Читать онлайн История Млечного пути бесплатно
Пролог
Четырнадцать миллиардов лет назад он вдруг понял, что он есть.
И это понимание пришло не сразу. Мысль осознания атаковала постепенно, сильно и не щадя. Мысль сообщила ему, что он существует, это факт, и он единственный кто знает это.
Потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к его новому состоянию, ведь до этого момента он мог только быть и никак больше. Теперь он есть. Все в той же черной и ледяной пустоте, как и раньше, но есть. А когда он понял и осознал это, то пришла боль. Боль не физическая, потому что существо, не имеющее физического тела, не способно ощущать физическую боль. А боль эта, была намного глубже. Острая и мучительная, словно награда за его новый дар, она пульсировала в нем, в каждой его частице и казалась, была больше самой Вечной Пустоты, в которой он жил.
В редкие моменты, когда боль отступала, он думал о том, кто он такой и в чем его предназначение. В этих коротких и долгожданных перерывах, он учился познавать себя и Вечную Пустоту. Он научился слышать и чувствовать, он научился понимать и мыслить. А когда снова возвращалась боль, он мог только терпеть, сжимаясь до размеров атома и ничего больше.
И все же он чувствовал себя взаперти в Вечной Пустоте. От того что он не мог видеть, он не мог знать насколько она огромна и потому она казалась ему тесной. Но все же, внутри горела надежда, что за ее пределами есть иной, более лучший мир. Светлый и огромный. Он не понимал, каким именно должен быть тот мир, что может стать для него спасением, но одно он знал точно, в том мире нет места боли.
Но, то была только надежда.
А что если за пределами этой пустоты ничего нет? Что тогда? Что если он не сумеет вырваться из нее, потому, что в самом существовании, как и понимании сознания, кроме него ничего нет? Нет никакого смысла, и он просто ошибка! Вдруг, все его существование и то, что он это понимает, всего лишь случайное, а от того и глупое стечение обстоятельств? Что тогда? Бесконечные скитания в Вечной Пустоте сквозь боль и отчаяние? Зачем он обрел этот дар, если он единственный кто может понимать это? Если он вообще единственный кто есть.
Он мечтал вырваться из своего заточения, по глупости своей и наивности не понимая, что тут он может все, что тут он Творец и что другого в бытие ничего кроме Вечной Пустоты нет и быть не может.
Спустя сотни лет он смирился, и постепенно Вечная Пустота стала казаться ему не такой уж и тесной. Наоборот, она стала для него тем, чем и была все время, когда он был безликим и неразумным сгустком энергии – ничем. Боль к тому времени уже совсем его не беспокоила, она отступила, забылась, притерпелась, и он просто дрейфовал в пустоте и просто был.
И вот однажды, он встретил кого-то, кто был очень сильно похож на него. Он его не увидел, не почувствовал, а просто понял что кто-то есть рядом. Его восторга не было предела. Он ликовал. Он хотел почувствовать его, коснуться своими частицами его волн, но не мог. А что если этот кто-то так же как он проплывает сейчас сквозь него и, понимая, что они рядом друг с другом, ощущает то же самое, но так же как он ничего не может поделать?
И когда стало ясно, что они удаляются и вот-вот снова потеряются в Вечной Пустоте, его настигло отчаяние. Он заметался в своем ограниченном, но бесконечном пространстве со скоростью обезумевшего электрона в кулоновском поле, стараясь сделать хоть что-то, хоть как-то коснуться того кто был рядом, хоть как-то дать понять ему, что он знает и чувствует его присутствие. И он должен был сделать это любой ценой. Он готов был на все ради этого, но не знал, что именно от него требовалось. Он не знал как!
И вдруг, в самый последний момент, что-то произошло. Кто-то другой, словно почувствовав его смятение, вернулся. Вернулся и каким-то образом сам впустил свои волны в его, а потом слился с ним, и это слияние разлетелось по его частицам с такой мощью, что казалось вместе с их взбушевавшейся энергией, содрогается сама Вечная Пустота. Сначала неизвестное чувство породило страх, и он испугался, что все это может убить его и, его не станет. А потом удивился. Удивился, что боится снова стать ничем. Когда же он понял, что опасности нет и это только еще одно новое чувство, то принял его и ощутил невероятное блаженство и гармонию.
С первого же раза, это чувство сделало его своим рабом. В одно мгновение ему пришло осознание того, что он больше не сможет существовать без возможности снова и снова испытывать это. Он даже не сразу заметил, что в момент слияния, их энергетические поля стали настолько сильными, что родилась сфера. Часть энергии второго, такого как он, испарилась, часть оказалась поглощенной им, а часть перешла в другое, совершенно необычное состояние. И теперь то, что породило их слияние, было чем-то совершенно новым и неизбежным, что когда он понял, что создал, вдруг предало его существованию настоящий, иной и истинный смысл.
Нематериальное стало материальным.
Это было первое творение, созданное им. Он может творить! Теперь он не просто безликая и бестелесная материя. В том, что он познал мысль, теперь есть значение, и он стоит на верном пути своего существования.
Но что ему делать дальше? Что делать со своим творением? Будучи разумным сплочением частиц, аполярно заряженных и сплоченных в многослойные поля, он прекрасно понимал, что из своего нефизического пространства, в котором он существовал, он стал прародителем чего-то в мире физическом. Вот только разница между ними, как минимум – Пространство и Время, отчет которого начался с момента его сотворения. А потому он не мог ни ощутить свое творение, не увидеть его, а просто знал, чувствовал и понимал, что оно есть.
А сфера тем временем жила.
Через несколько сотен лет, что стали жизнью только вокруг странного шара, который он мог лишь окутывать собой и словно согревать своей энергией, он почувствовал в нем жизнь. Жизнь была мала и зародилась в самой его глубине, в самом его центре. Жизнь излучала странную, необычную и непривычную энергию. Такой энергии он еще не знал, даже когда сливался своими волнами с волнами другого такого же, как он. Это была совершенно новая, иная, необычная и завораживающая энергия. Не такая, что была им или тем другим, кого он поглотил, это была энергия тепла.
Тусклая святящаяся точка в центре сферы, была еще слишком слаба, чтобы греть по-настоящему, но она уже и не была холодной, как вся другая пустота, что царила вокруг, и в которой он существовал все это время.
Несколько тысячелетий, горячая светящаяся точка внутри сферы увеличивалась. С каждой сотней лет она становилась все ярче и теплее, а когда доросла почти до половины объема его детища, сфера начала вращаться. Он не понимал, что это такое и что растет внутри нее, но чувствовал и знал, что должен быть рядом и что настанет час, когда его творение изменится и ему опять будет нужна его помощь и забота.
Рождение произошло вскоре. Всего через миллион лет. Он до последнего был с ней, ждал и знал, что вот-вот это случится. И это случилось. Когда-то, маленькая светящаяся точка, теперь выросла и окутала всю сферу целиком. Теперь вся она была одной светящейся сферой и продолжала расширяться, а ее вращение стало намного сильнее.
В последнее столетие яркость его детища стала такой мощной, что освещала Вечную Пустоту на сотни парсек, а температура ее тепла была настолько высокой, что если бы он имел тело, то давно бы уже превратился в пепельную пыль, от ее излучения. Он не покидал сферу не на мгновение и в предвкушении ждал ее разрешения, прекрасно понимая, что вскоре она должна превратиться во что-то совершенно новое.
А потом, яркая вспышка от взрыва мощностью в миллиарды ядерных разрядов ослепила Вечную Пустоту, сделав ее на мгновение, равное столетию, совсем не темной. Раскаленная плазма взрывной волной, не ощущая никаких препятствий, разверзлась на сотни тысяч световых лет по эллипсу вращения сферы, разнося в эклиптике осколки того, что совсем недавно было сферой.
Творца взрыв не коснулся. Волна прошла сквозь его энергию, как будто его не было тут вовсе, но проходя, она рождала новые миры. Темноту усеяли крошечные сияния и, каждое из них светилось, горело, вращалось, и взрывалась еще миллион лет, выбрасывая новые осколки и создавая новые планеты и звезды.
Это было чудесно. Это заполнило его Вечную Пустоту, и пустота его, превратилась в маленькую вселенную, в центре которой, там где когда-то была сфера осталась мощная энергетическая субстанция. Субстанция эта обладала силой. И силу эту когда-то назовут «Первой». Главную из фундаментальных сил. Обладая мощью, что превышала любые предельные значения, она сразу обозначила свои границы и теперь все, что пересекало их, все, что оказывалось избыточным и лишним в этой Маленькой Вселенной, поглощалось Первой и превращалось в ни что. А точнее в энергию.
Первой же обладали и другие тела Маленькой Вселенной. А точнее сказать все тела. Насколько сильно было их обладание ею, зависело в основном от размеров, масс и того, какое ускорение они получили при рождении. Благодаря Первой, горячие тела – осколки сферы, разлетались в эклиптике, взрывались, сталкивались, сливались и отскакивали друг от друга, постепенно вытягиваясь вокруг границ центра в изогнутые кипящие щупальца.
А тем временем, вокруг горячих тел, Первая собирала уже остывшие, холодные и малые тела. Начиналась война. Испарения, разобранные на молекулы и когда-то бывшие твердыми, снова собирались воедино и становились гигантскими пузырями, сдавливая себя изнутри, а более крупные поглощали или уничтожали более мелкие, отвоевывая себе места в Маленькой Вселенной, вокруг горячих тел.
Так проходили столетия и тысячелетия. Он мог, не отрываясь, смотреть, как пульсировала в его лоне новая жизнь. Жизнь планет и звезд. Но этого ему было мало. Он все еще не знал и не понимал, что делать дальше со своим творением. Для чего он создал Вселенную? И он решил, что должен творить снова. Еще больше, еще лучше, еще красивее должны становиться его следующие творения! А для этого нужно было исследовать Вечную Пустоту, которая уже и пустотой не была вовсе.
Однако она оказалась куда больше чем он представлял. А созданная им вселенная куда меньше. И если удалиться на достаточное расстояние, то есть такие пределы, где звезд его создания не видно вовсе! Это пугало. Пугало, но открывало новые возможности творить. Он так же познал, что в этом мире обитают другие подобные ему, и чтобы создать новую сферу, которая станет продолжением его вселенной, он должен снова соединить свою энергию и энергию кого-то еще. Он искал и нашел. Когда вновь сливались их энергетические потоки, он понял, что и они искали его. И искали они его точно по той же причине, по которой их искал он. Вскоре, Творец понял, что среди них были те, которые сливаясь с ним, исчезали и испарялись, отдавая всю свою энергию для создания новых сфер. Они были полезны. Несомненно, полезны. Но не более того. Они не обладали тем разумом, который познал когда-то он. Они были просто материалами. Но были и такие, которые могли мыслить и понимать, как он и они никуда не исчезают после слияния, а общие с ними сферы получаются самыми большими и самыми прекрасными.
Спустя пару миллиардов лет, его вселенная приобрела колоссальные масштабы. Все это время он трудился и творил не прекращая не на мгновение и вот казалось бы в Вечной Пустоте уже не осталось того предела, откуда не было видно не одной звезды из миллиона его галактик. И подобные ему всегда были рядом, готовые в любой момент вновь произвести, слиянием своих нематериальных тел, новое творение, которое вырастив внутри себя горячий яркий свет, разлетится на миллиарды новых звезд, чтобы засиять в еще непознанном пределе Вечной Пустоты.
А потом их поля начали иссякать. В невечном мире оказалась невечной даже энергия. К тому времени они уже научились обмениваться информацией через свои потоки мыслей. Они могли общаться, и они учились друг у друга. Они не только создавали новые миры, они стали объяснять все происходящее с ними, присваивать имена и названия, а что объяснить не могли, то совместными усилиями познавали заново и присваивали этому новые значения. Они присвоили всем своим действиям кодовые простейшие и эти простейшие взаимодействуя, образовывали в итоге сложнейшие алгоритмы.
А теперь оказалось, что их поля иссякают. Они попросту становятся меньше. Они исчезают, пропадают и рассеиваются.
И снова им пришлось собраться вместе и принять общее решение. Их теории существования, подсказали им, что чтобы жить дальше, им необходимо откуда-то получать дополнительную энергию. Только так. Получив ее из иного источника, они смогут восполнить свои утраченные поля. Они должны будут восполнять их и после, поэтому источник энергии должен быть постоянным. Это было им необходимо, чтобы не раствориться, чтобы дальше существовать и продолжать творить. Но откуда ее черпать? Где взять такой источник? То, что излучали созданные ими звезды и планеты, было не той энергией, что была необходима. Они могли чувствовать их, не видеть, но наблюдать. И все же излучаемый ими свет и тепло, создателями не воспринимался совершенно никак. Нужно было что-то более глубокое и для них настоящее. Или…
Они должны научиться создавать себе подобных!
Объединив свои усилия, все вместе, они стали пытаться произвести что-то иное. Результат пришел не сразу. Много раз приходилось пересматривать концепцию и алгоритмы слияния энергетических информационных потоков, чтобы правильно отрегулировать производную ими реакцию. Им больше не нужны были сферы. Они уже могли создавать из нематериального материальное, но созданное, отделившись от них, становилось куда-то ниже уровня их восприятия и начинало развиваться по своим собственным физическим законам. Их же мир, был измерением выше. Физика, казалось, была где-то внизу со своими четкими и точными вращениями, падениями и трансформированием миров. Им необходимо было создать мысль. Сознание! Подобие себе. Но, спустя сотни лет бесплодных попыток, они пришли к выводу, что только они, единственные, как высший разум, способны существовать на уровне мысли, но вне оболочек. Все же их общие нематериальные создания, проживают в Вечной Пустоте, лишь мгновение.
Вывод напросился сам собой. Сознание и мысль необходимо поместить в какую-то оболочку. Тогда, энергия будет жить. А так как миров для создания физических оболочек было несчетное множество, было принято решение, создать новую сферу и поместить в нее мысль. Когда она взрастит внутри себя огонь и взорвется, то пусть ее осколки в виде одинаковых капель, а не как в остальных мирах, разлетятся по галактикам всей вселенной и каждая капля найдет свой мир, где станет семем для рождения тел, в которых уже изначально будет заложено сознание и мысль.
И вот спустя четырнадцать миллиардов лет, в нашем понимании времени, с того момента как Творец познал мысль и осознал, что он есть, миллионы миров, поглотивших созданное им семя жизни, рождали из воды тела. Тела, равные набору атомов, тела нескольких клеток, тела сложные… независимо от процессов эволюции, каждое из этих тел рождалось, оставляло потомство, усложнялось и умирало, пронося через себя и передавая потомкам, ту мысль, что когда-то познал Творец и вложил в последнюю свою жизненосную сферу.
А осознание того что они есть, как и к Творцу, к его детищам, заселившим вселенную, приходило не сразу. Требовались сложные и длительные процессы развития и эволюции, чтобы тела, оболочки жизни, достигали той границы, которая открывала перед их взором сознание. Приходила она постепенно. Постепенно, сильно и не щадя. Но придя, открывала перед каждым новым существом все те же желания познавать, творить и жить, которые как заразная болезнь, передались всем существам от каждой капли живительного семя.
И каждый мир, ставший пригодным для взращивания семян жизни, начинал питать Творца этой энергией. И эту энергию он принимал, и ее он чувствовал, и это была именно та необходимая ему энергия, не позволившая кануть в Вечной Пустоте, не раствориться среди созданных им звезд.
Но какие они эти другие звезды? Какие миры собраны вокруг них, и какие семена жизни взрастили они?
Возможно, мы никогда этого не узнаем. А быть может наши потомки, которые, как и мы будут такими же носителями семя жизни, найдут своих братьев где-то очень и очень далеко и отправятся к ним навстречу, обгоняя звезды и планеты! А быть может, эти наши братья сами доберутся до нас первыми?
Скорее всего, они будут совсем другие. Скорее всего, их тела будут приспособлены эволюцией для жизни на других, принадлежащих им, планетах и для дыхания их воздухом, которым мы, скорее всего, дышать не сможем.
Но, не смотря не на что, все мы в конечном итоге произросли из одного семени и созданы одним Творцом и все мы, в конце концов, живем в одной Большой Вселенной!
Часть первая
Глава 1
История минувших времен
Она смотрела в серый потолок и все что она слышала, было только биение ее сердца. Потолок странно дрожал, словно некачественная визуальная связь в экране устаревшего коммутатора. Встроенные тонкие и длинные люминофоровые элементы, излучающие мягкий свет, не кидающий тени от предметов и людей, резко в одно мгновение могли поменять свое расположение или вовсе плыть в поле зрения, продолжая дрожать. И было просто ясно, что дело совсем не в потолке и светящихся предметах на нем, а в рассеянности зрения и неясном сознании.
Лежала она на металлической кушетке, без какого либо смягчающего материала под ней, прямо на холодной, прогнутой под весом ее тела поверхности, покрытой старой облупившейся белой краской. Ее руки и ноги были привязаны к бортикам кушетки, а по щекам текли слезы. Ее тело время от времени содрогалось от судорог, боли, стыда и отчаяния. Она была раздавлена и сломлена. Физически и морально она чувствовала пустоту и все чего она хотела сейчас, была лишь смерть. Она хотела умереть, чтобы закончился весь ужас, постигший ее. Чтобы исчезли все пытки и унижения, которым подвергли ее люди, люди которых она не видела сейчас, но знала, что они рядом. Она чувствовала их присутствие, чувствовала дыхания их ртов, их запахи.
Несколько минут назад, а может часов или дней, теперь определить было сложно, эти люди на ее глазах, с улыбками на лицах, жестоко перерезали горло ее младшему брату, забили до смерти ее отца, изнасиловали и убили мать, потом насиловали и избивали ее саму.
Она не знала, какой сейчас день, не знала, какое время суток, она уже вообще, что-либо смутно понимала, в ее груди была лишь боль, а в голове отчаяние, туман и пустота. Человек в белом халате периодически между сериями пыток и издевательств подходил к ней, наклонялся. Он долго сидел рядом, может даже что-то говорил ей, она не слышала слов, а потом у него появлялся инъектор. Он приставлял его стерильной насадкой к внутренней стороне локтевого сгиба ее руки и инструмент, распознав вену, прокалывал иглой кожу, вводил в ее тело бесцветную жидкость. Потом, что-то бормотал себе под нос и уходил.
Когда она могла поднять голову, когда у нее еще были на это силы, она смотрела на свою руку, и видела в местах инъекций огромную лиловую гематому, усеянную точками следов от инъектора. Становилось понятно, что вливание в ее тело каких-то препаратов происходит давно и с постоянной периодичностью, вот только она не могла понять, зачем и почему они это с ней делают.
Наверное, раньше она даже задумывалась над этим. В перерывах между инъекциями, от которых лампы на потолке начинали прыгать, трястись и плавать, между посещениями ее насильниками и садистами, когда она готова была сделать все, лишь бы только умереть, она думала еще над тем, кто она, почему она тут и что вообще с ней происходит.
Но это было немного раньше. Или давно…
Теперь она уже не думала, но знала, что все это ее исключительно добровольное желание.
Но как она могла согласиться на такое? Ведь они убили, жестоко убили всю ее семью. Это она помнила. Этого она не забудет? А может наоборот лучше забыть? Как дальше жить, помня о таком? А этот человек в белом халате с теплой и доброй улыбкой, словно предлагает ей единственный правильный выход. По-другому только смерть.
Голова лежала правой щекой на подушке, мокрой от ее слюны и слез, она изредка, медленно моргала, с трудом сглатывала и с ужасом наблюдала мутными глазами за металлической дверью с маленьким окошком.
Вот она открылась, и в нее вошел человек в белом. Он подходит к ней, без всяких усилий берет ее руку, она не в силах сопротивляться, нащупывает вену, чуть выше локтевого сгиба и делает инъекцию. Пробует ладонью лоб, оттягивает веко, смотрит реакцию зрачка на свет, потом улыбаясь, гладит по взъерошенной голове и выходит. Но через минуту дверь снова открывается, и в комнату входят двое мужчин. Они переглядываются, смеются, подходят ближе. Один накланяется прямо над ее лицом и кричит что-то оскорбительное, потом бьет ногой по борту кушетки и та переворачивается на бок как пушинка, под сильным ударом. Девушка привязана, она не падает, но беспомощно вытягивается на ремнях. Ремни сильно врезаются в кожу. Они начинают отвязывать ее, держа за волосы, откинув голову назад, срывают с нее больничную накидку. Она уже практически не чувствует боль, но слышит их голоса – и это хуже боли. Она знает, что они снова будут делать с ней, но она не может сопротивляться, в ее крови слишком много чего-то постороннего и она не может даже закричать. Она только слабо стонет, надеясь на, то, что они все-таки в этот раз перестараются и нечаянно убьют ее.
За всем этим ужасом, за той самой металлической дверью, через незаметное небольшое окошко, наблюдали несколько человек. Среди наблюдателей был и тот, что периодически заходил к несчастной девушке. Он был в белоснежном одеянии с гордой ухмылкой на морщинистом лице, говорящей о его главной роли во всем этом жутком и страшном представлении.
Он мог часами наблюдать за происходящим в каждой из десятков таких комнат, где к кроватям были привязаны молодые и когда-то полные сил девушки и парни и которые без передышки подвергались зверским пыткам и насилию. А перед каждым сеансом пыток, он брал у ассистента инъектор, входил внутрь, присаживался на край кровати, где содрогалось в судорогах боли и унижении молодое тело и, вводил в организм прозрачное вещество. Вводил через вену, на внутренней части локтевого сгиба, свою гордость, свое открытие, вводил то, что способно как он считал, полностью переделать сознание и личность человека. То, что способно очистить воспоминания и сущность, очистить, чтобы он потом смог заново заложить туда все, что он сам захочет. Или то, что пожелает его инвестор. И эта горделивая ухмылка на его лице была не просто ухмылкой, это было выражение лица человека, возомнившего себя богом. Создателем, спасителем, который дает человеку Новую Жизнь.
За его спиной, через все тоже окошко в двери, за происходящим наблюдала женщина. В дорогой одежде. Высокая и дородная, с властным лицом, в присутствии двух молчаливых помощников в строгих костюмах, она наблюдала за издевательством над беззащитной девушкой, совершенно без какого либо удовольствия и даже любопытства. Напротив, когда насильники в комнате перешли к самой ужасной части своей работы, женщина отвела взгляд и устремила его на заворожено смотрящего внутрь человека в белом, пытаясь понять его заинтересованность в этом эксперименте. Исключительно ли научный интерес преследует профессор в этом начинании или может быть, все это затеяно только для удовлетворения его личной похоти и извращенных фантазий? Ей было противно и непонятно все происходящее внутри комнаты пыток и об этом говорили ее заходившие желваки и сжатые в кулаки руки.
Профессор Райков, почувствовав на себе ее взгляд, на секунду оторвался от эксперимента и мельком посмотрел на женщину. Но, только увидев ее выражение лица и гнев от нее исходящий, тут же все понял и закрыл створку.
Сейчас нужно было что-то говорить, ни в коем случае нельзя было молчать и ждать, пока говорить начнет она. И он повернулся к женщине, важно сложив на выпирающем вперед животе руки.
Смелее профессор, ты должен показать, что ты хозяин положения, ты должен показать этой бестолковой жирной суке кто тут главный и кто делает настоящее дело во благо всего человечества.
– Я думаю, дальше смотреть не стоит. – Он улыбнулся. – То, что мы сейчас наблюдали с Вами, называется физиологическая стимуляция глубокой чистки сознания. – Из-за закрытой двери приглушенно доносились стоны жертвы и вопли насильников. – Объект подвергается физическому и моральному подавлению имбиоза, до тех пор, пока у него не притупляется активность той части головного мозга, которая отвечает за самосохранение и желание жить. Мой препарат, оказывает подавление нейронной активности именно этой части мозга и стимулирует, так сказать, очищение, отключает этот центр в медикаментозном порядке, но многолетние опыты показали, что одних инъекций мало и необходима физиологическая стимуляция. – Он важно поднял палец вверх. – Что мы сейчас и наблюдали. – Он махнул рукой на дверь. – А потом, мы и приступаем к новой фазе, внедрению в мозг подопытного, объекта новой личности…
– Это мерзко и отвратительно! – Она все же перебила его рассказ и, в ее голосе было шокированное изумление. – Значит, в этом состоит Ваш научный проект, Райков? – Она умышлено опустила обращение «профессор» выказывая ему свое неуважение и презрение.
Идя на эту встречу, Элеонора Браун, глава финансового департамента главного штаба Колониальной Федерации «Сириус», такого представления меньше всего ожидала увидеть. В одно мгновение, уважаемый член Научного Сообщества, почетный обладатель нескольких степеней и грантов, вдруг стал для нее обычной извращенной мразью, который использует свое положение и деньги инвесторов, прикрываясь научным исследованием, для реализации своих больных фантазий.
‒ Насилие? Избиение? Унижение невинных и беззащитных людей? – Она сделала в его сторону решительный шаг, словно готовая собственными руками, разорвать его на части. – Вам сейчас просто необходимо убедить меня в том, что все это, – она ткнула пальцем в дверь, – оправдано с научной точки зрения.
Женщина оглянулась на своих помощников, но те стояли, как вкопанные всем видом показывая полное отсутствие желаний принимать самостоятельные решения. Да пускай. Она тут главная. Ее послали сюда с одной целью – проверить правомерность и обоснованность расходов выделяемых средств по гранду на проект «Новая жизнь». И почему-то она чувствовала, что близка к тому, чтобы уличить профессора в чем-то более низком и отвратительном, чем растраты бюджета.
– Вот! – Чуть не вскрикнул человек в белом. – Вот тут Вы правы, госпожа Браун. Я это и пытаюсь донести до Вас! – Он взмахнул руками, делая вид, что совершенно не замечает ее неуважения. − Чтобы создать новую личность, нужно сначала подавить и уничтожить старую. Необходимая для человека, возможность обрести новую судьбу, должна стать светом в конце тоннеля, прежде всего для него самого, спасением, надеждой на новую жизнь, когда понимаешь что в старой жизни, тебя может ждать только смерть, альтернативы которой нет! ‒ Его слова конечно, как подобает ученому, звучали воодушевлением, но были почему-то не очень убедительны. – Все что вы увидели за той дверью, некоим образом не выходит за рамки моего научного проекта. Все в строгом соответствии с диссертацией. – Он протиснулся к началу коридора, сквозь помощников и пригласил делегацию пройти дальше. – Вся необходимая документация есть в моем кабинете. Пройдемте.
Браун хмыкнула. Она не верила профессору. Однако сделать что-либо она не могла. Просто не имела на это права. Сейчас она сторонний аудитор. Она все зафиксирует и передаст своему руководству. Им решать, что будет дальше, но свое мнение она вставит в отчет непременно. Они вышли и двигались по коридору с серыми стенами без окон. Каждый шаг отдавался гулким эхом и сливался музыкой восьми ног в один пульсирующий гомон.
– И кто же эта девушка?
– Просто девушка, с окраин города. Из бедной семьи. Из трущоб. У ее семьи нет средств, для того, чтобы обеспечить ей образование и достойное будущее. Она сама согласилась принять участие в эксперименте, и была осведомлена обо всем, что тут будет с ней происходить. Она знала, что это единственный шанс вырваться из нищеты и грязи.
– Вы заставили ее думать, что ее родители мертвы! – Она шла по коридору к рабочему кабинету профессора, и он маленький и ничтожный в ее глазах шел рядом, а ассистенты немного позади.
– Как только она переступила порог этой комнаты, ее прошлого уже не существует, ей нужно только отказаться от него самой и я дам ей новую жизнь, новое имя, новую судьбу, новые цели. Она будет новой личностью. Будет иметь лучшую жизнь, получит навыки необходимые для работы на Колониальную Федерацию и Союз правящих партий Неополиса.
− И она отказалась? От своей личности. – Браун поморщилась, ей хотелось умыть лицо холодной водой, чтобы смыть с него отвращение.
− Боюсь, одного согласия, чтобы выкинуть личность из своего сознания, недостаточно… как я уже сказал, нужно заставить мозг работать по-другому.
– И она забудет свое прошлое? – госпожа Браун скривила ухмылку недоверия. – Свою жизнь, свое имя?
– Она его никогда больше не вспомнит. – Райков потер вспотевшие ладони о полы халата и распахнул перед гостьей-инспектором, дверь.
– Каков процент успешности Вашего предприятия? – Заговорил один из мужчин позади женщины.
– Пока пятьдесят на пятьдесят, но! – Он снова поднял палец вверх. – Не нужно забывать, что эти парни и девушки добровольно пошли на эксперимент, их никто не принуждает.
Они разместились за столом в кабинете профессора. Браун, взяв у ассистента документальный гибкий планшет для конспектирования, который тут же интегрировался с ее персональным делсом на запястье левой руки, принялась читать то, что уже успел набросать ее подчиненный.
Предстояло конспектировать результаты проверки, а надиктовывать она не хотела. По крайней мере, в присутствии профессора.
– Что становится с теми, кто не прошел эксперимент? – Она раскрыла устройство и, встроенный делс выкинул в воздух небольшой проекционный дисплей.
– Летальный исход не исключен. – Он хмыкнул. – Это прописано в контракте, но впрочем, Вы читали, Вы в курсе.
– Да, читали. Как там было написано? – Женщина посмотрела через плечо на одного из сопровождающих, и тот сразу же подхватил ход ее мысли.
– «Подтверждаю свое согласие на участие в эксперименте, будучи извещен о возможных последствиях, связанных с риском для жизни, в том числе с рисками, способными привести к летальному исходу». – Без каких либо эмоций на лице, монотонно процитировал один из помощников и, безразлично вздохнув, снова перестал подавать признаки своего существования.
– Профессор, мы выделили на вашу программу очень большие деньги. – Браун отвлеклась от планшета и пристально посмотрела на Райкова. – И нам не хотелось бы думать, что все это ради пятидесяти процентов успешных испытаний. – Пыл, вызванный увиденным в «комнате пыток» немного угас и, она понимала, что напрямую обвинять Райкова в извращениях ей сейчас было никак нельзя. – Мы хотим видеть документальный подробный отчет, так же отчет о Ваших расходах, затратах и эту девушку в скором времени, которая надеемся, войдет в заявленные заветные пятьдесят процентов успеха.
– Конечно, госпожа Браун, вы все получите. – Профессор сглотнул, вздохнул и покачал головой. – Поверьте все, что я делаю, я делаю только на благо Колониальной Федерации.
– Хотелось бы в это верить, но пока все что я увидела, это сомнительное предприятие, в котором ваши люди насилуют и унижают беззащитного человека. – Она пересматривала и редактировала то, что уже напечатал ее ассистент.
– Сквозь боль и страдания, госпожа Браун, мы создаем верных солдат, преданных и готовых отдать жизнь во имя компании!
Госпожа Браун, нахмурила брови, зло посмотрела на профессора и, резким нетактичным ответом, дав понять ему, что ей нужно работать, снова уткнулась в планшет.
Тупая напыщенная старая дура. Кем она себя возомнила? Членом совета директоров? Президентом Колониальной Федерации? Думает, что если распоряжается чужими инвестициями, то может называть «открытие столетия» сомнительным предприятием? Хорошо, госпожа Браун, будут тебе успешные результаты!
Когда делегация покинула научный комплекс, Райков вернулся к той палате, возле которой проходило главное представление сегодняшнего дня. Он нервно сплюнул на блестящий чистый пол, поднял створку и не без интереса продолжил в одиночестве наблюдать за периодически подергивающимся в судорогах измученным телом. Потом вошел к ней, взял со столика простынь, прикрыл ее наготу и присел на край кровати. Провел ладонью по лицу, собирая со щеки катившиеся слезы, взял руками ее ватную голову, приподнял и заглянул в не моргающие полные ужаса глаза.
– Ты слышишь меня? Слышишь? Моргни, если слышишь!
Ее веки задрожали и медленно сомкнулись, из обоих глаз вытекло по большой слезе. Она секунду смотрела на него, а потом так же медленно снова моргнула.
– Ты хочешь, чтобы все это закончилось?
Она снова моргнула.
– Ты помнишь, как тебя зовут?
Она не моргала, и он повторил вопрос, но она не моргала.
– Ты помнишь, где ты родилась? Где твой дом?
Она все еще не моргала.
Профессор довольно улыбнулся и еще несколько раз спросил то же самое, закрепляя результат.
– Запомни! Твое имя Марта! Марта Штеер! Запоминай! Запомнила?
Она моргнула.
– Ты родилась в Неополисе ровно двадцать лет назад! Запомнила?
Моргнула.
– Сегодня у тебя день рождения!
И она вновь моргнула.
– Хорошо.
Он взял со столика рядом инъектор и снова ввел в ее организм прозрачное вещество, но в этот раз это было совсем другое вещество. В этот раз ее организм не отреагировал как обычно на него паралитическим ступором. На этот раз она внезапно почувствовала сильное облегчение. Ее мышцы словно расслабились и, где-то в глубине сознания промелькнула мысль о том, что уже давно все ее тело испытывало мышечные напряжения, похожие на те, что можно испытать перед судорожным приступом. Через несколько секунд она уже спала. Сон ее был крепким, глубоким и на удивление спокойным. Боль сразу отступила. Наступило умиротворение.
– Спи, Марта. Завтра ты проснешься другим человеком. – Он поднялся и, пошел прочь, но обернувшись, не дойдя до дверей несколько шагов, улыбнулся. – С днем рождения!
* * *
Марта Штеер смотрела на свои руки. Длинные бледные пальцы, вытянутые перед собой хаотично дрожали. Как не пыталась она остановить тремор рук, она не могла этого сделать. Перед ней было зеркало. Она осмотрела себя. Из всей одежды на ней была только серая больничная роба пациента. Еще в ее палате была кровать, стул и стол. Марта подкатила коляску, в которой сидела, потому что пока еще не могла ходить, еще ближе к зеркалу и посмотрела на свое лицо. На бледное до ужаса лицо. Тусклая кожа, мешки под нереально впалыми глазами и кожа, словно искусственно натянутая на костную конструкцию лица и головы, говорили о том, что она не просто так находится в больничной палате. Она и в самом деле больна. Вот только что за болезнь у нее, она не знала. Или не помнила. Она, вдруг подумала о том, что вообще не помнит, как попала в это место и сколько времени тут находится. Она только знала, что ее зовут Марта и, что каждый раз, просыпаясь в этой палате, она с трудом пересаживается в кресло, подъезжает к зеркалу, рассматривает себя, а через какое-то время приходит человек и приносит ей еду на простом металлическом подносе. Она ест, не доедая и половины порции, а потом снова сидит перед зеркалом. Сидит и просто, в полной тишине больничных толстых стен, смотрит на себя пока не войдет другой человек. И он приносит уже не еду. Он приносит лекарство. Лекарства – капсулы, после которых на языке долго остается противная горечь и инъектор. Она знает что все что он делает, это для того чтобы излечить ее. Это нужно. Она знает, что только это вылечит ее от неизвестной болезни. Она пьет горсть капсул, а потом человек делает ей инъекцию, от которого она сразу же засыпает. Сколько она спит после приема всех этих препаратов, она не знает. У нее в палате нет часов и окон, но каждый раз она просыпается вся в холодном поту и кричит, словно от боли, как после ночного кошмара. Но она не помнит, что ей сниться. Она просто поднимается, садится в кровати, и немного придя в себя, подвигает коляску, пересаживается в нее, чтобы, как и в прошлый раз снова оказаться около зеркала. Чтобы снова в полной тишине больничных стен, сидеть и смотреть на свое серое отражение, неопределенное количество времени.
Щелкнул замок на двери и Марта обернулась. Сейчас войдет кто-то и принесет еды. Совершенно безвкусной, но сытной и питательной коричневой или зеленой массы в тарелке и какой-то мутной жидкости вместо воды, видимо так же обогащенной питательными веществами.
Но нет. На этот раз в палату вошел не разносчик еды. Вошел даже не один человек. Вошли двое. Одного она знает. Это ее спаситель. Ее защитник. Ее доктор. Каждый раз, видя его, она испытывает странные ощущения его блаженного присутствия и это, в контрасте с одиночеством, зеркалом и тишиной, заставляет ее каждую секунду только и думать о том моменте, когда ее Спаситель снова озарит ее своим видом и голосом. На нем неизменный белый халат и у него доброе лицо с аккуратной седой бородкой. Он ласково улыбается, тихо, но пронзительно говорит, он гладит ее по голове по волосам, успокаивает ее. Он говорит, что спас ее, когда она заболела. Он утверждает, что не успей он вовремя, и уже никто и ничего не способны были бы ей помочь. Она любит этого человека. Этот человек добр к ней. Она не знает никого больше кроме молчаливых и хмурых разносчиков еды и медперсонала, что приносят горькие лекарства и невкусную еду. Все они просто заходят, молчаливо делают свое дело и уходят. Они грубые и холодные, а этот… от него веет теплом и светом.
Человек касается своей ладонью ее головы. Марта знает тепло его ладоней. Од малейшего прикосновения своего спасителя к ней, ее накрывает волна теплоты и благоговения. Она чувствует. Она чувствует, знает и помнит, что когда ей было совсем плохо, этот человек был рядом и он спас ее. Вот только она не помнит, когда это было.
Второго человека она не знает. Это женщина. Крупная женщина, ярко одетая с блестящими драгоценностями на пальцах рук и вокруг шеи. Она пытается улыбнуться, глядя на Марту, но это у нее не очень-то получается. Наверное, она какой-то большой начальник. По крайней мере, она так выглядит. Возможно даже больший начальник, чем тот, кто заботится о ней. Если так, то естественно, что она не умеет улыбаться. Ее положение и высокий статус, предусматривает больше строгость в лице, чем улыбку, но все же она пытается. Пытается, а значит, она тоже хороший человек и пришла сюда совсем не с плохими намерениями.
Женщина берет стул без спинки, стоящий в углу и ставит его прямо напротив Марты. Она садится, закидывает важно ногу на ногу и не перестает улыбаться. Улыбается ей и Марта.
– Марта, здравствуй! – Она слышит сладкий и ласковый голос своего спасителя.
Марта поднимает заторможенный взгляд на профессора Райкова и улыбается ему в ответ.
– Здравствуйте… – Буквы даются ей с трудом, но она все же может говорить и она слышит свой голос как бы со стороны, словно говорит, закрыв уши ладонями.
– Марта, ты знаешь, почему ты здесь? – Голос женщины резкий и властный, сразу заметно, что она привыкла повелевать и командовать другими людьми.
Марта задумалась, снова перевела взгляд на странную посетительницу и отрицательно покачала головой.
– Я больна? – У нее получился неопределенный по интонации ответ, больше похожий на вопрос.
– С тобой тут хорошо обращаются? – Женщина просто впилась глазами в ее лицо, пытаясь вырвать из него хоть нотку, хоть намек на то, что все сказанное ей, попросту сказать ее заставили.
– Да… – Марта растянула слово и немного покосила голову на бок.
– Если тебе тут что-то или кто-то не нравится, ты должна сказать мне, и я все исправлю. Если кто-то к тебе плохо относится, обижает тебя, ты должна так же сказать мне кто это и я заставлю его извиниться перед тобой, а потом уволю!
Марта вдруг поймала себя на мысли, что после третьего или четвертого слова в речи этой женщины, она потеряла общий смысл вопроса и совершенно не понимает, что та от нее хочет. Она нахмурила брови, уткнула взгляд в пол и стала думать не над тем, что ей ответить, а о том, что она не может вспомнить ни слова из сказанного только что в ее адрес.
– Госпожа Браун. – Райков немного наклонился над женщиной, которая в недоумении пыталась понять, что происходит с пациенткой и почему она игнорирует ее вопрос. – Марта сейчас очень слаба. Боюсь, что она еще не совсем готова воспринимать информацию в больших объемах.
– Это как? – Браун посмотрела на профессора снизу вверх.
– Скажем так, что у здорового человека существует определенный объем памяти, так называемый номинальный, его можно измерить в количестве запоминаемых за одно восприятие слов, но чем больше мы пытаемся этих слов запомнить, превышая свой лимит, то сильнее путаемся в них и в итоге забываем первые и помним лишь последние два прочитанных…
– Говорите проще, профессор. – Госпожа Браун осекла его.
– Если проще, то просто задавайте Марте короткие вопросы не несущие в себе большого смысла.
Браун кивнула и снова посмотрела на пациентку.
– Тебе тут плохо, девочка?
Марта вдруг оживилась, наконец, поняв, чего от нее хотят.
– Нет, мне тут хорошо.
– Ты чего-нибудь хочешь? Тебе что-то нужно?
Марта снова задумалась, потом посмотрела в зеркало, опять увидела свое белоснежно-бледное лицо, провела по нему рукой ото лба до подбородка и когда уже Браун начала нервно двигать желваками, пытаясь понять, что же сложного в этом вопросе, она вдруг посмотрела на нее и улыбнулась.
– Мне нужна косметика. Я такая бледная…
Глава 2
История минувших времен
Президент Колониальной Федерации, глава Совета директоров корпорации «Сириус» и член Правления Союза правящих партий Неополиса, Герман Торри, в сопровождении свиты из телохранителей, помощников, референтов и других служащих, быстрыми шагами пересек пустой длинный коридор сотого этажа главного штаба компании, пол которого был застелен ярко-красной ковровой дорожкой. Скоростной лифт вместил их всех и несколько секунд бесшумно опускал на девяносто пять этажей вниз, в тот уровень штаба, где располагались залы и аудитории для совещаний, презентаций и пресс-конференций.
В лифтовом холле ждали еще какие-то люди. Большую их часть Торри даже не знал, но пока совершал путь до Конференц-зала, некоторые из них что-то пытались ему говорить. Кто-то навязчиво рассказывал о чем-то. Кто-то на что-то жаловался. Он отвечал им. Отвечал вскользь, абстрактно, стандартными фразами, не пытаясь даже вникнуть в суть смысла их обращений. Однако, некоторых он все-таки, не останавливая движения, переключал на своих помощников, зацепившись за что-то, как ему показалось важное, хотя он тут же забыл, за что.
Делегация проследовала из лифтового холла в колонный зал, который служба безопасности уже очистила от посторонних, и по мраморному почти зеркальному полу, вышла к высоким тяжелым дверям из натурального дерева. Одному из телохранителей, пришлось навалиться всем телом, чтобы распахнуть их перед своим президентом.
– Ваша речь.
Кивнув, он принял из рук женщины-ассистента прозрачный квант-накопитель и на секунду задержался, чтобы одернуть пиджак и окинуть взглядом стол и трибуну.
Конференц-зал уже был набит представителями прессы, приглашенных гостей из правительства города, работников научных штабов и агентов контроля, как всегда повсюду сующих свои носы, стараясь всегда быть в центре событий, всегда первыми быть в курсе, о чем шепчутся и говорят люди. Сотрудники службы безопасности с серьезными лицами проходили между рядами, читая каждого присутствующего, портативными устройствами системы объектно-ориентированного сканирования – СООС, закрепленными на их лицах, как однолинзовые очки и выводящие информацию о человеке на невидимый, никому другому, экран в периферийном зрении.
Наконец оператор объявил о появлении президента Колониальной Федерации Германа Торри и гам людских голосов моментально стих.
Торри поднялся на возвышенную площадку сцены и, пройдя вдоль дугообразного стола, за которым уже сидели причастные к теме сегодняшней конференции лица, проходя, приветствовал каждого. Пока, наконец, не занял свое место в центре.
Объективы камер были нацелены на него.
Центр стола сегодня разделяли два кресла. Такое расположение говорило о том, что никто из них занявших, не был выше другого рангом. И хотя, сосед по центру стола, готов был поспорить с президентом Колониальной Федерации о высоте их положений, сегодня он счел факт равной постановки кресел, не более чем капризом президента. Пусть. Торри пытается сказать всему миру через объективы камер, что их статусы равны. Пусть…
– Обычное утро сильных мира сего? – Глава секретариата Союза правящих партий Неополиса Дариус Квиний, улыбнулся ему по дружески, растягивая уголки рта в каком-то комическом выражении лица.
– Одно из немногих. – Торри пожал его руку, опять одернул пиджак, расстегнул пуговицу и сел, пододвинув ближе кресло. – Обычно все намного спокойнее.
Сверхчувствительные звуковые сенсоры, встроенные в столы и являющиеся частью общей акустической системы зала, еще не включились и их пока никто не слышал. Минута ожидания настройки систем конференции оператором зала немного затянулась.
Торри глубоко вдохнул и выдохнул. Приятное ощущение власти в который раз овладело им. Власть над теми, кто имеет власть. Несколько следующих минут его отвлекали системные работники и ассистент, корректируя электронный регламент конференции, развернутый в проекционной плоскости стола.
Наконец, все началось. Электронный женский голос в торжественной интонации сообщил всем собравшимся, о его выступлении. Он встал и вышел на край сцены, где выделялось аккуратное закрытое возвышение из дерева со встроенными микрофонами и небольшим голографическим дисплеем.
‒ Уважаемые дамы. Господа. Коллеги. ‒ Торри начал свою речь, и система распределения звука разливала его слова, совершенно не искажая голоса по всему залу. – Прежде всего, хочу поблагодарить Вас, за присутствие здесь, в этом зале и поприветствовать. ‒ Он положил на считыватель, зажатую в руке карту памяти и на коричневой глади стола от одного прикосновения вспыхнул проекционный экран, словно повисший над ним в сантиметре, на котором появилось плановое изображение программы конференции и подсказка с его собственной речи. ‒ Прежде чем начать, хочу отдельно поприветствовать нашего уважаемого гостя, главу секретариата Правления Союза правящих партий Неополиса Дариуса Квиния. ‒ Он кивнул ему. ‒ Дар! ‒ И тот учтиво кивнул в ответ.
Все остальные молчали. Просто слушали. Экран показал, что можно начинать вступительную речь. Торри вздохнул и, снова чувство эйфории разлилось по телу. Это не плановое совещание с подчиненными, это пафосный спектакль с главной ставкой на мировую аудиторию! И Торри любил такие мероприятия.
– Когда-то, очень и очень давно, человек жил в пещере. – Некоторым присутствующим могло показаться, такое начало его речи несколько странным, но возможно на то и был расчет. – И эта пещера была ему домом и его миром. Его планетой и его вселенной. Но, человек был очень любопытным и, его любопытство перебарывало страх перед неизвестным. И скоро он узнал, что за пределами пещеры есть долина и есть лес. Есть река, и есть горы. Есть другие существа, на которых можно охотиться и употреблять в пищу. Но есть и такие, что могут сами стать охотниками и его самого употребить в пищу. Но и это его не остановило. Человеку пришлось быть не только любопытным, человеку пришлось стать воином и завоевателем! Ему пришлось ценой собственной крови вырывать из лап диких хищников новые территории! – Выражение лица Торри было таким, словно он лектор и читал лекцию перед студентами академии. – Прошло время, и человек стал хозяином и долины, и реки, и леса. Так кругозор людей расширялся и, с каждым столетием становился все обширнее. А когда на Земле не осталось мест, включая океаны, где бы он ни был, человек начал покорять космос. Пятьсот шестнадцать лет назад мы впервые оказались на орбите нашей планеты, а двести восемьдесят пять лет назад, из рудодобывающей колонии на Марсе вышел первый Пилигрим, до отказа загруженный обогащенной урановой рудой. Сейчас мы имеем четыре колониальных направления – Марс, Каллисто, Ио и Европа, а так же научную астрономическую базу на Ганимеде!
Все молчали, слушая. Камеры крупным планом показывали миру его воодушевленное лицо, а голос Германа Торри звучал как ода человечеству.
– Обогатительные станции на красной планете и спутниках газовых гигантов, вот уже несколько поколений дают нам семьдесят процентов всех полезных ископаемых, необходимых для жизни человека. Такой жизни, какой мы ее видим и знаем сейчас. Благодаря рудодобывающим колониям, мы получаем уран и стронций, которые обеспечивают нас светом и теплом. Марс дает нам сырье для полиметаллических сплавов, которые являются основой всего космического строительства. Так же никель, палладий, сестерций, кадмий и многое другое. Каллисто и Ио, дают нам энергию. Мы имеем станцию на орбите, целый космический город, – он раскинул руки, показывая жестом масштаб человеческих достижений, – координирующий и администрирующий всю орбитальную и межпланетную логистику.
При этих словах, сидящий рядом Дар Квиний поморщился и кашлянул в кулак, бессмысленно показывая непонятно кому, что Торри перегибает палку насчет города на орбите. Конечно, он есть. Только не у нас.
– Мы создали полимагнитный коллоидный реактор, который позволил нам совершать длительные космические перелеты, не находясь заложниками невесомости и перегрузок. Мы построили термоядерную позитронную силовую установку, позволившую человеку победить, считающийся еще полтора века назад, непреодолимым скоростной рубеж! Мы стали быстрее света! – Снова раздались аплодисменты. – Сегодня! – Герман, движениями рук быстро погасил шум. – Сегодня, новый исторический момент в истории человечества. Сегодня, мы принимаем решение о расширении наших границ. Как и пещерный человек, когда-то решив, что ему стало тесно в стенах его жилища, как и люди четыре века назад, мы должны, мы просто вынуждены двигаться вперед! Мы принимаем решение об основании второй научно-исследовательской колонии, теперь за пределами Солнечной системы! В ближайшей от Солнца системе Проксима Центавра! На планете получившей имя Проксима b!
Он выждал, пока с рядов сойдет жидкая волна ленивых аплодисментов, показывающая истинное отношение присутствующих к данному вопросу. И тогда заговорил вновь.
– Вот уже два года Всемирное Научное Сообщество, главный штаб которого, базируется не где-нибудь, а в Неополисе, проводит исследование этого мира дистанционно. И вчера вечером, мной и нашим многоуважаемым коллегой Дариусом Квинием, – он немного повернулся и сделал жест рукой в ту сторону, где сидел его сосед по центру стола, – подписан Манифест о передачи прав на разработку и дальнейшие исследования Проксима b Колониальной Федерации «Сириус»!
Снова прокатились аплодисменты и, даже могло показаться, что в этот раз они были более шумными.
Все собравшиеся прекрасно знали цену подобных заявлений, а так как большинство из них занимали должности исключительно земные, то и мысли их принадлежали больше к благам земным, нежели орбитальным. Конференция была не для них. Конференция была для представителей средств массовой информации, простых смертных и естественно для Всемирного Научного Сообщества.
Торри, ожидая, когда смолкнут овации и перемолвки, но не особо спеша восстанавливать тишину, сделал несколько движений рукой по проекции дисплея, перелистывая регламент конференции. Репортеры такого заявления точно не ожидали услышать. Сколько уже Всемирное Научное Сообщество пичкает мир обещаниями и прогнозами того, что пора, что необходимо исследовать другие миры и другие системы. Еще до того как космические аппараты и суда смогли преодолевать расстояния в космосе, за пределом светового скоростного барьера, они уже кичились своими достижениями нацеленными на межзвездные перелеты. Да и в действительности, почему не раньше? Ведь теоретически и практически могли…
Да просто не было, нет, и не будет в этом никакой экономической выгоды. Ресурсы в достатке и рядом. Раскиданные по Солнечной системе они ждут своих старателей и будут ждать столько, сколько будет необходимо. Кроме нас их никто не возьмет! Они никуда не денутся. Потому что кроме нас тут больше никого нет! Так зачем же лететь куда-то, куда лететь больше года, если вести речь о той системе, о которой Торри сам только что заявил? Инвестиция должна приносить прибыль. А если инвестиция прибыль не приносит, то это не инвестиция, это подарок.
Вывезти за четыре световых года кучку ученых, да еще построить им там базу, чтобы они любовались оттуда звездным небом под немного другим углом… – вряд ли такой подарок будет в интересах Колониальной Федерации. Но у Германа Торри были причины говорить об этом. Говорить на весь мир.
Пока стихали наигранные шумы удивленных и обескураженных голосов, Герман Торри уступил место за трибуной молодой женщине в строгом костюме на воротничке пиджака, которой блестел серебряный значок Всемирного Научного Сообщества. Никто не обратил совершенно никакого внимания на то, что оператор конференц-зала представил ее, как главу штаба изучения и освоения дальнего космоса Марту Штеер. Молодая женщина, четкими и резкими неестественными движениями, больше напоминающими движения автоматики, чем человеческие, заняла место докладчика. И опять, никто не усмотрел в ней совершенно никакой странности. Ученая. Они все странные.
Пока Штеер растягивала по поверхности трибуны свою речь, переданную через персональный делс, администратор анонсировал тему выступления.
Речь главы изучения и освоения дальнего космоса будет повествовать о том, как происходило исследование планетарного тела Проксима b и какие перспективы для человеческой цивилизации таит в себе этот мир.
И она заговорила. Она приветствовала всех собравшихся в конференц-зале. Представилась. Голос ее звучал совершенно холодно, монотонно и с металлическими созвучиями согласных звуков, но без какого либо пафоса, а просто и ясно. В целом речь была хорошо поставленной, четкой, но казалось полностью лишенной каких-то эмоций и чувств. Ученая!
Госпожа Штеер рассказывала о том, что первый беспилотный аппарат оказался на орбите Проксима b два года назад и первые снимки ее плотной атмосферы, верхние слои которой оказались, усеяны вихревыми циклонами, стали уже открытием всего тысячелетия. Она делала основные акценты на необходимость создания научной базы на поверхности этой планеты, по типу базы, что уже давно функционирует на поверхности Ганимеда и которой следует присвоить, а точнее уже заочно было присвоено наименование Проксима-1. Она утверждала, что несмотря на совершенно непригодные климатические условия, когда в экваториальных широтах планеты средняя температура окружающей среды не поднимается выше отрицательных семидесяти градусов по Цельсию, а в период либраций, с наступлением сумерек, падает до ста двадцати, нитридо-водородные соединения в атмосфере кристаллизируются. Сочетание таковых внешних факторов и химического состава атмосферы, превращают нижние атмосферные слои из газообразного состояния в гелеобразное, что, несомненно, станет сложным, но не невозможным препятствием для колонизации планетарного тела. Основная сложность будет в работе силовых агрегатов взлетно-посадочных аппаратов, работа которых в таких условиях будет бесполезна. И еще в перемещении непосредственно человека по поверхности планетарного тела. Но все это решается вычислением периода либраций и проведением строительных работ на поверхности в благоприятные интервалы.
Потом она, заметив вопросы во взглядах глядящей на нее аудитории, но слушающих и молча ожидающих, пока им будет позволено задавать вопросы, она прояснила.
− Почему мы не можем построить научный комплекс не в экваториальной зоне в том полушарии Проксима b, которая всегда повернута к звезде? Этот вопрос, должно быть, сейчас на устах у каждого, кто находится в этом зале. – Зал одобрительно закивал десятком голов. – Я отвечу так. Все просто. Проксима b, это крайне недружелюбный мир. Экваториальная широта, единственная область наиболее благоприятная, как по климатическим условиям, так и по геофизическим для освоения человеком этого планетарного тела. – Она пролистнула, что-то на проекции перед собой. – Девяносто процентов поверхности планеты занимают скальные образования, на столько плотные, что ни о каком транспортном сообщении и возведении конструкций не может быть и речи. Температурные перепады провоцируют формирование вихревых атмосферных потоков, скорость движения которых превышает сто метров в секунду. И только экваториальная область имеет наиболее стабильную природу. Либрационные временные неудобства в виде кристаллизации нитридо-водородных соединений в атмосфере, ничтожная мелочь, по сравнению с тем, что может ожидать человека, решившего высадиться в другой области. Но, тем не менее, создание научного комплекса будет не просто возможным, но и станет настоящим прорывом в научной среде человеческого вида.
Она утверждала, что фактическое и физическое изучение Проксима b непосредственно штатом ученых, первым делом будет направлено на открытие тайн происхождения Млечного Пути и вообще Вселенной. И быть может инвестиции, которые будут необходимы для такой грандиозной идеи, вряд ли вернутся в ближайшее время, но что значат деньги, когда речь идет о таком научном событии, как человек на поверхности планеты в чужой звездной системе!
Потом, наконец, гостям и представителям средств массовой информации предоставили возможность задавать вопросы. За трибуной никого уже не было и все сидели за большим длинным столом. Заняла отведенное ей место за столом и Марта Штеер. Теперь ей предстояло отвечать на вопросы представителей прессы с этого места.
Руки вырывались вверх над головами, наперебой. Представители средств массовой информации, так старались, чтобы их заметили и выбрали, что буквально лезли друг другу на головы. У каждого были вопросы. Каждый считал своим долгом назвать свое издание или медиаблок в рамках этой конференции. Ведь никто не мог и подумать какой-то час назад, что она станет настолько грандиозной и, еще долго будет держаться в первых рейтингах по всему цивилизованному миру.
– Значит научная база? – Дар усмехнулся, немного наклонившись к Герману Торри, как только прозвучал первый вопрос от представителя какого-то медиа-холдинга и на него тут же начала отвечать Марта Штеер.
– Быть может, когда-нибудь. – Уклончивость Торри сопровождалась хитрой улыбкой политика и привычкой смотреть в глаза, делая вид, что он совсем туда не смотрит.
– Так к чему тогда все это представление? – Глава секретариата СПП Неополиса довольно хорошо знал своего коллегу, чтобы не верить в его слова и знать, что тот многого не договаривает.
– В них. – Президент пожал плечами и немного подался вперед, посмотрев на отвечающую на очередной вопрос Марту Штеер. – Приходится иногда удовлетворять их амбиции. – Вернувшись на спинку кресла, он вздохнул. – Они неотъемлемая часть этого мира. И Колониальной Федерации.
Дар Квиний подозрительно протянул себе под нос гласный глухой звук.
– Чьи-то амбиции стоят того, чтобы запускать многомиллионный проект с вложениями в пустоту? – Он вдруг подумал, о том, что Торри трахает эту ученую девку, а еще с чего бы ему вбухивать такие средства в кусок ледяного камня, окутанного ядовитой атмосферой.
Зонды СПП, которой по умолчанию принадлежат все первичные разработки космических тел и планет, закончили исследование поверхности Проксима b еще шесть месяцев назад и ничего, что заставило бы профинансировать отправку туда научной или исследовательской экспедиции, найдено там не было. А именно, не было найдено признаков жизни. Жизнь – то единственное, что может заставить зашевелиться Союз Правящих Партий и начать вкладывать средства не в коммерческий проект. Жизнь – бактерии, плесень, водоросли! Речь даже не идет о насекомых или пресмыкающихся, уж не говоря про млекопитающих. Поиск жизни – самая приоритетная цель исследования просторов дальнего космоса. Правда за последние пятьсот лет, сознательного пребывания человечества на орбите Земли и других планетах Солнечной системы, эти исследования не продвинулись дальше орбит Сатурна и его спутников.
После недолгой паузы, сквозь которую до двух влиятельных персон, тихо разговаривающих между собой, доносились выкрики репортеров из зала и монотонный голос Марты Штеер, Герман Торри снова заговорил.
– Вот уже год на меня пытается давить штаб ученых по исследованию космической радиации. Они заваливают обращениями и жалобами. В СПП, я уверен, тоже дотекли их сопли. – Он снова улыбнулся и снова посмотрел на Дара так, словно не смотрел на него. – А скоро подходит срок очередной утилизации ядерных отходов.
Квиний медленно закивал головой, соглашаясь и одновременно вспоминая суть этих обращений. Новый вопрос застыл во взгляде и выражении лица собеседника.
– Мы можем использовать эту планету и с пользой для нас. – Он специально говорил «для нас», чтобы Дариус почувствовал себя не просто бывшим владельцем своего имущества, а знал, что они все еще в одной команде.
– Да? – Квиний вздернул брови, но на самом деле удивлен не был, прекрасно зная Торри и то, как он способен извлекать пользу из ничего.
По правде говоря, предложение Колониальной Федерации о том, что они готовы забрать себе это, оказавшееся безжизненным, тело, Секретариату было даже на руку. Да пусть ковыряются, сколько хотят, среди ее камней, где самым распространенными минералами были кремний и кварц, если деньги девать некуда. Для них же этот булыжник мог оказаться нежелательным балластом, разделяющим Неополис и Всемирное Научное Сообщество, фанатикам которого обычно трудно объяснить тонкости инвестиционной политики в условиях, когда для привлечения средств, приходится выжимать их из инвесторов. А тут Торри сам предлагает отдать ему права на планету. Да еще и заявляет на весь цивилизованный мир о перспективе строительства на ней очередной научной базы. Хотя понятно, что делается это для того, чтобы успокоить брызжущих слюнями ученых из штаба по исследованию космической радиации и ублажить штаб изучения и освоения дальнего космоса.
Земля и орбитальная станция Порт, в среднем за год, вырабатывают почти шесть с половиной тысяч тон стронция и плутония, производимого из добываемого на обогатительных рудниках спутников Юпитера, урана-238. Правительства стран и технологические компании на Земле, орбитальная станция Порт за ее пределами, ждут от Колониальной Федерации выполнения ежегодного контракта на утилизацию ядерных отходов, которые уже почти пятьдесят лет благополучно вывозятся на Титан и сваливаются на его поверхность. Выход не самый может быть и правильный, но дешевый и доступный. Ведь нельзя просто взять и выбросить такое количество источника радиоактивного излучения в космос!
И все шло своим чередом. В определенных кругах все знали о таком выходе из положения, но предпочитали не обсуждать это вслух. Ведь энергии миру человека становилось нужно все больше и больше. Только вот ученые из штаба по исследованию космической радиации, начали бить тревогу, утверждая, что из-за резкого увеличения радиоактивной способности Титана, скорость его вращения на орбите Сатурна начала меняться. Изменения привели к пагубному воздействию на орбиты других его спутников и атмосферу самого газового гиганта. Казалось, ну и что. Какое кому дело до того, что происходит за полтора миллиарда километров от Земли? Но ситуацию усугубило массовое столкновение крупных тел в кольцах. Нарушение баланса гравитационного поля Титана в какой-то момент притянуло изрядное количество крупных ледяных камней и нарушенная орбита начала сминать и крошить все, что уступало по размеру и массе. Хаос длился почти месяц и в итоге, когда все прекратилось, когда орбиты тел очистились и обозначились, астрономы на Ганимеде заявили человечеству о сокращении видимой плотности колец Сатурна выше, чем на двадцать процентов.
Потом, как это всегда бывает, к мнению ученых начала подключаться общественность. На Торри и в самом деле оказывалось давление. Титан из года в год постепенно превращался в свалку – полигон для вывоза и утилизации отработанного ядерного про-сырья. Хотя официально такой статус он получить не мог.
Торри и сам однозначно понимал, что рано или поздно человечеству придется добраться и до ресурсов Сатурна. Это пока Земле и Порту хватает того что дают спутники Юпитера, но их потомки, прибыв старателями через пару тройку столетий к кольцам, возможно столкнуться с ужасающими и смертельными последствиями выброса миллиардов тонн радиоактивных отходов.
– Отвезем туда очередную партию радиоактивного дерьма. – Он пожал плечами. – Заодно и ее прихватим. Пусть это будет еще и научная миссия, а часть расходов покроем за счет контракта на утилизацию.
Внимание чиновников вдруг переключилось на только что заданный из зала вопрос.
‒ Скажите, госпожа Штеер, а какова вероятность того, что экспедиция на Проксима b обнаружит там признаки жизни?
Глава 3
История насущных времен
Альберт Малагвинов, высокий худой человек в синей одежде врача, с забранными назад длинными седыми волосами, скрепленными на затылке в небольшой хвост, гибкими костлявыми пальцами отодвинул от кресла сканирующий аппарат, в котором сидел, а точнее полулежал другой человек. Потом он, не проронив ни слова, встал и, сделав пару шагов к противоположной стене, остановился. Дал голосовую команду включения освещения и, нахмурившись, принялся смотреть на своего пациента. Помещение налилось ярким белым светом. Человек, сидящий в кресле, зажмурился. Он был не молод, не менее худощав, только ниже ростом, с седоватой бородкой и четкими острыми чертами лица. Высокий человек взял со стола салфетки и протянул ему.
– Ну? – Вставая с кресла, он вытирал потекшие слезы, вызванные воздействием луча сканера, а теперь еще и ярким светом включившихся бестеневых осветителей. – Каков вердикт?
– Боюсь, я не могу сказать ничего хорошего, Грек. – Врач пожал плечами. – Повторное сканирование подтвердило диагноз. – Его лицо было озадаченным.
– Короче! – Грек Маер встал и вдруг понял, что все в его глазах выглядит размытым.
– У тебя аневризма. – Альберт, покашлял в кулак. – Лобная часть левой доли.
– Это что еще такое? – Закончив вытирать глаза, Маер высморкался в эту же салфетку, потом скомкал ее и выбросил в лоток для мусора, но не попал.
– Оставь, я потом уберу. – Врач махнул рукой. – Грек, это очень серьезно! – Его голос зазвучал настойчивее, видя, что его пациент не очень серьезно относится к такому диагнозу. – Нужна срочная операция.
– Операция? – Пациент, проморгавшись, снял с напольной вешалки синюю форменную куртку, которая надписью и логотипом на спине, говорила любому образованному человеку, о принадлежности ее хозяина к членству в Профессиональном союзе пилотов и орбитальных строителей, хотел ее надеть, но вдруг замер. – Что еще за операция? Что это такое, аневризма?
– Плохой кровеносный сосуд.
– Как плохой?
– Очень плохой. Настолько плохой, что в любой момент может лопнуть и твой мозг зальет кровью. – Врач развел руками.
– Это чинится? – Грек просунул руки в рукава и одним движением застегнул молнию.
Понятие серьезности для него заключалось несколько в ином значении, чем для человека знакомого с медициной. Если он ходит, может говорить, слышит и видит, а сосуд в его голове, может быть и может лопнуть, но ведь не лопнул… Он, может уже лет пять так может каждый день лопнуть и, еще так лет пять будет мочь! Поэтому, услышав слово «может», Грек расслабился и собрался уходить. У него были сейчас и другие, более важные дела, чем позволить кому-то, пусть и другу, ковыряться в его мозгах. Может потом. Позже. После полета, старт которого назначен уже через сорок часов. А может и еще позже.
– Могу. – Альберт пожал плечами. – Проведем минимальный курс диагностики, подготовим тебя и, примерно через неделю, можно будет прооперировать. Всего-то нужно удалить аномальную часть и заменить на новую, выращенную из твоих стволовых клеток. Биоматериал у меня есть, так что я пока передам его генетикам, чтобы они…
– Хорошо. – Маер порылся зачем-то в карманах, ничего не нашел и подошел к своему врачу. – Послезавтра я улетаю. – Пришлось сильно напрячь взгляд, чтобы увидеть лицо друга, побочное действие сканера все еще действовало на глаза. – Через шесть месяцев, как вернусь, тогда и сделаешь. – Он протянул ему руку ладонью вверх.
На самом деле он прекрасно знал, что этот полет продлится совсем не шесть месяцев. Это будет совершенно другой полет. Не похожий на любой другой. Это будет даже не полет к Урану или Нептуну, куда в принципе никто не летает из-за ненадобности, это будет что-то новое, интригующее и с совершенно иным гонораром. А предварительные сроки выполнения работ установлены не шесть, а на минимум двадцать четыре месяца. И этот срок может быть пролонгирован при необходимости. Но об этом он предпочел не говорить врачу. Переживет. И врач переживет без возможности поковыряться в голове у пациента и Грек Маер переживет, уж как-нибудь, эти два года с сосудом, который может в любой момент сломаться окончательно, но пока не сломался.
– Грек! Подожди…
Но грек только поманил пальцами, требуя то, зачем собственно, сюда и явился.
– Ты не понимаешь? – Альберт замотал головой и, сказанное им было и не вопросом и не утверждением. – Тебе нельзя лететь!
– Да иди ты, знаешь куда! А тебе нельзя лечить! – Он снова поманил пальцами. – Подпишешь, или мне к другому врачу пойти?
– С таким кровавым пузырем в мозгу, тебе не один врач не даст положительный допуск! – Альберт развел руками. – Тебя любая перегрузка убить может!
– Даст. Еще как даст. – Маер усмехнулся. – В этом продажном мире все дается и продается.
Врач отошел в сторону, прошелся по помещению манипуляционной, подошел к сканеру, погасил его питание и, кашлянув в кулак, отправился в рабочий кабинет. Маер послушно пошел за ним.
Выбора не было. Сегодня истекал последний день для передачи работодателю, владельцу СИД, медицинского допуска, дающего ему право работать на космическом судне и подтверждающее его удовлетворительные физиологические и медицинские показатели. Маер прошел за ним в кабинет и закрыл за собой дверь. Даст карту. Еще как даст. Он тоже понимает, что Грек не только пациент, а еще и друг, уйдет к другому врачу и не только дружбе конец, а еще и вообще решит не избавляться от смертельной патологии. А ведь Альберт, прежде всего врач. А Маер злопамятный и обидчивый старик.
– Альберт, я очень спешу. – Он встал посреди кабинета как вкопанный.
– Ты вообще представляешь, что у тебя там? – Он взял в руку квант накопитель информации и постучал им о свою голову.
– А должен? – Маер подумал, что на ней его форма допуска.
– А! – Он махнул рукой и положил квант на считыватель, потом открыл экран делса и начал вносить в появившийся над столом документ изменения. – Я отдам тебе ее, но только при одном условии.
– Все что пожелаешь.
– Как только вернешься, придешь сразу ко мне. И потом никаких полетов! – Он придвинул карту от считывателя до противоположного края стола и экран погас.
Маер взял ее и сунул в карман куртки.
– Что значит никаких полетов?
– А то и значит! – Врач откинулся на спинку кресла и та, тут же подстроилась под особенности его спины. – Я тебе отверстие в голове лазером сделаю и, кусок твоего мозга вытащу. Ты что думаешь, все так быстро произойдет и ты, отойдя от наркоза, бросишься сломя голову на стартовую платформу?
– А не так? – Маер усмехнулся, делая вид, что его все это не пугает, но в действительности, страх от всего происходящего засел у него глубоко внутри и уже не собирался вылезать оттуда.
Врач замолчал. В нем вдруг родилась жалость. Он понял, что этот человек не просто отказывается признавать у себя факт болезни, способной убить его в любой момент, он попросту не желает признавать себя больным! Он слишком давно и хорошо знал его самого, знал его скверный и сложный характер, его нрав и в то же время оставался его другом, был проникнут к нему огромной симпатией.
– Не так, Грек. Пора будет всерьез задуматься о выходе на заслуженный отдых.
Глаза старого командира опустились вниз, где он увидел перфорированный металлический пол с вентиляционными прорезями в его панелях.
– Значит, на пенсию меня отправляешь? – В его голосе проскользнула едва различимая горечь.
Альберт Малагвинов поднялся, обошел стол и подошел к другу. Он положил ему руку на плечо и посмотрел в глаза.
– И в этом нет никакой трагедии. Тебя давно приглашают преподавать в академию. Иди, учи молодежь. – Он вздохнул. – Завтра зайдешь. Только не забудь. Я заказал для тебя препараты, которые помогут пережить перегрузки в предстоящем полете. Пока будешь там, – он кивнул куда-то вверх, – нужно будет принимать их строго по инструкции.
Грек покачал головой, одернул плечо, скинув руку друга и через пару секунд паузы, вытянулся, подался вперед и ткнул указательным пальцем в грудь врачу.
– Молчи об этом, понял!
– Конечно! – Альберт сделал шаг назад. – Грек, ты уже не молод, рано или поздно должен был настать этот момент…
– Заткнись нахер, а! – Грек поднял ладонь и остановил врача. – Я все учту! – Силой, распахнув легкую полимерную дверь, он вышел и так же сильно хлопнул ею за собой.
– Грек! – Крикнул врач ему в след, но тот его уже не слышал.
* * *
Пациент вышел из медицинского центра и по мощеной узкой дорожке, имитирующей природный камень, направился через аллею из тропических пальм к большим белым узорчатым воротам. По обе стороны от дорожки располагался газон с аккуратно подстриженной зеленой травой. Между пальмами на траве сидели или лежали люди. Влюбленные парочки, и просто группы по несколько молодых людей. Некоторые, молча, дремали, некоторые оживленно общались. Это были отпрыски жителей Верхнего уровня орбитальной станции Порт. Люди, жизнь которых вызывает восхищение у тех, кто знаком с их бытом и недоумение у тех, кто впервые слышит о них.
За воротами, взору представал светлый квартал из нескольких десятков похожих друг на друга таунхаусов. Таун-парк. Они стояли аккуратными рядами разделенные насаждениями редких экзотических растений. Квартал истинных и неподражаемых жителей орбитальной станции. Потомки тех героев, которые положили свои жизни на строительстве Порта триста с лишним лет назад. Которые сражались с рейдерами-захватчиками, посланными земными правительствами Нового Европейского Содружества, для того чтобы прекратить политическую и экономическую независимость только набиравшей тогда силы орбитальной станции. Теперь, Порт – отдельное государство. Конклав. На его территории действуют суверенные законы и их устанавливают члены Совета Управления станции. Именно их дома только что и остались немного позади Грека Маера. Глядя на них и на их молодых продолжателей рода, истинных неземных жителей, он почему-то подумал не о славных их предках, а о тех, кто на самом деле строил Порт и о тех, кто на самом деле с оружием в руках отражал атаки рейдерских отрядов. Сотни людей, инженеров, техников, монтажников, гибли на строительстве орбитальных уровней от разрушений непродуманных первых конструкций и от солнечной радиации, которую не могли остановить несовершенные и дешевые вакуумные костюмы. Строители гибли и позже. Еще несколько поколений они зарабатывали опухоли мозга, лейкемию и другие виды лучевых пороков на орбитальном строительстве. У их потомков и посейчас порой рождаются дети с генетическими мутациями. Вот кто должен был жить в этих таунхаусах и чьи дети должны сейчас нежатся в зеленой, пусть и искусственно выращенной траве. Только там живут не они, а те, чьи предки называли себя руководителями строительных секторов и даже возможно никогда в жизни не надевали тяжелые инженерные костюмы и не стояли не передовой с подручным оружием. Когда под видом беженцев, на временную передержку с Земли поднялись транспортные суда, а Порт отказал им в стыковке, те решили брать сектора на абордаж и в проломленные шлюзы и витражи, словно тараканы полезли бойцы в броне и с автоматическим оружием. Тогда люди сражались не за своих руководителей. Они прекрасно понимали, что никто не будет оставлять в живых свидетелей, даже простых рабочих, ведь операция по захвату была совершенно неожиданна для администрации и простых обитателей станции. Строители сражались за себя и за свои семьи. Они бесстрашно шли напролом, не боясь смерти, зная, что приказ у рейдерских отрядов был – в живых не оставлять никого.
Сейчас, на каждую семью членов Совета Управления, трудились сотни землян, принося им миллионные доходы и обеспечивая будущее им и их потомкам. Эти люди купались в роскоши, которой восполняли факт отсутствия под их ногами земной почвы, природной гравитации, настоящего ветра, гор, озер, рек и прочего всего, чего они оказались лишены по причине своего происхождения.
Их жизни хоть и были роскошны, но замкнуты, что впрочем, нисколько не удручало их, а даже наоборот позволяло верить в свою исключительность и непревзойденность. Члены их семей вращались в социуме себе подобных, ограничиваясь кругами общения лишь с другими членами семей Совета Управления. Исключения, конечно, составляли определенные фигуры земного мира, влиятельные чиновники НЭС и правящих корпораций, но это было больше в рамках их политической деятельности, чем дружественные беседы вечерами у камина. Новые брачные союзы создавались только внутри их малого круга. Главы семейств выдавали дочерей замуж и женили сыновей, не выходя за пределы Таун-парка. И как дико бы это не звучало, порою не было даже пренебрежения перед кровосмешением, так как попадание чужой крови в их касту, было намного позорней и совершенно неприемлемо.
Являясь единственным межпланетным транспортным узлом, Порт делал свою основную прибыль на аренде стартовых платформ, тракционов верфи и доков, транзитных складов и логистике космических перелетов. Так же Портом была полностью монополизирован кластер технического обслуживания, подготовки и экипировки космических судов. Порт был нужен Земле и Совет Управления это знал, а Земля платила, принося все больше и больше прибыли, заставляя станцию вкладывать эту прибыль в строительство новых технологических площадей, снова и снова призывая рабочий класс подниматься на орбиту из гравитационного колодца планеты.
Благодаря монополии, Порт разрастался с геометрической прогрессией. С каждым годом его площадь увеличивалась на сотни квадратных метров. Строительство новой инфраструктуры, расширение секторов не останавливалось ни на один орбитальный день.
Верхний уровень за последний год приобрел небо. Анимированная имитация небесной сферы, с белоснежными облаками и косяками перелетных птиц, конечно, не шла ни в какое сравнение с реальным небосводом Земли, но все же радовала глаз, особенно если сравнивать ее с предшествующей устаревшей голограммой, старые световые декорации которой напоминали неодушевленный рисунок, по-детски раскрашенный дешевыми красками. Еще год назад сквозь нее можно было рассмотреть протянутые вдоль потолка коммуникационные конструкции, а теперь над головами людей летают птицы и медленно дрейфуют перистые облака. Мало того, новейшая фемтосекундная технология творила чудеса перспективы восприятия, заставляя верить, что двенадцатиметровая высота потолочных сводов, на самом деле, бескрайние небесные просторы.
Командир Грек Маер, прошел через ворота, отделяющие сектор Таун-парк от остальных элементов инфраструктуры Верхнего уровня. Глаза еще слезились. Отчего они слезились? От обиды или от сканера?
От сканера. – Сказал он сам себе, хотя знал что это не так.
Трава и пальмы закончились. Мощенная камнем дорожка превратилась в структурированную бетонную поверхность, покрытую специфическим резиноподобным или латексным материалом. Белоснежные особняки остались позади. Впереди была главная станция внутренних коммуникаций, откуда можно было попасть на остальные два уровня станции. А можно было, купив место на транспортнике, первым классом, спуститься на Землю. И вот тут уже становилось людно. Однако, большое скопление народа не вызывало суеты и бестолковой мешанины, как это было уровнями ниже. Все кто обитал сейчас здесь, были работниками станции или ее посетителями желавшими воспользоваться услугами транспорта. Тут были только те, у кого был доступ на Верхний уровень, и любая попытка несанкционированного проникновения нарушителя без этого доступа жестоко каралась властями.
Обслуживающий персонал, которым посчастливилось работать на Центральной станции, были все одеты в дорогие строгие костюмы, все время и всем улыбались, были культурны и обходительны. Отряды правопорядка из службы СОП, бродили между залами ожиданий, классов разной комфортности, молчаливо зевая под шлемами своих экзокостюмов. Они были одеты в легкую броню белого цвета, а из оружия у них лишь болтались на поясах телескопические импульсные разрядники. В отличие от своих коллег с нижних уровней, которые носили среднюю и тяжелую амуницию и были вооружены силовыми щитами и в некоторых секторах боевыми штурмовыми винтовками, они больше напоминали вышедших на прогулку пенсионеров, чем представителей власти.
На входе в зал ожидания первого класса, который совпадал с терминалами посадочных платформ, Маер прошел через турникет и переслал девушке за стойкой регистрации, свои данные с делса на руке, для получения разрешения на то, чтобы покинуть Верхний уровень. Так требовал протокол. В отличие от Нижнего и Среднего, чтобы попасть туда, где живет элита, и работают только доверенные лица и организации, нужно было регистрироваться.
Одетая в синюю форму молодая приветливая девушка, в голубом берете с синими ленточками, вежливо улыбнулась, прочитав на своем небольшом проекционном экране полученные данные и, назвав его по имени, жестом руки показала на отрывшуюся створку турникета системы контроля управления доступом.
Он лишь молча, кивнул ей и прошел в зал ожидания. По всей длине стены находились большие черные кожаные кресла повышенной комфортности с массажными функциями, подогревами и охлаждениями, в центре зала полукругом стояли блестящие столики и мягкие диванчики вокруг них. Большинство мест ожидания было свободно, и Грек прошел мимо, остановившись у противоположной стены. Он не пошел сразу к лифтам. Посмотрев на табло с расписанием рейсов, он увидел цифры, показывающие общеорбитальное время. Пока еще можно было не слишком спешить.
Стена представляла собой огромный во всю длину витраж, через который открывался взор на правое крыло Порта, видимую часть станции внутренней коммуникации и купол Верхнего уровня, имитирующий небо.
Земли видно не было. Она находилась сейчас позади и относительно ее, все кто сейчас расположился в зале ожидания, были перевернуты вниз головой. Однако это совершенно не ощущалось, так как Порт обладал своим собственным искусственным гравитационным полем, и имел как верх, так и низ в человеческом понимании. Он вращался вокруг земли и вокруг своей оси и его «верх» и «низ» не всегда совпадали с «верхом» и «низом» на земле.
Все горело разноцветными огнями, рекламными голограммами, и кое-где местами виднелись вспышки строительных работ.
Транспортеры убывали и прибывали от станции Верхнего уровня, реже стартовали магистральные суда. Где-то вдалеке показалось, блеснув обшивкой корпусов модулей, в лучах Солнца, пузатое грузовое судно. Что-то меньшее, чем Пилигрим, какой-то модифицированный частный аппарат, предназначенный для транспортировки небольших малоемких грузов на небольшие дистанции.
Сейчас он запросит у диспетчера, разрешения на стыковку и тот сообщит ему номер пирса готового его принять. Потом докеры строго по номенклатуре, начнут разгрузку и сортировку груза на транзитные склады, а технические работники пирса проведут технический осмотр судна.
Грек, смотрел сквозь витраж на кипящую орбитальную жизнь и с грустью в душе вспоминал свою. В памяти начали пролетать отрывистые, но яркие фрагменты. Детство, он свое помнил плохо. Рожденный женщиной, которую никогда не видел, он, младенцем был подброшен ею к порогу приюта одной автономии, где и воспитывался до того момента пока получил гражданство Неополиса и сумел оплатить себе место на транспортнике до орбитальной станции Порт. И, как только его ноги коснулись холодного бетона его площадей, он с тех пор старался как можно меньше посещать Землю. Там остались не самые лучшие его воспоминания. Тирания со стороны педагогов приюта и интернаторов вкупе с издевательствами старших воспитанников, сделали для него эту планету чужой и возможность избавиться от нее, стало чем-то вроде светом в конце тоннеля.
Он не собирался становиться пилотом. Его мысли не стремились к подобным амбициям. Он просто бежал. Поднимаясь с поверхности Земли в первый раз, он едва не сошел с ума от страха, а его сердце ушло в пятки, когда транспортник оттолкнулся всеми четырьмя турбореакторами от стартовой платформы и взмыл вверх со скоростью шестьсот километров в час.
