Читать онлайн По битому стеклу бесплатно

По битому стеклу

1

– Он вернулся, – прозвучало в телефонной трубке.

Я ждала этих слов несколько лет, но все равно оказалась к ним абсолютно не готова. Сердце гулко забилось почему-то не в груди, а в горле, будто захотело выскочить наружу. На всякий случая я сжала покрепче челюсти и закусила нижнюю губу. Опомнилась только, когда от боли потемнело в глазах, а на языке стало солоно от вкуса собственной крови.

– Он вернулся, – повторил мужской голос.

– Куда? – каркнула я, словно ворона.

От избытка эмоций голосовые связки перестали повиноваться, и звуки пришлось выталкивать из себя через силу.

– Всю информацию я выслал вам на почту.

Тут только я осознала, что вот оно, то, чего я так долго ждала. Зубы опять сомкнулись на нежной коже нижней губы, и повторная  боль привела  меня в чувство. В голове прояснилось, сердце вернулась на положенное ему природой место, и застучало размеренно и спокойно.

– Хорошо. Оставшуюся сумму переведу на ваш счет, как договаривались.

– Благодарю, – ответил мой собеседник. – Моя помощь еще понадобится?

При мысли о том, кто-то другой, не я, станет вершить правосудие, во рту стало сухо и  горько.

– Нет, дальше я сама, – ответила излишне сурово.

Но мужчина на том конце провода понял меня правильно и не стал обижаться.

– Хорошо. Обращайтесь, если что. С вами приятно было  работать.

– С вами тоже, – вернула я комплимент.

Не из вежливости, просто действительно приятно.

– Тогда прощайте, – спокойно, без тени разочарования, сказал мужчина.

– Прощайте, – повторила вслед за ним.

– И… удачи вам, Ядвига.

Я не стала благодарить его за пожелание. Не зачем было, удача и так на моей стороне. Иначе и быть не могло.

Отложила телефон и прошла на маленькую кухоньку. Там, на изрядно обшарпанном столе, прикрытом парой льняных салфеток, стоял мой навороченный ноутбук.

Я открыла крышку, дождалась, когда на экране появится запрос на пароль и ввела восемь цифр. Дата, которую я никогда не забуду, даже если проживу еще сто, нет, тысячу, лет. Закурила и зашла в почту.

Мой собеседник не обманул, все данные уже были у меня. Я сходила за телефоном и через мобильный банк перевела обещанную ему, шестизначную, сумму. Плевать на деньги, не жалко. За ту информацию, которую мне предоставили, я готова была заплатить сколько угодно. Телефон пиликнул входящим сообщением. Мне даже смотреть не надо было на экран, я и так знала, кто это. И дело было не в каком-то особенном предчувствии или ясновидении. Просто, уже несколько лет, как некому было мне писать.

Но приученная все доводить до конца, я открыла мессенджер.

«Деньги получил».

И все, говорить нам больше было не о чем. Не думаю, что когда-нибудь  судьба сведет нас снова.

Я отложила телефон и вернулась к почтовому сообщению.

Он на самом деле вернулся в страну. И не просто вернулся, а приступил к работе. Адрес домашний, адрес рабочий  – все было в этом письме. И фотографии.

Палец замер на клавиатуре. Я не могла заставить себя открыть полученные фотографии. Потянулась за сигаретной пачкой, с удивлением обнаружила, что там осталась последняя. Черт, надо сходить в магазин, купить сигареты, иначе ночью мне придется туго. Переварить полученную информацию без курева я не смогу, а одна сигарета не в счет.

Поход в магазин не занял много времени. Не смотря на то, что квартира, в которой я жила последнее время, находилась в довольно отдаленном от центра районе, с магазинами там был полным порядок. Я купила сигареты и вернулась домой.

Заварила себе крепкий черный кофе, закурила и только тогда смогла открыть первую фотографию.

Да, он мало изменился. Высокий, худощавый, уверенный в себе. Голова почти седая, но странным образом, это не делало его хуже. Наоборот, удивительно ему шло.

На второй фотографии он был запечатлен с женой. А ведь после суда ходили упорные слухи, что они расстались. Она  не поехала с ним, осталась в Москве, вела обычный для жены успешного бизнесмена образ жизни – светские тусовки, салоны красоты, шопинг. Я следила за ее аккаунтами в социальных сетях, надеясь, что эта женщина сможет привести меня к своему мужу. Напрасно, кстати. Или они действительно на время расстались и не поддерживали связи, или слишком хорошо шифровались. Ведь даже нанятый мною специалист не смог ничего откопать, как ни старался.

А ведь он вернулся к ней. В тот самый дом, из которого загадочно исчез практически сразу после вынесения приговора. Но ведь как-то же он умудрялся отмечаться в уголовно-исполнительной инспекции?

Я всматривалась в ненавистное лицо в надежде заметить что-то, что подсказало бы мне, что этот человек испытывает хотя бы капельку вины за то, что сделал.

Напрасно, он так и остался уверенным в себе сукиным сыном. Владельцем заводов, газет, пароходов. Мерзавцем, умудрившимся выкрутиться после трагедии, виновником которой он стал. Виктором Плетневым…

Я так пристально всматривалась в экран ноутбука, что смогла увидеть собственное размытое отражение. А ведь, если подумать, я виновата в том, что случилось не меньше….

Несколько лет ранее

Медленно, осторожно повернула ключ в замке. На цыпочках вошла в квартиру. Стараясь двигаться, как можно тише, скинула туфли на двенадцатисантиметровой шпильке, мгновенно  ощутив, как заныли затекшие пальцы на ногах, и крадучись, прошла по длинному коридору. Постояла у дверей нашей спальни, прислушалась, но так и не решилась войти. Если Андрюша еще не спит, меня ждет очередное, долгое и нудное,  выяснение отношений, а я так устала, что не то, что говорить, слушать была не способна.

Миновала двери спальни, подошла к детской, медленно приоткрыла дверь. Сашенька спал, подложив ладошку под пухлую розовую щечку. Из-под одеяла выглядывала круглая детская пяточка. Меня накрыло волной щемящей нежности. Сыночек мой золотой, деточка родная.

На цыпочках вошла в детскую и опустилась на пол рядом с кроватью. Хоть Сашенька и спал довольно крепко, но дотрагиваться до малыша я себе категорически запретила, разбужу еще. А ведь так мучительно хотелось обнять, поцеловать, потискать родненького. Пришлось сцепить руки замком за спиной, чтобы сдержать неуемную нежность,  рвалась что рвалась из меня наружу.

У постели спящего сына я просидела минут пятнадцать, а потом усилием воли заставила себя подняться, поправила сползшее одеяло на пол  и пошла к себе в спальню. Завтра, вернее уже сегодня, рано вставать, нужно постараться чуть – чуть отдохнуть.

У дверей спальни снова замерла.

Хоть бы Андрюша не проснулся, сил моих нет видеть его осуждающий взгляд и слушать гневные слова, высказанные свистящем шепотом. Мне было стыдно, ведь Андрей в чем-то прав. Ладно, не буду лукавить, во всем он прав. Я действительно до скандального мало времени стала уделять семье, мужу и четырехлетнему сыну. Но ведь не нарочно. Просто так вот получилось. Да, я работала в буквальном смысле от заказа и до рассвета, а иногда и наоборот. Да, я смогла достичь отличных результатов в бизнесе. Своя фирма, квартира в центре Москвы, дом за городом. И, самое заветное, то, о чем мечтала, я смогла подарить любимому мужу собственную мастерскую.

Но за все надо платить. Занятая благосостоянием собственной семье, я вынуждена была слишком много работать и времени на близких катастрофически не хватало. Каждую свободную минуту  посвящала сыну и мужу, но как мало было этих минут.

Мой четырехлетний Сашенька проводил время с нянями и Андрюшей. Посещал все возможные в его возрасте кружки и секции, и в отпуск, пусть и недлинный, но три – четыре раза в год обязательно, мы с ним ездили вместе. Сашенька не производил впечатление ребенка, обделенного материнским вниманием и любовью, но Андрей считал своим долгом напоминать мне о том, что я плохая мать, регулярно. Чуть ли не еженедельно. Правда, в последнее время, он это делал каждый день. Или ночь, в зависимости от того, насколько поздно я возвращалась домой.

А у меня был завал на работе. Проект, реализация которого позволила бы выйти  моей фирме на принципиально новый уровень. И тогда, по прошествии времени, Сашка смог бы выбрать любое учебное заведение не только России, но и всего мира.

Андрею было проще. В смысле, со свободным временем, проще. Он был художником. Не безумно знаменитым, но достаточно известным в своих кругах. Правда, его картины не спешили раскупать на международных аукционах, но в Москве было несколько художественных салонов, где они продавалась. Особых средств это не приносило, но на кисточки ему хватало.  Вот только Андрюша хотел всемирной славы, а я свято верила, что он талантлив и изо всех сил старалась ему помочь пробиться наверх.

Он грезил о выставках – я договаривалась с выставочными залами. Он засматривался на чужие мастерские – и я подарила ему собственную. Тем не менее, муж все равно считал своим долгом напоминать мне о том, что другие женщины воспитывают своих детей и занимаются домом и мужем сами, а не нанимают для этого обслуживающий персонал.

Я терпела. Уговаривала себя, что в семейной жизни бывает всякое и не нужно опускаться до выяснения отношений, ведь мне тоже было, что сказать мужу в ответ на его претензии.

Например, что за последнюю его выставку и хвалебные рецензии на нее я заплатила столько, что вполне хватило бы на однокомнатную квартиру где-нибудь в Новой Москве. Нет, я не хотела его упрекать. Я на самом деле искренне верила в то, что каждый должен делать то, что у него лучше получается. Я умею зарабатывать деньги, Андрюша  пишет неплохие картины. К тому же муж действительно много времени проводил  с Сашенькой и занимался домом. Няня, домработница и повариха были у него на подхвате.

А вот в последнее время  с трудом себя сдерживала, чтобы не огрызнуться на его очередную реплику. Уговаривала себя, что нельзя этого делать, но терпеть становилось все труднее. Я ведь по-человечески попросила его потерпеть три – четыре  месяца, пока не завершу свой грандиозный проект. Объяснила, насколько это важно не только для меня, но и для нашей семьи. Он ведь все понял, согласился со мной. А буквально на следующий день, не успела я войти в квартиру,   тут же высказал очередную порцию моих грехов.

Обо всем этом я думала, стоя перед дверьми спальни. Вздохнула и взялась за ручку. Времени на сон почти не осталось, да и натруженная спина недвусмысленно намекала на то, что пора бы принять горизонтальное положение.

Вошла в нашу спальню, постояла, привыкая к темноте. Я любила просыпаться, когда солнечные лучи проникали в комнату, а Андрюша предпочитал спать в полной темноте, поэтому повесил тяжелые шторы и плотно задергивал их перед сном. Я привычно уступила. Пусть ему будет комфортнее.

Когда глаза стали различать в темноте предметы, подошла к кровати. Напрасно я стояла перед дверью, собираясь с силами, чтобы войти,  постель была пустой. Андрея в спальне не было.

Но он не ушел бы из дома, не оставил бы Сашеньку одного. А это значит, что Андрей обиделся, пошел ночевать в комнату, которую гордо именовал «домашней мастерской» и таким вот образом демонстрировал мне всю силу своей обиды и моего морального падения.

Нужно было идти, искать его, просить прощения. При мысли, что все это растянется на час, как минимум, а мне вставать уже в пять утра, стало обидно. Да когда же это закончится? Я что, не имею права поспать хотя бы пару часов в тишине и спокойствии?

«Да зачем мы тебе вообще нужны? – всплыл в памяти очередной монолог мужа. – Тебе и без нас хорошо. Какая ты мать? Сашенька и не помнит, как ты выглядишь!»

Я потерла лицо, чуть потянулась, пытаясь унять разболевшуюся поясницу, и пошла к мужу. Как на Голгофу, честное слово.

В мастерской горел ночник, Андрей лежал на диване, спиной к двери.

– Андрюша, – позвала его тихо, надеясь, что он спит.

Муж не ответил, только плечи непроизвольно дернулись. Значит, ждет. Когда приду и буду каяться, просить прощения за то, что снова задержалась на работе, объяснять, уговаривать и прочее, прочее, прочее.

Нет, я понимала, у мужа есть реальный повод для обиды. С этой работой я и о себе забыла, не то, что о нем. И секса у нас не было….  Задумалась. Месяца три, наверное. Плохо, очень плохо. Надо срочно исправлять ситуацию.

Хуже того, что Андрей начал жаловаться на меня и моим, и своим родителям. Я бы и это проглотила, но няня, пряча глаза, рассказала, что муж стал настраивать против меня сына. А это, уже ни в какие ворота не лезет. Надо поговорить, нельзя втягивать четырехлетнего ребенка в наши разборки.

– Андрюша, – повторила чуть громче.

Ладно, бог с тем, что не высплюсь, мне не привыкать. Если Андрей сейчас «проснется», поговорим. Но муж упорно продолжал делать вид, что спит.

– Прости меня, – привычно сказала я мужской спине. – Отдыхай, не буду тебе мешать.

Ответом мне была тишина, а ведь я знала, что он меня прекрасно слышит. Пытаться достучаться до него сейчас бесполезно, нужно идти спать.

– Спокойной ночи, – пожелала, прикрывая за собой дверь. – Я очень тебя люблю.

В ответ муж осуждающе хмыкнул.

2

Часы на запястье показывали пять утра. Я так устала, что забыла их снять, а ведь терпеть не могу спать в часах и украшениях. Я даже одежду для сна переношу с трудом и с удовольствием спала бы абсолютно голой, если бы не муж, считавший такую привычку совершенно неприемлемой, «простолюдинской», как он это называл.

 Сам Андрей предпочитал шелковые пижамы, от которых меня тошнило. Я действительно никак не могла взять в толк, что за прелесть спать в шелке, пусть даже и натуральном. Мне даже дотрагиваться до шелка было неприятно, ладони вмиг становились сухими,  начинали противно зудеть, и хотелось засунуть их под холодную воду.

Я быстро поднялась с постели, не позволив себе даже секундной слабости. Контрастный душ, легкий макияж, прическа, костюм. Пить кофе и завтракать буду уже на работе. Сейчас некогда, да и шуметь не хотелось, чтобы не разбудить своих мужчин.

