Читать онлайн Я наблюдал за тобой бесплатно

Здравствуй, зайчонок!

Помнишь, в 4 классе мы «поженились»? Мы обещали друг другу, что будем вместе до конца наших дней, что я буду защищать тебя ото всех, а когда мы вырастем, то поедем на юг? Мне очень жаль, я не смог сдержать это обещание.

Не буду ходить вокруг да около. Я уезжаю. В Швецию. Навсегда. Прости, я так и не смог сказать тебе об этом вживую. Если бы сказал, то боюсь, не сумел бы уйти. Мы бы оба не сумели. И оба сделали бы неправильный выбор. Но я не хочу тебя обманывать. Я больше не люблю тебя. Нет ничего, что держит меня здесь.

Я никогда не забуду те детские годы, которые мы провели бок о бок. Туре и Даша – друзья навеки. Жених и невеста.

Но время идёт, и мы уже не дети. Мы повзрослели. Нам нужно двигаться дальше, и, кажется, на этом этапе наши дорожки должны разбежаться. Мы переросли это. Мы больше не можем жить прошлым.

Компания отца открывает новый филиал в Стокгольме. Наша семья приняла решение, что только там он сможет по-настоящему реализоваться. Да и я тоже. Если я стану учить медицину в Швеции, у меня будет намного больше возможностей. Прости зайчонок, знаю, мы с тобой многое планировали здесь, в России, но я как следует подумал и выбрал иной путь.

Ты хорошая, очень. Я никогда не встречал такой красивой, умной, яркой девушки. Наверное, никогда и не встречу. А я последний дурак, который обманул твоё доверие, и сейчас, этим письмом, я рушу все, я знаю. Ты заслуживаешь лучшего. Я не тот, кто тебе нужен. И ты тоже…ты тоже мне больше не нужна. Можешь злиться на меня, можешь возненавидеть, я пойму. Так будет даже лучше. Лучше, если ты будешь ненавидеть меня. Так всегда легче. Только не звони мне и не пиши. Ни о чем не спрашивай. Не пытайся меня найти. Я не приду в университет и не открою тебе дверь, если ты постучишь. Прости. Так будет лучше.

Я хочу закончить это письмо словами Желткова из твоего любимого «Гранатового браслета»:

«Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. „Да святится имя Твое“».

Прости меня, если сможешь, зайчонок.

Да святится имя Твоё.

Твой Туре.

Глава 1

ДАША

Я скомкала письмо и с силой швырнула его в стену. Через две минуты, правда, поняла, что погорячилась. Встала с кровати, подняла жалкий клочок бумаги и осторожно расправила. Измятые буквы смотрели на меня с сочувствием. Положила лист на стол, взяла с полки учебник по фармакологии, состоящий из тысячи страниц и со злостью хлопнула его на письмо: пусть лежит, расправляется под тяжестью. Я злилась. Злилась на себя, на Туре и вообще на весь мир. На себя за слабость, на Туре – за предательство, а на весь мир…просто потому, что хотела позлиться на кого-то еще.

И время он выбрал точно нарочно лучшее – последние дни каникул перед началом учебы! Завтра первый день в универе, и нельзя было придумать ничего лучше, чем поставить «топографическую анатомию и оперативную хирургию» с Герасимом на половину девятого. Ладно, вообще-то преподавателя, который кроме всего прочего являлся куратором нашей группы, зовут Герман Андреевич, но однажды мой друг и по совместительству одногруппник Ромыч имел неосторожность обратиться к нему именно «Герасим Андреевич». Это вызвало волну смеха в группе и волну несчастий в жизни Ромыча – Герман Андреевич шутку не оценил. Зато с тех пор имя Герасим стало его негласным прозвищем в нашей группе. Но это все лирическое отступление. Вообще-то я хотела сказать, что расслабиться в первый день не получится: вчера Герасим предусмотрительно написал нашей старосте и напомнил, что даже к первому занятию в году мы должны прийти подготовленными. Как вы поняли, шутить он не любит. И конечно же хирургия – последнее, о чем мне сейчас хотелось думать. Спасибо тебе, Туре, большое!

Злые слезы продолжали предательски капать на раскрытую книгу.

Стоял один из последних августовских дней, когда я получила это злосчастное письмо. Еще по-летнему беспечный, но уже по-осеннему холодный. Мы с Туре договорились встретиться в нашей любимой кофейне – последние глотки свободы перед адским вихрем учебы на третьем курсе медицинского. Я пришла первой. В нашей паре такое случалось частенько: два года назад Туре со своей семьей переехал в центр. А как это часто бывает – чем ближе живешь, тем позже приходишь.

Я заняла наш любимый столик у широкого панорамного окна и по традиции заказала банановое какао. С тех пор, как мы впервые пришли сюда в десятом классе, два этих пункта стали неизменной составляющей моей жизни. Достала из сумки планшет, чтобы немного поработать над одним проектом, который задумала еще на втором курсе. У Туре оставалось десять минут на то, чтобы прийти.

Однако через десять минут Туре не появился. Не появился он и через двадцать. «Ты где?» — набрала я короткое сообщение. Ничего, он в сети, а значит, ответ не заставит себя долго ждать.

Но я ошиблась. Спустя несколько минут Туре вышел со страницы, а сообщение так и осталось непрочитанным.

«Туре?»

«???»

Часы показывали половину четвёртого – с момента нашей встречи должно было уже пройти полчаса. Я поняла это, когда зазвонил телефон. «Туре! Наверное, у него что-то случилось», – первая мысль, которая посетила меня в тот момент. Но это оказался не Туре, а моя лучшая подруга Вика.

– А, это ты… Привет.

– Что значит «А , это ты», Рыбникова? Ты не ждала моего звонка?

– Нет, то есть да, то есть…в общем, думала, что это Туре звонит.

На другом конце провода хмыкнули.

– Мы просто встретиться договорились, – тут же поспешила пояснить я, – но уже полчаса прошло, а его все нет. И на сообщения не отвечает.

– Странно, подруга, минут двадцать назад он писал мне, спрашивал мэил препода.

И правда странно. Допустим, Туре действительно мог написать Вике по поводу учебы, ведь она староста нашей группы. Но он должен был находиться здесь, со мной. Почему же он не отвечает?

– Даш, ты там оглохла?

– А, прости, задумалась. Что, говоришь?

Нутром чувствую, как у подруги закатились глаза.

– Туре твой, говорю, совсем оборзел. Сейчас я ему напишу. И пусть только попробует не ответить – «энки» буду на лекциях ставить до конца шестого курса.

– Может у него что-то случилось, Вик?

– Да что с ним случится, с этим бычарой?

– Сама ты бычара! – возмутилась я. Туре хоть и был высоким, но его достаточно стройное тело ничего общего с крупным рогатым скотом не имело.

– Дурная ты, Дарья. Вроде бы в учебе умная, а в отношениях – совсем дурная. Не придёт твой Туре. Можешь разворачиваться и смело ехать домой.

Но вопреки советам подруги я решила подождать ещё минут пятнадцать. Детский лепет о том, что Туре может назначить встречу, а потом просто на нее не явиться – уж точно не про наши отношения. Не знаю, злило меня происходящее или же немного пугало. Наверное все же больше пугало, чем злило: за пять лет отношений Туре никогда не вёл себя подобным образом, а значит, его поведению должно было найтись какое-то логическое объяснение. Но с другой стороны, ведь он был в сети, писал Вике, да и телефон у него тоже был включён. Значит, он мог бы ответить мне, если бы захотел?

А, ну его! Я прождала Туре почти час а, если верить древним стереотипам, девушки вообще должны опаздывать. Но у нас выходит все наоборот. Как бы я ни любила Туре, мое терпение не бесконечно. Я домой.

Мой дом (точнее, дом моей семьи) находился на окраине города в коттеджном посёлке с весьма прозаичным названием Копи. У жизни в таком посёлке было две стороны: с одной, это, конечно, здорово, когда к заднему дворику твоего дома подступает сосновый лес. Да и сам по себе частный дом – тоже нереально круто. Мы переехали сюда, когда я была еще ничего не смыслящим младенцем, а спустя пять лет родители переоборудовали кабинет отца на верхнем этаже в детскую, тут же ставшую моей комнатой. Для маленькой девочки своя комната с мансардной крышей казалась чем-то сказочным. Но была и обратная сторона: хоть Копи и считались частью города, добираться отсюда – сущий ад, если у тебя нет машины. Каждый раз, выезжая утром в ВУЗ, я проклинала все на свете и очень завидовала всем, кто живет в общежитиях. Ведь из общежитий до большинства корпусов путь занимал пять минут ходьбы спокойным шагом.

Машины у меня не было, хотя мечтала я о ней уже давно, с тех самых пор, как сдала на права в восемнадцать лет. Добираться приходилось своими силами, и часто моя дорога включала в себя не одну пересадку. Но сейчас я решила проехаться на трамвае до конечной, а оттуда – немного пройтись. Погода к этому располагала, да и привести мысли в порядок было бы не лишним.

По дороге еще несколько раз набрала Туре. Но результат оставался неизменным: абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. Кажется, за этот день я прошла все стадии своего маленького горя сразу: сначала отрицала – Туре не мог поступить подло, всему есть своё объяснение; потом злилась на него; торговалась то ли с ним, то ли с самой собой – вот сейчас он возьмёт трубку, и тогда я прощу эту странную выходку; потом впала в грусть и уныние – кажется, меня все-таки предали. А домой пришла, преисполненная какого-то удивительного душевного спокойствия – наконец пришло принятие. В конце концов, мало ли что могло произойти.

– Есть кто дома? – громко крикнула я, запирая входную дверь изнутри.

– Даша пришла! – раздался голос Максима, моего младшего брата, где-то в глубине дома. – Мы заняты, в дженгу играем. Будешь с нами?

– Нет, Макс. Не в этот раз. Привет, мам, пап, – помахала я рукой и собиралась незаметно юркнуть к себе наверх.

– Привет, дочь, – отвлеклась от общей игры мама. – Ты как-то быстро сегодня, не поссорились с Туре?

– Нет, мам, не поссорились. Ладно, я, пожалуй, к себе пойду.

– Стой. Мы заказывали пиццу, тебе оставили твою любимую пепперони. Она на кухне, иди поешь. И ещё тебе там письмо.

– Письмо? – нахмурилась я. – Какое еще письмо?

У меня не было абсолютно никого из знакомых, кто мог бы посылать мне письма.

– Странное. Самодельное, кто-то явно минуя почту закинул в ящик. И адресата нет.

– Любовные послания, – исподтишка хихикнул папа.

Письмо и правда было странным. Небольшой конверт из крафтовой бумаги с неаккуратно подклеенными краями. Действительно ручная работа. На конверте огромными печатными буквами синим фломастером выведено: «Даше». Приди такое послание Максу, я бы тоже пошутила про любовные записки, потому что оно и вправду очень смахивало на какую-то нелепую валентинку. Но сейчас было как-то не до смеха. У меня нет поклонников, которые бы согласились как минимум приехать в этот конец географии и самолично кинуть конверт в почтовый ящик.

А потом я его распечатала.

Здравствуй, зайчонок!

Дальше вы и сами знаете. Теперь-то все стало ясно.

И вопреки просьбам (да какое право он вообще имел меня о чем-то просить?) я звонила парню, но каждый раз слышала одни и те же слова, записанные электронным голосом. Абонент не отвечает. Я была в отчаянии. Дошло до смешного – я даже приехала к нему домой и надеялась подкараулить Туре, когда тот куда-нибудь пойдёт. Но он так и не появился. Сдержал своё слово, не хотел, чтобы я о чем-либо спрашивала.

Вот так оно вышло. С Туре ничего не случилось. Туре меня бросил. Предал. Выкинул, не сумев признаться в этом лично.

Глава 2

ДАША

Я познакомилась с Туре, когда мы оба ещё пешком под стол ходили. Наши отцы работали в одной компании, прежде чем каждый ушёл в собственный бизнес, и были хорошими друзьями.

Я была обычным ребёнком из семьи карьеристов: папа, активно занимающийся будущим бизнесом, постоянно пропадал на конференциях, переговорах, в командировках. Маму, работавшую врачом-травматологом в детском стационаре, из-за постоянных дежурств я и вовсе видела раз в сто лет. Вот так и получилось, что я стала часто оставаться дома у папиного друга с его женой (которая, в отличие от моей матери, была домохозяйкой) и их маленьким сыном, примерно моим ровесником, со странным именем Туре.

На самом деле это имя было вовсе не странным. Семья Туре Йохансона – шведы, много лет назад переехавшие в Россию, где у его отца открылись хорошие перспективы продвижения по карьерной лестнице в международной компании. Потом, правда, из той компании он уволился и открыл свою, но это все было позже. Сам же Туре родился уже в России, через несколько лет после переезда его родителей. Но перед друзьями я всегда хвасталась, что у меня есть лучший друг-швед.

Я не помню какого-то конкретного момента, в который Туре появился в моей жизни. Я могла бы сказать что-нибудь сопливое вроде «сначала он боялся новой девочки, пришедшей в их дом, и прятался за ногой матери, но потом, за обедом, протянул мне одну из своих игрушек – так и начиналась наша дружба», но не стану этого делать, просто потому, что не помню, было ли у нас вообще что-то подобное, какая-то своя история. Воспоминания из раннего детства напрочь стёрлись из моей головы, так что казалось, что Туре был в моей жизни всегда. Просто был и все, как что-то само собой разумеющееся.

Когда нам исполнилось по семь, родители отправили нас в первый класс. В классе Туре был моим единственным другом. По крайней мере, в первое время. А потом произошло то, что наверное всегда происходит в подобных ситуациях: Туре нашёл себе новых друзей и стал все чаще и чаще проводить время с ними, а не со мной. Еще бы, ведь дружить с девчонками не принято!

Туре и его новые друзья играли в войнушки, строили штаб на школьном дворе во время урока-прогулки и никогда не брали в свои игры меня. Да-да, ведь я девчонка.

– Ну пожалуйста! Ну Туре! Я буду охранять штаб от врагов! Или могу стать партизаном! – умоляла я.

– Нет! Иди играй в куклы! Девчонка! – презрительно усмехались и показывали языки мне в ответ. Но после школы Туре всегда дожидался меня и вместе через посёлок мы шли домой.

Во втором классе наша дружба потерпела «кризис». Туре ещё сильнее сдружился с мальчишками из класса, а я (прошу заметить, ему назло) втиснулась в компанию девочек и на переменах играла с ними в барби-семью. Девочки мне не нравились. Иногда я, не стесняясь, могла назвать их дурами, а они меня в ответ – уродиной. Но отчего-то мы все равно продолжали дружить. Модные психологи назвали бы это «абьюзерские отношения». В этот период мы с Туре молча встречались у школьных ворот после уроков и так же молча шли домой, словно совершенно чужие друг другу люди. Но ходить домой порознь нам было нельзя – родители не разрешали.

В конце третьего класса наши отношения снова улучшились. Дружба мальчишек уже не была такой крепкой, они спорили, ругались, дрались все чаще и чаще. Я и вовсе отделилась от компании девочек, с которыми дружила сначала. Они стали негласными «звёздами» класса, а я звезд с неба никогда не хватала. После уроков бывшие подруги часто ходили к Лизе, девочке, живущей к школе ближе всех. У неё открывали салоны красоты, выходили замуж за президента, были моделями. Мне были не интересны их игры, да и иметь в мужьях президента тоже не особо хотелось. Поэтому в их компании я стала изгоем и скоро собрала вокруг себя таких же одиночек, как я сама: полную девочку Лину, с которой никто не хотел общаться не только из-за ее внешнего вида, но и несколько странного характера, и боевую Вику, которая отчего-то многих бесила, а больше всего – тех самых «звёзд».

С Туре мы сидели за одной партой. В первом классе мы доставали друг друга, и на какое-то время наша классная руководительница Любовь Андреевна даже рассадила нас. Но в третьем классе мы вновь сидели вместе. Тогда мы уже не тыкали друг друга ручками и перестали делить парту мелом напополам. Так вместе и просидели до самого одиннадцатого класса.

Туре рассказывал мне о военных самолетах, о которых вычитал в детских познавательных книжках, я ему – о книгах про Домовенка Кузьку. А однажды перед тем, как пойти домой (дело было ближе к концу третьего класса), он подсунул мне записку (кажется, любовь к запискам – это у него в крови). «Даша я тебя люблю будеш со мной дружить всегда?» В этот день мы шли домой, держась за руки.

Дружить с «девочками-изгоями» было нелегко. Через какое-то время меня начала раздражать Лина. Вику же она не просто раздражала, а катастрофически бесила, и подруга даже не пыталась этого скрыть. Лина была своенравной, тяжёлой на подъем и всегда хотела, чтобы все шло так, как хочет она. Она выглядела нелепо в своём ярко-синем пальто, еле-еле на ней сходившемся, и непонятного цвета кепи, какие в то время носили только взрослые женщины. Никто не хотел с ней дружить, и мне было ее жаль. Только за счёт моей жалости наша дружба до сих пор выживала.

Вика же была прямолинейной и всегда рубила сплеча. Она не стеснялась сказать что-нибудь наподобие «Попороси у мамы тональник, чтобы замазать этот ужасный прыщ у тебя на носу» или «Лина, ну когда ты уже похудеешь?». Наверное поэтому ее никто не любил, в том числе и Туре. Каждый раз, когда Вика одна или вместе с Линой встречала меня утром возле школьных ворот, он демонстративно закатывал глаза и отходил в сторону, присоединяясь к мальчишеской компании.

Каждый год мы с Туре с нетерпением ждали последнего школьного звонка, ведь он означал, что скоро начнётся лето. Яркое, бесконечное, весёлое, только наше. В летние дни я вставала ни свет, ни заря и каждый день ждала, когда Туре позвонит в нашу дверь.