Это было смутное время. Неополис только становился «центром мира» и его влияние на Совет Управления станции было еще не настолько политически сильным, чтобы те считались с ним. Поэтому мелкие компании созданные членами внутреннего круга орбитальной станции, еще эксплуатировали мелкие суда в коммерческих целях и не оказались вытесненные монополистами Земли. Чтобы попасть работать на такой борт, специальной лицензии никто не требовал. Все было закручено как в старые добрые времена – опытный пилот учит новичка и со временем, налетав определенное количество часов, он рекомендует его на свое место. Попасть на один из ремонтных буксиров оказалось делом случая. Рассмотрев в незнакомом молодом, но упорном и нагловатом парне, какой-то потенциал, матерый пилот взял его себе в ученики. Так началась его карьера.
Спустя десяток лет, Неополис и Колониальная Федерация подмяли под себя все. Однако, они не смогли сломить суверенитет Порта, потому пошли другим путем, вытеснив с рынка всех конкурентов, эксплуатирующих космические суда и занимающиеся транспортировками грузов и пассажиров. Давление было оказано как раз на недостаточную квалификацию профессиональных кадров и отсутствие технических требований и требований безопасности к судам и регламентам полетов. Многие пилоты перешли в их дочерние компании, но им пришлось заочно заканчивать академии, чтобы подтвердить свои квалификационные навыки. Так поступил и Грек Маер. К тому времени он был уже состоявшийся личностью и стал главным кандидатом на место первого пилота, в отборе кадров для громкой научной экспедиции к Меркурию. Главной задачей экспедиции, была установка на северном полюсе планеты сверхпрочного и сверхчувствительного сенсорного оборудования для сканирования активности солнечной мантии и фиксирования коронарных выбросов. С технической точки зрения, это был многообещающий проект, который в случае успеха позволил бы практически в реальном времени изучать звезду с расстояния менее чем в два килопарсека. На практике же ученых ждал полный провал. Грунт поверхности Меркурия оказался крайне неустойчивым к бурению. Огромные температурные колебания от трехсот восьмидесяти градусов выше нуля до двухсот семидесяти градусов ниже нуля по Цельсию, превратили и без того пористую вулканическую породу, в рыхлый шлак, словно готовый в любой момент, как только лучи Солнца озарят его вновь, размякнуть и закипеть. В итоге, диффузор, в который помещалось основное оборудование, все же был установлен, но один из инженеров, принимавших участие в монтаже конструкции, получил серьезные травмы и весь оставшийся путь до Порта провел в гибернации под медикаментами. А через месяц, по земному времяисчислению, сваи удерживающие диффузор провалились в грунт, уничтожив и дорогостоящие сенсоры. Но речь не о том.
Хотя, для Научного сообщества это и был еще один очередной провал, Грек Маер все же умудрился вернуться из экспедиции героем, что собственно и положило начало его бурному карьерному росту. Перестроенный для длительного полета Пилигрим, в какой-то момент по пути домой в аварийном режиме начал сбрасывать энергию реактора, предназначенную для обеспечения безопасности и жизнеобеспечения экипажа. Ошибка системы, которую впоследствии спишут на разработчиков внутрипланового интерфейса полетов, на скорости почти пятьдесят тысяч километров в секунду, привела к отключению на некоторое время защитного внешнего электромагнитного экрана, оберегающего модули от контакта с микротелами, которые невозможно отследить радарами. Пыль – каменные крупицы размером не больше одного миллиметра в диаметре, возникшие горстью из пустоты, атаковали модуль управления и прошли сквозь судно до самого реактора, не повредив его лишь благодаря особо прочной защите корпуса из титано-никилиевого сплава и высокому электромагнитному излучению, поспособствовавшему замедлению движения металлизированных частиц.
Маер помнил, как это произошло. Его командир, нес плановую семнадцатичасовую вахту и находился в кабине пилотов модуля управления Пилигрима. Когда система соты начала аварийное отключение режимов сна, по всем помещениям сигналили световые тревожные сенсоры и звуковые предупреждения. Ошарашенные люди, вываливались из капсульных блоков в полном недоумении и не могли в одно мгновение прийти в себя, чтобы осознать всю серьезность произошедшего.
Грек и еще кто-то, первыми, на ватных ногах, двигаясь на ощупь руками по переходам, из-за помутнения в зрительном восприятии после сна в сотах, вломились в кабину пилотов. Командир сидел в кресле первого пилота и кисти его рук сжимали подлокотники с такой силой, что казалось, сейчас затрещат сломанные фаланги. Он весь трясся, издавая жуткий гортанный звук, перекрикивающий даже звуковую аварийную сигнализацию. Маер, еще совершенно не понимая, что происходит, но ощущая всеми внутренностями своего тела, что случилась беда, наорал на кого-то из техников, чтобы не мешкался, а начинал полное сканирование судовых систем, сам же развернул кресло первого пилота и командира в нем к себе лицом.
Немолодой мужчина, имеющий огромный статус уважения в коллективе и которому на борту подчинялся каждый беспрекословно, сейчас беспомощно смотрел на молодого пилота Грека Маера стеклянными непонимающими и налитыми кровью глазами. Его рот был открыт и, казалось, что открыт неестественно широко. Из горла все еще доносились пугающие хрипы, а цвет кожи стал ярко багровым. Голова на слишком вытянутой шее, постоянно пыталась склониться на бок, но резко делая редкие вдохи, командир снова возвращал ее в прямое положение. По ногам и спине Маера пробежал ужас. Он приложил пальцы к его набухшей артерии на шеи и понял, что сердце командира работает с такой бешеной скоростью, что его миокард вот-вот не выдержит. Кто-то что-то спросил позади него, кто-то воскликнул от ужаса. И только теперь Грек увидел, что на его лобной части лица, от границы роста волос до переносицы тянется странный неправильной формы бугорок, на котором выступили три капли крови.
Тут же один из техников доложил, что Пилигрим медленно, но теряет давление и Маер повернулся к главному витражу кабины пилотов. Хаотичная россыпь микроотверстий, практически незаметная человеческому глазу, покрывала площадь прозрачного экзоматериала, именно в той части, за которой располагалось место первого пилота. Потом поступил доклад о том, что пропало защитное экранирование судна.
Командир той экспедиции прожил еще двенадцать минут, прежде чем его сердце остановилось. Запястья, обхватившие подлокотники кресла так и не удалось разжать, чтобы перенести его в медицинский блок технического модуля. Хотя ему уже вряд ли что-то могло помочь. Из горсти, на редкость прочных песчинок, дрейфующих в глубоком космосе возможно миллиард уже лет, в него попало три. Они прошили его голову насквозь. Прошили подголовник кресла, дверь кабины пилотов, пролетели сквозь весь бытовой модуль, а в техническом, большинство почему-то изменили траекторию и, пробив потолок, снова устремились в космос. Остальных же остановила сверхпрочная панель обшивки реактора.
Почему упал экран, как впрочем, и почему система жизнеобеспечения начала бить тревогу только после того, как произошло столкновение с космическими телами, разбираться было не когда, но после перезапуска системы, экранирование восстановилось.
Грек Маер, согласно регламенту, принял на себя командование судном и экипажем. Чтобы устранить пробоины, он приказал начать торможение, потому что, чтобы исправить то, что натворили миниатюрные пылинки, необходимо было выйти наружу, а на такой скорости этого было сделать невозможно. Это происшествие он помнит всегда. До сегодняшнего дня он вспоминал о нем потому, что кресло, в котором погиб тогда командир Пилигрима, было креслом первого пилота ‒ его креслом, и во время вахты, только он и командир могли сидеть в нем, а значит и он тоже мог стать жертвой тихого отказа экранирования. А еще он помнит этот случай по тому, что Колониальная Федерация и Всемирное Научное Сообщество сделали из трагической смерти командира экипажа новостное шоу, а из действий Грека Маера, которые и без того предусмотрены штатным регламентом, героический подвиг, затмив тем самым позорный провал основной миссии перед общественностью.
Лицо умирающего командира снова предстало перед глазами. Грек помнил все. Все до мельчайшей детали. До последней капли пота, выступившей на его лбу и в момент остановки сердца, мгновенно пропавшей. Его сердечный ритм, хрипота, редкие резкие вздохи и непонимающий ужас в стеклянных налитых кровью глазах.
А не будет ли его смерть похожа на эту? Что случится с ним, когда, как сказал Альберт Малагвинов, кровеносный сосуд в его мозгу лопнет. Неужели ему предстоит закончить так же? Какая разница между микроастероидом проделавшим тоннель в голове через мозг и обширным инсультом? Вряд ли если она есть, то очень ощутимая! Было бы неплохо знать заранее, когда этот сосуд решит порваться и за несколько минут до этого пустить себе пулю в лоб.
Грек грустно усмехнулся сам себе, глядя, как стыкующийся Пилигрим выбросил очередные несколько струй сжатого газа, направляя свое грузное тело в тракцион. В последнюю секунду реактивная тяга маневровых двигателей сработала на гашение заданного движения, но судно вместо того, чтобы замедлиться, начало разворачиваться по оси. Самая распространенная ошибка пилота при стыковке с пирсом. Казалось, все было сделано правильно, и Пилигрим должен был синхронизироваться с орбитой станции, но периодические выбросы газов при работе пневматики на стыковке, совпали с тягой гашения, придав судну дополнительное ускорение. Дальнейшая работа маневровых двигателей могла только усугубить ситуацию, так что пилоты получили команду от диспетчера пирса не предпринимать никаких действий, а из одной из технологических ниш, тут же вынырнул беспилотный корректировщик и, присосавшись к передней части судна магнитными стропилами принялся исправлять ситуацию.
Сейчас он командир космического судна и работает на одну из крупнейших компаний на Земле, владеющей самыми современными технологиями полетов в Порту, а так же рудодобывающими шахтами в разных колониях. У него есть уважение и определенный статус. Но кем он станет, если перестанет летать? Ответ на этот вопрос жег сердце. Он боялся отвечать на него, хотя сам его и задавал. Да проще издохнуть в кабине пилотов, схватившись за подлокотники кресла, чем признаться себе и другим, что он бросает летать!
Он вздохнул, и твердо решил для себя откинуть раз и навсегда мрачные мысли, забыть обо всем, что ему наговорил Альберт и положиться на судьбу и свою команду. Он оторвал взгляд от Пилигрима, наконец-то завершившего стыковку и, высоко подняв голову, под электронный голос оповещения о начале какой-то посадки на соседней платформе, направился к лифтам. Там уже собралась небольшая очередь всех тех, кому нужно было попасть в Нижний уровень.
* * *
Станция Нижнего уровня кардинально отличалась от Центральной станции на Верхнем уровне, как по своей инфраструктуре, так и наводняющими ее обитателями. Здесь уже не было того размеренного и спокойного образа жизни. Здесь была одна большая пестрая толпа, сквозь которую, расталкивая щитами, двигались патрульные отряды Службы обеспечения правопорядка – СОП. По три человека, в черных бронированных экзокостюмах и всегда находящихся наготове для предотвращения любых противоправных действий со стороны толпы. Воздух спертый, а запах чего-то технического и горелого в сочетании с запахом человеческого пота, перебивали только запахи еды из передвижных закусочных. Вентиляционные системы, работая на полную мощность, явно не справлялись со своей задачей. В залах ожидания, в которых и намека не было на какие либо удобства, периодически можно было наблюдать спящих в креслах пьяных или под действием импульсных наркотиков мужчин и женщин. Время от времени патрули правопорядка отыскивали их в толпе, поднимали под руки и уводили в неизвестном направлении. Стоял шум слившихся в один постоянный гулкий звук, кричащих человеческих голосов, что невозможно было услышать свой собственный голос. Лишь системы оповещений электронными голосами выделялись из общего плотного гама заполняющего огромные помещения залов станции двадцать четыре часа в сутки.
На станции Нижнего уровня, было только одно место, где можно было спокойно посидеть и расслабится, перекусить более или менее нормальной пищи, выпить и поговорить в тишине, отстраненной от невыносимого гула общих залов. Естественно, вход в это заведение был ограничен администрацией, которая, переживая за порядок, установила правила для посетителей, и войти туда мог лишь тот, кто имел карту пилота или являлся владельцем космического судна. Туда и направился командир Грек Маер.
Расположившись на диванчике за столиком, он выбрал в раскрывшемся над столом проекционном меню чашку натурального кофе и его делс едва слышно пропищал уведомление о списании средств со счета. Цена, за которую это заведение предлагало кофе, была в четыре раза выше, чем на Земле или во многих других заведениях уровня. С другой стороны, покупать субститураты, выдаваемые за натуральные продукты, ему не хотелось. Тут, по крайней мере, все честно: хочешь реплику, пусть даже практически не отличимую по вкусу, цена одна; хочешь оригинал – плати соответственно больше.
Ожидая заказ, Грек подпер рукой подбородок, стал смотреть через прозрачную стену на то, что происходило в центре станционной площади.
В главном зале, в полумраке слабого освещения, под огромным экраном, показывающим расписание движений транспортников, в самой гуще столпившегося народа, происходило движение. Сначала один, потом другой, а потом и сразу несколько человек, махая руками и роняя поклажи, вылетали и падали. За ними в образовавшуюся брешь вывалился огромный бугай и едва держась на ногах от выпитого алкоголя, стал орать и махать огромными кулаками, целясь без разбора в толпу, которая волнами принялась шарахаться от него. Он явно был в состоянии помутнения рассудка и слабо понимал, что происходит и что творит. Кто-то попытался его успокоить, но тут же, получил сногсшибательный удар по голове. Завыла тревожная сигнализация и на место происшествия бегом стали прибывать отряды поддержания правопорядка. Окружая его, они все же опасались подходить на расстояние удара и, образовывая круг, снимали с пояса и раздвигали в длину телескопические шокеры. Нарушитель порядка стал метаться от одного врага к другому, все время, оборачиваясь и видя, что его берут в кольцо. Какой-то один выпад и бойцу отряда пришлось закрыться щитом. Кулак ударил по прочному пластику с такой силой, что тот едва устоял на ногах, отскочив на несколько шагов. Другой, подобрав момент, вонзил жало разрядника в бедро амбала и выпустил в его тело разряд электрического тока в несколько тысяч вольт. Громила упал на одно колено и завыл нечеловеческим голосом. Двое бойцов, оказавшихся сзади, тут же воспользовались моментом и накинулись на него со спины, нанося удары и стараясь угодить в голову и шею.
Один из патрульных СОП, тот, что находился немного в стороне, между борющимися с амбалом своими сослуживцами и толпой, как бы для предотвращения постороннего вмешательства в процедуру задержания, видя, что нарушитель, закрываясь руками, все еще стоял на одном колене и выносил удары, бросился на помощь. Удары сыпались на него такие, что любой другой человек давно бы потерял сознание. Но только он оказался достаточно рядом и занес для удара свой щит, нарушитель вдруг убрал руки из-за головы, и что было силы, ударил бойца в грудь, немного привстав с колена. Тот не ожидая ничего подобного, кубарем отлетел к стене, растеряв и щит и шокер. Однако удары по голове, каждый из которых выдавал еще и короткий импульсный разряд, сделали свое дело. Нарушитель упал, но продолжал выть и орать, и один из патрульных, придавив его сверху щитом, все еще пытался ужалить дубинкой снизу. К ним отдышавшись, подошел боец получивший удар в грудь, и, пребывая во власти обиды и злости, немного разбежавшись, что было сил, нанес нарушителю удар ногой, в мощном черном ботинке, по лицу после которого тот сразу затих и обмяк, потеряв сознание. Они надели на него наручники, и вчетвером взяв под локти, поволокли к выходу из зала, оставляя на полу, темно-кровавый след.
Постепенно толпа, снова поглотила образовавшийся свободный круг на месте происшествия и через несколько секунд тишины, снова слилась в едином потоке голосов, тут же забыв о случившемся.
Смотреть больше было не интересно и Грек, отвернувшись, принялся пить свой кофе, принесенный официантом пару минут назад. Еще через пару минут двери распахнулись, и внутрь вошла высокая женщина с повязанным на голове платком. Она прошла через зал и аккуратно присела напротив Грека.
– Мне тоже кофе. – Она сняла платок и на ее плечи упали черные вьющиеся волосы.
Грек усмехнулся и, вызвав меню, снова сделал заказ оригинального напитка. Он пригласил, ему и платить.
– Здравствуй, Лена. Принесла журнал?
Женщина достала из сумочки документальный гибкий планшет и протянула.
– Хорошо. Как девочки? – Он включил его касанием пальца и стал листать.
– Нормально. С бабушкой, как всегда. – Она положила локти на стол и недовольно посмотрела на собеседника. – Вылет послезавтра, Грек, я могла бы еще сутки быть дома.
– Я знаю, мне пришлось тебя просить забрать его, я сам не смог.
Она вдруг прищурила глаза, всматриваясь в лицо Грека и понимая, что что-то в нем сегодня не так.
– Что-то случилось?
– Я был у врача. – Он сделал глоток.
– Из-за глаз? – Она знала, что он периодически страдает приступами ухудшения зрения во время полетов, но тщательно это скрывает, боясь показать свою слабость другим.
– Я думал, может зрительные импланты мне установит.
Подошел официант и подал еще одну чашку кофе на блюдце.
– Поставил? – Лена открыла сахарницу и, зачерпнув маленькой ложечкой, белый порошок, вкус которого был почти идентичен вкусу натурального сахара, высыпала его в чашку и стала размешивать круговыми движениями.
– Он сказал, что мне нельзя летать.
– Нельзя летать? – Она постучала ложечкой о край чашки и положила ее на блюдце.
– Нужна какая-то операция и потом нужно будет беречь голову от перепадов давления. Какая-то болезнь…
– Какая еще болезнь? – Она скосила на него недоверчивый взгляд. – Я думала дело в глазах?
– Я тоже так думал. – Он развел руками. – Оказалось, что у меня в мозгу сосуд, который может лопнуть! – Маер усмехнулся. – В общем, сказал, что категорически нельзя летать.
Лена была его первым пилотом уже почти семь лет. За то время, что они знакомы, он научился доверять ей, так как никому другому. Он никогда не рассказал бы кому-то еще о том, что у него в мозгу «бомба замедленного действия», но она, как он решил, должна была знать об этом. К тому же ей не нужно было говорить о том, чтобы она не распространялась о той или иной информации. Маер был уверен, что то, что знает он и Лена, будут знать только он и Лена. Однако, его немного задела та безразличность с которой она отнеслась к его откровению о болезни. Показалось, что ей как будто совершенно безразлично на то, что ее командир может погибнуть во время первого же разгона.
– А что ты сам думаешь? – Она снова сделала глоток.
– Мне плевать, что и кто там говорит… Послезавтра у нас вылет. Может быть, достаточно важный вылет. – Последняя фраза была сказана не без иронии.
– Вот теперь я узнаю командира Маера! – Она привстала и по-мужски хлопнула его ладонью по плечу. – Ты нашел второго пилота?
– Да… – Грек Маер как-то загадочно улыбнулся, а Лена вопросительно смотрела на него.
– Думаю что нашел.
– Думаешь?
– Помнишь того парня, которого спящего в контейнере к нам докеры загрузили?
Лена нахмурила лоб, на секунду задумалась, вспоминая, но тут же, оживилась вспомнив.
– Грек, да это когда было? И он зеленый совсем!
– Это было три года назад. Я его устроил техником на один из Пилигримов Колониальной Федерации.
– Ну не знаю… – Видно было, что такая новость немного шокировала ее. – Может, кого-то из более знакомых кандидатов подберешь? Например…
– Лена, я уже все решил. – Он перебил ее, не желая слушать о том, кого она хотела бы видеть на месте своего помощника. – Я думаю, он готов.
– Готов так готов, тебе решать. – Она выдохнула и, опершись руками о колени, поднялась. – Я еще тогда тебя хотела спросить, зачем он тебе? Почему ты ему помог?
Грек посмотрел задумчиво в окно на немного опустевшую площадь, а потом снова повернул взгляд на своего первого пилота и улыбнулся.
– Он мне кое-кого напомнил.
В ответ Лена покачала головой и усмехнулась.
– Как скажешь. – Интонацией голоса она показала Маеру свое недоверие к его выбору и то, что ее профессионализм не собирается мириться с присутствием в команде дилетанта, каким она считала новую кандидатуру командира на место второго пилота.
Лена всегда отличалась прямолинейностью. Она говорила только правду и только в глаза, за что Грек уважал ее еще больше и соглашался мириться с ее своенравностью и сложным характером бунтарки.
С другой стороны, командир-то он… не она! Решение все равно за ним, нравится ей это или нет. Маер считает, что парень ему нужен, значит, Лене придется смириться. Просто она, должно быть, хотела видеть рядом с собой кого-то еще. Кого-то, может быть даже, конкретного. Обойдется.
Грек кивнул ей и немного улыбнулся по дружески, не как подчиненному.
– Ладно. – Он привстал и махнул рукой, подзывая официанта и давая понять, что разговор окончен. – Ты давай иди. Увидимся послезавтра на пирсе. У меня сейчас еще одна встреча тут. – Он поднял со стола бортовой журнал и спрятал во внутреннем кармане куртки.
Глава 4
Я Корин Ройа и это моя история
Вы любите смотреть на звезды?
Я знаю о звездах все! Когда-то, я мог часами, лежа в густой траве, смотреть на ночное небо. Я с самого детства знал наизусть каждое созвездие и многие звезды. Вот Большая медведица, вон там Орион, а это Кассиопея. Та яркая Альфа Центавра, Сириус, Венера, а вот это скопление ‒ Плеяды. Еще Пояс Астероидов: Троянцы, Спартанцы и главный большой пояс. Я всегда знал, что когда-нибудь, придет время и я стану пилотом. Пилотом, какого ни будь большого космического судна и отправлюсь покорять вселенную. Один из первых ступлю на невиданные планеты, с командой таких же безумных романтиков и мы откроем новые цивилизации и далекие миры. Я вынашивал эту мечту в своем сердце с тех пор, как только понял своим детским наивным сознанием, что такое Космос, Солнце, Галактика, Вселенная.
Со временем, казалось, детские мечты должны были потускнеть, уступив место взрослым реалиям жизни. Но только не со мной. Я был просто одержим космосом. Ничего не признавая кроме желания оказаться на орбите, я считал, что смысл моей жизни только в одном – стать пилотом. А может быть я просто так и не повзрослел.
Я считал, что именно это и есть мое призвание и если не так, то лучше и вообще никак! Я обклеивал свою комнату постерами с изображениями планет, собирал макеты Пилигримов и СИД, подвешивал их под потолком. Макет Сатурна с точным количеством спутников, сделанный из корпуса сельскохозяйственного метеозонда, служил мне ночным светильником.
Родители сначала не обращали внимания на подобное увлечение, считая все это детской глупостью, но когда, заканчивая последний учебный год в средней школе Варны, я однажды заявил, что хочу поступать в Высшую Летную Академию, отец пришел в ярость. Оказывается я наследник фермера! Не пилот! Мое место тут. Тут! Тут, где работали мой дед и мой отец.
В итоге, назло отцу, которому оказалось проще отречься от сына, чем признать мое право на собственный выбор, я все же поступил в Летную Академию Неополиса. Как? Об этом я еще успею рассказать, а сейчас о другом.
И да, это был лучший день в моей жизни. Первое парадное построение курсантов. Новая выданная синяя форма с логотипом академии, которая так и кричала всем, кто ее видел на мне: смотрите – элита, будущий пилот! Где бы я ни оказывался, взгляды всех присутствующих девушек были обращены на меня… или мне так хотелось думать. Как же я был горд!
Но очень скоро, я начал понимать, что этот мир принадлежит далеко не мне и не таким как я. Живя в заточении Холмова, я и не видел по сути других людей кроме своей семьи и наемных работников фермы. Ну, были и соседние фермеры, были приезжие скупщики, но все они были словно шаблонными персонажами моей жизни, на которых будто уже заранее было написано «хороший – плохой», «жадный – хитрый». В академии, я познавал жизнь исключительно на собственных ошибках. В моем новом мире, интриги и предательства были обычным делом среди курсантов, получивших воспитание в крупных городах. И причем, чем старше мы становились, тем жесточе становились способы достижения целей.
Жизнь и все ее высшие блага, оказалось, принадлежали тем, у кого было больше денег и власти. Понимание того, что мои детские мечты, возможно, будут сбываться для кого-то, кто имеет влиятельных родителей, гложили мое самолюбие на протяжение всего пятилетнего срока, проведенного в Академии. А когда дело дошло до распределения, я получил назначение в резерв второго пилота на мусоровоз в клининговую компанию занимающуюся вывозом бытовых отходов с орбитальной станции Порт.
В резерв! А это означало, что необходимо было ждать фактического освобождения вакансии. Однако я был рад и этому. Я готов был ждать, ведь я грезил сесть в кресло пилота космического судна.
Благодаря своему отцу, я не вернулся на родительскую ферму, ждать назначения. Я принял решение. Связавшись с матерью, я попросил у нее денег. В последний раз. Она плакала, просила не делать этого, умоляла приехать домой, вернуться, но перевод отправила. Денег мне хватило, чтобы приобрести посадочное место на транспортнике, поднимающемся в Порт.
Модуль оторвал меня и еще пару десятков пассажиров от поверхности Земли со скоростью в шестьсот километров в час. Когда, сначала мое тело обхватил жесткий и старый антиперегрузочный парк, встроенный в пассажирское кресло, а потом стала создаваться иллюзия плавного в него погружения, я вдруг ощутил разницу реального полета от полета в симуляторе.
Благодаря парку перегрузка не взбила мой мозг, словно шпинат в блендере, но с непривычки меня дважды едва не вырвало. И, наверное, вырвало бы, не будь в моем желудке совершенно пусто.
Больше я на Землю так и не вернулся. Больше никогда не ощутил кожей своего тела солнечное тепло, настоящий ветер, запахи цветов, зелени скошенной травы и навоза, которыми пропах Холмов и его фермы. Больше никогда не видел мать. Я решил, что должен доказать отцу, который с пеленок видел во мне лишь фермера, своего наследника и продолжателя семейного дела, самостоятельность и независимость своей личности, доказать, что я могу стать успешным в этой своей жизни, не ковыряясь в навозе и не перекладывая тюки сена с одного места на другое.
И вот, орбитальная станция Порт, встречает меня сквозняками тесных переходов, переполненными залами ожидания, спецификой технологических запахов и запахами портовых забегаловок, а так же людской злостью, ненавистью и осознанием того что я ничтожество. Все теперь было по-другому. Все вокруг казалось ненастоящим. Постоянное эхо в голосе, внезапные раскаты электронных служб оповещений в секторах, обрезиненные полы, металлы, полимеры. Частые сбои в работе полимагнитного ядра станции, иногда заставляли думать, что пол выскальзывает из-под ног, или проваливается, и я едва мог удержать равновесие.
Работу я нашел быстро. В доках и верфях нижнего уровня, вакансий было предостаточно. Опасные и вредные профессии ждали своих героев. Впрочем, я долго не выбирал. Зная, куда заходит на погрузку «мой» мусоровоз, первым делом я отправился искать работу именно туда и без труда получил должность оператора технической сцепки. А уже на следующий день, мне выдали желтый комбинезон, голографический пропуск на шнурке, чтобы вешать на шею, а потом провели инструктаж и показали объем работы.
Вонь там была адская, а график практически не оставлял шансов на личную жизнь. Желающих делать эту работу особенно не было. Прошлый работник погиб прямо в операторской будке. Задохнулся, когда докеры откачали воздух с погрузочной платформы, чтобы открыть шлюз. Его баллон с дыхательной смесью оказался не заправлен. Может по его собственной забывчивости, а может просто дал течь, не важно, но из операторской будки, которая тоже оказалась не герметичной, воздух вылетел в вакуум за несколько секунд, а мог бы его спасти.
В мои обязанности входила погрузка контейнеров с уже отпрессованным мусором, на борт судна. Сложного не было ничего. Цепляй из своей будки манипулятором контейнер и тащи его к аппарели. Ставь на салазки, отцепляй и тащи следующий. Перед каждым шлюзованием не забывай надевать маску с баллоном дыхательной смеси и поддерживай его всегда заправленным. Давление должна была сохранять сама операторская будка, но старые уплотнители плохо держали воздух внутри. Кое-как выравнивал давление и технический комбинезон, но лучше было не проявлять в нем особую активность, так как на него тоже надежды особой не было, а пока шлюзование не завершалось, комбинезон раздувался, словно воздушный шар, в нескольких местах перетянутый суставными скобами.
На деле все оказалось гораздо хуже. Прессовочный и сортировочный цеха были позади технического пирса и, как оказалось, в мои обязанности входила работа и там. Кадров не хватало, а мусоровоз приходил один раз в сутки. Так что руководство без дела сидеть не позволяло.
Первые несколько месяцев работы, мой бунтующий разум искал выхода из этой помойной ямы. Первый же свой заработок я потратил на старенький наручный делс, купленный мной в Центральном Коллекторе Нижнего уровня у какого-то маргинала, который, скорее всего, потратил вырученные средства на импульсные наркотики. Устройство, без сомнений было краденное и перепрошитое, но меня это мало тревожило. Используя внутреннюю общественную сеть Порта, я принялся отправлять заявки во все компании занимающиеся эксплуатацией космических судов. Я готов был работать даже в доках, где-нибудь на экипировке, лишь бы моя деятельность непосредственно была связана с эксплуатацией модулей, аппаратов и самих судов. Но компании, имеющие в штатах пилотов, отвечали мне отсутствием вакансий, а те, что обслуживали и осуществляли ремонт судов, сообщали о не подходящей квалификации.
Спустя какое-то время пришло отчаяние. Но благодаря адскому труду на сцепке и сортировке, я забывался, а потом убеждал себя, что нужно только подождать. Придет время и мой резерв превратится в реальное назначение. А спустя еще примерно год, наступило полное безразличие и смиренность перед той жизнью и судьбой, которая меня поглотила и, измазав помоями, сделала, казалось навсегда, своим рабом.
Мусоровозом был старый модифицированный Пилигрим. Двухреакторная неуклюжая и пузатая посудина. Его двигатели издавали оглушительный гул, который рассыпался по воздуху в промежутках между шлюзованиями и по металлу стен все время, что он был тут, а усыпанная клепаными заплатами серая обшивка гремела и скрежетала при вхождении в шлюз. Погрузочная рампа у него располагалась в носовой части и, стыкуясь с пирсом, он заводил внутрь и кабину пилотов на втором ярусе. После шлюзования оба пилота выходили и по верхнему переходу шли на станцию по своим делам в ожидании окончания погрузки. Времени у них было около трех часов.
Каждый раз я смотрел на них и мечтал. Как они выходили, как запечатывали технологический люк за собой. Иногда они шли и молчали, а иногда о чем-то говорили. Вот бы услышать, о чем! Но я не слышал. Общий шум и то, что они шли по верхнему ярусу пирса, не давали звуку их голосов добраться до моего рабочего места. Но я знал и верил, что однажды, тот старый, в синей куртке, уйдет на заслуженный отдых по выслуге лет, а второй пилот будет назначен на его место. Вторым же должен буду стать я. Я же в резерве! И придет время, когда я буду так же надменно как они поглядывать сверху на докеров в оранжевых комбинезонах, пахнущих помоями и будто смотрящих на весь остальной мир из глубокой мусорной ямы.
Прошло два года. Целых двадцать четыре месяца и несколько недель, я ждал своего назначения, таская контейнеры с отходами и помогая другим рабочим на сортировке. Смена длилась по двенадцать – пятнадцать часов. Домой, в свою комнату в Центральном коллекторе Нижнего уровня станции, я приходил не чувствуя ни рук ни ног. Я просто падал и спал, порою даже пренебрегая всякой гигиеной. Да что там говорить, последнее время я совершенно забыл о том, когда последний раз принимал душ. Редкие вылазки с товарищами по пирсу в портовые бары радовали дешевым алкоголем и безвкусной субститурированной едой, а по утрам редких выходных, разрывали голову на части похмельной болью.
И вот, в один прекрасный день, нажимая на джойстик регулировки стыковочного моста в своей кабинке и направляя сцепку траулера к рампе мусоровоза, я заметил какие-то изменения.
Пилоты. Сразу и не понять в чем было дело! Они как обычно, как и каждый раз, покинули кабину Пилигрима, набрасывая на ходу куртки, шли прочь от помойного пирса в ближайшую закусочную или кафетерий, а может просто по своим делам. Но… того старого, первого пилота, уже не было! Вместо него, командиром экипажа, был второй пилот, а на его месте, судя по всему, был кто-то еще. Кто-то новый! Как же так? Неужели они взяли кого-то вместо меня? А может мне только показалось? Расстояние-то до верхнего яруса не маленькое.
Но мне не показалось.
По телу пробежала дрожь. Я бросил джойстик и, хлопнув железной дверью своей будки, бегом рванул прочь с пирса наперерез пилотам, туда, где два уровня сливаются в один. «Эй! Ты куда! А ну вернись на свое место!» – кричал мне вслед старший докер, но я его не слышал.
В самом начале прессовочного цеха там, где вонь была еще не совсем резкой, где по одному переходу можно было попасть в административный блок и бытовой корпус, по другому выйти на станцию, я остановился и прижался к стене около спуска со второго уровня. Вот они подходят. Через несколько секунд пройдут мимо меня. Тот, что был вторым пилотом, уже поменял нашивку на куртке, а вот его новый напарник… совсем молодой парень, где-то моего возраста, проходя мимо меня, вдруг остановился и вытаращился удивленными глазами. Я оцепенел еще сильнее. Его лицо оказалось до ужаса знакомым.
– Корин? – Парень вскрикнул, улыбнулся и показал на меня пальцем. – Точно, Корин! Глазам не верю! Это и в правду, ты? – Он жестом показал первому пилоту, что должен ненадолго задержаться.
– Ты его знаешь? – В голосе нового первого пилота, звучало какое-то презрение.
– А! Это Корин. Мы вместе учились в академии! – Он посмотрел сначала на него, потом снова на меня.
– Ладно, догонишь. – Пилот засунул руки в карманы куртки и безразлично отвернувшись, пошел к переходу на станцию.
А я раскрыл рот и хотел сказать, что-то, ответить, но осознав, что стою перед ним в грязном желтом комбинезоне, обросший небритый и воняю помоями, просто не мог вымолвить не слова.
– Ты меня что, не узнал? – Он засмеялся и видимо хотел протянуть мне руку, но подумав, что потом ее долго не сможет отмыть, осекся. – Это я, Артур!
Конечно, я его узнал. Он учился курсом младше, и мы были соседями в академическом жилом корпусе. Наши комнаты располагались в одном крыле на этаже. Мы часто проводили вечера в одних компаниях и посещали одни и те же студенческие заведения. И вот он пилот. Он, кто еще не выпустился из академии, когда я был уже в резерве. В резерве! На этот сраный мусоровоз! На мой, сука, мусоровоз! Почему!? Почему он пилот, а я нет?!
– Представляешь, у меня сегодня первый день после резерва! Я наконец-то дождался! А ты? Ты что еще в резерве? – Он даже не насторожился, что я просто как истукан стоял перед ним и не говорил ни слова.
От стыда мне хотелось в тот момент выброситься из шлюза. А он? А он был счастлив. Он весь светился от радости, от того что наконец стал пилотом. Я вздохнул. Вся моя жизнь за секунду превратилась в ни что. Вспомнился почему-то отец. Может он был прав? Наверное, и в самом деле, не стоило мне рваться в академию, не имея за плечами богатых родителей. А у этого-то Артура, мать, по-моему, сидела где-то в правительстве Неополиса!
– Прости, Артур, мне нужно идти. – Сознание вернулось и, я просто ушел, оставив его у переходов стоять в недоумении и вообще непонятно что обо мне думать!
Я направился в бытовой корпус, к раздевалкам.
А что я должен был ему рассказать? Что мне прекрасно живется? Что работаю мусорщиком в самой клоаке технологических пирсов, в то время как имею лицензию пилота космического судна? Что живу в комнате, где из удобств только кровать, с которой у меня свисают ноги если их не поджимать, а если вытянуть руки в разные стороны, то упрусь пальцами в обе стены? Что вчера на сортировке, мне в лицо из контейнера, брызнули жидкие помои потому, что в прессовочном цехе их плохо спрессовали, а я даже не умылся после этого, потому что я уже к ним равнодушен? А потом, наверное, нужно сказать, что это он виноват в том, что мне и дальше придется жить в дерьме и что это он занял мое резервное место на мусоровозе! И он ничем не лучше меня, только потому, что его родители богаты, и он вырос не на ферме в захолустье, а Мадаре Неополиса! И зачем вообще, таким как он, работать на космических судах? Когда-то я этого не знал. Теперь знаю. Опыт работы на орбите, в профессиональной среде, в структуре серьезных организаций, дает определенный статус на Земле в будущем. Это престижно, это открывает некоторые новые возможности, это делает тебе уважение. Такие как он, никогда не планируют навсегда связать свою жизнь с космосом. Для таких как он, космос, просто выгодная ступень в жизнь. Трамплин, который спустя пару тройку лет, забросит их повыше.
– Эй, ты! – За спиной раздался грубый и недружелюбный голос, быстро приближающегося ко мне старшего докера. – А ну вернулся на рабочее место! Лишу оплаты за день, придурок!
Я обернулся и сжал кулаки.
– На, подавись! – Сдернув висящий на шее голографический пропуск, в защитном пластиковом конверте, который нужен, чтобы пройти электронную систему контроля управления доступом на пирс, я бросил его в него и пошел в обратную сторону.
Переодеваться не буду. Вещи потом заберу! Интересно Артур это все видел? Через десять шагов я понял, что нет, не видел. У переходов его уже не было, когда я туда вернулся.
Но я не пошел обратно на пирс. Борясь с чувством обиды, одиночества, беспомощности и подступающими слезами, я побрел в офис клининговой компании, на которую работал и в резерве которой стоял на должность пилота космического судна.
Я хотел сказать им что произошла ошибка, что они взяли не того человека на мусоровоз, что это я стою в резерве, а мне даже не сообщили, что освободилось место, как должны были сообщить согласно договору резерва сотрудника.
Сжав кулаки, я миновал полукруг жилого сектора и вышел в центр.
Огибая полукругом небольшую площадь, которая в отличие от площадей Верхнего уровня, была полностью лишена искусственной растительности и являлась просто бетонной поверхностью, располагались офисные здания, большинство помещений которых занимали мелкие торговые фирмы и обслуживающие внутреннюю инфраструктуру станции, компании. Двух и трехуровневые здания выдавались вперед, словно вырастая из основной стены уровня. Боковые стороны едва ли не каждого здания были испещрены графическими надписями и цветастыми рисунками, поверх которых повсюду светилась трафаретная реклама незаконных импульсных психостимуляторов и модификаторов. Фасады же выдавали предложения об аренде помещений и офисов на фемтосекундных проекциях.
Я направился к одному из этих зданий.
Уже через десяток минут я растолкал посетителей в тесной и душной приемной и проскочил под недовольные возгласы в кабинет агента компании. Это оказалось не сложно. Должно быть, смрад и мой внешний вид сами проложили мне дорогу через плотную очередь. Никто не пожелал даже начать со мной разговаривать, а уж спорить или возмущаться в мой адрес, тем более. Усевшись без приглашения в кресло для посетителей, я дрожащим голосом потребовал объяснений.
– Нет никакой ошибки. – Монотонно, глядя на меня безразличными, полузакрытыми глазами, сдерживая себя, чтобы не зевнуть и недовольно морщась от принесенного мной в его офис запаха, сказал тучный агент компании.
– Что значит, нет ошибки? – Я усмехнулся. – Как же так? У меня резерв! У меня контракт есть!
Я лихорадочно стал расстегивать верхнюю часть комбинезона и откуда-то из недр одежд, грязными пальцами с черными ногтями, достал маленький одноразовый квант-накопитель для документов, с которым не расставался никогда. Хлопнув ей о столешницу, я дотянулся прямо до считывателя и убрал руку. Над столом тут же загорелось проекционное изображение с текстом моего контракта, а точнее контракта Летной Академии Неополиса на резерв их выпускника в клининговую компанию.
Толстый мужчина недовольно поморщился и, взяв со стола фигурный сувенирный стилус, даже не читая, небрежно отбросил им карту памяти в мою сторону, словно это было что-то заразное. Изображение тут же исчезло.
– Вы, что думаете? Что один у нас в резерве? – Агент почесал щеку и положил локти на стол. – Помимо Вас, на наш мусоровоз, который у нас, кстати, только, один, еще пять человек стоят в резерве на должность второго пилота.
– Как пять? – Я вдруг понял, что мои руки дрожат, и спрятал их в карманах.
– А вот так. Вас пилотов каждый год выпускают с геометрической прогрессией. – Тут он все-таки зевнул, закрыв рот ладошкой. – Простите. В Солнечной системе столько транспорта нет, сколько вас пилотов расплодилось. ‒ Он сделал паузу, явно давая мне что-то сказать, но я попросту сидел, раскрыв рот и, не мог вымолвить не слова. ‒ Вы, молодой человек, полагаете, что нам так сильно хочется связываться с академиями и идти у них на поводу, предоставляя таким вот, ‒ он показал на меня стилусом, ‒ олухам, резерв? Это всего лишь одно из условий ведения бизнеса на орбите! ‒ Он хихикнул и отложил стилус. ‒ Можно подумать, мы сами не в состоянии подбирать себе персонал.
– И что же мне делать? ‒ Я был в полной растерянности.
Мои мечты окончательно рушились. Какая никакая, а надежда на административную ошибку все же была.
– Понятия не имею что Вам делать. Ждите, когда придет Ваша очередь или ищите работу в другом месте.
– В другом месте?
– Да… – Он развел руками. – Посмотрите вокруг, молодой человек, вариантов множество!
‒ Множество? ‒ Я чувствовал себя ничтожеством.
«Множество?» Множество это точно. Докеры, клиннеры, операторы технологических устройств, мусорщики! Полно вакансий. Всех. Всех кроме пилотов.
‒ А что Вас удивляет? ‒ Он устало вздохнул, посмотрев через меня на приоткрывшуюся дверь, где очередь в коридоре явно начинала возмущаться. ‒ Вы же понимаете, что получить работу пилота без посторонней помощи невозможно.
– Нет, не понимаю! – Из горла что-то противное для меня вырвалось все же вместе со словами.
– Да… – Он замотал лохматой головой. – Никто не будет ничего ни для кого просто так делать, и Вы не исключение. На Вас желтый комбинезон, на мне деловой костюм, а когда-то я тоже носил такой. Все в Ваших руках и в Ваших возможностях. – Он улыбнулся, показав кривые желтые зубы, а потом вдруг словно оживился и замахал на меня руками. – Все иди, давай, не мешай работать!
Я вышел, в сердцах плюнул ему под дверь и направился к переходам. Спешить уже было некуда. На работу я точно теперь не вернусь. С этим покончено. Хватит. С ужасом подумалось, что предстоит возвращение домой. В Холмов. Отец, должно быть, будет ликовать. Его победа! Представляю только, какую он произнесет речь над моей преклоненной головой.
Переход дунул на меня искусственным ветром вентиляционных систем. Я побрел к центральному пирсу. Злость на агента клининговой компании разрасталась. Хотелось вернуться и убить его. Да что это вообще было? Что за разговор? Этот жирный ублюдок явно намекал мне на взятку? Да если бы и так, где взять мне деньги? Заработка на техническом пирсе едва хватало на аренду комнаты без удобств и пропитание. Было только одно место в этом мире, где я мог бы просить денег. Где-то на Земле, в дальнем пригороде Неополиса под названием Холмов. Но придти с просьбой о помощи туда я не мог. К тому же, отец ни за что не дал бы мне денег. Когда-то он говорил, что мне никогда не сделать карьеру пилота, что все это глупые подростковые мечты и что мое место тут на ферме рядом с семьей. Потому я и решил не возвращаться домой пока не заслужу, того, чтобы он мог бы мной гордиться и сказать мне, что ошибался, что был не прав. Так что если возвращаться в Холмов, то только признав свое поражение.
Потом накатило какое-то безразличие. Хотелось пойти и напиться. Тут среди снующего туда-сюда народа было легко затеряться. Кругом стояли контейнеры с грузами, люди в красных, желтых и оранжевых комбинезонах кричали, бегали по шахматообразной площади главного Пирса, махали руками и разноцветными флажками. Через внешнюю связь диспетчеры секторов оповещали ожидающих о времени стартов. Отряды правопорядка в черном камуфляже по трое патрулировали территории. Было шумно, людно и спустя два года, совсем привычно. Тут я чувствовал себя спокойно, здесь я был в своей тарелке. Здесь меня никто не видел и не замечал. Тут я мог остаться наедине с собой и своими мыслями, растворившись среди людей.
Я залез на один из контейнеров, который оказался сверху не запечатан. Внутри до самого верха лежали тюки белого хлопка, завернутые в полимерную пористую пленку, защищающую от влаги и конденсата, но позволяющую подобному грузу «дышать». Я плюхнулся сверху на эти тюки и, закинув руки за голову, стал смотреть на звезды сквозь прозрачную часть в потолке сектора. Я знал, что эти контейнеры докеры начнут грузить только через три часа, как минимум, и мог позволить себе расслабится.
Я лежал и думал о том, как не справедлива жизнь, и как сложно добиться чего-то человеку, за спиной которого не стоят высокопоставленные родители, большие деньги и связи. Как же вырваться в люди из этой портовой грязи? Сколько можно грузить воняющий мусор? Может все-таки, нужно было выбрать другой путь в жизни? Может, не нужно было, поступать учится на пилота? Может, и правда нужно было пойти по стопам отца и стать фермером? Сидел бы в теплом доме раздавал бы рабочим указания, какую скотину и сколько раз в день кормить, что починить, какое зерно закупать.
Вот так в мыслях о жизни не заметно к моему сознанию подкрался сон. Как-то не предав значению, что я нахожусь среди груза предназначенного, скорее всего для какой-то колонии, я потерял чувство времени, реальности и погрузился в беззаботные и глубокие сновидения.
* * *
Как и в моих мыслях, в моем сне возник дом на холме. Дом, в котором я вырос, в котором прошло мое детство. Дом, стоящий высоко и с которого было видно всю ферму. Он был старый и серый, вокруг него стояло обнесенное низким забором угодье, чтобы не ушла скотина. Только вот не было ни кого. Ни скотины, ни людей. Было пусто и страшно. Не было блеяния овец, кудахтаний кур, ржания лошадей. Не было вообще никого. Не было работников, не было родителей. Я шел по сухой коричневой земле к веранде и все отчетливее понимал, что здесь что-то произошло, что все ушли и скотину увели за собой. Сколько же лет прошло с тех пор, как я ушел? Вот уже видно дверь на террасе. Она открыта. Ветер раскачивает ее на петлях, которые давно никто не смазывал и она скрипит. Нет, не скрипит, она пищит, пищит как живая, пищит и стонет в одиночестве. Я вспомнил слова матери, как она ругалась, что я не закрываю дверь, как отец все никак не мог найти масленку, чтобы смазать петли. Тогда она тоже скрипела. Скрипела, но не пищала. А теперь пищит. Пищит, так как будто плачет, плачет как младенец, обиженно, что его все бросили. Вот я уже стою на пороге. Дряхлое дерево прогибается под ногами, как все стало старым, неужели меня не было так долго? Я тяну руку, чтобы взять дверь за ручку и успокоить, но не успеваю. Кто-то позвал меня. Я знаю этот голос. Это соседская девочка. Мы дружили, пока я не уехал поступать в Академию. Я обернулся и увидел ее. Она стояла у забора, опустив голову, и я не мог увидеть ее лица. Странно… она была все такой же маленькой как тогда. Но я то, вырос. Она снова назвала меня по имени, меня пошатнуло, и я, удержав равновесие, спустился с порожек и пошел к ней. Как же ее имя? Почему я не могу вспомнить ее имя?
– Где все?! – крикнул я ей. Но она ничего не ответила, а только показала рукой на другой холм. Я остановился и посмотрел туда. Там на вершине холма поросшего травой ничего не было, но она сказала: «смотри!» и сказала она это уже прямо за моей спиной. Я хотел обернуться, но она снова сказала: «смотри!» и я увидел, как с холма сползает земля. Вместе с травой, деревьями и кустарниками, она слезала с него, так как слезает кожа с тела человека, облученного радиацией. Слезала и обнажала плоть. Темную, бордовую плоть. Плоть сочилась густой красной слизью вслед за землей и пульсировала. Я обернулся и увидел ее, соседскую девочку. Опустив голову, она провела по волосам руками, сжимая кулаки, и в кулаках ее оставались клоки волос с кусками кожи, из-под которой, толчками вытекала кровь. Она подняла голову, и ее лицо было багровым, а глаза уже не блестели, как раньше, они стали мутными. Она протянула мне руки с клоками волос и произнесла, лишь приоткрыв немного рот, но, не двигая губами:
‒ Вот так мы и живем…
Глава 5
Я Корин Ройа и это моя история
Я закричал и, просыпаясь, почувствовал удар в правый бок. Потом почувствовал, что падаю и удар о металлический пол. Еще удар в правый бок. О нет! Кто-то бил меня током. Я не мог подняться, от шока тело парализовало. Я только приподнял глаза и смутно увидел человеческую фигуру над собой, в руках фигуры был длинный телескопический шокер.
– Еще? – Женский голос спросил сквозь хохот.
– Хватит, а то у него эмболия будет. – Второй голос принадлежал мужчине.
– Да не будет! – Треск.
Снова удар, теперь в грудь. Я потерял сознание.
Привели меня в чувство должно быть быстро. От запаха чего-то резкого, поднесенного к носу, меня чуть не вырвало. Я дернулся, но понял, что руки за спиной к чему-то привязаны. Потом, отрезвляющие удары ладошкой, несколько раз обожгли лицо. Где я?
– Как он сюда попал? – Кто-то еще был тут, и все они смеялись надо мной.
– Спал в контейнере с хлопком!
– Серьезно?
– Кто он? Докер?
– А кто же еще? На нем комбинезон.
– Это он воняет?
– Наверное, обделался!
Мои мучители снова разразились хохотом.
– А что! Я слышал, что такое бывает от удара током!
– Груз не испачкал?
– Он как в помойке побывал.
– Эй! Ты кто? Очнись! – По лицу снова захлопали удары ладонью. – А! Теперь руку придется мыть!
Я резко открыл глаза и хаотичным взглядом начал осматривать тех, кто стоял надо мной. Их было трое. Большой мужчина с круглым лицом, высокая женщина с черными вьющимися волосами, держащая в руке шокер и еще один мужчина, немного моложе, с короткой стрижкой. И о Боже! Судя по обстановке за их спинами и легкой вибрацией металлического пола, я был на борту судна.
– Простите меня, пожалуйста! – Мой голос дрожал от испуга и боли в боку, груди… да вообще во всем теле. – Я случайно здесь оказался… ‒ Лихорадочные мысли начинали возвращать в реальность, заставляя думать о том, что это может быть за судно и куда оно направляется.
– Случайно уснул в контейнере?!
Они опять рассмеялись, а я, наконец, понял, что произошло.
Пока я спал в контейнере с хлопком, которые, не запечатывают, чтобы внутри циркулировал воздух, докеры центрального пирса, не утруждая себя лишними заботами проверять целостность содержимого, отправили контейнер на погрузку вместе со мной.
– Нет… То есть, да… – Мне становилось жутко неловко и чувствовал я себя ужасно глупо. – Я не думал, что усну.
– Ты отлынивал от работы на пирсе? – Женщина погрозила мне шокером, но улыбка не сходила с ее лица.
– Нет, нет! Я не докер! Уже не докер! Я сегодня уволился! Наверное. – Я подергался, пытаясь освободить руки. – Вы не могли бы меня развязать?
– Конечно, развяжем! А еще и накормим и напоим!
Опять смех. Им точно будет, что после такого рассказать в барах Порта и дома друзьям и семьям, когда вернутся.
– А может, отпустим его? – Круглолицый присел передо мной.
– Ага, засунем в шлюз, распечатаем, и пусть летит на все четыре стороны? – Вытирая слезу истерического смеха, предложил тот, что был моложе.
Казалось, что теперь все понимали смысл происходящего и просто издевались надо мной и моим глупым поступком.
– Еще не много шоковой терапии и он все нам расскажет! – женщина поднесла к моим ребрам шокер и нажала на кнопку.
– Да что рассказать?! – Раздался треск, но я увернулся, и разряд меня не коснулся. – Это просто недоразумение!
Но тут все выпрямились и замолчали. Появился кто-то еще. И видимо этому кому-то они все подчинялись. Смех и издевательства прекратились мгновенно и их лица стали серьезными.
– Что тут происходит? – Какой-то простой мужской голос появился откуда-то из-за спины, и я пока еще не видел его обладателя.
– Докер, уснул в нашем контейнере. – Отчитался женский голос.
– Эти придурки даже не смотрят что загружают. – Тот, что был моложе всех, закашлял недоговорив.
– Развяжите его.
Тут же мои руки освободились, и большой мужчина с круглым лицом поставил меня на ноги.
– Как твое имя, мальчик?
Передо мной стоял небольшого роста, очень худой с седеющей бородкой человек. Он держал руки за спиной, уголки рта загадочно натягивались, а глаза его впивались в мои глаза, ища правду, ложь и то, что ее выдает.
– Корин. Я работаю на техническом пирсе клининговой компании… мусор, там… – Я тер запястья рук.
– Докер?
– Нет, рабочим. Оператор сцепки и… так, что скажут, делаю.
– Ясно. – Он на секунду замолчал и отвел взгляд. – Вот что, Корин, ты в курсе, что если я, как командир этого судна, заявлю на тебя по возвращении в Порт, Службе охраны правопорядка станции, обвинив в незаконном проникновении на борт, тебя сошлют на Луну?
На Луну? Да ладно! Я прекрасно знаю законы. В том числе и законы станции Порт. На Луну ссылают только за очень тяжкие преступления. И даже если представить, что я умышленно проник на судно, с целью воровства или, не знаю, зачем еще такому идиоту как мне, может потребоваться проникать на судно, то наказание за такую провинность, будет совсем другое.
– Простите, но нет. – Я усмехнулся.
– Что нет?
– За такое, мне, скорее всего, присудят штраф. Но на Луну вряд ли сошлют.
Я старался быть скромным, потому опустил взгляд, но и делать вид, что я какой-то необразованный представитель земного быдла, прилетевшего в Порт в поисках заработка или скрывающегося от правосудия, я не хотел. – Может, конечно, не малый штраф и мне придется не один год работать, чтобы его выплатить, но штраф. – Я улыбнулся и пожал плечами.
Кто-то рядом закашлял. Вся эта, недавно смеющаяся надо мной троица, все еще была тут, но присутствие их практически не ощущалось.
Командир судна, утвердительно кивнул и прошелся передо мной, сделав несколько шагов в одну сторону, а потом в другую.
– А если я укажу в своем заявлении, что ты пытался взорвать мое судно или шпионил на конкурентов моего работодателя? – Договорив, он остановился рядом с техническим верстаком, и присев на него сложил руки на груди.
– Это нужно доказать. – Я снова улыбнулся, вдруг поняв, что этот человек никуда и никакую жалобу подавать не собирается, а просто проверяет меня. – Вряд ли такое возможно… – Я снова пожал плечами. – Я думаю, сенсоры наблюдения центрального пирса видели, как я залезал в этот, – я кивнул на один из контейнеров, которыми был заставлен весь грузовой модуль судна, – контейнер. – Так что любому дознавателю будет понятно, что я просто уснул там, а проснулся тут.
Мои слова снова вызвали смешок позади нас.
– Хорошо. – Командир кивнул и сменил позу, упершись руками в столешницу верстака но, не слезая с него. – А еще, чтобы избежать всей этой бюрократии, могу приказать им, – он имел в виду трех членов своего экипажа, – выкинуть тебя через шлюз в открытый космос. И никто никогда об этом не узнает! Как ты думаешь, что там с тобой произойдет? – Он прищурил один глаз и, наклонив голову, смотрел на меня.
– Погибну. – Я говорил совершенно спокойно, зная, что ничего плохого со мной уже не случится. – Примерно через сорок секунд потеряю сознание, конечно если успею выдохнуть воздух, перед тем как окажусь в вакууме, а еще через примерно пятьдесят секунд, мой мозг прекратит активность в результате гипоксии.
Вид командира вдруг стал озабоченным и немного удивленным.
– Лена, что будем с ним делать? – Он немного повернул голову в ту сторону, где стоял его экипаж и окликнул высокую женщину, с разрядником в руке, довольно громко. – Выбросим в шлюз и сделаем ставки на то, сколько секунд он проживет или пусть летит с нами. Назад-то его уже не вернешь!
– Я бы его высадила. – Нам нахлебник на борту не к чему. – Слова ее звучали вполне серьезно.
Я посмотрел на нее, она стояла и игралась разрядником, то сложив его, то рывком руки, наоборот распрямив в длину.
– Откуда ты такой умный взялся на центральном пирсе? – Командир нахмурился, явно думая, что со мной делать. – Не очень-то ты похож на портовый плебс. – И усмехнулся. – Ну если не считать этого смрада.
– Я закончил Высшую летную Академию Неополиса. – Тихо, но гордо вымолвил я.
Несколько секунд командир просто смотрел на меня.
– Так ты пилот? – Его брови образовали угол.
– Да. – Я кивнул и тут сразу же смутился от того, что являясь пилотом, выгляжу позорно, грязно и неподобающе излучаю помойную вонь.
– Пилот, который работает… даже не докером, рабочим на пирсе! – Он слез со стола и недоуменно уставился на меня.
– Я работал оператором сцепки, пока ждал назначения с момента выпуска из Академии. По распределению я попал на мусоровоз в резерв второго пилота, но когда пришла моя очередь, компания взяла, другого. – Мои слова и то, как они прозвучали, их выражение и интонация, сделали свое дело, больше объяснять ничего не пришлось.
– Ясно… – Командир погладил бородку. – Вот почему от тебя так воняет! – Он улыбнулся, а за спиной кто-то засмеялся и снова закашлял. – А кто я, ты знаешь?
– Нет.
– Я командир Маер. Слышал о таком?
Командир Маер… Командир Маер… Как же это… Что-то очень знакомое. Да быть не может! Точно! Командир Грек Маер! Я обомлел. Конечно! А как я мог догадаться, кто такой этот немолодой и даже можно сказать уже в возрасте, человек, если видел его фотографию однажды и периодически слышал о нем на лекциях в Академии. Это Грек Маер – один из основателей профессионального Союза пилотов, автор нескольких методических пособий по навигации космических судов! Нельзя учиться в Академии и не слышать это имя. Одна из лекций даже полностью была посвящена ему и его профсоюзу. Именно эта организация двадцать лет назад, начав свое существование на орбитальной станции Порт, добилась того, что подняла статус профессионального пилота на один уровень с правительственными чиновниками и учеными. Они отстаивали права ущемленных и добивались улучшения условий предоставляемых компаниями для работы. Ходили слухи, что командир Грек Маер вот уже несколько лет как прекратил летать и живет где-то на Земле, а созданный им профсоюз функционирует под председательством других доверенных ему людей. Некоторые говорили, что его рост больше двух метров, а некоторый утверждали, что такого человека не существовало вовсе.
Но передо мной стоял почти старик, ниже меня на голову и казалось, дунь я на него сейчас и он рассыплется на мелкие части. Однако же, его взгляд выдавал в нем человека властного и своенравного. По своему пусть и не большому опыту жизни, я знал и мог отличать простаков от людей не простых и опасных. А этот, с морщинистым лицом и костлявыми кистями, которые он из-за спины переместил на ремень синих форменных брюк, был явно опасен. С таким нужно держать ухо в остро, и прежде чем что-то сказать нужно, было очень хорошо подумать.
Я быстро окинул взглядом еще троих присутствующих. Все до сих пор стояли, молча насупившись и, явно боялись издать какой либо звук без разрешения. Я сглотнул. Нужно было что-то говорить.
– Это большая честь для меня… – Улыбка не получилась.
– Глупости. – Он махнул рукой, словно и не был тем, кем представился. – Иди за мной. – И снова сцепив кисти рук за спиной, немного прихрамывая на левую ногу, пошел прочь.
Я сделал шаг вперед, но на секунду остановился и немного обернулся, чтобы посмотреть на тех, кто остался позади. Женщина, которая била меня импульсными разрядами, молчаливо улыбнулась мне из-под черных бровей, потом подняла руку, в которой был шокер и видимо в шутку, слегка покачала им, пригрозив мне.
Выдохнув с облегчением, я шагнул в переход меду модулями.
Так, несуразно и глупо, два года назад, произошло мое знакомство с командиром Греком Маером на борту Пилигрима, следовавшего с грузом в одну из колоний. Сейчас он командир коммерческого магистрального судна класса СИД с позывным «Атлант». Новейшее судно четвертого поколения, оснащенное четырьмя силовыми термоядерными реакторами позитронного действия, способными разогнать, его до восьми астрономических единиц в час. Прорыв. Когда-то считалось, что пять астрономических единиц, это предел. До этого три. Ничто не может двигаться быстрее. А когда-то еще раньше говорили, что и с этой скоростью способны летать только безмассовые частицы, фотоны и радиоволны. Потом все научные догматы полетели в трубу именно с такой скоростью. Ничего не произошло с первым искусственным телом, которое термоядерная силовая установка, вкупе с полимагнитным синтезом нейтрино, разогнала, сначала до половины, а потом и до предела скорости движения квантовых частиц. Никакого перемещения во времени, никакого фантастического гиперпространства… Просто это оказалось не пределом. Так же, как когда-то оказалась не пределом скорость звука. Просто скорость. Очередной порог для человечества. Просто расстояние, помноженное на время.
До обучения в Высшей Летной Академии Неополиса, я смутно представлял себе, как устроены принципы физики космических полетов на скоростях, превышающих фундаментальные. То есть, сказать точнее, я вообще об этом не задумывался, принимая этот факт, как факт и не более. Да и в Академии меня больше обучали эксплуатации судов и аппаратов, не стараясь углубляться в науку и технологии движительных процессов, делая из меня профессионального пилота, а не технаря. Однако, общую картину я все же получил на кратких курсах кантовой механики и, вполне понимал, что тело обладающее массой никогда не будет двигаться и с десятой части тех скоростей, с какой преодолевают расстояния Пилигримы и магистральные СИД. И так было до того момента, пока каких-то четыреста лет назад, Всемирное Научное Сообщество, получившее независимость от мировых правительств, политики и корпораций, не открыли полимагнитный синтез нейтрино. Производство квантовых частиц, которые не зависят от гравитации. Квантовых частиц, способных обладать как положительной, так и отрицательной массой, а следовательно, способных перемещаться в пространстве с невероятными, до момента их открытия, скоростями.
И да, тело, движущееся в вакууме космоса со скоростью в триста тысяч километров в секунду, не может быть увидено человеческим глазом и да, оно представляет угрозу для орбитальной инфраструктуры, если будет целенаправленно двигаться непосредственно в ее сторону. Потому-то и были когда-то приняты и утверждены строгие рамки правил эксплуатации и навигации космических судов, определяющие, на каком расстоянии от стартовых пирсов допускается запуск реакторов, с какого расстояния необходимо начинать разгон, а когда торможение. Все перелеты совершаются исключительно в рамках определенных коридоров-трасс, выход за пределы которых не возможен без погашения скорости до маневровых пределов, а это – «остановка в пути следования», нештатная ситуация.
Сегодня я второй пилот на одном из лучших судов Млечного Пути, в команде Грека Маера и помогаю управлять магистральным судном типа СИД, которое держит курс к ближайшей звезде от Солнца – Проксима Центавре, входящей в состав троичной звездной системы Центавра. Если быть точнее, это красный карлик М-класса и наша главная цель – планета на орбите этого светила. Планета, находящаяся в обитаемой зоне своей звезды.
Но это сейчас, а тогда он завел меня в модуль управления и стал спрашивать о том, что я там вижу, и где что находится. Да, конечно прошло целых два года с моего выпуска из Академии, я многое на тот момент забыл, да и учили нас на симуляторах совсем не похожих на это судно. Но изо всех сил я старался не ударить перед Маером лицом в грязь и, наверное, у меня это получилось.
Кто знает, как повернулась бы моя судьба, промолчав я тогда, что закончил высшую летную Академию. Наверное, Маер по возвращению в Порт передал бы меня отряду правопорядка и те, арестовав меня, поместили бы под арест, где и ждал бы я приговора судебного управления Порта, за как минимум несанкционированное проникновение на частное судно.
Но, я запинающимся языком рассказывал командиру, где пульт управления первого пилота, где главная консоль. Здесь панель второго пилота, тут информационная консоль судовых систем, которая дает пилотам всю необходимую информацию, состоящую из полусотни показателей. Тут навигационный блок, которым управляет навигационный техник, астрагационный специалист. Он прокладывает курс, отслеживает опасные тела проложенном курсе. Рассчитывает торможение и разгон, следит за топливными показателями.
Маер тогда спросил меня:
– Так за что же отвечает на борту второй пилот?
– Второй пилот отвечает за все судно. – Четко ответил я.
Пока первый пилот непосредственно управляет судном и, все его внимание должно быть сосредоточено на полетных данных и выполнении маневров, второй пилот следит за всеми параметрами и показателями консолей, комбинируя из всего этого информационного множества, те самые полетные данные и предоставляет их первому пилоту. Если на борту отсутствует навигационный инженер, то и его обязанности ложатся на второго пилота. А в случае необходимости он перенимает у первого пилота управление судном. Пока не будет включен режим автопилотирования, пилоты не могут покидать кабины, а если что-то пошло при полете не так, то за любые неисправности головой отвечает второй пилот, так как на нем лежит ответственность за техническое состояние агрегатов и систем. В этом вопросе он контролирует и перепроверяет навигационного техника. Именно он докладывает командиру, что судно исправно и готово к старту или выполнение маневра.
Командир Маер, облокотившись на спинку кресла навигационного техника, прищурившись, улыбался уголками рта и слушал, как я рассказывал о судне, запинался, чесал затылок, быстро вспоминал что-то… Но не перебивал, не пытался сбить меня с толку, а если что-то спрашивал, то только после того как я закончу говорить.
– Не важно, кто ты и кем ты родился, мальчик. Важно, то кем ты станешь. – Он помолчал, почему-то рассматривая кисти своих рук, покрытые морщинами. – И почему ты хочешь стать пилотом?
Вопрос даже немного выбил из колеи. Я открыл рот на звуке «а». И замер. Я знал почему должен был стать пилотом. Доводов было полно, но я никогда не задумывался о том, что я должен и как я должен был об этом говорить, отвечая на подобный вопрос. В конце концов, это было просто мечтой всей моей жизни.
– Кто твои родители? – Маер усмехнулся, не став пытать меня и переключившись на другую позицию в диалоге.
– Фермеры. – Я начал быстро реабилитировать свою речь. – Моя семья владеет фамильной фермой в Холмове, это пригород Варны…
– Я понял, понял. – Командир остановил летящие из меня слова жестом руки. – Твои родители или не представляют, на какое бремя обрекают своего сына или…
– Второе. – Я опустил взгляд вниз.
– А ты не думал о том, чтобы вернуться домой? Только представь, что такое работа пилота…
В этот момент я хотел, что-то сказать, но не получилось.
– …жизнь на борту судна месяцами. Брикетированная еда, перегрузки. Ответственность такая, что малейшая провинность может лишить тебя лицензии, если того потребует заказчик. Я уж не говорю о том, что о личной жизни вообще можно забыть! – Руки его взлетели в непонятном жесте. – Да и платят не настолько много, чтобы можно было этим компенсировать все имеющиеся минусы.
– Я, командир, другой жизни не представляю. – Я покачал головой.
– Хорошо. – Он вздохнул и улыбнулся. – Ты видел мою команду?
Я кивнул. Видел. Еще как видел. Они чуть не забили меня электрическими импульсами, просто так, чтобы посмеяться, развлечься.
– Всех своих людей я отбираю сам. Их я знаю не один год, и я в них уверен как в себе. А в себе я, поверь, очень хорошо уверен. Я знаю, что никто из них не бросит меня или любого из нас в трудной ситуации, я так же знаю, что случись беде, каждый отдаст жизнь за того кто рядом. Но это только тут, на этом судне. И только друг за друга. Ни за кого больше никто не встанет горой. Это закон. Я не знаю тебя, но ты мне нравишься. Я помогу тебе. Когда мы вернемся, я сделаю так, чтобы тебя взяли на судно навигационным техником… Техником! – Он поднял палец вверх. – Куда? На какое судно, пока не знаю. И если ты хорошо покажешь себя, то дорастешь до второго пилота, а там и ко мне в команду может быть, попадешь со временем. – Он погладил бородку. – А сейчас мы летим на Марс и, раз уж ты оказался тут, будь добр, не мешай никому и веди себя тихо, так словно тебя тут нет вообще. – Он пригрозил мне пальцем.
Я не верил своим ушам. Сам Грек Маер предлагает мне помощь! Неужели волшебство все-таки есть во Вселенной?
– Командир, я не знаю, как Вас благодарить…
– А ты думаешь, мне есть дело до твоей благодарности? – Он как-то грустно усмехнулся. – Просто делай, что я скажу, и станешь пилотом.
Тут он выпрямился и вышел из блока управления, вслед сказав не оборачиваясь:
– А можешь не делать, тебе решать. – А потом добавил, уже крича из другого модуля. – Но если не хочешь прямо сейчас оказаться в вакууме, то должен помыться.
Он ушел, а я стоял и не знал что же дальше. Идти за ним или он вернется…. Но в самом-то деле не тут же, стоять!
Тут в кабину стали заходить члены экипажа. Большой мужчина с круглым лицом, сделал мне жест рукой, чтобы я отошел. Я посторонился, и он, что-то насвистывая, уселся на место второго пилота.
– Эй! Чего стоишь, как в штаны навалил? – Женщина с черными волосами, которую командир Маер назвал Леной, прежде чем сесть на место первого пилота, бросила в меня полиэтиленовым мешком с одноразовым чистым комбинезоном. – Давай, бегом в душ и переоденься. Так как прием пищи ты пропустил, то придется ждать следующего. В общем, можешь дальше спать в грузовом модуле. Только груз не испорть и советую зарыться в тюки посильнее, через тридцать минут начинаем разгон.
Круглолицый загоготал, а потом, не отрываясь от проекции с изображением нескольких разноцветных кривых, обозначающих возможные траектории движения судна, сказал мне, чтобы я ее не слушал и занял один из антиперегрузочных парков в бытовом модуле.
После этого, они сразу же потеряли ко мне всякий интерес. Между ними тремя как по щелчку пальцев началось исключительно профессиональное взаимодействие. Пилоты и техник-навигатор. Все переговаривались между собой специфическими терминами, которые я даже до конца не понимал, но старался улавливать их смысл.
Я был заворожен. Я смотрел со стороны на то, как другие люди, делают работу всей моей жизни и не мог поверить, что когда-нибудь, буду вот так же сидеть в одном из таких кресел и, читая данные консолей и информационных дисплеев, передавать ее еще кому-то. Отвечать за отведенные мне обязанности, за космическое судно.
В узком дугообразном витраже россыпь звезд, вдруг закрыла громоздкая часть технологической конструкции орбитальной станции, выплыв, словно из-под Пилигрима. Я понял, что судно повернулось носовой частью в условный низ, которого за бортом, конечно же, не существовало, и мой мозг, поддавшись такому визуальному обману, заставил руки схватиться за выступ в стене, решив, что я падаю. Но на борту, изменений положения судна в пространстве, не ощущалось, однако восприятие скорой потери равновесия, в совокупности понимания, того, что я являюсь частью технологической крупицы в огромном космосе, и что человек способен овладевать им, навалилось ощущением чего-то эпического и неповторимого.
– Ты еще тут? – Лена обернулась и уставилась на меня.
Для нее все это было ежедневной рутиной. Для меня – мечтой всей жизни, два часа назад, к которой, я уже и не мечтал прикоснуться, а сейчас стою в самом ее эпицентре.
Ничего не сказав, словно порхая на крыльях счастья, я повернулся к выходу из модуля.
– Эй! Как там тебя?
Я обернулся.
– Корин.
– Считай, что ты выиграл сегодня в лотерею, Корин.
Глава 6
Я Корин Ройа и это моя история
С тех событий, моих воспоминаний о прошлом, прошло три года.
Откинув спинку кресла второго пилота в практически горизонтальное положение, я смотрел через огибающий модуль управления СИД витраж иллюминации, в черную пустоту космоса. Уютный полумрак кабины пилотов, нарушали лишь несколько перемигивающихся световых надписей на главной консоли и панели управления системой жизнеобеспечения. Где-то позади меня, на навигационном стенде, монотонно раздавались тихие щелчки недремлющей электроники. Все остальные дисплеи и консоли были в спящем режиме. Дремота заставила прикрыть глаза. Все шло своим чередом. Все было так, как должно было быть. Все системы работали в штатном режиме. Путешествие обещало быть долгим и обязательно необычным. По крайней мере, в это хотелось верить.
Тут, за два световых года от дома не было звезд. Никаких видимых светил. Вообще ничего. Ни в относительной близости, ни на расстоянии в сотни световых лет. Ничего кроме неуловимого взглядом реликтового излучения.
Конечно, вся это пустота в пустоте, лишь иллюзивный оптический обман и за выпуклым витражом не только пустой и безжизненный космос. Просто сюда, на границу систем Солнца и звезд Центавра не доходил свет. Он потерялся еще два месяца назад, где-то очень далеко от дома. Сначала, Солнце, по мере удаления от него судна, становилось все меньше и меньше, пока не превратилась просто в яркую звезду среди миллиардов других таких же звезд, а потом и все они просто погасли, оставив всех нас в холодной пустоте Млечного пути.
Полет только в один конец, в еще неизведанную человеком звездную систему. Ну, то есть изведанную лишь беспилотными аппаратами-разведчиками, систему. Систему, состоящую из трех звезд, должен занять один год и два месяца. Шесть месяцев, из которых, СИД проведет в полной темноте и мраке. Потом, в видимом спектре появится Альфа. Звезда, большая по размеру и горячее чем наше Солнце, что вот уже сотню лет привлекает внимание Всемирного Научного Сообщества, пытающегося отыскать в ее системе планеты, возможно имеющие зачатки жизни, а может и ее древние следы. Но, очень долгое время, все посланные к соседним звездам беспилотные разведывательные аппараты, не регистрировали вообще никаких твердых тел за исключением экзопланеты Альфа-1, настолько приближенной к звезде, что ее поверхность постоянно находится в расплавленном состоянии, а температура коры, не опускается ниже тысячи градусов Цельсия. К тому же она имеет очень высокую скорость вращения вокруг светила, делая один полный оборот за 90 земных дней, из-за чего ее гравитационная масса настолько велика, что даже незначительное сближение с ней, может погубить любой аппарат, затянув в свой гравитационный колодец.
И вот два года назад, один из зондов, запущенный с научной базы на Ганимеде, достигнув Проксимы, запечатлел на ее эллипсоидной орбите небольшое твердое тело, покрытое плотной газовой атмосферой. Тут-то все и началось. Всемирное научное сообщество затрубило на весь мир, о том, что новая планета, находится в обитаемой зоне красного карлика и скорее всего, может содержать запасы воды и, несмотря на нахождение в приливном захвате и отсутствие спутников, очень даже потенциальна для поиска на ней примитивных форм жизни. Они голосили, что нужно как можно скорее собирать научную экспедицию и, что даже если поиск внеземной жизни окажется неудачным, то исследование мира, который по определению способен зародить в себе жизнь, может стать грандиозным научным прорывом. Открытия, что обещали совершить ученые на планете, которой дали имя «Проксима b», по их мнению, должны будут пролить свет на тайну мироздания, Млечного пути, всей Вселенной, а так же по значимости своей не будут уступать созданию человеком первого позитронного ядерного термореактора и освоения синтеза нейтрино.
Исследования профинансировал Совет правящих партий Неополиса, заявив и свои полные права на любые научные открытия ученым сообществом на Проксима b. Хотя, искушенные политическими играми на больших аренах члены СПП Неополиса, больше руководствовались инвестиционной статистикой и возможностью завоевать лишние дипломатические плюсы, выделяя средства на исследования. Так что денег хватило только на запуск беспилотных аппаратов-разведчиков. Ученым, теперь было просто необходимо, если не найти жизнь на чужой планете, то хотя бы совершить обещанные ими открытия, используя минимальное количество доступных ресурсов.
Я не ученый и не силен в политике. Я, как и миллионы других человеческих особей впитываю доступную информацию через новостные блоки глобальной интермедийной сети. Так что то, что я знаю, в основном ограничивалось теоретическими брифингами, в рамках предполетных инструктажей. Все что мне известно дальше, это то, что Научное сообщество не нашло на Проксима b совершенно никаких признаков жизни, и планету было решено разрабатывать на предмет полезных ископаемых. Для чего, права на ее дальнейшие исследования были переданы нашему работодателю ‒ Колониальной Федерации «Сириус».
Заказчик долго не думал, что делать с собственностью площадью в почти четыреста пятьдесят миллионов квадратных километров, да еще находящееся в другой звездной системе. Разработка полезных ископаемых, подразумевала бы строительство на ее поверхности базовых рудодобывающих станций, что требовало заоблачных инвестиций, которые, учитывая расстояние до Земли, вряд ли когда-либо окупили бы себя. Даже если добывать пришлось какой-нибудь дорогостоящий минерал типа стронция или молибдена. Потому было принято решение использовать Проксима b в качестве тела-приемника отработанного ядерного топлива. К счастью, за один земной год, на специальных орбитальных полигонах, его накапливалось такое количество, что Всемирное Научное Сообщество, каждый раз поднимало шумиху в прессе, о необходимости изыскивать новые способы его утилизации. Экологи и сотни мелких организаций-активистов, всячески поддерживали их, стараясь наперебой больше заявлять и рекламировать себя на фоне скандалов, чем проявлять искреннее участие в таком серьезном вопросе. Но массы людей верили им и проникались их идейными поползновениями.
Каждый год, СИД вытаскивал за пределы кольца свыше пятисот тысяч тонн радиоактивных материалов и сбрасывал этот груз на поверхность Титана, спутника Сатурна, что, по мнению ученых, вызывало геофизический дисбаланс системы газового гиганта, который в скором времени, если не прекратить сбросы, может привести к катастрофе планетарного масштаба. Так что выход в виде Проксима b, оказался как нельзя кстати.
Проблема лишь в расстоянии. Если Пилигрим тратил на полет до орбиты Сатурна, со всеми разгонами, торможениями и корректировками, восемьсот шестьдесят четыре часа, что по земному исчислению времени, составляет чуть больше одного месяца, а СИД и того меньше, то преодоление расстояния до Проксима b, займет у нас в итоге, девять тысяч триста часов. И это, при максимальном разгоне позитронных силовых установок и провале в отрицательную массу почти на десять коэффициентов действительной массы. Ну, а любое расстояние это определенные расходы. Чем же больше расстояние, тем эти расходы выше. И дело тут не только в необходимости затратить больше топлива и энергоресурсов, хотя это тоже важно, дело во времени. СИД коммерческое судно, которое должно приносить максимальную прибыль, а мы, вместо того, что бы таскать по системе оплаченные грузы, выбываем из корпоративной логистики на два с лишним года, выполняя контракт, доходы от которого вряд ли покроют расходы Колониальной Федерации.
Но с другой стороны, если наша экспедиция увенчается успехом и все пройдет гладко, заказчик обещает привлечь к этому и других инвесторов, а пока ровно половина расходов все еще ложится на компанию. Экспедиция же держится в тайне, чтобы в случае каких либо неудач, Колониальная Федерация не оказалась скомпрометирована прессой и политическими оппонентами.
По мере нашего приближения к Проксима Центавра, покажутся другие звезды, и чернота за витражом наполнится снова россыпью сияющих далеких небесных тел. Я вглядывался в темноту космоса пытаясь уловить в черной бесконечности мерцание звезды, хотя и знал что еще слишком рано. Я видел снимки звездного неба, сделанные беспилотным зондом с орбиты Проксима b, который побывал там до нас. Оно отличалось от земного, но это были лишь снимки, а ведь всего лишь через несколько месяцев я увижу все сам. От этих мыслей перехватывало дыхание. Вот о чем я мечтал всю свою жизнь ‒ ступить на планету чужого мира, стать первопроходцем, первооткрывателем, пионером… пусть хоть и в роли мусорщика, притащившего в этот неизведанный мир, восемь траулеров смертоносных для любого климата и внутренней среды, отходов человеческой жизнедеятельности.
И все же я был счастлив. Я чувствовал себя частью чего-то поистине важного и настоящего, пусть даже, если ради всего этого пришлось подписать контракт с оговоркой о неразглашении деталей экспедиции. И все это, в моей жизни, произошло только благодаря командиру Греку Маеру. Ему и той нелепой случайности, когда бригада докеров, поленившись проверить груз в контейнере, погрузила его вместе с моим спящим телом, на один из Пилигримов, под управлением этого строгого, но справедливого человека.
Я бы наверное и сейчас работал в грязных доках Порта, ворочал манипулятором контейнеры с мусором или того хуже, вернулся бы на Землю в Холмов и, под победное ликование отца, несколько месяцев, в наказание за непослушание, чистил бы навоз на скотном дворе наравне с наемными рабочими.
Три года назад, он буквально вытащил меня из того самого дерьма и дал мне возможность проявить свои способности в работе навигационного техника на Пилигриме, принадлежащем Колониальной Федерации. А то, что он снова появился в моей жизни и сидя в портовом кафетерии Нижнего уровня орбитальной станции Порт, пригласил меня за стол и предложил стать членом его команды, говорит о том, что я себя показал и видимо оправдал его надежды.
– Командир… ‒ Я не очень понимал, как должен был себя вести в его компании, пожимая костлявую ладонь с длинными пальцами и усаживаясь за столом напротив. ‒ Я, признаться честно думал, что Вы уже и помнить про меня забыли. Три года прошло, хотя я у Вас всегда буду в неоплатном долгу. ‒ Я выдохнул, понимая, что всем своим видом выдаю волнение, а прищуренный хитрый взгляд старого пилота, видит меня насквозь.
– Я не когда не забываю тех, кто у меня в долгу. ‒ Он улыбнулся и заказал мне чай.
Я продолжал вопросительно смотреть на него, потом куда-то еще, потом в окно на зал ожидания, а он ждал, пока официант принесет поднос с дешевым чайным набором и снова исчезнет.