Заглянула в мастерскую. Андрей крепко спал. Зашла в детскую, подошла к кроватке, склонилась над Сашенькой. Он неожиданно открыл глазки.

– Мамочка, – протянул ручку и погладил меня по щеке.

– Солнышко мое, – я поцеловала родную ладошку, ловя губами детские пальчики. – Спи, еще очень рано.

– А ты уже на работу?

– Да, Сашуль. Мне надо бежать.

– Приходи сегодня пораньше, – сонно попросил сыночек. – Я тебя ждать буду.

– Я приду, – пообещала, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Буду дома в семь вечера.

– Я тебя люблю, – шепнул Сашенька и повернулся на бочок.

– Я тебя тоже люблю.

Но сыночек меня не услышал, он уже спал.

Обулась, подхватила сумку и вышла на лестничную клетку. Пока ждала лифт, прикидывала, как бы все успеть, чтобы к семи быть дома. Сыну пообещала, а свои обещания я всегда исполняю.

В офисе было тихо и пустынно. Только охрана и мой секретарь. Попросила сделать мне кофе, принести документы. До совещания еще два часа, значит,  я успею поработать и как следует подготовиться.

День шел своим чередом. Когда в кабинете, кроме меня, никого не осталось, я позволила себе скинуть туфли и стала разминать затекшие пальцы, стараясь не порвать тонкий капрон.

Телефон на столе зашелся трелью, я ответила не глядя – знала, что звонит Андрей. У меня на него отдельная мелодия поставлена.

И хорошо, что муж звонит на мой личный номер. Значит, не очень сердится. Если бы все было совсем плохо, он набрал бы в приемную, через секретаря.

– Сможешь уделить мне немного времени? – строгим, «официально обиженным» голосом поинтересовался Андрюша.

– Конечно. Как вы там? Как Сашенька?

– Ты еще помнишь, что у тебя есть сын? – ехидно задал он встречный вопрос.

Похоже, я погорячилась, когда решила, что Андрей не сердится.

– Андрюша, пожалуйста, – попросила спокойно, – давай не будем ссориться.

– Зачем нам ссориться? – деланно удивился муж. – У нас же все замечательно, правда?

А только вздохнула, запрещая себе отвечать.

– У меня чудесная, заботливая жена, – продолжал Андрей, – прекрасная мать. Мечта, а не женщина.

Последнюю фразу он буквально выплюнул, а я неожиданно рассердилась.

– Тебе повезло, – ответила ему в тон. – У тебя не жена, а прямо золотая рыбка, исполняющая все твои желания.

Сказала, и тут же пожалела о сказанном. Вот зачем я подливаю масла в огонь? Но было уже поздно.

– Ты на что намекаешь? – свистящим шепотом спросил муж.

– Андрюша, пожалуйста, – пошла я на попятную.

– Нет, ты мне скажи, – он драматически повысил голос, – на что ты намекаешь? Что я сижу у тебя на шее? Что я альфонс?!

– Андрей! – пришлось тоже повысить голос.

– Вот ты уже и кричишь на меня! – в сердцах бросил муж. – Конечно, кто я такой? Ты даже фамилию мою не захотела взять…

Я чуть ли не застонала в голос. Началось! Если он вспомнил про фамилию, то все. Не избежать очередной ссоры.

Да, в  замужестве я не стала менять фамилию. Оставила свою девичью – Троепольская. И дело не в том, что  хотела обидеть мужа. Нет, Андрюшу я очень любила. Просто я была единственным ребенком в семье, и дед, умирая, просил не менять фамилию и передать ее моим детям, чтобы род Троепольских не прервался.

Я пообещала исполнить дедово желание, и слово свое сдержала. С Андреем мы договорились, что я остаюсь Троепольской. Он ничего не имел против, а Сашеньке записали двойную фамилию – Аксенов – Троепольский. Это, кстати, предложил сам Андрей. Очень ему понравилось, как звучало: Александр Андреевич Аксенов – Троепольский. Я была ему за это благодарна. Не знала ведь тогда, что спустя несколько лет он будет попрекать меня тем, что выполнила просьбу умирающего деда.

– Андрюша, – сказала примирительно, – давай не будем ссориться.  Поговорим, когда я приеду.

– Месяца через четыре? Когда закончишь свой важный проект? – хмыкнул не на шутку разошедшийся муж.

– Буду сегодня в семь, я Саше обещала.

– Когда? – удивился муж.

– Утром.

– Ты разбудила ребенка в пять утра?!

И столько неподдельного негодования было в его голосе, что я опять почувствовала свою вину.

– Нет, я зашла его поцеловать, а он проснулся, – ответила Андрею и добавила: – Случайно.

Видимо, мужу понравились мои просящие интонации, потому что ответ прозвучал уже почти нормально:

– Тогда хорошо.

Я обрадовалась и решила закрепить успех:

– Что вкусного купить? Может, тортик?

– Нормальные жены пекут сами, – сообщил мне муж и, не дав ничего возразить, продолжил: – В любом случае, есть его будешь одна. Мы уезжаем.

– Куда? – не поняла я.

– На дачу, конечно же, – снисходительно, как маленькой, пояснил Андрей.

– Почему я ничего об этом не знаю?

– А тебе разве интересны наши дела? У тебя же своя, увлекательная жизнь,  – хмыкнул он в трубку. – Мы с Сашенькой будем жить  на даче. И вообще, нам  с тобой  надо серьезно поговорить. Я устал от такого положения дел, Ядвига. Если мы тебе совсем не нужны, давай разведемся, и дело с концом.

– Как разведемся?

– Как обычно, через суд. Я уже узнавал. С ребенком разводят через суд. Сашенька, разумеется, останется жить со мной.

Вот оказывается, как! Он уже все узнал и решил, а меня просто ставит перед фактом.

– Саша мой сын, – сказала я твердым голосом. – Чтобы ты не решил.

– Вспомнила, да? То есть, на развод ты согласна? А я всегда знал, что тебе на меня наплевать. Разлюбила, имей мужество сказать мне это в глаза.

Так, надо заканчивать этот безумный диалог, иначе все окончательно станет очень плохо.

– Андрей, достаточно. Ты говоришь глупости. Я люблю тебя и совершенно не собираюсь с тобой разводиться. Хотите поехать на дачу, очень хорошо. Я поеду с вами.

– Ты же работаешь.

– Ничего, буду ездить в офис из дома, – сказала твердо, запрещая себе думать, во сколько же мне нужно будет вставать, чтобы добираться на работу вовремя.

– Хорошо, – милостиво согласился Андрей.

– Ты в котором часу собрался ехать?

– Не знаю, – задумчиво протянул муж. – После обеда, точно.

– А до вечера это может подождать? Я буду в семь, соберу нужные вещи и поедем. Давай и родителей позовем? Я шашлык замариную, хочешь?

– Можно и родителей.

– Тогда позвони своим, а я наберу маме с папой.

– Придется брать джип, – задумчиво сказал Андрей.

– Конечно, бери.

– Я поведу?

– Разумеется, – тут же ответила ему.

У нас было две машины – седан и джип. На седане ездила я. Джип, настоящую мечту каждого крутого мачо, я купила Андрею, но он на нем практически не ездил.

Подозреваю, что муж, не имеющий навыков и опыта вождения автомобиля, попросту опасался самостоятельно садиться за руль этого монстра. В городе Андрей пользовался услугами такси, на дачу всю семью возила я. Но муж постоянно критиковал мои  водительские таланты, и каждая его фраза заканчивалась обидным: «если бы за рулем сидел я….»

Я опасалась доверять Андрею машину, но сейчас он четко дал понять, что хочет сам отвезти семью. И я подумала: ничего же не случиться, я все-таки буду сидеть рядом. Вырулю, если что.

– Тогда ждем тебя в семь. И не опаздывай, пожалуйста. Если для тебя это действительно важно, Ядвига.

Тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сделать правильный вывод. Андрей слишком ясно давал мне понять: если не хочу затяжной ссоры и серьезных разборок, нужно быть дома в семь, как штык.

– Договорились, – ответила я. – До вечера. Сашеньке привет.

– Если он еще тебя вспомнит, – ответил муж и положил трубку.

Я решительно запретила себе обижаться  на мужа и стала звонить родителям.

Мои мама и папа Андрея дружно не любили. Считали его ленивой гусеницей, присосавшийся к их единственной дочери. Пару раз мама пыталась провести со мной беседу на тему, что пора бы сбросить ненужный балласт в виде мужа и зажить нормальной жизнью.

Андрея я искренне любила, несмотря на все его недостатки, поэтому сразу попросила маму больше со мной подобных бесед не вести, если она не хочет ссоры с дочерью.

Мама мою точку зрения приняла, но, подозреваю, от идеи не отказалась. Напротив, периодически рассказывала какие-то истории о дочерях своих и чужих знакомых, которые смогли найти женское счастье после развода, не смотря на возраст и наличие детей. Слушая ее байки, я отмалчивалась и кивала. Хочется маме мечтать, пусть мечтает.

Мое приглашение поехать на дачу родители приняли сразу.

– Ты за нами заедешь? – уточнил папа.

– Нет, я с работы  сразу поеду домой. Вещи собирать.

– А твой вольный художник забрать нас не сможет?– раздраженно поинтересовался папа.

– Он дома с Сашенькой.

– Брось, Ядя. У Сашеньки няня, твой муж вполне мог бы выкроить пару часов и забрать нас с мамой. Кстати, его родители едут?

– Да, но они добираются сами.

– Это упрек? – вскинулся папа.

– Ну, хватит, а? Только ты не начинай, – попросила я его.

– А кто уже начал? Твой художник?

– Папа!

– Хорошо, не буду.

– Давай я машину за вами пришлю, с водителем, – предложила я. – Вас привезут к нам домой, оттуда и поедем.

– Как скажешь, дочка, – согласился папа.

Машина с водителем его полностью устроила, а я только порадовалась: лишний раз не просить Андрея. Да и водитель он так себе, не для большого города.

Окончательно договорившись обо всем с родителями,  решила оставшееся время поработать с документами. Попросила секретаря сделать мне чая и не беспокоить. Спина продолжала тянуть, сделала себе мысленную пометку записаться к врачу, а пока просто устроилась на диване. Читала, делала записи, между делом попивая крепкий чай с лимоном. Тишина, стоящая в кабинете, действовала умиротворяюще. Пару раз я зевнула, прогоняя сонливость….

Когда успела закрыть на минутку глаза, я даже не сообразила….

Из крепкого сна меня выдернул голос секретаря:

– Ядвига Карловна, если я вам не нужна, можно мне домой?

Я дернулась, помотала головой, разгоняя остатки сна, и повернулась к дверям.

– А который час?

– Девять уже, – ответила секретарь.

Не поверила ее словам. Как девять? Да не может этого быть! Я ведь только на минутку прикрыла глаза, уж очень они болели. Ведь только на минуточку!

Наручные часы только подтвердили: да, я безбожно проспала. Опоздала домой.

– Идите, конечно, – ответила секретарю. – Простите, что задержала.

Она кивнула и скрылась в приемной.

– Доброго вам вечера, Ядвига Карловна, – раздалось оттуда, и хлопнула входная дверь.

Я взяла в руки телефон, посмотрела, нет ли входящих звонков или сообщений. Ни-че-го. Пусто. Зная Андрея,  ни минуты в этом не сомневалась, как и в том, что дожидаться меня он не стал, поехал на дачу.

Кажется, я только что вбила огромный гвоздь в крышку нашего брака.

3

Сейчас мне надо было решить, что делать дальше. Ехать ли мне на дачу или дождаться утра, чтобы дать мужу время успокоиться и остынуть. Да, Андрей слабый и эмоциональный. Да, импульсивный и склонный к истерикам. Требующий к себе постоянного внимания. Иногда даже жестокий в своих желаниях и амбициях. Я все это знала. Но я любила  его и …. Какое может быть еще «и»? Просто любила, этим все сказано. Любила с первого дня, когда мы только познакомились. Вышла замуж по любви. Родила сына от любимого мужчины. Жила с ним и прощала ему все его слабости и заскоки. Поэтому одернула жакет, поправила волосы и села за стол. Это всегда помогало мне сосредоточиться.

Взвесив все за и против, решила, что лучше будет не ждать утра, а ехать прямо сейчас. Ну и что, что приеду поздно? Ничего. Лучше так, чем дать Андрюше время накрутить себя.

Я уже собрала сумку, когда зазвонил мой мобильный. Глянула на экран – неизвестный номер. И кому это я так не вовремя понадобилась?

– Да!

– Ядвига Карловна Троепольская? – задал вопрос незнакомый мужской голос.

– Да. С кем имею честь?

– Автомобиль Тойота Ленд Крузер 300 государственный номер А 357 СО 777 принадлежит вам? – проигнорировав вопрос, продолжил мой собеседник.

– Да, это моя машина. А что случилось? С кем я разговариваю?

– Майор Толмачев Иван Алексеевич, управление ГИБДД по Московской области, – наконец представился мужчина. – Где сейчас ваш автомобиль?

– Под всей видимости, на даче. Он выехал из Москвы около семи вечера.

– Кто управлял вашим автомобилем?

– Мой муж. Аксенов Андрей Семенович. Что, все-таки, случилось?

Мужчина замялся, а после небольшой паузы сказал:

– Произошла авария. Вы сможете приехать?

– Конечно, – тут же ответила я. – Авария серьезная?

– Приезжайте, – сказал мужчина. – Киевское шоссе….

Я кивнула, будто он мог меня видеть, потом опомнилась и ответила:

– Уже выезжаю.

Подхватила сумку и бегом бросилась на парковку. В голове стучало: «авария….. авария….. авария…..»

Впоследствии, вспоминая этот вечер, я никак не могла понять: как же все-таки так получилось, что я ничего не почувствовала? Ведь должна же я была понять, что случилось что-то более серьезное, чем это сухое и краткое «авария»? Предчувствие, материнское чутье или что-то другое должно  было мне подсказать? Как часто я слышала от других о каких-то ощущениях? О стукнувшем сердце? О внезапно сбившемся дыхании? У меня ничего этого не было. Неужели я такая толстокожая?

