползла разная мелкая живность.

– Домой! – объявила тётя Пруди, и мы с Мирабель, потные и перемазанные в земле, недоумённо на неё уставились. Она поторопила: – Шагом марш!

– Внучки? – окликнула нас женщина, работающая на своём участке, когда мы, притворно придавленные тыквой, проходили мимо. Она попыталась к нам подойти, но всякий раз, делая шаг в нашу сторону, будто натыкалась на невидимую стену из желе, и её отбрасывало назад. Наша магия скрывала нас от людей и сбивала их с толку.

– Племянницы! – крикнула в ответ тётя Пруди. – Хулиганки.

– Как мило. Вам есть чем гордиться! – сказала женщина, вышагивая на месте.

– Горжусь тыквой! – ответила тётя Пруди и повернулась к нам: – Идёмте, маленькие колдуньи!

И мы зашагали дальше. Расстояние между нами увеличилось, и женщина наконец смогла сделать шаг вперёд и с ошеломлённым выражением лица уставилась нам вслед. Не знаю, что она видела, и, вполне вероятно, она тоже не до конца это понимала.

По пути домой тётя Пруди перечисляла все свои любимые прозвища:

– Тётя Садовод. Тётя Огородница. Тётя Урожай. Тётя Сажательница. – Она засмеялась, вынудив нас с Мирабель застыть в ожидании, когда она насладится собственной шуткой. – Тётя Сажательница! Ха! Ха!

Её веселье прервала крупная птица, пронёсшаяся почти над самыми нашими головами.

Ворона… нет – ворон? Точно не голубь. И вообще, это не важно. Главное, что это была большая тёмная птица.

Над нами кружила уже целая стая таких.

– Прочь! – закричала на них тётя Пруди.

Птицы снизились.

– Прочь, прочь! – замахала руками тётя Пруди. Я почувствовала всплеск магии, но птицы продолжали опускаться всё ниже и ниже. Голуби в наших местах – обычное дело, и наверняка никакой садовод не захочет, чтобы поклевали его с таким трудом выращенные плоды, но эти птицы были заметно крупнее, с лоснящимися на свету перьями и чёрными крыльями, и их было так много, что всё небо надо нами почернело.

Я, конечно, видела сетки на грядках, но я ещё никогда не боялась птиц.

– О нет! – выдохнула Мирабель, когда неторопливое снижение птиц остановилось и они, все развернувшись жёлтыми клювами вниз, спикировали на нас огромным наконечником стрелы.

Мы с Мирабель невольно присели, хотя птиц явно интересовала только тыква, судя по тому, с какой глупой настойчивостью они рассекали вокруг неё, пытаясь вонзить свои маленькие клювы в её гигантские бока. Мирабель схватила меня за кофту пижамы и оттащила назад. На секунду тыква скрылась внутри урагана из чёрных крыльев.

Тётя Пруди закатала рукава, вытянула худую руку в небо и, резко опустив, хлопнула ею о другую с громоподобным звуком, выбив из ладоней сноп искр. Птиц снесло в сторону от оранжевой тыквы. Тётя Пруди снова подняла руку, но птицы не стали дожидаться, когда она снова направит на них свою магию, и бросились врассыпную.

На толстой кожуре тыквы не было ни царапины, но тётя Пруди всё равно взвизгнула, припала к ней всем телом и, что-то невнятно воркуя, погладила её, успокаивая.

После этого мы поспешили к Пендрагон-роуд.

– Тётя Пруди, те птицы… – начала я.

– Летающие крысы! – возмутилась тётя Пруди. – Вечно меня донимают!

Мы остановились перед воротами нашего дома, уже особо не пытаясь делать вид, что несём на себе огромную тыкву. Мама и тётя Конни появились как по заказу и расширили ворота, чтобы тыква смогла залететь внутрь.

– Дверной проём, Кон, – сказала мама, и они с тётей Конни, стоя плечом к плечу, быстро вскинули руки. Вся передняя часть нашего дома засветилась, после чего кирпичи, доски и пластиковые окна раздвинулись как шторы под напором бесчисленных мерцающих звёзд.

Мама выглянула на улицу, затем посмотрела в небо. Несмотря на середину дня, в домах соседей по обеим сторонам от нашего дома было тихо, словно там никто не жил.