Дом семьи Йохансонов находился на соседней улице нашего небольшого коттеджного посёлка. Еще с тех времён, когда на месте старых шахт вырубили лес и построили Копи, их сразу же отгородили высоченным забором, а на въезде поставили шлагбаум с охранником. Именно поэтому родители никогда не боялись отпускать нас гулять одних. Правда с одной оговоркой – гулять разрешалось исключительно на территории Копей. Но делать здесь было особо нечего, разве что обыденно шататься по улицам среди однотипных домов, построенных в европейском стиле. Иногда мы ходили на детскую площадку – единственное развлечение в этом посёлке для богатых. В будние дни мамаши с детьми появлялись здесь лишь к вечеру, поэтому мы могли спокойно освоить каждую лазалку и даже покорили последний, самый высокий, уровень «паутинки». Но чаще все же играли на заднем дворе у меня или у Туре – детская площадка со своим скудным набором «аттракционов» быстро наскучила. Каких только игр мы ни придумывали – ловили жуков и устраивали жучьи гонки, строили замки из земли и веток, устраивали перестрелки из водных пистолетов, играли в прятки. Нам с Туре никогда не бывало скучно, а каждый раз, когда чьи-то родители приходили, чтобы позвать нас домой, мы громко протестовали и с нетерпением ждали следующий день, чтобы снова провести его вместе.

Туре постучал в мое окно первого июня, в первый день лета после окончания третьего класса. Да, иногда он любил карабкаться на дерево и залазить в мою комнату через него, ведь заходить через дверь – это неинтересно. Родителей почти никогда не было дома, так что наругать его за это никто не мог.

– Пошли в башню! – заявил Туре, как только его лохматая голова появилась за окном. Вот так, ни здрасьте, ни до свидания.

– В какую еще башню?

– В заброшенную! – Туре посмотрел на меня так, словно я не знаю, какой сегодня год, а не какую-то там заброшенную башню.

– Ага, – послала ему в ответ хмурый взгляд я, – мама узнает, что мы вышли за забор – убьёт. И больше никогда одних гулять не отпустит.

– Да нет же! Она здесь, на территории посёлка! Мы вчера с мамой видели, когда ходили в лес собирать травы для ее чая.

Башня и правда оказалась на территории посёлка – забор, отгораживающий Копи уходил далеко в лес. Невысокая, из оранжево-красного кирпича, с маленькими окошками, напоминающими бойницы, она терялась среди сосен и густой травы. Кое-где стены башни поросли мхом, на железной двери висел гигантский амбарный замок, но зато рядом в стене красовалась дыра – точно кто-то специально вытащил несколько кирпичей, как вытаскивают деревянные блоки игроки в «дженгу». Лаз был небольшим и располагался близко к земле, но если изловчиться, протиснуться внутрь не составило большого труда.

Туре полез первым. Закинув рюкзаки внутрь, друг нырнул вслед за ними. Перед моим лицом предстали чёрные подошвы его не по возрасту огромных ботинок.

– Дашка, тут супер! Давай за мной! – послышалось откуда-то из глубины.

Я вздохнула и просунула голову в глубь этой кроличьей норы. Правда, ничего кроме битого стекла и камней мои глаза разглядеть не сумели. Ну, была не была – подумала я и вытянула руки так, как вытягивают пловцы, когда ныряют «рыбкой». Мои плечи тут же ощутили сопротивление. Кожу обожгло острым кирпичом. Черт, не так уж это и просто. Попробовала проползти вперёд, отталкиваясь ногами от земли, но лишь почувствовала, как стена стала давить на тело еще сильнее.

– Ну где ты там? – донеслось откуда-то издалека. А акустика в этой башне очень даже ничего.

– Кажется, я застряла, – пропыхтела я.

– Развернись чуть влево, чтобы лечь по диагонали лаза. Тогда сразу пролезешь.

Ага, легко сказать! Если бы только я могла повернуться – сразу же бы это сделала, но похоже плечи застряли намертво.

– Не получается. Туре! Помоги!

Послышались шаги и через несколько секунд обзор на битое стекло и другой вековой мусор загородили ноги друга. «Девчонки!» – проворчал он и, взяв меня за руки, с силой потянул на себя. Плечи обожгло с новой силой. Но было в этом и кое-что хорошее – кажется, я сдвинулась с мертвой точки.

– Дальше сама сможешь?

– Думаю, да, – я подтянулась и почувствовала, как тело окунается в сырость старой заброшенной башни.

Внутри стояла относительная темнота, но сквозь небольшие окошки на верхушке в башню пробивались маленькие лучики солнца, освещая парящую в воздухе пыль.

– Ау! – крикнула я.

«Ау! Ауу! Аууу!» – раздалось в ответ.

Мы забрались на подоконник заколоченного окна, я положила на колени рюкзак и достала из него бутерброды и термос с чаем, которые мы предусмотрительно захватили из дома. Еще взяли с собой два фонарика, но они не понадобились – для того, чтобы разглядеть окружающую обстановку, света в башне хватало. Пространство вокруг окутывал таинственный полумрак. Нам это нравилось.

– Можно сделать здесь базу, – предложил Туре. – Принесём из дома газет, клеенок, можно даже припрятать запасы еды на чёрный день.

– Ага, вот только вход в базу немного маловат. И скажи мне, пожалуйста, зачем мы взяли вот это? – я вытащила из сумки зелёный резиновый сапог.

– Ну… – протянул друг. – Башня-то водонапорная. Вдруг здесь оказалась бы вода.

И не поспоришь.

– А ведь и правда классное место! – заговорила я, уплетая третий по счету бутерброд. До этого мы не проронили ни слова – настолько увлеклись бутербродами, которые на голодный желудок показались пищей богов.

– Еще бы! – усмехнулся Туре. Он был явно доволен собой и своей находкой. – Тш-ш-ш!

– Чего такое? – я замерла, а надкусанный бутерброд так и завис в воздухе.

– Шуршит что-то, – Туре поморщился, прислушиваясь.

В башне царила кромешная тьма и оглушающая тишина. Настолько, что я слышала лишь собственное дыхание.

– Не слышу ничего, – прошептала я, стараясь не спугнуть это странное нечто, наверняка придуманное фантазией Туре.

– Может, это крысы?

– О боже, только не это! Какая гадость! – я инстинктивно подтянула ноги к животу, чтобы тайные обитатели башни ненароком не коснулись их своими мерзкими хвостами.

– Хотя…Нет, крысы определенно не умеют мяукать.

Туре спрыгнул с подоконника и осторожно направился на звук. Теперь и я стала слышать что-то невнятное, и это «что-то» и вправду очень напоминало кошачье мяуканье.

– Эй, кажется, у нас гости! И это определенно не «гадость», – голос Туре прозвучал где-то в противоположном конце башни.

– Что там? – я быстро достигла того места, где, что-то внимательно разглядывая, на корточках сидел друг, и осторожно отпихнула его в сторону. – Дай мне тоже посмотреть!

Туре оказался прав. В башне действительно находился гость (или это мы стали его гостями?). И гость на самом деле не имел ничего общего с гадостью. Маленький серый комочек спрятался среди покрывшихся пылью мусорных пакетов.

– Иди ко мне, малыш, – проворковал Туре. Но комок шерсти, оказавшийся котенком, лишь испуганно отпрянул назад.

– Не видишь, он тебя боится. Не протягивай свои лапы! Нужно дать ему понять, что мы не сделаем ничего плохого.

– У нас вода осталась. Может, дать ему попить?

Друг поднялся и исчез в темноте башни, напоминая о своем присутствии лишь шуршанием и возней.

Из полумрака на меня смотрели два светящихся глаза, а я молча глядела в ответ. А потом котёнок сделал неуверенный шаг. Мусорные пакеты зашуршали, и этот шум показался мне оглушительным.

– Киса, – широко улыбнулась я и осторожно протянула ладонь. Котенок несмело обнюхал мои пальцы. Поскреб крошечной лапкой по моей ладони. А потом лизнул ее. Принял меня в круг «своих».

– Эй, кажется, это девочка, – сообщила я, когда животное окончательно прониклось доверием и удобно устроилось в моих ладонях. – Такая серая, как…Как дым после огня.

– Дымка, – прошептал Туре.

– Что?

– Давай назовем ее Дымка.

Глава 3

ДАША

С тех пор мы проводили в Башне почти все свободное время. Как и договорились, натаскали из дома газет и огромных пакетов, в которых мама обычно получала одежду из химчистки. Из четырёх крупных камней и старой фанеры соорудили стол. Туре притащил из дома старые подушки и настольную лампу (зачем – не знаю, ведь работала она только от электричества), а я – плюшевого лося Евгения. Его подарил мне Туре, когда я боялась идти к стоматологу. Евгений единогласно был назначен охранником нашего секретного объекта.

Дымка тоже была в башне. В первый день никто из нас так и не рискнул забрать ее домой – какие родители обрадуются такому «подарку»? И больше всего мы боялись, что, когда придём сюда в следующий раз, котенок исчезнет. Но нет. Дымка осталась на том же месте, где мы ее нашли. Она залезла в большой резиновый сапог, который мы случайно забыли. Там мы ее и обнаружили. С тех пор сапог стал ее маленьким домом.

Мы приходили сюда и играли в карты, устраивали пикники, прятались от дождя или просто сидели на подушках и болтали обо всем на свете. Башня стала нашим убежищем, вторым домом, нашей общей тайной.

Спустя неделю, потратив все карманные деньги на «Вискас», я наконец-то решилась забрать Дымку домой. Во-первых, карманные деньги кончились, и корм покупать стало просто не на что. А во-вторых, каждый раз, когда я думала о том, что там, в этой промозглой сырой башне, она совершенно одна, сердце разрывалось на тысячу маленьких кусочков. В ответ на мой «подарочек» мама лишь тяжело вздохнула, но когда я проснулась на следующий день, на кухне уже стояли новенькая миска и огромный кошачий дом. Его, как позже выяснилось, папа выклянчил у каких-то знакомых, которые собирались отнести этот дом на помойку. Так мои родители приняли Дымку.

На зиму мы забирали домой лампу, подушки и Евгения и тщательно закидывали лаз ветками, чтобы никому даже в голову не пришло сунуться на нашу территорию. Но каждым летом возвращались сюда вновь.

Здесь же, в Башне, произошло одно важное событие в моей жизни.

Нам было пятнадцать и мы закончили восьмой класс. После дня на озере, расположившимся неподалёку от нашего посёлка (теперь мы повзрослели и нам разрешалось выходить за территорию Копей) я спала без задних ног. Снился сон о море, о том, как я стою на берегу, а тёплый ветерок ласкает уши, точно нашёптывает что-то прекрасное. Этот шёпот становился все громче, и уже совсем скоро я слышала отчётливое «Даша!». Пока не поняла, что никакой это не ветер. В тот же момент я резко открыла глаза, вздрогнула и перевернулась на спину.

– Тс-с! – прошептали где-то совсем рядом.

Конечно это был Туре. Он сидел на корточках возле моей кровати, держа указательный палец у губ.

– Твою ж дивизию, Туре, – так же тихо, чтобы не разбудить родителей и младшего брата, прошептала я. – Ты что здесь делаешь?

– Я придумал для нас приключение. Пойдём!

– Куда?

– Это недалеко, только возьми что-нибудь потеплее, чем твоя пижама.

Сам же Туре был одет в свою привычную одежду: темно-серые джинсы и синий джемпер, который ему на позапрошлый день рождения подарила моя мама; на плече висел рюкзак. Каштановые ровно стриженные волосы Туре были слегка взъерошены. Кажется, совсем недавно он вылез из душа.

– Ты с ума сошёл? А если нас поймают?

– Не поймают, у меня все под контролем. Переодевайся скорее, пока никто не проснулся.

– Отвернись, – шикнула на него я.

Туре уселся на пол, оперевшись спиной о мою кровать. Я вытащила из тумбочки первые попавшиеся джинсы и натянула толстовку прямо поверх пижамной футболки.

– Полезем через окно. Ты первая.

Я опасливо выглянула из комнаты. Дом казался тихим и пустым, точно отель ранним утром. Там тоже всегда пусто. Только бодрее от этого не становилось. Еще раз убедившись, что родители спят, я подошла к открытому окну, через которое, вероятно, Туре и проник на мою территорию, подтянулась на подоконнике и перекинула одну ногу за борт в темную облачную бездну. За ней – вторую.

Я еще никогда не лазала по этому дереву. Даже подумать не могла, что однажды мне придется это делать. Темнота все усложняла, приходилось крепче хвататься руками, чтобы не соскользнуть с очередной ветки. Ступни неприятно обожгло, когда я спрыгнула с нижней ветки на землю. Туре приземлился рядом примерно через десять секунд.

– Может, ты уже скажешь наконец, куда мы идём?

– Просто верь мне, и тебе понравится.

– Ты ведёшь меня непонятно куда, с чего ты взял, что я буду тебе верить?

– Но ведь ты уже поверила. Иначе бы не пошла за мной.

Не говоря больше ни слова, Туре протянул мне фонарик. Как же, черт возьми, он был прав. Я ему поверила. И была готова последовать за ним куда угодно.

Прижимаясь к кирпичной стене и освещая путь фонариками, мы осторожно продвигались вдоль дома в сторону, где наш участок заканчивался и начиналась улица. В воздухе пахло сыростью и мхом. Земля была влажной после недавнего дождя. Я сжала руку Туре еще сильнее, чтобы не поскользнуться.

– Ты хочешь привести меня в лес? – спросила я, по привычке шепотом.

– Почти.

– Почти – это как?

Он не ответил. Хоть вокруг и царила кромешная тьма, лишь слегка нарушаемая слабым светом наших фонариков, я заметила сияющую улыбку на его лице.

Если честно, было немного страшно. Ночью все вообще автоматически становится страшнее, лес уже не кажется таким привычным и безопасным, как днём. Чуть раздастся шорох – и ты уже представляешь, как из-за дерева выходит что-то жуткое и неизведанное. А на следующий день волонтеры поискового отряда расклеивают объявления: «Внимание! В посёлке Копи пропали двое подростков…». Чего только не придумаешь, когда идёшь по лесу в…оказывается, я даже не знала, который был час.

– Почти пришли, – оповестил Туре, и я стала пристально вглядываться во тьму, пытаясь понять, чем обстановка отличается от той, которая преследовала нас на протяжении всего пути.

Осознала я это лишь спустя несколько шагов, когда слабый луч фонаря упёрся в каменную стену. Ну конечно! Иначе и быть не могло. Башня. Туре привёл меня в Башню в черт-знает-каком часу ночи.

– Давно мы здесь не были. Идём внутрь?

– Небо такое темное, ни одной звёзды не видно… – прошептала я.

– Зато никто не увидит нашего преступления. Пойдём же.

– А что это за шум?

– Котельная в поселке шумит. Ну же, Даша, не тормози, пойдём, – Туре потянул меня за руку и я наконец поддалась.

Мы пробрались через наш лаз. За несколько лет пользования этим входом я наловчилась забираться через него так, что могла бы сделать это даже с закрытыми глазами. Даже не смотря на то, что по сравнению с десятилетней Дашей нынешняя я значительно увеличилась в размерах.

– Тебе нравится? – голос раздался где-то совсем рядом.

Я развернулась. Туре стоял в полуметре от меня. Свет фонарей маленькой искрой отражался в его темных глазах

– Нравится… – прошептала я.

Я впервые испытала чувство, словно между нами может быть нечто большее, чем просто «друзья детства». Впервые почувствовала себя рядом с ним как-то не так. Воздух был заряжен до предела, и в нем витало нечто едва уловимо-сокровенное. И, кажется, это нечто всколыхнуло то, что так долго сидело у меня внутри.

Туре сделал шаг вперёд и оказался так близко, что я неосознанно закрыла глаза. То самое «едва уловимо-сокровенное» стало опутывать нас еще сильнее. Воздух искрился. И в один момент его губы коснулись моих. Мгновенно мысли улетели куда-то высоко, туда, где вспышками взрывались сотни сверхновых.

Когда мои бёдра и груди начали округляться, а в жизни наступил период с прозаичным названием «половое созревание», я все чаще начала задумываться: а какого это – целоваться? Не в щечку, как обычно целует мама на ночь, а по-настоящему, как в кино. Что будет, если поцеловать кого-то, кого любишь? И кто будет первый человек, с которым я поцелуюсь? Туре? Или совершенно чужой мальчик?

Конечно это был Туре.

С тех пор и начались наши отношения длиною в жизнь. По крайней мере, так я думала тогда. Мне всегда казалось, что мы были предназначены друг для друга, посланы друг другу свыше. Это судьба, не иначе. Везде, всегда Туре выбирал меня, а я выбирала его.

Мы все так же проводили вместе чуть ли не каждый день. Этим же летом родители отправили нас в один лагерь. Это было наше первое совместное «путешествие». Там же у Туре впервые появился настоящий друг, не считая меня. Его звали Роберт, и с тех пор мне приходилось делить с ним моего теперь уже парня. Хотя Роберт мне нравился – он был весёлым и жизнерадостным, всегда шутил и смеялся над моими любыми, даже самыми глупыми, шутками. Я часто проводила время с парнями. Роберт был старше нас на год, но разница в возрасте совсем не чувствовалась. С тех пор нас стало трое.

Мы продолжали видеться и после лагеря. Роберт жил не в нашем городе, а в соседнем маленьком городишке, но родители часто привозили его к Туре на выходные. Тогда мы гуляли все вместе, ходили в Макдоналдс, купались в озере и даже показали Роберту Башню.

Когда нам было по шестнадцать, Туре впервые устроился на работу. Он работал на какой-то частной автостоянке, брал плату с приезжающих автомобилей. На мое семнадцатилетие он заявился к нам домой с огромным букетом роз. Их было столько же, сколько мне исполнилось лет – семнадцать. Туре сказал, что купил этот букет на его первые заработанные деньги. Тогда я была самой счастливой девушкой на этой планете.