Пока мчалась по городу, постоянно повторяла про себя, что Тойота – автомобиль большой, серьезный. С безопасностью там полный порядок, одних подушек безопасности столько, что и не пересчитать. Наверное, Андрюша просто не справился с управлением. Возможно, въехал в другую машину или в ограждение? Ведь если бы случилось что-то действительно непоправимое, мне бы сказали, правда же?

На Киевском шоссе была предсказуемая пробка. Вечер, люди едут с работы домой. Я аккуратно обгоняла машины, стараясь как можно быстрее попасть на место аварии. Андрей и так зол на меня, а если я задержусь, вообще смертельно обидится. Сколько раз он говорил мне, что нужно было оформлять машину на него? Чтобы он мог решать все вопросы самостоятельно. Наверное, я сглупила тогда. Просто, когда покупала автомобиль, у Андрея был большой заказ, и я не решилась отвлекать его от работы.

Сашенька наверняка перепугался, да еще и устал, ведь, скорее всего, они  несколько часов ждали сотрудников ГИБДД. Родители, опять же, перенервничали.

На подступах к указанному месту пробка увеличилась – несколько полос было перекрыто.

Я остановилась у обочины, вышла из машины и закрутила головой, высматривая белый внедорожник. Две кареты «Скорой помощи», пожарный расчет, несколько машин ГИБДД. Чуть в стороне – ярко-красный Мазератти в окружении пары темных внедорожников, явно машин сопровождения. Рядом в Мазератти стояла группа мужчин в костюмах, курила и что-то обсуждала.

Неужели Андрей умудрился и зацепил эту дорогущую красавицу? Ничего, страховка покроет ущерб. Главное, чтобы с людьми ничего не случилось, все же машины «Скорой помощи» несколько нервировали. Я зашла за ограждение и двинулась в сторону полицейских машин, не переставая выискивать глазами мою Тойоту. Странно, белая машина должна быть видна в сгущающихся сумерках, но я ее не находила. Возможно, пожарный расчет загораживает?

– Вы куда? – нелюбезно поинтересовался у меня представитель правопорядка.

– Туда, – я махнула рукой в сторону полицейский машин и пояснила: – Я Троепольская, владелица Тойота Ленд Крузер. Мне звонили, сказали, что случилась авария. Только я не вижу своей машины.

Полицейский бросил на меня внимательный и какой-то странный взгляд и ответил:

– Пойдемте, там майор Толмачев вам все объяснит.

Майор Толмачев оказался обычным мужиком под сорок, с ничем не примечательной внешностью. Я представилась.

– Кто еще был в вашей машине?

– Муж, наш сын и мои родители, – ответила я. – А где машина? Я ее не вижу. Возможно, это ошибка?

– Сколько лет сыну?

– Четыре, – машинально ответила. – Да в чем дело? Где моя машина?

Майор неожиданно взял меня под локоть.

– Машина там, – он махнул рукой за пожарный расчет. – Вы только держитесь, Ядвига Карловна.

Я дернула плечом, освобождаясь от захвата и поспешала в указанном направлении.

За пожарной машиной ничего не было, и я уже хотела повернуться к майору и высказать все, что я думаю по поводу его странного поведения, как вдруг мое внимание привлекло смятое ограждение. Медленно я пошла туда, а потом….

Я не потеряла сознания. Небеса оказались жестоки, и я стояла и смотрела, как пожарные сворачивают шланги или как там называются эти штуки. Как переговариваются между собой полицейские, стараясь не смотреть на меня. Как отъезжают врачи «Скорой помощи». Но на самом деле я смотрела не на них. Я не могла оторвать глаз от страшной, дымящейся груды покореженного металла, которая еще несколько часов назад была моей Тойотой.

Автомобиль протаранил заграждение, улетел в кювет, перевернулся и загорелся.

Я думала об этом отстраненно, словно смотрела какой-то художественный фильм, боевик, не имеющий ко мне и моей семье  абсолютно никакого отношения.

Но не в меру услужливая память подсказала: ведь там, в салоне, были люди. Трое взрослых и маленький ребенок… Мой четырехлетний сын… Мама… папа…. Муж…

– Где они? – прохрипела я, чуть повернув голову к стоящему позади меня человеку.

– Они…, – он замялся, – ваши близкие не смогли выбраться… Машина загорелась практически сразу… Мне очень жаль…

– Где мой сын?!

– Ядвига Карловна, может быть, принести вам воды? – задал он совершенно нелепый, с моей точки зрения, вопрос и махнул кому-то рукой.

Боковым зрением заметила, как в нашу сторону двинулся еще кто-то.

– Вы с ума сошли? – я на мгновение оторвала взгляд от машины, чтобы посмотреть на стоящего рядом со мной мужчину.

Кажется, это тот самый … майор… черт, как же его? Толмачев?

– Что случилось с моей семьей?

– Ядвига Карловна, – он подхватил меня под руку и сноровисто потащил куда-то. – Вам лучше присесть.

– Вы можете мне просто сказать, что случилось с теми, кто был в машине?! – заорала я, отчаянно пытаясь освободиться из захвата майорских пальцев.

Он отпустил меня почти сразу.

– Они погибли.

Я поверила сразу и безоговорочно. Не стала вопить, что это не правда. Не стала рваться к Тойоте, чтобы проверить. Тяжело опустилась на заднее сидение машины, к которой меня подвели, и даже приняла из чьих-то рук стакан (и откуда только взяли?) с водой, послушно сделала глоток, не чувствуя вкуса.

Андрюша, Сашенька, родители погибли… Сгорели заживо в машине …

Последние слова я, кажется, произнесла вслух, потому что мне тут же ответили:

– Нет.  Был  очень сильный удар. Машина несколько раз перевернулась, вылетела за заграждение. По всей видимости, к моменту взрыва пассажиры были уже мертвы. Будет проводиться экспертиза, но вы понимаете, автомобиль выгорел почти дотла…

«Господи, пожалуйста! Пусть они умерли сразу!» – взмолилась я, бессильно роняя руки на колени и не замечая, как вода заливает ноги.

Сидела, глядя на мокрую юбку, и просила небеса, чтобы моя семья погибла сразу, еще до взрыва. Рядом стоял Толмачев, не решаясь сказать  что-либо еще. Пауза затягивалась, и я задала вопрос:

– Что произошло? Андрей не справился с управлением?

– Не совсем.

– Что значит – не совсем?

– Вторая машина…

– Была вторая машина? – перебила я майора. – Вы можете внятно объяснить, что случилось?

Майор Толмачев очень тяжело вздохнул.

– Будет проводиться расследование. Мы изучим записи с камер наблюдения, показания свидетелей, но уже сейчас могу сказать, что было два участника. Ваш муж и вон тот автомобиль.

Он указал рукой на красный Мазератти.  Я посмотрела на машину. На первый взгляд, она была абсолютно цела, но может быть, я просто не вижу повреждений.

– Водитель второй машины жив? – спросила у майора.

– Да. Тут, как говорится, слава богу.

– Что?! Какому богу?! – я резко поднялась, бросила ненужный стакан за сидение полицейского автомобиля и шагнула к майору.

Он чуть отступил, но взгляда не отвел.

– Моя семья …, – горло сдавил спазм, я сглотнула и продолжила, – погибла, а вы говорите, слава богу?!

– Я не это имел в виду.

– Почему та машина, – я ткнула пальцем в Мазератти, – цела? Почему Тойота, в которой были мои родные, сгорела? Что случилось?!

– Ядвига Карловна, мы разберемся, – ответил Толмачев.

– Когда? – спросила требовательно.

– Уже начали. Может быть, вам лучше поехать домой? Вас отвезти? Или вы позвоните, чтобы вас кто-нибудь забрал?

– Дайте сигарету, – попросила я. – У вас же наверняка есть.

– Конечно.

Мне торопливо протянули незнакомую пачку. Я также торопливо, словно боясь опоздать, вытянула сигарету, прикурила предложенной мне зажигалкой.

– Отойдите, – сказала я Толмачеву. – Я хочу постоять одна.

– Вы уверены? – он с сомнением окинул меня взглядом.

– Отойдите, – повторила настойчиво.

Кивнул и на самом деле отошел.

С сигаретой, зажатой в пальцах, я вновь развернулась к Тойоте.

Со мной произошло нечто странное: умом я понимала, что там, в нескольких метрах от меня, находится все, что осталось от моей семьи. Но это было настолько чудовищно, что сердце отказывалось воспринимать эту информацию. Я не могла даже думать о том, что случилось. Наверное, именно поэтому самым важным для меня сейчас было выяснить – что же все-таки случилось. Мне нужны были подробности, технические детали и прочие факты. Все, что угодно, только бы не задаваться вопросом: погиб ли Сашенька сразу или горел в перевернутой машине.

Мое внешнее спокойствие позволило Толмачеву подойти и обратиться ко мне.

– Ядвига Карловна, вам нужно ехать домой. Отдохнуть. После экспертизы мы сможем выдать тела для погребения. То, что осталось…

– Да, – как-то заторможено согласилась с ним, – я сейчас поеду.

– А давайте, вас отвезут, – предложил майор. – На вашей же машине, чтобы вам было удобнее.

– Хорошо.

– Сейчас, одни минутку. Я отдам распоряжение.

Он на самом деле отлучился всего на пару минут. И вот уже кто-то забрал у меня ключи от седана, а кто-то под руку вел к машине, спрашивая: не нужно ли вызвать врача, а может быть лучше сразу в больницу? От этого предложения я отказалась и спросила у Толмачева:

– Вы будете держать меня в курсе вашего расследования?

– Да, конечно. Завтра вам надо будет подъехать, дать показания.

– В котором часу?

– Вы позвоните, когда будете готовы, –  протянул он мне свою визитку. – Главное, держитесь. Все утрясется.

Я дернула головой, демонстрируя, что мне не нужны эти тупые утешения. Не нуждаюсь, уж простите.

– Ядвига Карловна, – громко окликнул меня кто-то.

Я обернулась на голос. Высокий худощавый мужчина в неприлично дорогом костюме стоял явно в окружении  охранников и смотрел на меня со смесью жалости и понимания.

– Ядвига Карловна, – повторил он и протянул мне руку. – Примите мои соболезнования.

– Виктор Алексеевич, я думаю, вам не стоит.., – попытался остановить его один из сопровождавших, но незнакомец отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Мне искренне жаль, что так получилось.

– Вы кто? – спросила я у незнакомца, очень уж он выделялся на общем фоне.

– Виктор Плетнев, – представился мужчина и пояснил: – Я был за рулем второй машины.

4

Так я впервые увидела Виктора Алексеевича Плетнева, человека, по вине которого вдребезги разбилась моя жизнь.

Я не вцепилась ему в лицо, обвинив в убийстве. Он не стал падать передо мной на колени, умоляя простить его. Нет, ничего такого не случилось.

В тот момент я еще не вполне осознала, кто стоит напротив и с таким участием заглядывает в мои глаза. Я поняла только, что это водитель красной Мазератти, и мне стало необычайно интересно, как чувствует себя человек, выживший в автомобильной аварии, унесшей четыре жизни. Вот там, в нескольких метрах от нас, лежит не остывший еще прах, а он стоит тут – живой и вроде бы даже здоровый. О чем он думает, водитель красной Мазератти? Изменилась ли его жизнь за те пару минут, что понадобились, чтобы осознать – там, где другие потеряли жизни, он отделался лишь легким испугом и чуть поцарапанной машиной?

Именно поэтому я сделала шаг навстречу мужчине, чтобы получше его рассмотреть. Мне показалось важным увидеть его глаза. Но шагнув, я ощутила, что меня подхватывают под руки и настойчиво тянут куда-то, а охранники (или соратники?) встали стеной между нами и аккуратно оттесняют господина Плетнева в сторону.

Я покорно позволила посадить себя в машину и увезти. Уже дома, оставшись наедине с собой,  ощутила, что ничего в моей жизни больше  не будет прежним.

Все последующие дни слились в моем сознании в одно серое, мутное марево.

В себя пришла во время похорон. Вдруг очнулась и обнаружила, что стою на кладбище, вокруг меня суется какие-то люди, а перед глазами четыре гроба. Но я смотрела только на один. Маленький, будто игрушечный. Там, внутри, лежал мой сыночек. Нет, я знала, что в той страшной аварии мои родные сгорели практически дотла. Там, со сути,  и хоронить было нечего. Но родители Андрея настояли, чтобы останки похоронили по-человечески, и я послушно согласилась.

А для меня они так и остались живыми – отец, мама, муж и Сашенька. Мое солнышко, мой маленький сыночек. Я закрывала глаза и видела его в кроватке. Таким, каким оставила в наше последнее раннее утро. Сонным, теплым, сладким. Пахнущим для меня совершенно по-особенному, моим ребенком.

Я стояла возле могил и смотрела, как опускают гробы.

Внезапно раздался громкий и четкий голос матери Андрея.

– Это ты во всем виновата!

И она ткнула в меня пальцем.

– Ты! Если бы не ты, они были бы живы!

Я оторвала взгляд от могил и посмотрела на свекровь. Все эти дни мы с ней практически не разговаривали. После того, как родителям Андрея стало известно об аварии, они позвонили лишь однажды, сообщить, что на кладбище приедут самостоятельно. Похоронами и всем, что с этим связано, я занималась без них. Мать Андрея слегла, у нее резко поднялось давление, и ее муж, отец Андрея, ни на шаг не отходил от жены. Я не хотела их беспокоить, не хотела усугублять их и без того тяжелое положение. Они потеряли единственного сына. Мне было понятно их горе, ведь я тоже потеряла единственного сына. Просто мне, в отличии от свекра со свекровью, не на кого было переложить заботы о погребении.

– Будь проклята ты и твои деньги! – с ненавистью произнесла свекровь очередную хлёсткую фразу.

Ее муж, избегая смотреть мне в глаза, попробовал встать между нами, шепча жене что-то на ухо.

– Лучше бы это была ты!

– Дорогая, – вклинился свекр, – пожалуйста, успокойся. Тебе нельзя нервничать.

– Зачем ты пришла сюда? Убирайся!

Все, кто присутствовал на похоронах, продолжали делать вид, что ничего не слышат.

– Убирайся! – крикнула свекровь и, стряхнув с себя руки мужа, бросилась ко мне и изо всех сил толкнула. От неожиданности я покачнулась и непременно упала бы, если бы меня не подхватил тот, кто стоял за моей спиной.

Крепкие мужские руки сжались на моих напряженных плечах.