‒ Как работа, Корин? Все хорошо?
Я же, прекрасно понимал, что он пригласил меня сюда не для того чтобы поинтересоваться моим благополучием, он или желает забрать свой долг назад, попросив о какой-то услуге или предложить что-то еще. А может ему, как моему поручителю, сообщили о совершенной мной ошибке в расчетах вектора торможения, что привело к изменению курса судна из-за попадания в гравитационное поле Юпитера? Судно угодило в эллипс газового гиганта после погашения реверсов, пролетев точку инерционного маневрирования. Ситуация была не очень хорошая. А очень даже паршивая была эта ситуация. Могла произойти катастрофа, но к счастью другой Пилигрим уже покинул орбиту Европы и, все обошлось только чрезмерным расходованием топливных ресурсов маневровых двигателей и выговором с вычетом стоимости двух топливных кассет из периодического жалования. Хотя… это было три месяца назад и вряд ли до этого есть дело такому человеку как Грек Маер. И все же я очень волновался.
‒ Все хорошо! Отлично! ‒ Я закивал, улыбнулся и положил ладони на горячую чашку. ‒ Я о лучшей работе и мечтать не мог! Еще раз спасибо, Вам, и если что-то нужно…
‒ Значит не жалеешь, что не вернулся на Землю?
‒ Нисколько.
‒ Хорошо. ‒ Маер кивнул и, поставив чашку, взял салфетку и промокнул губы. ‒ Обязанности навигационного техника хорошо освоил?
‒ Пилигрим с закрытыми глазами могу обслуживать! ‒ Я усмехнулся и сделал глоток.
‒ Отлично. А как насчет того чтобы поработать на СИД?
‒ На СИД? ‒ Мои брови подлетели вверх, толи от удивления, толи от того, что в рот залилось слишком много горячего напитка и это, похоже, развеселило командира. ‒ Техником?
‒ Техник у меня ужу есть. Мне нужен второй пилот.
Я, вытаращив глаза, просто в ступоре смотрел на него и услышанное никак не мог переварить. Мне этот разговор словно снился. Пилот на СИД! Пилот на самом новом и самом быстром судне, которых в Солнечной системе-то всего два.
‒ Что застыл? ‒ В этот раз усмехнулся Маер. ‒ Если хочешь обратно на Пилигрим, я настаивать не буду.
‒ Нет, нет, что Вы! Я… Да у меня просто слов нет, как я рад!
* * *
В экипаже СИД было шесть человек. Два пилота, навигационный техник, инженер по координации работ, который отвечал за выбор места, подготовку поверхности и сброс груза, сам командир Маер и один научный сотрудник, навязанный нам Колониальной Федерации, якобы для того, чтобы ублажить Всемирное Научное Сообщество и их инвестора ‒ Совет правящих партий Неополиса. Официально, этот ученый, а точнее ученая, по имени Марта Штеер, включена в состав экспедиции с целью составления подробного отчета о первом полете человека за пределы Солнечной системы и высадке на поверхности чужой планеты. И хотя, основная цель миссии была далеко не научной, а сугубо коммерческой, ученые не смогли стоять в стороне и через СПП надавили на Колониальную Федерацию, а те не смогли им отказать. Ну, или что-то в этом роде. По крайней мере, для меня, человека далекого от политики, это выглядело именно в таком ракурсе понимания.
Так что в случае благополучного завершения экспедиции, в чем в принципе никто не сомневался, ей будет предан еще и научный окрас, что также станет на руку и Союзу Правящих Партий Неополиса.
Занимающий длительное время полет проходил свою основную часть пути в режиме автопилотирования и СИД с его новейшими навигационными системами не требовал присутствия пилотов в модуле управления без веской на то необходимости, вплоть до приближения к Проксима b на сто астрономических единиц. И все же, регламент полетов и эксплуатации космических суден не предусматривал оставление СИД без присмотра при перелетах на дальние расстояния. Так что командиром были введены трехсуточные дежурства каждого члена экипажа по очереди, за исключением навязанного нам научного сотрудника.
Через четыре часа моя вахта завершалась. Я окинул взглядом главную консоль. В верхней ее части тускло-зеленым светом с интервалом в одну секунду мигал тревожный сенсор, говоря о том, что все системы работают в штатном режиме. Чуть ниже датчик заряда ядерной батареи, поддерживающей все внутренние функции судна и жизнедеятельность экипажа, показывал заряд восемьдесят два целых и пять десятых процентов. Такой заряд мог поддерживать работу всех функций судна, как минимум, пять лет. Отклонение от курса составляло полтора процента, скорость судна двадцать семь астрономических единиц в час, загрузка полимагнитного ядра составляло ноль и девять десятых g. Все было согласно регламенту полета и беспокоится, было не о чем. Можно было сдавать смену.
Я вышел из модуля управления и через узкий короткий коридор длиной в три шага, прошел в лобби. Здесь, посередине помещения стоит круглый белый полимерный стол, вокруг которого размещались мягкие удобные кресла, с откидывающимися спинками. Для экономии места, кресла складывались и автоматически прятались под столешницей. Здесь проходят основные будни команды. Тут мы принимаем пищу, проводим совещания, не требующие голографического проектирования, отдыхаем, общаемся. Интерьер лобби выполнен в белых тонах и технологически все тут было на высшем уровне. Я провел пальцем по черной полоске сенсора на стене, и свет стал ярче, вырвавшись из полос освещения в потолке, выведя их из экономичного режима работы. Тоже самое я мог сделать и голосовой командой интеллектуальной системе управления. Или через служебный делс, закрепленный на запястье левой руки.
Дальше лобби находится технический модуль, где хранится все необходимое оборудование для выполнения миссии, проходят брифинги перед выполнением поставленных задач, а так же есть уборная и душевая. Лобби с ним разделяет такой же узкий в три шага, но закрытый дверью переход. Из технического модуля можно было попасть в блок АРМ ‒ автоматизированное рабочее место командира экипажа. Единственное помещение с запирающейся дверью, код доступа которой знал только Маер. По разные стороны от выхода из лобби – кубикулы. По четыре с каждой стороны. Они довольно тесные, все, что в них есть это шкафчик для личных вещей и соты, для погружения человека в состояние гибернации, благодаря чему еще никто не сошел с ума от долгих перелетов.
Я прислонил ладонь к сенсору на двери первого кубикула или как его проще назвать «кубика» слева, и дверь медленно отъехала в сторону. Через накрытую капсулу соты, прозрачным куполом, я увидел лицо командира Маера. Его рот, был немного приоткрыт, а веки слегка подергивались. Теплое равномерное дыхание его заставляло запотевать небольшую область стеклянного купола над его ртом. Система вентиляции тут же рассеивало запотевание, но командир снова выдыхал ртом на стекло, и все повторялось, снова и снова. Монитор над его головой показывал сердечный ритм, артериальное давление и другие жизненные показатели. Все было в порядке. Я стал нажимать на сенсор, пока не выбрал из тут же появившихся вариантов функций «разбудить». Потом нажал на выделенное слово и на экране появился таймер в тридцать секунд. Секунды стали отсчитывать себя назад. За пять секунд до нуля, стеклянный купол соты, открылся, а командир, еще не открыв глаза, стал перебирать пересохшими губами и языком.
Несомненно, сота незаменимая вещь при дальних полетах, но у нее есть и существенный минус. Сколько не проспал бы в ней, проснуться и сразу приступить к работе нельзя. Организму необходимо время для адаптации. Первые десять минут, кажется, что организм разбит на тысячу мелких частей и хочется снова лечь и уснуть.
Максимальное время сна в соте не должно превышать тридцати суток. В таком сне функции организма притупляются, и пребывание в нем дольше может грозить нарушениями в нервной системе и системе пищеварения организма. Поэтому, в течение следующих десяти минут, после пробуждения, организм быстро начинает догонять функционирующий все это время во сне мозг, и в срочном порядке приходится отправляться справлять все природные нужды организма. Вот почему, сдавая смену нужно будить своего сменщика, минимум за час, чтобы он успел прийти в себя, раскачаться и полностью настроится на свою вахту.
Таймер досчитал до ноля, и командир открыл глаза. Потом снова зажмурился и, кашлянув, стал подниматься.
– Убавь свет. Слишком ярко!
Я тут же воспользовался делсом.
Маер сел, уперев руки о колени и сильно зажмурившись, тяжело дышал. В тот момент я впервые заметил, что командир ведет себя как-то странно. Было такое впечатление, что он боялся открыть глаза, потому что полумрак освещения казался для него ярче света звезды. В мануальной документации соты, конечно, было сказано, что каждый организм будет воспринимать сон и его последствия индивидуально, но сверхвысокая чувствительность зрения к свету…
В любом случае, как бы это не выглядело со стороны, я не имею врачебного образования, не имею даже базовых медицинских знаний, так что не вправе устанавливать диагноз. Он же не теряет сознание. Его не рвет на пол, не испытывает приступов агрессии или чего-то еще. Датчики говорят, что командир в норме, значит в норме.
– Все хорошо, командир? Что-то ни так?
Командир не ответил и, зная прекрасно, что я не отвел от него глаз, начал подниматься на ноги и с трудом открывать глаза. Нащупывая себе путь одной рукой, другой, чтобы не упасть, он держался за стену, мелкими шажками немощного старика, он сделал попытку покинуть кубик но, не вписавшись в дверной проем и споткнувшись о порог, едва не упал. Я тут же подскочил и хотел поддержать его, но он грубо отстранил меня жестом руки.
Кое-как он добрался до круглого стола и обмяк в кресле.
– Ненавижу эту дрянь! ‒ Он имел в виду соту.
Потом он положил ладони на лицо и стал тереть, затем потряс головой и тяжело вздохнул.
– Кофе.
Я включил кофе-машину и поставил в нее полимерную чашку. Вода забурлила, послышалось негромкое жужжание. Система производила из биосинтетических компонентов идентичную по вкусу копию горячего напитка – субститурация.
– Как дежурство?
– Без происшествий. Идем по графику.
– Это хорошо. А что с кофе? – Он ухмыльнулся, глаза его все еще были зажмурены – Не по графику… Кофе должно быть уже на столе к моему пробуждению.
Я вытащил чашку и поставил перед ним. Черный горький напиток источал ароматный пар.
– Без кофе, я не могу проснуться после этой адской соты. Голова как каменная. – Он пошарил рукой по столу, едва не опрокинул чашку, но справился.
– Просто они не доработанные.
‒ Что? ‒ Он взглянул на меня, но его лаза будто все еще были закрыты.
‒ Соты. Говорят, через год на рынок поступят новые модели, усовершенствованные, без побочных эффектов. – Я сел напротив.
– Через год я уже буду на пенсии. Надеюсь. – Он сделал еще несколько глотков и, поставив чашку, заморгал глазами, а я подумал что, такие как он, сами на пенсию не уходят.
Потом, пытаясь смотреть, поднялся, опираясь руками на стол.
– Я пошел. Поесть приготовь. Что ни будь.
– Хорошо.
Маер мелкими несуразными шажками вышел в технический модуль, а я стал смотреть в продовольственном шкафу, чтобы приготовить. Стопкой лежали разноцветные брикеты с изображением еды. Я взял один – картофель с мясом, другой – рис и курица… были еще паста с сыром и соусом, фасоль с говядиной и овощами и опять рис только с рыбой. Я распечатал брикет с изображением картофеля и сочными кусками свинины. Как же аппетитно все это выглядит на картинках! Почему же они не выглядят так после приготовления?
Внутри брикета были два пакета, без каких либо картинок или надписей, просто один меньше другой больше. Я открыл круглую крышку бленда, поставил в него глубокую тарелку из полимерного прозрачного материала и высыпал содержимое обоих пакетов. Потом закрыл крышку и нажал на кнопку. Бленд, специальное устройство для приготовления непортящихся и не требующих определенного хранения пайковых брикетов во время полетов, зажужжал. Вот так быстро и питательно, а первые двое суток даже вкусно, всего за две минуты, я получил картофель-пюре и кусочки мяса.
Конечно то, что сейчас было в тарелке на столе, совершенно не совпадало с тем, что было изображено на упаковке, а возможно и вовсе не являлось этим, зато один такой брикет насыщал организм калориями настолько, что можно было обходиться без еды потом целые сутки.
Вернулся командир бодрым и, как всегда с неизменной улыбкой на лице. Сел за стол и тут же, схватив ложку, бросился, есть приготовленную еду. Ел с аппетитом, с аппетитом человека проспавшего почти четверо суток. Кушал, тщательно пережевывая, смакуя каждый склизкий кусок и запивая остывшим кофе.
Тем временем я открывал кубикулы каждого члена экипажа и проверял жизненные показатели на мониторах. Конечно, система соты в случае, каких либо сбоев в работе организма любого подключенного к ней поднимет тревогу и тут же разбудит весь экипаж, но для профилактики и просто для собственного успокоения это стоило сделать.
Во втором кубике спит Лена Кравец, первый пилот, именно та женщина, которая когда то била меня импульсным шокером, обнаружив в грузовом отсеке в контейнере на тюках с хлопком. На борту, мы были все довольно близки, и я теперь знаю о ней гораздо больше чем раньше. Лена опытный и преданный команде пилот. С Маером они знакомы много лет, а летает она с ним уже лет десять. Она дерзкая и совершенно безбашенная, но в тоже время она справедливый и любящий во всем порядок человек. У нее две дочки, которые ждут ее дома на Земле. Каждый вечер, когда она не спит или в свое дежурство, она просматривает их сообщения, а потом записывает свое и отправляет им. Отсюда, из глубины космоса, при использовании технологии квантовой интерференции света, а проще синергетических каналов передачи данных, сообщение до Земли доходит примерно за неделю. Трудно сказать точно, так как СИД постоянно удаляется от дома.
В третьем, наш навигационный техник Марик Ковнер. Он уже год летает с Маером и по возрасту не на много старше меня. С ним я довольно быстро нашел общий язык. Мы стали чем-то вроде друзей по работе, общение которых, как правило, прекращается, когда эта работа заканчивается. Марк веселый жизнерадостный и совершенно безобидный человек. Единственный его недостаток ‒ он не умеет молчать и все время забивает всем головы, если не рассказами из своей бурной молодости времен кадетства в Летной Академии, то постоянно что-то напевает или придумывает какой-нибудь розыгрыш. Его отец, какой-то там медиамагнат в Бухаресте и кроме Марика в семье еще четверо или пятеро братьев. Точно не помню. Про свою семью он не очень-то любит рассказывать, как и я про свою но, насколько мне известно, им особого дела до его судьбы нет. Кстати, он ненавидит свое имя и просит называть его Марк. Большинство людей с ним знакомые даже и не представляют, что его имя звучит немного иначе.
Я открыл четвертый кубик, где спал инженер по координации работ, геофизик Александр Колл. Это был крупный мужчина с густой черной бородой, обладающий обширными знаниями и опытом в нашем деле и который знает все о том, как и куда нужно сбрасывать траулеры. Как только мы достигнем цели полета, и спустимся на поверхность Проксима b, командование относительно нашей непосредственной миссии перейдет к нему. Мы все должны будем делать то, что он говорит, и естественно будем делать все, как он скажет.
Последний кубик, который я открыл, был выделен ученой по имени Марта Штеер, приставленной к нам довольно молодой особы, с какой-то там ученой степенью и не по возрасту наделенной должностью руководителя научного штаба изучения дальнего космоса. Белые прямые волосы до плеч, четкие черты лица, бледная кожа. Она была молода, спокойна в поведении и своей надменностью, как показалось без исключения всем, выражала превосходство вообще над людьми второго сорта, такими как мы.
– Командир, как Вы думаете, зачем они к нам ее подсадили?
– Глупый вопрос. – Маер встал и бросил пустую тарелку с ложкой в супрессор. – Ученые должны следить за всем, что происходит на борту и будет происходить на поверхности. А так как мы вне зоны досягаемости быстрым обменом информацией, она будет фиксировать все, что видит и думает, чтобы потом передать своим и те будут давать нашим действиям оценку. ‒ Он пожал плечами. ‒ Они потом сделают все так, будто все это научная экспедиция.
– А то, что у нас шестьсот тысяч тон стронция-90 в траулерах и нам нужно от него избавиться, это как? Тоже типа научный эксперимент? – я усмехнулся, все еще глядя, как плавно и равномерно под куполом соты поднималась и опускалась грудь девушки в синем комбинезоне.
– Я думаю, про это, они потом умолчат. – Командир вытер руки бумажным полотенцем, затем вытер бородку и, скомкав, бросил его вслед за тарелкой. Теперь сытый и совсем уже бодрый он направился в кабину пилотов, но при выходе из лобби остановился и обернулся, видя, что я все еще смотрю на нее. – Запал на нее что ли?
Я, кашлянув в кулак, повернулся и закрыл дверь кубикула. Как-то в тот момент от его едкого вопроса я почувствовал нелепое смущение.
– Да нет…
– Да ладно! Думаю, если тебе удастся залезть ей под юбку, это пойдет нам только на пользу. – Он усмехнулся и вышел.
Я пошел за ним.
– Ты должен кое-что знать о компании, на которую мы работаем. – Командир сел в кресло первого пилота и стал проверять главную консоль – Не стоит думать, что у меня такие теплые отношения с ними, что я могу просить их, о чем только вздумается, и что они выполняют все мои капризы. Понимаешь, Колониальная Федерация, это сборище хитрых, жадных и алчных мудаков. Для них не существует ничего кроме их личной выгоды. Все мои капризы они выполняют лишь только по тому, что я им пока еще нужен, а угодить мне, для них, раз плюнуть. Но поверь, – он поднял палец вверх, – стоит мне сделать что-то не по их правилам или как-то перейти кому-то из них дорогу, они избавятся от меня также быстро, как и от любого другого человека. А потом сделают вид, что меня вообще никогда не существовало. Никогда не верь их агентам. Все они будут тебе улыбаться в глаза и обещать золотые горы, но им глубоко на тебя плевать и разговаривают они с тобой только пока им это выгодно. А эта ученая особь, строит из себя непонятно что, только потому, что находится под их протекцией и по тому, что ей перед полетом промыли мозги и наказали не верить ни мне, ни любому из нас. Так что, любой косой взгляд не по делу в ее сторону она будет воспринимать, если не как угрозу, но как попытку войти к ней в доверие чтобы выудить информацию, которой она не собирается делиться ни с кем кроме своего босса. Она здесь только для того, чтобы мы случайно не присвоили себе заслуги компании, профинансировавшей эту, не иначе, как только лишь научную исследовательскую экспедицию к чужой звезде. Ясно тебе?
– Ясно, командир.
– Что тебе ясно? – Маер посмотрел на меня, улыбаясь.
– Под юбку мне к ней не залезть.
– Ну, это я не знаю, как стараться будешь! ‒ Он засмеялся вдруг, каким-то уж совсем, старческим смешком.
– Пойду спать.
– Помощь нужна? – Он имел в виду с настройкой соты, так как лежа не очень удобно нажимать на сенсор.
– Ну, если колыбельную споете.
Командир обернулся и тоже в шутку ответил:
– А ну пошел отсюда, сопляк!
Я вышел в лобби и налил себе воды в пластиковый стакан, хотя и не рекомендовалось за час до сна в соте пить жидкости, но пить очень хотелось. Потом открыл свой кубикул, запустил компьютер соты, который надписью на мониторе приветствовал меня, открыл свой шкафчик и, сняв с руки делс, положил на полочку. Потом снял обувь и лег. Где-то под собой я нащупал датчик соты, про который забыл, и мне пришлось приподниматься, чтобы вытащить оптик. В мыслях я выругался, потому что оказалось, что с прошлого пробуждения я в беспамятстве закинул его, и он залетел под настил. Так что пришлось вставать совсем, вылезая из капсулы, вытаскивая его. Наконец справившись с такой непростой задачей, я прицепил датчик сатурации к указательному пальцу левой руки, а правой наклонил на себя монитор соты, чтобы в лежачем положении можно было управлять системой.
Несколько нажатий по сенсорной панели и на экране появился таймер в тридцать секунд. Я опустил руку и стал слушать тишину, которую нарушали щелчки таймера. На пятой секунде купол медленно закрылся, и система подала внутрь дыхательную смесь, пропитанную нейротоксином.
Сколько же я смогу сопротивляться ему? Я стал смотреть сквозь прозрачный купол на потолок кубикула и делать как можно меньше вдохов, но уже на двадцатой секунде мой мозг окутал туман. В голове слышались странные звуки типа пения птиц. Это был всего лишь побочный эффект. Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Сопротивляться больше не было смысла, и на выдохе я почувствовал, что проваливаюсь в бездну. Я крепко спал.
Глава 7
Я Корин Ройа и это моя история
Пробуждение было резким. Кто меня разбудил, я не помню, но переместив с трудом тело из лежащего положения в сидячее, до меня сквозь шум в голове стало доходить, что на борту происходит какая-то непонятная суета. Топот ног, громкие и неразборчивые, говорившие наперебой друг другу, спорящие и казалось взволнованные, голоса. Нет, это явно не моя вахта, я точно не дежурю, может просто сбой в системе соты? Что происходит? Почему никто не спит?
В дверном проеме появилась Лена.
– Проснулся? Давай быстро приходи в себя, у нас общий сбор!
Я помотал головой и снова откинулся на спину. Какой сбор…. О чем она вообще… Глаза закрылись сами собой, голова шла кругом. Еще пару часов поспать бы! Организм наотрез отказывался включаться, и я перевернулся со спины на живот и прилип лицом к мягкой поверхности внутреннего наполнителя соты. Что-то, пробормотав несуразное, я снова погрузился в себя, но вдруг внезапный сильный толчок ногой в пятую точку быстро вывел меня из состояния транса. Что-то точно случилось!
– Ты что тупой? Встал быстро!
Тут я вскочил как ошпаренный и заметался по кубику в поисках обуви, наконец, начиная соображать, что на борту и в самом деле что-то происходит.
– Тебя одного ждем. – Лена вышла, а я продолжал искать ботинки, которые точно помню, оставил прямо у выхода из кубикула, но их нигде не было.
Уже через пару секунд, я босой, с мешками под глазами, врезаясь в борта дверных проемов и не понимая до сих пор, что происходит, почему все проснулись, может авария на борту, может с курса сбились, выскочил в технический модуль. Выскочил и предстал перед всем экипажем, собравшимся вокруг проекционного верстака во главе с командиром Маером. Все естественно, если и говорили о чем то, то замолчали и смотрели на меня. Я же понимая, что опоздал на какой-то видимо важный брифинг, виновато поприветствовал всех и смиренно замолчал.
– С добрым утром, пилот. Очень долго просыпаетесь. Мы уже начали думать, что у Вас некоторые запоздалые после сна процессы стали вырываться из организма прямо в соте!
По людям пробежал смешок.
– Простите командир.
– Да ничего, можете пользоваться уборной, там уже свободно! – Он махнул в сторону туалета и повернулся к столу. Кто-то ехидно хихикнул, остальные сдерживали смех. – Мы подождем.
От его слов, сказанных при всем экипаже, мне стало не по себе. Тупое смущение и обида подкатили к горлу. Я поймал на себе его взгляд и тут же отвел свой. Нет, несомненно, виноват! Само собой, проснись я вовремя, сделал бы над собой усилие и встряхнулся, не уснул бы снова на целых тридцать, как оказалось, минут, то успел бы на брифинг и ничего подобного не произошло. Но то, как он смотрел на меня, какой интонацией в голосе были сказаны его слова! Это была совсем не ирония и даже не сарказм. Он именно хотел унизить меня в глазах остальных членов экипажа и это ему удалось. Как впрочем, удалось всегда. На последней передаче вахты он был со мной как бы на равных, давал советы, учил чему-то, как учит старший младшего, почти как отец сына. Не было ни его холодных колкостей, ни язвительных замечаний. Сейчас же мне кажется, что он меня ненавидит. Готов унижать прилюдно до тех пор, пока не выдохнется и не устанет. Никогда не знаешь чего от него ожидать, толи он по голове погладит и похвалит, за что ни будь, толи закидает унизительными подколками, давая понять, что я никто и звать меня никак. Пришлось сглотнуть противный комок, стоящий в горле, вместе с обидой.
Я посмотрел на экипаж, который тут же отвлекся и забыл обо мне. Все внимательно слушали командира. А вот и она – девушка из Всемирного научного сообщества. Кстати, она не засмеялась и даже не улыбнулась, когда Маер меня унижал. Интересно, почему? Неужели она и в самом деле такая серьезная, или только делает видимость? Интересно, а она была на Ганимеде?
Вот и живот начал крутить, функции кишечника, похоже, проснулись. Ну, уж нет! Я ему не доставлю такого удовольствия, снова издеваться надо мной. Не пойду в уборную, пока все тут… буду терпеть, пусть хоть кишки взорвутся!
– Ладно. Итак, как я уже сказал, через сто четыре часа мы выйдем на орбиту Беты. О том, что нам предстоит делать все в курсе, опыт у всех имеется, ну… кроме нашего второго пилота. – Маер снова заставил всех посмотреть на меня.
Я тут же выпрямился, как ни в чем не бывало, стараясь не показать всем присутствующим виду, что терплю из последних сил.
– Он первый раз с нами.
Как будто никто этого не знал и, обязательно нужно было на этом сделать акцент.
‒ Поэтому, Корин, прошу быть внимательным и делать все, что скажут твои старшие товарищи. ‒ Маер повернулся к столешнице верстака и провел ладонью над сенсором, включая аппаратные функции этого сложного многофункционального устройства. ‒ Теперь, что касается технологического процесса, расскажет наш инженер по координации. ‒ Он кивнул крепкому мужчине с заросшей черной бородой по самые глаза и копной таких же черных вьющихся волос. ‒ Александр, тебе слово.
Так вот оно что! Мы приближаемся к Проксима Центавра! Я уставился на витраж иллюминации технического отсека, еще не окончательно придя в себя, но стараясь припомнить свои последние вахты.
Такое бывает. Спустя час или два после этого пробуждения, они постепенно всплывут в памяти. Просто в голове все перемешалось под воздействием нейротоксинов соты. Просто лучше, чем другие, запомнилась другая, более ранняя вахта. Остальные были однообразны и слились между собой ничем не примечательными событиями и действиями, совершенными много раз в одной и той же последовательности, словно интуитивно, словно на автоматической программе. Так что, мое сознание запихнуло их куда подальше, сочтя ненужными и неважными для дальнейшего существования. Начни вспоминать, разделять воспоминания, которые будут возвращаться постепенно в сознании, и невозможно будет определить и понять, к какому периоду нужно относить появляющиеся в памяти фрагменты.
Но где же звезда?
Конечно, звезда ведь была прямо по курсу, и увидеть ее свечение было возможно только из блока управления.
Александр Колл посмотрел из-под густых бровей, на собравшуюся команду и занял место Маера возле верстака. Над столом засветился экран выбора команд и после нескольких движений руки, Александр выбрал подходящую проекцию и вывел ее над центром верстака. Такая же фемтосекундная технология СОИР, что используется в персональных делсах, высветила проекционную модель планеты, зажигая с помощью невидимого лазерного луча, в качестве пикселей, атомы азота прямо в воздушном пространстве над столешницей.
– Итак, должен сразу сказать, мы не на Юпитере, чего нам ждать от этой планеты неизвестно. Нам о ней вообще не очень-то много известно, несмотря на имеющиеся исследовательские данные, любезно предоставленные штабом изучения и освоения дальнего космоса Всемирного научного сообщества. – Он едва заметно подмигнул одним глазом, стоящей немного в стороне Марте Штеер, но та словно не заметила его жеста. − И все же, чтобы они там не исследовали, лично для нас эта информация мало чем будет полезна. Такая уж у нас узкая специализация! – Он усмехнулся и все подхватили его приподнятое настроение. − Те карты рельефа, что имеются, выполнены или не с той высоты или не там где нужно. Из предполетных брифингов мы знаем, что температура среды довольно низкая, так что для сброса нам будет нужна зона экватора. ‒ Он развернул проекцию другой стороной и увеличил экваториальную зону. И тут есть ряд проблем. Во-первых, экваториальная зона насыщена нестабильными атмосферными фронтами в верхних слоях, судя по всему из-за разницы температур между двумя полушариями, так как планета находится в приливном захвате звезды. И это вторая проблема. – Он зачем-то осмотрел каждого, словно выискивая того, кто желает высказать свое мнение, но таких не оказалось и Колл продолжил. – Угол наклона оси Беты, около ста десяти градусов, то есть граница дня и ночи у нее протянута в большей части экваториальной широты.
− Как Уран? – Раздался голос Марка.
− Почти. – Колл кивнул. – Мы, конечно, постараемся выбрать наиболее светлое место для посадки модуля, но это не означает, что на Бете нет смены времен суток. – Тут он видимо уловил молчаливые вопросительные взгляды и сделал небольшую паузу. – Бета имеет либрацию по широте величиной, приблизительно до двадцати градусов. Это все, что можно выяснить по имеющейся информации и, дополнив наши знания о ней с помощью бортовых магниферов. Когда подойдем ближе, сможем узнать больше.
− Это значит, что в пределах экватора, либрация создает смену суток? – Маер решил уточнить.
− Именно так. – Александр повернул голову в сторону командира. – Теневая область с постоянной цикличностью периодически перекрывает освещенные области.
− Мы знаем, сколько в среднем длится ночь на этой планете в этих областях?
Колл повернулся лицом к верстаку и крутанул голограмму. Изображение планеты было не четким и мало детализированным Информации для создания модели с более высоким разрешением явно не доставало, от чего возникал вопрос, каким образом вообще ученые несколько лет исследовали ее.
− Пока нет. Но скоро узнаем. Думаю, в любом случае должны уложиться в один цикл. Как только выйдем на орбиту, запустим зонды, которые считают рельеф, метеоусловия и сообщат данные об атмосфере. Самое сложное, на мой взгляд, будет коррекция сброса при прохождении верхних слоев, так как они очень плотные. ‒ Александр указал на повторяющийся фрагмент закручивания вихря в атмосфере Проксима b. ‒ И насколько мы знаем, ветра там намного сильнее, чем на поверхности, но будет видно. Далее! После того как я выберу место сброса, нужно будет ставить метки. Обычно у нас второй пилот и техник задействуются. – Он посмотрел на Маера.
– Все как обычно. ‒ Маер стоял и грыз ноготь большого пальца правой руки.
– Хорошо. Значит, как обычно. ‒ Колл одобрительно кивнул. ‒ Лена, ‒ он взглянул на Лену, ‒ после того как будет сформирован картографический анализ и я определюсь с выбором точки сброса, за тобой будет выбор места посадки челнока.
‒ О, конечно! Сразу после того как ты со своими обязанностями разберешься. ‒ Она стояла как всегда уверенная в себе, сильная, высокая, сложив руки на груди и, все же ни от кого не ускользнула ее грубость в ответе инженеру.
Колл едва заметно повел бровью и продолжил, а командир Маер недовольно поежился и перестал грызть ноготь. Явно между ними двумя была натянута некая напряженная струна, проявление которой точно не нравилось Маеру.
‒ Марк и… − показалось, что на долю секунды, он забыл мое имя, ‒ Корин. После того как я размечу виртуальный квадрат, у вас будут по две метки. Марк, ‒ Он повернулся к технику. ‒ Ты уже опытный боец, я думаю товарища в беде не оставишь, подучишь его тонкостям работы?
‒ Даже не сомневайся. Сделаю из него профи! ‒ Светлое лицо парня засияло добродушной улыбкой.
‒ Отлично, но в любом случае мы все будем на каналах цифровой связи. В любых вопросах буду помогать и подсказывать. ‒ Его взор снова обратился на командира. ‒ В общем-то, у меня тогда все. Более детальный брифинг проведем непосредственно перед спуском, когда будем владеть полной картиной того с чем предстоит иметь дело. ‒ Он погасил проекцию и отошел от стола, снова пропуская к нему Маера.
‒ Вы все слышали. Ваши обязанности вам разъяснили. Подробный инструктаж будет уже на орбите Беты. ‒ Он сложил ладони вместе. ‒ Вопросы?
Все отрицательно покачали головами.
– Прекрасно. Тогда, Марк, в течение получаса жду тебя у себя в кабинете с отчетом о векторе курса и докладом о готовности приступить к торможению.
Марк кивнул.
– Так мальчики и девочки, не расслабляться! Пока есть время до того как реакторы перейдут в реверсный режим, заниматься проверкой и калибровкой оборудования. Доклад от каждого по внутренней связи о работоспособности всего за что отвечаете, через час! ‒ Он сделал жест рукой говорящий о том, чтобы все начинали расходиться. ‒ За работу!
– Командир Маер. ‒ У верстака вдруг внезапно появилась та, что все время оставалась как будто в стороне и в то же время где-то рядом. ‒ Я могу сказать пару слов? ‒ Марта Штеер вышла из круга и смотрела ему прямо в глаза, чего он совсем не ожидал, думая или надеясь, что ученая все же до конца этой миссии останется только сторонним безмолвным наблюдателем.
– Да, пожалуйста. – Командир, недовольно хмыкнув, отошел в сторону, пропуская ее, а все остальные удивленно переглянулись и подумали: «она умеет разговаривать!».
Я посмотрел на Лену. Та готова была вцепиться ей в горло и рвать зубами. От неприязни к ней, ее надменности и, как все подумали наглости, она прикусила нижнюю губу и не отрывала от нее взгляд, видимо представляя, что сказала бы ей, не будь тут Маера. Однако причиной ее гнева могла быть не только эта ученая. Марта могла быть только объектом ее гнева. Я посмотрел на Александра Колла. Тому, казалось, все было безразлично.
– Я много времени не отниму. ‒ Она сложила ладони вместе в районе груди и осмотрела еще не до конца адаптировавшийся после сна в сотах экипаж оценивающим взглядом. ‒ У нас не было возможности, как следует познакомиться, так что позвольте представиться, меня зовут Марта Штеер. На этом судне я представляю интересы Всемирного научного сообщества, а так же я руководитель штаба по изучению и освоению дальнего космоса. И мне хотелось бы напомнить всем вам, что эта экспедиция носит не только коммерческий характер, но так же представляет особую научную важность. ‒ Она переступила с ноги на ногу и извлекла из кармана комбинезона миниатюрный квантовый накопитель информации. ‒ Так как, из проведенного только что инструктажа мне стало ясно, что никто из вас не имеет ни малейшего представления о том, где мы находимся и что такое планетарное тело в системе звезды М-класса и учитывая, что на борту я единственный ученый, мне хотелось бы провести свой небольшой брифинг. ‒ Марта повернулась к верстаку и положила карту памяти на сенсор.
Мутное изображение планеты сменилось масштабированным и довольно четким изображением системы Проксима Центавра, которое тут же по команде ловких движений пальцев рук, увеличилось до самой звезды, изображенной в виде красноватого нестабильного светящегося шара, вытеснив все остальные объекты за видимую область проекции.
‒ Простите, госпожа Штеер. ‒ Маер кашлянул в кулак, перебивая ее. ‒ При всем уважении к Вам и Научному Сообществу я, как и весь мой экипаж не очень понимаем, для чего нам нужна вся эта информация? Мы не ученые. Мы инженеры и пилоты, и в отличие от Вас перед нами стоят несколько иные, пусть и коммерческие задачи, для выполнения которых нам совершенно не требуются знания относительно… ‒ он посмотрел в потолок, придумывая, что сказать ‒ …количества сжигаемого звездой гелия в год, или… ионизации атомов в ее короне, например. ‒ Он подошел ближе и, окинув взглядом команду, увидел одобрительные ухмылки в лицах. ‒ Мы, так сказать, принимаем ситуацию такой, какая она есть и работаем с тем, что имеем.
‒ Мне понятны Ваши доводы, командир. ‒ Ее голос зазвучал вдруг резко и громко. ‒ И, тем не менее, от Вашего работодателя Вы должны были получить определенные инструкции относительно меня и научной части этой экспедиции. У меня имеется определенный регламент, который подразумевает соответствующий порядок действий на поверхности Проксима b и, я буду ждать от Вас полагающегося сотрудничества. Так что, я проведу свой брифинг независимо от того, необходима Вам эта информация или нет. Все это войдет в мой отчет.
‒ Если эта миссия так важна, почему бы Научному Сообществу не отправить сюда свою команду? ‒ Отражающийся эхом от металла стен, раздался недовольный голос Лены, перебив Марту. ‒ Можно подумать, мы сюда прилетели в шарады играть. Почему бы и не потратить несколько часов на глупые научные исследования! ‒ Она усмехнулась.
‒ Да все очень просто! ‒ В разговор вмешался Александр Колл. ‒ У Научного Сообщества нет денег для подобных экспедиций! Их шаткая репутация, вот уже больше сотни лет, подрывается очередными провалами. Им просто необходим какой-то научный прорыв. Если бы не открытый двести лет назад полимагнитный синтез нейтрино, их бы вообще уже не было в природе. ‒ Он пожал плечами. ‒ Все Ваше существование, ‒ он перевел все свое внимание на Марту, ‒ держится на заслугах прошлого. В век индустриальной колонизации никто не хочет инвестировать средства в сомнительные исследования дальнего космоса, когда «золотые жилы» у инвесторов прямо под носом. Вот они и липнут, словно паразиты на чужие кормушки, показывая свою важность и ища хоть что-то, что можно преподнести человечеству как величайшее открытие.
‒ Я не собираюсь с Вами спорить, инженер. ‒ Марта сделала шаг вперед, словно наступая на Колла. ‒ Только Вам стоило бы задуматься над первопричинами всего того, что повлияло на упадок научного прогресса в наши дни. Быть может все дело и есть как раз в том, что пожиная плоды прошлых столетий, человечество по невежественной своей природе не считает приоритетными цели исследований и открытий новых горизонтов. ‒ Что бросалось в глаза, так это ее холодная непоколебимость в поведении и словах, казалось, ее ничего не могло вывести из себя и пока все слушали Колла, Лену и Маера на ее лице не дрогнул ни один мускул, а после она продолжила отстаивать свою точку зрения совершенно без каких либо эмоций. ‒ Вы получали от Научного Сообщества прогресс в течение многих лет до тех пор, пока этот прогресс достиг такого уровня, который мы видим сейчас, позволив человечеству создавать колонии по всей Солнечной системе. И что после? ‒ Она сделала паузу, ожидая, что ее снова перебьют, но этого не произошло. ‒ Вы, ‒ она видимо имела в виду человечество в целом, ‒ решили что этого достаточно для того чтобы строить экономические альянсы и жить на широкую ногу. Вы решили, что освоив с нашей помощью межпланетные перелеты и обуздав гравитацию, достигли высшего эволюционного предела. Мы стали попросту вам не нужны! Каких еще вы желаете открытий? Каких научных прорывов ждете от нас? ‒ Она снова сделала паузу. ‒ Вот именно. Вам и так неплохо живется. ‒ Она махнула рукой и немного, больше демонстративно, чем по настоящему, улыбнулась, чувствуя свое превосходство. ‒ Научное Сообщество не занимается разработкой и усовершенствованием бурового оборудования, не изобретает новые защитные костюмы… это прерогатива корпораций и их исследовательских институтов. Научное Сообщество делает нечто больше. Мы расширяем горизонты сознания людей. Мы выводим человечество на новый уровень развития. Мы дали вам эту эпоху и в новую эпоху рано или поздно вас приведем! А если инвесторам нужно больше времени, чтобы понять важность нашего существования, так мы будем ждать, приспосабливаясь к тем условиям какие есть, даже если для этого придется стать паразитами!
В какой-то момент Грек Маер попытался вставить свое слово, чтобы остановить затянувшуюся речь ученой, но она моментально осекла его, подняв тон голоса и давая понять, что необходимо ждать очередную паузу для того, чтобы вступить в дискуссию.
Несомненно он мог бы настоять на своем и все же перебить Марту прекратив ее монолог, причем со стороны вся эта ситуация выглядела именно так ‒ лекция перед аудиторией безмозглых студентов. И все же в моем лице она была достойна восхищения. Заткнуть рот Коллу! Заставить вечно бунтующий характер Лены стоять и спокойно слушать ее, уткнув взгляд в пол! Поставить на место командира Маера! Я был от нее без ума. Это было что-то. Такого холодного и непоколебимого образа я не встречал. А она продолжала, лишь немного сменив позу.
‒ Вот уже почти пятьсот лет человечество осваивает космос и Солнечную систему, а чего мы добились? Все преследуемые компаниями-инвесторами цели, только материальная выгода. Вы перелетаете с астероида на астероид, со спутника на спутник, опустошая их от полезных ископаемых. Разворошив Европу и Каллисто, выкопав все, что содержит кадмий и стронций, вы без зазрения совести отправитесь на другой спутник Юпитера, а когда будет покончено с ними со всеми, вы отправитесь дальше. К Сатурну. И через каких-то пятьдесят лет от его колец не останется ничего, потому что колониям нужны кислород и вода, а в кольцах воды сотни тысяч тонн. Через тысячу лет мы получим обнищалую и покоящуюся в руинах Солнечную систему, которую сами до этого и довели. Вот только на эволюционной лестнице за все это время мы не поднялись даже на половину ступени! Чего мы добились за эти триста лет? Может, нашли жизнь на других планетах? Может, разгадали тайну происхождения Вселенной? Может происхождения человечества? А? ‒ Она заглянула в глаза каждому из команды, не сходя со своего места у верстака, который уже погасил проекцию, перейдя в спящий режим работы. ‒ Может кто-то создал искусственный интеллект способный конкурировать с человеческим разумом? Может, прочитали нейронный код человека? Нет. ‒ Она выдохнула. ‒ Научное сообщество готово работать во всех этих направлениях. Мы готовы, если придется, взять вас за ноги и силой заставить шагнуть вверх. Но вы сами связываете нам руки, словно боясь, что мы получим больше могущества и власти.
‒ Госпожа Штеер. ‒ Маер, наконец, дождался своей очереди говорить. ‒ Очень бурная речь. Мы все просто заслушались. Признаю, нужно иметь особый дар оратора, чтобы повернуть столетнюю историю промахов и провалов, стоящих инвесторам миллиардных убытков, не просто в свое оправдание, а сделать виноватым в них все человечество. ‒ Он погладил бородку и вышел немного вперед. ‒ Хочу Вас разочаровать, тут нет политиков, репортеров и представителей колониальных компаний. Нам, по сути, безразличны ваши суждения относительно прошлого и будущего человечества. Мы прилетели сюда с целью утилизировать восемьсот тысяч тон радиоактивного топлива, которое больше года заставляло светиться и работать Порт, колонии и саму Землю. Нам тут как-то наплевать на эволюцию! ‒ Он вдруг повернулся к команде. ‒ Тут кто-то считает себя обезьяной?
Раздался гогот. Я же только улыбнулся, начиная сильнее чувствовать желание попасть в уборную.
‒ Я попросила бы Вас… ‒ Марта начала говорить, подумав, что командир дает ей возможность ответить, но это была его излюбленная уловка.
‒ Нет, это я попросил бы Вас! ‒ Он резко повернулся к ней, почти до крика повысив голос, в нотах которого слышался гнев. ‒ Не вмешиваться в работу моих людей! Вы находитесь на борту моего судна и, здесь действует только один регламент! Мой! И Вы будете, как и все тут, подчиняться командиру экипажа! ‒ Маер был красный от злости, а руки сжаты в кулаки с такой силой, что побелели запястья. ‒ Я даю Вам право следовать Вашей научной программе, когда окажитесь на поверхности Проксима b в составе команды высадки, только там. ‒ Секунду, помолчав, он разжал кулаки, снова погладил бородку и его голос зазвучал более спокойно. ‒ На борту СИД Вам надлежит вести себя исключительно нейтрально, стараясь своими действиями не мешать работе инженеров и пилотов. Вы можете пользоваться кухонным стендом, санитарно-гигиеническим блоком и отведенным кубикулом без ограничений. Перемещаться можете так же без ограничений только по бытовому модулю, основному помещению технического модуля, и находиться в панорамном блоке. Теперь, и до возвращения в Порт эти правила будут основными в Вашей жизни, а за неподчинение к Вам будут применены точно такие же дисциплинарные наказания, как и к любому другому члену экипажа. Научные же лекции можете оставить при себе, но если решите написать о них в своем отчете, я возражать не буду. ‒ Договорив, он развернулся и хотел уйти, но вдруг остановился. ‒ И да! Чтобы мне там не говорили ваши агенты, по поводу научной сути этой экспедиции, мне глубоко плевать и никакой штатной единицы, если Вы еще не поняли, в помощь Вам выделено не будет!
После этих слов, его легкие сапоги быстро застучали в сторону лобби, а все остальные удовлетворенные его речью, начали неспешно расходиться.
Я посмотрел на Марту, боясь увидеть в ее лице стыд и обиду, посмотрел так, чтобы она ни в коем случае не поняла этого, но не увидел совершенно ничего. Все такое же бледное холодное лицо без единой эмоции. Несколько секунд она еще стояла на том же месте, на котором выслушивала разгромную тираду командира, а когда последний член экипажа повернулся к ней спиной, то так же молча, развернулась и спокойно зашагала по перфорированному полу модуля к подъемнику на панораму.
Я пулей полетел в санузел, сам удивляясь себе, как еще не лопнул мой мочевой пузырь. Когда же закончил все свои дела и вышел, то тут же почувствовал дикий голод. Нужно было срочно что-нибудь перекусить.
Слушая урчание своего пустого желудка, словно все кишки закручивались внутри меня спиралью, моля о приеме пищи, я замер в переходе между модулями, вдруг услышав по ту сторону голоса.
Происходил какой-то диалог. И не просто диалог, а разговаривали двое и интонации их голосов говорили о том, что ни не желают что бы их услышали. Потому, вместо того чтобы раскрыть свое присутствие, распахнув дверь перехода, и извинившись пройти мимо них, я прислушался. Как не странно, это оказались Лена и Колл.
‒ Дай пройти.
‒ Ты чего добиваешься?
‒ Уйди с дороги или по яйцам коленом схватишь!
‒ Я же вижу, ты бесишься! Чего ты хочешь?
‒ Руки убрал! Ты, придурок!
‒ Все убрал, убрал. Лена, давай по-хорошему, а? Не я так решил, ты сама так захотела. И не нужно из себя строить «хрен знает что» перед всей командой. Какие вообще с твоей стороны могут быть обиды?
‒ А у меня нет никаких обид. Я говорила тебе, что не хочу лететь с тобой на одном судне! Тебе плевать! Был бы настоящим мужиком, сказал бы Маеру, что не полетишь! Можно подумать у тебя больше не было других предложений. Ты же назло мне только полетел! ‒ Ее голос звучал удивительно расстроенным, что даже было странно, зная этого человека.
‒ Да я просто хочу стать первым человеком, ступившим на поверхность планеты в другой системе! ‒ Колл засмеялся.
‒ Не веди себя как мудак. Иди, расскажи это ученой шлюшке. Может, найдешь с ней общий язык.
Раздался протяжный недовольный вздох.
‒ Ладно. Не вижу причин уходить из команды. Мне кажется, что справедливо было бы, чтобы это ты сделала. Ты же не хочешь со мной летать.
‒ Какая же ты все-таки тварь! Ты прекрасно знаешь, как мне нужны эти деньги и что кроме Грека, меня никто не возьмет в команду! Решил подпортить мне жизнь своим присутствием, так вот будь уверен, я буду делать то же самое! А теперь пошел вон!
Дверь в лобби, прошипев, открылась на том конце перехода и, я уже собирался выдохнуть задержанное дыхание, как она открылась и передо мной. Во весь свой рост, в проходе стоял Колл. Я тут же сделал вид, что только подошел. Как я сразу не подумал, что они могут пойти в разные стороны. Интересно, он догадался, что я слышал их разговор?
‒ Инженер. ‒ Я кивнул и отстранился, давая ему пройти.
‒ Что уставился? ‒ Он прорычал, видя, что я таращусь на него и скрылся в полусумраке технического модуля.
Я ничего не ответил и направился в лобби. Сума сойти. Колл и Лена…
* * *
Долгожданная процедура торможения, проходящая в режиме автопилотирования и являющаяся частью полетной программы, заняла почти восемнадцать часов. Нудных и тяжелых часов. Запрещающие покидать свои рабочие места требования безопасности, на все это время приковали нас, за исключением Колла и Марты, которые сидели, пристегнувшись за столом в лобби, парками к антиперегрузочным креслам в модуле управления. Сочетания полимагнитных нейтринных полей, создающих на борту искусственную гравитацию за счет разности восприятия пространством масс, делали перемещения по модулям не просто невозможными, но и опасными. Происходил своего рода эффект нестабильной невесомости, которой вызывал такие перепады, что потеря координации, тошнота и рвота, резкие скачки артериального давлении, были ничтожной долей того, что происходило на самом деле. Но и это намного лучше, чем быть раздавленным ускорением торможения, гасящего скорость судна на сто тысяч километров в секунду.
Хотя, как по мне, то я не очень-то и страдал подобными симптомами, будучи убежденным, что все эти страсти побочных эффектов от работы полимагнитного ядра судна, значительно преувеличены. По большому счету, если не злоупотреблять эффектом нестабильной невесомости, то от пары минут, а то и часов, пребывания не в антиперегрузочном парке, ничего страшного, кроме жуткого неудобства, не произойдет. Ну, или не должно произойти. По крайней мере, со мной. По крайней мере, мне так хотелось думать.
Наконец турбореакторы завершили реверс, и судно продолжило сближение с космическим телом без ускорения, с предманевровой скоростью. Я отстегнул парк и, встав начал разминать затекшие суставы и конечности.
Стоя в полусогнутом состоянии, я смотрел в витраж. Прямо по курсу, отражая свет красного карлика, видимого всего лишь яркой звездой, повис полумесяц Проксима b, который пока еще мог уместиться у меня на ногте большого пальца правой руки, хотя я и знал, что размерами эта планета не уступает Земле. Консоль выдавала расстояние до объекта немногим больше чем шесть а.е.
Интересно, что там? Там на ее поверхности. На предполетном брифинге нам показывали снимки с беспилотных зондов, которые Научное сообщество, направляло в течение позапрошлого года в систему Проксима Центавра, выпросив у Колониальной Федерации или Правящей Партии Неополиса, а может у кого-то еще, довольно не малые средства. Согласно их исследованиям поверхность планет, окутанная плотной атмосферной шапкой из преимущественного углекислого газа и азота, в нижних слоях атмосферы так же в немалой концентрации присутствует нитрид водорода, а поверхность состоит в основном из кварцевых, кремниевых и шпатовых пород. Буровой зонд способный углубляться в почву лишь на пару метров не выявил в ее коре, каких либо полезных ископаемых представляющих экономическую ценность. А горные массивы, явно образовавшиеся миллиарды лет назад, свидетельствовали о том, что когда-то на этой планете была более низкая гравитация. На снимках это были ровные пикообразные выросты, расположенные очень близко друг к другу, словно это были не горы, а гигантские шипы на ровной поверхности. Сейчас сила притяжения планеты была на восемь процентов ниже земной, при массе меньшей на десять процентов. Для планетарного масштаба различия не очень-то и незначительные, к тому же радиус наклона оси вращения у нее был всего лишь восемнадцать градусов, а это значило, что смены времен года должны быть не существенными. Ученые убеждены, что при подобных характеристиках Проксима b, несмотря на звезду, излучающую значительно меньше света, чем Солнце, вполне могла стать обитаемой, если бы не ее ядовитая для человека атмосфера плотными слоями окутывающими, пропуская лишь около двадцати-тридцати процентов тепла и света.
– Корин! – Мои мысли внезапно оборвал голос Марка, и я резко вернулся в реальность из своих мыслей. – Пойдем, поможешь.
Я пошел за ним в технический модуль. Где-то в душе еще наступали приливы эйфории и гордости за себя, свою команду, да и все человечество за то, что мы есть, существуем и способны не просто проживать свою историю, а вершить, познавать и быть по-настоящему частью этой Великой Вселенной.
И в то же время было страшно. Очень страшно и непостижимо. Просто не укладывалось в голове, как такое большое место как Вселенная могла породить такое мелкое и слабое существо как человек. Кто мы для всего этого, того что и не понимаем-то до конца! То, что даже сидя в пределах своей звезды, видим спустя сотни тысяч лет. Мы даже не знаем, что там на самом деле!
Стараясь становиться ее частью, мы не задумываемся о том, что она ‒ Вселенная нас к себе не приглашала, а мы не спрашивали у нее разрешения на то, чтобы жить. Мы просто появились на свет в результате удачных стечений обстоятельств в таком хрупком и миниатюрном мире как Земля. И ей ‒ Вселенной по большому счету нет до нас никакого дела.
Как муравьи, строят свой муравейник, так и мы складываем из соломинок и веточек свой мир, расширяем его, пристраиваем новые муравейники, улучшаем свою жизнь, делаем существование комфортнее. Но где гарантия, что когда-нибудь из черной и безмятежной глубины неизведанного космоса, который никогда и не будет до конца исследован, не явится какой-нибудь Высший разум, который мы даже не сможем осознать, а наша планета вдруг не окажется у него на пути неожиданным, но ничего не значащим препятствием.
Разве человек, спеша по своим срочным и очень важным делам остановится перед небольшим и беззащитным муравейником? Разве он сочтет нужным остановиться и обойти или перешагнуть его, чтобы не причинить вред целой цивилизации насекомых? Он на него даже не обратит внимания! Он даже не будет знать, что возможно лишил жизни, за один шаг, сотни существ. Это для него вообще не имеет никакого значения. Значение имеет только то, неотложное дело, ради которого погиб муравейник.
Так и мы погибнем, раздавленные одним единственным шагом этого Высшего существа, которое даже знать о нас возможно не будет. А Вселенная будет жить дальше. Ни кто и ни что не заметит исчезновение какого-то одного маленького горошка в бесконечном поле, а сотни миллиардов таких же горошин будут безразлично и все так же безмятежно продолжать кружить вокруг миллиардов своих звезд. Им нет дела до нас, до какой-то там Земли, у них свой мир, а то Высшие существо, принесшее гибель человечеству, быть может, тоже, когда-нибудь, на своем пути встретит то, что будет выше и разумней в тысячи раз его самого. И быть может так же глупо, несправедливо падет и испарится под натиском новой мощи, которая окажется в сотни раз его мощнее, просто потому что, лишь по воле случая он оказался у него на пути.
– Эй! Ты чего завис? – Марк пощелкал пальцами у меня перед глазами. – В каких ты облаках витаешь?
– Все нормально, просто я сегодня, что-то никак не восстановлюсь после соты.
Марк меня не слышал, он уже шустро нырнул в первый стыковочный шлюз, где с головным судном стыковался спусковой модуль и стал доставать наверх защитные костюмы, которые ему подавала Лена.
– Не удивительно, командир бодрствовал почти неделю! Все спали больше положенного срока. ‒ Он передавал мне компактные, но довольно увесистые свертки.
Шлемы и ранцы жизнеобеспечения доставались отдельно.
‒ Понятно. ‒ Я вздохнул, принимая очередной сверток.
‒ Шустрее работаем девочки! ‒ Из недр С-2 раздался приглушенный голос Лены, но мы ее проигнорировали. ‒ Меньше разговоров, больше дела! Мы с вами так за сутки не управимся.
Марк выскочил из шлюза и толкнул меня плечом.
– Давай бери и тащи к верстаку.
Я брал костюмы и аккуратно выкладывал их, разворачивая рукава и штанины, которые были заправлены внутрь, чтобы во время хранения меньше занимать места.
– А почему они желтые?
‒ Они оранжевые, дальтоник! ‒ Марк засмеялся.
‒ Да, точно. ‒ Я тоже улыбнулся.
– Командир такой цвет заказал в этот раз. Наверное, чтобы нас лучше было видно, говорят там очень сильные туманы.
Защитные костюмы для спуска и выхода на поверхность кардинально отличались от тех, которые предназначались для выхода в открытый космос. Они были из более мягкого материала и практически не стесняли движения. Их основными задачами были обеспечение человека дыхательной смесью, поддержание естественной температуры тела и защита от радиации, в случае если спускаться приходится на тело, атмосфера на котором либо отсутствует вовсе, либо ее так мало что она не может защитить поверхность от убийственного ультрафиолета звезды.
– Пристегивай перчатки и закрывай замки. – Он взял один и начал пристегивать болтающуюся на одной петле перчатку к рукаву, потом перевернул костюм на спину. – Смотри только из замков вытаскивай прокладки.
Я все в точности повторял за ним и делал вид, что внимательно слушаю, хотя все сам это прекрасно знал и не раз подготавливал и проверял снаряжение перед высадкой, когда работал на одном из Пилигримов. Но это был Марк, и учить кого-то, ему доставляло удовольствие и придавало уверенности в себе. На СИД у него вариантов было не много. Учить Лену он не мог. Просто по тому, что она мгновенно устроила бы ему разнос, а Колл мог за такое и подзатыльников надавать. Так что оставался только я.
Конечно, я бы тоже мог бы ему возразить, но я был человеком новым в команде, а он летал с ними уже два года, поэтому я ему даже немного подыгрывал, считая его просто хорошим человеком и возможно, таким образом, помогал самореализоваться.
Я застегнул костюм и закрыл забрало. Присоединил к затылочной части шлема две трубки системы замкнутого дыхания и активировал на консоли управления, встроенной в левое предплечье костюма, функцию включения системы жизнеобеспечения. На дисплее появились различные параметры, от температур внутри костюма и снаружи до уровня радиационного фона. Потом настроил систему подачи воздуха в костюм только на впуск, заблокировав выпускной клапан, и стал ждать. Ждать нужно было не долго, пока воздух, поступающий по входной трубке из ранца жизнеобеспечения, который был на время хранения отделен от самого костюма, не наполнит его полностью, и не раздует как надувную куклу. Когда же он наполнился, на консоле запищал сигнал о превышении атмосферного давления внутри костюма. Я оставил его в таком состоянии и принялся за второй. Когда и тот стал похож на надувную куклу, я вернулся к первому и проверил показатели, которые сообщили мне о герметичности костюма. Потом убедившись в исправности остальных функций жизнеобеспечения, я включил выпускной воздушный клапан и тот начал быстро сдуваться, приняв свою обычную форму. Костюм был полностью готов к эксплуатации.
Марк, что-то пробормотал про себя, и, поняв, что я уже имею опыт в таких делах, притих с советами и лишь что то, насвистывая, продолжал делать то же самое с другим костюмом.
– Марк, а как ты попал в команду к Маеру?
– В команду к Маеру? ‒ Он быстро посмотрел на меня, но тут же вернулся к своему занятию. ‒ Это давно было.
– Прям очень, давно?
– Года два назад.
– Это разве давно? ‒ Я усмехнулся. ‒ Мы сюда год летим уже, если что.
– Это сюда год. Потому что это далеко. ‒ Он пожал плечами, и мне показалось, что он пытается уйти от темы. ‒ Обычно мы летаем на более короткие расстояния.
– Ага. Так ты расскажешь или нет? ‒ Я не отставал.
– Да нечего рассказывать. ‒ Он сдул костюм, пискнув дисплеем консоли, и взял последний. ‒ Я работал тогда помощником инженера по техническому обслуживанию на экскурсионном лайнере, ну знаешь, для богатых… Путешествие к Сатурну и Юпитеру. Голиаф. Все очень пафасно, дорого и весело.
– Я знаю, что такое Голиаф.
‒ Так вот Маер запросил у Голиафа аварийную стыковку в связи с аварийной ситуацией на борту. Дело было, как сейчас помню, в пределах системы Сатурна. Его СИД не смог начать разгон из-за сбоя в программном обеспечении, которое оперировало работой полимагнитного синтеза нейтрино. Проще говоря, они не могли начать сбрасывать массу. Нужно было откатить все до первоначальных значений.
Меня старший инженер-навигатор выделил им в помощь. Ну, там встретить, чаем напоить. Неисправность они естественно должны были сами исправлять. Вот только на тот момент у них техника не было, а как оказалось ни командир, ни Лена, а уж тем более Колл вообще ничего не смыслят во внутренних сетях управления, я им тогда помог. Вот так и познакомились.
Он взял три проверенных костюма, и понес к шлюзу.
– Лена, принимай!
– Сам спустись и закрепи! – Ее голос снова зазвучал глухо и тихо из недр спускового модуля, хотя явно было, что она кричала.
Я взял оставшиеся три и тоже понес их к шлюзу, откуда через минуту вынырнул Марк и, схватив их в охапку из моих рук, снова скрылся.
Мне было конечно интересно, как Марк попал к Маеру. Чем руководствуется командир при выборе нового члена экипажа? Если Марк рассказал правдивую историю, то получается, что он просто оказался в нужное время в нужном месте. Получается, так же как и я! С одним лишь только несовпадением ‒ когда произошло мое первое знакомство с Маером, то на тот момент ему не нужен был ни техник, ни пилот. Однако он все равно помог мне, придержал для себя, устроив на другое судно. Придержал на будущее. Но почему? Нет, не сказать, чтобы меня уж очень мучил этот вопрос, но почему-то начиная, наконец, лучше узнавать этого человека, его неоднозначность, иногда необоснованную грубость, желание превосходства над людьми и порой вырывающееся, из-под маски простачка, тщеславие, этот вопрос становился для меня, все более интересен.
Спросить у него, прямо? Нет, нельзя. Это глупо. Моральное самоубийство. Марк, со своим легкомыслием и беспечностью даже думать не будет над столь сложным для него вопросом, а вот Лену мне как-то спрашивать страшновато. Все потому что она настолько хорошо знает Маера и столько лет бок обок летает с ним, что они думают практически на одной волне. Их мысли во многом сходятся, им даже не нужно советоваться, а просто делать, что-то вместе и их работа будет слажена. Так что, спрашивать у Лены, есть то же самое, что спросить у самого Маера.
– Что опять застыл? Пошли в лобби, есть хочется. – Марк хлопнул меня по плечу и опять что то, насвистывая, исчез в переходе.
Глава 8
Я Корин Ройа и это моя история
Суета постепенно сбавляла темпы. Каждый, выполнял поставленную перед ним задачу или то, что непосредственно входило в его обязанности, а выполнив, спешил помочь другим членам экипажа в их работе. Слаженная работа команды и осознание в душе каждого из нас, что предстоит не легкая, опасная, но в тоже время потрясающая и интересная миссия, заставили закончить подготовку ровно в срок. Когда же до выхода на орбиту Проксима b оставалось чуть больше часа, можно было, немного расслабится и заняться каждому своими делами. Кто-то решил принять душ, кто-то стал готовить себе еду. Лена закрылась в кубике и, наверное, записывала очередное сообщение для своих дочерей, а я откинул спинку мягкого кресла, одного из восьми кресел в лобби, вокруг круглого стола, закинул руки за голову и, расслабившись, дремал, прикрыв веки.
Сквозь полусон я вдруг различил возле кухонного стенда фигуру Марты. В ее руке была чашка, а ее глаза и мозг, функционируя в усиленном режиме, пытались понять, что и как тут работает. Она с полным незнанием и непониманием принципа работы представшего пред ней оборудования, методом случайных догадок, пыталась установить из всего изобилия кнопок, дисплеев и непонятных ей устройств видимо, то устройство, из которого по ее представлению должен вытекать кофе. Гордость ученой, судя по всему, не позволяла ей просить помощи у кого-то из экипажа и она, воспользовавшись моментом, когда в лобби кроме меня не было никого, решила сварить кофе. Меня она сочла видимо спящим и что я не вижу ее неуклюжести. Не представляя на самом деле, что эта затея для нее окажется несколько сложнее, чем открытие какой ни будь новой формы жизни, она упорно нажимала совершенно не туда.
После некоторых неудачных попыток, она вдруг открыла крышку бленда, заглянула внутрь и после секунды раздумья поместила в него чашку. В тот момент в ее лице и движениях не было и намека на ту надменность и гордость, что все видели буквально три часа назад.
Конечно же бленд, после того как она закрыла крышку и выбрала на дисплее, на ее взгляд, наиболее правильную команду, тут же выдал ошибку, почувствовав внутри себя предмет не углеродного происхождения.
Задумчиво прикусив губу, Марта извлекла чашку и обернулась. Ее взгляд тут же упал на меня, и она естественно поняла, что я не спал, а все это время, молча, наблюдал за ее неудачами с улыбкой на лице.
– Вам помочь?
– Я кофе хотела сварить. Да. – Она протянула мне свою чашку. ‒ Если Вас это не затруднит.
Я встал и подошел к стенду, а через минуту в чашке уже был черный ароматный, пусть и на все сто процентов синтетический напиток, источающий горячий пар. Я вернул ей чашку, а сам продолжал смотреть ей в глаза и улыбаться, но она быстро взяв ее, отвела взгляд и без единого намека на ответную улыбку, коротко и как-то механически поблагодарила и тут же закрылась в своем кубикуле.
Ну, хоть спасибо сказала. Я снова завалился в мягкое кресло и расслабился.
– Всем занять свои места! Через два часа, мы прибудем к конечной точке нашего путешествия.
Я вскочил, услышав голос Маера в динамиках модульного оповещения, и осознав, что отдыху пришел конец, быстро отправился в кабину пилотов. Через сто двадцать минут СИД должен выйти на орбиту Проксима b. Я сел в кресло второго пилота, опустил ребра парка, выполненные из мягкого, но прочного амортизационного материала и почувствовал в тот момент неописуемую гордость за все, что я делаю. Чувство важности и ответственности в этот момент нахлынуло на меня горячей огромной волной. Волной благодарности всем этим людям, что в данный момент окружали меня. Я знал, что вернувшись в Порт, а потом и на Землю, я уже не буду тем Корином Ройа, который вырос в семье фермеров и который чудом попал за штурвал космического судна. Тогда, а если ученые еще и раструбят по всему миру, что СИД «Атлант» совершил исторический полет и высадку на планету в другую систему, я возможно буду одним из тех о ком узнают сотни, тысячи, а может и миллионы жителей Земли и Порта. Как когда-то прославился и Грек Маер. И чем я хуже? Почему бы судьбе не преподнести и мне такой подарок? Может и я, тогда, создам собственное профсоюзное движение, буду добиваться внесения изменений на законодательном уровне в регламенты полетов и эксплуатации космических суден и читать лекции в Академии.
Мои амбиции грезили тем, что по возвращению домой, эта команда станет первой, кому будут поступать самые высокооплачиваемые предложения о работе. Конечно, и скорее всего мы уже не будем одним экипажем. Маер уже далеко не молод и, возможно, отойдет от дел. Лена, заработав на этом полете, вернется к семье и, найдя какую ни будь работу на Земле, забудет навсегда о том кем она была в прошлой жизни. Останемся только я, Марк и Александр Колл.
Работа на судне вместе с Коллом, мне большого удовольствия не доставляет, так что если он покинет СИД, я буду только этому рад.
От этих мыслей по спине бежала дрожь, пригнав к голове и рукам какой-то новый светлый и радостный прилив сил. Ну а что? Получив такой грандиозный опыт, а потом и жалование равное сезонной прибыли целого фермерского хозяйства я, вернувшись, смогу утереть нос отцу. Потом еще и хвастаться буду всеми этими достижениями в разных забегаловках Варны или Неополиса.
Все это предавало мне такое количество энтузиазма, что я едва мог сдерживать в себе эмоции.
Желтая планета тем временем заполняла все больше видимого пространства в витраже иллюминации кабины пилотов и теперь уже не казалась такой спокойной, какой выглядела на первый взгляд издалека.
Она была белой. Даже нет, не совсем белой, а цвета топленого молока, но все же имела немного желтоватый оттенок.
Нельзя было сказать, что открывающийся вид затмевал своей красотой виды колец Сатурна или парад лун Юпитера, туристический тур куда на Голиафе стоит кучу денег, но было в нем что-то поистине необычное и дикое. Появлялось ощущение, что смотришь на нечто очень древнее и запретное, и это древнее и запретное возможно совсем не хочет, чтобы его не то что разглядывали, а уж трогали и тем более.
Газовые слои в атмосфере Проксимы b или как ее стали называть просто «Бета», были достаточной плотности, чтобы не позволять нам увидеть рельеф поверхности. Лишь белоснежные вытянутые облака на фоне желто-коричневой атмосферы, насыщенной нитридно-водородными и азотными соединениями, дрейфовали вдоль экватора в восточном или в западном направлении. Периодически, облака попадали в зоны бурь, которых я насчитал с десяток в видимой области полушария, где они закручивались в спирали, а потом с неведомой, силой выбрасывались из них, только уже ассиметрично экватору и ускоряли течения в сотни раз. И все же экваториальная зона была довольно спокойной, по сравнению с зонами умеренных, полярных и предполярных широт, где собственно концентрация агрессивных климатических фронтов, была в разы выше.
– Что скажешь? – В общем сетевом канале связи послышался голос командира, обращенный к геофизику.
– На первый взгляд довольно не плохо. – Сидя в парке, в которое по команде превращается кресло Лобби, он смотрел в развернутую над столом проекцию, переданную головными визуальными сенсорами СИД и, видел все тоже, что видели и мы в кабине пилотов. – Могло быть и хуже.
Я не был уверен, что именно Колл имел в виду, говоря эти слова, но подумал, что речь идет о возможности посадить взлетно-посадочный модуль, в условиях агрессивной атмосферной среды. Хотя, этот вопрос должен быть адресован первому пилоту.
– Посмотрите на полюс.
Я немного наклонился, чтобы увидеть в витраж уже почти скрывшийся из виду полюс планеты и удивленно усмехнулся. Небольшой участок, предполярной области едва заметно подсвечивался голубоватой дымкой.
– Полярное сияние! – Все услышали возглас Марка.
– Значит, у планеты имеется железное ядро. – Колл сказал это с такой интонацией, что Марк тут же усмирил свои эмоции. – Возможно, стоит лучше поискать полезные ископаемые?
На это раз, вопрос был обращен к главе штаба изучения и освоения дальнего космоса в лице Марты Штеер, которая как глава этого штаба курировала научный проект по исследованию Беты и, которая в своем отчете приводила данные об отсутствии в верхних слоях почвы редких минералов, пригодных для коммерческой разработки. Но он так и остался без ответа.
Я развернул экран управления в полном масштабе и мысленно стал готовиться к выполнению команд маневрирования. Передо мной появились визуальные ячейки, каждая из которых передавала информацию о полетных данных и технические сведения работы тяговых и навигационных узлов судна.
Скорость сближения составляла шестьсот восемьдесят метров в секунду и естественно была слишком высока для выхода на орбитальный курс. Расстояние до Беты сокращалось крайне быстро. Поэтому турбореакторы все еще были в активной фазе, готовые в любой момент погасить скорость до маневровой.
Одна из ячеек сверкнула более яркими цветами, сообщая об обновлении полетных данных.
– Это тебе.
Марк перебросил сформированную траекторию полета курса на сближение и выхода на орбиту, которая по моему клику развернулась в проекции как у меня. Так и у Лены.
– Что тут у нас… – Лена бегло осмотрела график отображающий кривую прохождения расстояния одного тела до другого, который уводил меньшее тело по дуге вокруг большего и, описав половину витка вокруг него, оказывался над зоной экватора в полушарии, освещенном светом звезды.
– Командир, мы готовы к выходу на орбиту. – Голос Лены прозвучал совсем рядом слева от меня и эхом раздался в общем канале громкой связи кабины пилотов.
– Преступайте. – Маер же говорил только нам, не адресовав свою команду по всей сети судна.
Лена, подняла защиту панели управления системой автопилотирования и отключила ее. Тут же повсюду начали загораться новые иконки и ярлычки, систем контроля управления. СИД самостоятельно переводил опции, которые не требовались в режиме автопилотирования, в активные позиции. Судно словно оживало. Голос оповещения монотонно три раза повторил: «Экипажу приготовится. Переход на ручное управление».
– Корин, гаси до маневровой. – Лена села удобнее и выпрямила спину.
Парки снова опустились, блокировав движения тел, кроме рук.
– Есть, гасить до маневровой. – Спокойно ответил я, словно управлял не космическим судном, летящим сквозь чужую звездную систему, таща за собой восемьсот тысяч тон отработанного ядерного топлива, а обычным городским флопом на ручном управлении.
Все четыре реактора, развернутые против направления движения СИД и разведенные на телескопических шарнирах, получив команду на реверс, начали пульсировать ослепительно-белыми вспышками, частота которых за несколько секунд увеличилась, сливая импульсы в четыре отдельных свечения и, яркость их не уступала Солнцу.
Волна перегрузки накатила тошнотой, взбудоражив все внутренние органы и, как всегда бывает, казалось, что на какое-то время я потерял слух и возможность воспринимать реальность такой, какая она есть, но уже через несколько секунд нейтронное полимагнитное поле начало оттеснять присутствие гравитации ускорения и я сглотнул, возвращая себе возможность различать звуки.
К этому времени вид Беты уже заполнил все видимое пространство за витражом иллюминации и по мере того как судно замедляло движение, потоки бурь над ее полюсом, становились все отчетливее.
‒ Есть. ‒ Я подтвердил гашение полетной скорости и отдал команду системе управления деактивировать турбореакторы. ‒ Скорость восемьдесят метров в секунду. Можем маневрировать.
СИД все еще огибал по кривой дуге северный полюс планеты и на новом витке начал плавно смещаться к экватору. Турбореакторы потухнув, плавно развернулись по ходу движения и шарниры, медленно и синхронно сложились, прижав их к корпусу судна. Ячейка, свидетельствующая об активной работе позитронных термоядерных силовых установок, погасла. Они уже не понадобятся. Как только окажемся на другой стороне, в дело вступят маневровые ускорители.
Я взглянул на выполнение полетной задачи установленной Марком и все еще развернутой в проекции над консолью. Линия кривой, обозначающее траекторию движения СИД на половину была красной и теперь уже медленно, протягивала цвет маркера еще дальше, отражая наше приближение к установленным координатам.
Несколько минут, пока не начнем маневрирование, сопровождающееся как обычно сильной вибрацией и тряской, можно было расслабиться.
Я обернулся и взглянул на Марка. Он сидел на боковом месте навигационного техника, позади нас и его руки сжимали подлокотники, а ноги носками упирались в пол. Он не боялся, он просто о том, что скоро начнет сильно трясти, и словно заранее был готов к этому. Еще дальше в лобби, в креслах пассажиров зафиксированные парками сидели Колл и Марта, я не видел их, но взглянуть на них не отказался бы. Нет, не на Колла. На него, мне было плевать, я хотел увидеть Марту. Интересно, она боится? Выражает ли сейчас ее лицо, какие либо эмоции или даже в такой момент, а я почему-то был уверен, что это вообще был ее первый полет на космическом судне, она холодна и спокойна. Я, представив, что она зажмурилась от страха и, трясущимися руками вцепилась в кресло, невольно улыбнулся, поймав на себе именно в этот момент грозный взгляд Лены. Как бы там не было, если Колл не сказал Марте о предстоящих ощущениях, а Колл вообще-то не очень любит разговаривать, то для нее это будет большим сюрпризом.
– Где расчет маневровых? – Голос первого пилота в один миг развеял так тщательно выстроенное в моем воображении лицо госпожи Штеер, излучающее страх и испуг.
Я дернулся как от неожиданного хлопка перед ухом и тут же вспомнил, что должен был задать бортовому компьютеру расчет положения маневровых ускорителей, силу и импульс.
Прикусив губу, я метнул взгляд на траекторию и, убедившись, что время еще есть и я должен успеть, быстро отодвинул график в периферию и развернул расчетную программу маневрирования, которая уже синхронизировалась с данными Марка.
Через сорок секунд расчет оказался загружен в созданную Леной конфигурацию на главном пульте управления, а точнее дополнен им.
– Сейчас тряхнет. ‒ Голос Марка прозвучал как всегда комично от своей безразличности.
График траектории полета обновился, и линия протянулась немного дальше, уже по экваториальной широте и в какой-то миг прервалась, обозначив геостационарную орбиту.
Маневровые ускорители начали свое дело. СИД мгновенно начал терять инерцию. Это было конечно не реверсное торможение, когда происходит гашение скорости на несколько тысяч километров в минуту и длилось оно не восемнадцать часов. Да и эффекта нестабильной невесомости при ней не возникало. За то трясло, словно на санях катишься с неровной горы под самый крутой склон, как сумасшедший и в ушах закладывало от того, что бортовые синхронизаторы системы жизнеобеспечения не успевали выравнивать давление в модулях.
В какой-то момент, я понял, что что-то пошло не совсем так и что тряска в тот момент превышала все допустимые нормы. Потом я даже испугался, что переборщил в спешке с расчетами, но к счастью, кривая, полностью заполнившись красным, замерла, лишь совсем немного выйдя за расчетные параметры.
Маневровые двигатели, откорректировав все допущенные погрешности, потухли так же внезапно, как и запустились. Конечно, им еще предстоит поработать при корректировках и сбросе траулеров, но основная задача их была выполнена. Система выполнила конфигурацию. Тряска прекратилась и наступила тишина.
Затем снова несколько сглатований вернули привычные звуки и голоса людей. Машинально я потянулся к ушам и к носу, проверить, не открылись ли кровотечения, понимая, что маневровое торможение оказалось слишком жестким. Крови не было.
‒ Какого хера, Корин! ‒ Лена раздраженно кричала на меня, одновременно подготавливая новую конфигурацию для корректировки орбиты.
Теперь нужно было привести СИД в инерционный полет на определенной высоте над экваториальной зоной планеты в этом полушарии.
‒ А… ‒ Я протянул нелепый звук, пытаясь понять ошибку, чтобы определиться какую позицию защиты стоило занять. ‒ Я все сделал согласно полетным данным! ‒ Тут же вспомнился случай на Пилигриме, когда я передал расчет маневрового торможения с ошибкой, которая едва не стоила не только судна, но и жизней всех членов экипажа.
Я тогда обещал себе, что никогда не допущу ничего подобного, но тут… Я был готов поклясться, что ошибки не было! Не было.
И все же какое-то зерно сомнения засело в моем мозгу. Почему? На что я отвлекся, когда забыл про расчеты маневровых? Ни на что, а на кого! Я должен был признать, что мои мысли в тот момент витали больше в лобби, чем в кабине пилотов, а это точно причина, из-за которой может быть совершена ошибка.
Лена смотрела на меня в упор, и взгляд ее был более чем строгим.
‒ Никакой ошибки! Погрешность минимальная. ‒ Испарина на лбу все же выдала мое волнение и сомнение в собственных словах.
‒ Я обязательно проверю. ‒ Лена запустила выполнение конфигурации орбитальной корректировки, и парк передал телу теперь уже легкую и даже приятную вибрацию вновь заработавших маневровых ускорителей.
‒ Хорошо. ‒ Я вздохнул, понимая, что она, должно быть, ждала какой-то поддержки и хотя бы реакции на это Маера, но он почему-то странно молчал.
Оторвав взгляд от консоли, я посмотрел на витраж. Теперь Бета уже не просто занимала все обзорное пространство, она словно была прямо за прозрачными элементами витражных панелей. Словно не на расстоянии трехсот километров, а сразу за бортом. Как будто мы уже внутри нее и смотрим еще сильнее в ее желто-серую бездну, окутанную странными продолговатыми облаками.
– Всем спасибо. – Маер поднял парк и, положив голову в ладони замер, лишь движением руки показав нам, чтобы оставили его в покое.
Тогда был второй раз, когда я заметил что с ним что-то не так. Он просто сидел, опустив голову и, медленно массировал пальцами виски. Глаза его было зажмурены, а лицо налито краской.
Я посмотрел на Лену, которая тоже не отрывала глаз от командира, но заметив мой интерес к происходящему, быстро взяла меня за локоть и потащила в лобби.
– Все! Пошли.
– Стой!
Мы замерли.
– Корин. – Маер, убрал руки от головы и показал мне на кресло второго пилота. ‒ Лена, ты пока иди. Объяви всем два часа отдыха.
Она, приподняв брови, пожала плечами и вышла, а я снова заглянул в его лицо. Оно было как всегда спокойно, правда уголки рта были необычно припущены, и все еще налито краской. Не нужно было быть врачом, чтобы понять, что у него, что-то не так в голове. Я сел в кресло и снова кипящая атмосфера Проксима b притянула, и заворожило мой взор.
Глядя на плавающие завихрения должно быть ядовитых облаков на желто-грязном фоне, я вдруг решил, что сейчас будет подробный допрос по расчету маневровых ускорителей и поиск ошибки.
– Видишь ее? – Но спросил он совсем не об этом, а его голос немного хрипел.
– Да… ‒ Я был в недоумении.
– Какая она? Опиши ее.
Я оторвался от витража и опять посмотрел на командира. Да что б меня! Он меня не видит. Он ее не видит. Интересно, когда именно, в какой момент, с ним это произошло. Он все еще сидит зажмурившись. Правда краснота на лице уже спала и виски он пальцами не тер.
– Она… она необычная. ‒ Я продолжил рассматривать «Желтую планету». ‒ Она не похожа не на одну планету Солнечной системы! Ее атмосфера кажется желтой, есть белые вытянутые облака, очень много атмосферных фронтов и вихрей. Очень бурная атмосферная деятельность. ‒ Я замялся.
‒ Продолжай.
Вздохнув, я принялся описывать то, что видел, и что приходило на ум. Смотреть и восхищаться это одно, а передавать свое восхищение словами, было совсем другое. Рассказчик из меня оказался никудышный и Маер, послушав меня, с минуту улыбнулся и слегка покивал головой.
– Спасибо, мальчик, теперь оставь меня. – И снова взялся руками за голову.
Я встал и попятился к выходу. В переходе я опять столкнулся с Леной, и она посторонилась, пропуская меня. Я хотел спросить у нее о том, что происходит с командиром, но стоило мне раскрыть рот, она нервно выругалась на меня и закрыла, нажатием на сенсор дверь, вытиснув меня в лобби.
* * *
Все постепенно приходили в себя после перегрузки. Марк оживился и принялся за работу. Он вывел на проекционном экране навигационной панели трехмерное изображение Проксима b и возможные траектории полета по ее орбите. Ниже, под вариантами, обозначенными разноцветными линиями, прописывались параметры, которые необходимо задать навигационной системе СИД для корректировки каждой орбиты, каждый раз, когда эта корректировка требовалась.
Необходимо было вывести борт на геостационарную орбиту над зоной экватора Беты, таким образом, чтобы мы всегда находились над освещенной светом звезды стороной планеты и в том квадрате, где сосредотачивалось минимальное количество штормов и бурь.