В этот же год родители Роберта погибли в аварии и он остался один. К счастью, в тот момент он уже жил в нашем городе. Правда, временно – Роберт поступил в политехнический колледж, и там на четыре года ему выделили место в общежитии. Но в этот тяжёлый момент жизни он хотя бы не был один.

Потом мы перешли в десятый класс. Настало время выбирать будущую профессию. Я мечтала стать врачом еще с самого детства. Наверное, в семьях врачей редко бывает по-другому. Туре же интересовался информатикой, даже занимал призовые места на всевозможных олимпиадах. Но не меньше ему нравилась химия. Школа, в которой мы учились, была с химико-биологическим уклоном, поэтому среди учителей естественных наук здесь собрались настоящие профессионалы. Светлана Анатольевна, наша учительница химии, сумела привить самую неподдельную любовь к этому сложному предмету. Она всегда говорила, что у Туре есть большой потенциал, что из него выйдет замечательный врач. Поэтому между информационными технологиями и медициной он все-таки выбрал медицину. Так мы оказались в медицинском университете. Еще подавая документы, мы уже знали, что однажды вместе откроем свою частную клинику и на деньги, которые она нам принесет, купим огромный дом где-нибудь в солнечной Италии, а по этому дому будут бегать наши детишки.

Звучит глупо, наивно и слишком сладко, правда?

Не иначе. Так и оказалось – глупо и наивно. Наша «вечная» история закончилась, когда нам было всего двадцать. Мы не жили долго и счастливо и не умерли в один день. Все оказалось куда проще: Туре бросил меня. Бросил, как маленькая девчонка, отправив какую-то жалкую записку. Он больше не любил меня, но так и не смог признаться в этом лично.

Глава 4

ДАША

Даже сейчас, когда Туре ушёл, меня все равно посещают воспоминания из детства. То и дело вечером я закрываюсь в своей комнате, включаю ноутбук и пересматриваю наши фотографии, а по щекам катятся непрошеные слезы. Смотрю на дерево, по которому Туре залазил в мою комнату – за несколько лет оно выросло настолько, что из-за его густой листвы в комнате почти всегда царит полумрак. Иногда захожу на его страницу в соцсетях. Там нет ничего нового еще с прошлой зимы – фото с нашего совместного празднования Нового года было последним выложенным на его странице. Но почти всегда он «в сети». Он не удалил меня из друзей и тем более не кидал в чёрный список. Он просто исчез.

Но со временем я научилась справляться с этим. Туре больше нет рядом, и с этим нужно как-то жить, нравится мне это или нет. Предстоял самый тяжёлый курс в университете и в какой-то степени это даже радовало: чем больше проблем с учебой, тем меньше времени думать о глупостях.

Курс начинался с оперативной хирургии. Не самое лёгкое начало, но так мне нравилось даже больше. Говорят, с трудностями бороться легче, если посмотреть им в глаза. В конце концов, я любила этот предмет, а потому проблем ни с хирургией, ни с Германом Андреевичем, который вел ее у нас уже полгода, у меня никогда не было.

В корпус, где находится нужная кафедра, добираться мне примерно как до Луны, если не дальше. Уже третий год меня не покидала мысль о том, что хотя бы к шестому курсу я наконец-то обзаведусь машиной. Это очень облегчит мои страдания. Пользуясь общественным транспортом, я всегда боялась, что в дороге случится что-нибудь непредвиденное и я опоздаю на пару. И именно поэтому всегда выходила из дома за несколько часов до начала и всегда приезжала очень рано. Так рано, что кроме меня в корпусе были лишь уборщица да охранник. Все нормальные студенты обычно подтягиваются ближе к восьми.

– Опять Дашка с ночи в универе, – кто-то хлопнул меня по плечу, и в этом ком-то я узнала Ника.

Ник – мой одногруппник. Вообще-то он Коля Разумовский, но, цитирую его собственные слова, «Коля – это звучит так просто для моей слишком крутой личности», так что весь первый курс Ник боролся за то, чтобы быть Ником.

Парень обнял меня, а вслед за ним появился наш общий друг Ромыч. Ромыч с Ником приехали из одного провинциального городка и, кажется, даже учились в одной школе, а здесь вместе поселились в шикарной «трешке», которую родители купили Нику в честь его поступления. Отец Ника – мэр их родного городка, все-таки, может себе позволить.

Ни для кого не секрет, что парни – редкость в медицинском университете. Наверное, не такая, как в каком-нибудь гуманитарном ВУЗе, но и здесь их чрезвычайно мало. Нашей группе даже повезло: у нас парней было аж целых четыре. Ромыч, Ник, тихий и немного странный Артур, который почти ни с кем не общался, и Туре. Правда, до сегодняшнего дня. Туре больше не в счёт. Наверное он уже забрал документы. Или скоро это сделает. Ходить на пары в любом случае не будет – иначе не повёл бы себя со мной так, как он это сделал, ведь тогда в университете ему бы пришлось смотреть мне в глаза.

Ближе к началу пары пришла Вика. Она всегда заявлялась поздно, а зачастую даже опаздывала. Да, та самая Вика, с которой я дружила еще с начальной школы. Из-за химико-биологического уклона школы в медицинском оказалось больше половины нашего класса.

– Я нам место заняла, – сообщила я, встретив ее в холле. – Вещи уже в кабинете.

– Герасим уже пришёл? – Вика впопыхах стянула верхнюю одежду. – Отнеси в гардероб, будь другом, пока я сменку переодеваю.

Такой была Вика: суматошной, немного взбалмошной и всегда любила покомандовать.

– Не знаю, я его не видела.

– Надеюсь нет, я планировала отдохнуть перед этими адскими двумя часами на ногах.

– Но ты снова на каблуках, – усмехнулась я.

Специфика пар по предмету Германа Андреевича заключалась в том, что все занятие мы стояли у тела, которое десяток (а может, и не один) лет назад было лицом без определённого места жительства. А сейчас на занятиях его, бедного, изучало не одно поколение студентов-медиков. Рассказывали теорию, показывали, что и где кроется в этом удивительном организме, учились простым хирургическим швам.

– Надо же чем-то брать нашего Герасима.

Если до этого вы думали, что Герасим – профессор с лысиной и тремя седыми волосинами на голове, вы ошибались. Герман Андреевич был молодым и очень прогрессивным преподом, который закончил ординатуру всего пару лет назад. И, как это обычно бывает, родился на свет жутким красавчиком. И, конечно же, по нему сходила с ума добрая половина женского населения университета. К слову, Вика не была в их числе. Кокетничать ради собственной выгоды – это у нее в крови, а про Герасима она всегда говорила: «Его как будто корова облизала».

В этом университете у Вики был другой интерес: Ник. Она запала на него еще с самого первого курса, хотя какое-то время очень тщательно это скрывала. Подруга считала себя выше «этой вашей любви», но я то видела, каким взглядом она пожирала Ника на лекциях. Пока все слушали преподавателя и писали конспекты, Вика всегда смотрела на него. А ему как обычно не было никакого дела до отношений, поэтому Ник периодически морочил Вике голову своими то ли свиданиями, то ли дружескими прогулками, а потом мог пропасть недели на две.

Пока мы всей группой ждали начала пары, Ромыч, выйдя в центр кабинета, проскандировал:

– Слу-шай-те, товарищи! У нас остаток недели почти не загружен. А по такому поводу, а также в честь начала третьего курса, предлагаю отметить сие знаменательное событие!

– Да, можем собраться у нас в, так скажем, семь вечера, – поддержал его Ник. Еще бы он этого не сделал! Где Ник – там и тусовки, а где тусовка – там обязательно Ник.

– Выпьем за третий курс, пока мы еще можем это сделать! Кто за?

Но никто не успел ответить – возле двери словно из ниоткуда возник Герасим.

– Здравствуйте! – прозвучал его громкий голос.

Вот вам и здравствуйте. Сейчас снова подсунет две абсолютно одинаковые веревки и заставит продемонстрировать, какая из них артерия, а какая – вена, как это было в прошлом году. Небольшой спойлер: сделать это на нашем трупном материале практически невозможно. И посыплются первые двоечки в этом учебном году.

После пары Ромыч еще раз продублировал своё приглашение в общий диалог. Большинство ребят согласились. За исключением Артура, конечно, – он в принципе почти никогда ничего не писал в общую беседу. Как и предложил Ник, сбор был назначен на семь вечера в его квартире. «С каждого – по бутылке алкоголя. Чем крепче напиток, тем крепче любовь хозяина квартиры», – добавил он.

Я решила не ехать домой, а провести время у Вики. Она пообещала дать мне «что-нибудь поприличнее, платье, например» и даже разрешила помыть голову.                   Перед тем, как отправиться к Нику, мы зашли в магазин и купили одну на двоих бутылку вина. Я не очень люблю вечеринки и громкие тусовки с реками алкоголя, но собраться с одногруппниками перед началом учебного года – дело святое. К тому же пить в тот день больше, чем это вино, я не собиралась.

Как я уже говорила, Ник с Ромычем жили в шикарной трёхкомнатной квартире. Кроме всего прочего, эта квартира находилась в новенькой высотке почти что в самом центре города и была оформлена в стиле хай-тек. Не очень типично для обычного студента, но вполне сойдёт для сына мэра.

Поддерживать чистоту и порядок помогала мама Ника, которая периодически приезжала в наш город именно ради этого. Без нее это чудо дизайна давно бы превратилось в холостяцкий раздрай.

Но стоит отдать должное, к нашему приходу парни заправили кровати и даже убрали разбросанную где попало одежду.

– Мы первые? – поинтересовалась Вика.

– Нет, Лина, Катя и Марго уже пришли. Проходите, – Ник любезно открыл перед нами дверь и подмигнул Вике. Та в свою очередь кокетливо тряхнула своими длинными волосами. Мы вошли в квартиру.

– Ромыч, убери за мной туфли, куда вы их там обычно убираете, – попросила я и прошла на кухню. – Я кладу вино в холодильник. Ежевичное – наше с Викой, к нему не прикасаться!

– А жаль, – подвигал бровями в своей обычной манере Ник. – Я хотел выпить с тобой бокальчик.

– Пошёл ты, – в шутку ударила его по плечу я, боковым зрением заметив как подруга бросила колкий взгляд в его сторону. Я тут же едва заметно подняла руки вверх, давая Вике знак: «Спокойно. На твоего Ника я точно не претендую».

Ближе к половине восьмого наконец-то собрались все. У нас было негласное правило: не пить, пока группа не будет в полном составе, поэтому до прихода последнего гостя мы играли в «Правду или действие» и обменивались ожиданиями от будущего семестра.

Было весело. Наверное, именно из-за таких посиделок я и любила студенческую жизнь. Не сказать, что мы были очень дружной группой, но всякий раз, когда собирались где-нибудь раз в полгода, любые границы между нами стирались. Мы пели песни, танцевали, кричали «Халява, приди!» и просто веселились. Просто жили эту жизнь, прежде чем тяжёлое бремя учебы вновь в полную силу обрушится на наши головы.

– Слушай, Дашка, – произнес Ромыч заплетающимся языком, когда мы уже немного выпили. – А где Туре?

– А, – махнула рукой я. Портить веселье воспоминаниями о Туре совершенно не хотелось. – Долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.

– Так нечестно! – громкая музыка перекрикивала слова Ромыча. – Когда меня Кристина бортанула, я тебе сразу рассказал! Как настоящему другу!

– Тут громко! – прокричала я в ответ. – Плохо слышно!

– Тогда пойдём на балкон, покурим.

– Я не курю, ты же прекрасно это знаешь.

– Тогда я покурю, а ты постоишь.

– Ладно, пошли, ты же не отстанешь.

Друг протянул мне толстовку, и мы вышли на общий балкон. Оттуда как раз возвращались Лина и Марго. Ромыч достал сигарету и закурил. Клубы табачного дыма ударили в лицо, и я невольно поморщилась.

– Ну, рассказывай.

– Да расстались мы, что тут рассказывать…

«Глаза по пять рублей» – в тот момент это точно было про Ромыча.

– Че-го?! Расстались? Вы? Да ты шутишь! Вы же сладкая парочка твикс! Вы и «расстались» – понятия, существующие в двух разных вселенных, которые никогда не пересекутся.

– Увы, уже пересеклись… – задумчиво проговорила я.

– Да ладно! Да не может быть! Что случилось-то хоть?

– Он уезжает в Швецию. Навсегда. У отца там новая работа. Написал записку о том, что уезжает, что нам нужно расстаться и что наши отношения себя изжили, сопроводил это пафосной цитатой из «Гранатового браслета» и кинул в мой почтовый ящик.

– Уезжает… – протянул Ромыч. – Ситуация сложная. Я бы даже сказал, патовая. С одной стороны, против родителей не попрешь. Но с другой, да будь у меня такая девушка, как ты, я бы любую Швецию на тебя променял. Дурак. А сообщить о расставании в письме – это же вообще удел слабаков! Даже мужества не нашёл тебе об этом лично сказать! – кажется, в парне вскипела злость. По крайней мере, его эмоции выглядели искренними.

– Ладно тебе, Ром, что произошло, то произошло. Он сделал свой выбор.

В душе я сама себе усмехнулась. Надо же, как мастерски удается делать вид, будто мне абсолютно все равно!

– И все равно паршивый поступок.

Еще несколько минут мы стояли в тишине, смотря как сторож парка, на который выходили общие балконы, закрывает ворота. Докурив сигарету, Рома потушил бычок о перила и запустил его в бездну.

К тому времени, как мы вернулись из обители тишины, все мало-помалу разбились на небольшие компании. Подружки Лина, Катя и Марго стояли около окна и что-то бурно обсуждали, изюминка нашей группы – сестры-близняшки Ирина и Марина вместе с Машей Кудряшовой отжигали под новую песню популярного исполнителя, а чуть в сторонке от них, сосредоточившись на светящемся экране, Анжела что-то усиленно печатала в телефоне. Наверное, очередное любовное послание своему парню, который в этом году не поступил в университет в нашем городе и был вынужден вернуться в родной посёлок.

– А где Ник? – поинтересовался Ромыч, перекрикивая музыку.

– Ты спрашиваешь так, будто не я сейчас стояла с тобой на общем балконе! Кстати, Вики тоже нет.

– Погнали выпьем, что ли, – с этими словами друг потянул меня на кухню.

Но до туда мы так и не дошли. Точнее сказать, застыли в проходе. Увидеть происходящее на кухне не входило в наши планы: около барной стойки, прильнув друг к другу, стояли Ник с Викой и самозабвенно целовались.

Мы простояли около минуты, не смея разорвать их идиллию и в то же время слишком поражённые, чтобы уйти. Но в какой-то момент Вика отстранилась, полезла в карман пиджака, достала телефон и только после этого заметила нас. В тот момент наши с ней взгляды встретились. Ее глаза ясно дали понять: «Все расскажу позже!» Никто из этих двоих не выражал даже жалкого подобия смущения.

– Из деканата звонят, – пояснила подруга. – Где здесь, блин, самое тихое место?

– Иди на общий балкон, – посоветовал из личного опыта Ромыч, – там тихо.

Вика тут же испарилась. Еще с несколько секунд мы стояли молча, прежде чем Ник решил наконец покинуть кухню.

– Отойди, Ромыч, – слегка пихнул он друга. – Пройти мешаешь.

– Сегодня меня уже точно ничем не удивишь… – едва слышно протянул Рома. – Так, Дашка, мы кажется выпить собирались?

– У нас с Викой вино уже кончилось, – пожала плечами я. – Так что я на сегодня все.

– Да ладно тебе! Третий курс начинается, какой «все»? У нас с Ником есть кое-какие запасы, сейчас все будет.

Лишь с третьего раза он нашёл нужный шкаф, где у парней хранились несколько бутылок вина, две бутылки водки, бутылка виски и еще какой-то напиток, названия которого я не знала. Ромыча изрядно пошатывало: градус алкоголя в крови поднялся до приличных значений.

– Слушай, к бокалам тебя подпускать точно нельзя. Разнесешь все, как слон в посудной лавке. Скажи, где, я сама достану.

– А, ну, это… Вон там. Или там. Не помню, найди сама, Даха.

«Ясно», – пробурчала я у себя в голове, и стала методично обследовать каждый шкаф в кухне Разумовского. К счастью, это не заняло много времени.

– Ты тоже будешь, достать на тебя?

– Не-е, ты чего. Градус понижать негоже, у меня своё лекарство, – и с этими словами он высоко поднял полупустую бутылку виски и доверху наполнил стоявший рядом с ней стакан.

– Тебе плохо не будет, дружище? – я с ужасом посмотрела на желтовато-коричневый напиток, плескавшийся в его стакане.

– От виски бывает только хорошо!

– Тяжёлый случай, – пробурчала я, налила себе вино и поспешила вернуться к остальным.

Ромыч оставил мою скромную компанию и переключился на Ирину с Мариной, я же решила присоединиться к девчонкам у окна: они бурно обсуждали, насколько их бесят «некоторые курицы» с потока. Все мы, девочки, иногда любим посплетничать, особенно когда в голове играет вино.

А потом громкая музыка вдруг затихла, и комната погрузилась в оглушительную, давящую тишину. Все разом мы обернулись. В комнате стояла Вика. Ее палец лежал на кнопке магнитофона, а под глазами красовались две чёрные дорожки потекшей туши. Она…плакала?

– Что за… – начал было Ромыч, но Вика не дала ему договорить.

– Туре умер.

Тишина, которая воцарилась в комнате, усилилась в сотни, тысячи раз. Казалось, еще секунда – и от нее разорвёт голову. Лишь часы с кукушкой, сделанные «под старину» монотонно отбивали секунды. По светло-серой стене медленно плыли тени, перемешиваясь с отсветами уличных фонарей. Казалось, этот мир поставили на паузу – все герои кино замерли, их пустые взгляды смотрели в одну общую несуществующую точку. Даже высокие тополя за окном перестали шуршать еще не опавшими листочками.