Мы медленно вошли в гостиную, и тыква аккуратно опустилась на пол. Мама вытянула руки на уровне плеч и взмахом пальцев заставила диваны и скопившееся в комнате барахло отодвинуться к стенам.

Затем гостиную залила яркая вспышка, и часть всей мебели растворилась в воздухе, освободив ещё больше места для огромной тыквы.

– Восхитительно, – сказала тётя Конни и зловеще захихикала. Порой, как ни скрывай, наша ведьмовская натура прорывается наружу.

Я посмотрела по сторонам: гигантская тыква, возвышающаяся над всем в комнате, удивительным образом смотрелась здесь ещё более странно, чем на участке.

– Восхитительно, – повторила тётя Конни.

– Если тебе нравятся бобовые, – заметила Мирабель.

– Революционная тыква! – закричала прямо ей в лицо тётя Пруди. – Круглогодично, не сезонно!

– Но… тётя Конни, что нам с ней делать? – спросила я.

– Как насчёт симпатичной стеклянной кареты?

Я была почти уверена, что Мирабель шутит, но не стала бы утверждать наверняка.

– К магии! Скорее! – скомандовала тётя Пруди и взмахнула пальцем, будто ловила пылинку в воздухе. Перед ней возникла блестящая золотая линия. Тётя Пруди продолжила рисовать.

Я попятилась, глядя на разрезающие воздух светящиеся прямые и чувствуя, как мои руки тоже начали искрить. Наконец над тыквой появилась огромная пятиконечная звезда. Тётя Пруди с торжественным видом медленно опустила руки, и звезда послушно улеглась на пол вокруг тыквы.

– По местам, маленькие колдуньи, пора становиться в строй! – сказала тётя Конни, направившись к одному из концов звезды.

Глава 6

– За работу, ведьмы! – И тётя Конни шагнула внутрь мерцающей звезды.

Мирабель демонстративно закатила глаза и смахнула за спину копну кудрей. Мама наклонилась и чуть коснулась её плеча:

– Мне нравится их фиолетовый оттенок.

– Спасибо, – буркнула Мирабель, накручивая прядь на палец. Я была готова поклясться, что с началом октября фиолетовый цвет в её волосах стал неуклонно преобладать.

Тётя Конни выстроила нас на концах звезды – Мирабель пришлось практически затаскивать силой.

– Итак. Вы должны представить это, нарисовать в воображении как можно чётче и подробнее и пожелать, чтобы оно воплотилось в реальности. Ты, ты, ты, ты и я встанем… там, с другой стороны тыквы.

Я должна была представить… это. Не зная, что именно.

Мои мысли прервало красноречивое покашливание тёти Конни.

Все ждали меня.

Я взглянула на Мирабель, стоящую слева от меня, но она запрокинула голову и уставилась в потолок, скрестив руки на груди. Я шагнула в звезду, следя, чтобы мои испачканные в земле сапоги оказались точно внутри треугольного кончика, и ожидая чего-то особенного: что почувствую долгожданное единение с магией внутри себя. Но ощущала лишь нарастающее волнение.

– Звезда завершена, – объявила тётя Конни, и в её голосе было столько благодарности, будто я уже сделала нечто стоящее, хотя мы ещё даже не начали.

– Хранить магию! Высвобождать магию! Делиться магией! – закричала тётя Пруди. Она уже говорила это на участке.

Тётя Конни снизошла до пояснения:

– Мы направим нашу октябрьскую магию в сосуд, чтобы потом в течение всего остального года она понемногу из него высвобождалась, напитывая дом и нас.

Медленно гниющая тыква. Вот в чём состоял их грандиозный план.

– В эту тыкву?

– Да. Самое главное – найти правильный сосуд для магии.

Я с сомнением обозрела овощ.

– И мы посчитали, что лучше всего будет создать наш собственный сосуд.

Я ещё раз окинула взглядом оранжевого монстра:

– И вы задумали это с самого моего рождения?

– Мы тебя ни к чему не принуждаем, – вставила мама.

Но тётя Конни не обратила на неё внимания:

– Да. Ты пятый конец нашей звезды, и мы очень давно ждали этого октября.

– Скажи спасибо моей маме, – бросила Мирабель, снова будто выставив вокруг себя непроницаемую стену.

Тётя Конни ничего на это не сказала.

– Но вы явно это уже пробовали, верно? Вы уже пытались сохранить свою магию вне октября? – спросила я, пытаясь разобраться, как они пришли к идее с гигантской тыквой.