– Ядвига Карловна…

– Спасибо, – тихо поблагодарила я. – Со мной все в порядке.

Стоящий позади не спешил убирать руки, желая удостовериться, что со мной действительно все нормально.

– Я в порядке, – повторила ему.

Тут же мужские пальцы разжались, отпуская меня. Человек, так вовремя поддержавший меня, подошел к родителям Андрея и что-то сказал. Мой свекр только кивнул в ответ, свекровь зажала рот рукой, пытаясь справиться с рыданиями, и они отступили от могил. Церемония прощания пошла своим чередом.

На поминальный обед меня отвез водитель.

Собственно, это и был тот самый мужчина, что стоял рядом со мной на кладбище и не дал упасть в могилу. Раньше я не слишком-то обращала внимание на того, кто числился моим водителем. Предпочитала ездить за рулем самостоятельно. Но после аварии  была не в том состоянии, чтобы водить машину. И тогда в мою жизнь вошел Валентин. Немного угрюмый, немногословный, слегка простоватый на вид мужчина чуть за сорок. Бывший сотрудник управления внешней разведки. Что у него там случилось и почему он устроился всего лишь персональным водителем, я не знала. Зато знала, что машиной управлял невероятно, так, словно они с автомобилем были единым целым. Валентин не произнес ни слова соболезнования, казалось, он даже не смотрел на меня, только в один из дней, когда я после посещения ритуального агенства вышла, с трудом переставляя ноги и до боли закусив губу, чтобы сдержать предательские слезы, Валентин помог сесть в машину, а потом, словно фокусник, достал небольшой термос с крепким и сладким чаем и бутерброд с колбасой. Почему-то я взяла предлагаемое, хотя и не была голодна. Чай обжигал даже сквозь толстые стенки термоса, подтаявшее масло пропитало белую булку, а колбаса источала густой мясной дух. Я не ела такого со времен детства.

– Поешьте, – скомандовал мой водитель. – Я пока покурю на улице.

Он оставил меня одну в салоне, а сам отошел на пару шагов от машины и закурил. А мне вдруг ужасно захотелось есть, рот наполнился слюной, и я буквально в три укуса уничтожила бутерброд. А потом, обжигаясь, пила простой индийский чай. Безбожно сладкий, сдобренный лимоном. И мне казалось, что ничего вкуснее в этой жизни я не ела.

Валентин вернулся в машину, распространяя запах крепкого табака. Я иногда позволяла себе выкурить сигаретку – другую, но предпочитала что-то более легкое, изысканное, со вкусом вишни. В другое время, бы выгнала из машины того, кто так отвратительно вонял дешевыми сигаретами, но сейчас этот резкий запах не давал мне потерять себя. Я чувствовала, что жива.

– Дайте сигарету, – попросила я водителя.

– Вы такие не курите, – возразил Валентин.

– Да какая разница? Просто дайте мне сигарету.

Он протянул мне пачку. Да, такие я действительно не курила никогда. Более того, никто из моих знакомых тоже не употреблял такой табак. Дешево и сердито. А ведь он получает достаточно большую зарплату, чтобы позволить себе нормальные сигареты.

Валентин заметил, как внимательно я изучаю сигаретную пачку и тут же убрал ее в карман.

– Я же говорю, вы такие не курите.

Мне стало неловко. Мало ли, какие у него обстоятельства?

– Простите, – извинилась не пойми за что, а потом спросила: – Почему вы курите эти сигареты?

Валентин посмотрел на меня в зеркало заднего вида, пожал плечами и коротко ответил:

– Привык.

– Простите, – повторила я.

– Куда дальше? – задал вопрос Валентин.

– Домой.

Он отвез меня домой и проводил до квартиры,  на следующий день настоял, чтобы мы заехали в магазин за продуктами, а после как-то незаметно стал моей тенью. В машине всегда был термос с чаем и какой-нибудь перекус. Простой, без изысков. Булка с изюмом, бутерброды или печенье.  Иногда это была моя единственная еда за весь день. Дома я почти ничего не ела, только варила себе крепкий, густой кофе. Аппетита не было, но перекус, припасенный Валентином, всегда оказывался, как нельзя, кстати.

Валентин взял на себя похороны. Мне было тяжело, он был рядом, поддерживая. И на похороны пришел вместе со мной.

Поминальный обед тоже запомнился смутно.

Я все прокручивала в голове слова свекрови, и с болью размышляла о том, что не так уж она и не права. Если бы я не опоздала, то села бы в Тойоту вместе со всеми, рядом с Андреем. Наверное смогла бы как-то предотвратить аварию, помочь справиться с тяжелым автомобилем, перехватить руль? Не знаю как, но ведь я была бы рядом, придумала бы что-нибудь. Или уж погибла бы с ними, а не сидела бы сейчас за столом, выслушивая какие-то странные, пустые слова соболезнования. Как вообще можно соболезновать?  Что можно сказать такого, чтобы человек, в одночасье потерявший всех близких, вдруг утешился? И не все равно ли мне, что эти люди в черном, сидящие здесь со скорбными лицами, по их собственным словам, готовы разделить мое горе? Разве такое можно как-то разделить? Уменьшить? Облегчить?

Да, скорее всего, если бы я не заснула в офисе, то гробов было бы пять, и меня бы уже закопали вместе с семьей. Возможно правы те, кто верит в загробную жизнь, и сейчас я бы была с Сашенькой, а не здесь….

– Ядвига Карловна, – Валентин наклонился ко мне, – вам бы покушать.

Господи, что еще за дурацкое «покушать»?! Я не ответила, раздраженно дернула плечом, но он не отстал – положил мне на тарелку румяные, масляный блин и, кажется, что-то еще. Мне нестерпимо захотелось схватить посуду и швырнуть ее в кого-нибудь, ну хоть в того же Валентина. Я терпеть не могу блины, и от вида еды сейчас точно стошнит. Зачем вообще нужны эти поминки за столом? Поминальны блины, водка? Лица людей, которые я даже не различаю. Кто это такие? Почему я должна сидеть с ними сейчас, когда так нестерпимо хочется только одного: забиться в какую-нибудь щель и побыть одной.

Желание швыряться посудой пришлось задавить в зародыше, родители Андрея никогда бы мне такого не простили, хотя они и так меня никогда не простят. Мысль о том, что люди, не желающие меня видеть, могли бы и не приезжать, я вышвырнула из головы.

«Это не я, – сказала себе, – это во мне говорит горе».

Горе – море, море – горе. У меня просто океан этого горя. И почему я такая заторможенная? Это защитная реакция моего организма или Валентин все же добавил что-то в чай, чтобы я была поспокойнее?

Мысли вяло ворочались в тяжелой голове. Неужели я ткнула пальцем в небо и угадала насчет волшебного чая, которым так упорно поил меня водитель? Может, от доброты душевной, подливал туда какое-то волшебное зелье? Мало ли, что у них там, в службе внешней разведке, изобрели? Ведь говорят, что бывших разведчиков не бывает, вот он и разжился какой-нибудь успокаивающей дрянью у коллег по цеху.

С Валентина мысли снова перескочили на свекра со свекровью. Жалко их. Сердцем, обливающимся кровью, жалко до слез. А разум твердит, что даже тут любимые родственники умудрились хорошо устроиться. Всю жизнь попрекали меня. И жена я плохая, и мать никудышная. Свекровь нашла время выступить – на кладбище. Спасибо ей за это больше. Если бы я все же рухнула в свежую могилу, ей наверняка понравилось бы.

«Это все горе, – повторила себе еще раз. – У меня горе, у них ведь тоже. Надо быть добрее».

Но добрее быть не получалось. Ни к ним, ни к себе. Как ни крути, я чувствовала себя виноватой. Но ведь авария произошла не сама по себе? В том тумане, в котором болталась все эти дни, я как-то упустила из виду, что так и не поинтересовалась ходом расследования. А ведь уже должны были быть хотя бы предварительные результаты. Записи с камер наблюдения посмотреть ни времени, ни особого ума не надо. Там же должно быть видно – что же все-таки произошло. Почему одна машина разбита вдребезги, а другая целехонькая. Почему таким виноватым выглядел тот мужчина – водитель Мазератти.

Я чуть повернула голову, Валентин так и стоял за моим стулом.

– Мы оплатила счет полностью? – задала вопрос. – Уточни у Катерины Дмитриевны.

– Одну минутку, – Валентин нашел глазами мою помощницу и двинулся в ее сторону.

Я обвела глазами зал, наткнулась на родителей Андрея. Свекровь выглядела плохо. Надо бы отдать распоряжение, чтобы их с мужем отвезли домой и вызвали врача. Путь стариков посмотрит хороший специалист. Но ведь они не послушаются. Откажутся и от машины, и от медицинской помощи, а после начнут упрекать меня в жестокосердии. Я столько раз это проходила, что могла дословно повторить слова матери Андрея.

– Катерина Дмитриевна сказала, что все оплачено, – сообщил Валентин, снова занимая место за моей спиной.

– Хорошо. Пусть она останется здесь до конца, на всякий случай.

Я поднялась из-за стола.

– Мы уезжаем? – спросил Валентин.

– Да, – коротко бросила в ответ и пошла к родителям мужа.

Они заметили меня, напряглись, будто к войне готовились.

– Вас отвезут, – сообщила им, стараясь говорить ровно.

– Справимся сами, – возразил свекор.

Вот что за люди такие? Неужели даже сейчас нельзя вести себя по-человечески? Открыла рот, чтобы достойно ответить, и тут же закрыла. Не могу. Да и не хочу, если честно. Силы мои были на исходе, поэтому в ответ только пожала плечами, давая понять, что услышала и приняла.

– До свидания.

Они ничего больше не сказали, да мне и не надо было.

Валентин шел чуть впереди, открывая передо мной двери. Несколько раз ко мне подходили люди, что-то говорили. Я ничего уже не воспринимала, только кивала, как китайский болванчик.

Наконец удалось выбраться из ресторана и сесть в машину.

– Домой?

– Да, – ответила и задумалась: найдется ли дома бутылка водки.

– Валентин, нужно заехать в магазин.

– Продуктовый? – уточнил водитель.

– Любой, где продают спиртное.

Он внимательно посмотрел на меня через зеркало заднего вида.

– У нас дома нет водки, – зачем-то пустилась я в объяснения. – Андрей считал, что это напиток для плебеев.

Валентин ничего не стал говорить, но когда мы подъехали к магазину, предложил:

– Ядвига Карловна, давайте я схожу. Вы подождите меня в машине. Какую купить?

– Я не знаю. Любую.

Он вышел на несколько минут, а вернулся уже с бумажным пакетом. Довез меня до дома, проводил до квартиры.

– Может быть,  вам лучше не оставаться одной? – спросил озабоченно.

– Нет, именно сейчас я очень хочу побыть одна.

Валентин, спасибо ему большое, не стал спорить.

– Завтра в котором часу приезжать?

– В десять.

– Спокойной ночи.

– Спасибо, – от души поблагодарила своего водителя.

Захлопнула входную дверь, привалилась спиной к деревянной обшивке. Вот я и одна. В доме тихо и темно.

Сколько раз я вот так стояла в темном коридоре, прислушиваясь к звукам, опасаясь сделать лишнее движение, чтобы не разбудить Андрюшу и Сашеньку? Господи, я готова отдать все, что имею, только бы вернуть то время. И пусть Андрюша обижается, спит в мастерской и грозит разводом. Лишь бы был жив! Он, Сашенька, родители. Как же мучительно хочется проснуться и обнаружить, что все это просто страшный сон. Я моргнула несколько раз в надежде, что действительность измениться. Напрасно, ничего не произошло. Я по-прежнему стояла в пустой квартире.

Как была в туфлях, с бутылкой водки в бумажном пакете прошла на кухню. Сейчас ничто не свете не заставит меня зайти ни в спальню, ни в детскую. Достала бутылку, отвинтила крышку и сделала большой глоток прямо из горла. Бесцветная жидкость обожгла пищевод. С бутылкой водки подошла к одному из шкафчиков. Там, на самой верхней полке, лежала моя секретная заначка – пачка сигарет.

Я сидела на кухне в полной темноте, курила и пила водку, пытаясь понять, как жить дальше. И чем дольше я размышляла, тем явственней становилось, что я не хочу жить. Зачем? Чтобы работать? Возвращаться в пустой дом и смотреть фотографии, предаваясь воспоминаниям? Ухаживать за могилами? Вести бесконечную войну с родителями Андрея? Пытаться найти хоть какой-то смысл в своей жизни? Все пустое.

После очередного глотка водки, я затушила сигарету и поняла: это конец. Надо просто уйти вслед за ними. Осталось только решить – каким способом это сделать. Прыгнуть в окно? Но у нас только пятый этаж, вряд ли я убьюсь насмерть, скорее покалечусь и буду влачить жалкое существование в инвалидной коляске. Выпить лошадиную дозу снотворного? Но в доме его отродясь не было. Не прекращая искать варианты, я обвела глазами кухню. Взгляд упал на набор кухонных ножей. Прекрасные, острые ножи. Какие-то японские, безумно дорогие. Я не сильна была во всяких таких штуках, но почему-то решила, что одним из таких ножей удобно будет перерезать себе вены. Кажется я видела в каком-то фильме, что нужно вскрыть вены и лечь в горячую воду.

Водка, выпитая на пустой желудок, сделала свое дело – я была пьяна. Но не настолько, чтобы уснуть прямо за столом. Напротив, мне хотелось действовать.

Пошла в ванную и включила горячую воду. Потом вернулась на кухню, включила свет и стала пристально разглядывать ножи, решая – какой из них больше всего подойдет для того, чтобы перерезать себе вены.

Когда-то я читала, что самоубийцы делаться на две категории – те, кто не хочет жить и те, кто хочет умереть. Так вот, именно те, кто не хочет жить, успешно доводят дело до логического конца. Я не хотела жить. Меня ничто не держало в этой жизни, а там, быть может, я встречусь с теми, кто сегодня похоронила.

Наконец я выбрала нож и взяла его в руку, внимательно рассматривая лезвие. Именно в этот момент зазвонил дверной звонок. Я не торопилась открывать. Видимо, мой посетитель решил, что я не слышу звонка, и дверь содрогнулась от мощного удара, а мне почему-то показалось, что случилось что-то страшное и срочно нужна моя помощь. Вдруг соседке стало плохо? Кинулась в коридор, в одной руке сжимая нож, в другой – горлышко водочной бутылки.