А потом в этой тишине, точно взрыв, катастрофа, цунами, которое стирает целые города с лица земли, вдруг раздался звук битого стекла. От пола отскакивали, рассыпаясь фейерверком, маленькие стеклышки. По белоснежному паркету алым пятном расплывалось вино.

Лишь спустя несколько секунд, показавшихся вечностью, я поняла, что это был мой бокал.

– Что?! – прошептала я.

– Любой обманчив звук, страшнее тишина, когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина… – задумчиво пробормотал Ник, цитируя песню группы «Сплин».

Кулак Ромыча просвистел в сантиметре от его уха и замер в воздухе.

– Эй, ты нормальный вообще?! – вскипел Ник, точно вышел из ступора.

Он схватил Ромыча за джемпер и развернул его к стене, готовясь нанести ответный удар.

– Это ты ненормальный! Чертов псих! Совсем не различаешь, где твои тупые шуточки уместны, а где – нет.

– Заткнись! – вены на шее Ника вздулись. – Я все, блин, различаю! Туре был моим другом! К чему твоя бравада? Хочешь показаться хорошим? В глазах Даши? Да ты никогда не сможешь занять его место, ты, чертов дебил!

– Тебе лечиться пора! – в эту секунду Ромыч попытался вырваться, но кулак Ника сжался еще сильнее.

– Замолчите! Успокойтесь! Оба! – даже не прокричала, а проорала я. – Угомонитесь же!

И я закрыла лицо руками. Боли не было. И слез не было. Вообще ничего не было – из меня точно огромным насосом разом выкачали все эмоции.

– Черт, – Ник наконец отошёл и сел на рядом стоящий диван, уперевшись локтями в колени. – Не знаю, что на меня нашло. Туре… Туре умер… Нет, этого не может быть. Это какая-то шутка. Бред. Вика, скажи же, это шутка? Розыгрыш, да?

– Нет, – ответила подруга, и слезы новой волной покатились из ее глаз. – Это не шутка. И не розыгрыш. Нет больше Туре.

Комната снова погрузилась в тишину, лишь изредка нарушаемую лёгкими всхлипываниями Вики. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем она смогла заговорить вновь.

– Позвонили из деканата. Сказали, что Туре больше не будет с нами учиться. В доме его семьи случился пожар. Кажется, загорелась проводка. В их квартире… – подруга снова всхлипнула. – Когда потушили огонь, было уже поздно. В их квартире нашли два тела.

– Два тела… – в растерянности повторила я.

– Туре и его отец. Отец задохнулся, а он…он… – из-за рыданий Вике было сложно говорить. – Он сгорел заживо.

Комната снова погрузилась в тишину.

– Это произошло два дня назад, но сказали только сейчас, – продолжила подруга, чуть совладав с эмоциями. – Похороны завтра. Наша группа освобождается от занятий.

– Но пожар… Об этом ведь даже не писали в новостях, – стабильно каждое утро я читала местные новости.

Вика лишь пожала плечами.

– Та записка, которую он отправил тебе, – задумчиво проговорил Ромыч, – он расстался с тобой перед самой смертью. Он будто знал, что погибнет.

– Записка? – в голосе Ника сквозило непонимание.

– Потом расскажу, – отмахнулась Вика.

И именно тогда до меня наконец дошло: Туре умер. Кажется, все это время я даже не в полной мере понимала, что здесь вообще происходило. И поняла лишь сейчас. И в этот же миг на меня тяжёлым камнем обрушилось горе. Сковало по рукам и ногам. Из глаз потекли солёные слезы. Стекали по щекам, падали на грудь, оставляли следы на шее и лились, лились, лились, точно их запас в моем теле был нескончаем.

Затуманенным от слез взглядом я не видела, как ко мне подошла Вика. Я поняла это уже тогда, когда она положила свои руки мне на плечи. Новый приступ горя окутал с еще большей силой, и так, в полнейшей тишине, мы просидели целую вечность, прежде чем Катя сказала:

– Наверное, нам лучше пойти.

Я не слышала и не видела ничего вокруг. Не слышала, как один за другим уходили ребята. Как Рома допил свой стакан виски. Как в темной квартире включили свет. Как уносили посуду на кухню, как складывали бутылки в мусорный пакет. Существовали лишь двое: я и мое горе.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я снова вернулась в реальность. Час? Два? Вечность? Вика все так же сидела рядом и гладила меня по спине. Ник расположился на противоположном конце дивана и закурил. Судя по количеству бычков в стоящей около него пепельнице – далеко не первую сигарету. Рома мерил комнату шагами от угла до угла.

– Слушай, Ромыч, может ты сядешь, а? Глаза мозолишь!

Ромыч лишь одарил друга презрительным взглядом.

– Ром..

В ответ на мой голос все встрепенулись. Кажется, никто уже не ожидал моего «оживления».

– Ты правда думаешь, что та записка…она была не случайной?

– Да что там у вас за записка? – вновь спросил Ник.

– Да так…мы расстались недавно, – и я повторила все, что недавно рассказала другу на балконе.

Ромыч лишь пожал плечами:

– Это может быть совпадением. Но если это так, это чертовски стремное совпадение.

– Не поджег же он проводку в собственном доме, чтоб устроить пожар, в конце концов, – заметила Вика. – Если здесь и есть какой-то скрытый смысл, то он явно в другом.

– А мне кажется, – вступил в разговор Ник, – он любил тебя. И все, что там написано, в этой вашей записке, это все ложь. Он написал это для того, чтобы тебе было легче отпустить его. И ему тебя тоже. Перед отъездом в Швецию, а не перед смертью. Но потом случилось непредвиденное.

Как бы хотелось, чтобы Ник оказался прав. Но даже если это действительно так, это все равно больше не имело никакого значения. Туре мёртв. Какая разница. На самом ли деле он меня разлюбил – эта тайна навечно уйдёт с ним в могилу.

– Нам тоже пора. Вы, наверное, спать хотите, – нашла в себе силы произнести я, хотя идти куда-то именно сейчас – меньшее, чего мне хотелось.

– Бред. Оставайтесь у нас. Мы расстелем вам в комнате Ромыча, а его выселим на пол в гостиную.

– А может, тебя выселим? Хотя он прав, девчонки. Оставайтесь. Ради вас я даже готов и правда расстаться со своей любимой тёплой кроваткой. Но только ради вас!

– Ребята правы, – согласилась Вика. – Нечего нам сейчас ехать. Да и некуда.

Я слегка улыбнулась. Наверное, если бы не друзья, пережить эти часы мне было бы в сотни, тысячи раз труднее.

Ромыч, несколько минут назад усевшийся на пол, встал и куда-то исчез, а спустя какое-то время вернулся, держа в руках нечто наподобие книги.

– Это альбом, – пояснил друг. – Смотрите, это был конец первого семестра, последняя пара. Помните?

Мы все придвинулись ближе, чтобы разглядеть. С фотографии смотрели тринадцать гордых и счастливых лиц в белых халатах: двенадцать нас и один преподаватель. Здесь Лина еще носила брекеты, Анжела не успела перекраситься в блондинку, а Ира стояла в больших дурацкой формы очках. Сейчас она сменила их на линзы.

Но красивее всех на фото вышел Туре. Он стоял позади преподавателя, высокий, статный, красивый, с густыми каштановыми волосами. Улыбка на его лице сияла в тон нашим халатам. Казалось, с того дня он совсем не изменился: в моей памяти он навсегда останется таким же счастливым и свободным, как на этой фотографии.

– Ты хранишь альбомы с фотографиями? – улыбнулась я.

– Ромыч у нас всегда одной ногой на шаг позади.

– Вообще-то, печатные фотки – это круто, – оскорбился друг. – Если твоя пустая голова этого не понимает, то ты просто бесчувственный сухарь, который не умеет видеть прекрасное в обычных вещах.

Ник лишь презрительно хмыкнул.

– Я думаю, нам нужно устроить что-то вроде…поминок? Нет, звучит отвратительно. Что-то вроде вечера памяти, – предложил Ромыч. – Прямо завтра, после похорон. Соберёмся все. Вспомним все хорошее, что нас связывало. Посвятим ему песню. Мне кажется, нам всем это нужно.

– Это хорошая идея. Я спрошу в деканате, возможно, нам даже выделят аудиторию.

– Если они этого не сделают, это будет высшей степени кретинизм, – отметил Ник.

Мы пошли спать, когда фонари за окном начали гаснуть, а где-то на горизонте забрезжил рассвет. Времени на сон оставалось не так много, но спать все равно не хотелось.

Парни на самом деле постелили нам в комнате Ромыча и даже любезно дали свою одежду. Специальных средств для снятия макияжа у них, разумеется не было, но сейчас для этой цели отлично подошло и обычное мыло.

Вика легла рядом и положила голову мне на плечо.

– Ты как? – спросила она.

– Жить можно. Просто это…это все свалилось так неожиданно.

– Смерть в принципе никогда не ожидаешь.

– Кажется, на втором курсе ты ненавидела философию, – впервые за это время улыбнулась я.

– И правильно делала. Скука смертная для ленивых. Предмет обо всем и ни о чем одновременно. Тьфу.

Я улыбнулась еще шире. Как хорошо, что даже в такие тяжёлые минуты мы не утратили способности шутить.

– Что у вас с Ником? – спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о произошедшем.

– Он классно целуется.

– Это мы с Ромычем и без слов поняли.

– Я думаю… Не знаю, все сложно. Да и как-то не до этого теперь.

– А мне с первого курса казалось, что ты ему нравишься, – постаралась все же поддержать разговор я. – Хоть иногда он и вел себя как полнейший идиот.

– Не знаю, Даш, не знаю…

Через несколько минут подруга заснула, а я еще долго лежала и размышляла о том, что произошло.

Я думала, что этой ночью не смогу уснуть, но из-за слез веки налились свинцом и я даже не заметила, как под тяжестью веса опустились сами собой. Я погрузилась в пропасть, чёрную, глубокую, бездонную и совершенно без сновидений. Впервые после нашего расставания я так крепко спала. В медицине это называется «компенсаторно-приспособительная реакция» – организм просто хотел спрятать меня от стресса. Как бы я хотела спрятаться от него навечно. Или хотя бы на завтра – завтра будут хоронить Туре, и я не уверена, что смогу это вынести.

Глава 5

ДАША

Наверное, организм все еще пытался вытащить меня из ямы, но на похоронах я держалась стойко. Думала, что не смогу пробыть и пяти минут, прежде чем меня разорвёт от отчаяния, но сосуд боли вперемешку с эмоциями опустошили. Лишь на дне оставили пару капелек. Для приличия.

Я просто не принимала, что это Туре. В жизни я присутствовала на похоронах лишь однажды – на дедушкиных, но это было целую вечность назад. Тогда я была еще совсем маленькой и не до конца понимала, что происходит: алый ящик, обитый бархатом, куча букетов причудливой формы (лишь позже мне объяснили, что это называется «венок»), вокруг какие-то люди в чёрном, большинство из которых я видела впервые в жизни, собрались, чтобы коллективно поплакать. Годы прошли, а ощущения совершенно не изменились. В похоронах не было ничего интимного. Я чувствовала себя скорее гостьей на светском мероприятии, нежели бывшей девушкой покойника. Боже, «бывшая девушка покойника» – как же дико это звучит.

Собралась вся наша группа. Деканат освободил нас от занятий, хотя освобождать было особо не от чего: в расписании стояла единственная лекция в 8 утра, которую мы бы в любом случае благополучно проспали.

Хоронили Туре в закрытом гробу. Оно и понятно: обугленное тело – зрелище не для слабонервных, однажды нам показывали это на патологической анатомии. Одного не пойму – почему мать Туре согласилась похоронить мужа и сына здесь, в России, ведь сама она теперь точно навсегда возвращается в Швецию. Впрочем, наверное, так будет правильнее: Туре провёл здесь всю свою жизнь.

Вечером в пять мы собрались, чтобы устроить обещанный вечер памяти. Встретиться решили в главном корпусе. Притащили из столовой воды для чая, заказали пиццу, принесли гитару. Боже, насколько же это было по-школьному! Помню, в средней и старшей школе мы собирались так каждый раз после окончания четверти. Каждый раз я ждала классного чаепития с нетерпением и даже трепетом, было в нем что-то тёплое и уютное. Здесь и сейчас мы словно вновь перенеслись в то время. Кажется, вот-вот придёт классная руководительница, сбросит с себя маску строгости и официальности и начнёт рассказывать какие-то смешные вещи, а мы всем классом станем над ними смеяться. Я слышала этот смех, переполненный радости, в своей голове. А громче всех – Туре. Он будто бы продолжал находиться здесь, с нами, в каждом из нас, даже сейчас, когда его не стало.

Мы сидели и вспоминали все хорошее и плохое, что связывало нас за эти два года. А вместо классной руководительницы к нам нагрянул наш «любимый» преподаватель оперативной хирургии. Правда, произошло это скорее стихийно, чем намеренно. Наверное, он даже не знал о нашем мероприятии, а просто хотел проверить аудиторию. Осторожно, еле слышно Герман Андреевич открыл дверь и зашел. Не знаю, как долго преподаватель стоял, прежде чем его заметил Ник.

– Здравствуйте, Герман Андреевич, – растерянно проговорил он.

Никто не ожидал увидеть здесь нашего Герасима – хоть мы и находились в корпусе, где расположилась кафедра оперативной хирургии, время было довольно позднее, и все преподаватели давно разошлись по домам.

– Мои соболезнования.

– Вас как сюда занесло, Герман Андреевич? – поинтересовался Рома. Прозвучало так, словно он обращался к приятелю, но все мы чувствовали: сегодня можно.

– Был в деканате по делам, декан рассказал…про Туре. И что у вас здесь мероприятие в его честь. Жаль, хороший был парень.

– Вы же его почти каждую пару на пересдачу отправляли! – запротестовал Ромыч.

– Егоров, – улыбнулся Герман Андреевич, – если у вас по «топке», как вы называете мой предмет, нет двоек, не значит, что вы хороший студент в моих глазах. Просто с вами все настолько запущено, что пытаться исправить ситуацию уже бесполезно. Для вас ведь даже бицепс и трицепс – одно и то же! А Туре был способным парнем. Всегда мог больше, чем делал. Поэтому и жил у меня на пересдачах. Из него бы вышел хороший хирург.

Наверное, Ромычу следовало обидеться, но он не обижался. Герман Андреевич сказал все правильно: Туре был очень способным. Но с Герасимом они всегда были в конфронтации – это правда. Помню, как однажды мы сидели у Йохансонов, когда Туре с грохотом захлопнул учебник и спросил:

– Слушай, Даш, как думаешь, если мы напишем заявление в деканат всей группой, нам смогут сменить препода?

– Не думаю, что это лучшая идея. Во-первых, что мы скажем? «Смените нам преподавателя, а то наш слишком строгий и упрямый баран?» Во-вторых, если ничего не получится, тогда что? Слухи расползаются со скоростью света, Герасим все равно узнает о нашем поступке и тогда будет топить нас до конца жизни.

– Четвёртый раз! Четвёртый раз я иду к нему завтра на его идиотскую пересдачу! Потому что он просто не хочет принять мой гребаный реферат.

В этот вечер мы с Туре вместе делали домашку. Вернее, я делала домашку, а он готовился к очередной пересдаче. В этом семестре пересдачи по топографической анатомии стали его ночным кошмаром. И не только его: получить у Герасима хорошую оценку, да еще и с первого раза было чем-то из области фантастики. В группе не осталось ни одного человека, кто хотя бы раз не побывал на его отработках с километровым рефератом, написанным от руки, но Туре он полюбил особенно.

– Ну Туре, – я подошла сзади и нежно положила руки ему на плечи. – Это скоро закончится. Совсем немного учиться до каникул осталось. Зато скоро будем отдыхать. На речку после практики ездить. А можем даже поехать на море! Родители будут только рады, что их дети пристроены.

Туре небрежно дёрнул плечом, смахивая мою руку. Ясно, сейчас ему было не до лета, не до моря и не до моих глупых утешений. Стало даже немного обидно, но я попыталась войти в положение: пересдачи Герасима выбивали его из равновесия уже который месяц.

– Ты написал? Может фильм посмотрим?

– Написал, но уверен, этому козлу снова все не понравится. Так что ну его к черту. Ты права, давай посмотрим фильм, – Туре встал из-за стола, подошел и обнял меня. Зарылся носом в мои волосы – он часто так делал, говорил, что ему нравится, как пахнет мой хвойный шампунь.

– Сегодня твоя очередь выбирать, – улыбнулась я.

Какая-то мелочь – фильм, но я бы все отдала, чтобы пережить этот момент вновь.

– Вы заходите, Герман Андреевич, не стесняйтесь, у нас здесь пицца, торт, места всем хватит, – вырывал меня из воспоминаний голос Ромыча.

– У вас есть гитара? – Герман Андреевич перевёл взгляд на стоящий в углу чёрный чехол, в котором лежал музыкальный инструмент. На приглашение Ромыча он не обратил внимание.

– А вы играете? – подал голос Артур. Такое можно было услышать не часто. Чудо, что этот парень вообще пришёл. Но гитара принадлежала ему, наверное, попросил принести кто-то из девчонок.

– Открою вам маленькую тайну Герасима, – на этом слове преподаватель усмехнулся. – В детстве я играл в дворовой рок-группе. Так что давайте вашу гитару сюда.

Рома послушно принёс не только гитару, но еще и стул. Кажется, хотел угодить нашему Герасиму. Вряд ли, правда, в будущем ему это поможет.