– Мы всё перепробовали!

Лично я в этом сомневаюсь.

– Несколько раз мы были почти уверены, что нашли решение. Мы снова и снова пробовали сохранить нашу октябрьскую магию в разных сосудах – вроде книги, статуи или котла. Петти даже пыталась вшить её в ткань. Иначе зачем, по-твоему, нам все эти вещи? – обвела руками гостиную тётя Конни.

Мой взгляд заскользил по кучам разного барахла и вещей загадочного назначения:

– Вы экспериментировали на всём этом?

– И терпели бесконечные неудачи, – неожиданно жизнерадостным тоном подтвердила мама. – Котёл Темми стал первым предметом, который успешно впитал нашу магию, но, к сожалению, эффект оказался слишком… непредсказуемым. С органическими материалами должно получиться лучше.

Я по очереди посмотрела на своих тёть. Может, они и немного сумасшедшие, но глупыми их точно не назовёшь.

– Маленькая колдунья, слушай внимательно! – сказала тётя Конни. – Каждый год в полночь первого октября мы впитываем в себя звёзды. Если наши тела могут их впитать – значит, на это способны и другие предметы. Просто до этого момента нам не удавалось найти правильный сосуд, но теперь он у нас есть. И вся эта великая сила отныне всегда будет нашей!

– С великой силой приходит великая ответственность, – усмехнулась Мирабель.

Тётя Конни резко повернулась к ней:

– Да, ты совершенно права! На нас лежит великая ответственность, и вскоре к ней добавится величайшая сила круглый год! – Она ласково похлопала Мирабель по руке, и кузина, поймав мой благодарный взгляд, хмыкнула.

Тётя Конни заняла своё место внутри звезды, скрывшись за тыквой.

– А что нам делать теперь? – я повысила голос, чтобы она услышала меня по другую сторону.

– Ну, мы точно не знаем, – призналась тётя Конни, снова появляясь из-за тыквы.

– То есть вы вырастили гигантскую тыкву, чтобы сохранить внутри неё нашу магию, но понятия не имеете, как это сделать?

– Хочу подчеркнуть, что я не собираюсь лезть внутрь этой тыквы, – заявила Мирабель, хотя, учитывая размеры овоща, она легко бы там поместилась – как и все мы.

– Нет-нет, начнём с чего-нибудь простого. Поднимите руки и укажите пальцем на тыкву.

Следуя маминому примеру, я вытянула перед собой руку и указала пальцем на тыкву, чувствуя себя при этом очень и очень глупо.

В этот момент стекло в окне зазвенело от врезавшейся в него птицы, и, прежде чем она упорхнула прочь, я успела заметить тёмные крылья. Должно быть, птицы очень любят тыквы. Уж точно больше, чем я.

– Поверить не могу, что ради этого вы вытащили меня из постели, – проворчала Мирабель, схватившись за лоб обеими руками.

– Мы все должны ясно это представить, – сказала тётя Конни. – Пруди, воодушеви нас.

– Сила год напролёт! В наших руках! Податливая сила! Могущественные женщины! Могущественная судьба! Владение магией! Добрая магия! Магия во благо! Сильные руки! Пользуйтесь с умом!

Но я не могла представить, о чём они говорят. Или не хотела.

Я покосилась на маму, затем на Мирабель. Глаза у них были закрыты. Мама сияла широкой улыбкой, такой же тёплой, как мир, который она наверняка рисовала в воображении.

Моя рука была ужасно тяжёлой.

– Сконцентрируйтесь, ведьмы! – донёсся из-за тыквы нетерпеливый голос тёти Конни.

Но я не понимала, зачем она нас поторапливает.

Я представила, как пишу школьное сочинение «Что я делала в выходные»: «Моя семья часами стояла вокруг тыквы, указывая на неё пальцами. Иногда кто-нибудь кряхтел».

Время шло, и мои мысли потекли немного в ином направлении. Если тётям удастся задуманное, то не будет иметь никакого значения, что я больше никогда не увижу обычных людей, потому что у меня всё равно уже не будет друзей – между мной и остальным миром навсегда проляжет непреодолимая пропасть.

– Не стоит ждать быстрого эффекта, – ободрила нас тётя Конни, хотя я вообще не замечала никаких изменений.

– Мы всё? – спросила Мирабель, тряся затёкшей рукой.