Открыть дверь занятыми руками оказалось затруднительно, и я аккуратно пристроила водку на мягкий пуфик. Бутылка не удержалась и упала, водка пролилась, и в коридоре отчетливо запахло крепким спиртным, а я решительно распахнула дверь, готовая прийти на помощь.

В дверях стоял Валентин, и он как-то сразу заметил  и пьяную меня, и нож в моей руке, и почти пустую бутылку. Облегченно выдохнул и вошел в квартиру.

– Успел, – сказал вместо приветствия.

– Что-то случилось? – спросила у него, все еще подозревая, что кому-то срочно понадобилась  моя помощь.

– Слава богу, нет.

– Тогда зачем вы вернулись?

И не дожидаясь ответа призналась:

– Я не хочу жить.

Валентин, ничего не ответив, подхватил меня под мышки и отнес в кухню.

– Я не хочу жить, – повторила  упрямо, словно Валентин собирался со мной спорить.

Он отпустил меня и отступил на шаг, не сводя с меня серьезного взгляда.

– Мне незачем жить, – попыталась втолковать ему.

Валентин развернулся и вышел. Вернулся почти мгновенно, с бутылкой водки, оставленной мною в коридоре. Открыл дверцу шкафа, нашел стакан и вылил в него остатки водки. Стакан получился почти полным. Мужчина полез в холодильник, вынул оттуда мясную нарезку.

– Пей, – он протянул мне водку.

Я безропотно приняла емкость и залпом выпила спиртное. Желудок завязался в тугой узел, я попыталась глотнуть воздуха, чтобы погасить пожар, разбушевавшийся в моем животе, а Валентин ловко засунул мне в рот кусок мяса.

– Закусывай, – распорядился он.

Послушно стала жевать.

– Сядь, – он подтолкнул меня к стулу.

Ноги уже с трудом меня держали, я плюхнулась на указанное место. Валентин тем временем очень быстро соорудил бутерброд, положил его на тарелку и поставил на стол передо мной.

– Ешь.

И принялся заваривать чай.

Внезапно я ощутила нечеловеческий голод, ухватила бутерброд и буквально впилась в него зубами.

– Ты не можешь уйти из жизни, оставив неоконченное дело, – сказал мой водитель и предложил мне кружку с чаем.

– Дело? – не поняла я.

– Ты уже знаешь, отчего случилась авария?

– Нет.

– Как ты можешь умереть, не узнав, что случилось?

Я доела бутерброд и принялась за  чай, обдумывая его вопрос.

В самом деле, я ведь так ничего и не выяснила. Все отошло на задний план, даже причина, по которой случилась  катастрофа. В эти дни я даже не задумывалась, о том, что произошло. Андрей плохо водил машину, но почему я вообще решила, что в аварии виноват он? Перед глазами встало лицо того мужчины. Я не знала, что произошло на дороге, но отчетливо поняла, что должна, просто обязана это выяснить.

– Завтра поедем в Следственный комитет, – тихо сказала водителю. – Пора узнать, что случилось на дороге.

– Хорошо, – согласился он со мной.

А я вдруг подумала: что, если в смерти моей семьи виноват кто-то другой? Тот, кто сейчас жив, здоров и, возможно, сейчас  спит в своей постели спокойным сном?

– Я узнаю, что случилось, – сказала медленно и громко. – И отомщу.

5

Наши дни

Когда я вынырнула из воспоминаний, уже наступил вечер. Кухня привычно утопала в темноте, экран ноутбука погас. Спина знакомо заныла, я потянулась в надежде избавиться от боли. Напрасно – позвоночник продолжал ныть, намекая, что не худо бы его хозяйке перейти в комнату и прилечь. С другой стороны, ну прилягу я, а толку? Единственное спальное место в квартире это диван, настолько старый, скрипучий и продавленный, что говорить о пользе сна на нем просто смешно. Будь я постарше или послабее здоровьем, позвоночник давно бы высыпался в трусы, но я, словно в насмешку, отличалась завидным здоровьем.

Я поднялась, щелкнула кнопкой электрического чайника и прикурила очередную сигарету. Сизый дым крепкого, дешевого табака привычно царапнул горло, будто граблями. Я закашлялась и нажала на выключатель. Заморгала, пытаясь привыкнуть к яркому свету и посмотрела на сигаретную пачку. Наклейка на ней оптимистично сообщала о вреде курения, угрожая раком легких. Я в очередной раз подумала о том, что надо курить поменьше. Кто знает, а вдруг надпись на пачке не просто ради красного словца, и мне действительно грозит болезнь, а умирать, не выполнив задуманное, я не хотела категорически. Мысль о том, что когда-то я баловалась дорогими вишневыми сигаретками, отбросила, как ненужную.

От кофе уже тошнило, я заварила черный чай. Бросила в чашку толстую дольку лимона, добавила пару ложек сахара и устроилась за столом. Тронула клавиши ноутбука, пробуждая уснувшую машину. На экране появилось ненавистное лицо.

Я еще раз прочитала отчет. Судя по тому, что было написано, господин Плетнев, вернувшись на родину, вел жизнь размеренную и скучную. Работа – дом, встречи с партнерами, переговоры и опять дом. Нет, в принципе его желание проводить время с женой, особенно после долгой разлуки, было по-человечески понятно. Если бы не одно но. В то время, когда Виктор Плетнев сидел дома, его супруга, госпожа Мири Плетнева, продолжала вести активную светскую жизнь.

Я открыла фотографию, на которой супруги Плетнёвы были запечатлены вместе, и еще раз внимательно посмотрела на женщину. Мири Плетнёву очень сложно было назвать красивой женщиной. С общепринятой точки зрения она не была привлекательной. Высокая, худая, как щепка, блондинка со стильной стрижкой каре. До замужества Мири ходила по подиуму, довольно успешно, кстати. Но это не помешало ей с успехом закончить журфак Московского государственного университета. По специальности она не работала ни минуты, сразу после свадьбы с успешным бизнесменом Плетневым Мири завершила карьеру вешалки, то есть манекенщицы, и стала простой, ни чем не выдающейся светской львицей. Интересно, чем она его взяла? Вряд ли красотой. Хотя кто его знает, может быть Виктор Плетнев был ярым поклонником суповых наборов. Клюнул на ее острый ум? Все-таки диплом МГУ позволял мне предположить наличие последнего. Возможно, Мири была добра, хотя, если судить по ее фотографиям, это предположение смехотворно. А вот чего у женщины нельзя было отнять, так это уверенности в себе. Она прямо лучилась самодовольством.

Я отхлебнула чуть остывшего чая и решительно вернулась к отчету. С чего бы мне вообще думать об их семейной жизни?

Итак, Виктор Плетнев вел до зубовного скрипа спокойный и предсказуемый образ жизни. Для меня это было очень хорошо. Огромным плюсом было и то, что олигарх ездил без охраны. Да-да, в это трудно было поверить, но он передвигался по городу в гордом одиночестве, даже услугами водителя не пользовался, водил машину самостоятельно.

Но отчет отчетом, а проверить, как обстоят дела на самом деле, необходимо. Мало ли как оно в действительности, мне не очень хочется вляпаться в разборки с его охраной, если она все-таки существует. Вот не верится мне в то, что простой российский олигарх гуляет дно городу в гордом одиночестве.

Решено – завтра с утра прокатаюсь за ним, понаблюдаю. Может, чего и угляжу. Нет, человеку, предоставившему мне сведения я верила, его в свое время сосватал мне Валентин, заверив, что лучшего специалиста не найти, но одним из основных правил моей теперешней жизни было правило верить только себе.

Я допила чай, сполоснула чашку и, подхватив ноутбук, прошла в комнату. Устроилась на продавленном диване, оглядела комнату. Да уж, квартирка у меня не фонтан, олигарха в гости не пригласишь, помрет от восторга и зависти.

Я переехала сюда на следующий день после суда, когда поняла, что оставаться в нашей старой квартире сил нет никаких. Мне и до этого было там неимоверно тяжело, а уж после того, как был озвучен приговор, я зашла туда только один раз – собрать необходимые вещи. Продажей занимался нанятый Валентином риелтор, я только подписала необходимые бумаги.

Квартира, в которой я теперь жила, мне не принадлежала. Я сняла ее, позвонив по первому попавшемуся объявлению. Квартира была маленькая, однокомнатная, ужасно обшарпанная и находилась у черта на куличках. Но в тот момент мне было все равно где и в каких условиях жить, только бы не оставаться в доме, в котором до сих пор чудился Сашенькин смех. Я бы и на улице осталась, но здравый смысл воспротивился подобному решению проблемы.

Хозяйка этих хором согласилась показать жилплощадь в тот же день, получила деньги за несколько месяцев вперед, не задавая лишних вопросов, отдала ключи и растворилась в неведомой дали. Больше я ее не видела, перечисляя оплату по безналичному расчету. Валентин пытался возражать, предлагал пожить у него, но я спорить с ним не стала, просто поблагодарила и отказалась. После всего, что у нас произошло, мысль о совместном, пусть и недолгом, проживании, вызывала у меня отторжение. Да и пользоваться хорошим отношением Валентина в сложившейся ситуации было некрасиво.

Я растянулась на диване, он в ответ протестующе заскрипел. Кажется, скоро нам со спальным местом придется распрощаться – судя по всему, это его предсмертные хрипы. Но с диваном я разберусь позже, сейчас нужно продумать мои дальнейшие действия.

Еще раз перечитала отчет. В принципе, проследить за Плетневым ничего не стоило, а значит завтра, с утра пораньше, мне нужно ехать к его дому и караулить там.

Я завела будильник, приняла душ, улеглась и практически тут же уснула.

Проснулась за пять минут до того, как ожил будильник. Заварила кофе и быстро собралась. Проверила документы и ключи от машины и спустилась вниз.

Машина мигнула сигнализацией, а я порадовалась своей предусмотрительности – хорошо, что не купила совсем уж бюджетный вариант. С одной стороны, мне было все равно, на чем ездить, а вот с другой, совсем уж дешевый автомобиль смотрелся бы в элитном поселке, где проживал Плетнев, дико и сразу бы привлек к себе ненужное внимание.

Я устроилась за рулем и вбила адрес в навигатор. Умный гаджет пообещал, что через полчаса я буду на месте.

Виктор Плетнев жил в чудесном месте, я сама раньше жила в похожем. У него, кстати, тоже была квартира в городе, но олигарх предпочитал загородную жизнь. Поселок, ожидаемо, оказался закрытым, обнесенным внушительным забором и радующим взор шлагбаумом и постом охраны. Я решила не брать будку охранника штурмом, к чему мне лишний шум, а тихо – мирно устроилась напротив въезда. В ожидании Плетнева открыла термос с кофе и закурила.

Я не боялась, что мною заинтересуется охрана – машина была оформлена на чужое имя, да и у меня, благодаря тому же Валентину, давно уже были другие документы. Что касается того, сможет ли Плетнев меня узнать, то я в этом сильно сомневалась. Вряд ли он запомнил меня, да и моя внешность с момента нашей последней встречи изменилась. Глупо думать, что он узнает в обычной женщине, одетой в дешевые джинсы и сбитые кроссовки, ту даму в стильном дизайнерском костюме, которая сидела в зале суда и слушала, как судья оглашает приговор.

Я успела докурить, когда машина Плетнева выехала с территории коттеджного посёлка. Того, кто сидел за рулем, я, конечно, не разглядела, а вот номер узнала – накануне запомнила, вычитав в отчете. Плетнев был один, машины сопровождения не наблюдалось. Я пропустила его, и пристроилась следом.

А спустя пару дней, с уверенностью признала, что в предоставленном мне отчете была написана правда, и только правда.

В это почти невозможно было поверить, но олигарх Виктор Плетнев передвигался по городу без сопровождения охраны. Я таскалась за ним, как приклеенная – с работы, на работу и обратно, а больше он никуда и не ездил. Поэтому когда на пятый день нашего с ним совместного катания, Плетнев притормозил у супермаркета,  я немного удивилась. Остановилась следом и приготовилась к ожиданию, недоумевая – зачем ему продуктовый магазин. У него же наверняка есть домработница или еще какая-нибудь помощница, закупающая продукты. Что ему там понадобилось такого, чего не мог купить наемный работник?

Плетнева не было долго, минут сорок, если не больше. Я не спускала глаз с дверей, ожидая увидеть его с огромной тележкой, доверху забитой продуктами, но и тут ему удалось меня удивить. Плетнев вышел с пустыми руками. Абсолютно пустыми! Может быть, он купил что-то настолько маленькое, что уместилось в кармане пиджака? Но что? Не в ювелирный же салон заехал, а в продуктовый магазин.

Плетнев, между тем, сел в свою машину и вырулил с парковки.

Через день после работы он снова притормозил у магазина. В этот раз я решила пройти следом за ним, посмотреть, чем же он таким занимается.

Я припарковалась в нескольких метрах от машины Плетнева и пошла вслед за ним, прихватив продуктовую корзинку. Тележку брать не стала, бегать по рядам с тяжелой тележкой не очень удобно, а легкая пластиковая корзинка в самый раз.

Плетнев решительно прошел мимо бакалеи, миновал соки и воды. Я шла следом, ломая голову над тем, что же ему здесь понадобилось. Покупателей в магазине было предостаточно, мне не нужно было скрываться, я просто было одной из многих.

Неожиданно Плетнев остановился и замер, разглядывая полки. Я сделала несколько шагов и тоже замерла.

Он стоял около полок с детским питанием, внимательно разглядывая молочные смеси, яркие баночки с детским пюре и большие пачки подгузников. И глаза у него были …. Я даже не сразу смогла сформулировать, какие именно… Безумные? Отчаявшиеся? Скорбные?

Я бегло осмотрела полки, наткнулась взглядом на знакомые баночки и ощутила себя так, будто кто-то, со всей дури, ударил мне в солнечное сплетение. Задохнулась от знакомой боли. Именно это пюре так любил мой Сашенька…

Оставаться на месте было выше моих сил, я развернулась и быстрым шагом двинулась в сторону выхода, рассудив, что подождать Плетнева могу и в машине.