Мы сели в полукруг. Герман Андреевич был во главе. Кто-то предложил погасить свет и зажечь лишь фонарики на телефонах для пущей атмосферности. Кабинет погрузился в сумрак и тишину, которую вскоре нарушили гитарные аккорды. Я закрыла глаза и попыталась представить, что я сейчас не здесь, в аудитории главного корпуса, а где-нибудь далеко в горах, в походе, сижу у огромного костра в компании друзей и слушаю приятный голос Германа Андреевича:

Всего лишь час он до рассвета не дожил.

Упал на снег и землю раною закрыл.

Погиб не в дни войны, погиб он просто в мирный час,

Когда весна зажгла звезду любви для нас…

По коже пробежала волна мурашек. То, как пел Герман Андреевич, было прекрасно, но еще сильнее трогали слова. Я закрыла глаза и увидела огонь. Представляла, как языки пламени разгораются в темноте, пожирая все на своём пути.

Разгонит ветер над границей серый дым.

Девчонка та, что обещала подождать,

Идёт по свету уже с другим, уже с другим.

Растает снег, исчезнет имя на снегу.

Когда Герман Андреевич доиграл последний аккорд, аудитория вновь погрузилась в тишину. Говорить здесь было нечего, да и незачем. Каждый из нас думал о чем-то своём. Я видела опущенный взгляд Ника. Заметила, как заблестели глаза Кати. Почувствовала, как что-то влажное стекает и по моей щеке. Каждый переживал этот момент по-своему. Нам всем близок Туре. Мы все ощущали его потерю каждой клеточкой своего тела.

– Я пойду, ребята. Надеюсь где-то там, наверху, если, конечно, жизнь после смерти существует, Туре простит меня за доставленные мучения.

– Вы и правда его знатно помучили, – сказала я сквозь улыбку. Это была лёгкая и светлая улыбка. Такая же светлая, как воспоминания, которые остались о Туре.

Наши взгляды пересеклись, и Герман Андреевич грустно улыбнулся мне в ответ. С этого дня что-то окончательно и безвозвратно поменялось в отношениях между ним и нашей группой. Да и между нами самими: все мы стали друг другу чуточку ближе.

– Слушайте, – первым нарушил тишину Ник, – а помните, как мы на первом курсе через окно курить лазили?

Сложно было такое забыть. Семестр подходил к концу. Лето в том году пришло слишком рано, и уже в середине мая ударило тридцать градусов. Одевались на пары как попало, главное – чтоб белый халат был. С другой стороны, нашим легче: скинул халат, сунул в сумку и пошёл домой. Никакой сменной обуви.

Еще в апреле, когда тепло уже начало посылать свои намёки, мои одногруппники сделали удивительное открытие: не обязательно каждый раз проходить через охранника и брать куртку в гардеробе, чтобы сбегать покурить. По счастливому стечению обстоятельств кафедра анатомии расположилась на первом этаже корпуса. К тому же, на солнечной стороне, поэтому днем находиться здесь было практически невозможно. Постоянно открывали окна. Тогда-то они и сообразили, что окна можно использовать как еще одну дверь на улицу. Один прыжок – и ты уже «за бортом». Но что самое удивительное, преподы об этом даже не подозревали. Или делали вид, что не подозревали.

– Значит так, оболтусы, надоели вы мне. Пирив! – в переводе с языка нашего преподавателя это означало «перерыв». – Встретимся через пятнадцать минут.

Александр Михайлович, шкаф ростом два метра, судмедэксперт со стажем и по совместительству наш преподаватель анатомии, поднялся из-за стола, захватил с собой журнал и удалился из кабинета. Сразу же показалось, что свободного пространства стало вдвое больше.

Ромыч свистнул:

– Парни, девчонки, погнали курить!

Курили у нас большинство. Как-то в начале года мы даже поспорили, что к шестому курсу закурят все. Но пока что их ряды пополнились лишь на одного.

Я никогда не курила, да и Туре тоже. И это мне в нем очень нравилось: на дух не переношу табачный дым. Кроме нас не курили только Вика, близняшки и Артур, остальные же дымели как паровозы. Но близняшек сегодня не было, Вика всегда ходила на улицу за компанию, а привидение нашей группы Артур почти мгновенно куда-то испарился. Так что угадайте с трех раз, кому досталась роль «постовых на шухере».

Туре всегда сторожил дверь, я – стояла у окна. Он наблюдал, я служила передаточным пунктом. И если преподаватель появлялся раньше времени, мы сигнализировали одногруппникам, и они всей толпой плелись ко главному входу. И как никто до сих пор не заметил в этом странности – ума не приложу.

Сегодня «шухер» нагрянул внезапно. Я сидела на подоконнике, от скуки гоняла по платформам желтого человечка в игре «Дудл Джамп», насвистывая под нос привязавшуюся песенку. Под ухом зашумело. Я поставила игру на паузу и перевела взгляд на улицу: все докурили и принялись ползти обратно. Первый пошёл. Второй пошёл. На подоконнике неуклюже подтягивался Ромыч (недавно он вывихнул кисть и рука все еще болела), когда Туре вдруг прошептал: «Шухер! Михалыч идёт!»

Михалыч возник в кабинете намного быстрее, чем мы этого ожидали: оказывается он шёл не из столовой, которую обычно посещает во время «пиривов», а из аудитории напротив. В это время Ромыч с горем пополам закинул вторую ногу на «свою» территорию и выпрямился.

– Это чем это мы тут занимаемся?– преподаватель с подозрением оглядел группу студентов, столпившихся у окна.

– Плюшками балуемся, – ляпнул Ромыч. Видимо, первое, что пришло на ум.

– Грызём гранит науки, – поправил его Туре. – Там на стене под подоконником слизни собираются. А у нас как раз работа про них на биологии. Ну, про слизней этих. Научная, между прочим, можно на конференции выступить!

Александр Михайлович лишь усмехнулся:

– Слизни! Я в ваше время курить бегал и девчонок лапать, а вы – слизни… Во жизнь!

Я с трудом подавила смешок.

– А если бы они сказали ему правду, – шепнул мне на ухо Туре, – он бы тут же отправил их в деканат.

– Да, Туре тогда отжег, – согласился Ромыч. – А как мы после тусовки на физику завалились, вы помните?

Это было на беззаботном первом курсе. Наша первая совместная тусовка. Присутствовали на ней, правда, не все – только мы с Туре и Викой, Ромыч с Ником и Лина. Все разумные люди отсеялись еще на первом этапе, когда поход только-только планировался. Мы оказались самыми отчаянными. Все дело было в том, что тусовка эта по непонятным причинам проходила в четверг в одном местном клубе. Ну кто вообще устраивает тусовки по четвергам?!

Вечером перед мероприятием мы собрались у Ника с алкоголем. Он говорил, что так делается, чтобы меньше платить в клубе. Прежде ни я, ни Туре в подобных заведениях никогда не бывали, поэтому решили послушать более опытного человека. В этом мы, пожалуй, даже перестарались: все напились настолько, что едва не уснули прямо у Ника. Одно останавливало – билеты на тусовку были уже куплены, и потерять деньги не хотелось. На самом деле, Туре не хотел никуда идти с самого начала, но отпускать меня одну не желал еще больше – «мало ли какие парни захотят подцепить тебя в клубе!». И я даже не знаю, чего он боялся больше – что со мной что-то случится, или что я стану флиртовать с каким-нибудь симпатичным пьяным отморозком.

Домой я вернулась около половины пятого утра вместе с Туре. Мама дежурила в больнице, папа давно спал, о чем сообщал его храп, разносящийся по всему первому этажу. Правда тогда мне было абсолютно все равно – единственной мыслью было поскорее оказаться в постели.

Мы завалились в мою комнату и, даже не раздеваясь, уснули крепким сном, прижимаясь друг к другу, чтобы уместиться на не рассчитанной на двоих кровати.

– Рота подъем! – вдруг раздалось над ухом. Я приоткрыла один глаз и увидела склоняющегося над нами отца. – Вставать пора!

– Какой вставать, мы только легли, – пробормотала я и потянулась за телефоном. Часы на экране показывали семь утра. Я не поверила своим глазам. Казалось, будто с момента, как мы вернулись домой, прошло всего пятнадцать минут.

– Вставайте, а то ведро воды на вас вылью. И приведите себя в порядок, а то опозорите меня перед вашими преподавателями.

В ВУЗе папу конечно же никто не знал, он вообще не имел к нему никакого отношения, но это сейчас не имело значения.

С трудом я разбудила Туре, переоделась в джинсы и первый попавшийся под руку свитер. Сил хватило лишь на то, чтобы смыть вчерашний макияж – на нанесение нового их уже не осталось. Завтрак в горло не лез, к тому же, ужасно болела голова.

– Если хотите выпить аспирин от головы, придётся сначала поесть, – сообщил отец, когда мы спустились вниз. Словно прочитал наше состояние. Хотя, думаю, на наших лицах все было написано и без слов. – Иначе заработаете язву желудка. На тарелке бутерброды. Не выйдете из-за стола, пока не съедите хотя бы по одному.

В универ ехали молча и мучительно, на каждой кочке рискуя вытолкнуть съеденный завтрак обратно. Первой и единственной парой была физика. В этот момент я ненавидела всех и вся: себя, за то, что поплелась на тусовку посреди недели; тех, кто поставил физику во вторник в 9 утра; тех, кто решил, что физика вообще нужна в медицинском.

Вика и Ромыч пришли на пару не в лучшем состоянии, чем мы. Ник и Лина не пришли вообще – так и не смогли проснуться. А Туре как назло вызвали решать задачу к доске. Честно признаться, это было жалкое зрелище: он забывал элементарные формулы, путался в словах, а дрожащую руку с мелом было видно невооружённым глазом даже с нашей предпоследней парты. В тот раз Туре пронесло – преподаватель физики оказался довольно лояльным, другой давно бы отправил его на место с двойкой или отработкой.

– Я до сих пор будто пьяный, – шепнул Туре, отмучившись.

– Ты не один, бро, – повернулся Ромыч, сидящий перед нами.

После пары мы все заказали такси, разъехались по домам и завалились спать.

– Вы о чем-нибудь кроме алкоголя и сигарет думаете вообще? – спросила я, но не в укор, а скорее задумавшись. – Вспомните лучше, как Туре устраивал Тайного Санту на первом курсе! Как сам упаковывал каждый подарок, чтобы они все были оформлены в одном стиле…

– Да, и в итоге сам остался без подарка, – Вика укоризненно посмотрела на Рому.

– Ну что ты опять на меня так смотришь? У меня денег тогда не было! На одних макаронах из «Пятерочки» жил.

Когда я случайно подслушала разговор Туре о том, что для него никто так ничего и не передал, то решила сама купить ему что-нибудь. Долго думать не пришлось: купила шахматы, в которые он давно мечтал научиться играть. Попросила Ромыча, чтобы подсунул ему в раздевалке на физкультуре. Тогда-то и узнала, что Ромыч и был его тайным Сантой.

– Сейчас это все равно уже неважно, – задумчиво протянул Ник.

– Прости, брат, – вздохнул Ромыч, глядя на фотографию в чёрной рамке, с которой ему улыбался счастливый Туре. – Я так и не успел исправиться.

Глава 6

ДАША

Неделя. Земля вращается, но на ней больше нет Туре.

Две недели. Все кажется таким обычным: мы просыпаемся по утрам, чистим зубы, спешим на автобус, приходим на пары, отвечаем на семинарах, валим тесты. А Туре нет. Жизнь просто выбрала его и нажала кнопку «удалить». И ничего больше не поменялось. Как странно это осознавать.

Три недели. Туре вычеркнули из группового списка. Больше никто из преподавателей не говорит: «Йохансон здесь?» – после Игнатьевой сразу называют Красильникова. Точно и не было никакого Йохансона между ними.

Месяц. Мы научились жить без Туре. Последовательность Игнатьева – Красильников больше не режет слух. Место рядом со мной прочно закрепилось за Викой, словно так было всегда. Туре превратился в «того-чьё-имя-нельзя-называть». Его больше не существовало, просто не существовало и все.

Эта потеря лишь укрепила нашу дружбу с Ромычем, Ником и Викой. Мы стали проводить время вместе все чаще: бывало, заваливались к ребятам в квартиру, иногда – ко мне домой. К Вике ходили реже – у них всегда дом полон народу. Такое бывает, когда живешь в многодетной семье. Среди троих сестёр и одного брата Вика была самой старшей. Брат же наоборот – самый мелкий, ему было всего два (представляю лицо Викиных родителей, когда им сказали, что у них наконец-то родится не девочка).

А вот что происходит между ней и Ником, Вика так и не говорила. Я часто видела, как подолгу Ник стал смотреть на подругу, какое тепло крылось в его глазах под маской крутости и вселенской важности. Но Вика «еще не разобралась в себе» – это был ее универсальный ответ, стоило мне только завести разговор на эту тему.

В один из дней я решила позвонить Роберту, нашему старому другу, но он не взял трубку. Его не было на похоронах Туре, и я не была уверена, знал ли он вообще, что Туре погиб или что собирался переехать в Швецию. Последнее время Туре мало рассказывал о друге. Я знала лишь, что он закончил колледж и уехал работать на крупном промышленном предприятии в родной городок. Расстояние часто отдаляет людей. Наверное, это случилось и с ними.

Время не стояло на месте. Бесспорный плюс начала каждого семестра – примерно две-три недели можно жить спокойно и не напрягаться. Пока не пройдут первые модули и не начнутся первые зачеты. Даже и не знаю, за что нам так досталось, но все зачеты магическим образом выпали на одну неделю.

Первой была патологическая анатомия, и все справились с ней более или менее успешно. Одной проблемой стало меньше. Правда, радоваться было рано – среди всех предметов третьего курса она была меньшим из зол. Куда более страшное испытание ждало в четверг – зачёт у Германа Андреевича. Я оказалась права – после смерти Туре и наших довольно тёплых посиделок с гитарой что-то действительно изменилось. Он стал нам чуточку ближе, даже Герасимом называть желание пропало. Но что на зачете пощады все равно ждать не стоит – это он дал понять сразу.

Я почти забросила другие предметы и сутки напролёт перелистывала книгу по оперативной хирургии. Учила везде: дома, в автобусе, на лекциях. Ударить лицом в грязь на зачете у Герасима – последнее, чего бы мне хотелось. К тому же, если я начну нести откровенный бред, он не согласится делать со мной научную работу. Герман Андреевич всегда выбирал сильнейших, поэтому пробиться в науку у него было нелегко. Но уж если он всё-таки выбрал тебя, вы пойдёте далеко. А пойти далеко было важно для меня как ничто другое – для повышенной стипендии и моих планов на будущее.

Этой ночью я не сомкнула глаз ни на минуту. Около четырёх утра, когда мозги уже превратились в бурлящую солянку, попробовала лечь спать на час, но ничего не вышло – заснуть так и не получилось. Нервная система была напряжена до предела. До корпуса я доплелась, точно зомби. И лишь в коридоре, когда все мы ждали своей очереди, до меня наконец дошло: первая пара человек уже сдаёт зачёт, пора бы ожить и начать волноваться. Мы с Викой заходили третьими, и пока что прогнозы не радовали. Первой из кабинета вылетела Лина, показывая закрывающейся двери средний палец. Не сдала. Вслед за ней вышла ее подруга. Ее лицо не выражало вообще никаких эмоций, но на вопрос «Ну как, сдала?» она лишь отрицательно покачала головой.

Следом за ними залетели и вылетели лишь через минут десять Рома с Ником. Ромыч исполнил примерно тот же жест, что и Лина, но задействовал обе руки.

– Драный козел, – выругался он, – решил весь курс топографической анатомии у меня спросить! Да он валит меня конкретно, валит, я вам отвечаю! Прикиньте, он спросил…

Дальнейшие тирады Ромыча я не слышала – мы с подругой зашли в кабинет.

Взгляд Германа Андреевича пронзал насквозь. Моя голова и без того не жёсткий диск с терабайтом памяти, под взглядом же преподавателя из неё и вовсе стирались последние килобайты знаний. Наверняка каждый знаком с состоянием «пришёл на зачёт и тут же все забыл». Это сейчас было точно про меня.

Не знаю, сколько минут прошло, прежде чем Герасим сказал:

– Луч света в темном царстве! Вам бы, Стригина, подучить еще. Впрочем ладно, на тройку вы все же наговорили. А Вы, Рыбникова, меня приятно удивили. Как приятно, когда старания дают плоды… Зовите следующих.

– С-спасибо, до свидания, – протараторила я, находясь где-то в другой вселенной. Снимала перчатки, брала вещи – все я это делала точно во сне. До сих пор не верила в свой успех.

– Дарья Александровна! – окликнул Герман Андреевич, когда я прикоснулась к ручке двери, чтобы выйти.

– Да?

– Подойдите ко мне перед следующим занятием. Думаю, вы созрели для участия в «Слёте молодых хирургов», обсудим это. Учтите, будет и конференция, и конкурс по практическим навыкам, так что подумайте пока о теме статьи.

Внутри все расцвело и засияло. Бессонная ночь и несколько дней упорной подготовки не прошли зря.

– Да, конечно, Герман Андреевич! Спасибо!

Но преподаватель уже что-то заполнял в своём небольшом ежедневнике-журнале и даже не взглянул в мою сторону.

Ромыч с Ником ждали нас в столовой.

– Ну, как? Сдали?

– Сдали! – хором провизжали мы.

– Красотки! Дайте пять!

– Вы прикиньте, Герасим похоже берет Дашку в свою команду к слету юных хирургов! – разболтала подруга, прежде чем я успела даже переварить эту информацию.

Ромыч присвистнул.

– Слушай, Даш, а ты не можешь ему…ну это…на этом вашем слёте между делом на ушко нашептать, чтоб он мне зачеты поставил. Я на ваши олимпиады и конкурсы не претендую, мне лишь бы зачёт получить.

– У кого ещё какие пожелания? – рассмеялась я.

– У меня пожелание только одно, – заявил Ник, – чтоб к концу нашей очереди не закончились слойки с вареной сгущёнкой.