Поверхностный анализ, проведенный Александром Коллом, уже разворачивался в проекции первого пилота и Лена, рассматривая обозначенные границы фронтов и стрелки-указатели, говорящие о направлении их смещений, а так же скорости перемещений, выбирала необходимую позицию. Когда выбор был сделан, она обозначила квадрат маркером и переслала Марку, который тут же занес данные в навигационную систему СИД.
– Готово. – Сделав дело, он откинулся в кресле и принялся что-то насвистывать.
А мы уже смотрели заворожено сквозь иллюминацию на желтые потоки атмосферы планеты, теперь чем-то напоминающие жидкость, переливающуюся из одного вихря в другой, пересекающие желтую гладь плотными потоками и там где вихрей не было они с орбиты, казалось, текли спокойно и непринужденно. Но это только видимое отсюда спокойствие, мы прекрасно понимали, что там, в верхних слоях атмосферы, потоки могут достигать скорости нескольких сотен километров в час.
Лена толкнула меня плечом, и я закрыл рот.
– Хватит зевать, давай работать.
Через пару часов все закончилось. СИД безмятежно дрейфовал над поверхностью Беты, сверкая блестящими светоотражающими панелями модулей под яркими лучами, Альфа Центавра, а мы, получив немного времени на отдых столпились в лобби в ожидании, когда Марк приготовит ужин и сварит кофе.
С нами не было только Марты и Колла. Ученая, должно быть, как обычно закрылась в своем кубикуле или в панораме, не желая в принципе контактировать с нами, а Колл занимался подготовкой к запуску анализаторных зондов, которые помогут нам больше узнать о поверхности и атмосфере Проксима b, а так же выбрать подходящие координаты для сброса траулеров.
– Вы даже представить себе не можете, какой он огромный! – Марк вытаращил глаза, предавая мимикой своему рассказу больше яркости. – Восемь уровней и только жилых! А еще четыре технических и один для персонала и экипажа! Единственное в своем роде не модульного типа, судно!
Разговор шел о туристическом лайнере Голиаф, на котором Марк, когда-то работал помощником инженера по техническому обслуживанию.
– Марк, все о нем знают и видели. Ты нас им не удивишь! – Лена усмехнулась. – И давай там уже ускорься с готовкой! – Она кинула взгляд на командира, ища в нем подтверждение своих слов.
Однако Маер казалось, был отрешен от всего происходящего и, уткнувшись в планшет бортового журнала, тщательно подбирая слова, корректировал записи, сделанные системой управления СИД, за прошедшие сутки.
Марк открыл бленд, извлек из него готовую порцию и загрузил новую. Потом посмотрел на кучу брикетов разного содержания вываленных на кухонном столе.
– Корин, тебе картофель с говядиной или фасоль с цыпленком?
– Картофель.
Пока готовится порция для Лены, он стал распечатывать брикет для меня и выкладывать на полимерную прозрачную тарелку.
– В Порту, что на него смотреть! Махина как махина! Просто когда находишься на его борту каждый день, начинаешь невольно восхищаться столь огромным и неповторимым творением человека. Все эти богатства! Роскошь… ‒ Он сделал какой-то непонятный жест рукой.
– Я была на борту! И Маер был! Вон Корина удивляй, а мне давай обед сюда. ‒ Лена выхватила из его рук тарелку и поднялась из-за стола. ‒ Я пошла, к себе, нужно домой запись отправить.
Все остальные принялись работать ложками. Командир отложил планшет и, пожелав всем приятного аппетита, тоже принялся за трапезу.
Интересно, он всегда такой хмурый перед важным делом или только в этот раз?
Через некоторое время к нам подсел Колл, и Марк тут же поставил перед ним блюдо с фасолью.
– Что с зондами? ‒ Маер посмотрел на него.
– Все готово. Можно запускать.
– Хорошо.
Съев все, что было в тарелке, командир отодвинул от себя пустое блюдо, снова взял планшет и опять углубился в бортовой журнал. Колл, не дождавшись однозначного ответа, отложил ложку и уставился на командира, смотрел, пока не проживал все до последней крохи, но Маер, казалось, его вообще не замечал. Потом он вытер рукавом бороду.
– Что хорошо, Грек?
– А? – Командир казалось, был настолько увлечен, что даже не расслышал вопроса и протянув вопросительный звук, продолжал что-то писать.
– Ты сказал хорошо. Что хорошо?
Маер тут же поднял на него все еще какой-то отрешенный взгляд.
‒ Тебе что-то не понятно?
‒ Непонятно, когда запускать.
– Когда скажу, тогда и запускать. ‒ Он снова посмотрел в бортовой журнал и потом опять на Александра. ‒ Так понятно?
Колл возмущенно пожал плечами, поморщился и снова взял ложку.
– Однажды старший администратор сектора первого класса, в котором я работал, послал меня и еще одного помощника на продовольственный склад получить вино. Я совсем мало еще работал, а тот второй уже как год с лишним летал на Голиафе. – Марк, наконец-то уселся напротив меня и одновременно с поеданием пищи стал снова забивать мне голову рассказами о своей службе на туристическом лайнере. – Он такой огромный, что найти, что-либо без делса, синхронизированного с системой служебной навигации, если не знаешь точно, где искать, практически невозможно! Мне тогда еще служебный делс не выдали, а мой коллега его забыл, но убедил меня, что не раз бывал на складах, и знает Голиаф как свои пять пальцев.
Он не старался рассказывать свою историю с пустым ртом, и так спешил донести до меня весь смысл, что продолжал говорить, даже набив его едой, одновременно пережевывая пищу и через слово, делая глотки горячего напитка.
– Так вот. На склад мы попали быстро, быстро выписали два ящика какого-то дорогого вина, но назад он повел меня совершенно другим путем, утверждая, что срежем дорогу. В итоге мы сели в лифт, у каждого в руках по коробке с вином, а этот лифт привозит нас на совершенно другой этаж! – Он сделал глоток. – И вот мы вышли непонятно где и естественно заблудились еще сильнее. А все это время он уверял меня, что мы двигаемся в правильном направлении, и что он знает дорогу. Короче, мы долго бродили пока не попали в какие-то странные помещения для приглашенных гостей лайнера и артистов! Какой-то добрый служащий уровня, отправил нас через гримерные комнаты к переходу между секторами и мы, попав туда, начали открывать все двери по очереди и спрашивать, как выйти к переходу. И вот открыв одну из дверей, моему взору предстали восемь гимнасток, которые готовились к послеобеденному выступлению в шоу. Они ждали массажистов и все восемь абсолютно голые! – Он всплеснул руками.
Я же старался делать вид, что мне очень интересно.
– Эти акробатки, накинулись на нас, кричат что заждались, начали скидывать с себя полотенца и чуть ли не драться за очередь на массажных столиках. В итоге не успели мы намазать руки маслом и прикоснуться к их обнаженным роскошным телам, как… ‒ Он растянул последнее слово.
‒ Ну, вы и придурки! ‒ Я покачал головой, расхохотавшись и догадываясь о том, что произошло после.
‒ Точно! ‒ Марк щелкнул пальцами. ‒ Потом пришли настоящие массажисты и раскрыли наш коварный план! Вот тогда я получил свой первый выговор.
Уняв смех, я хотел спросить у него, какое отношение имеет служба технического обслуживания к получению на складе алкоголя, как из кубикула выскочила Лена с крайне раздраженным выражением лица.
– Командир!
– Да. – Он не оторвался от журнала и ее раздражение, похоже, было заметно всем кроме него.
– Позвольте поинтересоваться, какова цель нашего полета? ‒ Она уселась напротив него.
– Пилот, почему вы мне задаете этот вопрос? – Он секунду смотрел на нее и потом снова опустил взгляд.
Но все остальные с нетерпением ждали ее дальнейших слов и с неподдельным интересом смотрели на нее.
– Ты знал, что официально, наш полет проходит не в систему Центавра, а как и обычно, к Титану?
– А что тебя удивляет? – Он, наконец, отложил журнал и вздохнув откинулся на спинку кресла.
– Я тут все пытаюсь понять, почему я отправляю домой сообщения, и их получают, но ответ до нас так и не доходит! И как оказалось, я отправляю свои сообщения с координат Сатурна! Это что за секретность такая?
Она уперлась ладонями в стол, и гнев просто лился из нее градом, хотя может она забудет после этого про проверку моего расчета маневровых…
‒ Я все понимаю, пункт о неразглашении и все такое, но это просто цинично! Это нарушение прав!
‒ Каких прав?
‒ Моих прав, Грек! Это тебе просто так говорить об этом, у тебя нет семьи! ‒ Она вдруг приняла более спокойную позу, быть может, вдруг сказав и тут же подумав, что могла словами зацепить за больное место. ‒ Причем тут сообщения домой? Ведь это дети, Грек, они все равно собираются после нашего возвращения трубить о нас на всю галактику! Как сообщения из дома могут навредить им?
– Ты из-за сообщений расстроена или тебя тревожит тот факт, что о тебе не трубят на весь мир?
Ага, а вот и сарказм. Значит все-таки задела больное место.
– Да мне плевать на их планы. Ты знаешь, что мне нужно.
– Все, тут так. Ты что, первый день на них работаешь? За нами хвост из сотен тонн отработанного плутония, способного превратить любую планету в ад, а мы еще и первооткрыватели нового мира.
– Кто-то совместил «приятное» с «полезным»! – Усмехнулся Марк.
– Скорее важное с еще более дорогостоящим. Если что-то у нас пойдет не так, если вся наша миссия полетит к чертям? Тогда это разрекламированное шоу станет пулей в лоб для Компании! И даже если случится так, как они говорили, поверьте, – он обвел взглядом каждого, – никто из Вас не пожнет лавров славы, никто не получит больше того что ему причитается по праву.
‒ Я не про это!
‒ Смирись. Так, значит так. Они перестраховываются даже в этом.
‒ Что-то тут еще. ‒ Она вздохнула. ‒ Не так что-то.
– Ну, если ты так считаешь, то вот она, та кто знает ответы на все твои вопросы. ‒ Маер первый раз за все это время усмехнулся, казалось, этот диалог с Леной его только развеселил и вывел из какого-то забытья. ‒ Заперлась в кубикуле, высшая раса рода человеческого! ‒ Он махнул рукой на кубикул Марты Штеер. ‒ Иди, спроси ее!
Взяв планшет бортового журнала, он недовольно встал из-за стола, и покинул лобби. Скорее всего, закрылся в своем. И до конца обозначенного времени отдыха, продленного до семи часов, чтобы все могли выспаться, его никто не видел.
Глава 9
Я Корин Ройа и это моя история
Неуправляемые автоматические зонды, каждый размером с половину человеческого роста, покинули СИД, тремя глухими хлопками-выстрелами, раздавшимися по корпусу технического модуля судна и направляемые небольшими зарядами сжатого газа, разлетелись в разные стороны вдоль линии экваториальной зоны Беты. Как только они вошли в атмосферный слой, то из их верхних раскрываемых частей, выбросились небольшие аэродинамические купола, снизившие скорость падения.
По мере прохождения сквозь атмосферу желтой планеты, они сканировали все вокруг себя и отправляли данные о газовом составе на проектор верстака в техническом модуле судна, который пока еще выдавал лишь черную картинку над столом. Данные об изменениях температур на разных высотах атмосферы, скорости и количества потоков и бурь, химический состав атмосферы ‒ все это уже было получено Коллом, выведено на большой экран и командир Маер внимательно все это изучал. В процессе поглощении информации, его сосредоточенный взгляд периодически еще сильнее щурил веки, иногда он что-то нашептывал себе под нос, кивал головой и делал какие-то отметки в гибком портативном планшете.
Теперь предстояло получить данные о рельефе поверхности Проксима b. Будет ли там вообще место и возможность для сброса восьми траулеров, набитых до отказа ядерными отходами? Или быть может, через несколько минут, система сканирования, обработав радиосигналы зондов, интерпретирует их в визуальную картинку и пред нами предстанет пейзаж, например пикообразных бесконечных вершин, покрывающих всю зону экватора или жидкосоставные метановые моря отделенные друг от друга относительно тонкими перешейками из нестабильной и неплотной почвы. Так что, можно было бы сказать, в эти минуты решалась судьба всей экспедиции. По крайней мере, ее коммерческой стороны. Я, молча, стоял, как и все остальные, прислонившись плечом к стене технического модуля, рядом с боковым витражом и думал о том, получим ли мы свои гонорары, если вдруг придется развернуть СИД и вернуться в Солнечную систему.
Никто не смеет вмешиваться в напряженную работу двух специалистов и лишь изредка мы позволяли себе перешептываться парой слов друг с другом на неопределенные темы, а так как в цифрах и формулах, что выдавал проектор, мы ничего не понимали, то с нетерпением ждали, когда же возникнет объемное изображение поверхности.
Когда сверху вниз по проекционному экрану побежали символы, содержащие в себе информацию об атмосферном составе и некоторых геофизических данных планеты, к верстаку вышла Марта Штеер и остановившись немного позади командира Маера, принялась фиксировать изображения в свое портативное устройство. Каждый раз, когда один поток данных сменял другой, она поднимала его на уровень изображения, ловила в рамку текст, а потом сохраняла его в памяти устройства. Командир ее не замечал, а Колл, уловив легкие движения за своей спиной, немного обернулся и только недовольно посмотрел на Марту, но отвернулся и принялся дальше изучать параметрические данные.
Наконец, зонды достигли той высоты, с которой стало возможно сканирование рельефа поверхности. На изображении, состоящем из зажженных атомов азота в воздухе над верстаком, стали появляться виды темных, серо-зеленных, а местами и светло-серых хребтов, разломов, вершин, пик вздымающихся практически под прямым углом на сотни метров вверх и таких же резких впадин неопределенной глубиной. Командир тут же бросил изучать атмосферу и обойдя верстак встал рядом с Коллом, а Марта перешла на его место. Они обменялись несколькими фразами и судя по всему просто напряженно ждали полной картины поверхности, которая обновлялась каждую секунду, по мере того как зонды достигали более низкой высоты и приближались к поверхности. Положительным знаком было то, что на Бете отсутствовали водоемы. Планета была совершенно суха. Но вот то, что пока зонды видят только горные, в большинстве своем, остроконечные хребты, было не очень хорошим знаком.
Однако, опускаясь ниже, зонды все же зафиксировали несколько достаточно больших по площади равнинных плато, усеянных древними, как сама Вселенная, каньонами, скорее всего бывшими когда-то ударными кратерами, и они вполне подходили для выполнения миссии.
А через тридцать минут зонды и вовсе упали на голые камни и последнее что передали нам, были данные о составе поверхности в виде еще нескольких рядов химических формул и других непонятных изображений.
– Все три указали на идентичные кремниевые породы. ‒ Александр вздохнул. ‒ Еще кальций, кислород, железо, алюминий… Есть и редкие металлы, но их процентное соотношение минеральной насыщенности, по крайней мере в верхних слоях почвы, слишком низкое для каких либо индустриальных перспектив.
– Это мы и так знали. – Маер задумчиво стал гладить бородку. – Нашел куда балласт скинуть?
– Вот, Грек, посмотри сюда. – Он увеличил изображение. – Видишь этот каньон?
– Кратер.
– Очень похоже на кратер. – Геофизик прищурился, пытаясь понять, как при такой плотной атмосфере и таком неспокойном климате планета могла сохранить видимые границы доисторических бомбардировок астероидами.
– Я думаю это хорошее место.
Увеличенное изображение по команде инженера затянулось сеткой широт.
– Где-то в этом квадрате посадим модуль. Сколько метров до кратера?
– Получается, ‒ от примерной точки, которую пальцем обвел командир, до границы довольно крупного каньона, протянулись несколько векторов, измеряющих расстояние, ‒ от тысячи до двух тысяч метров. Когда Лена подберет нужное место, можно будет рассчитать более точно.
– Хорошо. – Он обернулся к нам. – Так, минуту внимания!
Мы тут же перестали шептаться.
– Назначаю спуск ровно через пять часов. Руководит спуском и работами на поверхности планеты Александр Колл. За штурвалом С-2 Лена. Помогают Коллу на поверхности Марк и Корин. Обязанности каждого он распределит сам. Я буду непосредственно управлять процессом сброса траулеров с орбиты. – Он прислонился расслаблено на стол и видно, что был в явно приподнятом настроении.
Решение было принято, а условия благоволили продолжению работы.
– Значит, теперь о том, что ждет Вас на поверхности. – Заговорил Колл и в такт движения его губ, начала двигаться и его борода, сильно отросшая за время полета. – Сила гравитации на ноль целых и три сотых g слабее относительно Земной. Разница не очень уловимая. Давление на поверхности составляет полторы тысячи миллиметров ртутного столба, но как таковой, вы эту разницу не почувствуете. Атмосфера Беты, преимущественно состоит из углекислого газа, азота и водородно-нитридных соединений. Кислород тоже есть и его могло бы даже хватить на пару вдохов, но то, что попадет в легкие вместе с ним, убьет вас так быстро, что и глазом не моргнете. Так что настоятельно рекомендую не снимать шлемы! – Он дружески улыбнулся, пытаясь строить из себя добродушного члена команды.
Пробежал смешок, настроение поднималось, а Колл снова дал слово командиру космического судна.
– Итак. – Маер выпрямился, но все равно, стоя рядом с геофизиком, был почти на целую голову ниже его ростом. – Мы все знаем, что такое сброс траулеров. И мы это уже делали. Разница лишь в наличии плотной атмосферы и другой гравитации.
Я медленно отступил за высокую и широкоплечую фигуру Лены, боясь, что говоря про общий опыт команды, Маер, увидев меня, вспомнит, что только я тут не имею опыта в подготовке поверхности космического тела к сбросу траулеров. А снова становиться объектом насмешек с его стороны, мне не хотелось.
– На Титане мы имели дело с азотно-метановой разряженной атмосферой и гравитационной силой притяжения чуть больше чем на Луне. Тут атмосфера вас ждет очень плотная и сила тяжести, равная одной целой и одной десятой земной. – Хитро улыбнувшись, он кивнул Марку. – Какой вес метки на поверхности Титана?
Я с интересом уставился на навигационного техника.
– Шесть килограмм. – Марк пожал плечами, ответив даже не думая.
– И?
– Тридцать килограмм ее вес будет на Бете. – Он надул щеки и выпустил воздух. – Где-то так примерно.
Речь подхватил Колл.
– Не думаю, что это для кого-то будет являться неудобством, – он снова улыбнулся, – все Вы парни крепкие. А вот плотная атмосфера, вполне может грозить нам шквальными ветрами и пылевыми бурями, так что остается надеяться, что экваториальная зона будет к нам благосклонна.
– Ну и еще расход топлива. – Командир снова вернул себе слово. – В атмосфере Беты его нужно больше, чем на Титане. У нас все просчитано?
– Да. – Лена отозвалась неохотно. – Система все просчитала. Топлива хватает.
– Отлично. – И вдруг он сделал практически полный оборот вокруг себя и уставился, на безмолвно застывшую, словно тень, с другой стороны верстака, Марту Штеер. – Госпожа Штеер?
Ученая, медленно подняла на него, как всегда серьезный и холодный взгляд. Весь ее вид выражал безмятежность и, не было ни малейшего намека на растерянность или волнение, хотя она должна была прекрасно понимать, зачем командир, обратился к ней с вопросом.
– Как Вы думаете, почему на этой планете такое большое количество аммиака?
Воцарилась пауза.
Я посмотрел на Лену. Ее лицо выражало довольную ухмылку. И хотя, держалась она как всегда спокойно, не трудно было понять, как она радовалась этому маленькому противостоянию между командиром и Мартой. Интересно, она в принципе ненавидит всех ученых или ее антипатия относится только к данному представителю сообщества? А может ее ненависть вовсе не результат негативного отношения к госпоже Штеер? Может она вымещает свою злость и обиду не только благодаря личностному презрению, а еще потому, что не в состоянии выплеснуть все это в лицо другого человека? Тому, кому весь этот негатив собственно и должен был быть адресован?
Я перевел взгляд на Колла и потом снова на Лену. С ума можно сойти. Они стараются не пересекаться взглядами, не общаются, а уж находиться друг с другом в одном помещении…
Вот только кого же, в самом деле, она ненавидит! Не Марту. Марта для нее, просто объект вымещения злости и обиды, чувства ненависти, упирающегося корнями в прошлые их совместные полеты. В инженера координации работ и геофизика Александра Колла.
Марта продолжала, не моргая смотреть на Маера, возможно вообще думая о чем-то другом.
– Простите, но нам просто необходимо мнение ученого специалиста! – он приподнял руки и потряс пальцами, изображая что-то понятное только ему. – Мы тут все люди простые, мыслим плоско, потому и хотелось бы прибегнуть к Вашей, госпожа Штеер, помощи! – Говоря, он вложил в интонацию своего голоса весь сарказм, какой только мог вложить.
На этот раз, все выглядело куда более жестоко. Никакой скрытой подоплеки, никаких подводных камней. Совершенно открытая дискриминация по сословному признаку. Все что произнес Маер и как он это произнес, настраивало присутствующих, хоть и в такой небольшой аудитории, на перспективу кровавого зрелища в виде истязания беспомощной жертвы.
Лена прикусила губу. Марк стоял, прислонившись к ребру жесткости модуля, а Колл с ехидной усмешкой, прячущейся в густой бороде и молча, ждал продолжения представления. А мне стало жалко Марту.
Но госпожа Штеер, кивнула головой, будто принимая вызов и, сделала шаг вперед, выйдя из-за проекции Беты, разделяющей ее и командира. Убрав планшет за спину и, оставив там обе руки, она холодно осмотрела каждого, кто был в модуле и медленно, даже как-то неестественно повернулась к Маеру.
– Во-первых, командир Маер, не совсем корректно будет называть данное вещество в атмосфере Проксима b, аммиаком. Аммиак это исключительно искусственное соединение и оно не является газом. В атмосфере этой планеты присутствует нитрид водорода. Однозначного ответа на вопрос о происхождении этого газа в атмосфере планеты нет. Впрочем, как и ответа на вопрос о происхождении метана в атмосфере Титана. – Она вышла еще на шаг вперед и уже обращала свою речь не конкретно Маеру и словно всем собравшимся. – Возможно, оказавшись вместе с Вами на поверхности Проксимы b, я смогу взять образцы пород поверхности и состава атмосферы, а так же сделать некоторые наблюдения, которые возможно помогут Научному сообществу приблизиться к разгадке этой тайны и тайнам происхождения Вселенной.
– Есть теория, что это связано со звездой! – Сам от себя, не ожидая, я вдруг выплеснул в нависшую натянутую командиром атмосферу, свое совершенно неуместное мнение.
Тут же, обращенный взгляд Маера в мою сторону, заставил меня пожалеть о сказанном и почувствовать себя полным идиотом.
– Пилот, Вам кто-то давал сейчас слово?
Лена тут же ткнула меня локтем в правый бок, и я виновато опустил глаза, но тут же снова звонко зазвучал голос Марты Штеер.
– Вижу, Вы единственный кто из членов экипажа этого судна знакомился с отчетом исследований моего штаба. – Она махнула на Маера рукой, словно заставляя замолчать студента, вызванного отвечать домашнее задание к трибуне.
Ученая давала понять, что желает продолжить диалог теперь уже со мной и это должно будет вызвать внутри командира необузданную ярость. Реализация публичной порки катилась к чертям собачьим по моей вине. Что ж, придется спустя некоторое время и мне, недоделанному выскочке, претерпеть некоторые унижения как цену за заступничество и необдуманные желания показаться умным.
– Действительно, существуют мнения, согласно которым формирование планет напрямую зависит от типов их звезд и их характеристики сейчас, в какой-то мере подтверждают это. – Она снова повернулась к Маеру, явно входя в азарт и словно совершенно не понимая, что весь этот разговор явно затевался не для того, чтобы командир упоил свои желания научных познаний. – Твердые планеты Солнечной системы состоят преимущественно из кремниево-кварцевых пород, а газовые гиганты из водорода. Кварц и кремний, самые распространенные строительные материалы для планет и им ничего не мешает оставаться таковыми и в системах красных карликов. Когда взрывается то, что потом становится звездой, оно выбрасывает в пространство вокруг себя очень много строительных материалов. В том числе и газов. Так почему бы одним из этих газов не оказаться нитриду водорода? Скажем, вместо метана в Солнечной системе. – Она пожала плечами. – Но есть и другая теория. – Она вдруг отвернулась от Маера и снова посмотрела на меня, ожидая того, что я озвучу эту теорию.
Она смотрела на меня… Она, обратила на меня внимание. Я поверить в это не мог. Она ждала, что я снова начну говорить, и я знал что сказать, я знал, что она хочет услышать, но мельком бросив взгляд, не поднимая головы на Маера, который тоже сверлил меня своими маленькими яростными глазками, я понял, что это может стоить мне карьеры. А может и жизни.
Я сделал вид, что не понимаю, чего от меня хотят и тут же почувствовал себя еще более глупо, чем когда заговорил в первый раз.
Но, по крайней мере, я теперь точно знаю, чем привлечь внимание этой ученой, холодная тайна которой не давала мне покоя.
– Нитрид водорода, как и метан, образуется в результате распада органических соединений. – Она, наконец, вернула свое внимание Маеру, не дождавшись ответа и, я облегченно вздохнул. – Парниковый эффект создаваемый в верхних слоях атмосферы Проксима b, вполне способен удержать внизу вещества, которые образовались в результате аммонификации и в дальнейшем препятствовать их ферментации. Вопрос только в видах.
– В видах? – Маер напрягся и, нервно вздохнул, уже с трудом скрывая свое негодование.
– В видах органических соединений, которые при распаде выделяют не метан, а нитрид водорода.
Мне казалось, что она совершенно не понимает того, что Маер над ней просто издевается. Казалось, завязавшийся разговор Марта воспринимает со всей серьезностью, отдаваясь научным пояснениям с лекторским энтузиазмом. Умным, но до ужаса наивным энтузиазмом.
– Знаете что? Я тоже читал Ваши отчеты, госпожа Штеер. – Он кашлянул. – И не Вы ли утверждали в них, что Бета безжизненна и ее твердая поверхность состоит лишь из кремниевых пород? – Он усмехнулся. ‒ А теперь Вы утверждаете, что там возможно есть жизнь?
Но Марта отреагировала на его вопрос еще более холодным взглядом.
– Я ничего не утверждаю, командир Маер. Я ученый и любые утверждения я могу делать лишь на основе проведенных исследований. Изучение, как Вы ее называете Беты, моим штабом и в самом деле пришло к доказательным выводам, что планета совершенно безжизненна. Восемь беспилотных исследовательских аппаратов были направлены на ее поверхность в различные географические координаты и, каждый из них исследовал площадь в несколько сотен квадратных километров, не обнаружив ни малейших признаков даже самых примитивных форм жизни. То, что я говорила о природе возникновения нитрида водорода в составе атмосферы, я говорила исключительно гипотетически на основе примера его возникновения в земных условиях. К сожалению направленные нами аппараты не способны проникать вглубь планетарной коры более чем на три метра, где я, как и мои коллеги, считаю, что именно там необходимо искать ответ на данный вопрос.
Маер подался вперед, готовый задать новый провокационный вопрос и уже начиная нервничать, что пока еще перевес в диалоге был не на его стороне, но как только он открыл рот, Марта мгновенно опередила его, заставив отметить про себя, что это именно его тактика ведения подобных диалогов.
– С таким же успехом, некоторые независимые институты, выдвигают теории о наличие форм жизни на Титане, которые скрыты под корой этого спутника и что именно они являются источником метана в его атмосфере. Что Вы на это скажете, командир Маер?
– Метан на Титане имеет исключительно геологическое происхождение… – Он насупился.
– Да. – Марта кивнула. – Это основная теория. А разве кто-то пытался бурить его поверхность? Разве кто-то пытался опровергнуть мнения ученых меньшинств? Нет? А знаете почему? Потому что колониальным корпорациям это не нужно. Им нужно было тело, для вывоза туда радиоактивных отходов и он стал этим телом. Какой сейчас радиационный фон Титана? Благодаря Вам командир, этот спутник уже никогда больше не будет доступен человечеству для колонизации и научных исследований.
– Я делаю свою работу! А Титан, из-за своей атмосферы, низкой гравитации, но высоким давлением, абсолютно никчемный спутник, годный только для того, для чего его мы и используем! – Он сделал шаг в ее сторону. – И сейчас у меня, почему-то возникает ощущение, что я разговариваю не с титулованным ученым, руководящий целым исследовательским штабом, а со среднесортным сценаристом одного из развлекательных псевдонаучных видеоблоков!
– Это потому, командир, что я вынуждена говорить с Вами на Вашем же языке. Иначе мы не достигнем понимания в этом еще довольно длительном полете.
В этот момент я понял, что «началось». Пусть. Поделать я ничего не мог. Кто я против Маера? С одной стороны даже хорошо. Сейчас выплеснет весь свой негатив на ученой и мне не придется каждую секунду нахождения с ним в одном модуле, бояться и ждать его мести за сорванное представление.
– Хотите достигнуть понимания? – Маер покачал головой. – Наше взаимопонимание было обречено с того самого момента, как Вы поднялись на борт моего судна! – Он махнул на нее рукой стараясь повторить ее жест.
– Что именно Вас не устраивает, командир Маер? – Вопрос прозвучал из ее уст все так же просто и спокойно, ни один лицевой нерв не дрогнул, за время всего этого разговора. – То, что на борту находится ученый или то, что Вас заставили подчиниться, приказав взять меня в эту экспедицию?
– Кто Вы на самом деле, госпожа Штеер? – Он подошел практически вплотную и уставился на нее.
– Что?
– В каком на самом деле качестве, Вас приписали к моей команде? – Он сделал руками требующий ответа жест. – Хотите сделать шаг к налаживанию нашего взаимопонимания, тогда ответьте правду.
– Я ученый. – Она гордо приподняла подбородок. – Не знаю, что Вы там себе нафантазировали относительно моей персоны, но это явно намекает на маразм или параноидальный бред! – Она вздохнула и уступила его натиску, отступив на шаг назад. – У меня есть регламент работ и Вам он был предоставлен. Мое руководство не ставило передо мной задач по выявлению недостатков в Вашей работе. И к тому же я подчиняюсь не Колониальной Федерации, а главному штабу Научного сообщества. Так что простите. Если наш разговор приобретает не рабочий и ненаучный характер, я вынуждена его закончить. – Она еще раз оглядела всех членов экипажа стоящих в центре модуля в полном безмолвии.
Казалось, поняв, что все мы уже мечтаем вернуться к своим делам и, что все это представление неугомонного командира уже отняло у нас довольно много времени отведенного на отдых, уверенными шагами и с гордым видом покинула технический модуль.
За Мартой стали пятится к выходу и мы.
– Лена! – Вдруг крикнул Маер, все еще стоя на том же месте где его оставила госпожа Штеер и все еще смотрящего перед собой, словно Марта и не уходила.
– Да.
– С-2 готов к спуску?
– Готов.
– Проверь все еще раз.
– Хорошо… проверю.
– Никому не расслабляться! Всем проверить повторно все оборудование!
Лена выходила через переход в лобби впереди меня и, перешагнув небольшой порог, разделяющий модули, сплюнула на металлический пол. Ее глаза горели от гнева. Она знала, что пребывание командира в таком состоянии духа, не сулило никому ничем хорошим и теперь она точно ненавидит Марту не меньше Колла, только за то, что она явилась тому причиной.
* * *
Примерно через тридцать минут после проверки бортовых систем, показателей полетных данных и произведя с разрешения Лены небольшую корректировку геостационарной орбиты, а после, под очередные байки Марка, съев гарнир из субститурированных компонентов, перешел из лобби в технический модуль. Практически сразу отметил про себя, что здесь значительно холоднее, чем в остальных модулях судна. Я поежился и прошел вдоль довольно широкого помещения. Осветительные элементы, встроенные в потолок начали включаться по мере моего продвижения по модулю, первую половину которого занимал верстак – инженерный интел-центр, сохраняя вокруг себя довольно много места, а так же панорамный витраж, через который еще час назад можно было наслаждаться красотой вида бушующей атмосферы Беты. Сейчас, когда Проксима Центавра, оказалась позади планеты и наша орбита в этом полушарии была лишена ее света, в витраж можно увидеть лишь пустую непроглядную черноту. Дальше все было заставлено оборудованием и техникой, в том числе двумя квадроциклами, грозно выглядывающими из полумрака помещения, узкими люминесцентными сенсорами и блестящими усиленными полиметаллическими бамперами. Узкий проход налево сразу за квадрами вел к инженерному блоку – рабочему месту Колла и медицинскому блоку, еще ни разу, ни кем не посещенному.
… Надеюсь, он так и останется не посещенным.
Ровно такой же проход с другой стороны поворачивал в блок АРМ, а рядом с ним подъемник в панораму – небольшое помещение с куполообразным витражом вместо потолка и двумя небольшими телескопами-магниферами, для картографирования и при необходимости наблюдения за удаленными объектами. Подняться в панораму можно было по металлической лестнице и, именно туда я направлялся.
Дальше по модулю смотреть было не на что. Контейнеры с оборудованием, шкафы с вакуумными костюмами для выхода в открытый космос и для работ на поверхности, какие-то коробки со старыми запасными деталями, которые Марк или Колл не соизволили сдать на утилизацию в Порту и несколько консолей управления локальным освещением модуля, вентилированием и обогревом. Еще нижний шлюз, к которому пристыкован взлетно-посадочный модуль С-2, главный шлюз и грузовой шлюз за которым тянулся сто сорока метровый металлический хвост – траулеры. Восемь оболочек из самого дешевого сплава железа и углерода, таящие в себе сотни тонн непригодных для дальнейшего использования плутония-238, цезия-137 и стронция. На двери в шлюз надпись: «Осторожно вакуум». И ниже: «Не шлюзовать. Радиационная опасность!». Всю эту словесную браваду предупреждений в итоге венчал желтый знак. Маленькое стекло двери шлюза запотело от перепада температур и я, вытерев его рукавом, заглянул внутрь. Там было таинственно и темно. Я ничего не увидел.
Озноб заставил меня встряхнуться и вернувшись к подъему в панораму, я взялся руками за холодный металл перил лестницы. Всего десять ступеней вели вверх. Люковый электропривод раскрыл надо мной проход и когда мои ноги ступили эхом на ребристый пол овального помещения, тут же закрыли его.
В панораме я был только однажды и то, когда СИД стоял еще на пирсе, где на него действовала сила гравитации станции. Сейчас же, стоя внутри этого помещения, я отметил про себя, что действие полимагнитного ядра судна тут ощущается несколько слабее, чем в основных модулях. Одного g тут точно не было. Тело стало легче и, казалось, всего одним прыжком я мог бы преодолеть сразу всю диагональ панорамы.
Нащупав на стене, рядом с входом, сенсор освещения я включил свет. Удивление увидеть тут Марту Штеер я не испытал, наверное потому, что предполагал найти ее именно здесь. Хотя и сделал вид, что удивлен. Она обернулась, взглянув на меня и, немного наклонила голову набок, но уже через секунду снова отвернулась к дисплею одного из телескопов-магниферов.
Пройдя вперед я занял свободное место за вторым устройством, спускающимся на подвижных манипуляционных шарнирах.
– Вы любите смотреть на звезды? ‒ Я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, подумав, что чувствуя агрессивно настроенную против нее команду ей, возможно, захочется иметь тут друга.
Она замерла, не сводя глаз с визуальной картинки и, впитав с совершенно невозмутимым лицом мой вопрос, все же обернулась в мою сторону.
– Я их не люблю, я их изучаю.
– А я всегда любил на них смотреть. ‒ Подтянув к себе магнифер, я активировал визуализацию, и он показал мне звездное небо. ‒ Скажите, Марта, есть ли разница между видом звездного неба с Земли и видом неба тут, с орбиты Беты?
Она сделала вдох и выдох, словно от усталости, а потом снова стала смотреть на картинку.
– Карта развернута в плоскости b на четыре градуса относительно плоскости восточного полушария Земли, зрительно наблюдаются смещения постоянных объектов на небольшие, но существенные единицы. Точно не представляется возможным определить в связи с отсутствием необходимого оборудования.
Я нахмурил брови и задумался. Что она сказала?
Всегда думая, что при имеющемся у меня любительском уровне знаний астрономии и астрофизики, я неплохо разбирался в фундаментальных вещах, и всегда мог похвастаться этими знаниями в любой компании. Но в тот момент я ощутил себя совершенно безграмотным неучем, уже только после первого сказанного Мартой предложения. И все же я должен был постараться не ударить в грязь лицом и показать этой ученой, что не такой тупой, как она, должно быть, считала, всех с кем ей приходилось общаться вне своего штаба изучения и освоения дальнего космоса.
– То есть, Вы можете сказать, что существенных различий в карте нет?
– Ну, если Вы не считаете, существенным различаем смещение на четыре градуса.
– Визуально созвездия стали немного уже, расстояния между звездами сократилось. Проделав такое расстояние, мы сами как будто развернули плоскость b на себя, за ней потянулись и постоянные объекты. Но это, же только визуальный эффект! Существенных изменений в науку он не принесет, его можно было и предсказать. – Я поджал пальцы ног от волнения, накатившего сразу после такой вот импровизации, полностью основанной на ее научном высказывании.
А я ничего такого и не сказал. Ну, немного перефразировал уже сказанное и обратил, как бы в новое утверждение… Главное, чтобы Марта этого не поняла.
– Вы разбираетесь в астрономии? – Она на секунду отвлеклась от картинки неба, светящиеся объекты на котором, то притягивала движениями руки, то наоборот отдаляла.
– Нет… ‒ Я скромно махнул рукой. ‒ Мои знания исключительно любительские, и к науке они не имеют никакого отношения.
– Погасите свет.
Я согласно кивнул. Прикоснувшись указательным пальцем руки к служебному делсу на запястье левой, резко поднял его, вытащив проекцию панели команд и выбрав на ней нужную опцию, убавил активность осветительных элементов почти до минимальной отметки. Панорама погрузилась во мрак и окружавшая нас россыпь звезд на фоне отчетливо различимого спирального рукава Персея, словно поглотила нас полностью в свои галактические объятия.
– Куда мы будем смотреть? – Придвинув ближе к себе подвешенный телескоп и пользуясь темнотой, придвинув свое кресло ближе к креслу госпожи Штеер, я приготовился наблюдать.
– Я жду, когда появятся Альфа Центавра и Бета Центавра. – Она снова приблизила какую-то звезду и та замерцала в проекции бледным размазанным, но большим пятном. – Еще семь минут, и они покажутся из-за лимба планеты.
– Что Вы хотите в них увидеть? – Я даже немного привстал в кресле. Чтобы заглянуть за нижний край панорамного купола, чтобы увидеть лимб Беты, но ничего подобного с этого орбитального положения рассмотреть было невозможно. Планета была строго под нами.
– Не в них. Около них.
– Около?
– Сейчас они в параллаксе относительно друг друга, а мы находимся на орбите Беты Центавра, которая является третьей звездой системы и она удалена от них на тринадцать тысяч а.е., что позволяет ей обращается вокруг компаньонов как вокруг одного центра тяжести. Благодаря параллаксу центр тяжести не смещается или смещается минимально, что благоприятно для математических расчетов. Такое было бы объяснимо, если бы Проксима имела возраст меньший, чем Центавра-А и Центавра-В, но она на восемь миллиардов лет старше. Мы назвали это явление «Парадокс Центавра». И мы не можем пока что объяснить, каким образом происходило образование звезд на столь близком расстоянии друг от друга. Да еще и в такой разный период. Почему звезда с большей массой не поглотила звезду с массой меньшей, а вытолкнула на огромное расстояние.
– И… – Я был удивлен. – Этот «Парадокс Центавра» возможно, сегодня будет объяснен?
– Нужно наблюдать все три звезды вместе в перспективе. Возможно, я просто смогу зафиксировать электромагнитные колебания, вспышки и гамма потоки, от компаньонов с данного расстояния и сравнить их с данными получаемыми непосредственно на их орбите. И возможно это приоткроет некоторые скрытые от глаз ученых факты их физической активности. – Марта пожала плечами. – Например, очень большая разница показателей. Тогда это возможно объяснит что-то.
– А откуда возьмутся эти данные с орбит компаньонов? – Я придвинулся еще ближе, видя, что девушка не сводит глаз с проекции и не смотрит на меня.
– С зонда.
– Ах да! Точно! Это же очевидно! – Я воскликнул, выпуская вперед положительные эмоции, но реакции на них было ровно ноль. – У Вас есть там зонд!
– Автономная орбитальная станция Толиман вот уже почти три года поставляет нам информацию об активности бинаров, но все аппараты, направленные в течение этого времени для исследования Проксимы b, не обладали достаточными узкофункциональными возможностями, а лишь собирали поверхностные данные. – Она помолчала и потом как-то задумчиво добавила. – Они были дешевые… – И тут вдруг левый уголок ее рта немного вытянулся в подобии изображения улыбки. – Союз правящих партий Неополиса всегда экономит на Всемирном научном сообществе.
– А Всемирное научное сообщество всегда экономит на программах по изучению дальнего космоса. – Я усмехнулся.
Она кивнула.
– Неприоритетное направление. – И судя по ее оживлению в голосе, я попал в точку. – Наши исследования раздвигают видимые горизонты вселенной, и все неутомимо стараются в один голос заявлять о том, какую важность они играют в эволюции человеческой цивилизации, но они не делают экономику лучше.
– Да… – Я вздохнул. – Они лучше будут финансировать разработки, которые смогут повысить количество добытой руды на Европе и Ио, чем запустят лишний дорогостоящий беспилотник в другую систему. ‒ Я вдруг еще сильнее повернулся к ней и снова наклонился в ее сторону и, казалось, даже почувствовал запах ее одежды. ‒ А как объяснить тот факт, что бинары, один превосходящий Солнце, другой лишь немного уступающий ему, не имеют в своей системе даже газовых гигантов, а красный карлик, со значительно меньшей гравитационной массой, владеет таким телом как Проксима b?
– Карлик тоже звезда. И помимо Беты, как вы ее называете, вокруг него, кстати, вращается еще и газовый гигант.
‒ Да. ‒ Я кивнул в подтверждении ее слов. ‒ Проксима с.
‒ Множество звезд Млечного Пути, при своих массах и гравитационных полях в сотни раз превышающих физические свойства Солнца, одиноки и не имеют в своих эклиптиках планет. ‒ Она вдруг зачем-то посмотрела в оптический окуляр, оторвавшись от визуальной проекции и, стала что-то настраивать. ‒ Наши исследования показали, что все звезды на сотню световых лет от Солнца не имеют планет, которые возможно было бы исследовать на предмет наличия жизни. Там вообще ничего нет. Только твердые лишенные атмосфер карликовые планеты, скопления астероидов или газовые гиганты находящиеся намного дальше или ближе обитаемых зон.
В какой-то момент, Марта, отвлеклась и подтянув к себе магнифер, выставила на нем необходимый режим, чтобы можно было безболезненно рассматривать звезду. И замерла в ожидании. Я, недолго думая привстал и придвинул свое кресло ближе к ней, так что когда вновь уселся, то мое плечо касалось ее плеча. Марта машинально попыталась отстраниться, но уже зафиксированный телескоп не давал ей это сделать и она, поерзав, посмотрела на меня. Я кивнул ей совершенно невозмутимо и жестом руки показал на видоискатель. Она ничего не сказала больше, а только насколько было возможно, отстранилась от меня.
Еще пара минут и прямо под нами, едва заметное в темноте полушарие Проксима b, вдруг залилось сначала оранжевым, а потом ярко-белым светом. Звезда медленно выплывала, показывая из-за горизонта свою пылающую плазмой плоть, горящую уже миллионы лет белоснежным и ослепительно ярким светом. Словно ярчайший рассеивающий лазер, лучи этого белоснежного света, падая на полушарие планеты, врезаясь в ее атмосферные слои, преломлялись и заливали, все чего касались яркими цветами, а там где только Проксима, уже вышла наполовину, атмосфера планеты озарялась огненно-оранжевым цветом. Красота игры света звезды в верхних слоях атмосферы планеты была настолько впечатляющей, что раскрыв рты мы, ошарашено, смотрели на огненные переливы, пока виновница всего этого не показалась больше чем на половину залив светом всю не только полушарие, но и панораму. Начинался день.
‒ А так и не скажешь, что этот карлик красный!
Я воодушевленно выдохнул и подумал о том, что романтичнее ситуации для времяпровождения с девушкой, придумать было просто невозможно. Да если бы вместо этой ученой сейчас тут находилась бы любая другая девушка, любая из фермерских дочерей Холмова или Варны… Да я давно бы уже обнимал ее, а сразу после того, как звезда выйдет из-за лимба полностью, сорвал бы с нее одежду прямо тут, на этом металлическом полу. Интересно, как это все может произойти при пониженной силе тяжести?
От этих мыслей, усиленных тем фактом, что в моей жизни уже довольно давно не было отношений с женским полом, у меня заныло все тело, а сердечный ритм повысился так, будто я принял импульсную дозу нейростимулятора.
‒ Классификация по цвету определяет спектральность, но для человеческого глаза она практически не различима. Ядерные процессы и в гигантах и карликах идентичны.
‒ Только вот подлететь к карлику мы можем намного ближе, чем к гиганту. ‒ Я потер ладони.
‒ Обитаемая зона меньше и ближе, а значит, видим мы ее с более близкого расстояния по сравнению с Солнцем и воспринимаем как больший объект, чем наша звезда. ‒ Марта оторвалась от визора, чтобы переключить оптический фильтр.
‒ Карлик вырос намного больше Солнца! Еще один парадокс? ‒ Я усмехнулся, но тут же понял по выражению лица ученой, что сморозил глупость.
‒ Солнце тоже карлик. ‒ Она вернулась к визору.
‒ Ну да. ‒ Я сделал вид, что смотрю на проекцию, выдаваемую магнифером, но смотрел я явно не туда. ‒ Так как мне увидеть бинары?
Марта раскрыла свой делс и синхронизировала его с системой телескопа. Установленные в нем программы начали копировать и обрабатывать данные наблюдения.
‒ Ровно на два часа.
Марта снова прильнула к видоискателю телескопа, направленного прямо на звезду, а я, затемнив с помощью делса тон панорамного витража, рассматривал женское тело в плотном синем комбинезоне. Рельеф позвоночника, равномерно выступал на изогнутой к магниферу спине. Две шишечки вверху спины – выступали лопатки. Узкая тазовая кость, а над ней по обе стороны бедренные косточки натягивали кожу и ткань комбинезона. Где-то совсем недалеко, спереди ткань плотно прижимала грудь. Когда Марта стояла, выпрямившись, то ее практически не было видно, но теперь в такой позе я различал ее отчетливо, и мое сердце билось сильнее. Мне до ужаса захотелось положить руку ей на спину и провести пальцами по позвоночнику, прочувствовать каждую ее косточку, каждую впадинку и выступ. Я опустил взгляд на ее ноги. Колени были сведены вместе и казались такими маленькими и хрупкими. Хотелось провести пальцем, немного надавливая, от бедра до ее щиколотки, чтобы телу побежала дрожь, чтобы она тоже ощутила то, что сейчас ощущал я. Вот только пока дрожь была только у меня.
Марта резко отпрянула от магнифера и уставилась на меня большими серыми глазами, видимо почувствовав всем своим телом вес моего взгляда.
– Что ты видишь? – Тихо спросил я.
– Бинарные пары… – Как-то тоже тихо сказала она, даже не заметив, что я перешел на «ты».
– Так они есть?
– Есть.
‒ Не могу поймать их в свой видоискатель. ‒ Я кивнул на магнифер. ‒ Можно? ‒ И я потянулся к… ее визору.
Ничего больше не спрашивая, я наклонился через нее, через ее кресло и почти ложась своим телом на ее колени, стал смотреть в телескоп. Что там я видел? Я не знаю. Мои мысли были не в лучах звезды, мои мысли просто блуждали, под синим комбинезоном этой ученой. Во рту пересохло, а она сидела, не шелохнувшись, а я должен был быть еще решительней.
Когда я перестал смотреть и отпрянул от визора то, просто не поднимаясь, повернулся и уставился на нее. Наши лица оказались на столь близком расстоянии друг от друга, что она должна была почувствовать мое дыхание. Всего несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза и, на мое удивление она словно в ступоре не пыталась отвести взгляд. Я приблизился своими губами к ее, но она повернула голову, и я прикоснулся к ее щеке. Ее кожа показалась мне странно холодной, а быть может, моя просто была слишком горячей. Внезапно она вздрогнула и вскочила на ноги. Телескоп и кресло откатились в разные стороны. Я же едва не упал, резко оказавшись без опоры и, наверное, если бы не пониженная гравитация панорамы, то так и случилось бы. А это, была бы совсем уж нелепая ситуация, в какой выглядел бы я крайне глупо и оказаться мне в такой ситуации никак не хотелось. Я хотел что-то сказать, быть может, извиниться, но увидев ее лицо, решил, что стоит промолчать.
‒ Пилот! ‒ Казалось, ее голос дрогнул, но это было только секунду и одно слово, все остальное сказанное походило на то, как были сказаны слова в адрес Маера в техническом модуле. ‒ Вы что себе позволяете?
‒ Я… я думал… ‒ Почувствовав себя жутко неловко, я не нашел что ответить, но ведь все это время, что мы сидели в креслах перед магниферами, я был полностью уверен, что она сама этого хочет. ‒ Прошу прощения… − Только и пришло мне в голову.
Она вдруг вздохнула и отвела взгляд куда-то в сторону.
‒ Я забуду об этом инциденте, пилот. Однако, если в дальнейшем Вы предпримите что-то подобное, я незамедлительно сформирую оперативный отчет курирующему агенту Колониальной Федерации. ‒ Договорив последнее слово, она быстро вышла из панорамы, оставив меня одного.
Еще какое-то время я просидел в недоумении, первые несколько секунд слушая ее шаги по металлическим ступенькам лестницы и глядя, как Проксима поднимается все выше и выше относительно орбиты планеты, как удаляется от горизонта Беты.
Почему Марта так повела себя? Неужели эти ученые и в самом деле лишены всего мирского? Ведь мы могли бы сейчас просто прекрасно провести время. Тут никого нет. Нас никто бы не искал и никто никогда не узнал бы о том, что было между нами. Или это просто я пилот и недостоин ее? Но она же не стала сразу пресекать мои явные попытки добиться близости? Я не понимал, что у нее в голове, о чем она думает и что ей движет. И от этого непонимания я еще сильнее хотел добиться этой девушки. Вот только теперь если я снова попытаюсь «придвинуть свое кресло ближе», она может сообщить об этом своему курирующему агенту Колониальной Федерации. А это комиссия по этике. И это можно сказать конец карьере. И судя по ее серьезному и раздраженному тону, она вполне может такое сделать.
Все это не было нормальным. Создавалось впечатление, что эта ученая вообще ни разу в жизни не испытывала близости с мужчиной и испытываемое ей было дико и страшно. Нет, все это лишь маска. Маска, под которой скрываются ранимость и возможно куча комплексов.
* * *
До спуска оставался час. Марк протирал забрала шлемов защитных костюмов специальным составом против запотевания и против оседания влаги и пыли. Как обычно в неизменно позитивном настроении он, что-то насвистывал себе под нос и заулыбался, увидев, что я появился в техническом модуле. Инженер-навигатор сделал вид, как будто мы не виделись несколько лет, и хотел в шутку меня обнять со словами «О, мой старый друг! Сколько лет!» Я отпрянул в сторону и, удивляясь этому человеку и тому, как он может сохранять хорошее настроение в любой ситуации, присел на угол стола.
– Марк, ты не в курсе, что с командиром?
– Он в С-2 с Леной, а что с ним?
– Он всегда перед высадкой в плохом настроении?
– Наверное, на это есть определенные причины. – Он безразлично пожал плечами.
– Эту причину зовут Марта?
– Марта? – Переспросил Марк, усмехнувшись и от этой усмешки, я почувствовал себя неловко.
Почему? А почему Марта? Почему я назвал ее Мартой? Почему не Мартой Штеер или просто Штеер? Или просто ученой? А Марк это явно заметил и это его, если не удивило, то позабавило точно.
– Он сегодня пытался ее достать. И не первый раз.
– Тебе это так важно? Держи шлем! – Он кинул мне в руки шлем от защитного инженерного костюма. – Протирай. Вот салфетки.
Я дотянулся до салфеток, смоченных раствором с неприятным запахом, и стал протирать стекло, сначала изнутри, а потом сверху.
– Я просто не понимаю, что такого она ему сделала?
– Мой наивный друг! Неужели Вы полагаете, что тут никто не замечает, как Вы смотрите на эту ученую? – Он широко развел руками и засмеялся.
– Давай без этого, а! – Я обижено бросил шлем, салфетку на верстак и хотел уйти.
– Да ладно, ладно… Все! ‒ Он опять засмеялся. ‒ Вернись, мой романтичный друг!
Я остановился и смотрел на него, скрипя зубами. Иногда он просто бесил меня тем, что не хотел быть серьезным тогда, когда это было нужно.
– Шлем, салфетка!
Я снова взял шлем и салфетку, все же интерес перед тем, что Марк может мне рассказать куда сильнее, чем обида на его сарказм.
– Я тебе просто скажу, что ты можешь даже не пытаться, о чем-либо надеяться в отношении нее. С этой блондинкой у тебя никогда ничего не выйдет, ‒ он покачал пальцем у меня перед лицом, ‒ и дело не в тебе, Корин. Если тебя это успокоит, то ни у кого с ней ничего не выйдет.
– Почему? – Я насторожился, подозревая по его тону, что он реально что-то знает, но все же надеялся на очередную шутку по этому поводу.
– Ты много ученых знаешь?
– Ну, нет…
– А часто видел?
– Ну, видел в Порту. – Я тут вдруг подумал, что, никогда не общался ни с одним представителем Научного сообщества и уж точно не имел их среди своих знакомых. – А что если она ученая, то все! Обречена и фригидна?
– Все понятно.
– Что понятно?
– Сам подумай! Она молодая, она не уродина…
‒ Ну… ‒ Я протянул, давая понять Марку, что выражение «не уродина» сюда явно не подходит и что считаю ее довольно красивой представительницей женского пола.
‒ И она, уже! Какой-то там руководитель какого-то научного штаба! – Он поднял палец вверх, выдавая утверждение. – Если ты напряжешь свой мозг и попытаешься вспомнить ученых, если ты их вообще, когда-то видел, то поймешь, что все они похожи на медуз! Бесформенных либо худых, либо жирных медуз. – Он скривил лицо, изображая выражение лица ученого. – А уж про женский пол я вообще молчу, с ними не то, что в постель, с ними рядом-то идти страшно! Все это от их образа жизни. Много сидят, постоянно что-то жуют. – Он опять скорчился, изображая, как ученые жуют. – Сидячий образ жизни и мысленный труд уродует тело и дух, если за телом не следить! А они не следят… им кроме их науки больше ничего не нужно. Им плевать на себя и на окружающих.
– Что ты хочешь сказать? Что она не ученый?
– Она странный ученый, Корин. Я думаю, что командир сегодня пытался вывести ее на чистую воду, задавая вопросы, на которые не каждый мог бы ответить.
– Ага. ‒ Я смекнул. ‒ Ты имеешь в виду, что… Маер! Он думал, что она просто агент Колониальной Федерации? Но на вопросы-то она ответила.
– Да, и это еще более странно!
– По-моему ты просто преувеличиваешь. Может она просто симпатичный ученый, который следит за собой, спортом занимается, и прочее! – Я не мог ему рассказать всего, что было со мной каких-то полчаса назад, наедине с Мартой, я просто не знал, как он отреагирует, и не был уверен в том, что он сможет удержать язык за зубами.
Марк отложил шлем и подошел ко мне очень близко. Я снова хотел отпрянуть, подумав, что он опять попытается выдать какую-то шутку, но его глаза были серьезны. Он подошел так близко, что говорить начал, чуть ли не на ухо мне, как бы боясь, что его кто-то услышит кроме меня.
– Есть секретная программа, я не помню ее название, но Колониальная Федерация запускала ее несколько лет назад. Они отбирали для нее молодых парней и девушек. Смысл ее в том что, этих парней и девушек, подвергали чистке сознания. Они забывали все свое прошлое, а потом им вживляли новые личности. Из них делали гениев, ученых и солдат. Кто-то становился непревзойденным музыкантом, кто-то в свои двадцать лет становился ученым гениальнее Эйнштейна, кто-то просыпался солдатом, знающим все о войне, оружии и владел боевыми искусствами. Им давали новые имена, и они были, как псы преданы своему создателю. За Колониальную Федерацию они погибнут, и никогда не предадут. – Он отбросил шлем в сторону и стал отстегивать от другого костюма. – У них нет чувств, они не способны любить, сочувствовать, смеяться и радоваться, они как зомби, способны выполнять лишь поставленную им задачу.
– Ты хочешь сказать, что она зомби?
– Я хочу сказать, что она возможно одна из них. Возможно!
– Да ну… бред! – Я почесал затылок. – А ты откуда это знаешь? Ты же сказал что это секретный проект?
– Мне предлагали участвовать в этом эксперименте, но я отказался. – Он вернулся к столу и продолжил чистить шлем.
– Если все это, правда, то кто вообще согласится на такое добровольно? ‒ Однако, эта теория звучала совсем уж не правдоподобно.
– А ты думаешь, никто? Посмотри, как живут на Земле простые люди! Это с виду города такие красивые и яркие. А стоит выехать за пределы центральных кварталов, сразу попадаешь в трущобы и нищету! В некоторых местах на Земле люди уже едят друг друга! Чтобы не погибать в нищете люди готовы на многое, даже отказаться от своей личности!
Я задумался. Нужно признаться, что я и в самом деле не замечал за Мартой, каких либо эмоций. Я ни разу не видел, чтобы она если не улыбалась, то хоть грустила или нервничала. Ее лицо никогда не выдавала ничего эмоционального. Конечно, она могла их просто грамотно скрывать, но все же была очень странной. Я должен был, как то проверить подозрения Марка, которые теперь закрались и во мне.
Я посмотрел на часы. Да спуска оставалось двадцать минут. Откуда-то снизу послышалось гудение, доходившее до нас по корпусу и частям модулей. Лена и Маер уже запустили двигатели челнока. Скоро я ступлю на поверхность желтой планеты!
– Тебе долго еще?
– Все, этот последний.
– Пошли кофе пить.
– Да, пошли.
Мы покинули технический модуль и уселись в лобби за столом. Марк готовил кофе в субститурационном бленде и опять забивал мне голову своими рассказами, смешными, но удаленными от того, о чем я постоянно думал. Он умел отвлечь и когда я его слушал, то на какое-то время все трудности уходили на второй план. За это я его уважал, с ним всегда было легко.
Мы так сидели и смеялись еще минут тридцать, радуясь, что командир Маер должно быть забыл про назначенное время спуска и отдых ненамного продлился.
А потом раздался громкий и низкий голос Лены.
– Так, бездельники, подъем, через две минуты общий сбор!
Мы бросили стаканчики из прозрачного полимера в супрессор для синтетических отходов и, перестав смеяться, теперь уже с совершенно серьезными лицами, пошли за ней, выполнять свою серьезную, особенную и очень важную работу.
Глава 10
Я Корин Ройа и это моя история
Транспортный взлетно-посадочный модуль С-2, оттолкнувшись от шлюзовых сцепов, СИД малыми пневморазрядами, слегка поворачиваясь своей кубической конструкцией, отплыл на достаточное расстояние и запустил маневровые ускорители. Спустя несколько минут он снова, казалось, замер и завис, практически над видимой иллюзивно совсем не размытой линией Кармана, но это был лишь обман зрения того, кто мог бы наблюдать его в тот момент со стороны. Он просто перестал снижаться, ожидая от расчетной полетной программы разрешения на дальнейшие маневры, которая прервала плановое сближение для пропуска в верхних слоях атмосферы довольно обширного циклона, сочтя его опасным. Периодически, объемные газовые выбросы из сопел ускорителей, корректировали его низкую геостационарную орбиту, справляясь с уже появляющимся небольшим притяжением, все время пытающимся затянуть модуль в гравитационный колодец планеты.
Иллюминации на борту модуля не было, за исключением кабины пилота, находившейся уровнем ниже и, все четверо пассажиров смотрели лишь друг на друга сорок с лишним минут, через прозрачные забрала шлем своих оранжевых костюмов.
Когда из кабины пилотов Лена, в общем канале, сообщила о задержке, я, сидя напряженный в ожидании жесткого преодоления плотных слоев атмосферы, выпустил из рук силовые ребра парка, за которые держался думая, что так будет меньше трясти, и расслабился. Вытянув ноги, я обнаружил, что они не падают на пол под собственным весом. Потом внутри раздался глухой звук. Об мою голову что-то ударилось и тут же, в общем канале цифровой связи раздался гогот Марка. Я поднял взгляд и увидел, что он прицелился и снова собирается запустить в меня небольшой продолговатый предмет. Это был винтоверт с полимерной рукоятью. Первым предметом, отскочившим от моей головы, была маленькая металлическая головка-насадка для него и она уже плавала где-то под потолком.
‒ Уворачивайся! ‒ Не переставая смеяться как подросток, он размахнулся и выпустил винтоверт в мою сторону.
Я отстранился, и инструмент звякнул о ребро стены. Не сразу поймав его, а точнее едва не упустив, не привычно пытаясь схватить его пальцами рук, ставшими в два раза большими по объему, благодаря перчаткам защитного костюма, я демонстративно размахнулся и сделал вид, что брошу его обратно со всей силой. Марк буквально завизжал от появившегося задора и, поджав под себя ноги, стал закрывать голову руками.
‒ А ну прекратили! ‒ В канале раздалось рычание Колла, сидевшего в парке по правую руку от Марка. ‒ Вы где находитесь, придурки? Как дети малые!
Марк тут же выпрямился и, уставился на командира группы, практически не глядя, поймав, совсем слегка брошенный мною винтоверт и прикрепил его обратно к магнитному поясу.
‒ Что вылупился? ‒ Голос Колла стал звучать менее резко. ‒ Отстегивайся и лови головку, пока она при спуске кому ни будь, дыру в шлеме не пробила!
Но в ответ на замечание, не отворачивая от него головы, Марк внезапно запел. Запел какую-то шуточную песню, уже в припеве которой стало ясно, что главный персонаж в ней жуткий зануда по имени Александр и которому постоянно не везет.
Я такой песни никогда не слышал и не удивлюсь, если вдруг узнаю, что Ковнер сочинил ее сам, а имя главного персонажа можно при желании подставить абсолютно любое.
‒ Дебил. ‒ Колл заблокировал канал, чтобы не слышать его голоса, но Марка это ни сколько не остановило.
Все еще глядя на него, он стал петь еще громче и пританцовывать руками.
Где-то на второй минуте исполнения, проекция на забрале шлемы сообщила, что от общего канала отключилась и все время молчавшая Лена. Я остался единственным слушателем, так как Марта, сидевшая в парке по левую от меня руку, изначально не была к нему подключена и, казалось, что ей вообще было все равно на то, что происходит по эту сторону ее защитного костюма.
Когда же и мои несколько просьб о том, чтобы он заткнулся и помолчал немного, не увенчались успехом я, последовав общему примеру, тоже заблокировал канал.
Траектория движения С-2 с момента вхождения в атмосферу Проксима b и до назначенной точки посадки, была рассчитана и заложена в бортовой компьютер аппарата. Расчет этой траектории происходил с учетом маневров взлетно-посадочного модуля между зонами вихрей и бурь, силы потоков ветра, сопротивления плотных слоев атмосферы и гравитационных особенностей планеты.
Задача экипажа состояла в том, чтобы достичь запланированного места сброса траулеров с радиоактивными отходами, поставить четыре метки-репера по периметру каньона, представляющие собой маяки в виде столбиков с передатчиками, которые пошлют сигнал на СИД. Ориентируясь на этот сигнал, Маер, должен будет выполнить свою часть миссии по сбросу траулеров.
От места посадки до места сброса, при минимальном отклонении от курса, расстояние должно составить около двух с половиной тысяч метров. Это расстояние предполагалось преодолеть на квадроциклах, специально разработанных для перемещения по грунту поверхности космических тел, обладающих притяжением.
Колл, будет направлять нас с заранее выбранной позиции, которая как минимум на тридцать градусов, должна быть выше уровня кратера. При помощи специального оборудования − триангулятора, он, с расстояния, будет сканировать периметр места сброса, и посылать нам на информационные дисплеи, встроенные в левые предплечья костюмов, координаты установки маяков.
Все казалось совершенно не сложным и не сулившим никаких неприятностей. Процедура была отработана десятки, раз на Титане спутнике Юпитера. Конечно не мной. Ими. Всеми остальными членами этой команды. Мне же предстоит делать эту работу впервые, от чего приходилось испытывать легкое, но неконтролируемое волнение, которое, если бы не жуткий интерес ко всему происходящему и гордость за себя, было бы намного сильнее. В общем, атмосфера внутри команды, несмотря на постоянно недовольную Лену и все время придирающегося ко мне и Марку Колла, была очень даже позитивной. Моя мечта сбывалась. Я первым ступлю на планету чужой солнечной системы!
* * *
Наконец, после казавшись бесконечно долгого ожидания, в котором я коротал время играясь в невесомости с пойманной под потолком модуля, головкой винтоверта, С-2 наконец начал снижение. Маневровые ускорители мягко ввели аппарат в верхние слои плотной серо-желтой атмосферы и на несколько минут предоставили всех нас свободному падению. Тут же заработали лопасти компенсаторов, предотвращавших раскаливание и горение фюзеляжа модуля за счет атмосферного сопротивления. На какое-то мгновение, появившееся притяжение снова пропало.
Когда же запустились турбореакторы, начавшие гасить скорость свободного падения, я изо всех сил схватился за силовые ребра парка, ощутив сначала сильнейшую вибрацию, как следствие борьбы мощи двигателей с атмосферой планеты, а потом тряску, при которой казалось, модуль сейчас развалится на части.
Но ничего подобного не произошло и, массивный транспортник с грохотом опустился на неровный грунт Проксима b, и нас тряхнуло последний раз. Все вчетвером, мы сидели в ярких костюмах по двое друг напротив друга, зафиксированные парками таким образом, что не возможно было пошевелиться. Пришлось несколько рас сглотнуть, чтобы отложило в ушах. Хоть костюм и парки компенсировали перепады давления, но видимо они были такими резкими и мощными, что система жизнеобеспечения просто не успевала переводить внутреннее давление с одного показателя на другой. Я смотрел по сторонам, сквозь забрало шлема и искал, то чем можно было отстегнуться. Рычажок, кнопка, панель… Ничего не было. Я вошел в общий канал связи и в проекции забрала шлемы тут же выскочили иконки всех членов команды.
– Как отстегнуться? – Мой голос прозвучал у каждого в наушнике.
– Никак. – Это был голос Колла. – Жди, Лена нас отстегнет.
Я посмотрел на Марту. Она сидела напротив Колла, который сидел по левую руку от меня. Лица ее видно не было. Тонировка забрала полностью скрывала ее лицо, настроенная на максимальное затемнение такое, что можно было, не напрягаясь спокойно рассматривать корону звезды с расстояния одной астрономической единицы.
Пока пилот, управляющий взлетно-посадочным модулем, не завершит все необходимые тесты и все четыре турбореактора не остановятся, вставать со своих мест было нельзя. При размещении, перед полетом, пассажир опускает на себя сверху каркас замков парковой системы безопасности, и она автоматически фиксируется, а потом затягивается на теле до полной фиксации в кресле. В целях безопасности, на С-2, было сделано так, что после завершения полета разблокировать замки пассажирского каркаса может только пилот.
– А если вдруг будет крушение? Кто меня отстегнет? – Я вдруг подумал, о том, что тут все равно должно быть что-то, что предусматривает освобождение от каркаса парков в случае каких-то уж очень непредвиденных ситуаций.
– Сплюнь, Корин! – В этот раз я услышал голос Марка.
Гул, издаваемый, двигателями модуля утих. Заработал механизм рампы, она начала опускаться и в салон стали проникать лучи сероватого тусклого света. И это был свет не Солнца. Это была Проксима Центавра. Красный карлик светил тускло сквозь плотную атмосферу планеты, которая поглощала и без того слабые фотоны, так что его излучения едва хватало на то, чтобы назвать увиденное нами время суток, днем.
Я уставился на увеличивающийся просвет и пытался разглядеть хоть что то, пусть даже голые камни, но отстегнувшийся пассажирский каркас выпустил мое тело из своего плена и я едва не упал, потеряв равновесие.
– Добро пожаловать на Бету! – Лена уже поднялась из кабины пилота и, быстрыми большими шагами опережая всех нас, направилась к выходу на чужую планету.
Вот кто будет первым! Конечно!
Когда мои ноги оказались на твердой поверхности плато, я, как ни странно не ощутил ничего необычного. Обычная серо-коричневая сухая холодная почва. Такая же сила тяжести что и на Земле… По крайней мере, как и говорил командир Маер, едва заметная разница была совершенно не уловима человеческому организму, тем более облаченному в шестнадцатикилограммовый защитный костюм. Закрыв глаза можно было вполне представить, что я стою где-то на Земле или в Порту.
Я поднял небольшой камень и стал разглядывать его. Он был легкий, пористой вулканической породы, и сквозь перчатку казался немного мягким, хоть это было и не так. Размахнувшись, я бросил его как можно дальше и с удивлением заметил, что он пролетел довольно большое расстояние для своего незначительного веса. Хотя, возможно, это тоже были своего рода тактильный и зрительный обманные эффекты.
Из-за высокой атмосферной плотности, практически все видимое пространство вокруг нас окутывал туман, так что пока рассмотреть пейзажи окружающие место посадки я не мог. Однако, стоит уделить особое внимание ветру на этой планете. За то время, что я не был на Земле я или просто забыл, что это такое, или воздушные потоки тут и в самом деле совершенно другие. Он не налетал динамичными порывами как среди холмов фермерских поселений, где прошло мое детство и юность, не вырывался завихрениями в ненастную погоду из-за углов старинных зданий, в узких улочках Варны. Он настигал стабильным потоком такой силы, что едва можно было устоять на ногах. Сложно было, не поддаваясь ему, не шагнуть вперед или назад, сохраняя равновесие и не упасть, под громогласный хохот своих коллег. А исчезал поток ветра так же внезапно, как и появлялся. Промежутки между такими волнами были совершенно разными и отчего они зависели сказать, не имея какого-то метеорологического оборудования, было невозможно. Словно в полном безветрии кто-то включал огромный вентилятор. Потом этот вентилятор резко выключался, и поток ветра внезапно прекращался. Наступало спокойствие, безмятежность и тишина. Ясно было одно – это остаточные явления тех бурь, что свирепствуют высоко над поверхностью в плотных атмосферных слоях и какие-то их отдельные хвосты, вырываются к поверхности и путешествуют среди скал и равнин, пока не иссякнет их кинетическая энергия. Судя по тому, что согласно данным полученным с разведывательных зондов, равнину плато, окружают скалообразные высокогорья, эти ветряные потоки у их подножий должно быть имеют еще большую силу и возможно, это даже может стать проблемой для нашего перемещения к точкам установки контрольных меток.
Повышенное атмосферное давление не чувствовалось благодаря костюму, как впрочем и низкая температура. Я посмотрел на дисплей, встроенный в левое предплечье. Температура окружающей среды колебалась в районе минус семидесяти пяти градусов по Цельсию. А что… и на Земле есть места, где температура опускается до такой отметки!
Я глубоко вздохнул. Подумать только, я на другой планете! Когда-то детские и такие далекие мечты сейчас вдруг стали явью. Я захотел себя ущипнуть, чтобы убедиться, что все это не сон. Но не мог из-за плотного экзоматериала гибких полимеров.
– Корин. – В шлеме раздался голос Марка.
– Да. – Обернувшись назад, я вдруг понял, что сам не заметил, как удалился на приличное расстояние от места посадки, но нужно было возвращаться.
– Ты где?
– Да тут я. – Всего через несколько секунд в тумане появился неуклюжий контур взлетно-посадочного модуля.
Он, казалось, застыл с задранными к верху турбореакторами и опущенной погрузочной рампой, а возле него словно тени мелькали фигуры членов моей команды.
Первоначальной задачей было, установить связь с головным судном и пока Лена занялась настройкой цифрового канала на орбиту из кабины пилота С-2, Марк выкатывал по рампе на грунт один из квадроциклов.
– Ты где ходишь, Корин! Давай помогай!
Я заскочил по рампе внутрь С-2 и в полумраке слабого освещения, нащупав второй квадроцикл, покатил его к выходу. Система управления такой техникой была довольно проста, но учитывая отсутствие у меня опыта эксплуатации подобных транспортных средств, мне все же потребовалось некоторое время, чтобы снять блокировку шасси, которые венчались большими шиповаными колесами из легких ферросплавов, облаченных в слои прочного, но эластичного полимера.
– Так! – Громкий голос Колла, почти заставил меня убавить звук динамиков внутри шлемы. – Корин, чтобы дальше, чем на пять метров от места посадки не отходил, без приказа!
– Понял.
– Вы не на пикнике! Марк, тебя это тоже касается.
Марк ничего ему не ответил.
– «Орфей» вызывает «Атлант»! Прием! – Лена подключила к передатчику систему связи своего костюма, и мы все в своих гарнитурах слышали ее голос, как в общем канале, но вести трансляцию могла только она. – Грек, как слышишь меня?
Через минуту мы услышали и голос командира Маера. Только он был тише и с небольшой помехой, выдающей большое расстояние прохождения сигнала от передатчика до орбиты Проксима b.
– «Орфей», прием! Слышу вас. «Атлант» на связи.
– Рады тебя слышать «Атлант»!
Мы слышали их переговоры, но вмешиваться в их канал не могли.
– «Орфей», доложите обстановку.
– Посадка прошла мягко, следуем согласно плану работ. Отклонение от курса сто пятьдесят метром на север. Все оборудование работает в штатном режиме.
Мы с Марком, оставив квадроциклы рядом в доступной видимости от С-2, подошли к Лене, которая разговаривая с командиром, одновременно подзывала нас жестом руки.
– Хорошо, продолжайте работать. Докладывать согласно инструкции.
– Корин, тащи сюда метки, будем проверять активацию. – Она посмотрела на Марка. – А ты найди нашу ученую подругу. Ее нет в общем канале и нет нигде. Было бы конечно не плохо ее тут забыть, чтобы не смотреть на нее по пути домой, но тогда по прилету будет большой скандал.
Она поднялась на борт, а я удержал Марка за руку и когда он посмотрел на меня, быстро создал приватный канал, где мы могли разговаривать между собой и не бояться что нас слышит кто-то еще.
– Давай я ее найду, а ты метки проверишь, а?
– Ну, ты хитрец! – Усмехнувшись, он в шутку пригрозил мне пальцем и отправился за реперами вслед за Леной.
– Только если…
– Если она спросит, скажу, что сам захотел метки проверить.
– Спасибо. – Я отключил приватный канал и связь прекратилась.
Обходя С-2 вокруг, стараясь сильно не углубляться в туманную пелену, я искал глазами Марту. Мне не давало покоя то, что рассказал про нее Марк. Я все больше убеждал себя, что он ошибается и весь этот бред про уничтожение личности и сознания, лишь плод его богатого воображения. Это же Марк! Да у него, что не день, то новая полувыдуманная история если не с комическим, то крайне фантастическим сюжетом и чаще всего бестолковой концовкой.
Я обошел взлетно-посадочный модуль, но Марты негде не было. Тогда я ускорил темп поиска, но стал всматриваться в почву под ногами, выискивая следы и понимая, что их легко мог замести один из ветряных потоков, которые налетают с такой силой, что проносясь совсем низко над поверхностью плато, поднимают с ее поверхности в воздух стены песка и мелкого гравия.
А вот и след. Уже едва различимый, после последнего порыва ветра. Ведомый им я направился в туман. Через, примерно минуту, на моем пути вырос огромный серый валун, размером с небольшой дом, а туман стал намного плотнее. Я провел рукой по шершавой поверхности камня. Рука оставляла след. Я приложил ладонь, растопырив пальцы, с усилием надавил и убрал ладонь. След остался как на стеклянной поверхности, покрытой инеем в мороз, но тут же, начал пропадать и через несколько секунд след пропал.
Я посмотрел на огибающие его следы Марты. Тут валун явно защитил их от посягательства ветра и, по ним можно было понять, что и она явно задержалась возле такого одинокого исполинского камня. Обойдя его, я увидел, что следы закончились, а обратная сторона скалы пологая и по ней вполне без труда можно забраться на ее поверхность.
Помогая себе руками, я стал забираться на плоскую вершину, почти у самого края немного поскользнулся и чуть не полетел кубарем вниз, но справился и, подтянувшись на руках, взобрался на самый верх. В метрах двадцати, сквозь пелену тумана различалась фигура человека в ярком костюме. Я подошел ближе.
Но уже через несколько шагов, я понял, что это был Колл. Он стоял возле непонятного мне устройства поставленного на треногу и полностью был увлечен его настройкой.
– Колл. – Я позвал его в общем канале, чтобы мое к нему приближение не оказалось внезапным.
Колл полуобернулся, поглядел на меня и снова уставился в свое устройство.
– Тебе что, делать не чего?
– Мы готовы, ждем команды. – Я подошел ближе, разглядывая треногу. – Я Марту ищу. Лена сказала ее найти.
Устройство в которое смотрел Колл, представляло собой продолговатую трубу цилиндрической формы, которая поворачивалась на треножном штативе, и сканируя местность выводила данные на выступающий с одной ее стороны небольшой дисплей.
– Это что за устройство? – Я подошел ближе и заглянул в дисплей, но ничего что могло бы быть понятно мне, я там не увидел.
Колл снова как то недоверчиво посмотрел на меня. Мое любопытство ему не нравилось. Да ему вообще любопытство не нравилось. Ему, наверное, люди в целом не нравились.
– Я сканирую кратер, определяю точки, на которых вы будите ставить метки.
– А туман не мешает?
Он вдруг отстранился от видоискателя и поманил меня рукой. Потом отошел в сторону, давая мне, доступ к устройству и что-то нажал на дисплее. Цифры и какие-то иные обозначения пропали, и появилось изображение местности. Я стал крутить маленький ролик на трубе, и изображение стало увеличиваться. Я увидел кратер, про который они с командиром Маером говорили на брифинге. Наш кратер. Все было видно настолько четко, что рассмотреть можно было самый мелкий камушек у его краев и на его склонах, а тумана и вовсе как не бывало. А вот и горы. Я стал поворачивать визор и в оптическом видоискателе забегали электронные показатели градиентности, расстояний до крупных объектов и градуса отклонения от заданной отсчетной точки. Потрясающе. Можно было смело говорить о том, что горная гряда буквально окружала плато. А сам кратер каким-то образом находился одной стороной прямо у подножья довольно крупного хребта.
– Ну, ничего себе! – Только и смог сказать я, восхищенно.
Горные вершины, даже видно издалека, не имели ничего схожего с тем, что мы привыкли видеть на Земле. Словно прямые исполины, они остроконечными верхушками поднимались на сотни метров к небу, вытягиваясь словно сосульки. Это должно было говорить о том, что гравитационные силы этой планеты, в период формирования коры, на стадии горячего терраформирования, были намного слабее, что позволяло при столкновении тектонических плит выдавливать в небеса такие вот остроконечные вершины.
– Ладно. – Видя, что я заигрался, Колл потянул меня за плечо, отстраняя от визора. – Давай иди к модулю, скажи, чтобы все были готовы. Я сообщу, когда начинать.
– Мне Марту надо искать.
– Значит ищи. – Он отмахнулся от меня и сделав вид что меня нет, принялся отмечать что-то на дисплее сканирующего устройства.
Постояв еще несколько секунд, я пошел прочь, а у самого спуска с камня, в спину ударил поток ветра. Нельзя было сказать, что поток был достаточно сильным, чтобы свалить взрослого человека с ног, но учитывая, что я уже начал аккуратно сходить по склону, он это сделал и я, проскользив пару метров, упал на плато.
Марту я нашел еще шагов через пятьдесят. Она стояла на коленях, склонившись над портативным контейнером-мультибоксом и, складывала в него образцы грунта.
Приблизившись к ней на расстояние нескольких шагов, я остановился и замер, поняв, что она меня не слышит и не знает о моем присутствии за ее спиной. Иконка, говорящая о том, что у нее подключен общий канал на визуализации моего забрала отсутствовала.
– Марта! – Пришлось включить внешние динамики костюма.
Она резко обернулась, выронив полимерный пакет для сбора образцов.
– Прошу прощения если напугал Вас, но…
– Что Вы здесь делаете? – Она поднялась на ноги и, закрыв ящик, подняла его за ручку.
Ее голос звучал с перебоями. Новый поток ветра рассеял половину звуковых волн из динамика ее костюма.
– Лена приказала найти Вас. – Странная неловкость появилась в горле, мешая словам выходить наружу. – Вас нет в общем канале. Мы не можем до Вас достучаться.
– У меня все хорошо. Если Вы следите за мной, чтобы убедится, что я не делаю ничего противоречащего вашей миссии, то можете быть спокойны. Я не делаю ничего такого, за что можно было бы волноваться Вашему командиру. – Она стояла напротив меня и не уходила, как делала это на борту судна, а значит не бежала от разговора.
– Просто, Вы слишком удалились от места посадки. Давайте вернемся назад. – Я повернулся и хотел идти, но снова услышал ее голос.
– Мне необходимо произвести видеофиксацию для отчета, но я не могу снимать одни камни и скалы. Вы не будите возражать, если я сниму Вас?
Вот так предложение… Я пожал плечами. Казалось, она совершенно забыла о том, что произошло в панораме, но предложение позировать ей, казалось мне неплохим продолжением общения.
– Меня? – Как бы там не было, я не видел ничего зазорного в том, чтобы Марта сняла несколько минут видео, о первой высадке человека на планете в системе Проксима Центавра, да еще и со мной в главные роли.
– Да. Вы просто идите к модулю впереди меня. Только не спешите. Я сниму Вас еще на фоне скального камня, который будет немного впереди и на фоне спускового аппарата.
– Ну, хорошо…
Она достала из своего ящика портативную камеру, включила ее и прикрепила к предплечью правой руки, а я, переступая мелкими шагами, побрел к месту высадки, периодически оглядываясь на нее. Она все это время шла за мной, шла и снимала.
* * *
– Так, всем внимание. У нас определились точки. Атлант подтвердил их координаты. – Голос Колла сейчас впервые за все время полета был приподнят. – Но есть одна проблема, место сброса необходимо углубить как минимум на тридцать метров.