С тяжёлым вздохом я тоже опустила руку. Оказывается, долго размышлять о чём-то – довольно утомительное занятие.

– Нет, маленькие колдуньи! – заявила тётя Конни. – Нельзя расслабляться, у нас осталось всего тридцать дней!

Тридцать дней тыканья пальцами в тыкву. Я уныло опустила голову.

Мирабель, судя по выражению её лица, разделяла мою боль от таких планов на октябрь.

– Попробуем завтра, мы не спали всю ночь. Предлагаю всем поесть супа и лечь спать, – ласково посоветовала мама.

Я сделала шаг назад и оглядела мою семью. Если бы кто-нибудь – не ведьма – увидел нас сейчас, что бы этот человек подумал? Мы и поодиночке казались странными, а собери нас всех вместе, да ещё поставь внутри нарисованной на полу звезды – и зрелище выйдет впечатляющим. Даже без гигантской тыквы.

Мирабель зашаркала прочь, и я поспешила за ней:

– Эта тыква такая…

– …круглая? – бросила она через плечо.

– Да!

– И оранжевая?

– Да, – снова подтвердила я, но уже без прежнего энтузиазма.

– Практически как клементин, – сказала Мирабель и, оставив меня позади, перескакивая через две ступеньки, взбежала по лестнице.

Из-за ПТИЦ в вашем дворе почтальон не смог осуществить доставку. Во избежание дальнейших проблем настоятельно просим держать всех домашних питомцев на безопасном расстоянии от входной двери.

Глава 7

Эксперимент с тыквой как часть грандиозного плана моих тёть грозил затянуться, судя по тому, что я уже целых восемь дней пыталась направить в неё магию, не говоря уж о семи беспокойных ночах, когда я безуспешно пристраивала руки так, чтобы они перестали ныть и колоть.

Ещё никогда в песочные часы тёти Конни не вкладывалось столько глубокого смысла, и я порой не могла оторвать от них глаз, когда она принималась ходить по гостиной, поправляя наши руки и меняя нас местами, пробуя разные сочетания внутри звезды. Она постоянно повышала на нас голос, из-за чего в какой-то момент охрипла, и маме пришлось взять перерыв, чтобы приготовить оздоровительный суп.

Но, в отличие от нас с Мирабель, её энергии, когда дело касалось экспериментов с тыквой, можно было искренне позавидовать. Её круглые щёки, поддерживающие слегка запотевшие очки, пылали румянцем, пока она, фыркая, переставляла нас с одного конца звезды в другой.

Однажды она почти уверилась, что у нас получается, но тут тёте Пруди срочно потребовалось проверить состояние тыквы, настроить освещение и влажность в комнате, будто речь шла о ценном произведении искусства.

На следующий день тётя Конни снова воспылала надеждой скорого прорыва, но мама сбила её с мысли, потому что никак не могла решить, что надеть. Пока тётя Конни раздражённо постукивала носком ботинка по полу, мама облачилась в льняное платье свободного кроя, затем магией усеяла всю себя блёстками и добавила шарообразные рукава цвета жжёного сахара, превратившись из ведьмы в сказочную принцессу.

Каждый день оборачивался новым разочарованием – и это не считая побегов Мирабель в свою комнату, которые она совершала минимум дважды в день. И всякий раз меня отправляли за ней.

В основном же, думаю, проблема заключалась во мне. Мама была слишком деликатна, чтобы говорить об этом открыто, но мои тёти явно считали, что я недостаточно стараюсь.

И вот подходил к концу восьмой день. Мирабель плюхнулась на диван, уставшая и обозлённая донельзя. Я села рядом. Знакомым отработанным движением, каким я вне октября тянулась за своим мобильным телефоном, она достала из заднего кармана сложенный лист бумаги.

Я попыталась заглянуть ей через плечо, но Мирабель, снова сложив бумажку, прошила меня ледяным взглядом.

Из-за тыквы вышла тётя Конни:

– Послушай меня, маленькая колдунья, ты должна постараться, иначе…

Между нами ловко вклинилась мама:

– Давай я с ней об этом поговорю?

Я вопросительно посмотрела на неё.

Брови тёти Конни и без того были нахмурены, а при маминых словах её глаза за очками сузились ещё больше.

– Идём. Давай я покажу тебе, что и у магии есть положительные стороны. – И мама первой направилась в нашу магически увеличенную кухню, оставив тёть общаться с тыквой.