Кое-как открыла дверь автомобиля и тяжело опустилась на сидение. Я запрещала себе вспоминать и обычно это мне удавалось. Но этой треклятой банке с детским пюре удалось пробить броню, которую я успешно нарастила за прошедшее время.

В попытке хоть как-то вернуть себе душевное равновесие ухватилась за сигареты, но прикурить не успела. Плетнев вышел из супермаркета. Остановился в дверях, тоже закурил. Сегодня в его руке был узкий картонный пакет, украшенный известным логотипом. У него дома закончился весь алкоголь? Или то, что есть у него дома (а мне почему-то казалось, что у Плетнева в доме должна быть собрана неплохая коллекция спиртного), его по каким-то причинам  не устраивает?

Я смотрела на него, пытаясь понять – что же тут происходит. А Плетнев спустился с лестницы и прошел к своему автомобилю. Но садиться не спешил – облокотился о полированный бок внедорожника и курил, глядя перед собой.

Я тоже закурила и присмотрелась к нему попристальнее. Одна сигарета сменяла другую. Он спокойно прикуривал следующую от предыдущей и никуда не спешил. Стоял на парковке и о чем-то напряженно думал. И я вдруг поняла одну простую вещь – Плетнев выглядит как человек, которому абсолютно наплевать на свою жизнь. И это делало мой план совершенно бессмысленным.

Несколько лет ранее

Слова Валентина упали на благодатную почву, и назавтра я велела отвести меня в Следственный комитет.

Там меня встретили не слишком ласково. Я не стала препираться со служителями закона, просто покинула негостеприимные стены Следственного комитета, чтобы вернуться туда на следующий день в компании своего адвоката. В присутствии ушлого юриста следователь стал немного любезнее, но все равно не спешил делиться с нами «тайной следствия», ограничившись лишь общими фразами. Ведется следствие, да. О результатах вы будете проинформированы. Спасибо большое.

Валентин, видя мое подавленное состояние, привезя домой,  без слов поднялся следом за мной. Я была настолько погружена в собственные мысли и переживания, что заметила мужчину только, когда оказалась на кухне и столкнулась с ним нос к носу, пытаясь включить кофемашину.

Валентин почти силком усадил меня за стол, сам сел напротив.

– Ядвига Карловна, – сказал спокойно и решительно, – я попытаюсь выяснить, что там происходит. По своим каналам.

– Спасибо, – поблагодарила я и предложила: – Ужинать будете?

– Не откажусь, – как-то грустно улыбнулся он.

Я поднялась и прошла к холодильнику.

– Сейчас что-то придумаю, чем бы вас накормить.

– Не надо, – он тоже встал из-за стола. – Давайте я сам все сделаю, а вы просто посидите.

Скакать по кухне и готовить ужин мне не хотелось. Я и предложила-то его накормить только из вежливости, будучи почему-то уверена, что Валентин откажется. Поэтому спорить и возражать не стала, а покорно вернулась за стол.

Валентин снял пиджак, закатал рукава и приступил к готовке, предварительно окинув мою кухню изучающим взглядом. Выискал фартук, повязал его и невозмутимо стал инспектировать холодильник.

Я продолжала сидеть на стуле, наблюдая за его действиями. Странным образом, размеренные движения Валентина меня успокаивали.

И именно этот момент выбрали родители Андрея, чтобы нанести мне визит.

Зазвонил домофон, я пошла открывать, и через пять минут на моем пороге стояли свекор со свекровью.

Они ввалились в мой дом, бесцеремонно отодвинув меня в сторону. Прошли на кухню и увидели Валентина, колдующего у плиты. Свекор посмотрел на меня укоризненно, свекровь гневно нахмурилась и выдала:

– Постеснялась бы!

– Чего? – не понимая, что происходит, спросила я в ответ.

– Какая же ты, – свекровь на секунду замялась, а потом злобно выплюнула: – шлюха!

Свекор крякнул, но промолчал. Валентин шагнул было ко мне, но я махнула рукой, останавливая его.

– Кто я? – уточнила у свекрови.

– Шлюха! – припечатала она с удовольствием. – Прах Андрюшеньки еще не остыл, а ты уже притащила в дом какого-то….

– Вы в своем уме? – я тоже повысила голос.

– Ты мне рот не затыкай! Еще и недели не прошло, как их похоронили, а ты уже мужиков в дом таскаешь. Рада, небось, что все так случилось?! Рада, что можно не скрываться? Андрюша давно подозревал, что ты ему неверна. Все на работе и на работе, домой приезжала только поспать да переодеться! Сына на чужих людей бросила, ни одной пары штанов не пропустила! Сашенька смотрит на тебя с небес, видит, как ты скорбишь! Ноги тут раздвигаешь!

И меня прорвало.

– Не смейте, – прошипела я не хуже королевской кобры, – слышите, не смейте!

– Правда глаза колет? – ехидно поинтересовалась свекровь, упирая руки в бока.

– Ядвига, ты правда …, – попытался вставить свои пять копеек свекор, но я не дала ему высказаться, перебив.

– Убирайтесь вон из моего дома!

– И уйдем! – заорала в ответ свекровь. – Ни минуты в этом шалмане не останемся! Подумать только, заехали ее проведать, думали, она тут одна, плачет, скорбит! А она! Проститутка чертова!

– Вот! – прохрипела я и ткнула пальцев в сторону входной двери.

– Знать тебя больше не хочу!

Свекровь, кажется, теперь уже бывшая, развернулась и гордо пошла на выход. Свекор, все еще укоризненно качая головой, поплелся следом за ней. У дверей она остановилась и выдала:

– Мы будем претендовать на свою долю наследства.

Я опешила.

– Наследства? – переспросила, думая, что ослышалась.

– Андрюша не был нищим, – все-таки встрял свекор. – Все, что ему принадлежало, должно остаться нам. Ты обязана понять, у нас еще дочь и внуки….

– Мы будем с тобой судиться! – выкрикнула угрозу его жена.

– Не надо со мной судиться, – сказала я, чувствуя, что ноги перестают меня держать. – Все, что принадлежало Андрею, перейдет вам. Если нужно, я оформлю документы, что отказываюсь от своей доли наследства.

Свекровь согласно кивнула.

– И не затягивай с этим!

– Не буду. Только уйдите, пожалуйста. И не приходите сюда больше. Считайте, что я тоже умерла.

– Лучше бы это была ты! – выкрикнула свекровь и покинула, наконец, мой дом.

– Извини, – неловко сказал свекор на прощание.

Я осторожно, будто боясь обжечься, закрыла за ними входную дверь и сползла на пол. Зажав себе рот рукой, тихо расплакалась.

6

А свистопляска вокруг аварии продолжалась.

Валентину, тряхнувшему своими старыми связями, удалось-таки раздобыть копии записей с камер видеонаблюдения. Видно было урывками, но общая картина становилась ясна.

Красная Мазератти вела себя на дороге агрессивно – водитель без зазрения совести нарушал скоростной режим и нагло «подрезал» остальных участников движения. Ему уступали дорогу, иногда сигналили, но не связывались, послушно уступая дорогу. Только Андрей уперся рогом и включился в опасное соперничество.

Я смотрела, как мой муж все увеличивал и увеличивал скорость, не давая Мазератти себя обогнать. Вот красный автомобиль вильнул в сторону, и Андрей упрямо, но как-то неуклюже повторил этот маневр. У него явно не хватало водительского опыта, чтобы состязаться с водителем Мазератти.

Видно было, что, если муж не прекратит глупое соперничество на дороге, то авария станет лишь вопросом времени.

Андрей в очередной раз увеличил скорость, водитель Мазератти  попытался вырваться вперед. Тойота испуганно шарахнулась в сторону. Муж не справился с управлением, не смог удержать тяжелый внедорожник. Ее повело в сторону, занесло, закрутило.

Я крепко зажмурила глаза, не в силах наблюдать за тем, как белая Тойота с моими родным внутри пробивает дорожное заграждение, переворачиваясь, падает в овраг и почти мгновенно загорается, превращаясь в огненную груду покореженного металла.

Я знала, что красная  Мазератти остановилась в нескольких десятках метров от пробитого ограждения, но в камеру наблюдения она не попала. Знала, что спустя пятнадцать минут на место аварии, опередив «Скорую помощь» и пожарных,  примчалась охрана Плетнева. Они пытались потушить Тойоту до приезда спецтехники своими силами, но где им было справиться с таким огнем.

Им  помогали многочисленные свидетели. Несколько машин тоже остановились. Но чем они могли уже помочь?

Все свидетели, как один, утверждали, что Плетнев принимал активное участие в тушении пожара, сам вызвал полицию, встретил «Скорую помощь». Кто-то говорил, что видел на месте аварии женщину. Якобы она тоже была в Мазератти, и ее пересадили в машину сопровождения до приезда служб экстренного реагирования. Но, поскольку, автомобиль Плетнева находился вне поля зрения камер видеонаблюдения, подтвердить присутствие женщины не представлялось возможным. А позже, свидетель отказался от своих показаний. Сказал, что ему показалось. И никто не придал этого значения.

Умом я понимала – Андрей виноват в том, что произошло. Если бы не его глупость и оскорбленное самолюбие, ничего бы не произошло. Подумаешь, пропустил бы очередного богатого придурка и спокойно поехал бы себе дальше. Но сердце требовало, чтобы того, кто спровоцировал мужа на «подвиги», наказали по всей строгости.

Дней через десять после похорон со мной связались адвокаты Плетнева, испросив разрешения приехать ко мне в офис.

Их было, почему-то, трое. Такой триумвират холеных мужчин в дорогих итальянских костюмах, с портфелями из крокодиловой кожи, с абсолютно пустыми глазами. Кажется, никогда до этого дня я не видела таких глаз.

Устроившись за столом для переговоров и отказавшись от кофе, они передали мне глубочайшие соболезнования от их клиента и сообщили, что господин Плетнев готов выплатить мне некую сумму в качестве «моральной поддержки». И озвучили эту сумму, пристально наблюдая за моей реакцией.

А реакция у меня была, да еще какая.

– Щедро, – нехорошо усмехнулась в ответ. – Очень щедро за четыре жизни.

– Возможно, вы не так поняли намерения нашего клиента, – перебил меня один из юристов.

– Возможно, – легко согласилась я с ним. – Возможно, ваш клиент искренне раскаивается в содеянном и желает мне помочь. Поддержать морально, да? Но меня не интересует ни его раскаяние, ни его помощь.

– Ядвига Карловна, речь не идет о раскаянии, так как господин Плетнев ни в чем не виноват.

– Да?

– Вы же понимаете, его, так называемая «вина», минимальная. Да, он вел машину с превышением скорости и тем самым создал на шоссе аварийную ситуацию, но виновником аварии был, несомненно, ваш супруг.

– А давайте, – предложила я, стараясь говорить медленно и спокойно, – причину аварии и степень вины вашего клиента определит суд?

– Естественно. Виктор Алексеевич не боится суда, а мы, как его адвокаты, уверенны в  невиновности нашего клиента.

Я не желала всего этого выслушивать. Поднялась и указала рукой на дверь.

– Господа, вы зря теряете свое время. Я не заинтересована в предложении вашего клиента, даже в таком весьма щедром предложении.

– Ядвига Карловна, Виктор Алексеевич предлагает вам деньги от чистого сердца.

– На выход, господа.

Надо отдать им должное, они не стали ни уговаривать меня, ни спорить. Поднялись и вышли, пожелав мне хорошего дня. А я постаралась выкинуть этот визит из головы.

Каким-то образом информация об аварии просочилась в прессу. Странно, что этого не произошло раньше. Обычно журналисты падки на события, связанные с сильными мира сего и не упускают возможности обмусолить подробности чужой жизни.

Мнения публики разделились: кто-то вопил, что олигархи совсем распоясались, живут, как хотят, и пора бы уже прижать их к ногтю. А еще лучше, начать вешать на опорах уличного освещения, предварительно раскулачив. Кто-то высказывался, что в аварии виноват водитель Тойоты, не справившийся с управлением. Мол, нет опыта, нечего и лезть. Наверное, в чем-то правы были и те, и другие, и истина, как обычно, лежала где-то посередине.

Я старалась, как могла, не обращать внимания на всю эту шумиху, раздуваемую в прессе. Уже назначив Плетнева виновником смерти моих родных, я с нетерпением ждала суда.

Адвокаты не солгали – Плетнев не думал прятаться. Его не задерживали, ограничились подпиской о невыезде. На суд он явился все в той же компании лощеных юристов, а я, до боли сжав кулаки и вспарывая ногтями мягкую сердцевину ладоней, не могла оторвать от Плетнева глаз. Мне нужно было видеть, что ему тяжело. Что смерть близких мне людей, виновником которой он стал, не дает ему жить спокойно. Что ему больно, в конце концов.

Напрасно я старалась – Плетнев выглядел совершенно невозмутимым, только глаза были такими же пустыми, как у его адвокатов.

Он не был красив, вопреки  представлению романтических дам об очень богатых мужчинах. Высокий и жилистый, из-за чего на нем превосходно сидел дорогой и стильный костюм. С сединой на висках, насупленными бровями и морщинами, прорезавшими довольно привлекательное лицо. Сидел в этой нелепой клетке для обвиняемых, как тигр в зоопарке. В зал не смотрел, лишь изредка обращал внимание на своих юристов. Один. Холодный и равнодушный.

В этом зале я тоже была одна, и это странным образом роднило меня с Плетневым.

 Заседание было объявлено закрытым, а Валентина, готового составить мне компанию, я оставила дожидаться в машине. Мой адвокат занял место рядом со мной, но чем он мог мне помочь, разве что скорбным выражением лица,  да редкими фразами типа, держитесь, все будет хорошо. Разве уже может быть хорошо?

У здания суда бесновались журналисты, охочие до сенсаций,  и еще толпа каких-то непонятных людей с плакатами.

В перерыве я спросила у адвоката, кто эти люди. Услышав ответ,  в очередной раз убедилась, что добиться справедливого, по моему мнению, приговора для Плетнева, будет нелегко.

Он был не просто богат. Говорят, он был сказочно богат. И чертовски удачлив. А еще неимоверно щедр. Основанный им благотворительный форд, и кажется, не один, был на слуху у всей страны. Плетнев помогал детям, старикам и даже бродячим животным. Ну, прямо Дед Мороз с мешком подарков.