– Разве это проблема? – Марк перебил координационного инженера своим криком, с помощью которого общался с тех пор как оказался на поверхности Проксима b. – Это моя любимая часть в нашей работе!
– Хорошо. Тогда вперед, что делать ты знаешь.
– Корин, запускай квадр!
Марк забежал по рампе внутрь транспортника и через несколько секунд вернулся с черным рюкзаком через плечо, на котором виднелась маркировка «взрывоопасно». Прыгнул сзади меня на сиденье квадроцикла и похлопал меня по плечу.
– Полный вперед!
Отъезжая я посмотрел на Лену, она собиралась докладывать Маеру о ситуации по углублению кратера. Марты опять видно не было. Опять куда-то ушла. Управление оказалось на удивление простым. Руль, акселератор, тормоз. Все. Пара тестовых рывков, остановок и стартов и я почувствовал себя ассом на этой машине.
Мы двигались в сторону кратера. Ехали довольно медленно, объезжая валуны и ямы. На дисплее встроенном в ступицу руля квадроцикла я настроил навигатор, чтобы в тумане не сбиться с пути. До места сброса оставалось еще примерно двести метров.
– Марк, зачем нужно углублять кратер? – Я многого не понимал еще в этой работе, но благодаря своей особо любопытной натуре, постоянно задавал вопросы, хотя многих это во мне и раздражало.
– Чем глубже кратер, тем меньше вероятности, что траулеры собьются с траектории падения. Меньше погрешность в отклонении от курса. Меньше вероятность разброса траулеров, из-за чего меньше вреда экосистеме планеты. Система, которой они оснащены, видит четыре лазерных направляющих луча, отправляемые реперами, на них и ориентируется, а так же она знает уровень плоскости, из которой выходят лучи и, в свою очередь посылает свой луч точно в центр квадрата образованного лучами меток. Вот эта разница между уровнями меток и уровнем падения пятого луча и есть главный координат для траулеров. Короче, чем глубже кратер, чем ниже уровень падения пятого луча, тем легче траулерам держать курс.
– А как же бури в верхних слоях атмосферы? Если траулеры попадут в них, то они разорвут их просто на части!
– Тут я думаю, командир не подведет. Его задача рассчитать курс так, чтобы траулеры прошли, не задев эти бури. А обычные ветра, пусть даже и сильные, им не навредят, каждый из восьми способен корректировать свою траекторию при помощи маневровых газовых турбин.
Потом, мы какое-то расстояние проехали в молчании, и противотуманные силовые осветители рвали в клочья куски туманной стены, и конца этому туману видно не было. Так продолжалось еще тысячу метров, которую квадроцикл, объезжая валуны и миниатюрные кратеры, преодолел за пятнадцать долгих минут.
Я остановил квадроцикл, и мы спустились на рыхлый грунт. Почва, состоящая из песчаной массы и мелких камней, возле кратера была необычно зыбучей, ноги через секунду уже по щиколотку погрузились в грунт и Марк, смеясь, неуклюже шагал, широко расставляя ноги, и снова беспечно шутил.
Когда мы подошли к краю я понял, что плотность кристаллизации нитрида водорода в атмосфере стала значительно слабее, из-за чего туманность стала прозрачнее и позволила осмотреться. Взору открылась истинная природа своеобразной, пусть и враждебной красоты этой планеты, созданная, должно быть миллиардами лет ее безмолвного существования.
Я увеличил визуализацию забрала. Полутора километровый кратер за тысячелетия своего существования оброс неровностями, огрехами и песчаником. Противоположная его часть практически упиралась в скалистый горный хребет, выбрасывающий пики своих вершин на сотни метров в небо, правда первые горные выросты были совсем не высокими, но с каждой очередью гряды, вершины становились выше, острее и чернее. Между крутыми каменными склонами и песчаным обрывом оставался лишь небольшой участок неровной плоскости, протянувшийся серпантином вдоль подъема скалы. Подножья гор в самом низу образовывали природные аркаподобные проходы. Хаотичные и неровные, они местами были разрушены временем, ветрами и обвалами. Подняв глаза к небу, я почувствовал легкое головокружение и в общий канал вылетел возглас восторженного удивления. Могучие черные хребты скрывали свои пики в серо-желтом мутном небе, покрытом полосами плотных, но низких продолговатых облаков. Над ними тяжелые слои атмосферных газовых масс медленно бурлили и словно кипели на медленном огне в гигантском планетарном котле. Внутри всего этого периодически происходили какие-то тусклые вспышки. Вспыхивающие сияния вспыхивали беззвучно и просвечивались сквозь плотные слои. Они разливались резко и освещали довольно большие площади неба. Какую природу они имели, слазать было сложно, может это были молнии, а может быть воспламенения каких-то газовых реакций в атмосфере, но это было просто потрясающе.
– Как красиво!
– С места посадки такого не увидишь.
Я посмотрел на Марка. Он, как и я, стоял неподалеку и любовался открывшимся пейзажем.
Дисплей в рукаве костюма сообщил, что температура окружающей среды колебалась в районе минус пятидесяти. Стало теплее и нитрид водорода, преобладающий в атмосфере, кристаллизовался значительно меньше, давая возможность нам смотреть на небо.
– Так хватит зевать, нужно работать!
– И что делать?
– Подгони квадр, там лебедка.
Глава 11
Я Корин Ройа и это моя история
Лебедочный трос Марк закрепил на поясной разгрузке, туда же он подвесил рюкзак с подрывным устройством, чтобы руки во время спуска оставались свободными. Я отъехал на квадроцикле не несколько метров от зыбучего края и зафиксировал его положение тормозной системой, блокировав сервоприводную систему шасси, чтобы он не двигался с места. Колеса из полиметаллического сплава и зубастые шины не допускали скольжения по грунту. Лебедка же выдерживала вес груза до двухсот килограмм.
Отсалютировав мне, Марк, начал спускаться спиною вперед, упираясь ногами в склон кратера, а руками держась за трос, который лебедка медленно выпускала из своего лона. После третьего шага внезапно грунт под его ногами осыпался, и он потерял равновесие. Проскользив несколько метров вниз в падении он резко остановился. Трос натянулся. Сработала защита от падения.
– Ты в порядке?
– Да! Все нормально, почва осыпается! – Голос напарника, хоть и как обычно излучал оптимизм, все же был немного взволнован, видимо из-за того что он ожидал более легкого приключения.
Я лег на песок и ползком приблизился к краю кратера, боясь его осыпания. Какой же он глубокий и… большой! Да если бы не зыбучие пески, внутри него могло бы целое поселение уместиться. Да и на кратер он вовсе не похож. Кратер – только название. Конечно, по природе своей, он кратер. Однако больше напоминал каньон. Позади лебедочный мотор рывками выдавал по десять – двадцать сантиметров троса, сопровождая каждую выдачу характерным механическим звуком. Марк продолжал спускаться.
– Может, нужно было поискать более пологий склон?
– Этот… хоть и крутой, но… самый короткий.
Каждый шаг на страховочном тросу давался ему тяжело. Марк кряхтел и тяжело дышал. Месяцы, проведенные в соте, не лучшим образом сказываются на физическом состоянии организма. Плюс нехватка витаминов, еда, основу которой составляют практически одни геномодифицированные протеины и вода из переработчиков – все способствует довольно быстрому снижению биоактивных функций организма. Наверное, на борту СИД не помешали бы силовые тренажеры, чтобы в таком длительном полете, во время несения трехсуточной вахты, можно было бы заниматься тренировками, поддерживая организм. С другой стороны, в Солнечной системе, до самой дальней колонии на Ганимеде, где расположена научная база штаба изучения и освоения дальнего космоса, полет на СИД займет неделю. На Пилигриме, почти две недели. Но это не год. И даже не шесть месяцев. Экипаж знает точную дату возвращения в Порт и знает, что полагается отдых в несколько дней в зависимости от длительности полета. Свободное время можно провести дома с семьей, можно в барах и клубах, а можно уделить некоторое время физическим тренировкам на силовых тренажерах. Сейчас, глядя на уже довольно глубоко спустившегося Марка и то, как тяжело ему дается физическая нагрузка, я подумал, что сам вообще наверно не осилил бы подобную физическую нагрузку.
Почва под ногами Марка осыпался еще несколько раз, пока наконец ноги не почувствовали под слоем песчаника, твердое дно. Он уже не падал, он был теперь готов к подобной неожиданности, а если и терял равновесие, то тут же как можно сильнее отталкивался от того места, где грунт не осыпался и перегруппировавшись, снова вставал на упор ногами немного ниже образовавшейся бреши.
– Доложите обстановку! – В динамиках раздался грубый и резкий голос Александра Колла.
– Я внутри кратера, устанавливаю заряд. – Голос марка все еще дрожал от сбитого дыхания.
– Пошевеливайтесь там. Через четыре часа все должны быть на борту и готовы к взлету.
– Ясно.
Через четыре часа? Неужели так быстро пролетело время? Через четыре часа Бета, по уверению Колла и командира Маера должна будет войти в ту фазу либрации, которая подразумевает наступление сумерек в том квадрате, где мы и находимся на данный момент. Нужно было действительно торопиться, пока ночь не опустила температуру окружающей среды до такой отметки, при которой нитрид водорода в окружающей среде, превращается в желе.
* * *
Несмотря на приливные силы Проксимы, масса и размеры планеты, сопротивляясь гравитации, все же позволяли Бете, пусть не оборачиваться вокруг своей оси, но совершать колебательные орбитальные движения, периодически расширяя и сокращая границу освещаемой области. Причем такая ночь, должна будет наступить очень быстро и, учитывая отсутствие спутников и плотные слои атмосферы, через которые будет невозможно увидеть звездное небо, обещала наградить нас кромешной и непроглядной тьмой. Оставаться на поверхности планеты, чтобы насладиться этой самой недоночью, у меня не было ни малейшего желания и четыре часа, это не очень много. Ведь подрыв дна кратера с целью его углубления, было даже меньше чем половина дела. Еще предстоит установка меток. И неизвестно какие сюрпризы преподнесет нам эта планета, пока мы будем искать точки размещения устройств. Через четыре часа, атмосфера Проксима b начнет остывать. Очень быстро остывать. Ведь Проксима, звезда спектрального класса М и Бета на ее орбите больше напоминает Каллисто на орбите Юпитера, чем планету на орбите Солнца. Скорость движения вокруг звезды довольно высокое, что компенсирует гравитационную массу, делая ее немногим меньше земной, но вот… сменяемость суточных фаз, на день-ночь, происходит в два раза чаще, чем на Земле. Должно быть в ночное время, на ее поверхности критически холодно. Плюс еще кристаллизационные свойства нитрида водорода, образующие в низинах даже днем, где температура ниже, чем на возвышенностях и плато.
Марк, с трудом перебирая ногами в зыбкой почве и зарывшись уже по колена, пропал из видимости, скрывшись в тумане, окутывающим середину дна. Чем ближе он продвигается к центру, тем сильнее он вяз в этом песке, казавшемся на ощупь через экзоматериал защитного костюма, почему-то влажным. Тогда уже и лебедка его вряд ли вытянет, и скорее всего, оборвет трос. И что тогда? Тогда все. Смерть! Смерть на дне кратера чужой холодной планеты за четыре тысячи световых лет от дома. Никто не поможет ему. Если даже он деактивирует заряд и взрыв не произойдет, то пока я, находясь наверху, успею пригнать второй квадроцикл с новой лебедкой, его затянет в зыбь с головой. Да и как интересно я должен буду подать ему новый трос на такое расстояние? Броситься ему на помощь самому? Погибнем оба. По телу пробежала дрожь и я, понимая, что только вновь натянувшийся трос остается причиной не погружения Марка еще глубже в зыбучие пески, начал молить все мыслимые и немыслимые силы, чтобы он справился и вернулся на поверхность, не оборвав трос. Лебедочный мотор натужно ныл. Подписывая контракт на эту работу, каждый знал, что может не вернуться домой. Сжатые временные рамки, важность миссии и миллиарды, которые Компания теряет с каждой секундой нашего промедления, ставили жизнь человека далеко не на первое место. Марка бросят тут умирать. Умирать под слоем зыбкого серого грунта. И это сделаем мы. Мы оставим его тут, без раздумий. Я, Колл и Лена, а командир Маер оправдает нас по возвращению на орбиту, пусть хоть такая потеря и будет для всех нас ужасной.
– Марк? Ты там как? – Я на всякий случай активировал отдельный канал, чтобы нас не мог слышать Колл, на тот случай если придется обговаривать не лучшим образом складывающуюся ситуацию.
Натянутый трос периодически дергался и, плавая из стороны в сторону, уходил резко вниз. Врезавшись в грунт на краю кратера, он выныривал из песка в паре метров ниже по склону и, струной уходя под крутым углом вниз, впивался в туманную пелену на самом дне. Марка уже видно не было.
– Не знаю, Корин. – Он тяжело вздохнул. – До центра кратера еще сорок два метра и мне туда не дойти. Я по пояс увяз.
– Ставь заряд, и я тебя вытаскиваю!
– Колл будет недоволен. – Марк усмехнулся.
– Да плевать. Что теперь, подохнуть тут?
– Ладно. Я сейчас его активирую и попробую как можно дальше бросить к центру.
Примерно через минуту Марк выругался.
– Ну что? – Я уже уселся на квадроцикл, готовый вытаскивать его не за счет и без того работающего на пределе своей мощности лебедочного мотора, а тягой самого транспортного средства.
– Метров десять пролетел только. – Он вздохнул. – Стоя почти по пояс в песке не очень-то удобно кидать бомбы на такие расстояния.
Мне вообще было не очень понятно, для чего нужно было углублять кратер. Человечество, вроде бы как, не собирается основывать на этом куске ядовитого льда, окутанного бурлящей атмосферой, колонии и научные базы, а учитывая, что Проксима b находится на орбите чужой звезды, то вообще нет смысла задумываться об экологии. Почему бы просто взять и не скинуть траулеры в атмосферу и пусть гравитация делает свое дело. Куда упадут, туда упадут.
– Готов?
– Тащи!
Электродвигатель квадроцикла взвыл и я, включив задний ход, убрал блокировку колес. Рванув резко с места, он вдруг напрягся и стал зарываться в грунт, выбрасывая из-под колес фонтаны песка. Пришлось остановиться.
– Что-то не так?
– Нет, все нормально. – Я отыскал на информационном дисплее квадроцикла, среди нескольких режимов управления, функцию отключения пробуксовки шасси.
Мотор снова заработал, но на этот раз все было иначе. Квадр больше не зарывался. Мощность движимой тяговой силы теперь равномерно распределялась по всем четырем приводам шасси, учитывая нестабильность подколесной опоры. Транспорт начал медленное движение назад, с каждым метром приближая Марка к поверхности. В какой-то момент трос вытащил человеческое тело из песчаной зыби и квадроцикл, почувствовав легкость, переламывая колесами мелкий гравий, поехал с большей силой, волоча Марка вверх по склону. Нужно было остановиться и снова включить лебедку.
– Марк, прием! – Раздался голос Колла.
– Да!!! – Стараясь не зарыться снова в песок, Марк, что было сил, карабкался вверх пока я, замешкавшись, переключал тягу с электродвигателя квадроцикла на лебедочный мотор.
– Необходимо переместить заряд на десять градусов южнее и на тридцать метров к центру!
– Да, конечно! Уже бегу! – Он на секунду остановился и высвободив левую руку, несколькими касаниями дисплея планшета на рукаве сбросил канал.
Последние метры дались не менее тяжело. Потратив все силы на борьбу с песком, он, кряхтя и часто дыша, ругаясь на все вокруг, упал на спину, и какое-то время просто лежал, распластав руки и ноги.
– Фуууу! Знаешь что, Корин?
– Что?
– Следующий раз, если нужно будет лезть в кратер или в разлом или долбанную вертикальную пещеру… полезешь ты.
– Договорились. – Я подал ему руку и помог подняться.
– Поехали. – Марк уселся на пассажирское место квадроцикла. – Ты за штурвал.
Запустив двигатель, я медленно тронул транспорт, оставляя злополучный кратер позади.
– Колл там, наверное, правда, весь на говно изошел. – Я засмеялся, но все же понимал, что тот отследил точное местонахождение рюкзака с зарядом по встроенному в него, координационному маяку, а к работе он относится совершенно не так легкомысленно, чем Марк.
– Да плевать на этого ублюдка!
Я бросил взгляд на иконки связи, убеждаясь, что кроме нас двоих этот диалог не имеет участников.
Когда мы подъехали к месту высадки, Колл уже был там, видимо оставив камень и свое сканирующее оборудование. Он рвал и метал. По его словам, из-за изменения эпицентра взрыва волна будет направлена в сторону, и максимально нижнюю отметку, которая после взрыва сместится либо вправо, либо влево, системам навигации СИД и траулеров, будет сложнее определить и корректировать траекторию сброса.
Он набросился на Марка с критикой его профессиональности, размахивая руками и крича о том, что как только они прибудут на Землю, он не помедлит с отчетом для Колониальной Федерации, в котором отразит полную его некомпетентность. А если же из-за его бездумья и непрофессиональных действий произойдет провал всей миссии, то не видать Марку никогда в жизни, даже вблизи, ни одного космического судна. Марк закричал на него в ответ так, что все содрогнулись от неимоверно громкого крика источенного микшерами. Он проорал что-то вроде того, что сам Колл и вся его профессиональность состоит в том, чтобы глядеть с камня на место сброса и подгонять людей и, что хотя бы раз он взял и сам попробовал спуститься на дно кратера с взрывчаткой на поясе. А потом более спокойно добавил еще, что если ему так надо, то он может сесть на квадроцикл и поехать отнести заряд туда, куда сам считает нужным.
В ответ инженер координации работ, понимая полную бесполезность этого разговора, просто махнув рукой и обозвав Марка очередным обидным ругательством, развернулся и отправился обратно к своему камню. Он уже не видел, как его собеседник, вытянув вперед руку, пытается изобразить в неуклюжей перчатке защитного костюма, жест с вытянутым вверх средним пальцем.
* * *
Когда прогремел, сдетанированный дистанционно, взрыв. Почва под ногами содрогнулась. Все обернулись в его сторону, но из-за плотности тумана увидеть было ничего не возможно. Когда грохот умолк, то мы услышали другой звук. Это был звук похожий на металлический скрежет, противный и громкий, выходивший из недр планеты, которая все еще продолжала дрожать, не давая ступить по ее поверхности и шагу. Казалось, она испытывает боль и стонет от нанесенной взрывом раны, как подстреленный, но убежавший зверь ревет от пули охотника, которая вопреки его меткости угодила не в голову и обрекла на жуткие мучения и долгую смерть.
Меня охватил страх, я сделал шаг в сторону С-2 и, потеряв равновесие, упал на одно колено. Я увидел Марка, он стоял на рампе и держался обеими руками за стойку подъемника.
Проксима b дрожала каждым своим камнем, каждой скалой, дрожала и стонала металлическим стоном, и все это продолжалось почти пять минут после того как инженер по координации работ нажал на сенсор активации взрывного устройства. Потом все успокоилось и пришло в норму. Все прекратилось, но ужас от непонимания того что происходит, остался.
– Что это было?
– Видимо взрыв вызвал сейсмические колебания в тектонических плитах коры планеты… – Лена направилась к модулю, который был оснащен сейсмологическими датчиками.
Марк направился за ней, я тоже.
– Может доложить Маеру?
– Сначала посмотрим, что покажет сейсмограф.
Находясь на поверхности планеты, С-2 мог задействовать сейсмологические датчики лишь на ограниченное расстояние вокруг себя, в данном случае кратер, который подвергся разрушительному взрыву с нашей стороны, едва был захвачен радиусом их действия. Однако этого было достаточно, чтобы на дисплее, к которому мы все прилипли взглядами, появился трехмерный график сейсмических изменений коры планеты. Пара команд и планета показалась, как бы в вертикальном разрезе с выделенными красным цветом слоями и эти слои по данным сейсмологической системы, подверглись сдвигу.
– Лена, ты что-нибудь понимаешь?
– Тут понимать нечего. Взрыв каким-то образом запустил сдвиг плато, и пока оно двигалось, нас трясло.
– Как землетрясение на Земле? – Марк дал команду включить освещение, и полумрак модуля озарился белым светом.
– Да… точь-в-точь, как на Земле. – Она перелистывала страницы данных. – Тут вот даже есть сила колебаний. Магнитуда девять баллов. А звук который мы слышали, должно быть от того что одно плато двигаясь задевало другое. – Она обернулась и провела указательным пальцем правой руки, в оранжевой перчатке, по шершавой обшивке модуля, издавая металлический скрежет.
– Значит, нам ничего не угрожает? – Марк облегченно вздохнул.
– А разве взрыв может вызвать сейсмические толчки подобной силы? – Я вышел наружу и активировал увеличение визуальной картинки забрала шлема, глядя в сторону кратера но, к моему сожалению, была видна только серо-желтая туманная пелена.
– Я думаю, что это не наша забота. – Лена с Марком уже стаскивали по рампе технологический контейнер, в котором хранились метки. – Давайте работать, у нас мало времени.
Проходя по рампе, она столкнулась с Мартой, но та, молча, отошла в сторону, пропуская ее, а потом, спустившись, так же молча, исчезла в тумане.
– Вот! Точно, она же ученая! – Марк, дотащил контейнер, бросил его и, догнав Марту, начал ей знаками показывать, чтобы она активировала общий канал связи. – Эй, ученая! Скажи нам, почему взрыв вызвал землетрясение?
– Что ты к ней пристал? – Лена засмеялась. – Ничего она тебе не скажет.
Марта остановилась и, с недоумением глядя на подскочившего к ней Марка, неохотно включила канал.
– Простите, инженер?
Нам чаще всего было сложно определить, когда он шутит, а когда делает или говорит что-то всерьез. Порой, грань между шутками и реальностью у Марка размыта настолько, что его проще игнорировать, чем слушать.
– Я спрашиваю, почему взрыв спровоцировал землетрясение?! – Он прокричал так, словно Марта все еще не слышала его.
– Вы меня спрашиваете? – От такого напора она сделала шаг назад, и ее голос звучал крайне удивленно.
Марк просто развел руками: А что не понятно?
– Термин землетрясение, положено употреблять в условиях Земли, здесь же уместно будет выражение сейсмические колебания. – Она повернулась к нему и выпрямилась. – Почему взрыв вызвал эти колебания? – Она пожала плечами. – Не знаю. Возможно, все представления, которые мы имели относительно Проксима b, скорее всего, кардинально не точны.
– Почему? – Я включился в разговор, присев на контейнер с реперами и тут же получил толчок рукой в спину от Лены, которым она требовала, чтобы я встал.
– Штаб изучения и освоения дальнего космоса, достаточно долго анализировал структуру Проксима b. Однако все это были только поверхностные изучения. Направляемые программируемые беспилотные аппараты, которые мы отправляли сюда, могли изымать экземпляры пластов коры и направлять сейсмологические радиосигналы сканирования с максимальной глубины не более трех метров. Этого не достаточно, чтобы оценить в полной мере тектонические особенности планеты, однако возраст тела, говорит о как минимум отсутствии активности в этой области. Именно поэтому данный вопрос при программировании ботов, не был приоритетным.
– А теперь что получается, штаб ошибся? – Марк смотрел поочередно, то на меня, то на нее, явно теперь делая вид, что слушает и понимает.
– Я бы так не сказала. Еще раз повторю, что этот вопрос не был приоритетным для изучения.
– Считается, что возраст Проксима Центавра восемь миллиардов лет! – Я решил вставить слово, показав тем самым свою осведомленность. – Так на предполетном брифинге говорили.
– Да. Возраст этого тела, около восьми миллиардов лет. Или эта планета младше своей звезды или мы ошибаемся с возрастом Проксима Центавра, чего в принципе быть не может. – Она недовольно вздохнула. – Надеюсь это все?
– Да все, все. – Марк хмыкнул и отошел от нее, а в визуальном пространстве моего забрала тут же исчезла одна из иконок, уведомляющая о нахождении Марты в общем канале цифровой связи.
– Так все, пора за работу! – Он толкнул меня плечом, проходя мимо.
Я пошел за ним. Марта сделала шаг назад, пропуская нас, но мне все, же показалось, когда я проходил мимо нее, что она смотрит на меня сквозь затемненное до черноты забрало шлемы и даже немного подалась вперед, как бы случайно. На долю секунды я даже убедил себя, что это правда и не смог удержаться, чтобы не коснуться ее. Совсем чуть-чуть. Совершенно ничего незначащее прикосновение, но не обратить на него внимание было невозможно. Уже отойдя на несколько шагов, я обернулся, поправляя пояс, а она стояла все там же, и ее голова была повернута в мою сторону. Странная она все-таки. Застыла как вкопанная. Знает все о Вселенной, но не может переварить простого касания рукавом, уже минуту видимо думая, случайное оно или нет. Есть в ней что-то необычное для нормального человека. Может именно это меня в ней и привлекает – я усмехнулся сам себе, подумав об этом. Быть может, ученые все такие? Не от мира сего.
Я нырнул в С-2, чтобы принести Марку инженерный планшет со связкой проводных контактов для настройки различного стационарного оборудования, не имеющего возможности дистанционного контроля. В этот момент Лена докладывала командиру о том, что произошло на поверхности после взрыва, и перебрасывала ему, показания сейсмологических датчиков. Трансляции их разговора на этот раз в общем канале не было, но активным ярлычком мигала отдельная иконка, отображая активность. Приватного статуса у нее не было, и я подключился к ней, оставив активным и общий канал.
Так что, помогая Марку распечатывать ящики с дорогостоящими и нежными устройствами, я слушал, как Маер принимал у Лены доклад о ситуации на данный момент и о том, что случилось после подрыва дна кратера. Главным вопросом было отсутствие или наличие, какой либо угрозы, способной сделать продолжение выполнения миссии, опасным. Она отвечала, что угроз никаких нет, толчки полностью прекратились и работы проходят в штатном режиме и что выход за временные рамки, абсолютно допустимый. В конце она добавила, что Марк и Корин готовят метки и с минуты на минуту получат от Александра Колла координаты размещения.
Марк, достал металлический столбик, из специального ящика, наполненного мягким сыпучим материалом, похожим на древесную стружку, для предотвращения воздействия на груз механических повреждений. Столбик был с полтора метра высотой и трансляционным передатчиком на верхней части. Он стал показывать мне, как правильно устанавливать метку в грунт, а общий принцип работы этого устройства, уже был мне известен.
Он показал мне, как крепится с помощью анкерных пиропатронов в твердый грунт, раскладывающееся на три упора, стойка метки, где у нее уровень и что он должен показывать точно вертикальное положение в девяносто градусов. Погрешность отклонения от координат размещения плюс-минус двадцать сантиметров, а если из-за неровности грунта установка метки по заданным координатам невозможна и уровень не выводится, то на поясном креплении обязательно должна быть кирка, с помощью которой необходимо удалить все то, что мешается на почве. Он открыл второй контейнер, более меньшего размера, но разделенный на две отдельные ячейки и зацепил рукой горсть стержневых приспособлений окрашенных в оранжево-черные полосы, длиной каждый двадцать сантиметров и имеющие указания, обозначающие верх и низ. Это и были сами пиропатроны. Открыв выступающий на бедренной части правой ноги карман, он засыпал в него горсть пиропатронов, потом извлек из второй ячейки «стартовую». Еще одну он протянул мне, и я закрепил ее на поясе. Стартовая, была направляющим, стабилизирующим и защитным цилиндрическим приспособлением с рукоятью и сквозным отверстием по всей длине. Ее назначение было совершенно простым. Снизу закладывался пиропатрон, колпак предохранителя которого выглядывал из верхней части, прямо под рукоятью. Тут даже инструкцию читать не нужно. Приставил к нужному месту, держа за рукоять, прижал и надавил сверху на колпак предохранителя. Бам! И анкер в грунте, а стартовая защитила руку и не дала стержню сместиться при отдаче. Я, отсчитав шесть пиропатронов – именно столько было нужно, чтобы установить две метки, аккуратно положил к себе в такой же, как у Марка, карман.
– Бери больше.
Я поднял на него взгляд, но он уже занимался совершенно другим делом. И в самом деле. Почему не взять больше. Каким бы простейшим не было устройство, от осечек оно не застраховано, а метка должна быть установлена точно и надежно. Так что я, недолго думая, зацепил еще четыре пиропатрона и отправил их в карман к остальным. В это время Марк уже крепил одну из меток к раме своего квадроцикла.
Появилось волнение. Все ближе становился момент, когда я окажусь один. Я должен буду преодолеть почти три тысячи метров совершенно в одиночку, и справится с заданием, которого никогда до этого не выполнял. И никто, никого не будет рядом, чтобы подсказать, подтолкнуть или помочь. А почему собственно, я должен это делать один? Даже на орбитальных верфях Порта все монтажники и судостроители всегда страхуют друг друга, а тут вообще другая планета.
Извлекая из контейнера одно продолговатое устройство и, крепя его к своему квадроциклу, я вызвал Марка в приватном канале.
– Чего тебе?
– А разве мы не должны все это делать в паре? Ну как с кратером. – Только начав говорить, я уже стал чувствовать себя неловко от того, что мог показать этим разговором как минимум свою трусость.
– Тебе помочь метку донести? – Марк ехидно усмехнулся. – Может, ты квадром управлять не умеешь? Или боишься, что заскучаешь без меня?
– Я… – В этот момент, метка, что я пытался закрепить на корпусе своего транспорта, вдруг сорвалась и, я едва успел поймать ее за ремень чехла, предотвратив удар о каменистое плато.
– Не глупи, Корин. – Он вдруг сделался серьезным. – Мы вдвоем с ними по времени сколько провозимся? Это не кратер. Тут никого тащить на веревке не придется. Подъехал, поставил и уехал. Ну, может метров десять придется пройти ножками, не дойдешь что ли?
Я спорить не стал. Просто отключился. И зачем вообще я затеял этот разговор? Они, что Марк, что Лена, да и Колл… я уже не говорю про самого Маера, прожженные до дыр и не бояться ничего. Ну и что, что положено по правилам выполнять работу в паре? Ее же можно делать и одному. Главное сроки! Что это, опыт? Неужели только приобретенный опыт может сделать человека таким? Должно быть, это еще и образ жизни. На Земле люди другие. По-другому смотрят на вещи. Для них все обычно. Воздух, вода. Для тех, кто живет на орбите, все иначе. Случилась авария в секторе уровня Порта, накрылся модуль жизнеобеспечения. Дыхательная смесь… не воздух, дыхательная смесь перестала поступать. Эвакуация. Кто не успел, задохнется, если восстановить работу вентилирования не успеют. На Пилигриме это так не ощущалось. Возможно потому, что там уровень задач был ниже. Все просто. В Порту загрузили, в колонии транспортник разгрузил. И наоборот. А тут… в одиночку проехать по поверхности чужой планеты на квадроцикле несколько километров, найти точку координат и поставить реперы, по которым с орбиты СИД будет сбрасывать почти восемь тысяч тонн отработанного плутония и стронция!
С другой стороны, сложного-то ничего не было. Все что требовалось от меня, это добраться до определенной Коллом точки, установить там эту самую метку или репер и вернуться назад. Только теперь мне нужно было оказаться на противоположной стороне кратера, именно там, откуда начиналась гряда причудливых гор, туда, где я видел каскад скал напоминающих арки с заостренными вершинами.
Все было готово. Оба квадроцикла стояли рядом готовые в любой момент рвануть с места, впившись металлическими протекторами массивных колес в песок и камни. Реперы надежно закреплены на их несущих рамных корпусах и все что нас задерживало это получение координат установки от инженера Александра Колла. Ожидание немного затягивалось и наш координатор, спустя несколько минут сообщил о том, что запустил последнюю проверку данных сканера. Я сосредоточился на общем канале. Марк снова о чем-то шутил. А может о чем-то спорил с Леной. Сказать было сложно, но Лена недоверчиво ухмыляясь ему, продолжала оживленно спорить с ним, специально раззадоривая, и делая вид, что не верит. На продолжение спора он реагировал бурно, и еще сильнее злясь, начинал кричать во весь голос, доказывая свою правоту. Потом он вдруг осознал, что Лена просто издевается над ним и уже не просто смеется а, держась за живот, едва не катается со смеху по плато. Марк замолчал. О чем-то секунду подумал, наверное, решал, обидится ли ему или нет, но потом вдруг сам вместе с Леной закатился со смеху над собой же. Сквозь смех Лена крикнула ему, чтобы он прекратил ее смешить, потому что она не может под шлемом вытереть слезы, а Марк, продолжая ей в отместку, нагнулся и нажал на ее предплечье функцию разгерметизации костюма. Экран красными цифрами принялся отсчитывать тридцать секунд.
– Ах ты, уродец! – Лена бросилась за ним, на бегу отменяя команду, но каждый раз, когда она могла схватить его, Марк ловко уворачивался от нее.
– Вытирай, Лена, слезы! – Сквозь смех кричал он ей в ответ на ругательства и наконец, забежал по рампе в С-2, едва не сбив с ног Марту, которая несла в руках, что-то тяжелое и достаточно большое.
Ее ноша выскочила из рук и разлетелась как стекло на тысячи мельчайших осколков, ударившись о металлический край рампы.
Я, не упустив момента, естественно оказался рядом и, наклонившись, поднял один единственный крупный осколок, размером с кулак. Это был мутного белого цвета, крошащийся в пальцах кусок какого-то непонятного материала, очень легкий на ощупь.
– Что это? – Я протянул ей осколок, но она ничего не ответив, просто выхватила его у меня и зашла в транспорт.
Я уже сделал несколько шагов следом за ней, но запищало оповещение на проекции забрала, сообщая о полученных от Колла координатах установки меток, и мне пришлось, спустился с рампы, отложив этот интерес на потом. Я пообещал себе, что ни в коем случае не должен забыть узнать у Марты о том, что это был за хрупкий предмет. Должно быть, она отыскала какой-то минерал. Интерес был велик, да и к тому же он подкреплялся возможностью еще немного пообщаться с этой странной ученой.
Марк, казалось, даже и не заметил того, что произошло. Он даже не обратил внимания на то, что у нее в руках что-то было и, продолжал беситься, словно подросток, уворачиваясь от летящих в него камней, которые бросала Лена.
– Марк, координаты! – Я помахал ему рукой с мигающим на ней планшетом.
Марк, поднял вверх руки, показав, что сдается и посмотрел на планшет. Лена же подгадав момент, когда он отвлекся, метнула камень. Марк, вскрикнул от неожиданности и отскочил на пару шагов в сторону. Камень угодил в забрало шлема, не причинив ему никакого вреда, лишь застав врасплох.
– Вернусь, отомщу! – Крикнул он ей и тут же повернулся в мою сторону, махнув рукой. – Едем!
В один прыжок, оказавшись на квадроцикле, он быстро запустил двигатель. Транспорт, взревев, тут же рванул с места, обдав Лену, стоящую сзади, градом мелких камней и песка.
Глава 12
Я Корин Ройа и это моя история
Туман, как и прошлый раз, начинал рассеиваться на подъезде к кратеру. Однако теперь приближаясь, я увидел, что весь он по своему периметру окутан плотным облаком пыли, поднятым взрывом. Серое облако, почему-то не хотело оседать, а может и оседало, но очень медленно и, казалось застыло, зависло ниже края поверхности кратера.
Я остановил квадроцикл и посмотрел вниз. На уровне плато, хотя учитывая градус подъема при моем продвижении, оно было ниже уровня кратера, ветряные потоки были порядком мощнее, чем в месте посадки С-2.
Они как ветряные черви, словно живые, но неразумные проносились сквозь облако взбунтовавшейся над кратером пыли, врезались в него, наводили хаос и улетали обратно в неизвестность, вырывая из его тела фонтаны бесцветных брызг. Как хищные рыбки, которые выпрыгивают из озера, чтобы схватить пролетающую низко над водой мошку, они вырывались из кратера, совершенно в непредсказуемых местах, взмывали вверх, и снова падали, ведомые необъяснимыми и непостижимыми силами.
Для меня это все было сравнимо с волшебством. Как! Как такое можно было объяснить?
Я остановил квадроцикл и застыл на краю пропасти, границ которой не возможно было рассмотреть, и видел… ветер! Я видел его безудержную и завораживающую пляску, видел в этом волшебстве, что-то больше чем просто природное явление. Я словно увидел в этом какой-то знак.
Вспомнил мать. Вспомнил, как она рассказывала мне о людях, узревших явления чудес в святых местах. Тогда мне мало что было понятно во всех ее рассказах, да и задумываться над ними не было никакого желания, но теперь почему-то в воспоминаниях ясно всплывали истории о том, как после явления святых или чудес, люди полностью менялись сами и меняли свои жизни. Кому-то открывалась истина после созерцания слезотечения икон, кто-то излечивался от неизлечимого недуга после того, как ему на голову легла рука святого, сошедшего с образа. Кому-то после других явлений и чудес открывалась способность предсказывать будущее или лечить других людей…
Может то, что я видел тогда, тоже какой-то знак?
А ветряные рыбки продолжали взлетать и падать в бездну каньона, превращая беспечную глянцевую гладь осевшего на его невидимое дно тумана, в дрожащие и хаотичные круги на воде.
Удивившись странному сравнению и ловя себя на мыслях о доме и матери, которые нагнал на меня образ пруда с рыбками, где я не был уже много лет, я отпустил педаль тормоза. Квадроцикл медленно тронулся вперед, издавая несильное гудение двигателя и вырывая из каменистой почвы металлическим протектором, куски породы. Оставалось совсем не много. Переднее правое колесо уперлось в камень и меня немного развернуло. Я прибавил обороты двигателя, немного повернув рукоять акселератора на руле. Двигатель издал более мощный свист и правые колеса по очереди переехали камень, накренив квадроцикл влево.
Почему я вспомнил дом? Внезапно меня охватила жуткая тоска. Я стал вспоминать место, где я вырос, родителей, толпу трудящихся на наших угодьях наемных рабочих и длинные посаженые в несколько рядов виноградники. Все время шумный двор полный птицы и скотины, блеяние овец, хрюканье свиней и повизгивание поросят. Я вспоминал, как меня еще совсем маленького отец брал на скотный двор. Он был в большой шляпе, всегда небритый и с большими, просто огромными сильными ладонями, с длинными костлявыми пальцами. Шел он, прихрамывая на одну ногу, неспешно озирая взглядом владения и следя за тем, чтобы работа выполнялась правильно и в срок, чтобы никто ни отлынивал. Он держал меня за руку, и я ощущал огромную силу и мощь, исходящую от этого высокого человека. Я вспоминал, как хлюпая босыми ногами по лужам и грязи скотного двора, шел рядом с ним и все проходящие мимо уважительно здоровались с отцом, некоторые позволяли себе с ним пошутить и иногда он отвечал тем же. Большинство же тех, кто работал на отца, боялись и уважали его, он был хозяином своей земли, был властелином над этими людьми. Какая-то женщина в фартуке с розовым лицом, только что вышедшая из хлева, наклонилась ко мне и потрепала за щеку, сказав что-то непонятное. Потом отец посадил меня на какую-то повозку в кучу соломы, и, наказав «сидеть тут», поспешил к группе мужчин, которые пытались поднять что-то тяжелое. Он помогал им водрузить столб какого-то завалившегося строения на место, прекратив своим появлением тут же все их крики и споры. Потом мы шли домой, приближалось время обеда. Мать как обычно испекла хлеб в специальной печи, а помогающая ей кухарка запекла утку с овощами и луком. В доме все было по-другому. Если на дворе царила, несомненно, первобытная атмосфера, запахи животных и потных мужчин, смешивались на одной большой территории, как было испокон веков на фермах, то в доме было тихо и спокойно. Всегда приятно пахло едой. Из камина в гостиной доносилась легкая мелодия потрескивающих в огне поленьев. Из первобытного строя, входя в дом, мгновенно попадаешь в современный мир. Мягкая мебель с массажными сиденьями, голографические панели, встроенные в стены, фемтосекундный проектор на столе, система вентиляции, обеспечивающая прохладу в знойные дни. Освещение комнат, реагирующее на голос и движение, проекционные потолки в спальнях, интеллектуальные роботизированные игрушки, ждали меня всегда в моей комнате.
Родители не жалели денег на комфортное существование своего быта и безопасность жилья. Всю свою жизнь, работая руками и добывая пропитание физическим трудом они, наконец, добились стабильности и состоятельности. После многих голодных лет, нажив свое фермерское хозяйство, наняв людей и успешно занимаясь продажей мяса и изготовлением вина, они тратили хорошие деньги на то чтобы жить в комфорте не хуже тех людей, что живут в больших полисах в таунхаусах и пентхаусах.
Пока, колеса квадроцикла преодолевали новые препятствия, заваливая рамную конструкцию поочередно, то влево, то вправо, я вспоминал детство. Вспоминал как в тепле и безопасности я чувствовал себя дома, рядом с родителями. Как любил это место. Любил. Пока не вырос. Пока не понял, что мое место не на ферме. Что я должен сделать в этой жизни что-то намного больше, чем просто оставить свой след в виде пахоты на плодородной почве. В итоге бесследно канув в ни что, но возможно вырастив сына и назвав его в честь деда – Владислав. Который, став взрослым в итоге возненавидит меня, так же как я своего отца, только потому, что он хотел лишить меня мечты, сыграть в этом мире какую-то более значимую и стоящую роль, чем до старости управлять фермой, ковыряясь в навозе.
Сколько я не был дома? После окончания Академии, когда я отправился в Порт, и нанялся рабочим на Пирсе, ожидая места на мусоровозе, я сказал себе, что как только дождусь назначения, то в первые же выходные, отправлюсь на Землю в Холмов и увижу родителей. Вот только когда понял, что мне его не получить, отчаялся и подумал, что тогда вообще лучше не показываться им на глаза.
Но как не пытался я найти себе оправдание, почему не сдержал данное когда-то обещание и не отправился домой навестить родителей, после того как получил должность навигационного техника на Пилигриме, найти его не мог. Почему? Да просто я боялся. Это был страх. Простой человеческий, но гнусный и противный страх. Страх предстать перед отцом и посмотреть ему в глаза, даже когда, по сути, оказался победителем в их жизненном споре и вопреки его утверждениям, все же смог добиться успеха там, где он был уверен, что мне ничего не сверит и получить престижную работу на комическом судне.
Мне до сих пор было неясно, почему он согласился на то, чтобы я поступил в Летную Академию Неополиса. Знаю только то, что его каким-то образом уговорила мама, но как… Владислав Ройа по натуре своей человек черствый и жесткий и если он решил что-то, то переубедить его было совершенно невозможно. Но ей, набожной женщине, которая за всю свою жизнь ни разу не заезжала дальше Варны и ее знаменитого старинного храма, это все-таки удалось. Тогда, одиннадцать лет назад я, упиваясь счастьем от того, что все-таки смог, все-таки получилось вырваться из родительского гнезда, не задумывался о причинах. А теперь вот, хотелось бы знать.
Управляя квадроциклом по поверхности Проксима b, совсем не выбирая путь, в тоске то и дело грубо натыкаясь дорогостоящей техникой на валуны, я снова дал себе еще одно обещание. Для чего? – я усмехнулся сам себе. Чтобы снова его не сдержать?
* * *
Объезжая кратер в этот раз слева, я смог достаточно близко приблизится к его краю. Осмотревшись и поняв, что чем ближе я подъезжаю к скалистым горам, тем меньше под колесами квадроцикла зыбучего песка и все крупнее и бесформеннее становятся разбросанные в хаотичном порядке камни. Путь начинался на подъем. Осмелев, я вел транспорт всего в нескольких метрах от обрыва и чем выше заводила меня дуга серпантина, тем красочнее и необычнее становился пейзаж, открывающийся мне по правую сторону.
Сказать, что это было красиво или даже потрясающе, это значило, что не сказать ровным счетом ничего. Это было как минимум необычно! Да, можно решить, что привыкший к разнообразным пейзажам Земли человек, в любом случае сочтет эти виды необычными только потому, что формировались они не в земных условиях и потому так отличаются. Но тут было иначе. За три года работы на Пилигриме мне удалось повидать несколько раз поверхность Европы, Каллисто, Ио и Марса с низких орбит. Однажды даже приходилось спускаться на поверхность Европы, хоть мне и не пришлось сделать по ее поверхности ни единого шага. Я обеспечивал поддержку функционирования и готовности спускового аппарата, пока командир принимал на борт контейнер с телом одного из членов группы контроля, скончавшегося по какой-то неизвестной причине. Так что, бывает и такое. В общем, мне не доводилось любоваться пейзажами тел Солнечной системы так, как я это делал на Проксима b, но я почему-то был уверен, что все их виды будут все равно похожими на пейзажи Земли. Не буквально конечно… Земля ‒ планета голубых океанов, зеленых лесов и гор с белоснежными вершинами. Но если представить ее без этих составляющих ‒ Марс окажется довольно похожим на нее. Все просто. Все что есть вокруг Солнца, все появилось из чего-то одного большого и разрушенного, только больше всех повезло Земле. Но, формирование рельефов и геологических особенностей, происходило у всех по одной, мало отличающейся, цепи событий. Так что если с поверхности Европы удалить лед, то я не сомневался, что она своим рельефом покажется очень похожей и на Марс и на очищенную от «декораций» Землю.
Проксима b была другой. Тут не нужно быть геологом или астрофизиком, чтобы понять по открывшемуся мне с края кратера, глубиной с дом в несколько этажей, что формирование ее рельефа происходило по совершенно иному пути. Я не мог увидеть дно кратера из-за плотно скопившегося там тумана, но даже видимая часть склона уже поражала воображение. Там где склон был песчаный и где зыбучие пески едва не утянули в Марка в свою бездну, когда мы устанавливали взрывное устройство, он казался словно многогранным, будто кто-то специально придал ему такую фору гигантским инструментом. В нескольких местах из него выглядывали горизонтальные каменные выступы и скорее всего это были занесенные песчаником остатки древних скал, уничтоженных миллионы лет назад упавшим метеоритом, который и образовал этот кратер. Потом, время и сильнейшие ветра нанесли на них метровые слои песка, спрятав еще на миллионы лет под землей.
Потом склон закончился и буквально врезался в вырастающий из недр планеты заостренный скальный отросток высотой в два раза превышающий рост человека. Таких тут оказалось много. За ними сразу начиналась гряда гор, и эти отростки были похожи на изгородь, окружающую их. Я сверился с навигационной системой. Все было верно. Вот только идти дальше придется пешком.
Я выключил двигатель квадроцикла, снял с крепления репер, перебросил ремень чехла, в который она была упакована, через плечо и, почувствовав на себе ее вес, двинулся в путь.
Обойдя «изгородь» в несколько препятствий, по неровной усыпанной валунами поверхности, виляя между плотными и острыми каменными краями, я, наконец, вышел к первой скале. Взору предстало аркообразное основание, повсюду имеющее округлые наросты, достигающие нескольких десятков метров. И это была одна из первых гор гряды. Какие же тогда те, что вырастают дальше? Я остановился. Хотелось скинуть шлем. Вдох дыхательной смеси полной грудью запустил в кровь обогащенные кислородом молекулы, распластав по конечностям легкие покалывания и небольшое головокружение. Несколько сжиманий и разжиманий пальцев рук, быстро вернули чувствительность. А что если выбор места посадки пришелся на единственное ровное плато на всей планете? И все остальное пространство поверхности, в миллионы квадратных километров, занимают только горы, стоящие друг к другу так плотно, что между ними с трудом возможно протиснуться! От всех этих мыслей и вида, словно склонившихся надо мной тысяч исполинских остроконечных возвышений, над которыми в плотной и беспокойной атмосфере беззвучно бушевали электрические разряды, появилось ощущение собственной ничтожности, подкрепленное еще и осознанием того, насколько далеко я был от дома и насколько велика Вселенная.
Я двинулся дальше. Мой путь пролегал по узкому, в два или два с половиной метра шириной, проходу между скальной стеной и «изгородью». Помимо того, что проход шел на подъем не менее в тридцать градусов, он еще и безбожно петлял между острыми наростами, что очень затрудняло продвижение.
Информационный дисплей, встроенный в рукав костюма в унисон с выведенным на проекцию забрала уведомлением, уже повторно оповестил о приближении к контрольной точке, Значит уже совсем скоро.
Не успел я сделать и двадцати шагов, стараясь держаться практически вплотную к скале, как на меня, с грохотом посыпались мелкие камни, заставив пригнуться и закрыть голову руками. Внутрь шлема ворвался визжащий звук, усиливающийся с каждой секундой. Сообразив, что к чему, я упал на твердую серую поверхность и обхватил руками и ногами небольшой выступ у самого основания горы. Вихрь налетел в тоже мгновение. Налетел сзади, огибая скальную стену, врезаясь в низ прохода, теряя немного своей мощи из-за слишком малого места среди выростов «изгороди», чтобы отскочить от него снова вверх и промчавшись вдоль стены, на следующем резком ее изгибе, оторваться и переметнуться к другой горе. Выступ выдержал натиск стихии, но кочуя от скалы к скале, ветер принес с собой сотни килограммов песка и мелкого гравия, засыпав меня так, что когда все закончилось, мне пришлось буквально откапываться от него. Один из камней, прилетевших с ним, довольно сильно угадил мне в бедро, оставив вмятину размером с кулак на композитном панцире универсального защитного костюма и наверное немалую гематому на верхней части левой ноги. К счастью диагностика показала, что целостность экзоматериала не нарушена и можно было продолжать путь.
На этот раз я начал двигаться как можно скорее. Поняв, что такое мощь вихревого потока у подножья гор, ощутив его на себе и зная теперь, что не успей я ухватиться за выступ и меня отбросило бы на острые края камней по противоположную сторону стены, я собирался закончить начатое до того как на меня налетит очередной такой поток. Страх оказаться проткнутым или задохнуться в муках, концентрированным нитридом водорода, повредив костюм, заставил отказаться от разглядывания пейзажей Проксима b и шагать быстрее.
Через несколько десятков метров, планшет снова подал сигнал, дублируя его небольшой красной иконкой в визоре на забрале шлема, сообщая мне, что репер находится в пределах точки установки. Все. Я был на месте. Наконец-то!
Оказавшись словно в каменной чаше, я встал на колени, аккуратно положил чехол рядом с собой, снял с пояса кирку и стал очищать выбранное мною место в пределах координат, от всех неровностей, пыли и мелких камней. Когда площадка в половину квадратного метра, рядом со мной стала более или менее ровной, я снова поднял чехол и, отстегнув застежки, стал извлекать из него сверхтехнологичное устройство, напоминающее вытянутый столбик из блестящего полиметалла с передатчиком в верхней части.
Разложив три стойки, я установил репер на очищенную поверхность, и придерживая ее от падения одной рукой, другой достал из кармана на панцире бедра, пиропатрон и отцепил от пояса «стартовую». Потом прижал метку как можно сильнее коленом, вложил пиропатрон в «стартовую», приставил ее к отверстию на одной из стойки и надавил на колпак предохранителя. Раздался хлопок. Пиропатрон выстрелил анкерным стержнем в каменную поверхность, плотно закрепив стойку в вертикальном положении. То же самое я проделал и с оставшимися тремя стойками. Когда все четыре анкерных стержня держали устройство, я пошатал конструкцию и сделал вывод, что она достаточно устойчива, не ветер не что-либо еще не сможет сместить ее или повалить. Потом проверил датчик уровня в верхней ее части, выставил маленьким колесиком, рядом с датчиком, точный вертикальный градус и поднялся.
– Пилот, как успехи? – Внутри шлема, был голос Колла.
– Первый координат выполнен. – Я поднялся довольный собой и тем, что у меня все получилось, и направился назад по проходу, туда, где меня ждал квадроцикл и, где не было таких убийственных потоков ветра. – Направляюсь ко второму координату!
– Теперь вижу. Спасибо. Сигнал подтвержден.
* * *
Я запустил квадроцикл, уселся на него и сверился с навигатором, пытаясь визуально проложить свой путь вдоль края кратера до следующей точки. От пыли видимость казалась еще хуже, чем в тумане и мне пришлось включить свет. Четыре мощные желтые лампы, встроенные в бампер квадроцикла озарили камни, не сильно поправив положение, но все же, сделавшие видимость немного лучше и в несколько раз увеличив расход батареи. Мне предстояло обогнуть дугу между кратером и аркообразными скалами и еще сильнее углубиться в дикую среду Беты.
Путь оказался сложным. Повсюду разбросанные камни и валуны стали еще больше и попадались все чаще. Стараясь объезжать самые большие экземпляры, я естественно пропускал более мелкие и квадроцикл то и дело наезжал на них, а порой врезался, после чего перепрыгивал их. Камни со скрежетом ударялись о транспортное средство, должно быть, нанося ему повреждения. Некоторые попадали в подвижные элементы ходовой и приводов шасси, чем возможно могли и вовсе вывести его из строя. Пришлось сбавить обороты.
Через пару тысяч метров аркообразные скалы начали продвигаться все ближе к краю кратера, вытисняя «изгородь». Еще через тысячу, я понял, что расстояние между скалами и кратером стало таким узким, что дальше путь на квадроцикле продолжать нельзя. Он может просто соскользнуть по каменистой поверхности и упасть, унеся меня с собой в смертельную пропасть высотой в сотню метров.
Снова пришлось спешиться. Взвалив второй чехол с меткой на плечо, я побрел по узкому пространству между обрывом и уже ставшей высотой с многоэтажный дом, скалой, выросшей из почвы резко под углом в девяносто градусов. Арочные своды скал тут начинались довольно высоко, и вблизи эта скала была лишь новой каменной стеной.
Спустя некоторое время трудного подъема, отнимающего все силы, я сверился с системой навигации и убедившись, что половину пути от того места, где остался квадроцикл и точкой установки, я уже преодолел, остановился, спустил свой груз на землю, неаккуратно звякнув им о камень и сел прислонившись спиной к выступу скалы. Нужна была передышка. Оставалось совсем немного! Я переключил планшет из режима навигации в режим показателей жизнеобеспечения. Заряд батареи ранца показывал шестьдесят с лишним процентов, запас дыхательной смеси чуть меньше тридцати процентов. При усиленной физической нагрузке энергоресурс расходуется значительно быстрее, но все, же показатели систем были удовлетворительными и при хорошем раскладе, костюм будет поддерживать жизнь в моем теле еще часов двадцать.
Но, нужно было спешить. Наше время было ограничено циклом либрационного дня этой планеты. Смена же циклов происходила на Бете в два раза чаще, чем на Земле. Лена обозначила временной промежуток рабочего дневного времени на Проксима b и до критической точки этого промежутка, когда наступит кромешная тьма, а температура окружающей среды упадет до двухсот градусов ниже нуля по Цельсию, оставалось немного больше четырех часов. Так что я поднялся, снова взвалил метку на другое плечо и зашагал по направлению координат.
Через триста метров пути я сделал еще один привал, только теперь, чтобы отдышаться я сел прямо на камни, прислонившись к скале и положив репер у себя между ног.
В наушнике, сквозь шипение пробивался голос Колла, но видимо из-за большого расстояния сигнал терялся, и мне с трудом удалось разобрать его слова. Как я понял, он снова просил доложить о ситуации и я начал отвечать ему. Но по тому, что после моего ответа, он сквозь шипение снова начал спрашивать, то, же самое, я понял, что меня он не услышал.
Нужно было идти. Идти, чтобы Колл видел меня, у себя на триангуляторе. Видел, что я двигаюсь. Стоило мне остановиться, и он пытался выйти на связь, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.
Когда расстояние до точки установки было меньше сотни метров, мои ступни уже практически свисали над пропастью. Вот такое узкое расстояние отделяло скалу, спиной к которой я сидел и бездну кратера. Тут не то, что квадроцикл, я сам-то тут скоро с трудом идти смогу! Я начал подниматься на ноги и посмотрел вниз. Дна видно не было из-за плотного столба пыли или тумана, но я точно знал, что после взрыва кратер стал глубже.
Почти у самой точки координат, вдоль скальной стены, стали проноситься новые потоки ветра. На этот раз их было несколько, и налетали они друг за другом практически без перерыва. Но били явно не с такой мощью, что первый и все же заставляли прижиматься к скале, чтобы не оказаться сброшенным с обрыва. Когда налетел первый поток, меня отбросило на несколько шагов назад, и я выронил репер. К моему счастью он, немного откатившись в сторону обрыва, зацепился ремнем чехла за острый выступ.
Когда ветер утих, я смог его поднять и продолжить путь. Но вся эта минута, пока было возможно лишь смотреть на него и надеяться, что он продержится и не улетит в бездну каньона, длилась мучительно долго. Был проделан длинный путь и теперь, просто по глупости, не подумав о том, что ветер может вырвать из моих рук столь дорогостоящее оборудование, я вздохнул с облегчением, когда репер оказался снова в моих руках. Даже страшно представить гнев Колла и негодование Кравец, если бы я вернулся к С-2 без него. Скорее всего, это повлекло бы за собой не только выслушивание унизительной ругани, но и вынужденный ночлег на поверхности Беты, ведь до смены либрационного цикла остается все меньше времени, а возврат на орбиту, что бы потом спуститься вновь – лишняя и необоснованна трата ресурсов.
В таких вот мыслях я, через каждые две минуты проверяя репер, хотя и без того его вес ощущался всем телом, все же добрался до необходимого места и перед глазами выскочило уведомление о достижении контрольной точки. Сделав последний шаг и, получив уведомление на проекции забрала, что контрольная точка достигнута, я рухнул без сил на колени и, отдышавшись, принялся распечатывать репер.
Через минуту, я уже водружал устройство, трясущимися внутри перчаток руками, в вертикальное положение, совсем немного раскидав в разные стороны песок и мелкие камни, с почвы под ним. Внезапно я услышал за спиной какой-то шум, похожий на падение нескольких камней с высоты. Неужели опять вихрь? Как не вовремя! Но его не последовало.
Я насторожено обернулся, но ничего кроме скалы и других камней не увидел. Все-таки, наверное, ветер…
Надавил на колпак предохранителя пиропатрона ‒ хлопок. Надавил ‒ хлопок. И еще надавил. Готово. Потом быстро выставил уровень и все! Пора возвращаться назад. Я поднялся и уже сделал пару шагов на спуск, как снова странный шум, теперь справа от меня. Я поднялся с колен и сделал шаг к скале. С удивлением, сквозь серую пелену, я увидел небольшой подъем и выступ на этом подъеме, на который можно было забраться. Перегнувшись немного через него, я присмотрелся и увидел узкий пологий склон, достаточно ровный и гладкий, такой гладкий, будто отшлифованный специально кем-то. Склон уходил в глубину межскального пространства и конца его я видеть не мог.
Я сделал для себя небольшое открытие, что среди аркообразных больших скал, а так же внутри них есть более маленькие такие же аркообразные скалы, которые преобладают в самом начале гряды, и через их арки, не превышающих человеческого роста, змейкой проходят какие-то странные пологие скаты. Все было удивительно, удивительно и совсем не так как на Земле. Природа этой планеты странна до абсурда. Казалось, она вытворяла с законами физики, создававшими тысячелетиями ее рельеф, поистине фантастические вещи!
Буквально в нескольких сантиметрах от моей головы сверху вниз пролетел булыжник и глухо ударился о пологий склон. Развалившись на несколько частей, он горстью, словно ссыпался по нему в пустоту. Все произошло в одно мгновение, и определить размеры булыжника я не успел, но судя по звуку удара, он был не малого размера и летел с достаточно большой высоты. Я сглотнул. По спине пробежал холодок. Если бы моя голова в этот момент находилась на несколько сантиметров левее, то этот камень угодил бы мне прямо в шлем и возможно повредил бы его. А это привело бы к неминуемой гибели из-за попадания внутрь защитного костюма атмосферных газов.
И все же, испытывая интерес, и надеясь, что этот камень был единственным падающим именно тут и сейчас, я наклонился еще сильнее над выступом и посмотрел наверх. Из темной пелены отвеса на меня сразу же посыпался песок. Испугавшись и инстинктивно зажмурившись, я резко разогнулся, ожидая удара более тяжелого предмета. Но его не было. Стряхнув песок и сочтя причиной странных звуков, падение с высоты камней, я направился, сверяясь с навигатором обратно к квадроциклу.
Дело было сделано, и дорога казалась намного легче, тем более что идти мне приходилось уже не в гору, а на спуск. В теле чувствовалось даже легкость и радость за проделанную мною работу. Я справился. Я в порядке.
Когда я достиг квадроцикла, на связь со мной все же вышел Колл.
– Докладывай!
– Второй координат выполнен. Что-то со связью?
– Разбираюсь. Сигнал подтвержден.
Теперь легко и непринужденно я вел четырехколесный транспорт назад к взлетно-посадочному модулю. Лавируя между валунами и булыжниками, решив, что понял эту планету или, думая, что понял, я по внешнему виду определял на почве те места, куда заезжать не следовало и те места, где зыбкость грунта была такой, что без труда могла затянуть в бездну и меня и мой квадроцикл. Возвращаясь назад, я уже без усилий вычислял такие места и заранее направлял квадроцикл им в объезд.
Я был доволен собой, доволен выполненной не без труда, поставленной передо мной задачей и, вернувшись через сорок минут к челноку, почувствовал на себе одобрительные взгляды Марка и Лены. Так они на меня еще не смотрели. Это были взгляды уважения. Марк одобрительно похлопал меня по плечу. Я был горд и хотел только одного ‒ во чтобы то ни стало, не потерять, только что заработанный в их глазах, такой важный для меня, авторитет.
Глава 13
Я Корин Ройа и это моя история
День на Проксима b подходил к концу. До наступления на планете кромешной темноты, а единственным источником света на этой планете была звезда Проксима Центавра, оставалось по нашим подсчетам чуть больше двух часов. Ни Луны, как на Земле, не звезд на ночном небе с поверхности желтой планеты увидеть было нельзя. Спутников у Беты не было, а звезды, сквозь плотные слои атмосферы, вряд ли смогут пробиться своим светом для взора человека. Иные, по крайней мере, известные нам источники света на планете отсутствовали, а, следовательно, после наступления ночи, тьма на поверхность опустится совершенно непроглядная.
Но пока, абсолютно ничего не указывало на приближение сумерек. Свет, доносящийся до поверхности планеты, сквозь бурные и плотные циклоны в атмосфере был, как и четыре часа назад на уровне вечных сумерек. Отражающая способность плотных газов сводилась к тому, что в какой бы фазе не находилась Проксима, ее свет распределялся равномерно и, не вооруженным глазом было практически невозможно определить ее местоположение на небе. А это значит, что темнота окутает полушарие за десять-пятнадцать минут.
Впрочем, наша работа на поверхности была полностью закончена. Кратер подготовлен, реперы установлены. Дело оставалось лишь за головным судном под управлением командира Маера. Ему теперь предстояло направить траулеры на сброс в атмосферу планеты, взяв курс согласно сигналам отправляемыми реперами. В нужный момент система курсовой навигации траулеров сообщит о том, что курс определен и система готова к расчету маневрового маршрута. Маер должен будет выполнить расстыковку траулеров от СИД и те самостоятельно, корректируя свою траекторию с помощью собственных маневровых ускорителей, ориентируясь строго по сигналу меток, совершат спуск прямо в лоно кратера. Теоретически, траулеры, упав, должны будут сложиться в аккуратный круг, а их целостность не должна быть повреждена. Однако, Александр Колл, считал, что из-за ошибки Марка, крайняя нижняя отметка кратера сместилась и траулеры упадут не ровно, и скорее всего, будут повреждены. Радиоактивные отходы, наполняющие их, окажутся на поверхности, и планета будет заражена.
Еще одно препятствие к безупречному сбросу, являлась сама атмосфера Беты. Бури, обладающие огромной мощью в плотных слоях атмосферы. Конечно, расчеты Колла, по выбору места сброса, опирались на что, что траулеры, проходя сквозь них, должны будут миновать постоянные мощные вихри и выбрасываемые ими непостоянные потоки, однако, все равно оставался шанс того, что траулеры могут под воздействием атмосферных сил сместиться с траектории. Тут вся надежда возлагалась на реактивные турбины, которыми они были оснащены и которые, как предполагалось, должны были корректировать траекторию спуска в условиях агрессивных атмосфер. Одним словом: или турбины победят ветер, или ветер победит турбины, и если победит все же природа то, скорее всего, человеку придется искать новое место, для вывоза с Земли опасных радиоактивных отходов.
Но это уже будет не наша задача. В подобной ситуации, если таковая произошла бы на Титане мы, скорее всего, начали бы корректировку меток, чтобы исключить нарушения целостности траулеров, но мы не на Титане и времени у нас не много. Короче говоря, у нас нет возможности ждать нового дня и заново опускаться на планету. Да и атмосфера на Титане совершенно иная.
У нас оставалось два часа и пока командир Маер проводил необходимые приготовления для сброса траулеров, мы пытались чем-то себя занять, чтобы скоротать время до того момента пока система навигации СИД подтвердит координаты и не будет готова к самому сбросу. Только тогда мы должны будем покинуть поверхность желтой планеты и подняться на орбиту. А пока должны оставаться тут на случай если сигнал меток будет не корректен и нужно будет наше вмешательство.
Но это ни сколько не напрягало. Больше неудобств доставляли оранжевые защитные костюмы, вес которых уже начал ощущаться из-за общей усталости организма. Но, в конце концов, не каждый же день прогуливаешься по поверхности планеты за пределами Солнечной системы. При другом раскладе миссии и с другим грузом на орбите, все это вообще могло бы стать историческим для человечества моментом. Так что какую бы сильную я не чувствовал усталость, как бы я не мечтал завалиться в свою соту и уснуть на несколько часов здоровым и естественным сном, не активируя «химию», я все же пытался насытиться каждой минутой пребывания на Проксима b.
Спустя какое-то время вернулся Александр Колл, неся с собой сложенную Треногу. Молча, не глядя на нас и не задавая никаких вопросов, он прошел по рампе в С-2. Марты опять нигде не было видно. Быть может, она отправилась искать новый кусок разбитого вдребезги минерала. А быть может, просто удалилась в туман, чтобы еще больше ограничить итак отсутствующее общение с нами. Наверное, в основном, со мной. Мне почему-то показалось, что Марта почувствовав мое повышенное к ней внимание, решила отстраниться от него и от меня, давая понять, что в отношении ее мне простому пилоту, рассчитывать не на что. Что же касается, того, что мне в какой-то момент показалось, что она испытывает ко мне какую-то симпатию, то я немного подумав, решил для себя, что мне это попросту показалось. Я решил не думать о ней, и пока я был в компании с Леной и Марком, у меня это получалось.
Лена и Марк опять о чем-то оживленно спорили. Точнее спорил Марк, а Лена просто дразнила его, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться, утверждая, что его очередная байка – просто выдумка. Удивительно, что Марк каждый раз попадался на ее удочку, и продолжал спорить до последнего, веселя ее и окружающих, хотя уже через две минуты спора, всем со стороны было понятно, что Лена над ним только издевается. Не без смеха глядя на него, я решил, что ему самому просто нравится доказывать свою правоту, и он сам получает от этого спектакля не меньшее удовольствие, чем она.
Внезапно снова появился Колл. Буквально катаясь со смеху по камням и пыли, мы не заметили, как он прошел между нами и, взяв за руль квадроцикл, покатил его к рампе, загружать для отправки. Марк, моментально среагировав и еще до конца не перестав смеяться, резко запрыгнул на сиденье и запустил двигатель.
Колл не ожидая этого, отскочил в сторону, а Марк уже выписывал на плато вокруг нас круги, специально поднимая вверх столбы пыли и надрывая двигатель.
– Не спеши, инженер! – кричал он Коллу – Приказа лететь, еще не было!
Я не помню, что Колл ответил ему. Его слов не услышал никто из нас, но говорил он что-то про, то какая эта техника дорогостоящая и что Марк сам будет после такого вождения опечатывать квадроцикл для погрузки в грузовой отсек, а по прибытии сдавать Компании по описи.
– Корин! Давай кто быстрее до той скалы и обратно!
– До какой скалы? Я не вижу там ничего! – Один миг и я оседлал второй квадроцикл.
– Есть, я видел!
Выжав из итак не слабого электродвигателя, всю его мощь, я рванул, вперед чувствуя как из-под задних колес, фонтаном вылетает песок и мелкие камни. Надеюсь, Лена и Колл успели отвернуться.
Плато вокруг места посадки, было достаточно ровным и уже метров через пятьсот, наши квадроциклы развили скорость в пределах ста километров в час. Боковым зрением я вдруг увидел, как квадроцикл Марк подлетел в воздух, наехав не небольшое возвышение, сыгравшее роль трамплина. На две или три секунды, транспорт оторвался от поверхности всеми четырьмя колесами и на какой-то момент гул его двигателя слегка изменился, а потом снова грохнулся на плато, но довольно ровно, даже не изменив своего курса.
В конце нашего гоночного пути, практически под прямым углом возвышалась, не скала конечно, но огромный валун, высотой в два человеческих роста. На подъезде к нему Марк надавил на тормоз так, что его развернуло боком, и он еще метров десять проехал юзом, вспахивая почву. Стараясь не отставать от него и показать, что тоже могу так, я попытался изобразить что-то подобное, и совершенно не имея опыта в управлении подобной техникой на больших скоростях, но думая, что делаю все правильно, вжал педаль тормоза в порог и вывернул резко руль.
Меня и вправду развернуло боком, но через пару метров торможения юзом, неожиданно для меня, квадроцикл подбросило вверх, так как будто он налетел на невидимое препятствие. Я прижался как смог к рулю и сиденью, полагаясь только на то, что посадка окажется мягкой и на колеса, но удержаться мне не удалось. Я оказался на земле. Несколько секунд я лежал, боясь пошевелиться, и даже не дышал. Когда первый шок спал, я сглотнул липкую слюну и сделал вдох, потом стал шевелить конечностями, чтобы убедиться что все кости целы.
– Ты жив? – Марк стоял надо мной и, держась за живот, заливался со смеху.
– Что смешного? Я чуть не разбился! – Я приподнялся на локтях и сел, а в нескольких метрах в стороне увидел свой квадроцикл, лежащий на боку.
– Видел бы ты себя… в полете!
– Да ну тебя! Все из-за тебя! – Я поднялся и стал проверять, не нарушилась ли функциональность защитного костюма, и с облегчением сделал вывод, что целостность экзоматериала не повреждена, а все функции работают в прежнем режиме.
– А не надо изображать того что не умеешь! У меня, между прочим, многолетний опыт! Я в гонках участвовал!
– Это, в каких еще гонках? – Я поднялся и, поставив квадроцикл на колеса, запустил двигатель.
К счастью он тоже оказался не поврежден. За исключением лишь большой ссадины на хромированной боковине, принявшей на себя удар и которой он прочертил неровную дикую поверхность планеты.
– В академии. Я, между прочим, был одним из лучших гонщиков на квадроциклах!
– Корин, прием! – Внутри шлема раздался голос Колла в общем канале, но я не успел ответить, как вмешался Марк.
– Инженер Колл! Не переживайте, с нами все хорошо, мы скоро вернемся!
– Я и не переживаю. Это вам двоим переживать нужно. Немедленно возвращайтесь к месту высадки. Метка Корина упала. Маер сообщил об отсутствии сигнала.
Я поднял голову и посмотрел на Марка, но тот в ответ только пожал плечами.
– Вас понял, возвращаемся. – Я вскочил на квадроцикл и помчался к челноку, не понимая, как такое могло произойти, ведь я точно помню, что закрепил ее очень плотно с помощью пиропатронов.
Не могла она просто взять и упасть.
‒ Может просто сигнал пропал? Неисправность передатчика? ‒ Марк ехал немного впереди и довольно быстро, но развивать предельную скорость уже никто не хотел.
‒ Ты меня слышал! ‒ Колл отвечал резко, словно именно сейчас почувствовал себя руководителем миссии. ‒ Вот поедешь туда и проверишь.
* * *
Когда мы вернулись к месту посадки С-2, Колл уже снова восседал на своем валуне и ставил триангулятор, а Лена, только что, закончив связь с командиром Маером, встретила нас с волнением в голосе.
– Какая метка упала? – спросил я, спрыгивая с сиденья.
Марк быстро слез с квадроцикла и быстрым шагом отправился к рампе модуля.
– Вторая, дальняя. Ты точно хорошо ее закрепил? – спросила она.
– Точнее быть не может! Даже если случился бы обвал камней, она осталась бы стоять на том месте, где я ее закрепил! – Хотя сам я, сказав это, тут же вспомнил о периодически падающих вниз камнях.
А что если и вправду камень, такой как тот, что я видел, упадет не с обратной стороны скалы, а с той, с которой стоит метка! Тогда и в самом деле есть шанс того, что он ее может просто сбить, или вывести из строя.
– Нужно работать очень быстро, Корин. Командир рвет и мечет. Времени в обрез. – Лена откуда-то достала несколько пиропатронов и вручила мне. – Скоро Проксима скроется за горизонтом, так что у тебя есть только один час и пятнадцать минут.
– Да понял я, понял. ‒ Я спрятал пиропатроны в карман бедренного отдела правой ноги костюма и, принял у вернувшегося Марка чехол с запасным репером.
– Марк, давай езжай тоже с ним, вдруг и в самом деле завалило камнями и придется разгребать.
Марк понимающе кивнул и уселся за руль, оставив мне место сзади него.
– Жизнеобеспечение проверьте оба.
Я, быстрыми взволнованными движениями запустил на консоле костюма режим диагностики. Встроенный компьютер показал, что дыхательной смеси у меня больше чем на двадцать часов, заряда батареи хватит на тысячу сто часов и все остальные функции работают в штатном режиме.
‒ Все в норме. ‒ Я отчитался перед Леной, и она вопросительно ткнула в плечо Марка.
‒ А мне бы мочесборник поменять.
Даже находясь в состоянии волнения, я не удержался, чтобы не засмеяться над ним.
‒ Да пошел ты! ‒ Она ткнула его в плечо еще сильнее.
Двигатель натянуто взвыл и квадроцикл рванул с места так, что я едва смог удержаться позади Марка, вовремя схватившись за специальные рукоятки по обе стороны бортовых защитных дек. Мчался он быстро, совершенно не стараясь объезжать камни, ямы и впадины, от чего держаться приходилось так, что под перчатками немели кисти рук.
Дело поворачивалось не в лучшую сторону. Оставить все как есть, вернуться на орбиту и дождаться пока Проксима b вновь повернется к звезде нужной стороной, означало не только отступление от графика, но и потерю драгоценного топлива, которое израсходуется на еще одну высадку. Дорогостоящий ионный газ, производный гелия-3 и используемый в двигателях, которыми оснащены топливные кассеты С-2 и маневровая система СИД расходуется в десятки раз больше при полетах в атмосфере, чем на орбите, а расчет миссии не подразумевает повторные спуски, так что топлива может попросту не хватить.
А еще мы ничего не знали о том, что происходит на Бете ночью. Быть может, на ее поверхность спускаются такие сильные ветра, что и остальные три метки не устоят перед ними. Знали мы только одно, опять же благодаря данным от штаба изучения дальнего космоса, что температура окружающей среды ночью, тут опускается почти до ста пятидесяти градусов по Цельсию. Так что все понимали, что функциональность защитных костюмов, возможно, будет снижена, потому что рассчитаны они для работы в температурных условиях до отрицательных ста двадцати градусов. Расход заряда батарей, для поддержания жизненных функций в таких условиях может увеличиться втрое.
‒ Когда-нибудь случалось что-то подобное? ‒ Кое как, пока почва под колесами была относительно ровной, я сжал колени, чтобы как-то держаться и освободив руки, активировал приватный канал.
‒ Нет. На Титане такого не случалось.
Отлично. Моя метка и моя ошибка.
‒ Командиру это не понравиться… ‒ Я хотел подумать это, но зачем-то сказал вслух.
‒ Это уж точно! Маер будет рад позлорадствовать над тобой, когда вернемся на СИД! ‒ Марк усмехнулся.
Еще и Маер! Этот человек, обладающий неоспоримым авторитетом в команде, требовал от нас, своих подчиненных стопроцентной выкладки и полного выполнения всех поставленных перед нами задач в строго установленных временных рамках, без каких либо переносов, отлагательств и отступлений от графика. Держась, за ручки и прижимаясь к спине Марка, чтобы ни вылететь из сиденья квадроцикла я, вздыхая, думал, что уронить итак шаткий еще свой авторитет в глазах командира, было для меня куда хуже, чем не вернуться в Порт из-за нехватки топлива. Я должен был любой ценой исправить свою ошибку.
– Дальше что? – Марк рывком остановил квадроцикл не доехав несколько метров до того места, где расстояние между обрывом и скалой сузилось на столько, что уместиться там мог лишь один человек.
– Дальше своим ходом. – Я слез и, проверив на поясной разгрузке прикрепленные пиропатроны, чуть ли не бегом устремился вперед.
На долю секунды замешкавшись, Марк поспешил за мной.
– На Титане у вас, что вообще ничего подобного не случалось? ‒ Я пытался подвести весь разговор к тому, чтобы узнать насколько сурово будет наказание к тому, кто совершил ошибку, хотя и был полностью уверен, что ошибки быть не может.
– Трудности всегда какие-то были, но вот так бегать еще не приходилось!
Мы спешили. Мы спешили так, что наверное наши усилия, которые нам приходилось прикладывать, для того чтобы как можно быстрее перемещать по неровной поверхности наши тела, скованные весом тяжелых и неуклюжих костюмов, могли сравниться с усилиями бегунов древнегреческого марафона. Вот только этих усилий хватало только лишь для того чтобы лишь немного ускорить темп шагов. Тут, на Проксима b, о беге можно было забыть, однако, не смотря на это, наши легкие жадно и с огромной силой поглощали заветные запасы дыхательной смеси из ранца жизнеобеспечения за спиной.
Не останавливаясь, я периодически поглядывал вниз с обрыва. От высоты, с которой срывались вниз небольшие камни, выскальзывая из-под сапог, кружилась голова. От осознания того, что стоит совершить лишь один ошибочный шаг, и я тут же окажусь в состоянии свободного падения в бездну, пересыхало во рту. Потерять равновесие и упасть в тот момент казалось мне так просто, и хоть я никогда в жизни не испытывал страха перед высотой, я все же старался держаться ближе к скале.
В один момент, где то, наверное, пройдя уже половину пути, нам на встречу ударил поток ветра. Мы уже были в горной местности, и я совсем забыл про то, что тут внезапно и сильно может накрыть кратковременным, но мощным ураганом. Прижимаясь как можно сильнее к выступу скалы, чтобы меня просто напросто не сдуло вниз, я увидел, как Марк упал на живот и стал сползать под мощной силой атмосферного потока, поднимающего вверх пыль и мелкие камни. В динамике шлема я слышал его голос, он кричал, что-то, но я не мог разобрать, а руками тщетно пытался схватиться за любое препятствие. Ветер сдувал его как осенний лист, а я знал, что стоит мне отстраниться от выступа, как тут же сам попаду под поток, и не пройдет и секунды, как уже буду лететь на дно кратера.
Марк, как только мог, изо всех сил пытался тормозить скольжение всем телом, выставив в разные стороны руки и ноги, а поток ветра никак не прекращался. Когда его левая нога уже оказалась висеть над обрывом, он на какую-то секунду поднял на меня взгляд и хоть я не видел сквозь покрытое слоем пыли черное забрало его лица и глаз, я понял, что он ждал помощи. Привкус приближающейся смерти засел где-то в корне языка, и сейчас этот привкус был куда сильнее, чем тот, что он чувствовал на дне кратера, стоя по пояс в зыбучей почве. Там, на дне кратера, он знал, что выберется, знал, что если не останавливаться, как бы тяжело не было, он все рано вырвется из плена песка. Сейчас же, какие-то полтора метра отделяли его от падения в бездну, и все что он мог сделать, это расставить в стороны руки и ноги, чтобы на две или три секунды отсрочить падение.
– Марк! – Я метнулся к нему от выступа и тут же подхваченный потоком ветра сам заскользил по уступу, но тут же уперся ногами в скалу, выгнулся и снова прилип к каменной стене, став снова недосягаемым для ветра.
Возможность потерять друга вот так глупо и так внезапно казалось мне совершенно нереальной и ненастоящей но, однако все это было и происходило прямо сейчас, от чего во рту выступил противный металлический привкус.
‒ Марк! ‒ Я снова позвал его и снова попытался протянуть руку, но начав терять упор, тут же одернул ее.
– Нет! – Раздался голос Марка, но кому было обращено это «нет» я не знал.
Может мне, чтобы я не пытался ему помочь, и не оказался сам в его положении, а может просто это был крик безысходности.
Внезапно, он запустил за пояс правую руку, и откуда-то из-под рюкзака жизнеобеспечения, достал пиропатрон. В долю секунды скинув колпак предохранителя, он острой стороной, что было силы, воткнул его в почву. Раздался хлопок. Дюбель вошел глубоко и надежно, закрепив его основание, так что Марк остался висеть по пояс над обрывом, держась за него.
Поток ветра не прекращался еще секунд тридцать, и эти секунды показались вечностью. А потом все стихло. В одно мгновение, взбудораженные потоком ветра пыль и камни замерли. Шлем Марка стеклом лежал забралом в песке, а скафандр был присыпан грунтом. Я бросился к нему и за наплечный фонарь оттащил к скале подальше от обрыва.
Перчатка правой руки была повреждена. Сквозь нарушенную структуру композитного материала виднелась кисть со следами ожога и отсутствием кожи на ладони. Крови практически не было. Лишь в тех местах, где заканчивалась кожа и начиналась рана, выступили несколько красных капель.
– Марк! – Я постучал его по шлему.
– Ну как я придумал, а? – Слабым голосом отозвался он.
Консоль в рукаве левой руки мигала красным цветом с грозной надписью во весь экран, сообщающей о проникновении внешней среды в систему жизнеобеспечения.
– Ты разгерметизирован, ложись на спину! – Я стал поворачивать его в удобное положение, чтобы оказать первую помощь и восстановить герметичность костюма.
– Шел бы ты к метке, а то времени очень мало… ‒ Он кашлянул и следом издал отхаркивающий звук.
– Подождет метка. – Я открыл слот в нижней часть его рюкзака, где находятся приспособления первой помощи, и стал выкладывать рядом с собой все необходимое.