Еще около часа мы провели в столовой. Обсуждали прошедшую неделю, строили планы на следующую, да и просто болтали. Конечно, парням еще предстоит пересдача, но на какое-то время все могли немного выдохнуть.

– Слушайте, пойдёмте уже, а то сейчас у пекусов пары закончатся, опять будем километровую очередь в гардероб стоять, – поторопила Вика.

Подруга была права. За месяц мы отметили одну вещь: почти в одно время с нами заканчивались пары у каких-то наглых первокурсников (именно их мы и называли «пекусами»), и в коридоре становилось просто не протолкнуться. Пересекаться с ними действительно не стоило.

– Заходите в гардероб, берите куртки сами, а то вы меня замучаете совсем! – скомандовала бабулечка-гардеробщица.

Мы забрали вещи и стали потихоньку одеваться. Свободное место на скамейке отвоевали, дальше можно было не торопиться.

Я искала в карманах перчатки, когда наткнулась на непонятно как там оказавшийся сложенный в несколько раз лист бумаги. Насколько мне помнится, из бумажной продукции в моих карманах всегда были лишь автобусные билетики.

Друзья что-то активно обсуждали, не обращая на меня внимания. Я посмотрела в их сторону и развернула листок. В следующую секунду волна холодного пота окатила тело с головы до ног. Мир вокруг пошатнулся, и я лишь чудом сумела устоять.

– Стойте! Нина…э…Николаевна, стойте!

– Чего тебе? – бабуля подняла голову, недовольная тем, что ее отвлекли от решения кроссвордов.

– Скажите, а во время занятий сюда кто-то заходил?

– Так сюда постоянно кто-то заходит. Мне что же теперь, всех запоминать?

– В мою куртку подложили записку! Ее не было, когда я только пришла!

– И что ж с того? Не украли же чего. Сами разбирайтесь в своих записках и делах амурных. Я вам не пункт передачи информации! – похоже, Нина Николаевна сегодня не в духе.

– Но вы же должны следить…

Я не успела договорить – меня окликнул Ромыч:

– Дашка, ты где там застряла? Пойдём уже!

– Кажется, у меня неприятности, – пробормотала я, и три пары глаз друзей тут же вопросительно уставились на меня. Вместо того, чтобы сказать что-то еще, я просто молча протянула найденный листок Вике.

Несколько секунд ее глаза бегали по тексту. Затем снова и снова возвращались к началу. Подруга перечитывала записку несколько раз. Закончив читать в очередной раз, Вика подняла взгляд. Он больше не был вопросительным. Теперь в нем читался страх.

– Записка…с того света?…

– Чего? Дайте сюда, нам тоже интересно, – тут же выхватили листок парни. – «Дорогой зайчонок! Поздравляю тебя с твоей очередной победой над Герасимом! Я ни на секунду не сомневался, что у тебя все получится, ведь ты у меня самая умная. Целую, твой Т.» Что за хрень? – Ромыч обвёл нас непонимающим взглядом. – Если вы прикалываетесь, это не смешно!

Но если бы только это был прикол. Почерк – вот что первое бросилось мне в глаза, как только я развернула записку. Две «закорючки» у буквы Д. Черточка над прописной «т». Я никогда не спутаю этот почерк. Так мог писать только один человек.

– Кто прикалывается-то, Ромыч? – раздраженно спросил Ник. – Вика? Или Дашка? А может, это я написал?

– Что это? Что?! – я была в секунде от истерики.

– Стойте. Давайте будем рассуждать логически.

– Логика и ты – вещи не совместимые, Ромыч, – не унимался Ник.

– Да заткнись ты. Итак, давайте рассуждать логически. Это мог написать кто угодно. Многие знают, что у нас зачёт. Вот и решили сыграть злую шутку. Например, Лина или Катя. Они первыми вышли с зачета и, соответственно, могли подкинуть это тебе в куртку, пока остальные были еще на кафедре.

– Что за бред ты несёшь, Ромыч?

– Нет, – Вика встала между парнями. – Нет, это не они. Во-первых, они вышли первыми, а значит, не могли знать наверняка, сдашь ты зачёт или завалишь.

– Дашка у нас отличница, земля должна перевернуться, чтобы она что-то не сдала, – перебил подругу Рома. – Так что это можно было предугадать.

– У Герасима ничего предугадать нельзя. А во-вторых, зачем им это? Мы в хороших отношениях. Это глупость.

– Это почерк Туре, – отрезала я, и на несколько секунд в нашей компании воцарилась тишина.

– А может это, ну…не к этому зачету бумажка? Может он писал ее еще в том семестре? Просто она где-то затерялась, а сейчас нашлась? – предположил Ник.

Я лишь отрицательно покачала головой.

– Он ничего мне не писал. И в принципе никогда не пылал любовью к письмам. До этого августа.

– Тогда это чей-то идиотский розыгрыш! Непонятно только, кому это вообще в голову пришло. Это же бесчеловечно.

– Слушайте, – отступила от темы Вика, – может пойдём, а? На улице поговорим.

Увлечённые необычной находкой, непонятно как оказавшейся в моем кармане, мы даже не заметили, как холл стал медленно заполняться людьми.

На улице в лицо ударил прохладный октябрьский ветер. Сегодня обещали дожди. Небо хмурилось. Так же, как моя душа.

– Кому могло понадобиться так разыгрывать Дашу? Приколист должен был знать много вещей: что у нас зачёт, что ты не выйдешь раньше времени и не застанешь его с поличным, что Туре перешёл на эпистолярный тип общения. В конце-концов, он должен был знать почерк Туре и много практиковаться, чтобы повторить его с такой точностью, – рассуждала подруга.

– Недоразумение какое-то, – пробормотала я. Внутри бушевал ураган эмоций. Стоит только открыть крышку – и он тут же вырвется наружу. Если не разорвёт меня раньше времени.

– А может это…ну…реально Туре?

– Ромыч, ты ещё скажи, дедушка Ленин! – усмехнулся Ник.

– А что, я слышал, что если у умершего остались какие-то незавершенные дела на земле он может…вернуться типа. В виде призрака. А Туре как раз не попрощался с Дашкой, да и вся эта история с расставанием вообще странная. Может он хотел что-то сказать…

– Меньше «ТВ-3» смотри, Ромыч, и больше познавательных каналов. Того и гляди новые извилины вырастут, а то старые уже совсем подводят.

– За своими извилинами лучше последи!

– Угомонитесь вы! – повысила голос Вика. – Сколько можно цапаться, как дети малые в песочнице?! Надоело, сил нет!

На некоторое время среди нас воцарилось молчание. Мы просто шли к автобусной остановке. Разговор себя исчерпал.

– Я не хочу нести это домой, – резко остановилась я. – Чья бы ни была эта глупая шутка, я не могу это видеть. И знать ничего не хочу. Давайте сожжём эту несчастную записку и просто сделаем вид, что ее никогда не было

Ник молча протянул руку, и я вложила в неё все так же свернутый вчетверо листок. Достал из кармана зажигалку. Чирк раз – и на бумажке играет огонёк. Чирк два – и огонёк несмело кусает белую бумагу. Доли секунды – и он уже распространяется на половину листка. Когда пламя стало подступать к пальцам, Ник разжал руку. Маленькая огненная птица полетела вниз и приземлилась на влажный асфальт. Через минуту от неё ничего не осталось. Лишь пепел, который через несколько минут порыв ветра разнесёт по окрестным дворам или смешает с дождевой водой.

Глава 7

АНОНИМ

Я ухмыльнулся. Послание возымело даже больший эффект, чем я ожидал. Сначала боялся, что Даша в принципе не прочитает мою записку – случайно выронит, пока достаёт перчатки или вовсе не обратит на нее внимание и выбросит, как ненужный мусор, даже не развернув. Поэтому решил перестраховаться и купил акварельную бумагу. Уж она-то плотная, такую сложно не заметить.

Когда компания друзей покинула университет, я отошёл от раковины, в которой намывал руки уже минут десять, склонившись низко к крану и одним ухом слушая их разговор. Ни один человек не обратил на меня внимания. Люди удивительны в своём безразличии – когда они куда-то торопятся, то не замечают ничего вокруг. Впрочем, я был таким же, как они. В университете учится не одна тысяча студентов, с чего бы им обращать внимание именно на меня?

Направляясь к выходу, мельком взглянул в зеркало – ну просто красавчик! Сильнее натянул капюшон толстовки, из-под которого выбивались пряди светлых волос. Самодовольно улыбнулся своему отражению, после чего миновал охранника и вышел на улицу. Компания еще не покинула территорию ВУЗа, а Ник уже закурил. Ай-яй-яй, как некрасиво!

Шум их бурной дискуссии долетал до моих ушей, хотя я держался от компании на приличном расстоянии. Их версии меня забавляли: приколист, который знал про Дашу все, призрак Туре…серьезно? Я едва сдерживался, чтобы не захохотать в голос.

Около автобусной остановки компания разошлась. На сегодня достаточно. Я достал свой новенький мобильник, открыл приложение и вызвал такси. Через пару минут подъехал чёрный «Фольксваген», а еще через полчаса я уже был дома.

Дом, в котором я жил, был вонючим, старым и насквозь пропитанным сыростью. Того и гляди, скоро развалится. Алкаш, который сдал мне квартиру, даже не спросил, как меня зовут. Его не интересовало ничего кроме денег. Забулдыга явно был счастлив, что хоть кто-то наконец-то позарился на его жилище, да еще и заплатил за несколько месяцев вперёд.

У подъезда меня встречал спящий на лавочке Геннадий Палыч – мой сосед, такой же пропитый алкоголик, которого периодически выгоняла из дома жена. В такие дни он переезжал жить в подъезд, периодически возвращаясь к двери своей квартиры и совершая такой погром, точно от громкости ударов зависело, сколько ему перепадёт водки.

Добро пожаловать в Хламовник! Таким был стиль жизни этого убого уголка земли. Хламовник расположился на краю Приозерного района. Почему он до сих пор существовал, можно лишь догадываться. Целиком и полностью микрорайон состоял из старых бараков, часть окон в которых была заколочена, другая часть – разбита. На улицах между деревьями натянуты верёвки, на которых сушились простыни и пододеяльники с огромными дырами – бельем пользовалось явно не одно поколение. По улицам рыскали бродячие собаки, отыскивая себе пропитание в мусорных контейнерах, которые никто не вывозил годами. Асфальта здесь не было, лишь глинистые дороги, которые в период дождей превращались в сплошную кашу. Нормальных магазинов тоже не было. В двух кварталах (если это вообще можно было назвать кварталами) от моего дома расположился небольшой магазинчик, очень напоминающий деревенское сельпо. Местные называли его «Шеснарик». Здесь продавался самый примитивный набор продуктов, десяток разновидностей дешёвого пива и паленая водка. Из этого всего меня интересовало лишь первое, хотя даже за продуктами я ходил редко, предпочитал заказывать доставку – не хотелось лишний раз светиться и заводить разговоры с местным контингентом. Но всякий раз я искренне сочувствовал курьеру: приходить в это гетто – то еще испытание.

Хламовник можно было смело назвать маленькой деревней, хоть и находился он в большом городе и считался его частью. Что было еще абсурднее – рядом за высоким забором расположился элитный коттеджный посёлок Копи, тот самый, где жила Даша. Почему Хламовник не снесли и не застроили землю коттеджами, для меня также оставалось загадкой. Впрочем, это было мне на руку: любой среднестатистический житель Хламовника, встретивший меня на улице, через час уже едва помнил своё имя, не то что мое лицо.

А еще я был близко к ней.

Теперь не сложно догадаться, почему Хламовник получил такое название. Единственным лучиком света в этом темном царстве было озеро, благодаря которому район Приозерный и получил своё название. Хламовник располагался в самой высокой точке Приозерного, и отсюда открывался прекрасный вид на синюю водную гладь. То и дело, возвращаясь домой, я останавливался около подъезда и подолгу вглядывался в даль. И думал, очень много думал.

Я вставил ключ в замочную скважину и открыл деревянную дверь. Меня встретил полумрак. Когда я снимал квартиру, часть окон были по непонятной причине заколочены, и я не стал что-то с этим делать, лишь наоборот – купил блэкаут-шторы на оставшиеся окна. Мне нравилась темнота. Приходя домой, я включал неоновую лампу, открывал ноутбук и чувствовал себя супергероем, работавшим в секретном офисе спецслужб где-нибудь в Лос-Анжелесе.

В остальном же квартира нуждалась в как минимум косметическом ремонте. Внешний вид жилища не особо волновал меня, но старые ободранные и залитые непонятно чем обои я все же решил переклеить. Раскладушку, пружины которой держались на соплях и добром слове, сложил и убрал в кладовку вместе со всем остальным хламом, который напоминал мне о том, где я нахожусь. Закрыл кладовку на замок и больше никогда в нее не заходил. Вместо раскладушки купил надувной матрас, который и стал моей кроватью. Он мне даже понравился – в том, чтобы спать на полу на надувном матрасе была особая прелесть.

На столе, стоящем посреди комнаты, не было ничего кроме ноутбука. В нем я проводил все своё свободное время. Скачивал программы, осваивал даркнет* (прим.автора. Скрытая группа веб-сайтов, использующаяся для сохранения анонимности или приватности действий). Я надеялся, что однажды смогу взломать ее страницу, читать каждое ее сообщение. Она не знала обо мне ничего, я же хотел знать о ней все. Видеть каждый ее шаг. Предугадывать каждое действие. В сегодняшней записке я преуспел: то, насколько я был осведомлён о ее успехах и насколько точно мне удалось напомнить ей погибшего друга, возымело нужный эффект. Даша сама себя выдала. Накинуть капюшон на голову и надеть белый халат поверх – не было средства проще, чтобы затеряться в толпе и слушать, как на всю столовую компания скандирует о своих успехах и неудачах. Впрочем, я написал эту похвалу намного раньше, потому что другого исхода и не ожидал. «Земля должна перевернуться, чтобы Даша что-то не сдала» – в этом ее друзья оказались правы. В столовой они лишь подтвердили мои предположения. Пробраться через охрану, показав студенческий любого учебного заведения было еще легче. Подслеповатый дед, сидевший на посту охраны даже не посмотрел на меня. Если бы только мир знал, насколько он облегчает мои задачи!

В ящике стола лежала папка акварельной бумаги и стопка новеньких конвертов. Я не планировал останавливаться. От ее реакции меня охватил кураж. Я хотел сделать это ради эксперимента, но не думал, что игра пообещает быть такой увлекательной. Что ж, Даша, ты обо мне еще услышишь!

Я достал из кармана мобильник и набрал номер салона цветов, недавно подвернувшийся мне в интернете.

– Здравствуйте! Я бы хотел оформить доставку. Букет из семнадцати бордовых роз. Завтра к 10 утра на Сосновскую 7, квартира 5. Домофона нет, нужно просто подняться на второй этаж, дверь подъезда будет открыта. Да, я заплачу за срочность. Спасибо.

Глава 8

ДАША

С каждым часом небо становилось все мрачнее. Кажется, надвигается гроза. Помню, этим летом шли сильные грозы. Настолько сильные, что хотелось спрятаться под кровать, накрыться одеялом и исчезнуть. Даже несмотря на то, что никогда прежде я не боялась грома.

Я взяла с кровати плед и укуталась в него с головой. Сидела и смотрела, как ветер качает верхушки деревьев. Родители уехали на какое-то мероприятие и обещали быть дома лишь поздней ночью. Свет во всем доме не горел. Стояла мертвая тишина. И лишь из комнаты брата изредка доносились звуки видеоигры. Неприятное чувство сковало по рукам и ногам. Что это? Страх? Из-за какой-то дурацкой грозы? Или же…что-то большее?

Послание, найденное в кармане куртки, до сих пор не давало покоя. Даже несмотря на то, что я от него избавилась, периодически красивые буквы, складывавшиеся в ужасные слова, всплывали прямо перед глазами.

Я достала телефон и в списке контактов нашла подругу. «Не хочешь прийти с ночевкой? Родителей нет дома, и мне как-то не по себе».

Ответ не заставил себя долго ждать: «Кайф, жди! Только через полтора часа у меня маникюр. Смогу приехать не раньше восьми». Я вздохнула. Ладно, это все равно лучше, чем никогда. Боюсь, после увиденного сегодня мне будет непросто заснуть одной.

Поменяв плед на тёплую толстовку, я сползла с кровати и направилась в комнату брата. Звуки видеоигры стали громче. Я тихонько приоткрыла дверь и простояла так минуты три. Брат даже не заметил моего присутствия – настолько был увлечён какой-то стрелялкой по мотивам «Звёздных войн».

– Эй, Макс! Можно с тобой?

– Тыщ-тыдыщ-бам-уау-есс! Да-да, давай, мочи его! Так! Бдым-дыщ-тыщ-тыщ! – прозвучало вместо ответа.

– Макс?

Но брат повернулся лишь когда картинка на экране сменилась какими-то цифрами.

– Чего говоришь?

– Говорю, можно с тобой?

Макс уже тысячу раз предлагал поиграть с ним раньше, но я всегда отказывалась – не люблю ни «Звёздные войны», ни тем более сделанные по ним стрелялки. Но сейчас я чувствовала себя настолько одиноко и некомфортно, что была согласна даже на это.

– Погнали! Смотри: это джойстик; вот эта кнопка означает прыжок…

Через полчаса прогремел первый гром. Крупные капли шумно застучали по крыше. Но мы с братом слишком увлеклись игрой, чтобы обращать на это внимание.

Вика пришла ровно в половине девятого, вся промокшая и замерзшая.

– Тьфу ты! От шлагбаума до вашего дома пока дойдёшь…хоть выжимай!

– Ты без зонта, что ли? – я внимательно осмотрела подругу, но не увидела в ее руках ничего кроме новой чёрной сумки.

– Откуда ж я знала, когда шла на маникюр, что начнётся дождь, да еще и такой сильный!