И теперь эти люди, к судьбе которых Плетнев, в свое время, не остался безучастным, пришли, чтобы поддержать своего кумира.

Хорошо быть добрым, когда карманы лопаются от денег.

Кончено, я была не права. Конечно, за меня говорило мое горе и еще абсолютно понятное желание найти виновного и наказать. Возможно, познакомившись с Виктором Плетневым при других обстоятельствах, я бы признала и его ум, и хватку, и существенный вклад в благотворительность, и массу других положительных качеств. Хотя, где бы мы с ним пересеклись, если бы не эта авария? Я и олигарх Плетнев вращались на совершенно разных орбитах, и о таких, как он, я лишь изредка читала в новостях, если удавалось выкроить хоть чуточку времени.

Адвокат Плетнева разливался соловьем. Да, его подзащитный нарушил правила движения. Да, он, в некотором роде, спровоцировал аварию. Но у него есть и смягчающие обстоятельства. Господин Плетнев был в состоянии глубокого душевного волнения, вызванного переживаниями за свою драгоценную супругу. Госпожа Плетнева имела некоторые проблемы со здоровьем, и в том день даже вынуждена была обратиться к врачу. Чем таким ужасным болела Мири Плетнева не сообщалась, на мой взгляд, женщина была настолько здорова, что на ней можно было пахать. Кстати, в зале суда ее не было. Мири Плетнева, под прицелом журналистских камер,  проводила мужа до дверей, поцеловала   и осталась ожидать в машине.

Адвокат все говорил и говорил, все представлял какие-то справки и просил приобщить их к делу. От его голоса у меня нечеловечески разболелась голова. Понимая, что еще чуть-чуть и я просто упаду в обморок, осторожно поднялась и пошла к выходу из зала, стараясь идти как можно более тихо.

В этот самый момент Плетнев поднял глаза, и мы встретились взглядами. И, несмотря на слова его адвоката о том, что Плетнев раскаивается и сожалеет, я поняла: ни черта подобного. Виктору Плетневу было просто плевать.

День оглашения приговора я помню так хорошо, словно это случилось только вчера.

Я не витала в облаках, прекрасно понимая, что Плетневу не грозит ни плаха, ни колымские лагеря, ни пожизненное заключение. На заседание приехала чуть раньше и, сидя в машине, наблюдала за тем, как он приехал. Как вышел из машины, и его тут же окружила толпа журналистов. Следом за Плетневым из дорогого автомобиля показалась его жена. Поцеловала мужа, улыбнулась на камеру, махнула кому-то рукой. А потом Плетнев в плотном кольце охраны вошел в здание суда.

Я кивнула Валентину и пошла следом за Плетневым, нацепив темные очки в пол-лица и подняв повыше воротник плаща.

Мне не терпелось узнать приговор. Но я оказалась совершенно не готова к тому, что услышала. Когда судья зачитала приговор, поначалу подумала, что неправильно поняла услышанное. Потом – что ослышалась. Вопросительно посмотрела на своего адвоката, он понял мой невысказанный вопрос и кивнул, подтверждая, что слух меня не подвел.

Плетнев отделался двумя годам условного осуждения. Двумя годами! За четыре загубленные жизни! Когда я в полной мере осознала услышанное, моему возмущению не было предела. Я сидела на скамье и смотрела, как человека, по вине которого погибла моя семья – родители, муж,  мой маленький сын, освобождают из-под стражи. В голове билась лишь одна мысль: неужели все закончилось? И сейчас Виктор Плетнев сядет в свой шикарный автомобиль и отправится домой? И будет жить, как раньше, словно ничего не случилось? И не было этой ужасной аварии. Не горел белый внедорожник, не погибли люди….

Не может этого быть. Он виновен и должен ответить за свой поступок.

Мы с адвокатом вышли на улицу, Валентин уже стоял у дверей суда. Оттеснил адвоката, усадил в машину.

– Я не хочу ехать домой, – глухо сказала я.

– Хорошо, – согласился Валентин.

Он привез меня к себе, в однокомнатную квартиру в Ясенево. Помог есть на диван, принес большую кружку горячего чая и на моих глазах влил туда добрую порцию коньяка.

– Пей, – переходя на «ты» скомандовал он и протянул мне напиток. – Тебе сейчас надо.

Я сделала глоток, обожглась и закашлялась.

– Пей, – упрямо повторил Валентин.

Захлебываясь, я выпила огненный чай с коньяком, или скорее, коньяк с чаем. Спиртное, попавшее в пустой желудок, подействовало почти мгновенно. Из меня будто вынули стержень. Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Плакала, некрасиво размазывая слезы по лицу.

Валентин неожиданно опустилась передо мной на колени, обнял и притянул к себе.

– Ядвига!

Он рвано вздохнул и поцеловал меня. Сначала легко, будто успокаивая, а потом сорвался. Глаза, нос, лоб, щеки… Впился к губы, скользнул языком в рот.

Это было ужасно неправильно, мне нужно было его остановить. Но вдруг сделалось абсолютно все равно, что происходит со мной и моим телом. Какая разница, что будет дальше?

Валентин обманчиво принял мою безучастность за согласие. Поцелуи стали настойчивее, руки проникли под одежду, сжали грудь сквозь кружево бюстгальтера. Он опрокинул меня на диван, дернул молнию на юбке. А я …. Я просто закрыла глаза и постаралась не думать о том, что со мною происходит.

Слышала шелест одежды, мужское тяжелое дыхание… Проникновение было болезненным, но и тогда я осталась безучастной. Валентин что-то шептал, слова доносились словно сквозь вату. Я попробовала вычленить хоть букву, но ничего не смогла разобрать.

Ощущение чего-то чужеродного во мне вдруг вызвало чувство брезгливости, и я попыталась сбросить мужчину с себя. Но Валентин проигнорировал мои слабые попытки, не обратил на них никакого внимания, лишь задвигался сильнее, проникая глубже, так, что стало больно. Я снова дернулась, пальце впились в мужские плечи, желая оторвать от себя этого мужчину. Валентин схватил меня за руки, блокируя попытку сопротивления, дернулся и с протяжным стоном кончил.

Несколько мгновений он еще был во мне, пристально вглядываясь в мое лицо, потом поднялся и быстро вышел из комнаты.

Я провела рукой по промежности. Там было сухо. Слава богу, значит он все-таки использовал презерватив. Наверное,  я бы не смогла вынести ощущения его спермы во мне. К горлу подкатила тошнота, но сил встать не было. Я зажала себе рот рукой и повернулась на бок, подтянув ноги к животу. Потом убрала руку и глубоко задышала. Это помогло, тошнить перестало. Я прикрыла глаза  в попытке отгородиться от происходящего и неожиданно для себя уснула.

Сквозь сон я слышала, как в комнату вернулся Валентин. Он укрыл меня одеялом, бережно подоткнув край, чтобы я не замёрзла, лег рядом и осторожно обнял. Захотелось сбросить его руку, но я не стала этого делать. Было тяжело, словно я разгрузила пару вагонов.  В голове мелькнула мысль, что я все решу завтра, и это была последняя ясная мысль перед тем, как провалиться в глубокий сон.

Я открыла глаза и тут же вспомнила, что вчера произошло. Повернула голову и столкнулась с напряженным взглядом Валентина. Он сидел на полу около дивана, уже полностью одетый и смотрел на меня.

– Мне нужно в душ, – сказала ему вместо приветствия.

– Конечно. Там халат и полотенца чистые.

После душа я не стала пользоваться чужим мужским халатом. Вытерлась насухо и оделась в свою одежду. Она была мятой и несвежей, но лучше я буду ходить в грязном, но своем, чем в  чистом чужом. Особенно после того, что произошло вчера.

Валентин ждал меня на кухне, сидя за накрытым к завтраку столом.

– Отвези меня домой, – попросила его, не спеша присоединяться к трапезе.

– Позавтракаешь? – с надеждой спросил он.

– Я не голодна. Домой хочу.

– Как скажешь.

Молча мы спустились к машине, и всю дорогу до моего дома не сказали друг другу ни слова. Глядя в окно, я думала не о том, что вчера вечером мой водитель буквально изнасиловал меня. Нет, я вспоминала, как сидела в зале суда и слушала приговор, вынесенный Плетнёву, и пыталась представить себе: чем сейчас занимается этот человек.  Проснулся или еще спит, нежась в мягкой постели? Так погрузилась в собственным  тяжелые раздумья, что не заменила, как мы доехали до дома. Опомнилась, и рука потянулась открыть дверь, но Валентин меня остановил:

– Я провожу.

– Нет.

– Ядвига…

– Ядвига Карловна, – поправила его.

Валентин в раздражении мотнул головой.

– Ядвига Карловна, – повторила твердо и посмотрела на него в упор.

Кажется, мне удалось его смутить. Во всяком случае, он не стал со мной спорить, хоть из машины и вышел. Стоял в паре шагов от меня, ждал чего-то. А я, еще раз прокрутив в голове все, о чем успела подумать, решительно заявила:

– Я хочу убить Плетнева.

7

Наши дни

Уже дома, сидя на своей убогой кухоньке и зачем-то пристально рассматривая полную вонючих окурков пепельницу – в новой жизни я была просто отвратительной хозяйкой, окончательно осознала:  весь мой замечательный план летел в бездну.

То, над чем я работала несколько лет, то, о чем мечтала бессонными ночами и о чем грезила ежедневно, теперь, в свете моих последних открытий, можно было смело выбрасывать на помойку.

Я так ясно представляла себе последние минуты жизни ненавистного Плетнева! Как он осознает, что жить ему осталось считанные мгновения, как на его холеном лице загорается искра понимания, что он сейчас умрет, а ничто и никто ему не поможет. Мысленно я видела ужас в его глазах, и это было самым сладким моим видением. Да, я хотела, чтобы ему стало страшно. Так страшно, как было моему Сашеньке в последние секунды его, такой короткой, жизни.

А теперь получается, что ничего этого не будет?!

Но я никогда не смирюсь с этим. Никогда не откажусь от своей мести. А это значит, что я срочно должна придумать другой план.

Размышляя о том, чем бы еще можно было наказать Виктора Плетнева, машинально убиралась на кухне. Выкинула и вымыла пепельницу, протерла стол и сварила кофе. С удивлением поняла, что голодна. Уже несколько лет, как я ела, почти насильно впихивая в себя еду, не столько от голода, столько от осознания –   без еды не будет сил, а значит, не будет и мести.

В морозилке завалялась пачка пельменей, и я решила устроить себе знатный, прямо-таки королевский ужин – пельмени, булка с маслом и большая кружка черного кофе. По правде сказать, это было все, что обнаружилось в моем доме из съестного. Продукты я покупала по принципу «дешево и сердито». И не потому, что не было денег.

Напротив, после того, как было продано все, что мне принадлежало, включая недвижимость и налаженный бизнес, на моем банковском счету лежала очень впечатляющая сумма. Конечно, состязаться активами с тем же Плетневым не приходилось,  но денег было действительно очень много. И все же я экономила, справедливо рассудив, что средства мне могут понадобиться для чего-то более серьезного, чем набивать себе желудок деликатесами. Оттого и питалась крайне скромно. А так как аппетита все равно не было, то на еду я тратила сущие копейки. О том, как стала выглядеть,  даже не задумывалась.

Уничтожая пельмени, я никак не могла решить: что же мне теперь делать-то? Чем зацепить Плетнева?

Сказать честно, мне было все равно, чем зацепить Плетнева, лишь бы сделать ему как можно больнее. Если бы у него был ребенок, я, сцепив зубы, ударила бы ребенку. Но мысль об убийстве маленького человека была настолько отвратительной, что я отогнала ее прочь, тем более, что детей у Плетнева не было.

С размышлений о ребенке я плавно переключилась на его жену.

Плетнев пропал через буквально через несколько дней после суда. Улетел, а куда – узнать не удалось. Говорили, что после суда у Плетнева начались крупные проблемы в бизнесе. Все-таки скандал вышел громким, а большие деньги не любят шума. Репутация – не пустое слово в мире серьезного бизнеса. Кто, находясь в здравом уме, захочет иметь дело с человеком, виновным, пусть и косвенно, в гибели трех взрослых и одного ребенка?

Конечно, ситуации случались разные, и время от времени достоянием общественности становилась очередная скандальная история, в которой был замешан какой-нибудь родственник сильных мира сего. Газеты разражались гневными статьям, по всем телеканалам мусолили имя провинившегося, общественность негодовала и требовала справедливости, а спустя некоторое время, незадачливого родственника тихо – мирно отправляли с глаз  долой, подальше, чтобы не мозолил глаза и не позорил семью.

В сложившейся ситуации Плетнев принял самое правильное решение – передал дела опытному управляющему и исчез. Отступил, чтобы потом, позже, когда страсти улягутся, вернуться и занять свое законное место на отечественном Олимпе.

Его жена, странное дело, осталась в Москве. Я этого не понимала. С одной стороны, они не развелись, сохранили официальный брак. Значит, планировали быть вместе. С другой, мой человек, занимавшийся поисками Плетнева, а заодно и приглядывавший за его женой, утверждал, что Мири Плетнева с мужем не общалась. Во всяком случае, они не встречались.

Но ведь вернулся-то он к ней. Наверное, со мной злую шутку сыграла дурацкая наивность, каким-то странным образом еще не умершая во мне. Я вдруг решила, что чету Плетневых связывают настоящие чувства. Любовь. А если он любит жену, значит, у него есть уязвимое место.

Пельмени в моей тарелке уже закончились, я доела булку с маслом, запивая ее крепким кофе. Конечно, после такой убойной дозы кофеина, да еще и выпитой на ночь, сон мне не грозил. Но это даже хорошо. Спать я не собиралась. Напротив, мне нужно было еще раз обдумать все, что я знала о Плетнева. Его предполагаемая любовь к жене открывала передо мной новые перспективы.

Утром я проспала. Вернее, не то, чтобы проспала – я давно уже никуда не торопилась, катание за Плетневым не в счет, тем более, что с ним я решила закончить. Просто вместо того, чтобы подскочить с дивана, как обычно, в шесть утра, я открыла глаза, когда на часах было уже десять. Это было очень странно.