В разорванную перчатку я обильно засыпал дезинфицирующий порошок, который тут же начал пузыриться, превращаясь в густую массу в открытой ране и подождав пока реакция пройдет, засыпал еще столько, сколько хватило на то чтобы полностью скрыть в нем поврежденную кисть. Стоит только системе защитного костюма перейти из аварийного режима в обычный режим и восстановить утраченное давление в рукаве и перчатке, как из раны градом хлынет кровь. Теперь же когда, кисть обильно засыпана этим порошком, кровотечения можно не бояться, и от инфекции он спасет. Главное теперь для Марка, это дотянуть до возвращения на СИД, где ему можно будет уже оказать полную медицинскую помощь.
Сейчас самое страшное, это попадание в систему дыхания паров ядовитой атмосферы. Конечно, система защиты костюма сразу же блокировала поврежденную часть, но какой-то процент воздуха все же попал и теперь Марку срочно необходима процедура деинтоксикации.
– Ты когда-нибудь это делал?
– Нет.
Разорвав блестящий пакет, я извлек из него приспособление похожее на овальный продолговатый чехол с металлическим кольцом на широком конце. Чехол по структуре материала, из которого он был сделан, отличался от экзоматериала инженерного костюма для работы на поверхностях планетарных тел, но согласно инструкции, мог поддерживать герметичность, поврежденного элемента конечности столько, сколько необходимо до проведения ремонтных работ.
Я надел чехол на правую руку Марка, поверх изуродованной перчатки и закрепил металлическое кольцо со специальным крепежом в районе локтевого сгиба. На его планшете, который все еще мигал красным цветом, обновил данные и запустил тестовую программу проверки жизнеобеспечения. Система подтвердила герметичность, и Марк через несколько секунд почувствовал, что может нормально дышать, так как дыхательная смесь прекращает поступление на восемьдесят процентов при разгерметизации, а теперь обновившись, чтобы избавиться от остатков яда, вновь наполняла его шлем. Давление внутри тоже нормализовалось и соответственно у него пропали круги перед глазами, а голова перестала быть такой тяжелой, что невозможно было оторвать ее от пола. Однако, зато с нормализовавшейся работой системы жизнеобеспечения и попаданием организма в привычную среду, появилась боль в руке, да такая что Марк чуть не взвыл.
– Как ты?
– Болит очень!
– Главное чтобы кости были целы, а мясо нарастет. – Я помог ему подняться на ноги.
– Вкус аммиака… – Марк прижал поврежденную руку к телу здоровой рукой. Ноги явно его плохо слушались. – Вкус аммиака такой сильный, как будто я флакон нашатырного спирта выпил. И еще дерьмом воняет.
Я усмехнулся его позитивному настрою и стал усаживать на камни.
– Голова кружиться? Тошнит?
– В груди болит. Дышать больно. ‒ Он тут же сполз с камня и согнулся пополам, и я больше не стал его поднимать, так ему было легче. ‒ Иди уже, я тут буду ждать.
Он снова закашлял и застонал.
– Хорошо, я все сделаю, осталось не больше трехсот метров. ‒ Я выругался, разрываясь между выполнением миссии и желанием все бросить, чтобы помочь другу, а его срочно нужно было доставить к месту высадки, чтобы оказать первую помощь при отравлении ядовитыми парами. ‒ Нужно доложить Коллу или Лене о том, что произошло с тобой!
‒ Не теряй время. Иди давай, я сам доложу.
‒ Точно?
Марк медленно кивнул в ответ и я, собрав все свои силы, помчался к метке.
Глава 14
Я Корин Ройа и это моя история
Увидев лежащий на грунте репер, с мигающим красным сигналом, я тут же исключил вариант обвала как причину того что могло ее повалить. Никаких следов того, что на нее или рядом с ней падали камни, видно не было. Она была именно там, где я ее закрепил, только вот не стояла, как должна была, а именно как и сказал инженер Колл, лежала.
Осмотрев бегло место крепления, я тут же исключил вариант того, что она могла упасть под натиском ветра. Какие бы мощные ураганные потоки не налетали среди окружающих ее скал, ветер не был способен выдернуть из каменной поверхности до основания пристреленный анкер и еще два выгнуть дугой по направлению сваливания устройства. Было такое впечатление, что на нее кто-то наехал на довольно мощной технике, будто колесом квадроцикла. Но и этого быть не могло, хотя бы по той причине, что на всей этой планете, площадью почти четыреста семьдесят миллионов квадратных километров, на данный момент было только два транспортных средства и они оба были рядом со мной. В любом случае, получается, что вина за то, что датчик вышел из строя, была не моя. Я усмехнулся и вздохнув, начал отрывать ее от остатков анкеров, стараясь сосредотачивать взгляд только на том, что делаю, чтобы по возвращению на СИД, предъявить запись с камеры, встроенной в шлем, как доказательство того, что закрепил ее я как следует. Когда же анкера поддались и она освободилась, я перевернув ее едва не выронил из рук. Только сейчас я увидел, что нижняя ее часть с раскладными стойками повреждена еще больше. Местами полиметаллическая конструкция, с той стороны, где была стойка с вырванным анкером, была неестественно деформирована. Поверхность же под ней самой оказалась углублена явно сильнее, чем тогда, когда я устанавливал метку. Точно помню, что когда сметал с нее песок и мелкие камни, все было совершенно иначе, словно на устройство кто-то или что-то оказало воздействие снизу!
Я огляделся по сторонам. На секунду представил, что возможно тут есть какие-то инопланетные обитатели и что прямо сейчас они возможно за мной наблюдают. По телу пробежала дрожь. Инстинктивно оглянувшись, чтобы посмотреть, не подкрадывается ли сзади меня какой-нибудь инопланетный монстр.
‒ Да ладно! ‒ Выплеснув это вслух по умолчанию в общий канал, я улыбнулся собственной глупости и впечатлительности, из-за которой мне иногда казалось, что я никогда не смогу стать таким как Маер, Лена или Колл.
Вокруг было все так же тихо, холодно, пусто и туманно. Конечно, логикой я понимал, что здесь на сотни тысяч километров в округе если и есть какие-то живые существа, то только лишь простейшие одноклеточные амебы и бактерии, да и то вряд ли. Но какая-то моя небольшая часть почему-то хотела и возможно надеялась на то, что сложная инопланетная жизнь все-таки существует, вопреки научным догматам, и я найду ее на этой холодной планете.
‒ Не поняла, повтори! ‒ В динамике заговорила Лена.
‒ Тут какая-то чертовщина твориться… ‒ Я отложил неработающий репер в сторону и, выбрав место рядом на более ровной поверхности, начал доставать из чехла новое устройство.
‒ Что твориться? Корин, немедленно доложи о ситуации!
‒ Метка установлена, проверьте сигнал. ‒ Уже знакомыми движениями, я разложил стойки и, достав пиропатроны со «стартовой», быстро и точно, гулкими хлопками, вогнал анкера через крепления в камень.
‒ Сигнал подтвержден. ‒ Голос Колла прозвучал как-то совсем недовольно.
Я, наконец, поднялся и, прихватив старый репер, двинулся обратно к Марку, огибая быстрым шагом дугу скалы по узкому проходу. Снова за спиной послышалось падение камней. Я невольно оглянулся, но ничего не заметил. Нет, нет и нет! Здесь не может никого быть.
‒ Корин, почему Марка нет в общем канале? ‒ Снова Лена. ‒ Если он нарочно меня изводит, перекрой ему, пожалуйста, воздух на пару минут!
‒ Что? Он что не выходил на связь? ‒ Я только теперь увидел, что иконка Марка на визуализации отсутствует и как давно она пропала, я не заметил.
Пришлось еще сильнее прибавить ходу. И теперь, я точно почувствовал, что тут творится что-то совсем неладное, но надеялся, что Марк решил просто проигнорировать необходимость доложить о несчастном случае и дождаться меня. Потому и отключился от канала.
‒ Нет, не выходил. Что происходит?
Я повернул за огромный выступ и впереди метров через сто был еще один, а за ним как раз тот самый небольшой камень, возле которого я оставил друга. Увидеть отсюда его было еще невозможно. К тому же видимо с приближением ночи, из-за падения температуры окружающей среды, туман усиливался и уже начал сгущаться и на возвышенной местности у подножья горной гряды. Но я, слыша частое биение своего сердца и уже тяжело дыша от нагрузки и усталости, все же старался всматриваться в конец того самого выступа за которым меня должен был ждать Марк.
‒ Он повредил руку. Я оказал первую помощь, но в течение двадцати секунд его костюм был разгерметизирован. Необходима срочная интоксикация! Лена, приготовь медбокс! Я его сейчас привезу!
‒ Твою мать! Корин… ‒ Она что-то прорычала невнятное. ‒ Я не вижу его местоположение!
В этот момент я едва не споткнулся о камень, надеясь, что очередной поток ветра не налетит на меня сейчас, в самый неподходящий момент, а через несколько секунд забежал за последний выступ.
‒ Его тут нет! ‒ Я остановился и, стараясь отдышаться, принялся вглядываться сквозь туман, в окружающую серую местность, ища, куда он мог подеваться.
Он ведь должен быть где-то тут! И что значит то, что Лена не видит его местоположение?
‒ Как это ты не видишь его местоположение?
‒ Корин, ищи его! ‒ Она прикрикнула на меня, и я в этот момент почувствовал себя виноватым в том, что оставил его одного и теперь мы могли его вообще потерять.
Уже практически отдышавшись, но начиная поддаваться панике, я поднял левую руку и переключил навигационную систему на визуализацию шлема. И в самом деле, отметки местоположения Марка нигде не было. Вот спусковой модуль обозначенный местом посадки, вот Колл и Лена, вот я, но сигнал Марка почему-то отсутствовал.
‒ Ищу. ‒ Я ответил в пустоту, Лена видимо переваривая случившееся, не собиралась пока разговаривать со мной.
Должно быть, он направился к квадроциклу, а сигнал его треккера, пропал из-за какой-нибудь технической неисправности. Ведь такое не исключено! Я продолжал смотреть по сторонам, вниз под ноги, выискивал взглядом хоть малейшие признаки следов и шел к тому месту, где совсем недавно оставил квадроцикл и надеялся, что и Марк окажется там же.
Где-то под тяжестью экзоматериала сосало под ложечкой. На какое-то мгновение мне показалось, что я вдруг остался один на этой чужой и не дружелюбной планете. А вдруг Марка, ослабшего и надышавшегося парами ядовитой атмосферы проникшей в дыхательную смесь, пока он добирался до транспорта, настиг новый поток ветра?
Еще пятьдесят шагов. Один, два, три, четыре… Я считал шаги, чтобы расстояние казалось меньше. В спину ударил ветер. На секунду испугавшись, что меня сдует с обрыва, я выискивал глазами, сквозь поднявшийся вверх песок, место вдоль скалы, где можно было бы укрыться. Я готов был уже упасть и откатиться к стене, чтобы как можно сильнее прижаться к ней, как вдруг понял, что этот поток не настолько силен, чтобы причинить мне вред. Он упирался мне в спину, подталкивая меня вперед. Казалось, он был послан, какими-то добрыми силами этой планеты, чтобы помогать мне, нести меня на своих крыльях, сохраняя мои силы. Стало легче.
Когда мой навигатор показал что, до места нахождения квадроцикла, оставалось около сотни метров, скала по правую руку от меня, резко поменяла высоту. Арочный свод этой скалы оказался на уровне человеческого роста и поток ветра, что подгонял меня в спину, резко рванул в открывшийся проем, снеся меня с ног. Потеряв равновесие, я кубарем прокатился по склону и ударился о подножье еще одного выступа. Быстро сообразив, что произошло, я поднялся на ноги, и мельком подумав, что возможно защитному костюму нанесен какой-то вред, поспешил вперед, с каждым вздохом ожидая почувствовать привкус аммиака. Но его не было. Не через пять, не через десять вдохов. Проверять на консоле герметичность времени, конечно же, не было.
Туман начинал желтеть. К концу дня, как суточной фазы на Бете, он, как мы и предполагали, становился значительно плотнее и желтее. Температура окружающей среды опускалась. Пары нитрида водорода в атмосфере кристаллизировались сильнее, и теперь с трудом можно было разглядеть свою руку, вытянутую перед собой.
Квадроцикл я нашел, буквально споткнувшись об него. Он лежал на боку и явно не там где был до этого. Я с ужасом понял, что происходит то чего я и боялся. Марка тут не было. Мало того, он, должно быть, проехав на квадроцикле несколько метров, не справился с управлением и завалился на бок, потом бросил его и ушел. Должно быть, на все эти действия его толкнуло последствие отравления. Другого объяснения того что он, не дождавшись меня предпринял попытку самостоятельно вернуться к месту посадки, я не видел. Сообщать же обо всем этом Лене, я не решился. В любом случае, теперь, чтобы не произошло, я окажусь во всем виноватым и уж лучше я попытаюсь найти его сейчас без лишних обвинений и криков в мой адрес в общем канале.
От квадроцикла тянулся след сапог, но через несколько метров песок сменяла почти плоская плита и следы терялись.
С трудом поставив на колеса тяжелый транспорт, я уселся на него и запустил двигатель. Туманную пелену прорезал мощный свет осветительных приборов. Теперь хоть как-то, но можно было что-то разглядеть.
– Корин, докладывай, ты нашел Марка? ‒ Теперь это был Колл.
‒ Еще нет. ‒ Я вздохнул. ‒ Еду по его следам.
На самом деле, следов уже видно не было, а я просто медленно двигался в последнем их направлении, светя фарами из стороны в сторону, выискивая в желтой пелене человеческую фигуру в оранжевом защитном костюме.
‒ Послушай, у нас очень мало времени. ‒ Голос Колла звучал на удивление спокойно, хотя я и знал, что когда вернусь и будет разбор случившегося, он быстро его изменит на другой, более надменный и жесткий. ‒ Через полтора часа здесь наступит ночь и до ее наступления Лена должна дать командиру отмашку и поднять нас всех на орбиту.
– Я должен найти его! – Я, то рвал квадроцикл с места в сторону, то медленно поворачивался, освещая плато под собой, уже давно потеряв изначальное свое направление движения и, прекрасно понимал, что далеко он уйти не мог, да он уехать-то не смог. ‒ Я найду его! Он должен быть где-то рядом!
Сам же я думал, о том, что если после падения с квадроцикла Марк, дойдя до плато, вдруг изменил направление и направился в сторону кратера, то я ищу совершенно в неверном направлении и, скорее всего, в беспамятстве он уже нырнул с обрыва именно туда, откуда три часа назад я его вытаскивал.
– У тебя сорок минут. Потом ты должен вернуться на С-2, с Марком или без. Ты меня понял?
– Я понял. ‒ Связь прервалась.
А вот и след! Совершенно случайно мой взгляд поймал сдвинутый со своего места булыжник. Лежащий, должно быть не одну тысячу лет на этом месте, он сдвинутый кем-то споткнувшимся об него в тумане, оголял выемку в грунте немного темнее, чем все плато вокруг.
Не сложно было догадаться, с какой стороны Марк наткнулся на него, и я рванул квадроцикл в предполагаемом верном направлении. Через сотню метров я буквально уперся в огромный валун, высотой немногим выше человеческого роста и, осветив его, заметил у подножья небольшую борозду, и эта борозда происходила явно от механического воздействия.
Тут же спрыгнул с квадроцикла и упал на колени, разглядывая взъерошенное место на песчаном грунте. Под ногой что-то блеснуло в свете фонарей и я, зачерпнув горсть, увидел на своей ладони осколок ферростекла, прозрачного материала, довольно прочного союза кварца и ферросплавов, который используют вот уже лет сто или больше в космической промышленности для изготовления прозрачных конструкций, способных выдерживать высокие перегрузки и обладающего высокой прочностью. Потом нашел еще несколько фрагментов поменьше. Что-то разбилось. Не забрало шлема точно, оно толще, а эти осколки тонкие. Нужно искать дальше, я чувствовал, что он уже совсем рядом, и зачем-то спрятав осколки в карман на поясе, вернулся к квадроциклу.
Описав круг, огибая в поисках Марка валун, который оказался довольно большим, пусть и невысоким и почти разочаровавшись найти его в этом месте, я хотел поехать в другую сторону, как внезапно заметил немного в стороне прямо на плато, выделяющееся пятно. Осветил его и тут же помчался к нему. Это был Марк. Оранжевый инженерный костюм, занесенный песком, потрепанный потоками ветра казался серым и я лихорадочно, моля лишь о том, чтобы он оказался жив, стал обтряхивать его и поднимать за плечи.
– Марк! Марк! – Я звал его, хотя прекрасно понимал, что без связи и без включенных внешних микшеров, он меня не услышит.
Он зашевелил рукой, и я заметил, что экран консоли на его рукаве разбит. Вот откуда и найденные осколки.
– Марк! – Я стал трясти его за плечи и одновременно вызывать Лену, но с удивлением обнаружил, что связи нет и визуализированное изображение на проекции забрала сообщило мне об этом.
Когда я вызвал Колла, повторилось то же самое.
Внезапно, очнувшись, он, широко раскрыв глаза, посмотрел на меня и закричал, так громко, что крик его был слышан даже без включения внешних микшеров. Кричал он, так как будто увидел перед собой демона. Оттолкнув меня обоими руками в грудь с такой силой, что казалось, у него и не была травмирована кисть руки, он стал отползать от меня продолжая кричать в диком ужасе.
На секунду я опешил, не понимая, что происходит и почему мой друг, меня боится. Что могло произойти, пока он был один. Меня самого охватил страх. Стало жутко. Я сглотнул и прогнал противное чувство в груди. Это все должно быть отравление парами нитрида водорода и, они способны вызывать галлюцинации. Нужно было действовать. Я бросился к нему и прижал своим телом и весом своего костюма к плато. Сопротивления я практически не почувствовал, видимо и так сильно ослабший, он вложил все свои силы в то чтобы толкнуть меня. Какое-то время я видел сквозь тонировку забрала контур его широко открытого кричащего рта, но потом силы его покинули, и он просто смотрел на меня и трясся так, словно лежал без одежды на льду. Он явно был чем-то напуган до безумия.
Я взял его руку и стал рассматривать повреждения планшета. Понимая, что феростекло довольно прочный материал и расколоть его случайно ударившись, хоть даже об острый камень, довольно сложно, можно было бы подумать, что он разбил его специально. Это объясняет и отсутствие сигнала маячка, так как в этой модели инженерного костюма, он запитывается непосредственно от панели планшетного компьютера и находится там же, в его структуре.
Отщелкнув клипсу, я откинул разбитый дисплей и вытянул вспомогательный шлейф с миниатюрным разъемом. Разъем я подсоединил к своей консоли, а точнее вставил в специальное гнездо рядом с ней и перезапустил. Параметры костюма Марка оказались на моем экране. Я включил его связь. Что-то проверять другое, времени просто не было, если он жив, значит все нормально. В динамике шлема послышался писк и через пару секунд тяжелое дыхание друга.
– Марк! Ты слышишь меня? – Я похлопал ладошкой по его забралу.
Он должен был меня услышать, должен был узнать, что это я и что я пришел ему на помощь. Я видел его лицо, чувствовал даже как бьется сквозь экзоматериал его сердце. Прижал его своим весом, обессилившего и обезумевшего, я чувствовал в нем ужас, какой бывает только у того кто чувствует дыхание смерти в затылок. Мне следовало бы узнать, что с ним произошло. Вот только сможет ли он мне рассказать, в себе ли он?
– Марк, ты меня слышишь? – Я повторил вопрос и потряс его голову.
Сначала он пристально посмотрел на меня, молча, что-то беззвучно зашевелил губами и закивал головой. Сквозь тонированное стекло я увидел, как его глаза стали наполнять слезы. Потом захлебываясь в истерике, он поднялся и сел. Схватил меня за плечи и, тряся, стал пытаться рассказать мне то, что произошло с ним. Но то, что я услышал, звучало как полный бред.
– Корин… камни… Корин, они живые…
– О чем ты? Какие еще камни? – С первых же его слов я стал понимать, что здравого смысла мне от него не услышать.
– Нужно держаться дальше от скал и камней! Корин, они двигаются, они оживают… Они, пытались убить меня! Они… они… – он снова стал захлебываться слезами и что-то еще пытался сказать, но я его понять не мог. ‒ Отключи треккер! Отключи… Корин! Они нас найдут…
– Марк, послушай…
– Нет! Нужно двигаться, нужно идти! Нельзя задерживаться! Нельзя тут оставаться! Они нас найдут! Нужно уходить!
– Просто заткнись! И слушай сюда! – Мне пришлось ударить ладошкой по его шлему, и он замолчал, прикусил губу и уставился на меня взглядом сумасшедшего.
– Слышишь меня?
Он кивнул.
– Вот слушай. Ты надышался воздухом снаружи. Он токсичный и у тебя химическое отравление и галлюцинации. Никаких живых камней тут нет. Мы сейчас просто встанем, сядем на квадроцикл и поедем к модулю. Никаких камней. Ты меня понимаешь?
– Нет! – Он вдруг закричал во все горло, и мне пришлось убавить громкость передачи звука. – Ты не веришь мне! Ты не представляешь, что я видел! Ты тоже их увидишь! Они рядом! – Его затрясло будто больного эпилепсией, хотя речь уже не была такой прерывистой, так что я знал, что это просто истерика и несколько ударов по шлему ладошкой вновь вернули его в относительно спокойное состояние.
– Успокойся! – Я повторил по слогам. – Вставай! Нужно ехать.
* * *
Уже подъезжая к месту высадки, Марк отключился у меня за спиной. Я чувствовал его вес, навалившийся на меня сзади. Потерял ли он сознание или просто уснул после пережитого шока я так и не узнал. И не узнаю никогда.
То что произошло со мною после того как я привез его к С-2 и передал в руки Лены и Колла, изменило не только жизни всех участников экспедиции, но и наверное течение всей истории человечества. По крайней мере, мне самому хотелось так думать. Но все произойдет уже совсем скоро. Я тогда этого еще не подозревал. Не мог и подумать, что мне предстояло погибнуть для всех и ради всех, на этой суровой и холодной планете.
– Что с ним? – Лена бросилась к квадроциклу и чуть ли не сама стала поднимать Марка на руки.
– Отравление, повреждение кисти правой руки. Не знаю, судороги. У него галлюцинации были, когда я его нашел. – Я стал помогать ей, снимая Марка с сиденья.
Появился Колл, и мы втроем занесли его по рампе в модуль. Когда я нес его, держа за ноги, то посмотрев немного в сторону, увидел Марту. Она стояла и, опустив руки, молча, смотрела на происходящее. Почему-то мне показалось, что она смотрела на меня. Я отвел взгляд. Состояние Марка для меня было сейчас важнее.
Мы уложили его в разложенный парк и зафиксировали. Лена тут же распечатала медбокс и подключила какой-то баллон к системе замкнутого дыхания на ранце жизнеобеспечения. В систему начал поступать газ содержащий сорбенты, нейролептики и противорвотные средства. Иного пути ввести препараты в организм, не снимая защитного костюма, не было.
‒ Его рвало? ‒ Лена подключила к разбитому сенсорному экрану Марка диагностический делс.
– Корин! – Меня окликнул Колл. – Подойди. ‒ И тут же спустился по рампе на поверхность.
– Нет, не рвало. – Я последовал за ним и как только отошел на несколько шагов за ним, он жестом показал мне, чтобы я подключился к закрытому каналу, который он только что создал.
Я переключился и теперь никто нас слышать не мог. Сначала я подумал, что он хочет персонально расспросить меня о том, что произошло и я, даже не дожидаясь вопроса, начал что-то говорить про то, как нас настиг первый поток ветра, и Марку пришлось закрепиться с помощью пиропатрона, чтобы не упасть с обрыва, пожертвовав кистью руки. Но Колл меня прервал.
– Нет. На это нет времени. ‒ Он поднял руки на уровни груди, давая мне понять, чтобы я замолчал.
Я, внимательно и молча, смотрел на него. Что же такого важного он хотел мне сказать.
– Слушай внимательно и не перебивай.
Я кивнул.
– Ровно через пять минут, Лена, выйдет на связь с Маером и сообщит о готовности подняться на орбиту. Как только мы начнем взлет, командир начнет сброс траулеров, но система даст сбой из-за отсутствия координат.
– Как…
– Твоя метка все еще не активна.
– Я не понимаю, как это не активна?! – К горлу подкатил гнев. – Я закрепил репер! Даже случись землетрясение, он будет там стоять и сигналить! ‒ Я вдруг вспомнил про сломанное первое устройство координат и пожалел, что выбросил его, чтобы оно не мешала мне искать Марка. Вот бы показать сейчас ему. Что же там не так? Что опять с этой долбаной меткой?
– Тише, Корин. Ты все правильно сделал. Твоя метка, после повторной установки работала восемь минут, а потом сигнал пропал.
– Пропал?
– Да! – он положил мне руку на плечо. – Я не мог с тобой связаться.
– Да, связь периодически пропадала. – Я опустил голову.
‒ Я думаю, что предохранитель в блоке сгорел.
‒ Нужно поменять, значит?
‒ Вот блок. ‒ Он показал на небольшой технологический люк на корпусе С-2. ‒ Держи болтоверт. ‒ В руке у меня тут же появился инструмент. ‒ Я пошел, подготовлю метку, чтобы никто не видел, а ты пока открой и посмотри, какой именно предохранитель сгорел. Скажешь мне, я захвачу новый.
‒ Хорошо. ‒ Я подошел к крышке люка блока связи и начал откручивать болты по очереди, не переставая говорить с Коллом по приватному каналу.
‒ Первая метка как-то странно была повреждена. Словно ее кто-то вырвал с корнем.
‒ Ничего не смогу сказать, не увидев запись, но то, что и вторая отрубилась, уже странно. Нельзя допустить срыв миссии. Агенты Колониальной Федерации, будут проводить расследование и в любом случае обвинят в халатности всю команду. А в первую очередь командира Маера. Больше никто из нас даже близко не подойдет к космическому судну. ‒ По голосу было заметно, что он чем-то занят.
Тут до меня начал доходить возможный скрытый смысл его слов. Почему он не хочет, чтобы Лена слышала этот разговор? Не себя ли отгораживает этот хитрый инженер? Может неисправности меток, это его недосмотр? Он же их готовил и программировал для работ.
Я решил не задавать ему вопросов относительно его виновности в происходящем, чтобы не провоцировать конфликт итак в непростой ситуации, но зашел с другой стороны.
– Почему ты не сказал Лене?
– Потому что она будет останавливать тебя. Для нее эта миссия не так важна как для нас. Она тут только из-за Маера. Отстрани ее от полетов, она только рада будет. У нее семья.
– И что ты предлагаешь делать? ‒ Наконец люк открылся и, моему взору предстали три цилиндрических предохранителя.
– До того как наступит ночь, осталось пятьдесят минут. Все наши ресурсы брошены на эту миссию. Сколько нужно времени, чтобы добраться до метки?
– Если поспешить, тридцать минут. – Я покачал головой, не веря в то, что мне предстоит снова отправиться в то жуткое место среди арочных скал. – Верхний предохранитель сгорел.
‒ Понял, беру. ‒ Он загремел чем-то. ‒ Значит полчаса туда, полчаса оттуда и там, не дольше десяти минут. Верно?
‒ Верно.
– Итого, один час и десять минут. ‒ Я думаю смогу задержать и Лену и Маера до твоего возвращения.
‒ А если нет? ‒ Я обернулся и увидел приближающегося ко мне Колла.
‒ Так, все! Отставить разговоры! ‒ Он вдруг замахал на меня руками и забрал болтоверт. ‒ Давай иди, я сам поменяю. Времени нет на болтовню! Поторопись, пока Лена занята Марком, она не должна тебя увидеть. Транспорт тебя ждет. Метка уже закреплена на нем.
Я подчинился. А что мне оставалось делать? Александр Колл был моим непосредственным руководителем при проведении работ на поверхности Беты, и хотя я осознавал, что в его приказах есть что-то неправильное и возможно опасное, все же запустил двигатель квадроцикла и покинул место посадки.
‒ Корин? ‒ Уже отъехав на сотню метров, я снова услышал Колла.
‒ Да.
‒ Без паники только. ‒ Он усмехнулся. ‒ Если я сказал, что задержу, значит задержу!
И все же с каждым метром пути удаления от взлетно-посадочного модуля, в груди все сильнее нарастало плохое предчувствие.
Глава 15
Я Корин Ройа и это моя история
Больше всего на свете мне хотелось сказать в тот момент Коллу, что я никуда не поеду. Никаких новых меток я ставить не собираюсь. С меня хватит. Я чуть не потерял Марка, а поставленную передо мною задачу, выполнил в полном объеме и мне плевать, что там не так с оборудованием, за исправность которого должен отвечать он. Но ища себе оправдание в том, что я не поступил именно так, а оставшись наедине с целой холодной планетой, я все больше убеждался, что именно так поступить было и нужно, я убеждал себя в том, что просто иду ему на встречу. Так сказать, соглашаясь на то, на что согласился, возможно, смогу расположить хмурого и малообщительного Колла в свою сторону, да и возможно, выправив ход миссии, заработаю себе больший авторитет.
Объезжая уже ставшие привычными черные валуны, выплывающие из тумана, практически перед носом квадроцикла, я перебирал в уме варианты того, как могли развиваться события, откажись я выполнять этот приказ и не стал бы прикрывать его задницу. Прежде всего, я представлял реакцию командира Маера и то, как Колл начал бы выставлять виноватым меня в том, что произошел срыв сброса траулеров.
Последствия мне были понятны. Но ведь у меня все еще была запись с камеры шлема, где точно видно, что репер был установлен правильно, а сигнал с него пропал по совершенно другой причине. А именно, по причине какого-то механического повреждения. И даже если Колл будет продолжать настаивать на том, что его устройства координат не могли выйти из строя самостоятельно, Маер ведь тоже человек далеко не глупый. Он прекрасно понял бы меня и принял бы мое объяснение. Вся вина в итоге все равно легла бы на инженера, и Маер ни за что не обвинил бы меня в отказе Коллу ставить новый репер. А что произойдет, потом? Если дело дойдет до агентов Колониальной Федерации? А если командир встанет на мою сторону, то Колл, несомненно, постарается вынести эту ситуацию на их решение. Он хитрый и он имеет доступ ко всем системам на борту СИД. Возможно, подчистит записи с камер, устранит улики неисправности оборудования. Тогда уже мне вряд ли кто поверит. Репер ставил я, и что там с ним произошло, уже никого интересовать не будет. Главное, что после моего монтажа с него пропал сигнал, а значит, виноват я. Значит, если смотреть в будущее, то я, возможно, сделал правильно, что не отказался и решил выполнить приказ.
Да что я вообще об этом думаю? Почему все должно быть именно так, именно плохо? Я теперь в команде и в этой команде принято доверять друг другу! Значит, я должен доверять Коллу и делать так, как он говорит! Я резко выдохнул и, забрало шлема на секунду запотело, но тут же микроинверторы системы вентилирования вернули его в прозрачное состояние.
Гнал я так быстро, как только мог в условиях практически нулевой видимости. Туман начинал превращаться в блестящие частицы микроскопических кристалликов, которые казалось, парили в атмосфере. Камни и валуны, попадающиеся мне по дороге через плато, казались мокрыми. Но это была не вода. Это были осевшие, набравшие вес, крупицы нитрида водорода, словно токсичная роса, окутавшая в туман безжизненное поле каменных цветов.
Когда плато закончилось, и песок на относительно ровной поверхности сменили валуны и вертикальные выросты из почвы, скорость пришлось сбавить. Так что, перед узким проходом, устремляющимся вверх через арочные своды, я оказался не через тридцать, а через сорок минут. Сверив время, я заволновался, что теперь придется поспешить во время пешего перехода до места установки метки, чтобы сэкономить оставшееся время.
Остановив квадроцикл у обрыва и водрузив на плечо достаточно тяжелый и неудобный груз, как можно быстрее шагая, насколько позволял мне ставший ненавистным тяжелый костюм, по узкому проходу между скалой и бездной, я поспешил вперед.
На половине пути начались сумерки. Атмосфера при движении частей моего тела сквозь нее, рассеивалась совершенно нереально и даже сказочно, словно я пробирался сквозь волшебную мантию из дыма, которую можно не только увидеть, но и почувствовать. Воздух как будто ожил и играл передо мной, разлетаясь от меня в разные стороны от каждого моего движения, парящими волнами. Видимость из-за этого ухудшилась еще больше. Сенсорный экран на предплечья левой руки показал, что температура окружающей среды опустилась до минуса ста пяти градусов по Цельсию. За какие-то несколько минут стемнело практически до сумерек и мне пришлось включить встроенный в область правого плеча мощный вспомогательный фонарь. Хотя толку от него оказалось не много. Если фонари квадроцикла были адаптированы для освещения в туман, то вспомогательный фонарь в таком спектре светить не мог и его луч поглощался и словно упирался в желтую стену уже через метр от меня, что создавало больше неудобств, чем пользы.
И все же я старался. Я рдел всей душой за спасение этой миссии и таким героическим, как хотелось думать, поступком, зарабатывал себе авторитет в глазах Маера. Старый командир, когда-нибудь, уйдет на пенсию. Ему нужен приемник. Так почему же им не стать мне! А кто еще? Лена? Нет, она уйдет вместе с ним. Марк? Снова нет! Он легкомысленный, привыкший выполнять команды, пусть и хоть веселый человек, но не лидер. Остается только Колл. Да, если после ухода Маера, должность командира СИД будет перераспределяться исключительно по волеизлиянию Колониальной Федерации, то скорее всего новым командиром экипажа станет Александр Колл. Вот тут-то мне возможно и пригодится то, что я сейчас исправляю его ошибку. Потому что от Марка он точно избавится, ввиду царящей между ними личной неприязни, ну а у меня теперь будет плюс остаться в его команде и стать первым пилотом.
Чтобы там ни было, я сегодня постараюсь убить сразу двух зайцев. Мой поступок по замене репера в любом случае поднимет меня в глазах командира, и каким бы не оказался в дальнейшем результат всей этой компании, я буду на плаву. Я сделал так, как хотел Колл. Если Маеру суждено уйти, а мне не стать командиром… Командиром! Да о чем я вообще думаю! Кто я такой, чтобы компания поставила меня командиром? Это мой первый полет на СИД и вообще в качестве второго пилота. Я молодой и зеленый совсем еще. Несомненно, командиром станет Колл, и вот тут мой поступок даст ему повод доверять мне и оставить в команде, когда вслед за Маером уйдет Лена и Марк. Я эгоист? Да, наверное, но я слишком долго ждал должности пилота в этой жизни и без боя ее не отдам.
В какой-то момент пути, система информирования показала на проекции забрала температуру окружающей среды, минус девяносто шесть градусов по Цельсию, обозначив эту цифру красным цветом. Атмосфера, наполненная нитридом водорода, из волшебного дыма начинала превращаться в желе. Становилось сложнее двигаться. Сопротивление планеты усилилось. Коллу придется задерживать Лену и оттягивать время взлета дольше, чем предполагалось.
Одно радовало, что упавшая критически в минус температура, повлияла на падающие из верхних слоев атмосферы вихри. Пока я шел до метки, меня дважды настигали потоки ветра, но сила их уже не была не та, что какой-то час назад. И все же первый поток заставил меня броситься под утес и прижаться к камням, зажав чехол с меткой между коленями, но уже через несколько секунд я понял, что сила его была настолько слаба, что некоим образом не могла повлиять на мое передвижение к цели. Поэтому, когда меня настиг второй вихрь, я просто не обратил на него внимание.
В месте установки меня ждало удивление. Увидев уже второй репер, я упал рядом с ним на колени и, осветив светом наплечного фонаря, обнаружил аналогичные повреждения, которые были и в первый раз. Только в этот раз, они были куда серьезнее. По спине опять пробежал холод. Сознание на секунду, отбросив логику и здравый смысл, поддалось приступу страха и сердце забилось так, что система жизнеобеспечения костюма, вывела на дисплей предупреждение, решив, что у меня сердечный приступ. В этот раз устройство было не просто повалено, оно было до не узнаваемости изуродовано, так изуродовано, как будто по нему на скорости прошелся траковый транспортер.
Сомнений в том, что репер имеет именно механические повреждения, в этот раз у меня совершенно не было. Но как? Как такое могло произойти? Что было способно до такой степени изуродовать устройство, облаченное в полиметаллический корпус, в условиях, где с трех с трех сторон его окружают каменные стены, а с четвертой стороны, с трудом к ней протискивается человек? Вспомнились слова Марка. Да ну, бред!
Я усилием воли отбросил в сторону страхи и сомнения. У Марка галлюцинации. Тут нет никого кроме камней и песка! Только… только вот, чтобы превратить довольно прочное навигационное устройство в груду покореженного металла, никакого камня будет не достаточно. Тут нужно чтобы на него вся скала упала.
– «Орфей», прием! – Я решил вызвать Колла или Лену.
Кого-то из них и кого, было уже не важно. Причем по общему каналу. Но тут же заметил на проекции забрала, отсутствие иконки цифровой связи.
Связи опять не было.
Думай, Корин! Думай! Я подгонял сам себя в своих мыслях, в то же время, стараясь, полем зрения, синхронизированного с камерой шлема, охватить как можно больше мелких деталей на месте установки, пока убирал поврежденный репер и удалял из-под него остатки анкеров и мелкого гравия, образовавшегося при ее повреждении. Я спрашивал сам себя и сам себе старался отвечать, строя догадки на логических умозаключениях, но отвечая, каждый раз тут же понимал, что просто несу какую-то чушь. Несомненно, на этот вопрос есть однозначный все объясняющий ответ, и есть причина. Какая? Сейчас не знаю. Единственным логическим объяснением могло стать только то, что репер каким-то образом взорвался изнутри! Но как? В его устройстве нет ничего взрывоопасного… или может мне плохо знакомо его устройство? Ладно, больше нет времени думать об этом. Я должен спешить. Должен спасать миссию. Я должен установить новую метку, а потом, возвращаясь к месту высадки, надеяться, что с ней не произойдет того же, что и с двумя предыдущими.
Наконец, расчистив место установки, я извлек из чехла новый репер и, так же как и прежде стал проделывать с ним манипуляции для закрепления в грунте и активации.
Когда из «стартовой» выстрелил третий пиропатрон, я вдруг услышал за спиной резкое движение, за которым последовало падение камней. Звук осыпающейся породы был достаточно громкий, так что падал явно не один камень. Казалось, что произошел небольшой обвал.
Я обернулся и так резко как позволял защитный костюм, вскочил на ноги. Потом до максимальной мощности увеличил свет наплечного фонаря, хотя прекрасно понимал, что видимость он совсем не улучшит. Серой пеленой в метре от меня стояла туманная стена. Что тут происходит? Прекрасно понимая, что двигаться, так как я это слышал, тут ничего не могло, я все же с опаской двинулся вперед, медленно шагая, почти крадясь. Не понимал я тогда еще, что фонари, светившие в туманную мглу, как мне казалось, освещающие мне путь, не просто не давали преимущества мне, а наоборот лишь делали меня заметным в густой среде.
В руке крепко сжался стальной стержень, бывший когда-то частью стойки репера. Вытянув его вперед, я шагал. Я явно слышал звук похожий на шаркающие по каменной поверхности, шаги. Так что, как бы я не убеждал себя в нелогичности и абсурдности того, что тут есть что-то живое кроме меня, я просто был обязан это проверить, убедиться и успокоиться. Страх поразивший меня в тот момент не шел в сравнение ни с одним чувством, которое я когда-либо ощущал в своей жизни. Он был настолько явен и чист, что выливался холодным железным привкусом в пересохшем рту. Наполнил каждую клетку моего тела. Как стальной клинок пронзал мой позвоночник по всей его длине все глубже и глубже с каждым ударом сердца. Больше всего сейчас, я хотел, чтобы стержень в моей дрожащей от страха руке, наткнулся на взмывавшую резко вверх скалу, чтобы не оказалось рядом со мной чего-то необъяснимого и способного убить.
Еще шаг, еще. Просачиваясь сквозь туманную пелену, я делал мелкие шаги, не дыша, после каждого шага замирал на несколько секунд и вглядывался в серую мглу. Снова вспомнились слова Марка об оживших камнях. Он был тогда очень, очень сильно напуган. Интересно, он чувствовал то же самое что и я? Такой же страх?
Все сейчас зависело от того, что найдет на пути мое не очень-то существенное оружие. Если стену из скалы, то Марк просто бредил, а если… тогда не знаю.
Новый шаг и я почувствовал под стальной обрезиненной подошвой сапога правой ноги небольшой камень, как мне показалось, он был где-то размером с кулак. Нога пошатнулась. Я выругался, но ногу не убрал и шагнул дальше.
Внезапно камень раскололся и выскочил из-под ноги. Я потерял равновесие, взмахнул руками и упал. Зачем-то зажмурился, когда падал. Открыл глаза, лежа на спине. Выругался и начал подниматься.
Стержень я выронил. Он отлетел вперед и, звякнув о каменную преграду, упал. Скала оказалась даже ближе чем я думал. Теперь я смутно, но различал сквозь туман ее черную шершавую поверхность.
Надо же. Я вздохнул. Как глупо вышло. Появилось чувство облегчения. Страх моментально отступил, заставив меня усмехнуться и почувствовать себя глупо и нелепо. Я поднялся на ноги и, вздохнув, помотал головой. Наслушался бредней Марка. Это все камни. Ну, кто тут может быть кроме них! Чувствуя себя ужасно глупо и зная, что точно никогда никому не расскажу о том, как я испугался камнепада, я для пущей уверенности и чтобы доказать самому себе, что страхи были беспочвенными, шагнул уверенно вперед, навстречу скале, о которую ударился мой стержень. Шагнул, но попал в пустоту. Шагнул опять, но скалы так и не было.
Я подобрал стержень и сделал еще несколько шагов вперед. Скала оказалась метрах в шести от того места где я упал и выронил его.
– Быть не может…
Мне что показалось? Я же отчетливо видел, как металлический предмет ударился о камень и отскочил, я же слышал звонкий звук удара. Быть может из-за тумана расстояние до скалы, мне виделось значительно меньше, а не шаг-полтора, как я думал? Может у меня тоже отравление парами аммиака? Может у меня галлюцинации как у Марка? Я проверил герметичность костюма, но система жизнеобеспечения показала, что все функции костюма работают в штатном режиме.
Ну да ладно. Нужно просто поскорее убираться отсюда. И без того задержался дольше отведенного времени. Коллу придется довольно долго задерживать Лену. Еще и связи нет! Видно дело не только в предохранителе блока связи. В итоге решив, что думать о происходящем буду сидя в светлом и теплом лобби СИД, сытый и выспавшийся я, подобрав изуродованную метку, немедля больше не секунды, поспешил вниз.
Представляю, как нервничает от всего этого Лена. Она меня порвет, когда я вернусь. Как интересно там Марк? Пришел он в себя? А Марта? Что она интересно там делает? Кажется ей вообще плевать на исход миссии и на судьбы экипажа. Она, наверное, собирает камушки в свой бокс и снимает валуны на видео. Интересно думает ли она обо мне? Ведь понятно уже всем, где я и что делаю. Да конечно, это моя первая экспедиция с этими людьми. Я не успел еще должным образом влиться в этот коллектив, я еще новичок для них, если вовсе не чужой.
С этими мыслями, стараясь думать о команде и выбросить из головы страх перед практически наступившей ночью, странными звуками похожими на шаги и скалами, которые оказываются то ближе то дальше, я двигался вперед, ведомый огромным желанием что бы, наконец, закончился бы весь этот кошмар.
Время, отведенное Коллом, на замену метки должно истечь ровно через десять минут. Сейчас, по его расчетам, я должен быть уже на совсем близко к взлетно-посадочному модулю. Я снова попытался выйти на связь, на ходу обновив данные связи, но сигнала все так же не было. Активировав на консоле управления защитным костюмом, навигационную программу, я не удивился когда понял, что и она не принимает данные от главного координата ‒ «Орфей». Значит, они меня не только не слышат, но и не видят. До того места, где я оставил квадроцикл, оставалось двигаться около минуты. Ошибиться дорогой было не возможно. Идти нужно было вдоль обрыва кратера и, в самом начале подъема стоял мой транспорт. Я шел, как мог быстро. Серая пелена тумана за какие-то секунды стала еще гуще и темнее. Экзоматериал костюма хрустел при каждом движении моего тела от критически упавшей температуры. Наступала почти кромешная темнота. Холодная, мертвая и жуткая темнота Проксима b. Экран консоли сообщал мне о понижении температуры окружающей среды до ста пятнадцати по Цельсию ниже нулевой отметки.
В какой-то момент, когда я спускался по узкому проходу, все время упираясь в огромные валуны и выступы, пока по левую руку не открылась пропасть кратера, я снова услышал звук шаркающих шагов, только он прозвучал еще громче и на этот раз его не сопровождал грохот падающих камней. Оборачиваться смысла не было, я бы все равно ничего не увидел. О страхе я старался не думать, зная, что скоро уже окажусь верхом на квадроцикле, надавлю на акселератор и никто, вымышленное оно или нет, меня уже не догонит. И все же чувство того, что меня кто-то преследует, не покидало меня ни на мгновение.
Я подавлял в себе страхи, заставляя думать, что все слышимое и возможно видимое мной лишь плод воображения, подстегнутого бреднями Марка и последствия слишком длительного нахождения в среде другой планеты, что само по себе действует на психику не лучшим образом.
Квадроцикл я нашел не сразу. И даже успел немного запаниковать, что заблудился, так как искать его пришлось исключительно по памяти, а не с помощью навигационной программы. Когда же нашел, а точнее почти споткнулся об него, то увидев, что с ним стало, просто упал рядом с ним на колени и взвыл от ярости и недоумения, а потом на несколько секунд просто впал в немой ступор. Я не мог поверить своим глазам. Квадроцикл был изуродован до неузнаваемости. Подобно реперу он был практически расплющен и вмят в каменистую почву Беты. На нем не то ехать, вообще нельзя было сказать, что за груда металла и пластика, лежала на холодных камнях в луче моего фонаря. Какую же мощь и силу необходимо было приложить, чтобы превратить машину, несущая конструкция которой состоит из прочнейших сплавов и весом в сто с лишним килограммов, в груду металлолома?
Первая мысль, посетившая мою голову после нескольких секунд ступора, была о том, что теперь мне вообще не добраться до С-2. Квадроцикл был единственным звеном в цепочке моего возврата, и это было намного ужаснее, чем какие-то шаркающие ногами демоны за моей спиной. Вторая мысль была уже о том, что никакое природное явление не могло стать причиной уничтожения моего квадроцикла. Как бы это ни было абсурдно, но единственное логичное объяснение было только то, что это дело рук «кого-то» или «чего-то». Но кого? Или чего?
Может и в самом деле мои страхи и страхи Марка вовсе не напрасны?
Вот теперь точно паника. Смятение! Что делать? Как добраться до места высадки? Снова неудачные попытки связи с надеждой на чудо. Сколько же времени займет возврат к модулю пешком? Два часа? Три? Они точно не будут ждать меня столько времени.
Поднявшись на ноги и, сжав кулаки, я заорал, что было сил и от этого отчаянного крика сконцентрированного внутри шлема у меня заложило уши. И я просто пошел. Пошел, шагая, сжав от обиды челюсти и чувствуя как куллеры системы вентилирования внутри шлема, пытаются выправить увеличенный уровень влаги из-за выступивших из глаз слез.
Надежда на спасение была минимальна. Я точно помню подписанный мною за день до вылета контракт, где очень скользко и юридически грамотно был оговорен приоритет выполнения условий миссии перед жизнью исполнителей. Сначала сброс, потом спасательная операция. А значит, они взлетят без меня. Отсутствие члена команды больше пятнадцати минут после отданной команды руководителя работ, о подъеме на борт модуля, является причиной для вылета без него. Командир закончит работу, и только потом они вернутся за мной. Может быть вернутся. А это значит, что мне как-то нужно будет пережить сначала падение траулеров, которые, скорее всего, повредятся и произойдет радиоактивное заражение поверхности, а потом ночь.
При радиоактивном заражении окружающей среды, защитный инженерный костюм сможет поддерживать жизнеспособность организма еще девяносто минут. Потом появятся первые признаки лучевой болезни, вызванной излучением. Тошнота и рвота.
Рвотная масса будет скапливаться в пространстве шлема и если ее будет слишком много я либо захлебнусь ей, либо мне придется делать то, что просто противно представить, но предстоит сделать, чтобы отсрочить свой конец еще на некоторое короткое время. Потом, если я переживу рвотные позывы, появится головокружение из-за падения артериального давления и скорее всего потеря сознания. Помимо всего прочего, начнут отказывать внутренние органы. Почки, печень, селезенка. Лимфатические узлы на шее, под мышками и в паху разбухнут, появятся шишки. Последнее что я уже не буду помнить это приступ эпилепсии, во время которого и остановится мое сердце, а забрало шлема, возможно, зальет кровью от откусанного языка. Так что если целостность траулеров при падении нарушится то, скорее всего мне не придется думать о том, как пережить ночь на этой планете.
Жуткая смерть. Меня передернуло и окатило жаром. Лучше просто взять и снять шлем. При температуре окружающей среды минус сто двадцать градусов по Цельсию, все произойдет куда быстрее, чем от радиации. Я, наверное, даже не успею отравиться ядовитыми атмосферными газами. Я задержу дыхание и, через пару десятков секунд мой мозг просто замерзнет и, не нужно будет проходить через весь тот ужас, не придется съедать собственную рвотную массу, биться в конвульсиях и жутких мучениях.
Еще раз убедившись, что связь с С-2 отсутствует, я остановился, и руки невольно потянулись к механизму крепления на шее. Лихорадочно дыша и в пелене ужаса четко осознавая, что сейчас я делаю последние вздохи в своей короткой и никчемной жизни, наверное, что-то крича и чувствуя как пока еще текут мои слезы, я отстегнул защитный кожух и отвел в сторону фиксатор замка шлема. Информационный дисплей на левом предплечье и зона уведомлений на забрале шлема тут же замигали красным и, микшер издал предупреждающий звук о том, что разгерметизация опасна для жизни. Оставалось лишь повернуть зажатый в пальцах фиксатор и надавить на него. Механизм тут же откинет шлем, назад оголив мою голову, покрытую лишь тонкой тканью капюшона теплосберегающего комбинезона, который всегда одевается под костюм, независимо от его назначения.
Я зажмурился, сделал вдох. Еще один и как можно глубже и наполнив легкие воздухом, дрожащими пальцами, стал поворачивать фиксатор. За спиной вновь раздался звук шаркающих шагов и треск. Это было что-то новое. Треск я еще не слышал и он точно сообщал мне о том, что его производит вовсе не безликая и безжизненная природа желтой планеты. Такой звук, напоминающий звук трещотки только в быстро меняющихся тональностях, должен был издаваться именно кем-то! И он был совсем близко. Казалось прямо в метре или двух от меня. Он не прекращался и становился все громче, а через секунду я услышал жуткий скрежет, похожий на тот, который мы слышали во время толчков после взрыва.
Пальцы бросили фиксатор замка шлема и желание перед смертью увидеть причину всего того, что происходит со мной, увидеть моего обидчика, кем бы он ни был и из-за кого или чего я не смог вернуться к своей команде и теперь вынужден погибнуть тут, взяло верх. Кто же ты есть? Что ты такое, что разрушило в один час всю мою жизнь, сведя к нулю все мечты, амбиции и стремления?
Я обернулся. Страха уже не было. Вместе с ужасом перед этой планетой и ее природой он плавно перешел в покорное смирение перед тем, что меня ожидало. Но и безразличия я не чувствовал. Я очень хотел видеть то, что находилось в тот момент у меня за спиной.
Обернувшись, я застыл, раскрыв рот от удивления. Передо мной возвышалось нечто. Даже почти в кромешной темноте и сквозь туманную густую пелену, я увидел это. Огромный черный валун неправильной круглой формы. Он стоял совсем рядом и дрожал. При каждой волне дрожи из него вырывался трещащий звук, а в его центре, часть его плоти была раскрыта словно бутон цветка, обнажая что-то белое. Рассмотреть его более детально я не мог из-за темноты и тумана, а мой фонарь подсвечивал лишь контур и только крупные его черты. Без сомнения это было существо и, как я мог определить, его круглое тело состояло из камня. Теперь до меня начинало доходить то, что имел в виду Марк, когда в агонии кричал про ожившие камни. Существо словно склонилось надо мною, в полтора или два раза превышающее человеческий рост. Оно вздрогнуло и снова издало громкий треск, выведя меня из состояния ступора.
Еще минуту назад, я, пытавшийся покончить жизнь самоубийством, чтобы не испытывать мучения обеспеченные мне после облучения из-за выброса отработанного урана, под воздействием инстинкта самосохранения, упал на спину и стал отползать от этого каменного великана, вспахивая почву локтями и ступнями сапог. Пока я полз, луч моего фонаря хаотично плясал в разные стороны, но все время находил его в темноте и он каждый раз был ко мне ближе.
Да кто он такой? Обитатель чужого мира! Что же ему нужно от меня?
Да что тут думать! Мы вторглись в его дом, мы взорвали тут бомбу, мы собираемся заразить радиацией его мир! Видимо он просто пытается делать все, чтобы сохранить свою планету такой, какой он привык е видеть.
Чтобы делал Человек, если бы в Его дом на Землю пришел кто-то, кто захотел бы превратить ее в свалку радиоактивных отходов? Человек сделал бы все, чтобы не допустить этого. Человек защищался бы. Защищал бы свой дом. Мы бы встали всем человечеством грудью, живым щитом на пути узурпатора.
Но это существо… Разумное ли оно? Может ли оно мыслить и имеет ли оно сознание, чтобы понимать и осознавать происходящее вокруг? Способно ли оно мыслить или подобно насекомому существует лишь посредством природной программе инстинктов репродукции и самосохранения?
Тогда это существо пыталось меня убить. Он пытался раздавить меня, катясь вперед, перед началом движения закрыв свой «бутон». Он пытался убить захватчика вторгшегося в его дом, уничтожить, чтобы избавить свою планету от угрозы, которую он видел в моем лице. А может и просто он хотел убить меня, только потому, что сильнее и больше. Может это животное просто поиграет с моим телом, словно щенок с мячиком, как впрочем, поиграл с меткой и квадроциклом.
Не понимая как, но я сумел вскочить на ноги с такой ловкостью, которая казалась просто нереальной для человека в тяжелом инженерном костюме. Что-то вдруг придало мне сил. Адреналин, выбросившийся в кровь, заставлял сердце биться с бешеной скоростью, а мозг принимать быстрые решения, от которых зависела моя жизнь.
Я и совершенно забыл о том, что минуту назад хотел снять шлем и умереть. Как жаль, что мне не добраться до места посадки С-2. Команда должна знать, что эта планета не мертвая, что здесь есть жизнь. Сколько их неизвестно. Быть может, это существо обитает тут в единственном числе, а может из тумана за расправой надо мной наблюдают еще сотни или тысячи таких, как и он. Неизвестная до сегодняшнего дня форма жизни, живущая среди ледяных скал в среде, которая на восемьдесят процентов состоит из нитрида водорода. Эй, ученые Земли, могли бы вы подумать, что первый контакт человечества с внеземным жителем будет таким? Вы так себе это представляли?
А ведь я мог бы разбогатеть, если случилось бы чудо и я все-таки смог бы вернуться домой! Я бы стал знаменитым! Обо мне твердили бы на каждом углу и приглашали участвовать в научных и развлекательных медиашоу!
Но это была ирония обреченного на смерть представителя человеческой расы, который убегал от огромного черного существа, рассекая оранжевым костюмом густой туман, зачем-то оттягивая тем самым свой конец. Видимо я просто не хотел погибать от рук какого-то инопланетного монстра.
Глава 16
Я Корин Ройа и это моя история
Я не поверил тогда Марку. А кто бы поверил? Как можно вообще поверить в то, что за ним по плато другой планеты, гонялись ожившие камни! Да ведь это полный бред! Естественно я думал, что он в бреду и у него галлюцинации. Должно быть, ему и ему сейчас никто не верит. А он возможно уже пришел в себя и пытается предостеречь Лену и Колла. Рассказывает им то, во что поверить в принципе невозможно. Они его, наверное, успокаивают, внушают ему, что у него последствия отравления парами нитрида водорода и считают, что он просто свихнулся. Да и мне, если что никто не поверит. Если еще и я вдруг затяну по возвращении подобную песню…
На лицо будет явно массовое помутнение рассудков. Но скорее всего им вряд ли придется услышать от меня какие-то объяснения по поводу того, что видел я и чего-то еще в защиту слов Марка. Я опаздывал к месту посадки С-2 уже на десять минут и прекрасно понимал, что путь к нему предстоит преодолеть еще не близкий. Около двух часов пешим шагом. Да ясно и понятно, что ждать они меня не будут, не смогут! Если была хотя бы связь. Если бы я только мог сообщить о себе! Попросить, чтобы меня немного подождали и сказать, что я знаю смысл слов сказанных Марком об оживших камнях.
Плато накренилось и, я почувствовал, что двигаюсь вниз по наклону градусов в тридцать. Ноги почувствовали песчаный склон. Самое страшное, что я не помнил этого места и в моих мыслях, по пути к метке, плато было относительно ровным. Я точно не проезжал тут на квадроцикле. Скорее всего, я сбился с пути, а система навигации по-прежнему не отвечала на запросы. Ее иконка в визоре мигала красным, впрочем, как и иконка цифровой связи.
Темень, хоть глаз коли! Не было видно абсолютно ничего, не было разницы, как идти, с закрытыми глазами или нет. Фонарь совершенно не помогал. Не сбавляя шаг, я обернулся и не увидел ровным счетом ничего. Рассеянный луч, вырывающийся с плеча моего костюма, скользнул по туманной мгле. Где мой преследователь? Я не знал, близко он или далеко. Способен он перемещаться с той же скоростью, как и я или быстрее. Старается ли он меня догнать или догнать меня для него ничего не стоит, и он где-то совсем рядом, просто забавляется моими страхами, зная прекрасно, что мне далеко не уйти! А может, он отстал или вовсе не собирается меня догонять? Почему? Ничего этого не знал. Ни на один вопрос я не мог ответить, но продолжал двигаться вперед. Какие мысли или инстинкты им двигали? В любом случае, рядом с собой я не слышал ни стрекота, ни шаркающие, похожие на шаги, звуки.
Нужно было как-то определить направление в сторону С-2. Я явно шел не туда. Но как это сделать, не имея навигации? Еще один вопрос.
Дисплей в рукаве и визор забрала шлема сообщали о слишком высоком сердечном ритме и перерасходе кислорода в дыхательной смеси. Плюс ко всему система так же напомнила о критическом наполнении мочесборника, но останавливаться, чтобы сменить его, времени не было.
Место посадки явно должно было подсвечиваться световыми элементами и модуля и переносными устройствами. Пришлось остановиться и выключить фонарь. Только так я мог всмотреться вдаль, в темноту и даже в какой-то момент мне привиделась искорка света, где-то вдалеке, левее моего направления движения. Я направился в ту сторону. Но уже через несколько больших и быстрых шагов, вдруг понял, насколько сильно устал и выдохся. Сердечная дробь вибрировала по всему композиту костюма, а дышал я так часто, что пересохший рот не закрывался, и лишь изредка приходилось сглатывать кислую и липкую слюну, совсем не дающую влаги.
На плато стали попадаться камни. Одинокие и лежащие группами, большие и не очень валуны. Первый же попавшийся мне камень я почувствовал, споткнувшись об него. Едва не упал, но удержал равновесие и уже через десяток метров пути понял, что теперь уже не получится идти так же быстро.
Камней становилось все больше, и я шел на ощупь, настроив луч фонаря прямо себе под ноги. Встреча с каменным существом, возле изуродованного квадроцикла, мне уже вспоминалась, словно происходила не наяву, а в кошмарном сне. Будто ее и не было вовсе и все что мне нужно, это просто вернуться к своей команде, и нет никого, возможно, идущего по моим следам, кто желает меня убить. А вдруг он специально не нападает на меня и держится на расстояние. Вдруг он все так же идет за мной специально для того, чтобы я его вывел ко всем остальным? Это я его не вижу и не слышу. Я, гость на его планете. Он-то тут дома! Он-то тут, наверное, прошел не один круг эволюции, тянущейся возможно миллионы лет, и прекрасно видит меня и все вокруг в этой враждебной для человека среде. Умеет приспосабливаться к ней, пользоваться ею и пользоваться тем, что для меня она непривычна и опасна. Мысль о том, что он специально уничтожил мой транспорт, чтобы я не мог двигаться быстро и вывел его к месту посадки С-2, появилась в голове, спровоцировав новый приступ тахикардии. Если так, что мне делать? Продолжать идти, тем самым возможно обрекая на смерть всю команду, но имея шанс на выживание и бегство с этой планеты, или остановиться, пожертвовав собой. Точно погибнуть, но точно спасти и всю свою команду? Я усмехнулся. А как бы поступил Грек Маер? Хотелось бы верить, что пожертвовал бы собой ради всех остальных. Хотя нет, наверное, не хотелось бы в это верить. Ведь это означает, что поступи я так и моя жизнь точно окончена! Я не готов был умереть. Я почувствовал себя эгоистом. Лишенным благородства человеком. А пилот должен быть благороден? Пилот должен по определению поступать именно так? По определению должен. Значит, наверное, мне все-таки не место среди таких людей как Маер, Лена и Марк. Не место, потому что я принял решение использовать возможный шанс выжить, даже если это подвергнет смертельной опасности всю команду. Я немного отдышавшись, двинулся вперед через плато в направлении той точки на черной туманной мгле, где несколько минут назад видел искорку света.
Через пару сотен метров я налетел на огромный валун, размером вполовину человеческого роста. Просто не заметил, как тот возник на пути. Перелетев кубарем через него, я покатился по склону. Это явно был какой-то древний кратер, ставший спустя миллионы лет, обычной ямой округлой формы, каменные склоны которой постепенно превратились в песчаник. Когда падение, сопровождаемое несколькими ударами о другие более мелкие камни, прекратилось, я замер. Я цел? Спустя несколько секунд появилась боль в спине и в правой ноге, ниже колена. Но как бы там не было, нужно было подниматься. Нужно было продолжать идти. И хоть только чудо могло отсрочить взлет на такое длительное время, я продолжал питать надежду и надеяться на чудо. В спине терпимо ныло, а вот нога болела сильно. Боль была резкая и пульсирующая. Я попытался встать, но тут же отбросил эту идею, сфокусировав взгляд в визуальном поле забрала. В проекции пищал и сообщал миганием, о чем-то серьезном и опасном, красный предупреждающий сигнал. Что это?
Проморгавшись, я прочитал. Предупреждение сообщало о нарушении целостности защитного костюма. Это означало только одно – конец.
Я откинулся на спину и взвыл. Просто выл, диким голосом, потом орал, колотил кулаками в стекло шлема, в грудь, цеплял, лежа на спине, ладонями песок, нащупал небольшой бесформенный камень и что было сил, бросил его куда-то в пустоту.
Выл я не от боли. Выл я от того, что несколько секунд назад, на том валуне, о который я споткнулся, погибла, хоть и смутная, но единственная и последняя надежда на возвращение к модулю. Теперь можно было смело, не задумываясь не о чем, брать и отстегивать шлем, запуская в свои легкие концентрированный нитрид водорода, который и так скоро попадет в систему дыхания, через пробоину на ноге, если уже не проник. Я чувствовал, как слезы выступили из глаз и покатились по щекам. Слезы от обиды и отчаяния.
Через силу заставив себя успокоиться, и сосредоточится на реальности, какая бы она не была, я как смог изогнулся и посветил наплечным фонарем себе на ногу. Немного ниже колена, сквозь мрак я увидел небольшой пролом композитного ножного защитного панциря, из которого виднелись куски рваной ткани. Стало холодно. Пальцами ноги и ступней я мог шевелить без труда, но стоило мне начать сгибать ногу в колене или начать упираться на нее, как тут же, резкая боль пронзала кость.
Я и подумать не мог, что со мною может такое произойти. Когда Марк, лежал с поврежденной рукой на каменном выступе, что служил нам дорогой, и который огибал арочные скалы и каньон, я четко понимал ситуацию, прекрасно знал, что я должен делать. Все как учили, все по инструкции. Я смотрел на него, пытался помочь, но и представить не мог тогда себя на его месте. А теперь вспоминаю его и осознаю, то, как повезло ему тогда, что в тот момент, рядом с ним оказался кто-то еще, на кого можно было положиться. Я отдал бы половину жизни сейчас за то, чтобы рядом со мною оказался теперь он.
Интересно, сколько потребуется времени моему преследователю, чтобы понять, что я больше не способен двигаться и что я не приведу его к остальным человеческим особям? Сколько ему нужно будет времени, чтобы убить меня? Пять? Десять минут? И самое главное, как он собирается это сделать? Скорее всего, смерть не будет быстрой. Нет уж. Я лучше отдам половину жизни за то, чтобы оказаться сейчас со всеми вместе на С-2!
Но половину жизни за чудо отдавать было не кому, а вот всю ее, скоро заберет инопланетный монстр, идущий за мною по пятам и мечтающий разорвать меня на куски.
Переключив систему жизнеобеспечения на консоле управления в рабочее состояние, я запустил диагностику. Посторонних веществ в системе дыхания пока обнаружено не было. Нижняя часть инженерного защитного костюма, в меньшей мере участвовала в дыхательном процессе. Система вентилирования нагнетала туда ту же самую дыхательную смесь для регулирования давления и температуры тела, но это происходило отдельно от верхней части, из которой инверторы шлема забирали ее для дыхания. В какие-то моменты происходило перемешивание дыхательных смесей, а до этого момента у меня еще оставалось время, чтобы не отравиться и ясно мыслить. Я дистанционно открыл блок первой помощи. Выдвижной резервуар выскочил из ранца жизнеобеспечения и упал на песок рядом со мной, с правого бока. Я согнул левую ногу в колене и положил блок на себя сверху. Конечно, сначала нужно было убедиться, что в поврежденный участок защитного костюма не попали инородные тела, но у меня на это просто не было времени. Подтянувшись немного к пологому склону воронки и заняв сидячее положение, чтобы можно было дотянуться до колена рукой, я обильно залил внутрь пенообразный септик из блестящего баллончика и стал натягивать на ногу полимерный чехол с металлическим фиксирующим кольцом. Боль немного стихла, я чувствовал как пена заполнила пространство между композитом и ногой, появился зуд и жжение, казалось будто насекомые скребутся в ране. Сомнений не было, голенная кость была сломана. Насколько перелом серьезен, я судить не мог, но судя по тому что, пена, попав в рану, заклокотала, будто кипяток на огне, ничего хорошего там не было. Теперь оставалось разобраться в довольно не простом интерфейсе, как заблокировать перемешивание сред между нижней и верхней частью системы жизнеобеспечения.
Почему-то, я вдруг сильно захотел, чтобы сейчас рядом со мной, в этом реликтовом кратере, оказался командир Маер. В воображении четко всплыло его лицо с постоянной ехидной ухмылкой. Мне казалось, что окажись он тут со мной, в такой же ситуации, в таком же оранжевом костюме, то преодолеем мы вместе любые трудности, и не страшны будут тогда никакие опасности. Не страшны тогда будут ни инопланетные монстры, ни смертоносные кратеры с зыбучими песками. Вот он смотрит на меня, гладит как обычно свою редкую бородку и говорит со мной, и в голос его как всегда пропитан нотами упрека и иронии.
− Что же ты, мальчик, разлегся, как старая бабка на пляже? Смотри, твои друзья все, без тебя улетают! Вперед! Вставай! Не медли! Или хочешь кормом стать для каменных исполинов?
Командир всплыл в моем воображении так явно и четко, что я слышал его голос будто свой, хотя система жизнеобеспечения говорила, что для галлюцинаций мне еще было рано. Наверное, если я сейчас же не встану и не начну снова двигаться вперед, то он будет подбирать разбросанные кругом камни и подгонять меня, кидая в их спину.
Я даже, наверное, улыбнулся в тот момент и кое-как, испытывая жуткую боль в ноге, сделав над собой немалые усилия, перевернулся на живот и подполз к противоположному склону. Принялся карабкаться наверх, помогая себе здоровой ногой. Это оказалось нелегко. Зыбучая почва, состоящая из крупнозернистого песка, просыпалась подо мною, несколько раз я сползал вниз и снова начинал все сначала. Я должен был увидеть снова ту искорку вдалеке. Я должен был знать, что они меня дождутся. Но больше всего я боялся увидеть мерцающие вспышки турбореакторов, уносящих взлетно-посадочный модуль С-2 на орбиту.
С первой попыткой пошевелиться и новой болью в ноге, образ Маера пропал, но благодаря этому образу, теперь было желание бороться и карабкаться вверх, чего бы мне это не стоило. Наконец я выбрался, оставив после себя на песке рыхлый след с самого дна кратера. Перевернувшись на спину, я закрыл глаза и лихорадочно тяжело задышал. Появилась тошнота и першение в горле. Значит все-таки какой-то, пусть даже и ничтожный, процент нитрида водорода проник в дыхательную смесь. Каждый вздох становился все сложнее. В легких появлялась хрипота. Я знал, что доза вдыхаемого мною ядовитого газа была, не настолько высока, чтобы убить меня. Скорее всего, организм уже сможет восстановиться от такого отравления через несколько часов. Токсичные вещества должны вывестись с потом и мочой при условии полного покоя и естественной среды жизнедеятельности человека. Но ни того ни другого у меня не было. Да и времени тоже не было. А где-то тут, совсем близко, во мраке и туманной мгле, искало моей смерти инопланетное существо, похожее на огромный черный камень.
Как минимум сорок минут назад, я должен был по расчетам Колла, вернуться к взлетно-посадочному модулю и благополучно присоединиться к экипажу, чтобы не менее благополучно, со всеми вместе, покинуть поверхность желтой планеты, а после со спокойной душой наслаждаться едой и сладким сном в соте на борту СИД.
Рвотный позыв, подкативший к горлу, вернул меня к реальности, и с трудом справившись с ним, я снова перевернулся на живот. Нужно было понять, где я. Сколько еще идти до места посадки. Какое расстояние я уже прошел. Вдруг они совсем близко и возможно кружат на квадроциклах, обследуя местность в поисках меня.
А потом я снова увидел мелькнувший язычок света. Прямо впереди. И еще достаточно очень далеко, чтобы кричать в надежде, что они меня услышат. Значит не улетели еще. Значит ждут. Сердце заколотилось в бешеном ритме, прилив адреналина, вызванный новой надеждой на спасение, открывал второе дыхание и я, под очередное предупреждение системы жизнеобеспечения о повышении сердечного ритма, стал подниматься на ноги.
Сначала упершись руками, встал на колено здоровой ноги, потом, стиснув зубы и рыча от боли, стал подниматься, стараясь не касаться больной ногой поверхности. Поддерживая себя за колено руками я, попробовал стать на песок ступней, но тут же, резкая боль снова пронзила кость и я упал. Но сдаваться я не собирался и вспоминая лицо командира Маера, которое вселяла в меня надежду на спасение, я продолжал бороться, во чтобы то ни стало и я, вновь стиснув зубы и рыча, принялся подниматься на ноги.
– Колл, прием! Лена! – Кричал я внутри шлема, но связи с командой по-прежнему не было.
Теперь двигался я очень медленно. Задыхаясь, ощущая хрипоту в легких, борясь с постоянными рвотными позывами и волоча за собою беспомощную больную ногу, я старался изо всех сил. Я не знаю, сколько оставалось до места посадки, до той искорки света в темноте, когда внезапно почва под ногами задрожала, а где-то впереди, размыто и тускло из-за тумана и мрака, загорелись четыре белоснежных, словно далекие солнца, огня. Солнца замерцали, и в какое-то мгновение резко взмыли вверх. Раздался громкий свистящий звук, который я никогда не спутаю ни с каким другим звуком. Это был звук работы турбореакторов. Их мощь была настолько огромной, что поднятые ими в воздух столбы пыли, песка и камней, превратившись в потоки ветра, донеслись до меня. Они улетели.
Я упал на колени и смотрел на удаляющиеся, уже высоко в небе, огни. Теперь казалось, что они движутся медленно, хотя я прекрасно знал, что их скорость была выше шестисот метров в секунду. Потом они, мерцая, на какое-то мгновение пропали, заслоненные плотными слоями атмосферы и через секунду появились похожие на четыре крупные звездочки в небе. И снова пропали. Теперь уже на совсем. С-2 улетал, унося с собой мою последнюю надежду на возвращение домой. Улетал не дождавшись. Все мои старания оказались напрасными. Все было зря. Они меня бросили! Они меня предали! Снова передо мной возник образ командира Маера, который уже без улыбки, покачивая головой и едва слышно, говорил мне: Эх, ты! Мальчик, мальчик…
Нужно было сразу снимать шлем, когда хотел это сделать. Никчемный и трусливый я идиот, даже умереть достойно не смог. Жди теперь смерти от ожившего камня. Я этого заслужил. Я снова закричал.
Я лежал в полном мраке, на ледяной песчаной почве чужой планеты, отключив полностью планшет, систему связи и оповещения. Лежал, и все еще чувствуя боль в ноге, просто слушал биение своего сердца и хрипоту в легких. Я знал, что пройдет совсем немного времени и то, что пыталось меня убить у подножья арочных скал, явится вновь и доведет до конца то, что не удалось ему немногим раньше. Теперь ему не нужно идти за мной, чтобы отведать крови всей команды. Я остался один и я полностью в его распоряжении.
Только вот моя смерть для него и для судьбы всей его планеты уже ничего не решит. Как только взлетно-посадочный модуль покинет пределы гравитационного поля Проксима b, командир Маер, сбросит траулеры и скорее всего, радиация, вырвавшаяся из них, уничтожит все живое в радиусе нескольких тысяч метров от точки сброса.
Погибнет все. Начиная от бактерий, если они тут есть и, заканчивая этими каменными существами, если их тут много. Во всяком случае, тот, что пытался меня убить, точно погибнет и будет он погибать мучительно и долго. Быстрее бы он уже меня нашел. Не очень хочется испытывать на себе силу радиоактивного заражения. Но от этих мыслей легче не становилось. Просто нужно было о чем-то думать, а думать о доме, о Земле, о друзьях, о команде, было невыносимо больно.
Ну, где же ты есть!
– Эй! Я тут! – Кричал я. – Я жду тебя! Иди сюда, тварь!
Я стал поворачиваться из стороны в сторону, встав на колени, освещая фонарем кромешную тьму, чтобы он или оно быстрее меня заметило. Давай, скорее, я жду тебя! Я извлек из набедренного кармана пиропатрон и зажал в правой руке. Поднялся на одно колено, и снова стал освещать местность вокруг себя.
Внезапно мне в грудь что-то ударило. Я почувствовал довольно сильный толчок, но удержался. Опустив взгляд, я увидел, что информационный дисплей и внешний динамик на грудном панцире костюма, разбиты. Совсем небольшой камень, но с большой скоростью вонзился мне в грудь. Я заметался по сторонам, но свет моих фонарей, через пару метров, натыкался на черную туманную пелену, вставшую непросветной стеной между мной и этим ненавидящим меня миром.
Еще удар. И еще. Оба в живот. Вот теперь было больно. На экзоматериале оставались глубокие вмятины. Я вскрикнул от боли и злости. И опять, того кто отправлял в меня эти снаряды я не видел, но знал, что он где-то рядом и прямо впереди меня.
Снова удар в грудь. Теперь намного сильнее. И хотя камень, как мне показалось, не был больше предыдущих, но летел он в меня явно с более сильным ускорением. Я даже успел увидеть как он, отскочив от меня, упал совсем рядом. Вот теперь я не удержался на ногах. Потеряв равновесие, я завалился на бок, но пиропатрон не выронил. В глазах потемнело, и я закашлял. Кашель был такой сильный, что мешал дышать, и каждый раз надрывно, отдавался болью где-то внутри. Попытался вдохнуть глубже, но вместо вдоха издал хрипящий звук и почувствовал, как будто внутреннюю преграду в груди на пути дыхательной смеси. Я выдохнул, что было сил, стараясь прочистить бронхи, и снова попытался сделать вдох, но опять закашлял и почему-то почувствовал, как сильно выделилась слюна в ротовой полости. Ее вдруг стало так много, что она потекла у меня по подбородку и стала стекать струей на феростекло забрала внутри шлема. Немного погодя я понял, что это кровь. Мое легкое оказалось пробито.
Я стал переворачиваться на спину. Упираясь трясущимися руками в песчаное плато, с зажатыми в кулаках пиропатронами, я преодолевал боль. Перевалившись с боку на спину и приподнявшись на локтях, я смотрел перед собой помутневшим взглядом в черноту мрака и хрипел все еще пытаясь сделать вдох, но получалось захватить грудью только малую долю дыхательной смеси. Потом кровь хлынула обратно, заливая дыхательные пути. Я начал захлебываться. Воздуха не хватало. Я чувствовал, как с каждой секундой силы покидают меня. Я чувствовал, как задыхаюсь, как темнота вдруг стала окрашиваться белым и перед взором, побежало множество маленьких искр-мошек. В глазах все плыло. Я умирал. Но умирая, я хотел все-таки попробовать на прочность своего убийцу, я хотел знать из какого же, теста состоит это существо.
Я поднял взгляд и сквозь побелевшую темноту вдруг увидел прямо над собой огромное нечто. Оно, подобралось так близко, что казалось, нависло надо мной и замерло словно разглядывая. Рассеянный луч фонаря теперь освещал его. Из его бесформенного тела лепестками раскрылось нутро, из которого оно, судя по всему, метало в меня смертоносные камни. Так вот как оно убьет меня. С такого расстояния, практически в упор, еще один бросок и я точно труп.
– Ближе, тварь! – Слова вырвались с хрипотой и новым потоком крови в ротовую полость.
За те пару секунд, что оно разглядывало меня, мне тоже удалось его рассмотреть. Неправильной округлой формы, с выпирающими в разные стороны шишками и выступами его тело, казалось, состоит из обычного камня. Весь потрескавшийся, в мелких, а местами и крупных трещинах, как почва в пустыне во время засухи, черный, он или оно, необычно дрожало, будто вибрировало и издавало все тот же противный стрекот. В тот момент, с каждым прерывистым дрожанием с него осыпалось что-то, напоминающее мелкий песок. Его тело не разделялось на части, не было членораздельным. Не было у него конечностей или каких-то им подобий. Не было ничего, что могло бы вообще сказать, что это существо живое, но в этом я совершенно тогда не сомневался.
Существо начало странно раскачиваться, а потом, очередной камень вылетел из его лона и впился в почву прямо в нескольких сантиметрах от моего шлема, выбив в воздух куски грунта. Я невольно зажмурился, но уже не испугался. А потом оно еще сильнее наклонилось надо мной. Вот этого момента я и ждал!
– Жри, мразь! – Я закричал что было сил сквозь заполненные кровью бронхи.
Собрав все свои силы в кулак правой руки, размахнувшись, насколько позволяло в тот момент положение моего тела и нестерпимая боль, вонзил пиропатрон, между двух самых больших шишек на его черном уродливом теле.
Раздался хлопок. Мою руку отбросило взрывной волной, а на стекло шлема посыпались куски вырванной плоти из головы существа, которое, явно не ожидая такого поворота событий, отпрянуло назад, а в том месте, куда вонзился пиропатрон, вокруг анкерного стержня, вошедшего в него почти на полную длину, показалось, что-то белеющее. Существо затряслось еще сильнее и все время до этого прерывистый стрекот, затрещал в этот раз длинной и громкой трелью.
Я хотел знать, чувствует ли Оно боль? Течет ли в его теле кровь? И если да, то какая она. И теперь, зная точно, что да, чувствует и что я отплатил ему той же монетой, я мог смириться со своей судьбой и умереть достойно. Я дал врагу последний бой. Я не чувствовал правой руки, не мог пошевелить пальцами, только немое холодное чувство в том месте, где должна быть перчатка защитного костюма. Но это меня нисколько уже не пугало, моя миссия уже была завершена. Я даже немного улыбнулся ему окровавленными губами, последний раз, попытавшись привстать, уже совершенно не способный сделать вдох и посмотреть на это ужасное бесформенное черное тело, с белой раной, не источающей никаких жидкостей. Нет, конечно, я не убил его, но как мне казалось, нанес значительный и, надеюсь, болезненный урон, а может даже, мой пиропатрон заставит его страдать еще больше, когда траулеры с радиоактивными отходами свалятся на его планету, ведь гамма-излучению будет еще проще поразить его большое окаменевшее тело. Одним словом, я сделал то, что хотел и теперь был спокоен. В мой шлем, диким потоком через разорванную перчатку, ворвалась атмосфера Проксима b, смешавшись с дыхательной смесью. Сквозь рвотные спазмы, сквозь пелену перед помутневшим взором и наполнившим пространство шлема желчь, кровь и что-то еще, я увидел, как существо нависло надо мной.
Последнее что я запомнил, это то, что когда снова упал на спину, не почувствовал под собой ни камней, ни песка, ни вообще какой-то твердой поверхности. Мне показалось, что я провалился в бездну. Провалился и все сразу стихло. Стихла боль в моем изувеченном теле, стих стрекот монстра, стих писк в динамике шлема, предупреждающей о попадания в систему дыхания ядовитых веществ, даже вкус крови вперемешку с запахом аммиака испарился. Стало совершенно тихо и спокойно. И дышать больше, совсем было не нужно.
Глава 17
Я Корин Ройа и это моя история
Я посмотрел на отца. Он держал в руке бокал с вином и молчал. И все молчали. Все сидели за большим тяжелым деревянным столом, потупив глаза в свои тарелки, боясь пошевелиться, и не дай ты бог нечаянно звякнуть посудой или столовым прибором, чтобы, не сбить с мысли главу семейства, пытающегося сказать речь. Мысль никак не приходила ему в голову. Сколько я сейчас вспоминаю, то никогда не слышал от него каких-то громких и длинных речей. Он был не многословен всю свою жизнь, а теперь еще эти прощальные слова. А их ведь нужно придумать и сложить в предложения. Но какие именно слова ему выбрать? Все прекрасно знали его мнение о происходящем и о том, что он мог бы сказать, но не будет. И он знал, что все знали это и он с превеликой радостью выбросил бы этот прощальный вечер из своей жизни, но обычай требовал от него слов.