– Так давно ведь обещали… Давай раздевайся быстрее и дуй под горячий душ, пока не успела заработать пневмонию. Я пока чай кипятиться поставлю.

Я забрала у подруги насквозь промокшие вещи, вместо которых выдала ей одну из своих тёплых пижам и махровое полотенце.

Шум чайника вместе с плеском воды, доносящимся из душевой, заглушали царившую в кухне мёртвую тишину. С ними стало не так уж и страшно – в дом потихоньку вливалась жизнь, и все, что было до, уже не казалось таким важным.

– Так, что у нас сегодня на ужин? – Вика вышла из душа, неся за собой шлейф пара и аромата моего любимого бананового геля. – Ого, да я смотрю, у тебя в холодильнике мышь повесилась! Ой, Рыбникова-а-а… И как ты только жить будешь, когда родители в отпуск уедут? Засохнешь же тут от голода. Слава богу хоть Макс с ними уезжает, а то еще бы и ребёнка голодом заморила.

Через пару недель вся моя семья собиралась в отпуск в жаркие края на какие-то-там-острова. Я в этот состав, разумеется, не входила. Пропустить пары в медицинском – не лучшая идея, а после прогула трёх недель (именно на столько уезжали родители с Максом) можно и вовсе идти забирать документы. До этого момента я и не задумывалась всерьёз, что почти на месяц останусь одна в огромном доме. Если честно, думать об этом не хотелось.

– Тебя шеф-поваром возьму. И вообще, у меня стресс, мне можно! Лучше давай вместе что-нибудь приготовим.

– Рыбникова, у тебя ж готовить не из чего!

Я задумчиво посмотрела на серую дверь, располагающуюся рядом с кухней. От кухни дверь отделяла небольшая перегородка. Она вела в гараж. Там стояла мамина машина. Если мама даст добро – сможем съездить на ней за продуктами.

– Сейчас я все улажу, – с важным видом я достала из кармана телефон, набрала номер и отошла в сторону, будто звонила не маме, а деловому партнёру решать великие бизнес-дела.

Взять машину мама разрешила. «Я или буду голодать, или попрусь в магазин пешком в темноте» – отличный аргумент для любой матери.

Я взяла в ее сумке ключи от чёрной Ауди А8. Появится хоть одна царапинка – мне конец. Придётся дожидаться, когда она наконец-то исполнит свою мечту и откроет клинику. И работать в ее клинике до конца своих дней за стакан воды и «спасибо», чтобы окупить ремонт этого железного коня. Но кушать-то хочется.

Перед отъездом заглянула к брату. Он все еще играл в «Звёздные войны». Немного пожурила его, что вредно играть в видеоигры так долго, дала подруге фен, чтобы та подсушила волосы, и наконец уселась за руль.

В магазине Вика была как обычно шебутной. Не успела я даже осмотреться, как подруга решила, что сегодня мы будем готовить пасту с копченой курицей и грибами, и уже через пару минут все ингредиенты для ужина лежали в нашей продуктовой тележке. Помимо них она зачем-то взяла десяток яиц, молоко, шоколадное печенье, сырные чипсы, две пачки сока, бутылку колы и килограмм бананов.

– Я заплачу, – остановила подруга, когда на кассе я приготовилась доставать кошелёк.

Я лишь пожала плечами: заплатит так заплатит.

– Слушай, – предложила Вика, когда мы разложили продукты в два пластиковых пакета, – поскольку мужским обществом мы сегодня обделены, поехали с тележкой до машины.

– Не положено же…

Подруга лишь презрительно фыркнула:

– Рыбникова, ты не выживешь в этом мире!

И, взяв управление тележкой в свои руки, она быстро устремилась к выходу. У разъезжающихся дверей подруга кокетливо подмигнула охраннику и еще быстрее вылетела из супермаркета. Охранник перевёл взгляд на меня, но я лишь пожала плечами. Мол, ничего не могу поделать.

– Надо будет потом ее обратно… – сказала я уже на улице, но тут же осеклась.

Облокотившись на бампер моей (точнее, маминой) машины, стоял и блаженно курил сигарету препод по оперативной хирургии.

– Герман Андреевич?

– Здравствуйте, – кивнул он, как будто мы просто пересеклись в коридоре университета.

– Не позволите узнать, что вы…здесь делаете? – произносить это было неловко. – Это моя машина.

– Ваша? Так значит вот кто оставил нехилую отметину на моей двери.

– Какую еще отметину? – меня прошиб холодный пот. Неужели я все-таки успела что-то натворить?

Герман Андреевич бросил сигарету, придавив ее носком лакированного ботинка, и медленно поднялся. Прошёл к чёрной «Мазде» и молча указал на заднюю дверь. Царапина, красовавшаяся там, была совсем небольшой, но отчетливо выделялась на чёрном фоне.

– Что за мамонт учил вас парковаться, Рыбникова? Или вы надеялись через окно вылезти? Боже, да кто вам вообще доверил Ауди?! Такому водителю только на «Матизе» и ездить. Маленькая и разбить не жалко.

– Я… – начала я, но на самом деле не знала, что здесь можно сказать. К глазам подступили непрошеные слёзы.

– Послушайте, Герман Андреевич! – вступила в разговор Вика. Имя и отчество преподавателя она произнесла с особым выражением. – С чего вы вообще взяли, что это мы оставили царапину? Как докажете, что раньше ее не было? Да может вы сами об кого-то обтерлись! А виноваты во всем как всегда бедные женщины. Презумпция невиновности, не слышали о таком понятии?

– Вы совсем за дурака меня принимаете? – он даже слегка повысил голос. – Вы хоть знаете, сколько стоит покраска?

– Я оплачу, Герман Андреевич, только прошу, давайте разъедемся, – поспешно сказала я, понимая, насколько опрометчивым было это предложение. Для того, чтобы оплатить покраску герасимовской «Мазды», мне придётся вывернуть все свои копилки. Но даже этого не хватит.

– Едь домой, Рыбникова. И чтобы в следующий раз за километр, слышишь, за километр, держалась от моей машины!

Не успела я и рта раскрыть, он открыл водительскую дверцу и скрылся внутри своего автомобиля. Загорелись фары, и через несколько секунд «Мазда» тронулась с места, оставляя нас в одиночестве и недоумении.

– Вот так встреча… – пробормотала подруга. – Что он вообще здесь делает?

Но я лишь недоуменно пожала плечами. Встретить Германа Андреевича в университете или хотя бы в центре города было бы не так странно, как на нашей богом забытой окраине.

На следующее утро мы с трудом проснулись от третьего будильника и выползли из дома, чтобы поехать на пары. Ненавижу просыпаться рано. Особенно когда тебе к первой. Особенно когда эта первая пара – информатика. Не понимаю, зачем в принципе придумали информатику на третьем курсе медицинского. Учить информатику – это еще даже хуже, чем учить физику.

День в университете тянулся мучительно долго. Домой я решила отправиться пешком. Дорога от корпуса до нашего поселка не близкая – около полутора часов, но мне требовалось срочно проветрить мозги – после трёх пар они превратились в жидкий кисель. К тому же, последние тёплые осенние деньки очень располагали к моей затее.

Когда я влетела домой, в наушниках на полную громкость играли любимые Imagine Dragons. Из коридора показался брат. Он что-то говорил, но из-за музыки я не смогла разобрать слов.

– Чего? – переспросила я, поставив песню на паузу.

– Спрашиваю, ты купила что-нибудь вкусненькое? Колу? Чипсы со вкусом краба?

– У меня было три пары и я устала, как ломовая лошадь, сам купи, – фыркнула я.

– Ну и куплю. Себе. А тебе – нет! – брат показал мне язык и побежал в свою комнату на второй этаж.

– Не очень то и хотелось! Правильно делаешь, что проваливаешь – не беси меня.

Я устало кинула рюкзак на тумбочку в прихожей и сняла мою любимую замшевую косуху. Неимоверно хотелось рухнуть на кровать и провалиться в мир прокрастинации, но еще больше хотелось есть. К счастью, у нас осталось кое-что от вчерашнего ужина.

Не переодеваясь, я проследовала на кухню. На обеденном столе стоял огромный букет бордовых роз. Удивлённо вскинула брови: раньше их здесь не было. Странно. Наверное, доставка от кого-то из маминых пациентов – не брату же, в конце концов, их подарили.

– Максим! – прокричала я, но брат не ответил. – Эй, Макс!

Подниматься на второй этаж специально не хотелось, так что я решила, что спрошу про букет как-нибудь позже. Но делать этого не пришлось: через минуту брат сам возник в дверном проеме.

– Чего кричишь?

– Что за цветы? У тебя появился поклонник?

– Пф, – фыркнул он, – это тебе, вообще-то. Опять кучу женихов вокруг себя собрала!

– В смысле – мне? – не поняла я.

– В коромысле. Я за чипсами.

– Стой, – схватила брата за футболку я, – и объясни нормально.

– Чего тут объяснять-то? Там записка, сама и прочитай.

Я перевела взгляд на роскошный букет. Между бутонов и правда белела небольшая бумажка. Я осторожно вытянула находку и развернула ее. Бумажка была чуть сырой.

«Я дарю тебе эти семнадцать роз. Прямо как в твой семнадцатый день рождения».

В секунду весь окружающий мир перестал существовать. Осталась

только я и эта странная записка. На лбу выступил холодный пот, остальное тело бросило в жар. Не надо даже думать (хотя сейчас я и так утратила эту способность) – я знала, кто это. Только один человек мог написать такое. Только ему принадлежал этот почерк.

– Кто принёс эти цветы?! – почти прокричала я.

– Да ник-кто, – кажется, Макс не ожидал такой резкой смены настроения.

– Что значит – никто?! Отвечай быстро! Кто! Принёс! Эти! Гребанные! Цветы!

– Да они на крыльце лежали, – попятился назад брат. – Я со школы пришёл, а они лежат. На крыльце, прямо под дверью. Ну, я и забрал их, в вазу поставил. Красивые ведь…

– Ты кого нибудь видел? – схватила его за футболку я. – Отвечай! Был кто-то рядом с домом?

– Да не видел я никого!

– Может, кто-то попался тебе навстречу по дороге? Или, наоборот, шёл в другую сторону от дома?

– Говорю же, никого не было! Может объяснишь уже, что происходит? И вообще, отпусти меня!

– Да нет, ничего… – пробормотала я, поняв, что от страха перегнула палку. – Просто жених очень назойливый.

– Короче, разбирайся сама со своими женихами. Я в магазин пошёл.

Как только за Максом закрылась входная дверь, я тут же побежала за телефоном. Голод и усталость уступили место неприятной горечи во рту.

– Обалдеть! – воскликнула подруга, когда я коротко рассказала ей о произошедшем. – А ты уверена, что это Туре? Ты же красотка, может, за тобой какой-нибудь первокурсник бегает.

– Какой первокурсник, Вика? Это Туре подарил мне семнадцать роз на семнадцать лет. Больше об этом никто не знает.

– Вообще-то, не трудно догадаться, – хмыкнули на другом конце провода. – Это мог быть кто угодно.

– Этот кто-то знает, где мой дом! Он пришёл ко мне домой, понимаешь?

– Слушай, кто бы это ни был, он как-то попал на территорию вашего посёлка. Даже если он прошёл мимо охраны, его засняли камеры. Это было сегодня утром. Точнее, в первой половине дня. Между восемью, когда мы уехали в универ, и двенадцатью, когда Максим вернулся из школы. Просто попроси у охраны показать записи камер в это время.

Если честно, обращаться за помощью в охрану показалось мне не лучшей идеей. Почти на сто процентов я была уверена, что она обречена на провал, но уже через пять минут после разговора с подругой стояла около охранной будки. По крайней мере, попытка не пытка. Вика права: гость не мог прийти и уйти незамеченным, если только он не живет в этом же посёлке. Но не думаю, что кто-то из посёлка пошёл бы на такое. Я здесь даже никого не знаю.

– Чего вам, девушка?

– Эм-м, понимаете… – замялась я. – Сегодня мне прислали необычную посылку. Положили прямо под дверь. Я пытаюсь узнать, кто это.

– Почтальона сегодня не было и курьеров тоже, – сухо ответил охранник, одним глазом подглядывая в телевизор. Там показывали «Мужское и женское».

– В том то и дело, что не было! Поэтому мне важно знать, кто принёс мне эту чертову посылку.

– А от меня вы чего хотите? – мужчина был явно недоволен тем, что его отвлекают от просмотра.

– Посмотреть записи с камер видеонаблюдения. Я точно знаю, что этот кто-то приходил сегодня в период с восьми до двенадцати.

– Девушка, вы из полиции? Нет. Вот и закончим на этом наш разговор. Разбирайтесь сами со своими поклонниками, – на этой ноте охранник попытался закрыть окошко, но, подставив руку, я не дала ему этого сделать.

– Послушайте! У нас, в конце концов, элитный посёлок, а не деревня какая-то! Мы ежемесячно платим немаленькие деньги за то, что вы сидите здесь и смотрите телевизор. Я не против, делайте, блин, что хотите, но я имею право знать! Это важно! Это вопрос моей безопасности, вы понимаете?

– Нет, это вы меня послушайте! – кажется, он начинал приходить в ярость. – Знаете, сколько таких как Вы ко мне приходит? «Дядь Вась, а покажите камеры, я хочу проследить, не приводил ли муж домой любовницу! Дядь Вась, можно камеры посмотреть, я боюсь, что мой сын приводил толпу друзей, пока мы были в командировке!». Я вам что, кинотеатр что ли?

– Причём здесь чья-то любовница? Чей-то сын? Чья-то ревность? Речь идёт о безопасности, неужели вы не слышите? Я не чувствую себя в безопасности в собственном доме!

– Девушка! Если у вас какие-то проблемы, обращайтесь в полицию. Пишите заявление. Не могу я без полиции предоставить доступ к видеозаписям. Не могу и не имею права!

– Дядь Вась, ну хотите, я вам заплачу? Я могу предложить большие деньги. Это правда очень важно.

– До свидания! – окошко закрылось, не оставляя мне шанса.

Так я и думала.

Когда я вернулась домой, села за кухонный стол, уставившись на букет. После университета я так и не поела – находка отбила весь аппетит. Цветы были свежими и пахли весной. Бордовые розы, мои любимые. Туре знал об этом. Я даже пересчитала их: роз и правда семнадцать. Как в мой семнадцатый день рождения. Не представляю, сколько это могло стоить, но тем летом Туре подрабатывал на автомойке и на собственные заработанные деньги купил мне тот букет. Он был таким же красивым как этот, таким же живым. Но между двумя букетами существовала гигантская, размером с пропасть, разница: прошлый букет вселял восторг, нынешних – страх и ужас.

Глава 9

АНОНИМ

Розы доставили ровно в десять. Бордовые, свежие, каждая как на подбор. Я достал из шкафа банку из-под маринованных корнишонов, которые вчера прикончил за раз, пока смотрел фильм про какого-то спецагента. Налил в нее воды: цветы не должны завять раньше, чем доберутся до своего получателя. Поставил банку в центр стола. В моей комнате снова было темно. Тёмное помещение и букет роз – я смотрел на это с некоторым умиротворением, но в сердце закрадывалась мысль, что есть что-то, что в моей миссии несовершенно. Я еще не знал, что именно, но оно бродило где-то совсем рядом.

Когда я наконец понял, то бросился к столу, достал из ящика лист акварельной бумаги и начал строчить.

«Я дарю тебе эти семнадцать роз. Прямо как в твой семнадцатый день рождения».

А в углу я нарисовал башню, ту самую заброшенную башню из ее детства. Несколько неровных штрихов, и она красовалась на бумаге, заменяя печать. Эта башня стала моей подписью и ее ночным кошмаром. Уже предвкушаю лицо Даши в тот момент, когда она прочтёт записку. Буквально вижу, как ее глаза пробегутся по словам и опустятся на «подпись», как покроется мурашками ее кожа, как расширятся от страха зрачки, как судорожно она будет оглядываться по сторонам, точно я спрятался где-то под столом и она вот-вот найдёт меня. Буквально чувствую ее дрожь каждой клеточкой своего тела.

Я снял с крючка чёрную толстовку, единственную теплую вещь в моем гардеробе. Осень неумолимо вступает в свои права, скоро придется приобрести что-нибудь посерьёзнее. Надел толстовку и накинул капюшон, стянув завязки как можно сильнее. Из кухонной тумбы достал большой мусорный пакет и аккуратно надел его на цветы. Таскать розы в пакете, предназначенном для мусора – настоящее кощунство, но у парня с мусорным мешком намного больше шансов остаться незамеченным, нежели у парня, идущего с огромным букетом роз.

Я закрыл дверь и сбежал по лестнице вниз.

Сегодня стоял тёплый солнечный день, что в принципе не очень-то вязалось с пейзажем Хламовника. Казалось, здесь всегда царят слякоть и сырость, даже если в остальном мире светит солнце. Здесь настолько сыро, что землистые дороги никогда не просыхают до конца. Пройдя меж полуразрушенных домов, я свернул на еще более сырую тропинку, ведущую к лесу. Там и находилось то самое секретное место, которое я нашёл совсем недавно – лаз в заборе. Забор отделял Копи от Хламовника, и лаз стал порталом в другой мир, дверью к ней. Он был совсем крохотным, и чтобы преодолеть его, приходилось согнуться в три погибели, при этом следя, чтобы торчащие во все стороны железные прутья не впились в тело. Впрочем, пока что справлялся я прекрасно.

Преодолев забор, а затем и протащив за собой букет, я оказался по ту сторону баррикады, в мире деловых и богатых. В одиннадцать часов утра здесь царили тишина и умиротворение: все жители посёлка были на работе. Идеально отстроенные коттеджи погрузились в дневной сон. Времени до того, как здесь проснётся жизнь, оставалось еще много.