Я скрестила руки на груди, зажав ладони под мышками, но последовала за ней.

– Итак, – сказала мама, не опуская своих ведьмовских пальцев. – Начнём всё с чистого листа. Ты не против?

Две ленточки из звёзд закружили вокруг моей головы.

– Так-то лучше, – довольно улыбнулась мама. – А теперь…

Но её перебил звонок телефона.

– О нет, – выдохнула она и стала рыться в складках платья. – Я совсем о нём забыла. – Когда она наконец обнаружила свой мобильный телефон, его мелодия уже сменилась предсмертным визгом, а корпус слегка оплавился.

Мама помахала им в мою сторону и поморщилась:

– А где твой?

– Наверху, – кивнула я на потолок.

– Хочешь, я его магически изменю? – предложила мама. – Иначе, боюсь, он не доживёт до конца месяца.

Я пожала плечами, словно меня это не сильно беспокоит. Будто отсутствие телефона не стопроцентная гарантия того, что все обычные люди о тебе забудут.

Мама открыла кухонный ящик и бросила в него свой умерший телефон. Там уже лежало всё сделанное людьми, не пережившее магических всплесков последней недели: кучка дешёвых мобильных телефонов, два ноутбука, дюжина лампочек, тостер…

Не самый удачный способ рассказать мне о радостях магии.

– Никаких человеческих технологий, – напомнила мама.

Учитывая, что весь наш дом представлял собой хранилище всякого барахла, я невольно задумалась, что они будут делать с тыквой, когда эксперименты с ней тоже ни к чему не приведут. Её ведь так просто в угол не задвинешь.

Мама, как я вдруг заметила, была слегка взволнованна. Я никогда не видела её взволнованной – обычно она сама невозмутимость.

– Мы следуем октябрьским правилам, которые впервые применимы к тебе. Их суть крайне проста: «скрываться и не вредить». Эти неписаные правила известны всем ведьмам, как Мерлинам, так и Морганам. На них зиждется наше перемирие. Благодаря им мы знаем, что наши семьи могут доверять друг другу.

– Я бы не назвала это доверием, – фыркнула я, вспомнив, как тётя Морган после снисхождения магии заявила, что её ковен не станет прятаться среди людей.

– Да, – согласилась мама. – Перемирие держится, но искры порой летят. Мы остаёмся дома, скрытые, и используем нашу магию во благо, то есть вреда не приносим. А Морганы пользуются своей магией… иначе…

– Но «иначе» же не значит «во зло», да? – спросила я, вспомнив, как Морганы упомянули некий «план» и как суетилась их маленькая колдунья.

– Между нашими семьями существует определённое… недоверие, – неохотно признала мама. – Так… насчёт задумки твоей тёти Конни… ты должна вставать с нами в звезду и дальше, дорогая. – В её тёплых коричневых глазах читалось беспокойство.

– Я должна?

– Да.

Моя мама очень редко употребляет по отношению ко мне это слово.

Она положила руку на мои уставшие кисти – этот октябрь заметно усилил мою нервозность, и я без конца их заламывала и перебирала пальцами.

– Тебе прекрасно известно, что мы не желаем многого, – с улыбкой сказала мама. – Ты спросила, что мы будем делать с новыми силами, и, по правде говоря, тёте Пруди было бы достаточно, если бы ей больше никогда не пришлось видеть людей. А тётя Конни считает, что обладать этой силой – это наше право. Но, по сути, для нас это способ быть самими собой, всё время. А для этого нам необходимо первыми вернуть нашу магию.

– Первыми? – переспросила я, чувствуя, как в груди тоже нарастает тревога.

– Раньше Морганов. Только так мы будем в безопасности. Если они заполучат круглогодичную магию раньше нас, нашему перемирию придёт конец.

– Не знала, что у нас соревнование, кто быстрее захватит магию, – покачала головой я.

– Я бы не назвала это соревнованием, – сказала мама. – Мы пока не нападали друг на друга с помощью магии, в отличие от наших прародительниц, но мы опасаемся, что Морганы опять это сделают.

– И что потом? – я попыталась осознать серьёзность последствий.

– Только звёзды знают, – просто ответила мама.

Нахмурившись, я подняла глаза к потолку. Всезнающие звёзды – ну да. Но теперь я понимала, чем вызвано мамино беспокойство. Вряд ли звёзды встанут на пути жаждущих силы Морганов.