Отец всегда был суровым человеком. Сторонник жесткого воспитания, он порою оставлял о себе не самые лучшие детские воспоминания. И дело было далеко не в воспитательных экзекуциях, отец меня не бил, хотя оплеухи за непослушание случались. Он наказывал меня другими способами. Малейшие провинности и нарушения дисциплины приводили меня, по его слову, в самые грязные закоулки фермерского хозяйства. Орудуя самыми примитивными инструментами, такими как лопата и вилы там, где обычно работали роботизированные очистители, я порою искупал свою вину за хулиганство или другие деяния. В основном это был хлев или другие загоны для скота, где свежий смрадный навоз вперемешку с соломой, наполнял стоки и отходники. Машина очиститель, запрограммированная на уборку навоза и управляемая программным обеспечением, переводилась только в режим прессования и вывоза на утилизацию. Так что, подойдя к отходнику, она замирала и ждала, когда я перекидаю в ее лоно вручную сотню килограммов свежего телячьего дерьма.
Но потом я повзрослел и в какой-то период своей жизни проникся уважением к этому человеку, его суровым принципам и всему что он делает. Меня уже к тому времени не ругали за баловство, да и не пакостничал я уже, детство оставалось позади и все свободные места в моей жизни и сознании занимали более важные и взрослые дела.
В тринадцать лет я начал помогать отцу на ферме. Утренние подъемы до восхода солнца, физический труд наравне с обычными рабочими на скотном дворе, встречи с поставщиками и скупщиками… Все это быстро становилось привычным. Однако, наука фермера оказалась не такой простой, как могла показаться на первый взгляд. Во всем нужно было какое-то особое умение и знание. Очень скоро я начал понимать, что именно делает отца успешным в его непростом деле. Твердость духа и характера. Он умел говорить как-то по особенному, не только с подчиненными, но и с теми от кого в той или иной мере зависели его доходы. Он заставлял себя уважать, всегда надменных, приезжающих в Холмов два раза в год, скупщиков зерна и мяса. Он с легкостью искал инвесторов в Варне и даже в Неополисе, умудряясь даже в годы спада аграрной экономики, убеждать их в получении выгоды от вложений в его ферму.
Простые же рабочие, боялись его как огня. Приказы выполнялись безоговорочно, а среди работников и служащих были установлены жесткие рамки, нарушение которых наказывалось довольно жестоко. И все же его уважали за справедливость и умение держать хозяйство в железных рукавицах.
Я по очереди посмотрел на всех, кто был за столом. По сути, из членов семьи кроме отца были только мы с матерью и его двоюродный младший брат, приехавший со всей своей семьей специально по случаю из Неополиса. Дядя Ян работал программистом в компании, которая создавала программное обеспечение для сельскохозяйственных роботизированных машин. Он всегда оказывал помощь на ферме, когда что-то выходило из строя, да и просто в обновлении ПО роботов, избавляя отца от затрат на услуги специализированных обслуживающих бригад.
– Я… – отец прокашлялся и собрался с мыслями. – В общем, настал тот день, когда тебе, сын, предстоит покинуть дом. – Он сделал паузу. – И войти в новую жизнь. Корин! – Я машинально поднял на него взгляд, в душе желая, чтобы речь его завершилась как можно скорее. – Мы с твоей матерью, – он кивнул в сторону жены, – всю жизнь работали не покладая рук, для того чтобы дать возможность тебе жить лучше. Выбрать самому свой путь в жизни, стать человеком, а не как мы, всю жизнь ковыряться в навозе. И ты выбрал его! – Он опять сделал паузу и развел руками. – Я не буду говорить о том, доволен ли я, как твой отец, твоим выбором… мое мнение не на секунду, не изменилась и все тут о нем знают. Но я хочу сказать тебе, что все, что ты видишь вокруг, этот дом, холмы, хлева и пастбища, скотина! Все это твое. – Он опять закашлял в кулак. – Так что, когда бы ты, ни вернулся, как бы, не изменились твои взгляды на жизнь, знай, все это достанется только тебе.
Он опрокинул в себя бокал красного густого вина и все, облегченно вздохнув, проделали то же самое и тут же принялись за еду.
Конечно, в глубине души, отец надеялся на то, что я, став мужчиной войду во вкус фермерской жизни и продолжу семейное дело каждый день по колено и локти, ковыряясь в навозе. Но я был не приклонен. Моя детская комната была усеяна макетами космических судов, начиная от самого первого межпланетного Пилона и заканчивая макетами современных лайнеров. Я хотел летать. Я был готов продать все, и холмы и пастбища, весь скот и этот дом за возможность быть пилотом. Я фанател от одной мысли того что смогу полететь в Космос. Увидеть Землю сквозь витраж иллюминации.
Завтра на рассвете дядя Ян отвезет меня в Неополис, в Высшую Летную Академию, обучение в которой, скрепя зубами, оплатили мне родители. Там в течение пяти лет из меня должны будут сделать профессионального пилота. Я буду изучать устройства космических судов, их эксплуатацию и искусство пилотирования. Я должен буду наизусть выучить карту Млечного Пути и знать в точности путевые координаты всех транспортных трасс Солнечной системы. Я буду пилотом, и может быть когда-нибудь, моя нога ступит в совершенно неизведанный мир, может быть, мне предстоит вступить в контакт с инопланетной расой и прославить свое имя в веках!
В какой-то степени я был тогда прав, в одном из своих суждений… вот только прославится мне, не будет суждено никогда.
Когда тарелки опустели и домработница Эльвира, тучная женщина уже много лет следившая за порядком в доме и на кухне, подала горячие блюда, а ее не менее тучная дочь, стала подливать в опустевшие бокалы вино, общение казалось, начинало налаживаться. Первым заговорил Ян, разрядив напряженное молчание. Он завел пространственный разговор о каких-то новых процессорах для техники, способных наделить машину практически искусственным интеллектом.
‒ Если все так как ты говоришь, то нам скоро придется разогнать всех рабочих с фермы и заменить их машинами. ‒ Владислав откинулся в кресле.
‒ К сожалению, до создания настоящего искусственного интеллекта, человечеству еще слишком далеко. ‒ Ян, на секунду отвлекся и жестом обратил внимание жены, на годовалого сына, играющего в импровизированном манеже из диванных подушек. ‒ Чтобы мы не делали, мы никогда не заставим компьютер думать, а принимать решения он будет исключительно на основание алгоритма действий, в соответствии с ситуацией. ‒ Его жена, рыжеволосая женщина в длинном повседневном платье, увидев, что ребенок разобрал часть манежа и вот-вот покинет его пределы, поднялась и отправилась восстанавливать сломанный барьер. ‒ Если его программа столкнется с ситуацией, которая не числится в его реестре, он просто не будет знать, что ему делать.
‒ Вот именно по этой причине, сеялка не сможет управлять флопом. ‒ Подвел итог старший Ройа и сделал глоток вина.
‒ Да, ‒ Ян вздохнул и последовал его примеру, ‒ и нам приходится лишь совершенствовать сеялки. А кто-то другой в это время продолжает совершенствовать программу управления флопами. И только все продолжают мечтать, как создать такую машину, которая будет делать и то и другое! ‒ Он улыбнулся.
‒ Правильно. Каждый должен заниматься своим делом. ‒ Отец искоса посмотрел на меня, сидящего за столом рядом с матерью, у которой слезы наворачивались на глаза от мысли, что завтра я впервые за долгое время покину отчий дом.
Я вдруг понял, к чему он клонит и насупился.
‒ Кстати, Влад, как твои беспилотники? Ошибок больше нет?
‒ Нормально. ‒ Его тон немного изменился, и он залпом осушил бокал. ‒ Корин! ‒ Он теперь прямо посмотрел на меня, и я приготовился. ‒ Ты слышал, что сказал твой дядя?
‒ Да, отец, я слышал. ‒ Делая вид, что мне безразлично происходящее, я положил себе на тарелку кусок курицы и стал отделять уже остывшее мясо от кости.
‒ Он сказал, что каждый должен заниматься своим делом.
Подцепив вилкой один из кусков, я положил его в рот и начал жевать, понимая, что он точно попытается отыграться на мне в последний день перед отъездом в Неополис. Но, это был мой день. И завтра меня тут уже не будет, так что молчать сегодня я уже точно не стану. Кусок курицы не жевался. Во рту все пересохло и, он казался резиновым, так что пришлось сделать глоток вина.
‒ Это вообще-то ты сказал, а не он. ‒ Наконец-то еда провалилась внутрь, а я вдруг пожалел, что не смолчал.
Владислав медленно покивал головой и вздохнул, возможно, еще думая начинать ли скандал при брате и его жене или нет.
‒ А ты что считаешь? Что это не так? Ты считаешь, что рожденный фермером, можешь закончить Академию и стать тем, кем становятся дети, рожденные в семьях богачей?
Я молчал и смотрел в тарелку.
‒ Влад! ‒ Мать попыталась его остановить, но было уже поздно.
Стоило ему поднять руку и, она тут же замолкала
‒ Не переживай. ‒ Он обратился к ней. ‒ Я сказал он поедет, значит поедет. Я пообещал. Но вот попомни мое слово. За пять лет его там учебы, сколько денег мы туда отвезем? А? Ты считала? ‒ Он приподнялся. ‒ И все для чего? Только чтобы он, ‒ он небрежно махнул в мою сторону рукой, ‒ пожил немного жизнью богатых ребятишек? Это хорошо, если его отчислят за неуспеваемость после первого года обучения и нам не придется кормить этих тупорылых преподавателей еще четыре года! ‒ Он усмехнулся и посмотрел на брата, который сидел, не издавая не звука, и явно не собирался влезать в семейные разборки. ‒ Ян, вот ты скажи. Это рациональный выбор? Есть гарантия того, что он найдет себе работу после окончания этой Академии?
Ян открыл рот и только издал какой-то невнятный звук, явно не спеша отвечать, но я его перебил.
‒ Так значит, для тебя важны только деньги, отец? Мое мнение для тебя ничего не значит?
‒ Твое мнение?! ‒ Он вдруг поднялся с кресла и впился в меня глазами полными ярости.
Где-то внизу справа я услышал шепот матери, которая уговаривала меня перестать и не спорить с ним, чтобы не стало хуже. Но не уже было все равно. Теперь он мне ничего не сделает. Все было решено.
‒ Твое мнение? ‒ Он повторил более тихо. ‒ А ты когда придумывал себе мнение, ты думал о том, кто тебя вырастил, кто тебя воспитал? Твое мнение, это моя коин-карта, которая оплачивает все твои капризы! Может, попробуешь поступить в эту свою Академию без моих денег? А? Как тебе такое?
‒ А мне очень жаль, что приходится брать у тебя эти деньги. Но, к сожалению, своих средств у меня пока нет! ‒ Я вскочил так, что упал стул, на котором сидел. ‒ Если ты такой меркантильный и алчный, я вообще не понимаю, как считал тебя отцом все это время!
‒ Корин! ‒ Мать крикнула на меня.
‒ Можешь считать это кредитом! Можешь считать мое обучение в Академии, выгодным вложением! ‒ Слезы были где-то рядом. ‒ Когда я стану пилотом и найду работу, я верну тебе все твои потраченные на меня деньги с процентами!
Высказав все накопившееся у меня за долгое время я, сжав кулаки и надеясь не заплакать, быстрыми большими шагами пошел через всю гостиную к выходу на улицу, слыша за спиной только его голос, разрезавший пугающую тишину словами: «А ну вернись! А ну вернись быстро, я сказал!».
* * *
Я выбежал из дома и сломя голову полетел вдоль заграждения пастбища, огибая деревянную изгородь, путаясь ногами в густой высокой чуть ли не по пояс, еще не скошенной, зеленой траве. За пастбищем начинался холм. У его подножья бил ключ чистейшей родниковой воды. Исток его окружали заросли ив. Я упал возле него, запыхавшись от стремительного бега, и зачерпнув ладонями воду, омыл лицо и голову. Ледяная прозрачная жидкость вызвала во всем теле дрожь и остудила пыл, но не лишила чувства обиды на отца. Я стал жадно пить.
В Неополисе не было такой воды. Исключительно техническая, для санитарных и гигиенических нужд она, конечно, присутствовала в каждом доме, в каждом помещении. Но пить ее было категорически нежелательно. Питьевая вода в промышленных городах была признана опасной для здоровья. Чтобы исключить отравления связанные с ее употреблением, несколько десятков лет назад, власти решили, добавлять в нее вкусовой колер, сделавший ее просто невозможной к употреблению. Чистая же вода, стоила дорого. Жители города платили немалую цену за то чтобы пить. А подключить свой дом к питьевому водоснабжению вообще стоило целого состояния. Еще одним выходом была система домашней фильтрации, но и ее могли себе позволить не во всех районах. Вина человечества в этом была более чем банальна ‒ добыча полезных ископаемых на сверхглубоких рудниках и шахтах, а так же использование водных ресурсов промышленными предприятиями.
Интересно как там, в Неополисе? Какой он? Город!
Прожив всю жизнь на ферме, я выбирался только в селение Варна, что лежит за холмами по дороге в Неополис, там я ходил в школу, получая общее образование. Каждое утро, транспортник забирал меня с фермы и доставлял, еще с несколькими соседскими детьми за холмы в школу, выход за территорию которой был естественно учащимся запрещен. Хотя, будучи уже старшеклассником, я со своими друзьями часто выбирался тайком за территорию школы и, слоняясь по улицам старинного маленького городка, прогуливал занятия.
Варну нельзя было назвать полноценным городом. Не сейчас. С того времени, когда она была крупным портовым и туристическим центром, прошли столетия и о прошлом напоминали лишь развалины, возведенные властями новой Варны, как автономии Неополиса, в статус исторического наследия. Сегодня, население Варны насчитывало без малого, три тысячи человек и этот административный центр попросту объединял вокруг себя пригороды таких же фермерских поселений, как у моего отца. Но, даже спокойная тихая жизнь, такого городка как этот, настолько непохожая на фермерскую, прельщала меня. Первое, что бросалось в глаза, когда оказываешься тут после фермы, это то, что все люди были одеты в чистую одежду.
Из всех достопримечательностей Варны, был только большой фонтан и каменная церковь с четырьмя куполами построенные почти тысячу лет назад, в те времена, когда человек еще только мог мечтать о полетах в космос. Воды в фонтане не было, но парк, в котором он располагался, был полностью в густых объятьях кленов, дубов и тополей и это было самое главное место сбора молодежи и семейного отдыха. Церковь же, была единственной в своем роде и даже имела небольшой приход, что многих, конечно же, удивляло, особенно тех, кто посещал Варну в качестве гостя из больших городов. В технологической эпохе, нет места религиям. Поклонения догматическим постулатам считаются невежеством и даже варварством. Но это не про Варну. Тут время словно застыло. Многим глубоко плевать на то, что там пытается навязать обществу Всемирное Научно Сообщество. Люди делают то, что считают правильным. То к чему привыкли.
Но таких остается все меньше и меньше.
Я знал, что Неополис город совершенно другого масштаба, и в нем нет зеленых кленов и тополей, нет старинных фонтанов и спокойной размеренной жизни. Неополис – это царство металла и бетона, Неополис – это сверхсовременный, разносортный, вместивший в себя более десятка миллионов жителей, город-гигант, единственный на территории бывшей Восточной Европы центр науки, богатства, нищеты, развлечений, разврата и единственное место, где человеку с амбициями можно попытаться добиться чего-то в жизни.
Я много слышал о нем, но не видел в своей жизни никогда. Отец часто рассказывал о нем, но рассказывал только плохое, потому что ненавидел большие города и сам старался бывать там как можно реже и только по крайней необходимости. Для него пропахшая навозом, соломой и лошадиным потом ферма, была райским островом на бренной погрязшей в разврате, жадности и пороках Земле.
Все же я хотел знать, какой он. Мне было интересно, как примет меня столица мира, будет ли он мне другом или сразу покажет свой суровый нрав и даст понять, что благосклонность его нужно заслужить.
Завтра я это все узнаю. Всего каких-то пара часов в пути, и я увижу на горизонте пики одних из самых высоких в мире зданий, рекламные голограммы в небе и свечения фемтосекундных лазеров. А потом я увижу Академию, обучение в которой и в самом деле, стоило моим родителям, а точнее моему отцу… при мысли о нем на меня снова напала тоска и обида, немалых денег.
Журчащие воды ручья, в потоке которого трепетало отражение моего лица, не дали мне возможности услышать, как сзади ко мне кто-то подкрался и закрыл ладонями глаза.
Да! Я знаю кто ты!
Я ловко извернулся и схватил в объятья легкое женское тело и повалил в траву. Это была соседская дочь такого же фермера, как и мой отец, чья семья жила за холмом, у подножья которого бил ручей. Она засмеялась, я тоже. Мы вот уже почти два месяца встречаемся каждый вечер возле ручья, она – веселая жизнерадостная и очень красивая девушка, была единственным тем, что я, уезжая учиться, не хотел оставлять позади. Я знал, что уехать сейчас в самый разгар наших бурных отношений, значит поставить на них большую и жирную точку, раз и навсегда. Остаться же, значило, что связав свою жизнь с ней в будущем, мне придется завести семью. Она нарожает мне кучу детей и тогда точно придется продолжать дело отца, которое я теперь ненавидел всей душой.
Интересно, а она меня любит? Мы еще не успели рассказать друг другу о своих чувствах, да я как-то этого и не хотел, но видел, как она смотрит на меня, как дышит в моем присутствии. Как дрожит от прикосновений к своему телу. Я не мог сказать о себе того же. Мое сердце было занято желанием вырваться из этого мира, быть пилотом, а она, какая бы не была милая и красивая, может стать для меня лишь вечным замком на двери ведущую в другую иную лучшую жизнь. Я должен был сказать ей что уезжаю. Для нее я уезжал навсегда. Ее сердце, наверное, будет разбито.
После нескольких минут катания в траве и шалостей, я все-таки сказал ей, о том, что нам нужно было серьезно поговорить. Она уселась напротив и довольная встречей все никак не могла понять, что разговор и вправду будет серьезным. Она все думала, что я шучу, и строгое свое лицо делаю специально. У нее то и дело вырывались смешки и мне потребовались некоторые усилия, чтобы до нее дошло, что я и в самом деле хочу с ней поговорить. Когда же она поняла, что шалости и шутки закончились, она насторожилась, а ее брови нахмурились. Я почувствовал ее волнение, я знал, что она испытывает предчувствие чего-то нехорошего. Вот только, она пока что и представить не могла, что нам предстоит расстаться.
Здесь, в Холмове, в предместье Варны, где люди сами по себе редкость, встретить между фермерскими угодьями нормального перспективного и доброго молодого парня, просто заветная мечта любой девушки, обреченной на фермерскую жизнь. Понимая это она, моментально привязалась ко мне и уже, наверное, видела себя моей женой с кучкой детей, в окружении прислуги и меня… приходящего с фермы домой каждый вечер по колено в навозе и воняющего свиньями. Для нее это было счастье. Для нее это был бы лучший исход в ее жизни. Она стремилась к этому и в ее глазах, ничего ее планам не препятствовало.
Как же ей сказать? Мне было ее жаль.
Я захотел обратиться к ней. Назвать ее по имени, но с удивлением почему-то понял, что не помню, как ее зовут. Я сам нахмурил брови и, чувствуя себя глупо, уставился на нее.
– Что с тобой, Корин? – Она ласково улыбнулась и спросила так, словно и не должно было быть никакого расставания, а потом протянула ко мне руку, но едва коснувшись до моего лица, почему-то резко одернула ее.
– Я… – Вдруг что-то пошло не так.
Меня как окатило ледяной водой с ног до головы. Я вдруг перестал понимать, что происходит, все вокруг стало каким-то серым и холодным, а красивая девушка напротив меня все еще мило улыбалась.
– Кто я, Корин? – Она заглянула мне в глаза, склонив голову немного на бок так, что локон светлых волос упал на ее лицо.
Но ее взгляд вдруг стал не добрым. Она выглядела так, словно узнала обо мне что-то очень плохое и теперь ждет объяснений. Она как будто знала о моей глупости, словно догадывалась, что я не могу вспомнить ее имя.
Я посмотрел на нее. Как такое возможно? Что происходит? У нее другая прическа? За все, то время что я знаю ее она ни разу не меняла прическу! А теперь у нее совершенно другие волосы, они стали намного светлее и локоны больше не вьются, они стали совершенно прямыми и теперь заканчивались, едва касаясь плеч, а не у пояса как раньше, как всегда! И лицо! Почему-то оно стало старше, как будто на меня смотрела не пятнадцатилетняя девочка, а двадцатипятилетняя девушка! Улыбка ее пропадала очень быстро, но не резко, а плавно сменяясь ехидным и злым оскалом.
– Кто я, Корин? – Она повторила вопрос и, схватив руками за плечи, тряхнула изо всех сил.
– Как такое может быть? – Я прошептал, ощущая непонятно откуда-то появляющийся страх, но глаз не отводил.
– Ты меня слышишь? – Ее голос становился грубым и низким, он отдавался эхом, заполняя все пространство вокруг меня, а в глазах ее горел гнев.
Внезапно, вся реальность окружающая нас, начала ломаться. Вся. Холмы, ручей с источником, зелень травы и деревьев, изгородь отцовской фермы выглядывающей из-за склона. Все рушилось и казалось ненастоящим. Картинка трескалась как стекло, разрастаясь все новыми и новыми витками паутины. А потом начала распадаться по крупицам, как пазл из миллиона кусочков. В голове вдруг начали всплывать события последних шести лет, заполняя бреши в сознании и заставляя меня вновь чувствовать всю боль от того, что произошло со мной. С каждым моим воспоминанием в черную пустоту моего сознания падал оторванный кусок реальности, обнажая что-то холодное и отвратительное.
С ужасом пришло понимание происходящего. Это была не моя первая любовь из прошлого. Просто воображение на фоне моих страданий выстроило из пережитых когда-то событий, приятную для восприятия иллюзию, которая осыпалась, как только в нее каким-то образом попала эта девушка.
– Корин, у тебя кровь! – Ее голос все еще был в моей голове, а ее образ, рассеченный трещиной в нескольких местах, все еще сидел напротив меня, хотя вокруг уже не осталось практически ничего.
Я дотронулся до своего лица и понял, что из моего рта по подбородку и ниже по телу вытекала густая горячая кровь. Тут же появился жуткий привкус и запах нашатырного спирта, тошнота и опять стало невозможно дышать.
– Марта… – Сквозь короткие попытки вдохнуть в себя такой необходимый для выживания воздух, я выговорил имя той, что все это время видел перед собою, давая ей понять, что вспомнил ее имя.
– Да. – Она спокойно кивнула и я все понял.
Потом она покачала головой и с безразличным видом наклонилась ко мне, приложила свою ладонь к моему лбу и толкнула вперед. Потом молча, поднялась на ноги, перешагнула через меня и ушла, а я упал на спину и отчетливо видел, как падает в бездну последний пазл моей иллюзии с кусочком голубого неба, белым облаком и верхушкой кроны ивы, растущей над ручьем с холодной хрустально чистой водой.
* * *
Я резко открыл глаза и в смятении понял, что все равно ничего не вижу. Вокруг меня царила кромешная тьма. Я жив? Я попытался сделать вдох, но не смог. Там, где находилось мое тело, не было, ни грамма воздуха или какого-то другого газа. Смятение. Очень хотелось дышать. Еще попытка. Еще. Но вместо вдохов, я чувствовал, что мои легкие просто расширяются и сокращаются, наполняясь чем-то явно непохожим на то, чем я привык дышать. Я остановился. Подождал немного. Я не задыхаюсь. Я не чувствую нехватку кислорода. Чтобы жить, мне не нужно было дышать! А может слово «жить» больше не применимо ко мне? Значит мертв? Но я не задыхался.
Попытался сжать ладони в кулаки. Получилось. Я чувствовал свои конечности, чувствовал руки. Вот и рана правой кисти. Боли не было, но отсутствие двух фаланг пальцев ощущалось отчетливо. Сначала я испугался, осознав что, сжимая ладонь в кулак, коснулся себя обрубком с торчащим наружу острием кости, но нет. Я мог сжимать ладонь сколько угодно, я ничего не чувствовал кроме касания собственной плоти.
Я стал шарить левой рукой по всему телу. Защитного костюма на мне не было, комбинезона тоже. Я был совершенно голый. Я провел рукой по груди и наткнулся на шишку чуть правее грудной кости. В центре шишки была небольшая рваная рана, края которой выступали поврежденными волокнами кожи. Я просунул палец в рану и почувствовал что-то твердое. Скорее всего, это был тот самый камень, который пробил мне легкое. И тут же я услышал то, что заставило меня поверить в, как мне казалось, совершенно невозможное. Рукою, которая была на груди, я почувствовал, как бьется мое сердце.
Ну как же так! Смирившись с тем, что умираю, я обрел спокойствие и смирение, согласился с неизбежной реальностью происходящего, зная точно, что не существует никакой надежды на спасение. Теперь же ничего не понимая, я был в подвешенном состоянии в полном мраке неизвестно где, и только биение сердца заставляло меня думать, что я еще жив.
А может этот стук в груди фантомен? Может, на самом деле и нет никакого биения сердца? Быть может это еще одна иллюзия, созданная моим сознанием после смерти? Может, и тела моего нет? Может и рук? Я пошевелил ногами. Пальцы шевелятся, колени сгибаются…
И тут я вдруг понял! Пространство, в котором я нахожусь, заполнено жидкостью. И эта жидкость заполняла мои легкие и, видимо питало тело кислородом не хуже воздуха! Я провел рукой над головою. И в самом деле, ощущалось сопротивление, как будто я погружен в воду. Я провел сильнее и уверился в своей догадке полностью. Неужели после смерти всегда так? Пустота, подвешенное в жидкости сознание, думающее, что у него есть тело, что бьется сердце! И что дальше?
В Летной Академии меня учили, что все люди есть существа биологические, а сознание лишь набор сложных химических процессов в мозгу, которые прекращаются вместе с жизнедеятельностью остального организма. Так что согласно научной теории, после смерти, человек, как существо сознательно просто перестает быть, ничего… пустота… или даже пустоты нет. Вообще ничего. Так что же со мной? Дышать я не могу… или все же могу? Сердце свое я чувствую, тело свое я чувствую, руками и ногами шевелю, но вокруг лишь мрак и эта жидкость.
Пришла идея. Я открыл рот и, набрав как можно больше, сделал огромный глоток. Ничего. Только лишь почувствовал, как прохладная жидкость достигла желудка и успокоилась. На вкус она была как вода, только гуще, плотнее… или так просто казалось.
Я перевернулся животом вниз, и это оказалось довольно легко. Взмахнул руками, и проплыв немного в невесомости вдруг уперся в стену. Стена была теплая и скорее всего каменная. Теплая… Возможно от того, что я парил в ледяной жидкой среде, твердые поверхности стали казаться теплее. Но как это было не странно, холода я не ощущал, так же как и боли, которые по всем пониманиям мной законов физики и анатомии, ощущаться мной были должны.
Опустил ноги вниз и почувствовал дно такое же каменное. Поплыл вверх и снова уперся в преграду. Получается я взаперти!
Поддавшись приступу паники, поняв, наконец, что я все-таки жив и нахожусь в плену, я стал колотить в верхнюю преграду неповрежденной рукой, что было сил. Сколько я стучал, я не знаю, уставал, делал передышку и снова колотил в каменную плиту. Шарил по дну и верху руками, исследуя свою каменную клетку, изучил каждый выступ, каждую неровность на них… и наконец, спустя достаточно много времени, все же видимо нашел более слабое место и надавил. То, что закрывало мое обиталище сверху, с треском проломилось. Это был лед. Желание вырваться взяло верх и, я принялся ломать его, расширяя отверстие настолько, чтобы из него можно было выбраться. Сердце заколотилось быстрее. Что ждало меня там, по ту сторону моей тюрьмы.
Как только я понял, что смогу пролезть в образовавшуюся дыру, я тут же вынырнул наружу, совсем ничего не понимая, перегнулся через каменный борт и сразу упал на ледяной каменный пол.
Как только мое тело лишилось водяной оболочки, оно мгновенно отказалось подчиняться командам нервной системы. И мало того, я сразу же почувствовал, ужасную боль в груди, руке и онемение во всем теле. Потом мой кожный покров будто вспыхнул пламенем тысячи солнц и, до меня дошло, что это был холод.
Спустя еще секунду я стал кашлять, выплескивая из груди жидкость, понимая, что все это время, она заполняла мои легкие, а тошнотворный запах аммиака ударил в рецепторы обоняния и горло. С кашлем пришел приступ тошноты и рвоты, от позывов которой все тело начало содрогаться в судорогах, а из моего горла вырывались струи то ли воды, то ли крови, а может чего-то еще. Только несколько секунд назад, плавая, я был в относительно нормальном состоянии, а теперь силы в одно мгновение, покинули меня и что бы открыть глаза, мне нужно было поднять каждое веко весом с десяток килограмм. Хотя даже теперь, когда я смог открыть глаза, ничего не изменилось. Кромешная темнота была и здесь. Я ничего не мог разглядеть. Из меня, не переставая, изрыгалась желчь. А может что-то еще. Спазмы судорог превратили мое тело в подобие змеи, брошенной на раскаленные угли. Я не мог дышать, не мог издать не звука. Теряя сознание, чувствуя, как голову сжимает в стальных тисках целая планета, извиваясь на ледяном полу, я на что-то наткнулся. Но даже в таком состоянии я каким-то образом понял – это мой защитный костюм.
Подмяв его под себя онемевшими от обморожения пальцами, я нащупал наплечный фонарь и как-то, каким-то чудом, но сумел надавить на кнопку тестового включения, спрятанную в небольшом углублении.
Свет, яркой струей вырвался из диалюминофорового ускорительного элемента, заставив резко зажмуриться. Веки с трудом и болью оторвались, поднялись. Роговицы глазных яблок словно выжгло лазерными лучами. Но я все же сумел отвернуть луч фонаря от себя во мрак, осветив происходящее вокруг. Все что я успел увидеть, прежде чем потерял сознание, это молчаливые фигуры длинных черных истуканов, совершенно не похожих на то, что напало на меня, перед тем как я очутился здесь. Казалось они, молча, не двигаясь, стояли и смотрели на меня и на то, как я корчусь от боли.
Потом я потерял сознание, а что-то сильное и большое подняло меня, словно пушинку и снова погрузило в жидкость похожую на густую воду.
* * *
Сколько провел я в беспамятном состоянии, не знаю, но когда следующий раз пришел в себя, то не сразу понял что происходит. Глядя вверх, я увидел странный мерцающий свет. Свет был слабый, далекий, но все, же был! Каменная крышка в этот раз не закрывала мой колодец и я, с ужасом вспоминая свой первый опыт выбраться наружу, аккуратно подплыл к поверхности и высунул голову наружу, оценивая ситуацию и ни в коем случае стараясь не выплюнуть всю ту жидкость, что находилась в легких.
Как только я оказался по другую сторону своего аквариума, я начал слышать звуки. Можно было сделать вывод, что я нахожусь в какой-то пещере, где концентрация нитрида водорода явно меньше чем на поверхности, раз я еще жив, а звуки из-за раскатистого эха были в разы громче. Звуки эти напоминали те, что издавал каменный гигант, когда я всадил в него пиропатрон, только их было много, и они заглушали и перебивали друг друга, а их в свою очередь заглушали звуки, напоминающие выстрелы и грубые явно человеческие голоса, немного искаженные внешними динамиками защитных костюмов.
Вдалеке я различил несколько снующих лучей от фонарей, и сердце мое снова забилось в бешеном ритме. Это была спасательная операция. Мои друзья вернулись за мной сами или это Колониальная Федерация направила сюда группу спасения? О, Боже! Неужели это так? Мои мольбы оправдались, мне не придется существовать, словно рыба в этом аквариуме на чужой холодной планете.
Тем временем, лучи фонарей приближались. В их отсвете мне удалось рассмотреть, как несколько тех истуканов, что смотрели на меня, когда я первый раз вылез из аквариума, начали размахивать какими-то длинными отростками отдаленно напоминающими конечности. Замечали они меня или нет, я не знал, но стрекот они издавали точно такой же, как напавший на меня валун. И вот два или три луча фонарей, пересеклись на них. Задержались и тут же очереди штурмовых винтовок накрыли их, вырывая из их тел куски черной плоти. Они как брызги песка и камней разлетелись в разные стороны, замолчав в одну секунду.
Я нырнул, сменил жидкость в легких и снова высунулся из аквариума чуть ли не по пояс. Холод дрожью тут же прокатился по телу, застывая тонкой коркой льда на незащищенном теле, и я опять сполз немного вниз, прячась от него. Не далеко от меня стоял человек в черном блестящем костюме, совершенно не похожим ни на один инженерный костюм, что мне приходилось, когда либо, видеть. Он светил на меня ярким сконцентрированным лучом. Я зажмурился и стал прикрывать рукой, тут же ослепшие от света глаза. Мне хотелось крикнуть ему, что я свой, что это меня они должны спасти, но легкие, наполненные жизненно необходимой для меня жидкостью не позволяли этого сделать.
– Командор, сюда! Я нашел его.
Ну, наконец-то! Я спасен! Быстрее же, заберите меня из этого жуткого места!
Видел я плохо, а точнее только направленное на меня яркое свечение и больше ничего, но точно запомнил, как подошла еще одна фигура в таком же боевом черном костюме. Новая пара сапог прошла по камню, раздаваясь пещерным эхом. И вдруг еще один мощный луч света, ударил в глаза. Что-то не так. Почему они не спешат вытаскивать меня из этого аквариума? Они о чем-то говорят между собой. Я их не слышу. Они отключили внешние динамики. Что происходит?
Внезапно, тот, что подошел вторым, тот которого назвали «командор», вскинул винтовку и, помедлив секунду, видимо рассматривая выражение ужаса на моем лице, выстрелил мне в голову.
Я ничего не почувствовал. Просто еще одна вспышка, хлопок и щелчок приводного затвора штурмовой винтовки. И без того мрачный мир холодной и ядовитой планеты погас в одно мгновение. Тело медленно погрузилось на дно бассейна и замерло, окрашивая багряным цветом густую прозрачную жидкость. Звуки… голоса, шаги, треск – все исчезло. Сердце замерло в этот раз окончательно. Наступил полный покой и смирение.
* * *
На этом моя история закончилась.
И все что происходило после, мне неизвестно. Но все что происходило, видели глаза других людей и то, что видели они, пусть дальше проложат эти строки.
Часть вторая
Глава 18
История грядущих времен
Большими буквами, изображенными в стиле древних, давно забытых времен, сверху вниз на гигантской бетонной стене, выращенной прямо из земли в самом центре Неополиса, красовалась надпись «Сириус». Каждая буква этого слова, в масштабе своем была размером с целый дом, а на стене небоскреба главного штаба Колониальной Федерации, все они вместе казались маленькими и легкими символами. Под ними, огромный фемтосекундный проектор транслировал бесконечно повторяющиеся голограммы рекламных блоков, размером в три или даже четыре человеческих роста. Время от времени коммерческие сюжеты, предлагающие оживленной толпе прохожих и тем, кто просто бездельничал в это время суток в центральных аллеях города, прогуливался или куда-то спешил через площадь Сады Безмолвия, выгодные вложения в инвестиционные фонды и недвижимость, сменялись роликами с участием первых лиц Колониальной Федерации. Сюжеты, в большей своей массе рассказывали о самых передовых научных достижениях, о борьбе Колониальной Федерации за сохранение земной экологии и планет Солнечной системы, о новейших разработках в области добычи энергоресурсов, а так же призывали граждан Неополиса и гостей из автономий вступить в ряды вахтовиков-колонистов.
Еще ниже проектора, исполинский небоскреб подпирали шесть гладких белых колонн, вздымающихся к верху. Колонны, настолько огромны, что у основания их могли обхватить не меньше десяти человек, ставших вокруг и взявшихся за руки. За колоннами зеркальные двери, бликуя в лучах весеннего солнца, распахивались стремительно быстро каждый раз при приближении к ним человека. За дверьми открывался взору светлый просторный холл с мраморным полом. Потолок этого холла, уходил вверх, казалось до самого последнего этажа, и его практически невозможно было увидеть из-за искусственной туманности на высоте пятидесяти метров, но где-то прямо под ним, летали экзотические птицы. Птиц было огромное количество. Разные, певчие и яркие, виды, давно вымершие на Земле и совершенно новые, искусственно выведенные селекционерами-биологами Федерации. Иногда они спускались низко, пролетая прямо над головами посетителей и сотрудников, издавая мелодичные трели, сверкали экзотическими красками перьев. Кто-то, видимо оказавшийся тут впервые, с опаской смотрел вверх, боясь падения помета, но найдя информационную табличку, на которой рассказывалось о содержании птиц и описании каждого вида, понимал, что чудеса современных технологий позволяли уничтожать помет от них, на значительном отдалении от пола, еще в падении.
В холле есть несколько кафе с аристократичными удобствами, приглашающие всех желающих провести время ожидания до приема на верхних этажах за чашкой настоящего кофе или чая. Вокруг монумента в центре холла, изображающего Солнечную систему, полукругом расположены мягкие диванчики, обтянутые черной искусственно выращенной в лабораториях, кожей, предназначенные для ожидания и отдыха. Есть тут и переговорные комнаты для быстрых совещаний и деловых встреч, чтобы подготовиться к общению с более серьезными оппонентами. Здесь играет легкая спокойная музыка, создавая умиротворенный фон, а через десятки камер наблюдения, служба безопасности Колониальной Федерации, пристально следит за правопорядком и безопасностью.
Если проследовать дальше за монумент, который ненавязчиво светился огромным солнцем в центре холла, таким реалистичным, что можно застыть в удивлении, разглядывая имитации выбросов корональной плазмы и протуберанцев, а так же вращающиеся масштабированные копии планет со всеми спутниками и пояс астероидов, то перед посетителем открывались ряды технологичных контрольных пунктов пропуска. Зона свободного посещения, на этом этапе, заканчивалась. Дальше начиналась святая святых Колониальной Федерации. Пройти через эти пункты, которые контролировались сотрудниками службы безопасности Колониальной Федерации, не являясь работником штаба, могли лишь единицы, среди которых были исключительно привилегированные политические фигуры и члены партнерских компаний. Все остальные могли попасть за этот барьер по персональному приглашению. Что, конечно же, случалось и не столь редко, в связи с обширной и развитой деятельностью Колониальной Федерации в разных сегментах мировой экономики. За пару десятков метров до пунктов контроля, на белом мраморном полу возникали голограммы линий, разных цветов, указывающих направление в зависимости от причины посещения. Линии разветвлялись от центрального круга и тонкими щупальцами, словно витая над мрамором, расходились каждая к отдельному пункту. Сотрудники КОЛОНИАЛЬНОЙ ФЕДЕРАЦИИ, которые имели свободный допуск на территорию башни, естественно пользовались зелеными указателями. Красные и синие линии предназначались для гостей и посетителей.
У каждого пункта контроля, облаченные в черные костюмы, стояли сотрудники службы безопасности. Их было легко отличить от другого персонала. Крепкие молодые люди, все одного роста, одного цвета волос и цвета кожи. Часть их лиц были скрыты устройствами объектно-ориентированного сканирования, так что одним глазом они через линзу визора, видели не только приближающегося человека, но и сразу получали информацию о нем, а общая система мониторинга, предоставляла им категории предполагаемых угроз каждого посетителя.
Работники главного штаба Федерации, следуя по своей полосе, проходили сектор доступа практически беспрепятственно. Устройства СООС, подключенные к визорам каждого сотрудника службы безопасности, автоматически отворяли блестящие полосы турникета, предварительно сверяя личности прибывших с единой базой данной.
Дальше располагался холл с десятками лифтов, поднимающихся вверх, со скоростью пять этажей в секунду.
Вот к этим лифтам, открывающим путь наверх туда, где куется история человеческой цивилизации, заключаются контракты галактического масштаба, решаются судьбы людей, и нужно было попасть молодой девушке. Она заметно волновалась, это волнение давалось ей тяжело. Тревожное и беспокойное чувство било напором по ее сердцу где-то внутри грудной клетки. Казалось, что такого она не испытывала никогда.
Каждый ее неуверенный шаг в сторону недвижимо стоящих, но следящих за каждым посетителем, сотрудников службы безопасности, сопровождался внутри нее стучащей дробью и тошнотой. Немели пальцы рук, пересохло во рту. Это чувство она приобрела совсем недавно и еще не успела привыкнуть к нему и научиться контролировать, так что пока, волнение, граничащее с паникой, появлялось в ней при малейшей напряженной ситуации.
Конечно, она знала, что это не так, что все это лишь реакция ее организма, адаптация. Все это непременно исчезнет, как только она перейдет к другим, более важным, действиям. Просто ее психика еще очень слаба, чтобы научиться воспринимать сразу так много и таких сильных чувств. Все изменится, но сейчас ей обязательно нужно сделать то, для чего она пришла сюда. Это единственное и самое важное дело в ее жизни.
Она не помнит, но когда-то чувства не были ей так чужды. Страх, волнение, любовь, жалость, радость. И сейчас самое сильное чувство – ненависть! Все эти чувства когда-то насыщали ее тело, и она умело могла распоряжаться ими, но именно те люди, которые сидят в своих кабинетах, где-то наверху этой башни, в один прекрасный день отняли их у нее. А вместе с возможностью чувствовать, они отняли у нее прошлое.
Небольшими шагами, стараясь никак не выдавать своего волнения и страха, она вышла в обозначенный за монументом круг и выбрав одну из нескольких зеленых линий, двинулась по ней, в сторону пункта контроля доступа.
Чтобы отвлечься и принять более естественный вид, двигаясь вдоль линии, девушка стала непринужденно осматриваться в огромном помещении. Кроме нее в главный штаб входило еще два человека, так что холл был практически пуст, не считая нескольких небольших роботизированных машин, скользящих над мрамором пола и выполняющих уборку. Один из следующих по линиям, был высокий мужчина в сером костюме, в половину голоса, что-то обсуждающий с собеседником через делс. Второй был полноватого вида человек, одетый как технический работник с непонятно эмблемой на спине.
Девушка выдохнула и обтерла влажные ладони о карманы брюк строгого корпоративного костюма. Осталось совсем немного. Вот уже она видит, как сотрудник службы безопасности выпрямил спину, видя, что она приближается к его пункту пропуска. В этот момент он явно считывал информацию о ней через визор СООС. О ней и о том, нет ли на ней каких либо запрещенных к проносу предметов и устройств фиксации, записи, слежения или незаконной передачи информации. А что если она внесена в черный список как персона представляющая угрозу безопасности Колониальной Федерации? А что если она уже находится в розыске по линии силовых служб Неополиса. Что если она объявлена в розыск и сотрудники Колониальной Федерации, задержав ее, передадут Службе общественного правопорядка или Департаменту обеспечения безопасности города?
Но вот, она подходит к нему. Ровняется с ним и, он поворачивает голову в ее сторону, слегка растягивает губы в стандартной корпоративной улыбке, а когда полосы турникета, сверкнув зеленым светом, перед ней расступились, он приветствует ее.
– Доброго Вам утра, госпожа Штеер. – Высокий крепкий мужчина, половину лица которого скрывает визор, делает пригласительный жест рукой и Марту охватывает чувство облегчения.
Она открыла зажмуренные в ожидании тревожного сигнала и ареста, глаза. Она прошла. Она все еще имеет доступ. Значит, ее работодатель или ничего не подозревает о том, что она задумала или наоборот – ее пропустили, чтобы чуть позже взять с поличным.
В любом случае, назад пути нет. Теперь пусть будет так, как будет. Она пойдет до конца.
Один из лифтов, кабина которого изнутри казалась совершенно прозрачной и создавала впечатление свободного падения вверх, менее чем за полминуты донесла ее до сотого этажа. Административное крыло главного штаба Колониальной Федерации «Сириус». С этой высоты, сквозь прозрачный пузырь шахты лифта открывался пейзаж Неополиса. Но он был ей не интересен. Не сейчас. Не сегодня. Она и так видела его из этой шахты, с этой высоты много-много раз.
При попадании в какую либо дирекцию на любом из этажей, посетитель или сотрудник обязан пройти второй уровень охраны, который подразумевает проверку правомерности прибытия на данный уровень. Необходимо было предъявить электронный документ, согласованный с руководителем того отдела или подразделения, куда необходимо попасть.
Сотрудник службы безопасности, дежуривший при входе в административное крыло остановил ее жестом руки и поинтересовался причиной ее посещения. Она, молча, снова засучила рукав правой руки и показала запястье. Визор СООС бесшумно и незаметно для нее считал информацию.
– Прошу, проходите, госпожа Штеер.
Она кивнула и прошла. У нее был беспрепятственный доступ и через второй уровень охраны. Она знала это и чувствовала себя уверенно. Волнение и тревога немного отступили, но не пропали совсем. Нужно было двигаться дальше. Несколько переходов и она оказалась в коридоре с большими красными дверями по обе стороны. Вот оно. Высшие эшелоны. Те двери, за которыми куется история, решаются судьбы людей и стран. Эти двери могли вознести до небес, а могли и раздавить в секунду, не оставив даже мокрого места. На них не было номеров или каких-то иных обозначений, те, кому можно было тут находиться, должны были и так знать, что и за какой дверью находится.
Она знала. Она выбрала нужную ей дверь и потянула за массивную ручку из красного дерева. Тяжелая и грузная она открылась на удивление легко, и посетительница вошла внутрь. Лишь бы он на находился здесь, лишь бы не пришлось ждать.
Очередной уровень допуска был персонализирован. Круг сотрудников обеспечивающих безопасность непосредственно в приемных руководителей. Двое больших, нереально широкоплечих мужчин с втянутыми шеями и телами, возможно прошедшими через бионейронную модификацию, выросли перед ней, и на фоне их близости она ощутила себя молекулой. Беспомощной и незаметной.
– Вам назначено? – Слева прозвучал холодный голос женщины-референта, сидящей за большим столом, достойным находиться в каком ни будь музее, а не в приемной технократной корпорации.
– Сообщите господину вице-президенту, что прибыла Марта Штеер и просит аудиенции. – Она лишь слегка повернула голову в сторону референта и продолжала стоять перед сотрудниками службы безопасности, на удивление легко делая уверенный и непоколебимый вид.
Приемная была уставлена старинной мебелью, видимо когда-то принадлежащей каким-то монархам. Шелк, слоновая кость, красное и черное дерево. Картины, вышедшие из-под кистей великих художников. Запах. Тут царил запах напоминающий запах свежести соснового леса.
Женщина сделала жест рукой в воздухе над столом и вызвала внутреннюю связь с кабинетом своего руководителя в виде синего экрана зависшего в воздухе. Раздался недовольный голос вице-президента, но изображения не было.
– Господин вице-президент, к Вам посетитель. – Ее голос звучал все так же холодно. – Марта Штеер.
Спустя паузу в несколько секунд, последовал положительный ответ. Вход был разрешен. Устрашающего вида мужчины расступились, пропуская ее к другой, более легкой, но не менее красивой двери.
Теперь вперед. Только бы не сорваться и не заплакать. Она вздохнула, по спине пробежала дрожь, а за ней по всему телу выступила испарина, но она смогла справиться с волнением. Цена всего этого слишком высока. Для нее, высока.
Несколько шагов и дверь отделяющая ее от того кто ей был нужен закрылась у нее за спиной.
Длинный кабинет, белоснежный ковер на полу, с высокой ворсой в которой тонут туфли. Впереди массивный стол, высокое кресло и удивленный взгляд человека в строгом корпоративном костюме. Она подошла и остановилась в нескольких шагах от него, и ничего не говоря, просто смотрела на одного из самых влиятельных людей на Земле.
Мужчина, снял круглые очки, сложил оправу и убрал их в кожаный чехол. Он был не молод, с круглым лицом, впавшими глазами и грузным телом.
– Не могу вот никак отказаться от них. – Заговорил он, как ни в чем не бывало. – Уже никто не носит очки. Всякие фибролинзы, искусственные импланты улучшающие зрения… – Он махнул рукой, словно разговаривает с лучшим другом. – Мой доктор говорит, что нужно идти в ногу со временем, что все это совершенно безопасно, и я все понимаю, но не могу с ними расстаться.
– Господин, вице-президент, простите, но я пришла не для того чтобы слушать про Ваши очки. – Ее голос раздался, словно эхом в ее собственной голове.
Вице-президент Колониальной Федерации, второй по величине держания власти на своей земле, человек страдающий симптомами Бога, господин Даранович, покачал головой и тут же принял сугубо недовольный вид, как реакцию на ее нетактичность в соблюдении субординации.
– Поразительно. – Он зло усмехнулся. – Марта, Вы вообще в курсе, что Вас разыскивают отряды правопорядка? Мы все тут головы сломали, размышляя над тем, куда запропастился наш сотрудник. А Вы как ни в чем не бывало, появляетесь тут! – Он посмотрел секунду в огромное от пола до потолка окно и продолжил. – Вы прекратили связь с Вашим курирующим агентом, удалили маячок слежения, Вы пропали на целый месяц! – Он встал, обошел стол и присел на его край, сложив руки на груди. – Если Вам был необходим отпуск, то могли и сказать! Вам бы не отказали! И если Вы не желаете слушать про мои очки, то будьте добры пояснить причину Вашего столь длительного отсутствия на службе.
– У меня были веские причины. – Марта сжала кисти рук в кулаки, а потом разжала, выгнув их в обратную сторону так, что хрустнули суставы. – Я поясню какие, но сначала я хотела бы, чтобы Вы для меня кое-что сделали.
От удивления Даранович выкатил и без того круглые глаза.
– Да как у Вас вообще наглости хватает приходить сюда, и говорить мне, что делать?! – Он вскрикнул и, его лицо налилось краской, а в глазах вспыхнул гнев.
Несколько раз Марта Штеер была в этом кабинете. Последний раз, это было, когда она получила назначение на СИД в команду командира Грека Маера. Вице-президент, осведомил ее лично. Они пили вино, ели фрукты и шоколад, вот за этим столом. Человек, лицо которого наливалось сейчас гневом, много шутил, улыбался, все время пытался дотронуться до Марты, говорил, как важна эта миссия для человечества и для Колониальной Федерации, что она изменит ход истории, станет для Земли воротами в новую эпоху. То, что официальной целью полета, был вывоз отработанного плутония и стронция, никто не упоминал. Все знали это, но вслух предпочитали не говорить. Тогда, Марта искренне верила его словам. Не потому что Даранович представлял высшее руководство главного инвестора восьмидесяти процентов всех проектов Всемирного Научного Сообщества и находиться с ним в одном помещении, уже большая честь, а потому что она ученая и она, действительно видела в этой экспедиции исключительную научную цель. А если она чувствовала, что перед ней не раскрывались все карты, то значит, так было нужно. Не понимает Марта чего-то? Значит, не хватает у нее ума этого понять! Повезет, поймет позже. Ну а нет… так тому и быть, но сделает все в точности, как ей приказано. Выполнит любой ценой, даже ценой своей жизни, что уж говорить о жизни других людей.
– Господин вице-президент, я помню, что не столь давно, мы с Вами были в этом кабинете, и Вы сказали мне, что если когда-нибудь мне потребуется помощь, то я могу всегда на Вас рассчитывать и напрямую могу прийти к Вам.
От этих тихих, но проницательных слов Даранович выпрямился, и казалось, его гнев немного поутих.
– Я говорил тогда с уважаемым и перспективным руководящим сотрудником Научного сообщества, которому оставался год до получения степени магистра, а сейчас передо мною нерадивая девка, своим поведением потерявшая доверие! – Он потянул шею, но голос его стал уже куда спокойнее. – Хотите вернуть это доверие? Начните с малого. Докажите нам, что Ваше отсутствие было необходимым. Свяжитесь с курирующим агентом и объясните ему причину. – Он поправил воротник рубашки. – Он представит мне рапорт с Вашим объяснением, и тогда я приму решение. Вы свободны. – Взмах рукой указал на дверь.
– А я хочу, чтобы меня выслушали именно Вы, господин вице-президент – Марта сделала два шага вперед и оказалась довольно близко к нему.
Не ожидая подобной дерзости, он отпрянул назад, но стол помешал ему. Глаза Марты горели огнем и ненавистью, глядя на него, и он это видел. Ненависть, одно тех из чувств, которые она не должна была никогда больше почувствовать. Почему же оно тогда просто выплескивается из нее? Что было не так? Все же он был серьезным и влиятельным человеком, за его спиной Федерация, перед ним трепещут тысячи. Он снова сложил руки на груди и выпрямил спину.
– Вам, что-то не понятно, госпожа Штеер?
– Я все же вынуждена просить об услуге. – Она немного улыбнулась уголками рта. – Сейчас Вы, отдадите распоряжение референту, чтобы сюда, в этот кабинет, незамедлительно прибыл профессор Райков с моим личным делом, из закрытого архива программы «Новая жизнь».
Воцарилась пауза. Марта ждала реакции от Дарановича, а тот несколько секунд перемалывал в своем мозгу информацию о том, что вообще и как вообще она могла узнать о том, что из ее памяти было стерто начисто. Начисто! Так, по крайней мере, уверял Райков.
– Вы с ума сошли. – Он усмехнулся, делая уверенный вид. – Что за бред Вы несете? Какая еще «Новая жизнь»? Я сейчас вызову охрану, а не профессора Райкова! – Рука потянулась к кнопке связи с референтом, но вдруг вице-президент почувствовал удар и сильную боль в шее.
Марта недолго думая, выхватила позолоченный стилус из кармана его пиджака, предназначенный для более удобной работы с фемтосекундными проекциями и острым концом воткнула его одним ударом вице-президенту чуть выше воротника рубашки с левой стороны. Он завопил и, оттолкнув ее, кинулся к столу. Марта оказалась проворнее и движением руки смахнула все со стола на пол, в том числе и корпоративный делс.
Как раненый зверь, с торчащим из шеи острым орудием, Даранович, хрипя, повалился на колени у своего роскошного кожаного кресла и, путаясь в собственных пальцах, лихорадочно принялся открывать нижний ящик стола. Секунда и Марта у него за спиной. Она ловкая, она сильная. В маленьком хрупком теле ее был неисчерпаемый потенциал силы и расчетливости. Этому всему, всему, что она умеет, научили ее они. Они – те, кто отнял у нее ее жизнь. И один из них уже стоял перед ней на коленях. А теперь еще и ненависть. Вновь приобретенное чувство, сделавшее ее сильнее в несколько раз. Она обхватывает его шею, сдавливает, не давая дышать, а свободной рукой помогает ему открыть ящик. Несколько пластиковых папок, какие-то файлы, электронные носители.… Что же он там хотел найти? А вот и он. Небольшой раритетный пистолет в хромированном корпусе с рукоятью из слоновой кости. Она берет его, он холодный и тяжелый. Пленник собирает силы и, оттолкнувшись, ногами от стола бьет девушку локтем и пытается подняться. Он хрипит. Они борются, валяя кресло и взбивая ковер. Под ногами что-то хрустит, наверное, его любимые очки в кожаном футляре. Оценивая реальное несоответствие весовых категорий, она понимает, что не сможет его удержать, и что должна любой ценой подавить сопротивление. Марта прислоняет дуло пистолета к его ноге немного выше колена и жмет на спусковой крючок. Раздается хлопок. Свинцовая пуля гильзового порохового патрона, какие уже две сотни лет как не используются армиями и гражданскими силовыми структурами, вырывается из его чрева и врезается в кожу. Врезается, рвет мышцы, проходит насквозь, возможно задевает кость и, брызнув кровью с другой стороны, впивается в паркет, покрытый белой ворсой ковра. Она закрывает его рот ладонью, чтобы свести крик боли к минимуму. Его глаза стали огромными от ужаса, он мычит, выгибается, но все бесполезно, Марта крепко держит его и ждет, когда силы иссякнут. Еще один порыв бесполезного сопротивления, рывок, толчок, попытка вырваться и вице-президент обмяк, повалился на колени, сдался, застонал, а его дыхание стало хриплым и свистящим.
Конечно, даже в таком кабинете, с установленными устройствами шумопоглащения, выстрел был слышан в приемной, и через секунду дверь распахнулась и проеме показалась огромная фигура сотрудника службы безопасности. Снова выстрел и первый вломившийся охранник получил пулю в грудь. И тут же рухнул всей массой своего большого тела, там же в дверях. Еще выстрел, еще! Второй еще в приемной. Прямо за углом слева.
Необычное оружие. Если держать не крепко, этот пистолет при выстреле может выскочить из руки. А запах пороха в воздухе, перемешавшись с запахом крови, вызывает тошноту.
Марта бросает полуживого пленника и быстро оказывается у двери. Первый охранник начинает дергаться и пытается перевернуться на бок. Попадание не оказалось смертельным. Следующая пуля вошла ему в голову.
Дальше все как в тумане. Она кричит что-то второму охраннику. Угрожает убить вице-президента, если он не войдет с поднятыми руками. Параллельно проверяет обойму. Остался один патрон. Забирает пистолет у мертвого громилы, запасной боекомплект и возвращается за спину пленника. Снова кричит, но второй не слушается ее. Он вытаскивает за ноги своего напарника обратно в приемную и захлопывает дверь. Это все. Теперь только она и ее заложник. Там за дверью остались свидетели. Сейчас они уже поднимают тревогу. Скоро тут будет целая армия вооруженных людей и Марту возьмут в осаду. Но пока бьется сердце у вице-президента, ее сердце тоже будет биться и у нее будет возможность довести дело до конца.
– Звони!
– Куда? – Хрипел вице-президент.
– Я хочу, чтобы сюда прибыл Райков!
– Хорошо, хорошо… – Он сглотнул.
Из шеи дорожка крови уже успела нарисовать на белой рубашке алое большое пятно – Марта, я позвоню, позвоню… – Она подала ему делс. – Ты понимаешь вообще что творишь? До сегодняшнего дня у тебя была должность и статус во Всемирном Научном Сообществе, ты работала на Колониальную Федерацию и Союз Правящих Партий, у тебя оставался год до назначения в высший руководящий состав, ты была привилегированным сотрудником! Какого черта, Марта, ты творишь? Ты все разрушила!
Она с холодным выражением лица ткнула носком туфли по раненой ноге, он вскрикнул от резкой боли и взял планшет, оставляя следы крови на дисплее от пальцев. Вызов коммутатора, писк, потом дрожащий от испуга голос референта и… Все оборвалось. Служба безопасности в аварийном режиме, исполняя протокол действий в случае захвата помещения, отключила связь. Корпоративный настольный делс и делс на руке Дарановича, через секунду оповестили о принудительном форматировании встроенных носителей информации.
* * *
Экстренный выпуск информационного блока, прервал привычную трансляцию дневных многосерийных развлекательных медиапрограмм. Паникующий, с бегающими маленькими глазками мужчина, молниеносным голосом рассказывал о том, что заставило все каналы внезапно прервать обычное вещание. На фоне этого человека, красовалась башня Колониальной Федерации и гигантские буквы «Сириус» – небоскреб главного штаба в центре Неополиса. Вокруг площади в больших объемах стягивались силы правопорядка города. Люди в черных бронированных костюмах разгоняли зевак, пытающихся понять, что происходит. Выстраивалось кольцо оцепления.
Тучная женщина с короткими засаленными волосами, сидела перед экраном на зеркальной стене, покачивая головой ругаясь в душе на то, что не может досмотреть свое любимое комедийное шоу. На одном ее колене сидела девочка со светлыми длинными волосами и вплетенными в них лентами. Она постоянно ерзала, бесперебойно что-то болтала, не выговаривая букву «р» и куда-то тянулась все время руками. Женщина ласково поругивалась на нее, подрыгивала коленом и та подскакивала и смеялась. На полу в ногах ее сидела еще одна девочка, и молча, играла с куклой. Она была точно с такими же волосами и в такой же одежде и как две капли воды похожа на свою сестру, лишь только цвет лент в волосах позволял их различать.
− Бабушка, а когда мама вернется?
− Скоро, она же ушла не на долго. Купит продукты и вернется.
– А на долго она больше не уйдет?
– Нет, мама обещала нам, что больше никогда нас не бросит. – Этот вопрос из уст девочек теперь звучал постоянно, по несколько раз в день.
Какая бы не была жалость от того что прервалось ее любимое шоу, все же происходящее на экране, завладело ее вниманием и она отвлеклась от внучек и стала внимательно слушать человека с бегающими глазками.
«…Сегодня в десять часов утра, в главном штабе Колониальной Федерации произошла стрельба. Как минимум один человек погиб. Одна из сотрудниц Компании, некая Марта Штеер, вооружившись пистолетом, ворвалась в офис вице-президента холдинга и открыла стрельбу, смертельно ранив одного из работников. Данных о состоянии господина Дарановича пока нет, но представители пресс-центра Колониальной Федерации утверждают, что он жив и находится в заложниках. Действовала ли Марта Штеер в одиночку или у нее был сообщник, мы пока не знаем…»
Дальше был показан отрывок с камер, используемых силовыми структурами, которые уже заполонили все соседние помещения и взяли в осаду кабинет вице-президента. Там с трудом различимая девушка, прячась за спину непонятного мужчины, размахивала пистолетом и что-то кричала.
Послышался звук открывания входной двери, кто-то пришел, но бабушка была спокойна, она ждала этого. Немного прошуршав пакетами и одеждой, в тесную комнату вошла другая женщина. Дочки закричав, сорвались с мест и кинулись обнимать мать.
Она расцеловала дочек, а они что-то рассказывали ей, перебивая друг друга и вешаясь на нее.
– Смотри, что в центре творится, опять кого-то убили…
–… Появилась новая информация о женщине, которая все еще держит в заложниках вице-президента Колониальной Федерации. Как мы уже сообщали, ее имя Марта Штеер и она работает в Компании. Согласно данным предоставленным пресс центром Холдинга, нам стало известно, что Марта Штеер является топовым сотрудником и занимает должность руководителя штаба изучения и освоения дальнего космоса. Что заставило ее пойти на подобное преступление остается загадкой. Так же пресс-центр отметил, что госпожа Штеер не ведет переговоров и не выдвигает никаких требований. По их мнению, она психически не здорова.
Женщина медленно опустила девочек и, раскрыв рот, прильнула к проекции экрана. Потом посмотрела на мать и та увидела в ее глазах странный блеск.
– Лена, все в порядке?
Но лена кинулась к столу и схватила делс. Путающимися пальцами она начала кого-то вызывать.
– Да! – Раздался хриплый мужской голос.
– Ты смотришь новости?
– Лена. – Спустя небольшую паузу, голос прокашлялся. – Прости, задержка сигнала. Что случилось?
– Новостной блок! Марту показывают!
– Какой канал? – Голос тут же оживился.
– Да любой! Ее по всем показывают!
Снова небольшая пауза.
– Да, вижу. – Голос вздохнул. – Спасибо, что сообщила. – Как ты? Как девочки?
– Я? О чем ты вообще? Она людей убила! – Лена закричала на мутное изображение мужского лица в проекции делса.
– Ну и пускай. Тебе-то что?
– Ей же теперь не выбраться оттуда живой…
– А она и не собирается.
Глава 19
История насущных времен
Электронный голос оповещения, из встроенных где-то в потолке микшеров, сообщил о выполненной стыковке с взлетно-посадочным модулем С-2. К этому времени командир Маер, в общих чертах, уже знал о том, что произошло. После подтверждения координат сброса, Лена вышла с ним на связь, вне протокола, и с первых сказанные ею слов, уже по интонации ее голоса, он понял, что произошло что-то плохое.
– Прав ты был, Малагвинов, списывая меня на скамью запасных! – Маер прикусил губу и, покинув кабину пилотов, отправился в технический модуль встречать группу высадки.
Годы брали свое. И Грек чувствовал их. Может в душе и мыслях он не чувствовал себя старым, но тело его уже давно просило бросить все и отправиться на заслуженный отдых. Оно словно намекало ему ноющими суставами, одышкой и головной болью после малейших перегрузок о том, что пора собрать все свои накопления в кучу, купить дом, где-нибудь в живописном месте подальше от цивилизации, желательно на берегу моря, и жить в свое удовольствие. Вот только одна мысль или даже мысль об этой мысли, не давала ему покоя. Мысль о том, что он больше никогда не увидит голубое сияние лимба Земли с орбитальной высоты во время выхода солнечного диска из-за линии горизонта. Осознание возможности потерять это и еще много чего давала его профессия, заставляло сжать кулаки до боли и поверить в то, что лучше подохнуть на борту космического судна или на пирсах Порта, от кровоизлияния в мозг, чем спокойно умирать от старости в мягкой кровати, при полной и стабильной g.
Тридцать минут назад он отдал один из самых сложных приказов в своей жизни.
Прожив достаточно много лет и с тех пор как занял место первого пилота на Пилигриме, принадлежащем Колониальной Федерации, ему часто приходится отдавать приказы. И порою, эти приказы оставляли в душе раны. Противные и ноющие раны, из которых вместо крови внутрь сознания сочился стыд или сожаление, порою жалость, в зависимости от того, сколько людей пострадало при выполнении этого приказа.
Сегодня было суждено пострадать одному человеку.
– Сколько шансов на то, что он найдется? – Он спросил это у Лены, когда после того самого выхода на связь она сообщила ему, что Корин Ройа просто исчез.
После он продлил ожидание еще на десять минут и снова спросил то же самое.
– Грек, с ним нет связи и его уже нет пятьдесят две минуты! Ты сам как думаешь, какие шансы? У нас тьма хоть глаз коли, ветер половину оборудования по плато разметал, а Марк раненый и без сознания! Мы все вокруг обыскали. Колл со своей треногой, высматривает его с холма.
Возможно, ответь Лена на его вопрос иначе, скажи она, что шансы есть, и что нужно ждать еще… Быть может его решение было бы другим. А возможно, думая так, переводя в своем сознании принятие решения на кого-то еще, он просто искал оправдания своему поступку.
– Делай, как считаешь нужным. – Маер напрягся, ожидая от своего первого пилота принятия решения за него.
Вот она – старость. Разве десять лет назад, он переложил бы подобное решение на плечи другого члена команды? Пусть даже второго по старшинству после себя.
А отложить сброс было бы правильнее? Отложить, значит прервать полностью всю работу. Все придется начинать заново. Ночь на Бете, именно в этих координатах, которые были выбраны Александром Коллом для спуска, и именно в этой точке орбитального движения, длится не долго по земным меркам. Всего шесть часов. Шесть орбитальных часов.
Где команде пополнять запасы дыхательной смеси в защитных костюмах? Где взять запасные фильтра и сменные пакеты мочеприемников? А как быть с приемом пищи? Никто не рассчитывал на подобную задержку, прекрасно понимая, что такой задержки быть попросту не должно. И даже если предположить, что они переживут ночь Беты а после им удастся возобновить процесс работы с того момента, когда он был прерван, пополнить запасы будет негде. С-2 не оборудован запасными комплектами регенерации, он вообще не имеет собственной биосферы. Воздух выпускается из модуля в вакуум космоса, прежде чем он начнет сближение с атмосферой планетарного тела. Так что им в любом случае придется вернуться на орбиту. А это драгоценные затраты топлива, которое расходуется в огромных количествах и непредсказуемо при маневрах в условии плотной атмосферы. Его просто может не хватить.
А стоит ли все это, жизни одного человека, исчезновение которого вряд ли заметит Вселенная?
Еще и Марк. Ему нужна срочная медицинская помощь. Он без сознания и он подвергся токсикологическому воздействию из-за нарушения целостности верхней части защитного костюма. Именно повреждение верхней части, самое опасное. В ней воздушная смесь, так же создающая необходимое давление, забирается для дыхания в шлем. Так что отравление происходит крайне быстро по сравнению с тем. Если бы он повредил сапог или бедренную часть костюма. В любом случае промедление, может стоить негативным воздействием на центральную нервную систему. А это смерть. Или, по крайней мере, жизнь в вегетативном состоянии, так как пораженные клетки головного мозга уже вряд ли смогут восстановиться. И тут не поможет ни одна клиника, практикующая нейрорегенерационные технологии, потому что мозг человека, как и работу его нейронного кода до сих пор не смог репродуктировать ни один штаб ученых.
Где грань, за которой принятые решения во благо большинства, становятся предательством для остальных?
– Что? – Лена зло усмехнулась. – Ты о чем Грек? Я жду твоей команды! – В ее голосе было четкое ударение на «твоей» и командир это почувствовал.
– Десять минут. – Он смотрел в блуждающую желтизну экватора Беты через сенсорную панель, в то время как СИД был отвернут модулем управления от планеты строго перпендикулярно линии Кармана, готовый начать расстыковку траулеров. – Если через десять минут не восстановится связь или вы не увидите его на горизонте, взлетайте. – Он отключил связь.
Как вообще могло произойти подобное? Куда мог пропасть человек на ледяной пустой планете из камня? И почему связи не было? Что за совпадения такие? Если с ним что-то случилось…
Проксима к тому времени уже исчезла за лимбом планеты, на несколько минут, в последний разлив свой свет по полушарию и поиграв на нем всеми цветами радужного спектра.
Где-то там были его люди. Один ранен и может погибнуть, другой просто исчез. Может отменить приказ? Рискнуть и ждать, зная точно, что Марк, скорее всего, не доживет до медицинского блока? А Корин возможно и вовсе не вернется?
Маер вывел на одну из визуальных панелей протокол работ и еще раз перечитал те параграфы, которые четко устанавливали требования к командному составу и членам экипажа, относительно времени и сроков прибытия к месту высадки. И протокол, вновь напомнил ему, что он должен был поднять С-2 на орбиту еще тридцать с лишним минут назад, независимо от того, укомплектован экипаж или нет. И все об этом знали. Ниже шли биометрические подписи. Перед каждым полетом одна и та же процедура. Инструктажи. Но кто бы мог подумать, прикладывая палец к сенсору, что в какой-то момент, все это может оказаться не просто формальностью.
Через пятнадцать минут, невыносимого ожидания, когда каждая минута казалась равной световому году, не сводя глаз с экрана цифровой связи, Маер увидел автоматическое сообщение службы транспондерного оповещения, уведомившее головное судно, о старте взлетно-посадочного модуля. Нужно было подчиниться протоколу. Он дал команду на сброс траулеров. Обида за происходящее, злость на компанию и чувство того, что он предал своего человека, подступили к горлу. И тут же загудело где-то в голове. Зрение стало мутным, а кислород в воздухе модуля, начал куда-то пропадать.
Лекарство!
Командир с трудом поднялся из кресла и, казалось, что полимагнитное ядро, обеспечивающее гравитационный фон судна, вышло из строя, увеличив вес его тела на пару десятков килограмм. Но он знал, что это не так. Пока С-2 выходит на суборбитальную высоту, а сплотка траулеров, рассекая атмосферу, несется к поверхности Беты, ориентируясь на метки и корректируя падение маневровыми ускорителями, ему нужно было добраться до кабинета и принять лекарство.
А может быть лучше не принимать? Может, чем чувствовать ответственность за принятое минуту назад решение, лучше пускай аневризма, избавит его от всего этого?
* * *
Стыковочный шлюз открылся, и в технический модуль через люк поднялась Лена, а затем потянула на себя, передаваемые ей еще кем-то, носилки с бессознательным Марком на них. Потом показалась, судя по комплекции, Марта Штеер. Оказавшись внутри технического модуля, она отстегнула шлем и проморгавшись, снова подхватила носилки. Следом появился Колл. Уже без шлема. Мрачный и угрюмый.
Они были похожи на единственных выживших солдат, когда-то бывших частью огромной армии, и которая потерпела разгромное поражение в грандиозной битве. Маер опешил, понимая, что уже не для кого все произошедшее там, на поверхности Беты, не пройдет бесследно.
Его мозг еще не осознав того что случилось, искал среди них пятого члена команды, а когда Колл повернул шлюзовой переключатель и люк разделяющий С-2 и головное судно, начал закрываться, ему хотелось крикнуть на него, чтобы он не закрывал его. Ведь Корин еще не поднялся!
Марта, разложив транспортировочные стойки носилок, на которых, не шевелясь, лежал Ковнер и, бросив на командира какой-то, в этот раз слишком человечный взгляд, потащила Марка в медицинский блок, что-то сказав при этом о медицинской помощи, но он ее не услышал.
Щелкнув переключателем и откинув назад шлем защитного костюма, Колл обошел Лену и целенаправленно быстро двинулся к Маеру, желая первым доложить о случившемся. Два каких-то шага и рука упавшая сзади, вдруг дернула его плечо. Уже начав что-то говорить командиру, он прервал доклад и обернулся. А Лена ждала именно этого. Что было сил, она ударила его своим тяжелым оранжевым шлемом. Удар, пришелся сразу по всему лицу и оказался настолько сильным, что Колл на мгновение просто отключился, припав на одно колено, и схватившись руками за голову. Но через секунду, сплюнув моментально наполнившую ротовую полость, кровь, на металлический пол, он поднял на Лену свой взгляд, пробивающийся сквозь залитые кровью глаза. Бровь, скула, нос и губы – все было рассечено и льющейся из ран темно-алая жидкость, собиралась в черной бороде, словно в губке. Ненавистно что-то прорычав, он стал подниматься на ноги, готовый нанести ответный удар. Выражение его лица можно было сравнить с раненым зверем, а видел он перед собой не женщину, не члена команды и уж тем более не ту, с кем некоторое время назад у него были более сложные отношения. Он видел только врага, и он готов был этого врага уничтожить. Но не так-то просто было достать высокую крепкую Лену, прошедшую за свою жизнь не одну подобную ситуацию. Чье-то желание ее убить, нисколько не заставило ее отпрянуть или смутиться, и просто стиснув зубы, она была готова к ответному рывку, и пока он не поймал достаточного равновесия, чтобы ответить, вновь занесла над головой для следующего удара свой шлем. И только громкий резкий голос командира Маера остановил ее, не дав крепкому шлему из полимеров и металлического сплава, рассечь окончательно череп инженера.
− Стоп! − Он встал между ними. – Лена! Хватит! Какого хера ты делаешь?!
– Это твой последний полет, тварь! – Колл снял перчатку и вытер ладонью бороду. – Ты за это ответишь! Я тебя на Земле достану. – Он медленно поднялся, развернулся, и тяжело дыша от гнева и обиды, пошел прочь.
– Что тут происходит?!! – Повторил вопрос Маер, едва не крича.
Лена подошла к верстаку и отдала команду консоле управления снять защитный костюм. Пропищав, система автоматически стала расстегивать замки на спине и поясе, обнажая синий легкий комбинезон.
– Это все он подстроил, Грек! – Она вылезла из костюма, и с усилием подняв его, бросила на верстак.
– Что подстроил?
– Все что там произошло, это его рук дело! Он вырубил связь и локацию, он что-то сделал с Корином! А Марк ранен!
Еще ничего не понимающий Грек Маер, какое-то время просто смотрел на нее не, отрываясь и пытаясь понять серьезность произошедшего, а Лена все это время просто упиралась руками в стол верстака и просто молчала, ожидая от командира какой либо реакции.
− Прежде чем обвинять кого-то, мы обычно разбираемся в случившемся и анализируем то, что произошло. Если считаешь, кого-то виноватым, это нужно доказать, а не применять силу! – Гнев сочился вместе со словами сквозь стиснутые зубы. – Во-первых, доклад. Полный и развернутый. Во-вторых. С чего ты вообще взяла, что это он виноват во всем?
– Что тут докладывать, Грек? – Она повернулась к нему лицом. − Ты как будто сам не знаешь, что мы вернулись не в полном составе, а один член экипажа ранен! – Корин пропал и мы его не дождались! – Она заметалась взглядом по сторонам, словно ища что-то важное. – Доказательства тебе нужны? Сейчас будут! – Лена рванула с места большими не женскими шагами в сторону медицинского блока, махнув командиру рукой, чтобы тот следовал за ней. − Камера! Камера в шлеме Марка! Она пишет автономно и не зависит от навигатора и общей связи!
Марк, был все еще без сознания. Он лежал в полукруге манипуляционного стола, совершенно голый. От ног до пояса его тело прикрывало белое термоодеяло. К груди его были присоединены небольшие датчики. Марта стояла над ним и накладывала на травмированную руку септическую повязку. Когда, в модуль ворвалась Лена, она остановилась и выпрямилась. Маер был у нее за спиной.
– Где его шлем? – Она злобно посмотрела на Марту, но та лишь молча, кивнула в сторону лежащего бесформенной грудой на полу защитного костюма.
Лена кинулась к нему, схватила шлем и трясущимися от волнения руками стала извлекать элемент памяти из встроенной камеры в правой лобовой части. Когда квантовый накопитель информации оказался крепко зажат в кулаке, она просто бросила шлем обратно на пол, и едва не сбив с ног командира, покинула модуль.
Марта перевела холодный взгляд на Маера.
– Как он?
– В медикаментозном сне. – Марта снова повернулась к пациенту и продолжила перевязку – Нужно время пока организм очиститься от токсина.
– А рука?
– Повреждение мягких тканей запястья. Шрамы останутся, но функциональность не нарушена.
– Хорошо. Спасибо – Он повернулся и перешагнул порог блока, но остановился. – Что там произошло? – Тон его голоса словно означал начало перемирия.
Марта аккуратно опустила руку Марка на стол и выпрямилась.
– Я знаю только то, что Вашему пилоту пришлось повторно вернуться на место установки оборудования, а потом он пропал. Кравец пыталась с ним связаться, но связи не было.
– Связи не было… – Маер покачал головой.
– Командир, Я могу Вам кое-что показать? – она закрепила повязку и положила его руку вдоль тела.
– Показывай.
Марта легко отодвинула стол с пациентом на неуловимых взору шарнирах и подняла стоящий на полу серебристый довольно массивный бокс с логотипом КФ и изображением символа биологической опасности. Только сейчас Маер заметил, что две прозрачные трубки заходят под термоодеяло, которой был накрыт Марк. По ним в его тело, в его кровь, что-то вводилось. Он хотел спросить у Марты про это, про их содержимое, но ее голос зазвучал первым.
– Я нашла это при исследовании почвы на поверхности. – Она щелкнула замками бокса и его крышка, издав характерный звук, приподнялась и Марта открыла ее – Вот, командир, взгляните.
Маер подошел ближе и склонился над столом, поравнявшись с Мартой. В боксе в специальном отделении, под еще одной крышкой, с дисплеем, показывавшим температуру внутри минус десять градусов по Цельсию, находился мутного белого цвета бесформенный предмет похожий на осколок. Марта, извлекла его большими щипцами с широкими концами и показала Маеру. Вслед за осколком потянулся белоснежный пар замораживающего вещества.
– И что это?
– Лед. – Она без труда отломила от осколка небольшой кусочек, другими щипцами и положила его себе на ладонь.
Тепло ее руки моментально растопило кусочек льда, и тот превратился в несколько капель воды, собравшихся маленькой лужицей на белой коже.
– Замечательно. – Маер недовольно хмыкнул и поднял скептический взгляд от ее руки на ее лицо. – Вы нашли воду. Научное сообщество будет потрясено Вашим открытием!
– Мультибокс, – Марта вернула осколок в заморозку, – проанализировав субстанцию, выдал формулу воды. – Она кивнула соглашаясь. – Чистую формулу. Без единой примеси. В Солнечной системе вода в чистом виде нигде не встречается.
Командир вздохнул, все еще сомневаясь, что он хочет видеть то, что ему может показать Лена, но понимал, что увидеть это должен и уже спешил покинуть медицинский блок.
– Что я должен сейчас сделать, госпожа Штеер? Запрыгать от радости? Похлопать в ладоши? – Он ехидно прищурился. – Зачем Вы мне это показали?
– Вода в виде льда, встречается на поверхности Проксима b большими залежами, в низинах, углублениях и каньонах. Быть может Вам будет и не интересно это знать, командир, но есть основания полагать, что на эти скопления кто-то воздействовал. Имеются следы механических разрушений льда, похожих на то, как если бы его специально кололи каким-то острым предметом. – Она закрыла бокс, снова щелкнув замками, и стала ждать реакции командира.
– Вы правильно заметили, госпожа Штеер, мне совершенно не интересно слушать Ваши бредни, относительно обитаемости планеты, условия на которой совершенно для этого не предназначены! – Маер выпрямил спину и договорил, злобно глядя на Марту – Мой пилот остался там и попал под удар и вряд ли выжил, мой техник ранен! Мне предстоит отчет перед Вашим руководством, которое не очень-то жалует за ошибки, а Вы мне рассказываете про какой-то лед! – Он махнул рукой куда-то вверх – Советую посетить юпитерианскую Европу, там его полно!
Он повернулся и шагнул к выходу но, уже перешагнув порог, остановился и ехидно добавил:
– Сделаете там еще одно открытие вселенского масштаба!
– Я имела в виду, что возможно Марк прав и его слова не плод воображения, подвергнутого воздействию токсичной атмосферы! – Но Маер ее уже не слышал, раздраженный он вышел из модуля искать Лену, а Марта осталась стоять, держа в руках свой серебристый большой бокс.
Она посмотрела на него. Потом на свои пальцы. Они были все еще влажными от растаявшего на них кусочка льда. Необдуманно. Не достойное, члена Научного сообщества, поведение. Мультибокс делает анализ вещества, полагаясь на сравнительный анализ имеющихся в его базе данных. Проще говоря, анализатор, может не располагать сведениями о том, что кроме кислорода и водорода имеется в составе образца. Потому что… не бывает в природе воды в чистом виде!
И зачем она только решила рассказать командиру, о своей находке? Чего она этим пыталась добиться? Правильно ли она вообще поступила, что рассказала ему? Может и хорошо, что Маер не воспринял в серьез ее слова. Она принимала участие в этой миссии с особым заданием, известным только ей и тому человеку, который его диктовал. Особый акцент ставился на строгую секретность результатов полученных ею при обследовании планеты, и посвящение Маера в часть этих результатов, могло кому-то очень не понравиться в Компании. Она вдруг испытала странное чувство, внезапно нахлынувшее на нее, сначала появившись в районе желудка, а потом молниеносно расплывшееся по всему телу. Марта потрогала рукой свою щеку, потом лоб и с удивлением поняла, что температура ее тела поднялась. Пришлось даже присесть на маленькое медицинское кресло фельдшера. Что с ней! Она не могла понять, а странное чувство не угасало, не давая свободно дышать. Но почему? Может это какая-то болезнь? Она рассказала Маеру то, чего рассказывать была не должна, и он еще выставил ее полной дуррой в ее же глазах! А если бы рядом были другие члены экипажа, если бы они в тот момент не были одни в модуле? То, что говорил ей командир, было унизительно и пропитано сарказмом, наверное, все бы смеялись над ней, а может быть еще и сильнее подтрунивали вдогонку, словам Маера. Она представила, как происходил бы их разговор в присутствии, например Лены, Марка и Корина и чувство гадкое и противное с еще большей силой нахлынуло на все ее внутренности, едва не выдавив слезы из ее глаз. Корин.