Я знал, что в это время Даша будет на парах, родители, как и всегда, на работе, а ее младший брат Макс еще не вернётся из школы. Если не случится непредвиденное, я останусь незамеченным.

Калитка, ведущая во двор ее дома, запиралась, но я знал, как ее открыть. Достаточно лишь просунуть руку меж прутьев и поднять крючок. Видел, как она делает это тысячу раз. Еще раз оглянувшись по сторонам и убедившись, что меня никто не видит, я проделал то же самое и быстро юркнул во двор. Во дворе дома Рыбниковых росли ели, плавно переходящие в лес, расположившийся по другую сторону забора. Я спрятался за одной из них и достал из мешка букет. Розы оставались такими же свежими, как и час назад, когда их только доставили.

Положил букет на крыльцо и аккуратно вставил записку меж лепестков. Идеальное преступление!

Мои часы показывали начало двенадцатого. Слишком рано. Конечно, нужно было перестраховаться, чтобы случайно не встретиться с кем-нибудь из членов семейства, например, с ее младшим братом. Но я хотел видеть ее реакцию. А до возвращения Даши с учебы оставалось примерно часов шесть. Так что я принял желание отправиться домой и вернуться сюда позже.

Пробираться через дыру в заборе без букета было намного легче, но стоило мне только заикнуться, что я справлялся с лазом прекрасно, как один из прутьев неприятно полоснул кожу живота. Я чуть было не вскрикнул, но вовремя сдержался. Хотя, какая разница, меня бы все равно никто не услышал. Уже оказавшись на территории Хламовника, я поднял толстовку. На серой футболке выделялось тёмное пятно. Приложил на него ладонь, и она тут же окрасилась в красный. Черт, только этого сейчас не хватало. Нехило же я вляпался.

По пути домой пришлось заглянуть в местную аптеку. Нерусский мальчонка, выглядевший лет на шестнадцать, не старше, продал мне бутылёк перекиси и несколько стерильных бинтов. Не знаю, что он делал на месте фармацевта, но удивляться здесь нечему – это Хламовник.

У двери подъезда снова спал Геннадий Палыч, его храп я услышал еще за несколько метров. Что-то зачастила жена выгонять мужика из дома, как бы не заснул к зиме в каком-нибудь сугробе. Хоть и пьяница, а жалко все-таки. А потом на фоне храпа я услышал что-то еще: то ли визг, то ли писк.

– Эй, что за фигня? – пробормотал себе под нос и огляделся по сторонам, но источника звука было не видать. Я уже бросил затею найти его и собрался домой, как вдруг из-под крыльца выполз бело-коричневый комок шерсти, и писк тут же стал громче. Источником звука оказался котёнок. Видимо, снова родила соседская кошка и хозяева решили избавиться от ненужного «груза». Наверное, где-то здесь же должны были быть его братья и сёстры, но, заглянув под крыльцо, я никого не обнаружил.

Котёнок снова запищал и начал тереться о мой ботинок.

– Отстань, нет у меня еды, – проворчал я. – Дуй обратно, иначе тебя собаки загрызут и не подавятся.

Бродячих собак здесь водилось действительно много, и никому до этого не было никакого дела. Периодически приезжала служба по отлову, забирала пару особей, куда-то увозила, а потом возвращала стерилизованными и чипированными, но число бродячих животных все равно росло в геометрической прогрессии. Не удивлюсь, если остальные котята уже стали их завтраком. Или обедом.

Я попытался наклониться снова, чтобы спрятать кота под крыльцо, но бок предательски засаднил. Пришлось подвинуть животное ребром ботинка. Котёнок протестующе запищал, но я продолжал толкать его. Ради его же безопасности.

Дома я сразу стянул толстовку и принялся за футболку. Кровь на ней подсохла и запеклась, а потому одежда намертво прилипла к телу. Оторвать ее стоило больших усилий, и я крепко стиснул зубы, чтобы не закричать от боли. Обильно полил рану перекисью. Порез оказался не большим, но глубоким. И надо же было так умудриться! Я отрезал часть бинта и, сложив из него повязку, привязал остатками бинтов к ране. Думаю, жить буду, но в следующий раз следует проявить осторожность.

В крохотной ванной я набрал воды в аллюминиевый таз и замочил в нем футболку. Надеюсь, отстирается – футболка была одной из моих любимых. А пока одежда откисает, улёгся на матрас и закрыл глаза. Я увидел ее. Видел, как ее сковывает страх, как ей больно. Я не хотел причинять эту боль, но ничего не мог с собой поделать. Ее тёмные волнистые волосы и бледные щеки были настолько реальными, что казалось, она лежит здесь, рядом со мной, а не обитает в моей голове.

С улицы послышался лай собак, и прекрасное видение тут же растворилось. Я встал с матраса и подошёл к окну: неподалёку от дома, возле помойки, кружила стая бездомных псин, видимо желая отыскать себе лакомство на обед. Я тут же подумал о котёнке, которого несколько минут назад оставил внизу. Черт. Нет. Мне не нужны эти проблемы, со своими бы разобраться! Я не хочу никого приручать и брать на себя эту ответственность. Но уже через две минуты я стоял у подъезда и пытался выудить пушистое существо из-под крыльца.

– Ты дурак, что ли? – пробормотал я в ответ на непрекращающийся писк. – Только сам себя выдаёшь ведь! Да помолчи ты уже, иначе сюда сейчас сбегутся все окрестные Тузики и Бобики. Иди ко мне, кис-кис!

Через минуту котёнок все-таки поддался. Он был совсем маленьким, не больше моих ладоней, и я чувствовал, как дрожало его крохотное тельце.

– И что мне делать с тобой теперь? – вопросительно посмотрел на животное я.

Но вместо кота невнятным мычанием мне ответил Геннадий Палыч.

Я понятия не имел, как нужно обращаться с котами. У меня дома никогда не было животных и особой любовью к ним я не пылал. Поэтому решил действовать по наитию и надеяться, что в моей скромной квартирке ему будет хотя бы лучше, чем на улице.

Из кладовки я достал первую попавшуюся коробку из-под хозяйского утюга и постелил на дно свой новый шарф. Видимо, надеть его мне так и не придётся. В коробку я посадил моего нового питомца. Помню, однажды в детстве родители купили у соседей хомяка. Я посадил его в коробку из-под овощей и ненадолго отошёл, а когда вернулся, коробка уже была пуста. Мы обыскали все вокруг, но хомяка так и не нашли. Это был мой первый и последний питомец. Так что в этот раз я решил не повторять свою ошибку и взял коробку повыше.

Дома не было ничего, кроме воды, поэтому я решил дать котёнку хотя бы ее. Понятия не имею, как давно он ел в последний раз, но вид у него был достаточно измождённый. Оставив блюдце с водой в коробке, я отправился в магазин. Ассортимент товаров для животных в нашем «Шеснарике» был небольшой, поэтому я взял лишь бутылку молока и три пакета «Вискаса» для котят. На первое время хватит, потом что-нибудь придумаю.

Когда я вернулся домой, котёнок все так же сидел в коробке. На еду он набросился со всей жадностью – видимо, все-таки не ело животное давно.

Имя котёнку нашлось как-то случайно. Я просто включил онлайн-трансляцию первого канала на ноутбуке. По телевидению крутили «Афоню», старый советский фильм.

– Как ты смотришь на то, что тоже будешь Афоней? – обратился я к котёнку. В ответ он лишь молча взирал на меня своими серо-голубыми глазёнками. – Молчание – знак согласия.

Так нас стало двое: я и Афоня.

Когда время подходило к половине пятого, я стал собираться к дому Рыбниковых. Старался действовать аккуратнее, а еще взял на заметку, что стоит вернуться к лазу с кусачками и отрезать торчащие прутья. Вообще-то, я подумал об этом еще раньше, но из-за появления в квартире Афони все пошло наперекосяк.

В этот раз пробираться пришлось через лес. Так было дольше, но безопаснее: жители посёлка начали мало-помалу возвращаться с работы домой, а мелькать перед их глазами лишний раз не хотелось. Лес подбирался к самому Дашиному дому, а уж перелезть через невысокий заборчик, отгораживающий двор, не составляло труда. Но сейчас я не стал этого делать. Через щели между прутьями забора обзор на кухонное окно, в котором я тут же углядел свой букет в роскошной вазе, открывался отличный. Зато если вдруг Даша заподозрит что-то неладное или вовсе заметит меня, бежать будет быстрее. Я изучил все тропы и дороги и ориентировался в лесу лучше заправского охотника. Она меня точно не найдёт. Я сел в своём укрытии и стал ждать.

Она пришла домой точно по часам. Я заметил ее еще идущей по поселковой дороге и приготовился. Через несколько минут она появилась на кухне, уже без косухи. Пошла к холодильнику, но вдруг остановилась, заметив букет. Я видел как удивлённо потянулись вверх ее брови. Что ж, Даша, это только начало! Затем она начала кого-то звать, скорее всего, брата. Видимо, хотела поинтересоваться от кого цветы. Когда мелкий спустился, между братом и сестрой завязалась небольшая перепалка, а потом Даша направилась к букету и достала записку. Я хищно потер ладони. Сейчас будет самое интересное!

Тот спектр эмоций, который отразился на лице девушки, было сложно передать словами. Хотя окно немного отсвечивало, я заметил, как Даша побледнела. Ее зрачки смотрели в пустоту, а руки дрожали. Я почувствовал ее дрожь, точно это происходило со мной, и испытал смешанные чувства: с одной стороны, мне стало даже немного жаль, но с другой – я упивался чувством собственного господства. Да, я садист, жестокий ублюдок, можете назвать меня, как захотите, но это чувство мне чертовски нравилось.

После она схватила брата, за футболку, видимо пытаясь выпытать у него что-то еще. Я почти смеялся. Да, это было действительно смешно! Брат ушёл, а Даша начала кому-то звонить. Наверное, опять своей несносной подружайке. А после двухминутного разговора вылетела из дома. Я аккуратно прошёл по лесу параллельно дороге, по которой шла она. Даша остановилась у охранной будки. Ну конечно, где же ещё! Сейчас она будет просить его посмотреть камеры. Даст он ей такую возможность или нет – мне было все равно, ведь я появился здесь не через центральные ворота. Там, где я залазил в посёлок, камер не было. Ты снова в пролёте, Даша.

На этом моя сегодняшняя миссия была закончена. Я отправлялся домой.

Глава 10

ДАША

Сегодня вечером родители с Максом улетали в отпуск на целых три недели. Проводить их в аэропорт я не смогла: в шесть часов Герман Андреевич устраивал организационное собрание, на котором мы должны были определить план работы по подготовке к будущему Слету юных хирургов. Так что пришлось попрощаться с семьей заранее.

Стоял тёплый солнечный вечер, и я выходила из дома в хорошем настроении. Перед выходом проверила, взяла ли все, что могло понадобиться на собрании, и игриво потрепала Дымку по шерстке. С того дня, как мы нашли ее в старой Башне, из крохотного котенка Дымка выросла во взрослую кошку. Сейчас ей было около десяти лет – достаточно много по кошачьим меркам. Подумать только, как же быстро пролетело наше детство!

После пальто и перчаток было так приятно снова надеть легкую джинсовку. Я широко улыбнулась, подставляя лицо солнечным лучам. Если нас не отпустят слишком поздно, домой пойду пешком – с этой мыслью я полезла в сумку за ключом, чтобы закрыть калитку.

Замок периодически заедал, и ключ ни в какую не хотел поворачиваться. Только этого сейчас не хватало! Я закрыла глаза, пытаясь сохранять спокойствие и не раздражаться по мелочам, и продолжила безуспешно копошиться ключом в замке.

А когда открыла, взгляд упал на листок, нанизанный на шпиль забора, точно бутерброд канапе на шпажку. Очевидно, он уже висел здесь все это время, но заметила его я только сейчас. Реклама? Я очень на это надеялась, но уже снимая листок с забора, знала ответ. Нет, это не реклама.

Прежде чем развернуть листок, я снова закрыла глаза и сделала два глубоких вдоха, чтобы успокоиться.

«Из всех участников слета ты будешь лучшей, так и знай!» И эта башня-печать внизу, будь она проклята!

Я скомкала лист и сжала руки в кулаки. Кто бы это ни был, он начинал меня раздражать. Я огляделась по сторонам, но никого не обнаружила. А ведь всего полчаса назад я выходила выбросить мусор, и никакой записки здесь не было! А значит, отправитель не мог далеко уйти. Или все-таки мог?…

Но он знал. Знал, куда я иду, поэтому и подкинул эту записку именно сейчас. Или это просто совпадение? Нет уж, я не верю в такие «совпадения»! Но если не совпадение, то…что? Про собрание знали лишь пару человек: родители, Макс, Вика. Но ни один из них не стал бы кому-то об этом трепаться. Не то что бы это был секрет, скорее просто неинтересная информация. Ну кого кроме близких волнует, что какая-то там Даша Рыбникова сегодня в шесть вечера идет на собрание к Герману Андреевичу? Разве что его поклонниц… Но все это больше походило на бред.

Очень хотелось взять карандаш, написать на обратной стороне «Иди к черту!» и оставить записку на том же месте. Но вместо этого от злости я еще сильнее скомкала письмо, сунула его в карман и поспешила прочь от дома.

На собрании Герман Андреевич сообщил, что слёт будет состоять из защиты научной работы и практической части. Практическая часть заключалась в демонстрации разных хирургических навыков. Они требовали определенной подготовки, и я решила озаботиться этим в пятницу: по субботам мы не учились, а значит, я могла задержаться на кафедре подольше.

– Я договорился с заведующим, – пояснил Герман Андреевич, – кафедра будет открыта круглые сутки. Так что до закрытия корпуса, а закрывают его в девять часов вечера, весь секционный (ткани, органы и/или их фрагменты, взятые у умершего, прим.автора) и хирургический материал в вашем полном распоряжении. Каждый четверг в шесть, как и сегодня, мы будем собираться и вместе разбирать некоторые навыки. Поищите свои слабые стороны, чтобы вместе мы смогли поработать над ними. Если возникнут какие-то вопросы, запишите мой телефон. Можете звонить в любое время, но только не когда я сплю. И, не дай боже, мой номер попадёт к какому-то левому гражданину и в час ночи мне будут звонить с сообщением, что я выиграл в лотерею золотой унитаз! Вычислю, кто распространил и выгоню из команды.

Мы рассмеялись.

Как только собрание закончилось, я вышла из корпуса и сразу набрала Вике. Сегодня она обещала вновь переночевать у меня. Я понимала, что это не может повторяться каждую ночь, но оставаться одной в огромном доме не хотелось, особенно сейчас, когда какой-то умалишенный дурень решил поиграть со мной в глупую, совершенно не смешную игру. Так что любому времяпрепровождению с подругой я была только рада.

Мы договорились встретиться в центре и зайти в пиццерию за нашей любимой пепперони и картошкой фри. Подруга ехала не из дома, а вот откуда именно – не говорила. «Все потом»!

– Да ты прямо сияешь! – сказала я вместо приветствия, как только увидела ее.

Уголки губ Вики расплылись в улыбке.

– А ну колись, где была!

– Гуляла, – загадочно произнесла подруга.

– С кем? С Ником? Так, стоп, ты чего так лыбишься? Неужели правда с ним? Да ладно! Ну ты даёшь! Хотя, чему я удивлюсь после той вечеринки…

– Мы в кино были, представляешь? На последнем ряду. Так романтично! А потом он повёл меня в ресторан. В настоящий, ты прикинь! Я не думала, что наши ровесники вообще на такое способны!

– То есть вы теперь…ты и Ник…типа того?

– Типа вместе, ага.

– Обалдеть, поздравляю! – я обняла подругу.

– Лучше ты расскажи, как у тебя дела? Что на собрании сказали?

– На собрании? Да ничего особенного… – я лишь махнула рукой.

Вика нахмурила брови:

– Что-то случилось?

Я достала из кармана помятый листок и сунула подруге. Она с недоверием развернула бумагу хотя, наверное, как и я, уже предполагала, что там может быть. Несколько раз ее глаза пробежались по написанным строкам, после чего она перевела хмурый взгляд на меня.

– Да он маньяк какой-то!

– Ага, знать бы ещё, кто это, – хмыкнула я.

– Снова подпись Туре. Так глумиться над его памятью…вот гад! Интересно, а он знает, что твои родители уезжают в отпуск?

Меня пробрала дрожь. О том, в курсе ли «Туре», что родители уезжают и я остаюсь дома одна аж на целых три недели, я как-то не задумывалась. Да и делать это совершенно не хотелось: если не думаешь о проблеме, начинает казаться, что ее нет.

– Мне кажется, он знает обо мне все, – буркнула я. – А если и не знает, то скоро узнает.

– Ничего, подруга, мы своих не бросаем. Я перееду к тебе на эти три недели. Или ты сможешь приезжать ко мне, у меня так вообще дом каждый день полон народу. Пусть только сунется! Правда, завтра не смогу, родители забирают на картошку на выходные… А поехали с нами на картошку?

Предложение звучало заманчиво, но, увы, на завтра у меня уже были планы.

– Да ладно уж, – благодарно улыбнулась я, – завтра я как-нибудь переживу. К тому же, я планировала до вечера зависнуть в универе, подготовиться к слету.

– Фу-у, ну ты и скучная, – протянула Вика. В ответ я в шутку пихнула ее в плечо.

Мы посидели минут пятнадцать и отправились домой. Подруга хотела поехать на такси, но я настояла на трамвае: погода на улице была отличная, как раз самое то, чтобы прогуляться от остановки пешком.

– Разве твои родители ещё не уехали? – спросила Вика, и я непонимающе проследила за ее взглядом.

Около нашей калитки стояла машина. Какая-то чёрная иномарка, прежде я ее никогда не видела. Такси? Нет, не может быть, у родителей рейс через полчаса, они уже давно в аэропорту.