– Разумеется, нельзя забывать о правиле изгнания. Если ведьма обращает свои силы против другой ведьмы, она обязана покинуть свой ковен, – добавила мама, будто зачитывала примечание мелким шрифтом. И снова улыбнулась: – Но на этот счёт не волнуйся. Лучше подумай, как отмена временных ограничений осчастливит твоих тёть. Даже Мирабель, думаю, обрадуется.

– Уверена? – спросила я.

– Октябрь – слишком малый срок, чтобы по-настоящему повеселиться, но пока Конни не слышит, мы можем… – мама шагнула вплотную ко мне и широко взмахнула левой – мы с ней обе левши – рукой, остановив её перед своим лицом.

Мамины руки были все в мозолях из-за бесконечного шитья, глажения и прочих всевозможных занятий, которыми она зарабатывала нам на жизнь, но с наступлением октября кожа на её ладонях становилась мягче.

Ведьму легко узнать по рукам. У мамы изящные тонкие пальцы с длинными ногтями, кончики которых искрят магией, и отчётливый узор на ладонях. Она трижды покрутила пальцем у себя над головой и опустила его к противоположному плечу, будто укутывалась в невидимый шарф.

– Мам, – с подозрением произнесла я.

У неё так здорово получалось. Будь это впервые, когда я наблюдала, как она творит магию, я бы зааплодировала. Но один месяц жизни по-королевски бросает издевательскую тень на остальные одиннадцать.

Вдруг я услышала тихое ржание.

– Бобби, – вырвалось у меня.

– Она тебя ждёт, – сказала мама, и из-за мусорного ведра на кухне выбежала крошечная пони. Она была намного меньше, чем я её помнила: либо потому, что мама её такой вообразила, либо потому, что я выросла.

Пони из моего детства ткнулась носом мне в бедро. Мама сложила ладони вместе, и в них из ниоткуда возникло зерно, которое она пересыпала в мои, чтобы я покормила Бобби.

– Ох, Бобс, – прошептала я, когда пони довольно захрустела.

У неё была светлая неровная чёлка, падающая на большие глаза в обрамлении густых ресниц, и стоящая торчком грива. Но больше всего в наш с ней Первый октябрь меня очаровала звезда у неё во лбу. Из-за длинной шерсти она казалась плюшевой, с нижней челюсти у неё свисала маленькая бородка, а ноги из-за щёток – длинных волос, прикрывающих копыта, – выглядели как заросшие перьями.

– Я всегда недоумевала, почему ты не пожелала ничего более экстравагантного, – с улыбой сказала мама. – В моём детстве я проводила октябри в компании красивого крылатого единорога.

У Бобби было круглое пузо. Я бы не стала обсуждать это вслух, чтобы её не обижать, но если смотреть на неё в профиль, бока у неё выпирали, как у бочки. Мы с ней обе были «пышками», правда, разбирающиеся в этом люди ещё бы добавили, что у Бобби толстая шея и густая шерсть, чем я похвастаться не могла.

– Возможно, ты считала, что многое теряешь с приходом магии. Но ты также и многое обретаешь. – Мама на полном серьёзе верила, что магия – это лучшее, что может приключиться с человеком, пусть даже и всего на один месяц.

Я сглотнула. Дело совсем не в пони. Она милая. Проблема заключалась в тайных планах нашей семьи. Я правда готова с ними смириться, получив взятку в виде мини-лошадки?

– Помнишь те движения, которым я тебя учила? – с надеждой спросила мама.

Я не помнила. А в прошлом году, когда на Мирабель впервые снизошла магия, мама ничему меня не учила, занятая разрешением её Арктического Кризиса.

– Вроде бы, – сказал я и покрутила пальцем в воздухе.

Мамина улыбка слегка увяла:

– Осторожнее, дорогая.

Как бы мне хотелось, чтобы наша магия была отделима от нас! Чтобы её можно было аккуратно задвинуть в шкаф и доставать по необходимости. Мне ужасно нравилась идея с волшебными палочками, потому что от мысли, что магия прямо у меня в руках, у меня обмирает сердце.

1 Англ. «благоразумие».

2 Англ. «постоянство».

3 Англ. «счастье».

4 Англ. «терпение».

5 Англ. «умеренность».

6 Англ. «милосердие».

Продолжить чтение