Она вдруг выронила мультибокс, поднялась с кресла, которое тут же автоматика спрятала под манипуляционным столом и попятилась назад. Дальше была только стена блока. Холодная и покрытая полимером. Упершись в нее спиной, она медленно сползла по ней и оказалась на полу. Странные ощущения, которых никогда раньше не испытывала она, вдруг поразили мозг и тело целым валом чувств.
Страх! Стыд! Жалость! Обида! Грусть! Злость! Ненависть! Удивление… и еще одно… сильное и непередаваемое словами, но точно связанное с кем-то еще, что признать было не просто абсурдно, но и недопустимо!
Корин! Этот странный молодой человек с живыми большими голубыми глазами и доброй улыбкой, он странно смотрел на нее, но она не чувствовала в нем врага. Начитанный не по своему статусу, он иногда мог удивить ее своими знаниями об астрофизике и планетарной астрономии. Как, например, во время брифинга незадолго до спуска. Тогда командир Маер запретил ему вступать с ней в диалог, но все же его стремление показать, что он умнее остальных, попытка показать ей, что он выделяется из общей массы узкоспециализированных инженеров и плоско мыслящих пилотов, не осталась не замеченной. Хоть вида она и не показала. Да, еще был случай в лобби. Или позже в панораме.
Тогда в панораме он позволил себе прикоснуться к ее лицу, она почувствовала только тактическую надменность над ним и ему подобными. Какое право он имел вообще касаться ее!
Вот только почему-то сейчас, она чувствует все совершенно иначе…
Марта снова взглянула, на все еще влажные пальцы и лихорадочно стала вытирать их о комбинезон. Вполне возможно, что в этой воде содержится вещество, проникшее в ее организм через кожный покров руки и оказавшее такое вот действие на нервную систему.
Она пришла в себя, поднялась и, открыв ящик с септиками, извлекла дезинфицирующую салфетку и принялась вытирать пальцы.
Что-то подобное раньше, могло ее насторожить, предупредить и побудить к определенным действиям. Но сейчас она испугалась. По-настоящему испугалась того, что может оказаться инфицированной инопланетным вирусом, вызывающим подобные галлюцинации. Вирусом или чем-то еще, что было в воде и что не смог распознать ее мультибокс. И даже когда ее пальцы стали сухими и прошли дезинфекцию, как и то место на комбинезоне, о которое она обтерла их, это чувство страха никуда не делось. Притупилось – да. Но не исчезло.
Не пропало окончательно и другое чувство. Так же впервые ощутимое, непонятное и неведомое. Оно было другое не такое как страх, не гадкое и не противное, но не менее сильное, и не менее безысходное.
А еще ей показалось, что когда-то, с ней случилось что-то очень плохое.
* * *
Когда командир Маер вернулся к верстаку, Лену всю трясло от злости. Когда он окликнул ее и она, обернувшись, посмотрела на него, стало жутко от одного только ее побледневшего вида и взгляда полного ненависти.
Как она не пыталась она не могла просмотреть и тридцати секунд записи с камеры, установленной на шлеме Марка. Картинка просто прерывалась через некоторое время после выхода на поверхность команды из челнока. Лена ударила по столешнице кулаком.
– Попробуй свою камеру. – Командир уже стоял за спиной.
Лена посмотрела на него, полуобернувшись, и через минуту в ее руках уже был оранжевый шлем. Она ловко отсоединила камеру, извлекла из нее карту памяти и, не задумываясь, отбросила в сторону все ненужное ей. Маер задумчиво облокотился на верстак.
Как это было не удивительно, но камера Лены была в полном порядке и запись просматривалась с самого включения системы жизнеобеспечения еще до расстыковки С-2, с того самого момента, как только активировались замки ее шлема.
– Видишь! – Она закричала – Это как понимать, Грек?
– Успокойся! – Он положил руку ей на плечо, но она отстранилась.
– Запись кто-то стер! Эта белая сука, она снимала с него костюм! – Она ткнула воздух пальцем в сторону медицинского блока.
– Лена! Лена! – Он все-таки взял ее за плечи и немного тряхнул. – Ты уже определилась, кто там и в чем виноват! Колл или Марта Штеер! Прости, но все, что ты говоришь, пахнет бредом. А у тебя нервный срыв. Так что сначала заткнись, а потом успокойся.
– Оба, Маер! Они оба все это устроили. – Ее голос зазвучал тише. – Они в сговоре.
– Не желаю слушать больше эту чушь! Уж точно у Колла нет причин устраивать саботаж экспедиции! – Он отпустил ее. – Сейчас ты во всех подробностях расскажешь мне, что там произошло. Как бы там не было, Марк хоть и ранен, но жив и с нами, а ранение его не смертельное. Через пару дней будет на ногах. – Он придвинулся к Лене практически вплотную и говорил в полголоса, будто боялся, что их кто-то услышит. – А вот Корин остался там. – На этих словах он вдруг замолчал и, отпустив ее, отошел на несколько шагов назад, а потом его тон и речь внезапно и резко поменялись. – Да как вы вообще допустили такое! Вы оставили его погибать на чужой планете! Ты хоть на секунду представляешь себя на его месте?
– Грек… – Ошеломленно шепотом произнесла Лена. – Ты что несешь? Ты думаешь, я его там оставила? Так это я его бросила? – Она обижено вытаращила глаза на командира, совершенно не ожидая от него подобных обвинений.
– Ты главная на поверхности. Консоль управления была у тебя. – Он сложил руки за спиной. – Ты нажимала кнопку старта!
– А вот так значит?! – Ее глаза вдруг налились слезами обиды. – А не ты ли дал мне последние десять минут? Не ты ли сказал взлетать, если он не выйдет на связь? Ты… – из ее ноздрей едва не полыхали огненные искры, – подлая тварь, Грек, если полагаешь, что таким образом сможешь перевалить вину за свои действия на меня! – Ее кулаки сжались.
Чувство доверия и уверенности в нем, испарилось со скоростью в сто парсек в секунду. Она больше не видела в своем друге, с которым была бок обок уже много лет, союзника и не чувствовала его поддержки.
– Вы почти два часа сидели на своих задницах в модуле и боялись выйти наружу! – Видя ее ошарашенное состояние и удивление в глазах от подобного к ней обращения, Маер надавил с еще большей силой. – До координат метки, сколько? Двадцать? Тридцать минут пути? Почему вы не организовали поиск? Почему не отправились за ним? Может он, как и Марк, повредил защитный костюм и медленно умирал, моля Вас о помощи! А вам просто было плевать! – Он взмахнул руками. – Вот он-то как раз Марка спас! Доставил его к вам. И снова уехал. – Маер выдохнул, стараясь не захлебнуться собственной речью. – Он делал свою работу один! Какого хера, Лена, он делал ее один? Ты там главная! Почему он поехал один? А? – Лена просто молчала, ожидая, наконец, когда командир выговорится. – А потому что, все вы, – он обвел рукой пространство вокруг себя, но имея ввиду весь СИД и его команду, – его терпеть не могли. Ты всегда была против него. Всегда! А Колл… да я больше чем уверен, что спроси его, как зовут нашего второго пилота, он и не вспомнит. – Он обернулся и направился к переходу в АРМ, не считая больше ничего нужным говорить.
– Блестяще! – Лена захлопала в ладоши. – Прекрасный спектакль, командир Маер! – Она засмеялась сквозь слезы и, в смехе ее не было ничего хорошего. – Если ты думаешь, что таким образом сможешь выгородить свою задницу перед боссами Колониальной Федерации, когда они будут смотреть записи с модульных камер, то ты ошибаешься! – Лена сорвалась на крик. – Я расскажу все, как было! Все! Ты меня понял, командир Маер? И скажу сейчас, если эти камеры есть и они записывают наш разговор! Слышите, агенты Колониальной Федерации? – Она стала оборачиваться по сторонам в поисках спрятанных проектировщиками камер в потолочных панелях. – Команду «старт» с поверхности Беты, отдал командир экипажа космического магистрального судна СИД Грек Маер!
Маер стоял молча и полуобернувшись, железным взглядом смотрел из под седых бровей на своего первого пилота, наконец, начиная осознавать, что возможно он зря сорвался на ней. На борту этого судна, Лена, возможно единственный человек, которому он мог доверять как самому себе, и именно в те минуты он это доверие рушил.
– Ты не лучше их, ты такой же агент, как все остальные! – Лена подошла к нему так близко, что если бы сверху на них светило Солнце, а не фотоэлементы, то тень от ее крепкого тела, поглотила бы полностью щуплого и низкого старикашку Маера. – Слушай меня! – Она тяжело дышала, и обида захлестывала ее – Командир! Вот что скажу тебе! Твоя команда, заражена гнилью, и ты сам эту гниль развел среди нас! Нет у тебя больше команды! – Она протянула руку и слегка, но угрожающе толкнула его в плечо. – С меня хватит! Верни меня домой!
Толкнув еще раз, она не стала ждать от него ответа, а просто развернулась и быстрым шагом покинула технический модуль, оставив командира в одиночестве.
Когда дверь за Леной закрылась, издав электроприводом характерный звук, командир снова повернулся к верстаку и, посмотрев секунду на черный голографический экран проектора, вдруг выпрямился и что было сил, ударил в него кулаком. Экран, пискнув, погас, а сам проектор отлетел от верстака на несколько метров и глухо стукнулся об пол из углеродных панелей.
Маеру предстояло вновь принять непростое решение, но в голове почему-то все перепуталось. То, что произошло, не укладывалось в его понимании. Вся эта миссия была очень хорошо продумана, действия экипажа отлажены и отрепетированы много раз. Этого вообще не должно было произойти. Так что же это? Всего лишь неудачное стечение обстоятельств или саботаж кого-то из членов команды?
Не позднее чем через пять часов после сброса траулеров, он должен был направить курирующему агенту отчет, о ходе миссии, чтобы к их возвращению, агенты уже владели необходимой информацией. Но Маер не знал, что говорить в отчете. Ему нужно было время подумать.
Командир, прошел медленными шагами вдоль всего модуля к шлюзовой камере. Постоял немного, задумчиво глядя внутрь через небольшое окошко из прочного феросплава в верхней части раздвижной двери и активировал шлюз через служебный делс на запястье левой руки. Двери молниеносно распахнулись перед ним, и он шагнул. Внутри было темно всего секунду. А потом сенсоры, почувствовав присутствие человека, зажгли два ярких потолочных осветителя.
Кожа под комбинезоном сразу отреагировала на понижение температуры внутри шлюзовой камеры, куда проектировщик судна не дотащил систему отопления, как впрочем, и не учел радиус действия полимагнитного ядра на панораму.
Внешний люк, открывающий членам экипажа дорогу в открытый космос, а точнее его поверхность, если в камере в течение нескольких минут находились трое и больше людей, покрывается изнутри тонким слоем инея, из-за остывания, отдавая сохраненное тепло воздуху и контактирующим конструктивным элементам внутри. Но сейчас его поверхность была гладкой.
Маер повернулся к расставленным по двум сторонам от люка боксам с защитными костюмами, понуро опустившими на грудь шлемами. Все они были расстегнуты и готовы к использованию. Забрала были подняты, а под каждым из них были небольшие площадки для удобства одевания.
Он стал на одну из площадок и, просунул руки в раскрытые со спины рукава и, система тут же запустила функцию сборки. Электронный голос оповещения, низменным тембром попросил не шевелиться, а щиколотки ног плотно обхватили застежки сапог. Забрало захлопнулось. Несколько секунд и вакуумный костюм уже наполнялся воздушной смесью, подгоняя внутреннее давление до необходимого уровня. Информационный дисплей в предплечье известил о синхронизации со служебным делсом. Запустилась система жизнеобеспечения, выведя в визуальное пространство забрала различные показатели, некоторые из них еще не обновились, ожидая окончания тестирования всех систем костюма.
Командир, неуклюже переступая в тяжелом облачении, вытянул из лебедки, обернутой вокруг пояса, крепкий и гибкий, в мягкой изоляции трос-фал и зафиксировал его на специальном страховочном поручне, около внешнего люка. Где-то за спиной прожужжали привода шлюзовой двери, закрывая камеру. Свет осветительных панелей притупился, и нагнетатели принялись откачивать воздух из камеры. Однако, Маер прервал процесс шлюзования и дал команду на открытие внешнего люка.
Осветительные панели сделали свет красным, а электронный голос оповещения предупредил о незаконченном процессе шлюзования. Капитан сбросил ошибку через планшет и через три секунды отсчета, герметичный люк отъехал в сторону. В камеру ворвалась черная пустота и космический вакуум, разрядив в долю секунды давление до нулевой отметки, с огромной силой выбросил в космос оставшийся воздух, разобрав его на отдельные молекулы, а вместе с ним все, что было не закреплено к стенам и полу, включая капитана Маера. Свободное падение отразилось болью в глазах и тахикардией, о чем тут же упомянула система жизнеобеспечения.
Разница давлений придала его телу достаточное ускорение, чтобы за несколько секунд он превратился из человека в космический мусор, вращающейся по инерции на орбите Проксима b, который, витка через два или три, вошел бы в атмосферу планеты и короткой едва заметной вспышкой, сгорел за одно мгновение.
Прежде чем страховочный фал натянулся и воздействовал на него силой прямо пропорциональной инертной силе ускорения, Грек почувствовал, что несколько раз успел перевернуться вокруг своей оси, словно палка брошенная кем-то, кто бросая ее, держал только за один конец.
Падение с ускорением прекратилось и, Маер облегченно вздохнул. Теперь он мог отрешиться от всего и просто остаться наедине с собой, чтобы подумать, о том, что делать дальше. Пока он тут, они там внутри хоть глотки пускай грызут друг другу. Ему все равно. Ему снова предстояло принять решение. Решение, вытекающее из последствия его прошлого решения, а выход в открытый космос, очень неплохо способствовал восстановлению нервной системы и стимуляции активной работы мозга. Так считал Маер. И это не вывод ученых, это его небольшой личный предрассудок, который он уже не раз, за свою профессиональную карьеру, воплощал в жизнь.
Потянув за трос, он перевернулся. Смотреть на планету сейчас не было никакого смысла. Едва различимые контуры бурь, севернее экватора, были поглощены темнотой здешней ночи. А вот прямо над ним, если брать положение планетарного тела условно за «низ», висел СИД. Когда звезда покажется из-за лимба Беты, он словно засветится весь бликами отражений ее ультрафиолетового света, насыщенного гамма-излучением, обилие которого на столь близком расстоянии превышает излучения Солнца, за счет очень частых и активных коронарных выбросов. Но сейчас он был черный. Лишь свет излучаемый панорамой, витражом кабины пилотов, шлюзовой камеры и сигнальных огней на контурах каждого модуля, создавали вид выглядывающего из темноты монстра. Четыре шарнирных опоры, на каждой из которых установлены термоядерные позитронные турбореакторы, были сложены и аккуратно прижаты к корпусу, от чего судно походило на гусеницу, с конусообразным модулем управления и расширяющимся сигментовидным телом далее. Немного сбоку сверкал серебристо-матовый корпус С-2, Совсем миниатюрный по сравнению с головным судном. Дальше за опорами, буксировочная стыковка. Сцепки, как щупальца осьминога, хаотично застыли в пустоте. Какой-то час назад они удерживали груз из восьми овальных траулеров, облитых свинцом и графитом, для транспортировки радиоактивных грузов. СИД казался значительно меньше без груза, но все же, его грозный вид, вызывал восхищение и уважение к тому, кто создал это гигантское произведение инженерной науки и новейших технологий.
Земля требовала все больше и больше сырья для расщепления атома. Полисы и предприятия компаний, транспортная сеть аэродинамических или электромагнитных перевозок, с каждым годом расширяясь, требовали еще больше энергии, еще больше электричества. Станции, превращающие обогащенную руду в энергию, вырастали из земли с геометрической прогрессией. Каждое предприятие, каждая компания владеет сотнями станций, которые только и успевают вытряхивать из своих реакторов отработанный стронций и уран. Вот почему он здесь. Вот почему он делает это, рискуя жизнями своих людей.
Он снова отвернулся от судна и уставился в темноту планеты.
Все это задумано лишь с той целью, чтобы не отравлять свой дом, Землю, Солнечную систему, отходами, способными нанести непоправимый вред человечеству и его колониям. Вот за что, каждый из них ставит на контрактах свои биометрические подписи и за что получает довольно не малые гонорары.
Но что же там произошло? Там под куполом желто-серой газовой пелены, среди черных камней и скал. Что стало с еще совсем молодым парнем, так хотевшим быть пилотом и так хотевшим именно в эту экспедицию, ставшую для него последней.
Погруженный в свои мысли Грек Маер не вел отсчета времени и скорее всего он не мог определить, сколько минут, а может часов, провел, болтаясь в открытом космосе на страховочном фале. Фал периодически, то вытягивался ровной дугой, оставляя командира как бы позади головного судна, то собирался волной, становясь похожим на условную кривую на экране древнего осциллографа.
Бета медленно и незаметно для гостей из другого мира, так же беспечно, как и миллиарды лет до их прибытия в ее владения, продолжала свой безмятежный путь вокруг Проксимы Центавра, пока та еще незаметнее продолжала свое путешествие по Млечному Пути.
Вздохнув, Маер решил, что хотя новых мыслей в его голове не прибавилось, старые все же встряхнулись и встали на свои места. В сознании появилось четкое представление того, что требовалось делать дальше и первым делом, необходимо было как можно скорее вернуться на СИД. Пора начинать разряжать обстановку внутри экипажа, пока они не перебили друг друга шлемами защитных костюмов.
Маер провел закованными в экзоматериал пальцами по дисплею планшета, осветив его наплечным фонарем и тот «очнувшись» начал предлагать выбор из нескольких стандартных команд. Палец шагнул к надписи управление лебедкой и устройство тяги на массивном поясном креплении пришло в движение. Фал сначала выпрямился, а потом натянулся как струна и немного рывком, стал подтягивать плавающего в свободном полете человека.
Когда до поручня шлюза оставалось всего несколько метров, внимание командира, что-то привлекло. Он остановил лебедку и стал снова отпускать трос, который спиралью разматывался в невесомом пространстве. Через несколько секунд, Маер все же по инерции достиг поручня и схватился за него свободной рукой. Его немного запрокинуло инерцией под выступающий порог шлюза, но он быстро поймал равновесие, и уже мог спокойно висеть рядом с поручнем, освободив обе руки.
Вглядевшись куда-то в нижнюю часть судна, туда, где был стыкован С-2, Маер заметил на его корпусе, с левой стороны там, где к фюзеляжу модуля крепились опоры атмосферных стабилизаторов, отсутствие части отражающей обшивки.
На какое-то время он выкинул из головы все мысли о происходящем на борту СИД и произошедшем на поверхности Беты. Все его внимание заняло желание выяснить, что именно отсутствует на корпусе модуля С-2.
Он двукратно увеличил визуальный обзор и, прищурившись, вгляделся в корпус транспортника. Без сомнения это была одна из технических ячеек. Небольшой плоский люк, каких на любом космическом аппарате было достаточно много. Разбросанные по всему корпусу судна, они давали доступ к некоторым важным частям оборудования, для наиболее удобного его ремонта и настройки. Но на С-2 никто ничего не настраивал и не производил ремонт. А люк все же отсутствовал, оголив внутренности ячейки.
Нужно было выяснить, природу этого явления и командир оттолкнулся от балки и поплыл в сторону пристыкованного аппарата. Отталкиваясь о выступающие части корпуса судна, он корректировал свое плавание, пока не добрался до ребра одного из шарнира турбореактора. Дальше нужно было заплыть под модуль. Маер огляделся и, оценив ситуацию, слегка оттолкнулся от крыла и проплыв еще пару метров запустил реверсы. Сжатый азот дал ему нужное ускорение и, регулируя поочередно правой и левой форсункой, он через десять секунд уже держался за ту самую оголенную ячейку.
Наплечный фонарь, дергаясь из стороны в сторону, из-за неустойчивого положения командира, осветил корпус. Маер поморщился. Не нужно было быть инженером, техником или обычным механиком, чтобы понять, что тут не хватало одного из трех предохранителей. На оставшихся двух, было изображение антенны в кружке, а значит, полагалось думать, что они отвечают за связь. Сама же крышка люка, отсутствовала вовсе. Значит, кто-то кто с какой-то целью залез сюда, в спешке видимо не успел полностью закрутить болты, на которых он держался. Вот только кто и зачем. Марк при обслуживании «когда-то» или это произошло позже? Во время спуска на поверхность Беты? Причина отсутствия цифровой связи заключалась в этом? Поэтому Лена не могла связаться с Корином и определить его местоположение?
Судя по всему, неудачно закрытый люк отскочил при атмосферных нагрузках во время взлета или посадки. А вот предохранитель? Кто-то извлек его специально или его тоже вырвало при маневрах?
Командиру вдруг стало как-то не по себе. По спине, закованной в блестящую броню вакуумного костюма, пробежал холодок. Ему вспомнились слова Лены о гниении внутри команды. Не стоило спешить с выводами, нужно во всем разобраться, ведь в команде только два человека, которые знают о том, что и в каких технических ячейках находится.
Маер, вытащил еще один из двух предохранителей, спрятал его в специальном отделении на поясе, потом отпустил люк и включил лебедку. Фал снова натянулся и потащил его к шлюзу. Теперь он хотел вернуться на борт как можно скорее.
Глава 20
История насущных времен
Вернувшись на СИД, Грек Маер оказался в полном одиночестве. По крайней мере, ему так показалось. Его никто не встретил. Впрочем, как оказалось, никто ровным счетом никак не отреагировал на его спонтанный выход за пределы судна. Никто не связался с ним, пока он парил в свободном падении в черноте ночи Беты. А ведь консоль управления в кабине пилотов сигналила об открытии шлюза. Но всем было видимо наплевать, так что вместе с чувством одиночества его встречало еще и чувство обиды, которое быстро переросло сначала в злость, а после в понимание того, что членов команды не следует считать друзьями. Они все, его подчиненные и относиться к ним надлежало так же. Даже к Кравец.
Тем более к Кравец.
Он преодолел технический модуль, тускло освещенный световыми панелями, переведенными в режим гибернации и демо-заставкой интел-центра верстака, который не выключила его первый пилот.
Марка он нашел все в том же состоянии, в каком видел его в последний раз, в медицинском блоке. Действие препаратов, что ввели его в медикаментозный сон, еще не закончилось, и он спокойно спал, а его грудь медленно поднималась при вдохе и опускалась при выдохе.
Марта и Лена оказались в сотах. Лена отключилась, настроив ее на восемь часов сна, а Марта просто спала в ней, повернувшись на бок и оставив капсулу открытой. Ну а Колла тут не было. Видимо он закрылся у себя в инженерном блоке, что Маер проверять не стал. Он просто взял чистый одноразовый стакан и, набрав в него холодной воды из куллера, в который она подавалась из кондиционного репродуктора, залпом выпил, утолив жажду и ушел из лобби в модуль управления. Усевшись в кресло первого пилота, он отрегулировал его в лежачее положение и, закрыв глаза, стал слушать монотонные редкие щелчки навигационной панели и ровное тихое жужжание воздушных рециркуляторов. Потом его поглотил сон, а ведь он даже не представлял себе, насколько сильно устал.
Проснулся он так же внезапно, как и уснул и даже не сразу понял, где находится. А когда до него дошло, что кресло пилота это не сота и не диван в блоке АРМ, то попытался подняться, старчески кряхтя, но почувствовав, что правая рука онемела до самого плеча, находясь, долгое время под весом его тела. Пришлось повернуться на другой бок и лежать так еще несколько минут.
Когда же он все-таки вышел в бытовой модуль, то увидел Марка. Техник сидел за круглым столом и, обхватив левой ладонью одноразовый стакан, мелкими глотками пил горячий кофе. На правой руке была наложена регенерационная шина, скрыв конечность до середины предплечья и он, постоянно забывая об этом, пытался схватиться за стакан, но тут же, вспоминал и одергивал ее. Его лицо было бледное, как простыня, а на плечи было накинуто согревающее одеяло. Тело трясло и знобило, а в перерывах между глотками он закрывал глаза и как-то отрешенно, какое-то время, сидел не шелохнувшись. Потом будто очнувшись, резко поднимал веки, и снова забыв о травмированной руке, подносил чашку ко рту.
Маер обошел стол и сел напротив него, рядом с молча сидящей Леной, которая зло, проводив все его передвижения по модулю, демонстративно отодвинулась в своем кресле на значительное от него расстояние. Командир сделал вид, что не заметил ее и обратился к Марте, стоящей у входа, опершись спиной на край стены.
– Как он?
– Он едва не погиб, командир, организм восстанавливается. – Она сложила руки на груди. – И восстанавливаться будет долго.
– Эй! – Маер протянул руку и потрогал его плечо – Ты как?
Марк, медленно облизал потрескавшиеся губы, выглядевшие неестественно красными на бледном лице и, поднял на командира воспаленные глаза.
– Я в норме. – Голос его звучал хрипло и почти шепотом. – Когда я очнулся, для меня стало приятной новостью, что я жив. – Он болезненно усмехнулся и снова сделал глоток.
– Я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но мне нужна твоя помощь, чтобы восстановить события, произошедшие на Бете. – Маер положил локти на стол и пристально стал смотреть на него, оценивая состояние.
– Я помню только то, что произошло до ранения руки. – Он поднял правую руку, облаченную в повязку и, помахал ей перед Маером. – Потом все как в тумане и отрывками. – Снова сделал глоток. – Вам бы Корина спросить, он все точно должен помнить. Где он кстати?
Маер вопросительно посмотрел на Марту, но та лишь пожала плечами и перевела взгляд на Лену.
– Он не знает. ‒ Пилот выдохнула. ‒ Еще не знает.
– Чего я не знаю? – Марк тоже посмотрел на Лену.
Маер развел руками.
– Послушай, – Лена наклонилась к нему через стол, – Корин не смог вернуться.
Марк выпрямился, а его глаза округлились.
– Как это не смог? Разве мы вернулись не вместе? – Его глаза забегали, он поставил кофе и поочередно переводил взгляд то на Лену, то на командира.
– А ты помнишь, как вы вернулись на модуль? – Спросил командир.
– Я же говорю, все как в тумане и возможно даже то, что помню, – он потер глаза, как будто не спал сутки, – это было… не… – Он не договорил. ‒ Так что с Корином?
– Мы не знаем. Он просто пропал после того как довез тебя до С-2. – Голос Лены был немного виноват, но все же резок и тверд.
Марк покачал головой. Новость не была приятной.
– Он ведь жив? ‒ Марк захотел встать, но руки задрожали от волнения и пытаясь совладеть с собой он едва не опрокинул стакан, но Лена вовремя его схватила и переставила подальше от него.
– Сам знаешь. Не маленький. – Она поднялась и выбросила его в компактор, измельчающий и прессующий отходы при этом выделяя из них жидкости.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все что помнишь, не сейчас, Марк, немного позже, когда будешь в состоянии. Хорошо? ‒ Маер все же пришел к выводу, что его состояние далеко не удовлетворительное и отравление токсином из атмосферы Беты, а может и остаточные действия медикаментов, все еще продолжают сказываться.
Марк кивнул.
– А сейчас, скажи мне, что это такое. – Он извлек из кармана предохранитель с изображением антенны в кружке и положил на стол перед Техником.
Мельком взглянув на нее, он безразлично пожал плечами и принялся снова пить кофе.
– Предохранитель узла связи.
– За что он отвечает?
– Что происходит, командир? – Подозрительно спросила Лена через плечо Маера, но тот поднял вверх палец и она, замолчав села обратно в кресло.
– За каналы связи и навигационную локацию. – Он снова пожал плечами. – Откуда он?
– На С-2 сколько таких?
– Три.
– И все отвечают за связь между членами экипажа и локацию?
– Зачем, одного достаточно. – Он улыбнулся, но Маеру показалось, что мышцы его лица просто дернулись. – Командир, к чему вы клоните?
– Я все объясню, но сначала расскажи мне все про них.
– Хорошо. Под одним из технических люков, на С-2, находится предохранительная ячейка узла связи. Там три предохранителя. Они защищают узел связи от перепадов энергии. В случае перепада горят они, а не более важное оборудование узла. Верхний, то есть тот, что вы принесли, отвечает за внутреннюю связь между членами экипажа и отслеживание перемещений команды. Средний, отвечает за цифровую связь в целом и полетную навигацию, а нижний за орбитальную связь. Что еще Вас интересует?
– Если вытащить один из них, что будет?
– Да ничего. Без этого, – он кивнул на лежащий перед ним предохранитель, – экипаж не сможет между собой переговариваться, когда расстояние между ними превысит пятьдесят метров. До пятидесяти метров, работают коммуникации костюмов, их достаточно и мощности С-2 не задействоваются.
– А если вытащить средний?
– Вырубится цифровая связь аппарата в целом и вся навигация. Лететь придется, что ходить с завязанными глазами. Кстати, без среднего и орбитальная связь тоже не будет работать. Такая вот ошибка разработчика. – Он поморщился, толи от боли в руке, толи по какой-то другой причине. – Так зачем Вы все это спрашиваете?
– С-2 вернулся с Беты без этого предохранителя.
Внезапно Марта, услышав слова командира, выпрямилась, и на ее лице несколько секунд было, что-то похожее на удивление, но почти сразу, она взяла себя в руки и сбросила с лица это выражение, показывающее ее слабость. Командир мельком бросил на нее взгляд, но тут же вернул его Марку.
Лена усмехнулась и ударила по столу ладонью.
– Это тоже, командир, ничего страшного? В этом тоже нужно разобраться, прежде чем делать выводы? – Она вскочила и, начала нервно расхаживать по лобби.
‒ Что произошло с Корином? ‒ Марк словно забыл, то о чем они разговаривают.
– Я думаю нужно задать кое-кому пару вопросов. – Командир не обратил на него внимание и активировал делс. ‒ Колл!
Ответ поступил не сразу.
‒ Да, командир? ‒ Голос звучал так, будто он только проснулся и, скорее всего так и было.
‒ Через пять минут жду тебя у себя в АРМ.
Маер поднялся и забрав предохранитель направился к переходу в технический модуль, а стол тут же спрятал кресло внутри себя.
Лена остановилась и посмотрела на Марту, которая немного замешкавшись, тоже направилась к выходу.
– Ты, стой!
– Что? – Марта обернулась, и немного наклонив голову на бок, уставилась на крепкую злую женщину.
– Никто никуда отсюда не выйдет до возвращения командира!
Она помолчала секунду, осознавая подобную дерзость.
– Пилот, я должна Вам напомнить, что являюсь сотрудником Всемирно Научного Сообщества и в данный момент выполняю задание Колониальной Федерации, которой принадлежит это судно, а так же являюсь контрольным наблюдателем за ходом миссии. Я не подчиняюсь тут никому, но легко могу счесть любого члена экипажа несоответствующим корпоративным требованиям.
Но Лена, приняв невозмутимый и глубоко безразличный вид, обошла стол вокруг и уверенно встала между выходом и ученой.
– Да мне глубоко плевать, кто ты и что ты здесь делаешь. Я знаю, что это ты заменила карту памяти в камере на шлеме Марка, когда снимала с него защитный костюм в медицинском модуле, чтобы мы ни узнали, что там на самом деле произошло! Я знаю, что вы с Коллом с самого начала планировали сорвать этот полет, и я узнаю зачем! Так что сейчас ты не сможешь его предупредить! – Она уперлась рукой в дверь. – Ни Корин, ни Марк по вашему плану не должны были вернуться? Так? – Она усмехнулась. – Лучше ничего не говори, молчи! Но чтобы выйти из лобби, тебе придется пройти сквозь меня!
– Пилот, Вы ошибаетесь! – Марта отступила на шаг назад, давая понять, что не собирается вступать в открытый конфликт. – Ваши обвинения беспочвенны. Я никого не собираюсь предупреждать и никакого не имею отношения к тому, что произошло на поверхности Проксима b, и уж тем более не вступала в сговор с инженером Коллом. Однако, понимая всю серьезность произошедшего, я в доказательство того, что Вы не правы, не буду настаивать на том, чтобы Вы выпустили меня из модуля.
Марта спокойно заняла одно из мест за столом, а Лена все еще подозрительно не сводя с нее глаз, так и осталась стоять у выхода, ожидая возвращения командира Маера.
* * *
Войдя в блок АРМ, Колл сразу же плюхнулся на диван, стоящий напротив рабочего стола, за которым сидел Грек Маер.
Командир вгляделся в его опухшее с левой стороны лицо. Рассеченную бровь стягивали заживляющие нити. Скула залилась лиловой гематомой и практически полностью скрыла глаз, а раздувшиеся шишками губы едва открывались, когда он пытался что-то сказать, из-за чего голос его звучал не совсем внятно.
– Ты чем занят? – Маер откинулся в кресле, нащупав в кармане предохранитель связи.
Александр пожал плечами и прошипел.
– Прохожу курс восстановительного лечения. – Он повернул левую часть лица так, чтобы командир мог лучше рассмотреть его раны с нанесенными на них нитями и блестящим гелем-антисептиком. – Если ты позвал меня, чтобы поговорить по поводу Лены, то можешь не переживать, до прибытия в Порт, я ее не трону.
– А что, потом тронешь?
– Она мне все лицо разбила, Грек! – Он обижено развел руками. – За что? Вбила себе в голову какую-то чушь, что я виноват в пропаже парня.
– Корин.
– Да, Корина. Извини, я плохо запоминаю имена. – Он провел рукой по бороде, в которой все еще оставались частицы запекшийся крови.
– Тронешь ее, и я приложу все усилия, чтобы ты в этой жизни не попал больше не на одно судно. – Грек принялся то включать коммуникатор, встроенный в стол, то отключать его движением ладони над сенсором.
Инженер усмехнулся.
– А ты, значит, считаешь, что можно вот так просто взять и ударить человека шлемом по голове и остаться безнаказанной? – Он достал пачку одноразовых салфеток, извлек одну и промокнул губы.
– Она перед тобой извинится.
– Извинится? – Он усмехнулся и ртом втянул в себя воздух, клокоча слюнными выделениями, которые при разговоре начали перетекать через его шишки-губы. – Что мне до ее извинений? Извинения в карман не положишь, командир. Но ты за нее не волнуйся. Я не имел в виду физическую расправу. – Он снова промокнул губы салфеткой. – Я подам на нее официальную жалобу. Ты и эта ученая будите свидетелями нападения. Да и на камере наблюдения технического модуля, все будет отчетливо видно. Так что придется ей заплатить. – Инженер зло засмеялся, и смех его был похож на клокочущий хрип. – Отдаст мне все свои выплаты и гонорар за эту компанию.
Маер задумался. У Колла, конечно, есть все основания для подобного шага в отношении Лены, и право такое у него есть и нападение было, в самом деле, необоснованно. Да и обида подогрета еще и тем, что между ними была кое какая связь на протяжение нескольких месяцев, и по завершении прошлого полета, Лена порвала с ним, но…Маер делал вид, что ему ничего не известно об этом, в прочем так делали и другие члены экипажа. Грек прикусил губу и снова стал издеваться над коммутирующим делсом, встроенным в стол. У Лены двое маленьких детей и пожилая мать на содержании, так что она работает пилотом только для того чтобы обеспечивать семью. Ради заработка ей приходится жертвовать своим вниманием, которого очень не хватает детям и, которых за последние два года, она видела всего несколько раз. Она хочет бросить летать. Хочет заниматься воспитанием дочерей. Хочет спокойную и стабильную работу на Земле. Она согласилась на этот полет только потому, что Маер пообещал ей очень хороший гонорар, который мог бы стать для нее стартом новой жизни в Неополисе. Но вот импульсивность, вспыльчивость, агрессия… все это не лучшие ее стороны и уже не в первый раз Маеру приходится вытаскивать Лену из подобных передряг. Только нужно ли ему браться за ее спасение теперь? Теперь, когда она показала ему все свое отношение и благодарность за все, что он сделал для нее! Может пускай сама решает свои проблемы?
– Ладно. Я передам ей твои слова. – Командир кивнул головой.
‒ О, не стоит утруждаться, Грек. Как-нибудь сами разберемся.
Маер снова кивнул.
– Этот вопрос решен. А что ты думаешь о том, что произошло на Бете?
Колл на несколько секунд задумался, глядя в пол, а подом вздохнул и заговорил.
– Что я могу думать? Ничего я не думаю. Я инженер по координации работ, я всегда действую строго по регламенту, но тут произошла явная, из ряда вон выходящая нештатная ситуация. Так что нарушение мной регламента в этом случае вполне обосновано.
‒ Нарушение регламента? ‒ Командир остановил ладонь над сенсором и, в воздухе над его рукой зависла картинка приветствия.
‒ Я убедил Лену отложить взлет и до последнего стоял на камне с триангулятором. Пытался его засечь.
Маер провел рукой по подбородку. Он смотрел на своего инженера и не понимал, как человек, с которым он совершил уже десяток полетов в разные уголки Солнечной системы, с которым им бок обок приходилось решать различные проблемы, может вот так просто врать ему в лицо. Да, Колл не отличался каким-то обаянием, не умел поддержать простую человеческую беседу в перерывах между выполнением поставленных задач, он был замкнут, суров и холоден. Но он был проверен, профессионален и как до этого момента, думал командир Маер, верен ему и команде. Неужели он так сильно ошибся в нем? Нет. Что-то тут было не так. Не верил Грек Маер в то, что Колл предатель. Но если он и в самом деле саботировал выполнение контракта, а как не странно, срыв миссии может быть выгоден только самой Колониальной Федерации, то он получает указания от агентов Колониальной Федерации в обход него, Маера. Утилизация радиоактивных отходов ‒ неконтрактное обязательство. Это своего рода некая плата Федерации Правящим Партиям Неополиса за возможность иметь практически неограниченную власть и распоряжаться рудодобывающими колониями. Расходы на полет в другую систему должны во много раз превысить затраты на вывоз урана и стронция к Сатурну. Удачное возвращение Маера будет означать, что можно и дальше использовать Бету в этих целях и это устроило бы всех. И Научное Сообщество, и различные общественные организации, борющиеся за «чистоту» Солнечной системы, и Правящие Партии, которые только похлопают в ладоши, если появится что-то, что способно нанести хоть малейший ущерб Колониальной Федерации. Вот только Колониальную Федерацию это не устраивает. Им выгоден Титан в качестве тела-приемника, а не Бета. Под него уже заточен их бюджет. А теперь… все отлично! И траулеры сбросили и человека потеряли. Как ни как, ситуация критическая. Теперь условия не позволяют возить сюда ядерные отходы. Опасно и для человека и для судов. Придется возобновлять полеты на Титан.
Командир достал предохранитель и бросил его Коллу.
– Это что?
Тот поймал его и, пригляделся только одним здоровым глазом в пойманную вещь при слабом освещении.
– Предохранитель?
– Только ты и Марк знают, что это такое и где это находится на С-2. ‒ Грек ехидно улыбнулся. ‒ Такой же был извлечен из блока узла связи модуля, пока вы были на Бете. Поэтому локация и цифровая связь не работала. Поэтому никто не мог связаться с Корином.
− Не хочешь ли ты сказать, Грек, что это я вырубил связь?
− А это ты мне скажи.
Инженер повертел предохранитель в пальцах и покивал головой.
− Кажется, я понял! − Колл поднялся на ноги и приблизился к Маеру. – Ты меня подозреваешь, командир? Ты думаешь, это я связь вырубил? Ты в своем уме?
Грек немного отпрянул в кресле назад под натиском нависшего над ним массивного тела. Не собирается ли он напасть? Что если представить, что он получил и такие указания? А Марта вполне может оказаться его курирующим агентом и пособником. Что если он решит захватить судно и обставить возвращение так, будто все кроме них погибли на поверхности желтой планеты? Кто сможет помешать ему? И этой ученой? Рука Маера машинально потянулась к поясу, где был небольшой складной нож, хотя разум прекрасно понимал, что это не очень весомый аргумент против такого человека. Колл крепко сложен и силен. Даже с разбитым лицом, он при желании легко мог бы справиться со старым командиром, раненым техником и женщиной-пилотом. Да еще и при поддержке Марты.
Но Колл, повисев немного над Маером, вдруг выпрямился и быстро вышел из блока АРМ. Грек облегченно выдохнул и потер ставшие влажными ладони о форменную одежду.
– И что дальше? – Потом снова коснулся сенсора, но взгляд его оставался прикованным к открытому переходу в технический модуль.
Спустя минуту он уже собирался вызвать Лену, но в АРМ, большими шагами залетел Колл и положил перед Маером карту памяти.
− Это! – Палец Александра придвинул миниатюрный накопитель ближе по столу. − Квант из камеры, встроенной в мой шлем, в котором я был на Бете.
Не дожидаясь реакции командира, он сам снова поднял ее и положил на сенсор делса. В мгновение над столом зажглась картинка, а в воздухе появился легкий запах озона. Маер сощурившись, перевел взгляд на проекцию.
На видео, инженер Александр Колл устанавливает триангулятор на большом валуне. Ужасная видимость и звуки порыва ветра сильно портили качество. Бледно-желтая туманная пелена заслоняла и поглощала все предметы на расстояние метра от обзора камеры.
Колл начал перемещать раскадровку записи пока не дошел до какого-то на первый взгляд обычного момента, где он быстрым шагом приближается к взлетно-посадочному модулю. Время съемки, отображавшееся в углу экрана, переместилось на три часа вперед. С-2 внезапно всплыл из непроглядной мглы, а еще через несколько секунд показалась фигура человека в оранжевом одеянии. Человек, чем-то был увлечен и стоял спиной к Коллу.
− Смотри внимательно, Грек.
Когда Колл подошел ближе, то стало ясно, что этот человек ни кто иной, как второй пилот Корин Ройа, а в руке у него был съемник технических болтов. Маер наклонился к изображению и буквально прилип к экрану, стараясь не упустить из виду любую мельчайшую деталь происходящего на записи.
Вот Колл бесцеремонно выхватывает у него съемник, что-то как будто кричит, размахивая руками. Корин пытается что-то объяснять, но Колл его снова перебивает и тот поворачивается и уходит в туман, а инженер возвращается по рампе в модуль. Маер, удивленно покачал головой и снова откинулся в кресле. Дальше смотреть было не на что и Колл забрал карту, погасив проекцию.
У командира не было слов, в голове все перепуталось, он не знал, как можно было объяснить то, что он видел на записи.
− Я тогда не придал особого значения тому, что делал… − Колл, щелкнул пальцами, вспоминая имя, − Корин! − Признаться, я даже не посмотрел, что он делал, но теперь, я кажется, понял!
− Ты хочешь сказать…
− Все это, происходило прямо перед тем, как он исчез. После того, как он привез раненого Марка. − Колл развел руками.
− А что было дальше?
− Не знаю. Я поднялся на борт и думал, что он тоже. Мне и в голову не могло прийти, что он снимал предохранитель, и уж тем более я не мог подумать, что он исчезнет. ‒ Инженер пожал плечами. ‒ Видимо у него были причины не возвращаться в Порт. Наверное, что-то такое, что лучше уж остаться на ледяной планете, чем вернуться. А предохранитель он забрал, чтобы мы его не нашли и не связались с ним.
– Дай мне карту.
– Держи. – Колл протянул накопитель командиру и тот спрятал его где-то в комбинезоне. – Ты ведь, насколько я знаю, практически не знал парня, зачем ты взял его, Грек?
Маер встал и, повернувшись к Коллу спиной, отошел на несколько шагов и замер. Такого не могло просто быть. Зачем Корину сбегать? Каков его мотив? Какой смысл? В голове не укладывалось. Если бы и в самом деле у парня были проблемы, о которых не знал Грек, и такие проблемы, из-за которых он решил бы свести счеты с жизнью? А подобная выходка это не что иное, как самоубийство. Почему бы просто не выйти из шлюза еще на орбите? И о таком способе покончить с жизнью знает любой, кто связан с работой на космических судах. А это? Самоубийство с отсрочкой на тридцать часов! Пока дыхательная смесь не израсходуется в ранце жизнеобеспечения. Да и потом не смерть – гибернация. Какой смысл?
Нет в этом никакой логики! Да и не похож Корин на человека с подобной дурью в голове.
‒ Это все. ‒ Он поднял взгляд на Колла, все еще стоящего прямо перед ним.
‒ Если что, я у себя.
Инженер процедил слова через опухшие губы и вышел.
‒ Я старею. – Опять эта мысль пролетела в голове Маера, врезавшись на полном ходу в клубок остальных спутавшихся мыслей.
* * *
Когда командир вернулся в лобби, все встали, ожидая, что тот скажет. Лена тяжело дышала, она была готова, бросится Коллу в глаза, порвать его на части, только бы их подозрения подтвердились. Но Маер молча и сухо, осмотрел каждого и, не сказав не слова, прошел мимо стола в сторону кубикулов. Он открыл кубикул Корина и осмотрел ее. Что-то же должно тут быть! Он открыл шкафчик, обвел взглядом пустые полочки, потом открыл соту и резко выкинул мягкий настил, едва не попав им в стоящую в дверях Лену. Там тоже было пусто.
– Что ты ищешь? – Тихо спросила она, не понимая, что происходит.
За ее спиной стояла Марта и Марк. Все были в недоумении.
– Мы ошиблись. – Маер встал на колени и заглянул под соту. – Я ошибся.
– Что это значит?
Командир просунул в проем руку и что-то нащупав, извлек оттуда небольшой гибкий мессенджер. Стряхнув с него пыль, он вышел, показав на ходу жестом, чтобы все расступились.
– Посмотри что там. – Он протянул его Марку.
Марк активировал его и через несколько секунд тот засветился и выдал картинку интерфейса.
– Тут ничего нет, кроме почтового приложения.
– Письма, сообщения?
– Если и были, то все удалены. – Внезапно Марк поморщился и нахмурил брови.
– Что! Что там? – Лена изнемогала от эмоций и нетерпения узнать, что происходит.
– Последний адрес отправки и вообще единственный адрес отправки сообщений с этого планшета, один из почтовых серверов Колониальной Федерации.
– Зачем Корину писать в Компанию? – Лена никак все же не понимая сути происходящего, громко усмехнулась.
Ничего не объясняя, Маер протянул руку и положил на сенсор стола карту памяти, которую ему оставил Колл, а через несколько секунд все уже смотрели видео, где Корин закручивает винтовертом люк технического узла связи на С-2. И от увиденного у Лены и Марка просто отвисли челюсти. Они переглянулись и вопросительно посмотрели на командира, стоящего возле проектора с опущенной головой.
– Грек… – Лена взялась за голову. – Это же не правда!
– Боюсь, что я должен это признать. – Маер сел за стол. – Как свою ошибку. Я взял в команду человека, не проверив его. И видимо он получал указания напрямую через этот планшет.
– Нет! – Лобби разрезал звонкий голос Марты и все повернулись в ее сторону.
– Что нет? – Лена махнула рукой в сторону проекции застывшую на кадре, где второй пилот только повернулся, когда его окликнул Колл. ‒ Ты это видишь?
– Сами посудите, командир, зачем компании срывать собственную миссию? ‒ Она словно не слышала Лену, обращаясь к Маеру.
– Откуда я знаю, я же не политик, у вас там постоянно идут внутренние конфликты за власть! Но могу предположить, что для Колониальной Федерации не очень выгоден вывоз отработанного радиоактивного сырья в эту систему.
Марта вдруг с несвойственной для нее эмоциональностью выдвинула кресло и села напротив командира, положив локти на стол.
– Я могу Вас уверить, что Федерация не вербовала Корина.
– А как тогда ты это объяснишь? – Лена вдруг потрясла планшетом, найденным под сотой Корина, у нее перед лицом и бросила его на стол.
– Я не знаю. Могу только сказать, что вывоз радиоактивных отходов, был не единственной задачей экспедиции.
Командир продолжал смотреть на нее. Казалось эта девушка, просто сошла с ума.
– Госпожа, Штеер, Вы вообще сами понимаете, что говорите? Причем тут Ваши амбиции? Если Вы попали на это судно с научной целью, это не значит, что та цель вообще имеет какой-то вес для наших нанимателей. ‒ Он усмехнулся. ‒ Научные исследования доход не приносят.
– Я лично собирала информацию на каждого из членов экипажа. Я изучала Вас всех в течение месяца до старта, чтобы знать с кем я имею дело, и я бы знала, если бы он работал на Колониальную Федерацию.
– Значит, они действовали в обход тебя! Ты не должна была ничего знать! – Лена кричала. ‒ Ты работаешь не на Колониальную Федерацию, ты ученая, твои хозяева в правительстве и Научном Сообществе! С чего бы тебя агенты КФ стали посвящать в свои тайные планы?
– Я узнала имя второго пилота за сутки до старта. ‒ Марта вздохнула. ‒ Я ничего о нем не знала и не знаю. Как не знали и никто в компании. Так что они никак не могли его завербовать.
Лена и Маер вдруг одновременно вспомнили, что передали бортовой журнал курирующему агенту компании за два дня до старта из Порта. И это был весомый довод в пользу его невиновности. Никто кроме Грека не знал о нем практически до последнего момента.
– Ты кому-нибудь говорил, о том кто будет вторым пилотом? – Лена развернула град своих эмоций на Маера.
– Тебе первой сказал. Я его два года вообще до этого не видел!
– Нереально завербовать человека за сутки.
– Допустим, Корин не был завербован, но как объяснить то, что он копается в ячейке узла связи на записи? – Все услышали спокойный голос Марка.
‒ Получается, что он сам не хотел, чтобы его нашли.
– А планшет? – Лена опять схватила планшет и стала что-то там искать, но все было тщетно, он был совершенно пуст.
Внезапно на запястье командира зашевелился делс.
‒ Да.
Маер не стал вытаскивать экран, чтобы не видеть того, кто его вызывает, ограничившись лишь голосовым диалогом, потому что это был Александр Колл.
‒ Командир, Вы должны это увидеть.
Глава 21
История насущных времен
– Я приветствую, Вас командир Маер. Вы сделали очень большую работу и Колониальная Федерация Вам непомерно благодарна. – На записи был человек с короткой стрижкой, в черном строгом костюме, а говорил он складно и четко, хорошо выговаривая окончания слов. Уголками рта он как будто немного постоянно улыбался, создавая о себе дружелюбное впечатление. – Мы так же очень сожалеем о несчастном случае, описанном в Вашем отчете. Однако, мы учитывали при планировании этой экспедиции подобный ущерб. Мы допускали также и ущерб материального характера. Так что Компания не имеет мотивов для регрессных требований. ‒ Грек подумал, что он говорит о квадроциклах, которые они потеряли. ‒ Опираясь на полученные данные от зондов, совет директоров счел уровень заражения планеты допустимым, а характер сброса удовлетворительным и принял решение продолжить программу по вывозу радиоактивных отходов на Проксима b. Так же, в Вашем отчете указано, что система жизнеобеспечения защитного костюма второго пилота, пропавшего при установке метки координат сброса, все еще показывает, что он жив и находится на значительном удалении от точки сброса…
Прямо перед тем, как начать формировать отчет для Колониальной Федерации, об итогах экспедиции, Александр Колл показал Маеру координаты местонахождения Корина Ройа. Один из запущенных им зондов гео и метеосканирования, упавший неподалеку от каньона, куда СИД направил траулеры, засек данные треккера, встроенного в инженерный костюм и передал их интел-центру судна. Повторное зондирование, выполненное с целью установить степень радиации в квадрате сброса, этот факт подтвердил. Что было самое удивительное и необычное, это то, что сигнал показывал жизнеспособность Корина. Он лежал там, среди камней и сигналил во все стороны до самой орбиты Беты о том, что он жив! А еще один факт говорил о том, что Ройа и в самом деле не пропал, а сбежал это то, что он был достаточно далеко от места падения траулеров и плато, где выполнял посадку С-2. Все это означало, что он специально удалился на безопасное расстояние от кратера, на тот случай если целостность контейнеров нарушится при столкновении с поверхностью и произойдет заражение местности. А это значило, что умирать он не собирался! Он хотел только исчезнуть.
‒ …Спустя две недели после Вашего старта с орбитальной станции Порт, совет директоров Колониальной Федерации принял еще одно решение. ‒ Агент снова улыбнулся. ‒ В качестве подстраховки, учитывая тот факт, что эта планета мало исследована и Ваш экипаж первый кто оказался в этой системе, было решено отправить вслед за СИД отряд Черных Ястребов. Как оказалось, это не станет чересчур преувеличенной мерой. К тому же Научное сообщество придерживается позиции, что выяснение обстоятельств того, как человек может столь долгое время существовать в условиях непригодной для жизни планеты в чужой звездной системе, пусть и предположительно в состоянии гибернации, просто необходимо. – Теперь лицо курирующего агента было серьезней, чем в начале или в середине своей речи. Казалось эта часть его обращения, была самой важной, и только ее нужно было слушать, забыв обо всем, что он говорил до этого. – Командору отряда Ястребов уже направлены соответствующие указания и по прибытии они незамедлительно начнут операцию по спасению Вашего человека. Окажите им любую помощь, в том числе в предоставлении взлетно-посадочного модуля. Своими силами, принимать какие либо действия по спасению пилота, категорически запрещено. По окончании спасательной миссии СИД может возвращаться домой. На этом у меня все. Удачи, командир Маер!
Изображение, а вместе с ним и человек в строгом костюме пропали, а Маер выключил проектор и выругался. Они летят спасать предателя Корина? Вот и объяснение. По какой-то причине компании нужен более резкий прецедент на Бете, чем гибель одного из членов команды. Им нужна спасательная операция! Пилот пропал для того, чтобы его спасли! Какую же шумиху можно поднять из всего этого…
Брошенный командой командира Грека Маера пилот, рисковал жизнью ради науки и интересов Колониальной Федерации, проведя месяцы на планете в чужой системе с непригодной для жизни атмосферой, без воды и еды! Доблестные Черные Ястребы, спасают пилота и возвращают на Землю, где его подлечат и осыплют лучами славы в обмен на душераздирающий рассказ о его приключениях и о том, как он был брошен своими же товарищами, погибать. А может он расскажет еще больше сказок, о фантастической планете и ее обитателях в системе Проксима Центавра! Кто знает, какую выгоду ищут политики и ученые…
– Этого ты хотел, мальчик! – Вслух произнес командир, находясь наедине с собой в блоке АРМ.
Факты не говорили сами за себя, но Маер не мог до конца поверить в то, что Корин оказался предателем и все, что происходит сейчас, он просто спланировал. Сам, или по чьему либо наущению, было не важно, важно было то, что он снял предохранитель связи с С-2, тайно переписывался с каким-то агентом Компании, а потом сбежал, претворившись пропавшим без вести и ожидая спасения в лучах славы. Герой.
Да по большому счету, что ему грозит? Походил, погулял по горам. Нашел укромное местечко, передохнул. Потом, когда дыхательная смесь будет израсходована, костюм его отключит. Ну и полежит немного без сознания, он же знает, что за ним придут спасатели!
– Общий сбор в лобби! – сказал он в делс и его голос через мгновение разнесся по всем динамикам всех модулей СИД и всем коммутирующим устройствам членов экипажа.
Маер опустил жалюзи витража в кубике командира и вышел. Автоматическая дверь, бесшумно за ним закрылась, свет медленно погас.
* * *
– Мы не летим домой? – Лена от негодования вытаращила глаза на командира. – Да с чего бы нам не лететь домой?!
– Ждем Черного Ястреба. – Маер присел за стол, и устало вздохнул. – Они будут спасать Корина.
– Они что в серьез думают, что он жив? – Она усмехнулась.
– Его треккер подает сигнал. – Колл теперь был со всеми. – Я постоянно проверяю сигнал с зонда.
Гнев Лены на него иссяк, и хотя она не собиралась извиняться перед ним, все же успокоилась и все чего она теперь хотела, лишь вернуться как можно скорее домой.
– Сколько их ждать? Даже с учетом того, что они направили Ястреба через две недели после нашего старта, эти суда не способны развивать такую скорость как СИД и Пилигримы. Они создавались, для защиты колоний и их конек, маневренность и ускорения на коротких дистанциях. ‒ Лена уселась рядом с Маером.
‒ Какая проницательная предусмотрительность… ‒ Марк сказал это так, словно говорил сам с собой, но все посмотрели на него.
‒ Да, Марк, тут есть почва для размышлений. ‒ Командир потер уставшее лицо и больные на вид глаза. ‒ Создается впечатление, что они заранее спланировали пропажу члена экипажа и его последующее спасение. А что касается ожидания, то сказать пока сложно. Колониальная Федерация отправили им запрос. Те на него ответят. Потом агент перешлет нам данные, и мы будем знать точно. Но предположительно не менее трех недель.
‒ А то и месяц. ‒ Марк аккуратно снял больную руку со стола и положил на колено. ‒ В любом случае, я лично за то, чтобы они провели спасательную операцию. Я не верю, что Корин предавал нас.
– Очнитесь! Он мертв! Никто не может там выжить! – Лена поставила стакан с водой, перегнулась через стол и выхватила у Марка планшет, который Маер нашел в кубикуле Корина. – Хватит, Марк! Оставь его в покое, бесишь.
– Костюм должен ввести его в состоянии гибернационного сна после того как он израсходует весь кислород из дыхательной смеси. – Марта заговорила довольно тихо, но в этот раз ее слышали все, и даже Лена не стала перебивать. – Значит шанс того, что его можно спасти, есть.
– Теоретически он может выжить. – Колл все еще разговаривал с полуоткрытым ртом и не расставался с салфетками. – Сигнал свидетельствует о том, что он довольно далеко от места сброса, так что гамма-излучение его может убить, только если что-то пошло не так и траулеры рассыпались в атмосфере, целостность их нарушилась полностью, а площадь загрязнения увеличилась на сотню километров.
– Марк? – Грек резко повернулся к технику и тот вздрогнул от его голоса. – Сколько жизнедеятельность человека поддерживается в гибернации защитного костюма?
– А… – Он здоровой рукой почесал лобную часть головы. – Этот тип костюма долго не способен поддерживать процессы жизнедеятельности. От одного до трех месяцев. Чем дольше, тем больше шансов необратимых некротических последствий в головном мозге.
– Ты сам-то что думаешь? – Лена допила воду и смяла стакан.
– Я думаю, что нужно спуститься и забрать его. Живого или мертвого.
– Даже и не думай! – Лена снова встала и вышла в кабину пилотов, оставив дверь открытой. – Я больше не ногой в это ад!
– Что ты думаешь? – Командир кивнул в сторону Колла.
– Топлива в кассетах С-2 хватит только на один спуск и подъем. – Он пожал плечами. – Если у нас не получится, что мы скажем Ястребам, а потом КФ? Мы же должны им предоставить модуль.
– У них что, нет своего спускового аппарата? Зачем им наш модуль? ‒ Снова спросила Марта.
– Их модуль не предназначен для маневров в атмосфере. Они же патрулируют колонии и следят там за порядком. А колонии расположены на телах, где атмосфер или нет или она очень разряжена. Как на Марсе. ‒ Марк поднялся и забрал у Лены мессенджер.
‒ Скорее подавляют мятежи и успокаивают недовольных. ‒ Она отдала его назад.
– Итак. Лена, твое мнение, проводим спасательную операцию сами? ‒ Маер выпрямился.
– Против.
– Ты, Марк?
– За.
Колл посмотрел на него и вдруг тихо и хрипло засмеялся.
– Я сказал, что-то смешное?
– Нет, нет! – Чуть ли не вытирая слезы, он встал и вышел из лобби, а Марк зло скрипя зубами, проводил его взглядом до перехода.
– Не обращай на него внимание.
– Мне снятся кошмары, командир.
– Кошмары?
– Вот уже третий сон, мне снится Бета, и я просыпаюсь в ужасе.
– Что именно тебе снится?
– Что я убегаю от кого-то по усеянному камнями плато. Большими валунами и маленькими камушками. Эти камни оживают и бросаются на меня. Я падаю. А потом эти камни начинают меня пожирать. Они пожирают мои ноги. – В глазах Марка была боль и ужас.
– Спи в соте. Там сны не снятся. ‒ Грек вздохнул, сочувствуя ему но, не зная чем ему помочь.
– Да, командир. Я тоже так думал и едва не сошел с ума! ‒ Голос техника дрожал. ‒ В соте они снятся еще отчетливее! А проснуться нельзя, пока таймер не досчитает до установленного времени и кошмар повторяется снова и снова.
– Что там было, Марк? – Тихо спросил командир.
– Я каждую минуту говорю себе, что все это было только галлюцинацией из-за отравления газами атмосферы, но страх, что я испытал находясь там, преследует меня. Я чувствую его каждую секунду, он возвращается и накатывает на меня от каждого резкого звука.
– Чего ты испугался?
– Там что-то есть, командир… – Руки Марка затряслись, даже перевязанная правая кисть дрожала под повязкой – Что-то живое… это оно забрало Корина, я уверен! – Он немного замялся и продолжил. – Это что-то до сих пор сидит в моей голове, я чувствую тот же страх каждый раз, когда засыпаю и даже когда остаюсь один! Я хочу снова, спустится туда, командир.
– Послушай, Марк…
– Или там ничего нет и все это полный бред или… я должен знать, я так не могу жить!
– Марк! – Маер, одернул его и заговорил спокойно и вкрадчиво, пытаясь внушить технику, что все это плод его воображения, выстроенный сознанием вследствие токсикологического воздействия нитрида водорода. – Послушай, там никого нет, и не может быть. Эта планета безжизненна. В ее ядовитой среде не выживет не одно живое существо!
– Почему Вы так уверены? Вас там не было…
– Беспилотники и зонды еще до нас исследовали почти восемьдесят процентов ее поверхности и не нашли ничего кроме камней и скал. Если там есть жизнь, то эта жизнь должна оставлять продукты своей жизнедеятельности, а там их нет! Там нет ничего! И выкинь из головы все свои страхи, я сам тебе скажу, что с тобой произошло, ты надышался аммиаком и потерял сознание, а Корин нашел тебя и привез к модулю! Все! Больше ничего не было! – Маер встал и потряс за плечо поникшего головой техника. – Приходи в себя, Марк! Мне нужна здоровая команда, хватит раскисать, или я найду другого навигационного техника! – Закончил он речь достаточно грубо, но он считал, что это было правильно. Ему хотелось достучаться до Марка, сломать в нем его слабость, заставив выбирать между ней и работой на СИД.
Командир жестом попросил Марка встать и тот, вздохнув, поднялся на ноги.
– Мы договорились? – Он взял обеими руками его за плечи, и Марк закивал. – Вот и ладно. А теперь иди, давай. Займись чем ни будь, отвлекись. Приведи инструмент и оборудование в порядок. До них, наверное, никто не прикасался после возвращения с Беты.
Марк снова кивнул и ушел, а командир уселся за стол и задумался, но вдруг обернувшись, словно от толчка в спину, увидел Марту, которая все это время была позади него.
Она стояла, опершись спиной на угол прохода и, видимо достаточно давно уже слушала их с Марком разговор. Она не поменяла позу, когда командир увидел ее, и она не сказала ничего, а просто продолжила, молча стоять и ждать, что Маер заговорит первым.
– Госпожа Штеер. – Он причмокнул языком. – Подслушиваете?
– Я вообще-то тут была все время. Бытовой модуль, это как раз именно то место, где мне позволено находиться без ограничений. – Она обошла стол вокруг, выдвинула кресло и уселась напротив. – А вообще-то, командир, я же тут только для того чтобы подслушивать. – На ее лице появилась едва заметная улыбка.
– Зачем они посылают Ястреба?
– Они хотят вернуть Вашего пилота.
– Они, правда, думают, что он жив?
– Им все равно, командир. Я бы даже сказала, что он вообще им не нужен.
– А что им нужно? – Маер начинал нервничать, когда из кого-то приходилось вытягивать слова.
– Прошлый раз, когда я пыталась Вам, рассказать что-то, чего Вы, в принципе, знать не должны, вы послали меня на Европу, искать воду, даже не попытавшись понять смысл моих слов. – Она сделала глоток. – А теперь Вы хотите это знать? Простите, Командир, но у меня есть мое руководство, и было бы не очень тактично обсуждать с Вами детали исследований Научного Сообщества и подробности данных мне инструкций.
Маер раздраженно потянул шею, провел рукой по подбородку, сначала зачем-то привстал, а потом медленно опустился в кресло. Ему нужно было знать, что за информация прячется в голове этой странной ученой. Она-то точно должна располагать необходимыми сведениями. Тогда в медицинском модуле, он грубо и дерзко обошелся с ней, сочтя ее слова сущим бредом. Примерно таким же, каким счел рассказ Ковнера об оживших камнях. У того хотя бы разум был затуманен из-за интоксикации, а она ученая и занимает не последнюю руководящую должность в сообществе. Вот только несет чушь несусветную.
– Да мне не нужно знать, что Вы нашли там… воду, лед… все равно мне! – он кашлянул в кулак. – Зачем они хотят спасти Корина? Какое им вообще до него дело?
– Они хотят не Корина спасти. – Впрочем, она и сама не знала точно всех планов своего работодателя. А уж тем более планов Колониальной Федерации, но было видно, что Маер считает ее больше осведомленной, чем есть на самом деле и ей стоило бы использовать это в своих целях.
– Мне нужно знать, госпожа Штеер! – Маер весь был словно на шарнирах.
– Я не знаю что им там нужно. – Она развела руками. – Знаю только то, что возможно эта планета не так безжизненна, как мы думаем!
– Вы издеваетесь?! – Маер шипел, упираясь руками в стол. – Не так безжизненна она? На этой планете нет ничего кроме скал и камней! Ладно, Марк, у него крыша поехала, но Вы, ученый человек! – Он вскочил на ноги и навис над девушкой.
– Разве, Вы командир, производили подобные исследования, чтобы отрицать данный факт? – Она говорила спокойно, подняв взгляд прямо на него.
– А разве не Вы их производили?! Не Ваш ли штаб изучал Бету, прежде чем отправить нас сюда?!
– На самом деле, командир, не наш штаб изучал эту планету. – И это было отчасти правдой.
– Что? – Маер снова уселся в кресло.
Марта поднялась и дала команду бленду изготовить кофе.
– Да. Наш штаб запустил «Толиман» к бинарам и да, это наш штаб получал данные с беспилотных аппаратов, которые были отправлены на Проксима b, но… – Она забрала стакан с кофе и вернулась за стол. – Но эти зонды были запущены на деньги Колониальной Федерации, так как три года назад, глава секретариата правящих партий Неополиса, Дариус Квиний, объявил на весь мир, что передает права на изучение и разработку этой планеты Колониальной Федерации. – Она сделала глоток. – Так что КФ заключили с нами контракт только на проведение анализа полученных данных. Всемирное Научное Сообщество не допускалось к непосредственным исследованиям. А исследования эти были направлены на получение данных относительно возможной разработки планеты в качестве рудодобывающей колонии.
– Хотите сказать…
– Ничего я не хочу сказать, командир. Мы оперировали только теми данными, которые нам предоставляли. И это все. – Марта поднялась из-за стола, сделав всего один глоток горячего напитка, который по выражению ее лица ей крайне не понравился. – Больше я ничего не скажу.
Она отправила стакан с остатками кофе в супрессор и вышла, оставив Маера одного. Резервуар, моментально отреагировав на поступление, прожужжал, спрессовывая стакан и отсеивая все жидкости, для отправления в кондиционный репродуктор.
Грек потер руками лицо. И что дал ему этот разговор? Что прояснил? Скорее все запуталось еще сильнее. Странная ученая, которую, как он считал, подсунули ему в команду агенты Колониальной Федерации теперь, оказывается, работает не на компанию, а на Союз правящих партий Неополиса. Отчет об исследовании Беты, может оказаться ничтожным, а на его судне происходило то, что для него как для командира, было страшнее всего – он терял контроль над командой. Он чувствовал как ситуация с каждым проведенным часом на орбите в этой звездной системе, накаляется все сильнее. Стоило чему-то пойти не так и весь его мир, заключенный в этих людях рухнул как старая стеклянная витрина. Чувство вины за произошедшее сорок восемь часов назад не давало ему покоя, и чувство это он проносил через лобби и через каждого члена своей команды. Последствия его ошибки теперь сказывается не на нем самом, а на Лене, Марке и Колле. Нужно было продолжать поиски!
Ясно только одно. Кто бы не распланировал такой сценарий завершения его экспедиции на Бету, у него получилось все точно как и было задумано. Корин пропал, прикинувшись потерянным и брошенным, в экипаже полный разлад, а через пару недель тут объявится команда Черных Ястребов, которые с героическим напором будут исправлять его, командира Грека Маера, ошибки. В итоге, все сводилось к тому, что дальнейшее развитие событий по такому сценарию предсказать было совершенно не сложно. Его просто слили. Сделали из старого командира кусок пушечного мяса, используя в своих целях и по возвращению в Порт, скорее всего, обвинят в куче нарушений и преступлений. Малагвинов как в воду смотрел! Грек усмехнулся.
А ведь оказавшись виноватым в подобном преступлении, можно уйти на заслуженный отдых без выходного пособия. Если вообще не улететь на Луну в ссылку, когда судебный надзор признает его виновным в смерти члена экипажа по причине халатности.
Маер вспомнил похожую ситуацию, связанную с одним его давним знакомым, произошедшую около десяти лет назад. Детали той истории, конечно же, кардинально отличались, но смысл и концовка были чем-то похожи. Того знакомого звали Виктор Карнеги. И он был командором одного из отрядов Черного Ястреба. Всю свою жизнь Виктор был солдатом. С юности его годы занимала служба в рядах войсковых формирований. Сначала это были Объединенные Федеративные Силы во главе со штабом командования в Правящих Партиях Неополиса. После, частные подразделения. Наверное, не было такого военного конфликта на Земле, где не успел поучаствовать этот человек. Потом же он получил назначение на орбитальную станцию Порт и возглавлял там одно из подразделений общественного правопорядка, но это назначение длилось не долго. Его заслуги и опыт говорили сами за себя и, вскоре солдат стал одним из командоров Ястребов. О такой карьере можно было только мечтать! Летай с колонии в колонию, получай отличные жалования и делай вид, что охраняешь важные грузы в сопровождении чартерных судов. Ну может быть раз в год, придется помахать штурмовой винтовкой перед толпой зачуханых рудокопов, которых не устраивают условия работы, уровень радиации, качество воды или просто транспортники не забирают их домой, из-за того что группы производственного контроля решили, что те не выполнили установленный план добыч. И, как правило, вид большого человека, а Виктор отличался размерами своего тела, в устрашающем бронированном костюме и приведенное в боевой режим оружие, успокаивало мятежников очень быстро.
Но однажды кое-что пошло не так. Толпа поднялась стремительно и внезапно. Завладев вакуумными костюмами, рабочие решили захватить прибывший в колонию взлетно-посадочный модуль и соответственно Пилигрим на орбите. Их смелость подпиталась наличием нескольких единиц импульсного оружия, захваченного у групп контроля. И они шли напролом, сокращая расстояние до посадочной платформы, настолько чтобы можно было использовать импульсы против Ястребов, считая, что высокочастотные разряды, смогут на несколько секунд вывезти электронику боевых костюмов из строя, а дальше они задавят их числом.
Выстрелы поверх голов не сработали и не развернули толпу обратно в рудник.
Виктор открыл огонь на поражение.
Вряд ли его пугали импульсные пистолеты. Защита экзокостюмов, специально сконструированных для Ястребов, обеспечивала не только возможность вести бой в условиях вакуума и нулевой гравитации, но так же обеспечивала стойкость от инертных боеприпасов и импульсных разрядов. Нет, он прекрасно понимал, что какое не было бы у него вооружение, устоять против целой толпы ему не удастся. Поэтому он выстрелил на поражение.
Сработало. Взметнувшиеся, в практически без газовом пространстве, черные брызги крови из разорванных костюмов, словно в кадрах замедленной съемки при слабой гравитации медленно опускались на камни. Первые ряды, увидев, смерть совсем рядом, остановились и начали поворачивать назад. Мысли о захвате судна, моментально сменились страхом и желанием сохранить свои жизни. Больше ничего.
Но задние ряды, не видя происходящего, напирали. Произошла давка.
Не всем, кто пал от выстрелов Карнеги посчастливилось погибнуть мгновенно. Некоторые из них еще какое-то время извивались от боли и критически низкого давления в атмосфере. Их рты открывались в обезумевших и бесшумных криках. Маер потом видел ужас, застывший в их мертвых глазах.
Но самое страшное было впереди. После того как мятежники побросали импульсные пистолеты и инструменты, которые собирались использовать как оружие и начали отступать, стало ясно, что впереди себя они пустили семью одного из членов группы производственного контроля. Карнеги расстрелял сотрудников Колониальной Федерации, их жен и детей.
Только авторитет Грека Маера, вступившегося за него, позволили Виктору избежать ссылки на Луну. Он спас его. Но компания все же добилась того, чтобы судебный надзор признал его виновным. Ведь погибли невинные люди. Дети. И хоть тот и действовал по инструкции, все же не убедился, перед тем как применить оружие в том, что на линии огня отсутствуют гражданские. Ему пришлось выплатить родственникам убитых огромные компенсации. На это ушли все его личные сбережения, а так же купленный дом в одной из автономии Неополиса. Да и все остальное имущество.
Конечно, эта история не совсем совпадала с его собственной. Ведь в случае с Карнеги, тот был виноват сам, а Маера целенаправленно подставляли. Но он все же отождествлял ее с теперь происходящим. Разница была лишь в том, что Карнеги никто изначально не собирался использовать в своих темных политических комбинациях, но он, как и Маер не учел всех вариантов развития событий. Если бы он мог предположить, что впереди бунтовщиков пойдут группы контроля, разве начал бы стрелять в толпу? И с другой стороны, каким это образом он должен был убедиться в отсутствии гражданских на линии огня?
Если бы только Маер мог предположить, что Корин так поступит с ним и если бы он отдал приказ отправиться на его поиски, отложив сброс…
Перед глазами вдруг всплыл образ Корина. Грек зажмурился и увидел его так ясно, что все тело кинуло в холодный пот. Он увидел его глаза, его улыбку. Корин смотрел на него и слегка покачивал головой, а его волосы развивались так, как будто он пребывал в невесомости. Командир зажмурил глаза так, что почувствовал боль, и резко открыл. Корин пропал. Перед ним он тоже был виноват. Чтобы там не произошло, чтобы там не вынашивал в своем мозгу этот мальчик, предательство или нет, он был втянут во все это кем-то другим. Ну не сам же он решился на такое! Чей-то расчетливый ум, скорее всего, предположил, что именно этот парень будет новым вторым пилотом на СИД. Тот кому этот ум принадлежит, завербовал Корина еще до того как Маер его взял в команду. Зачем? Это уже другая сторона медали, но факт в том, что его заставили это сделать, видимо надавив на что-то, что было его слабостью. В этом-то и ошибка командира. Выбирая его, он думал, что у Корина нет подобных слабостей. Нет семьи, нет любимой девушки, он не общался со своими родителями много лет и ему наплевать на деньги. Желание быть пилотом, для него было всем в этой жизни. Но видимо, какой-то пытливый агент, нашел в его душе ту слабость, благодаря которой можно заставить человека пойти на многое, даже на верную смерть. Если бы он не забыл бы про него тогда, оставив его делать карьеру на Пилигриме, не втянул бы его в эту сомнительную экспедицию, он был бы сейчас жив и может быть когда-нибудь сам стал бы командиром одного из космических судов.
То, что произошло уже не изменить, и Маер мысленно искал способ, который мог бы изменил хотя бы отношение к нему членов экипажа, а для этого нужно было сделать то, что нужно было им всем – вернуться домой. Но просто развернуть СИД и полететь к Земле, было бы нарушением приказа Федерации, потому он должен был это сделать иначе, и прикусив губу и ударил кулаком по столу. Потом выпрямился и вышел в технический модуль.
Пара шагов к верстаку и свет загорелся следом за ним, освещая помещение. Но ему не нужен был верстак, он прошел дальше к стенду с оранжевыми костюмами, предназначенными для спуска на поверхность. Командир быстро и ловко снял его с манекена и быстро стал влезать в него, засовывая сначала ноги, потом руки. Консоль на рукаве загорелась приветствием, сообщая о синхронизации со служебным делсом. Замки на спине стали автоматически защелкиваться. Потом он водрузил на себя ранец жизнеобеспечения, поймал шлем, болтающийся на двух воздуховодах, ведущих к рюкзаку, и водрузил его себе на голову. Опять щелкнули замки и все, что оставалось сделать, это закрыть забрало и отдать команду, запускающую систему жизнеобеспечения.
Командир, неуклюже доковылял до нижнего стыковочного шлюза и спустился по лестнице в нишу с тяжелой круглой дверью. Эхом раздались касания жестких подошв сапог о металлические ступеньки, почти под девяносто градусов вниз. Ноги коснулись пола, он открыл дверь, шагнул и оказался в маленьком полукруглом холодном помещении, где не было практически ничего кроме квадратного выпуклого люка в полу и нескольких жестких мест для сидения, на случай необходимости проведения оксигенации, когда приходилось тут задерживаться на пару часов.
Маер закрыл за собой тяжелую дверь и присев, повернул ручку замка нижнего люка. Не небольшом дисплее тут же загорелась предупреждающая надпись, и начался обратный отсчет одной минуты. Электронный голос монотонно, попросил о том, чтобы находящиеся в шлюзе, включили системы жизнеобеспечения своих защитных костюмов.
Командир опустил забрало и постучал непривычно большим пальцем по дисплею. Через секунду он почувствовал, как костюм наполняется воздушной смесью, все складки расправляются, а дышать становится очень легко. Внутреннее наполнение будет меняться в зависимости от окружающей среды, поддерживая необходимое давление и температуру внутри защитного костюма.
Дисплей на нижнем люке показал конец отсчета таймера, и замки глухо щелкнули. Выпуклый квадрат с круглым маленьким окошком приподнялся, и командир открыл его. Внизу было темно и он, упершись руками в пол по разные стороны хода, просто спрыгнул вниз и почувствовал, что будто нырнул под воду. Ноги медленно коснулись пола модуля, он выпрямил их и снова медленно стал подниматься вверх к потолку. Пара толчков и Маер выровнял свое положение. Свет уже зажегся, и нужно было плыть к кабине пилота. На С-2 полимагнитное ядро головного судна не распространяло свое действие и, резкий переход к невесомости всегда был не привычен.
* * *
Лена отложила графический мессенджер для отправки сообщений на Землю и приподнялась в кресле пилота, удивленно глядя на панель оповещения бортовых систем. Кто-то запустил прогрев двигателей взлетно-посадочного модуля. Не понимая, что происходит и, подумав, что это какое-то ложное сообщение вызванное сбоем систем, она переключилась на камеру пилота С-2. На одной из секций витража появилось изображение, а в глаза бросился оранжевый шлем с отличительным знаком командира, немного выше черного стекла забрала.
– Это как понимать, командир? – Лена привстала и, нажав на пульт, закрыла и заблокировала дверь в кабину, чтобы никто не смог войти и увидеть того что видит она. – Ты что творишь?!
– Ты сама как думаешь?
– Ты с ума сошел! А ну быстро покинь модуль, он не готов к спуску!
– Слушай меня внимательно. – Маер старался говорить ровно и уверенно, чтобы голос его звучал строго, а указания были неоспоримы, но это давалось ему явно с трудом. – Во время моего отсутствия, на тебя возлагаются обязанности командира, если кто-то будет противиться, то это прописано в бортовой ведомости, она в АРМ.
– Грек, ты меня не понял? Быстро вылезай оттуда, ты не можешь спуститься!
– Мне придется это сделать.
Двигатели модуля, прогревались в течение двадцати минут, и Лена засекла время. Она смотрела на таймер. Он только пять минут, как запустил турбореакторы, нужно было любой ценой предотвратить этот полет. Она не сомневалась, что если произойдет расстыковка и Маер направит С-2 к Бете, то это окажется последний полет в его жизни.
– Ты, идиот старый! – Она вышла из себя и кричала, тыкая пальцем и брызгая слюной на изображение выведенное проектором на секцию витража, перегнувшись через консоль управления полетом. – Если хочешь просто сдохнуть, так и скажи, я сама тебя задушу, но не смей гробить модуль! Даже если ты переживешь этот спуск, и твой мозг не взорвется, ты не посадишь его на поверхность!
– Карта, по которой ты его уже сажала еще осталась в навигаторе, посажу по ней.
– А потом, что? А? Предохранителей связи нет! До места сигнала маяка Корина двенадцать километров! У тебя нет транспорта, ты пешком туда собрался идти?
– Я все решил, Лена, не спорь со мной. Если я не вернусь через сорок восемь часов, возвращайся домой. Ты никаких приказов от КФ не получала и приняла решение как командир судна. Тебе все понятно?
– Грек, твою мать! Быстро вернись на СИД! – Она почти шепотом зашипела на него, вытаращив глаза, ей показалось, что кто-то стоял за дверью и даже пытался ее открыть. – Ты, что не понимаешь, что помимо самоубийства, это еще и повод всем думать, что ты сумасшедший! Или ты и в самом деле из ума выжил?!
– Я сейчас отключу связь. – Он потянулся рукой через консоль.
– Я не дам тебе подтверждение на расстыковку! – Она снова откинулась в кресле, заложила руки за голову и сделала вид, что ей все безразлично, но без нее он не осуществит свою задумку.
– Я знал это, поэтому спровоцировал аварийный режим, теперь модуль думает, что на борту пожар и ему не нужно подтверждение кабины пилотов. Все, Лена, сорок восемь часов… и домой! – Он дотянулся и отключил связь.
Проектор выдал черный квадрат с белой надписью о разрыве соединения, а Лена вскочила с кресла и пулей бросилась в лобби, а потом в технический модуль, едва не сбив по дороге заторможенного Марка. До расстыковки оставалось восемь минут.
Она одним прыжком перескочила через лестницу в стыковочный шлюз, еще не зная, что дальше делать, чтобы остановить старт С-2, ворвалась в открытую дверь холодного помещения и с удивлением увидела, стоящую над люком Марту. В ее руках был какой-то тяжелый инструмент, похожий на кирку с длинным заостренным концом, один из которых имеются в аварийных шкафах под защитными феростеклами. Марта подняла его над головой с невозмутимым холодным лицом и опустила на стыковочный люк, пробив заостренным концом небольшое смотровое окно.