Странным был еще и мой сон. Мне снился Плетнев. В самом факте того, что он мне снился, не было ничего необычного. Я часто видела во сне, как убиваю его. Но не в этот раз. Этой ночью между мной и Плетневым происходило что-то непонятное, и я никак не могла припомнить, что именно. Жмурилась, все еще лежа в постели, морщила лоб, но вспомнить сон в подробностях так и не смогла. Ощущения, оставшиеся после ночи, почему-то томили и беспокоили.

В итоге я отбросила ненужные метания – не хватало еще верить снам, как древняя бабка, и отправилась в душ, а после завтракать.

Мой завтрак уже несколько лет состоял из кофе и сигареты, иногда я разбавляла этот дуэт бутербродом или просто куском хлеба, если в соседнем магазине удавалось купить свежий батон.

Сегодня хлеба в доме не было ни крошки, все, что можно было съесть, я съела вчера на ужин, поэтому прикурила сигарету и отхлебнула горячий кофе. Желудок неприятно сжался, и я подумала, что пора бы как-то разобраться с питанием, иначе мне грозит язва.

От мыслей о язве плавно перешла на воспоминание о том, как потащилась за Плетневым в супермаркет. Как он стоял около полок с детским питанием, как смотрел на молочные смеси и памперсы. Если он так неравнодушен к детям, отчего их у него нет? Его жена, не девочка, конечно, но вполне способна родить пару – тройку младенцев. А если жена не может, то наверняка найдутся другие желающие произвести на свет наследника олигарха.

Я отложила сигарету и взяла в руки  свой мобильный. Открыла Инстаграмм и зашла на страницу Мири Плетневой. Новых постов у нее не было, и я стала просматривать старые.

На всех фотографиях Мири выглядела стильно и дорого. В своей старой жизни, я, скорее всего, позавидовала бы ей. Еще бы! Вот она сидит на лужайке, очевидно, около собственного дома. На ней простой голубой свитер и голубые же джинсы, босые ноги, минимум макияжа. Вроде и ничего особенного. Но опытный взгляд тут же заметит и отличную стрижку у модного парикмахера, и стильные маникюр с педикюром, а уж про стоимость ее простеньких на вид шмоток и говорить не приходится. Думаю, на эти деньги, что она заплатила за свитер с джинсами, без забот можно прожить целый месяц, если не дольше. Но самое главное, ей все это необыкновенно шло. И зеленый газон, и дорогая одежда, и ее фирменная улыбка.

Мири так улыбалась почти на всех своих фотографиях. Вежливо, но чуточку отстраненно, будто ей нет никакого дела до окружающих. Прямо родственница британской королевы, а не жена простого российского олигарха.

Я листала ее ленту, отмечая, что меняются декорации и костюмы, а бывшая манекенщица так и не выходит из образа Снежной королевы. И не надоедает же ей.

Пока я любовалась женой Плетнева, она запостила новое фото. Точнее, фотография была старой, снятой, кажется, еще до  той аварии.

На ней она была с мужем. Мири смотрела в объектив, а стоящий рядом Плетнев – на нее. И глядя на них, сразу становилось ясно, что мужчина очень любит свою жену. Мне стало очень грустно – кажется, никогда мой муж так на меня не смотрел. Под фотографией была надпись: «Ничего не изменилось».

Это показалось мне интересным. Что она имела в виду? То, что они с Плетневым по-прежнему вместе? Или то, что он, как и несколько лет назад, без ума от своей жены?

А если последнее правда, то можно сказать, что я вытащила выигрышный лотерейный билет.

У меня не было четкого плана, я просто решила действовать по ситуации.

Для начала мне нужно было познакомиться с Мири, лично понаблюдать за ее семейной жизнью и отношения с мужем,  тогда  решить: что же происходит в святом семействе. А там, глядишь, что-нибудь и придумается.

Идею наняться в дом Плетневых в качестве прислуги я отмела сразу. Никогда и ни за что такая дама, как Мири Плетнева, не будет откровенничать с тем, кто стоит ниже ее по социальной лестнице. Я должна быть равной, и даже чуточку выше, тогда расположение госпожи Плетнёвой мне обеспечено.

Прикинув и так, и эдак, как бы нам с ней подружиться, решила, что лучше всего, если я окажусь соседкой Плетневых. Как это сделать я еще подумаю. Нужно попытаться арендовать дом в их коттеджном поселке. А для этого мне понадобиться хорошее риэлторское агенство. Но чтобы идти в такое место, я обязана  выглядеть соответствующе. А я в последнее время…

Сигарета тлела в пепельнице, кофе давно уже остыл, а я стояла перед раскрытой дверцей шкафа, в чем мать родила, и придирчиво  изучала в зеркале собственное отражение.

Когда-то, когда в моей жизни был еще смысл, я искренне считала себя привлекательной женщиной и заботилась о собственной внешности и гардеробе. Я, как и Мири Плетнева, ходила в хороший косметический салон, стриглась у отличного стилиста и покупала только дорогую, качественную одежду. Массажи, маски, обертывания и прочие «женские радости» были частью моей повседневной жизни. Да, я старалась выкраивать на них время, и мною двигала не только любовь к себе, единственной и неповторимой, но и уверенность в том, что красивой и ухоженной женщине легче вести дела. Кстати, последнее, сущая правда.

А после аварии я махнула на себя рукой. Ела, что попалось, мало спала, курила. Элегантные костюмы сменили дешевые джинсы, простенькие футболки и безразмерные свитера. Волосы я стригла себе сама. Просто собирала в пучок и отрезала нужную длину. Все равно они у меня вились, и пара – другая сантиметров неровностей не делала погоды. В общем, я совершенно перестала о себе заботиться. И сейчас могла наблюдать за поистине ошеломительным результатом такого наплевательского к себе отношения.

Я сильно изменилась. Похудела. Осунулась. Из зеркала на меня смотрело серокожее, изможденное нечто неопределенного пола, больше всего похоже на Горлума из известно фильма «Властелин колец», только с волосами. Последние, к слову, заслуживали отдельного внимания. Сухие, жесткие и тусклые. Такие не то, что трогать, на них смотреть было неприятно.

Я шагнула поближе к зеркалу, всматриваясь в собственное отражение и пытаясь решить: все совсем плохо или еще можно хоть что-то исправить. Ну, маникюр – педикюр, стрижка и косметолог, возможно,  смогут хоть чуточку привести меня в приличный вид.  Но что делать с болезненной худобой? У меня безобразно торчат бедренные кости, ребра, как стиральная доска, и коленные чашечки новорожденного жеребенка. А если добавить к этому что-то из моего скромного гардероба, то вряд ли я смогу рассчитывать на успех. Ничего я не арендую. Да меня на порог приличного агентства не пустят. Что уж говорить о чете Плетневых. Мири просто в обморок грохнется, если увидит меня перед собой.

Вздохнув, нацепила халат, прикрывая то безобразие, в которое превратилось мое тело. Вернулась на кухню. Рука автоматически потянулась к сигаретной пачке, но я дала себе мысленную затрещину. Нет, с пагубной привычкой нужно заканчивать. И прямо вот сейчас. Иначе не видать мне хорошего, здорового тона кожи, так и буду радовать окружающих бесподобным землистым оттенком.

Проще всего было выбросить сигареты в мусорное ведро, во избежание, так сказать. Но жизнь приучила меня не совершать необдуманных поступков. Поэтому, пачку я заныкала на дальней полке в шкафу. На всякий случай. Арендую я дом по соседству с Плетневыми или нет, от этой квартиры отказываться глупо. Тут меня никто не найдет, в случае чего можно отсидеться со спокойной душой. В жизни всякое может быть, и сигареты, возможно, мне еще пригодятся.

Кофе тоже был признан вредным и временно исключен из списка потребляемых продуктов. Чай у меня был только черный, из самых дешевых. Справедливо рассудив, что такой чай, если и не вреден, то пользы уж точно не принесет, а пить хочется, я налила себе в кружку кипятка. И бросила туда дольку лимона. Где-то я читала, что горячая вода с лимоном очень полезна для красоты и здоровья.

Глядя на желтую кожуру цитруса в чашке, стала вспоминать, к кому бы могла обратиться за помощью. В записной книжке мобильного сохранились ведь все старые контакты. Посидела, поразмышляла и решила: не буду обращаться к старым связям, не хочу светиться. Просто найду других. Уж с этим-то проблем возникнуть не должно.

И когда горячая вода с лимоном была мною выпита до капли, я уже была записана в модный салон красоты на полное преображение. Координаты нескольких подходящих риэлтерских агентств тоже были сохранены, но туда я обращусь чуть позже. Пусть сначала феи – мастерицы сделают из меня человека. Надеюсь, им это удастся.

8

Да здравствует профессионализм! Именно он, в совокупности со здравым смыслом и немалым жизненным опытом, не позволил сотрудникам салона красоты, в который я пришла на следующее утро, ни откровенно пялиться на меня, ни шушукаться за моей спиной, ни запричитать: как же вы так себя довели.

Администратор приветствовала меня, бросила пристальный взгляд на, так сказать, фронт предстоящих работ, и вызвала команду мастеров.

Меня тут же взяли в оборот. Мяли, парили в сосновой бочке, терли, массировали, снова парили, снова терли и мазали. После того, как с меня содрали семь шкур и умаслили чем-то сладко пахнущим оставшуюся восьмую, я была отдана на растерзание парикмахера. И процедура повторилась, с той лишь разницей, что в бочку меня больше не сажали. Пиллинг головы, маски и массаж. Окрашивание «тон в тон», чтобы оживить цвет, как сказал мастер. Стрижка горячими ножницами, чтобы не секлись кончики. Когда голова была приведена в порядок,  настала очередь маникюра с педикюром, и в скором времени мои пяточки по гладкости могли бы посоперничать с попкой новорожденного младенчика, а ноготки приобрели прелестный нежно-розовый оттенок.

Наконец мастера вздохнули с облегчением, посчитав, что работу свою выполнили, и теперь меня можно с чистой совестью выпускать в приличное общество. Я была с ними полностью согласна и, попивая зеленый чай с жасмином, не дрогнувшей рукой оплатила внушительный счет. Оставила щедры чаевые и пошла преображаться дальше.

Следующим пунктом назначения был торговый центр. Чтобы Мири Плетнева приняла меня в своем доме, мне нужно было выглядеть соответственно.

Я шла на торговой галерее и с удивлением отмечала, что за прошедшее время ничего не поменялось. Те же магазины, те же кофейни, те же сумасшедшие цены. Кажется даже люди остались прежними, только вот я изменилась. Нет больше Ядвиги Троепольской, счастливой жены и нежной матери, успешной бизнесвумен. Она умерла в ту минуту, когда увидела, как догорает груда железа, в которой погибли ее близкие. Осталась лишь внешняя оболочка, да еще огромное, ни с чем не сравнимое желание отомстить. И ради исполнения этого желания я готова ходить по салонам хоть каждый день, покупать одежду в дорогих магазинах, изображать светскую львицу и улыбаться Плетневу, представляя себе, как мои руки сжимаются на его горле.

Мысленно я снова увидела его предсмертную агонию и, задумавшись, да что там, откровенно залюбовавшись этой красочной картинкой, чуть не вписалась лбом в стеклянную витрину очередного брендового магазина.

– Осторожнее! – громко предупредила меня консультант.

Не из любви к ближнему и не из заботы о потенциальном покупателе, не похожа я была на ту, кто отоваривается в подобных местах, скорее из нежелания учавствовать в последующих разборках, если я, все же, разобью им витрину.

– Простите, – искренне извинилась я, – задумалась.

Она лишь пожала плечами и уже торопилась отвернуться, но я не дала ей такой возможности и решительно вошла в магазин. Оглядела вешалки с одеждой и стала спокойно выбирать то, что нужно было мне.

Консультант, видимо, оказалась достаточно опытна, чтобы распознать во мне потенциального покупателя. Пусть не с первого взгляда, но со второго, она решила, что на такую, как я, стоит потратить свое рабочее время. А может быть, ей было просто скучно, не знаю.

– Ищите что-то конкретное? – она подошла поближе и выдала вежливую, профессиональную улыбку.

Я сняла с вешалки брючный костюм, повертела в руках и ответила:

– Мне нужна пара костюмов, блузки, несколько платьев. А еще джинсы, футболки, свитера. Что-то из верхней одежды по сезону, и так, по мелочи.  В общем, небольшой гардероб.

По мере того, как я перечисляла, лицо женщины разглаживалось и становилось все приветливее. Она еще пыталась оценить мою платежеспособность, но уже сияла улыбкой.

Из бутика я вышла, обвешанная сумками, как рыночная торговка, с той лишь разницей, что мои «авоськи» стоили баснословных денег. Кстати сказать, там же, в магазине, я и переоделась, и, теперь, выглядела не в пример приличнее в новеньких брючках и простой хлопковой футболке с известным логотипом. Только вот обувь по-прежнему оставляла желать лучшего. Но имея деньги и хоть толику желания, исправить это не составило труда.

В обувном магазине история повторилась. Нет, я не пыталась протаранить их витрину, просто сообщила продавцу, что мне нужна обувь. И перечислила желаемое, да. Меня подхватили под белы рученьки и почти что унесли вглубь обувного царства.

В общем, к концу шопинга я поняла, что самой до квартиры мне ни в жизнь не добраться, потому как в центр я приехала на метро, оставив свою машину под окнами дома. Пришлось вызвать такси, а потом наблюдать, как вытягивается лицо водителя, когда пассажирка с неимоверным количеством пакетов и сумок, к тому же вышедшая из дорогой торговой галереи, назвала конечную точку маршрута. Он даже переспросил, этот немолодой дядечка, судя по всему хорошо знавший Москву и отчетливо представлявший дыру, в которую придется ехать. Пришлось повторить адрес. Водитель вздохнул и вырулил со стоянки. А куда ему было деваться, заказ есть заказ.

В итоге до квартиры мы добрались, когда уже стемнело, собрав почти все московские пробки. Лучше бы на метро доехала, а вещи попросила бы прислать курьером. Но сожалеть о не сделанном было поздно, и я расплатилась с таксистом, не забыв про чаевые,  пожелала ему удачи и потащилась домой.

Сгрузила покупки на диван и пошла на кухню, шарить в поисках еды. Напрасно, холодильник был девственно пуст, полки тоже. Тут же нестерпимо захотелось курить, и рука, словно сама собой, потянулась к заветной полке с заначкой. Но я была неумолима. Нет, значит, нет. Временно бросила, и точка. В том, что курить бросила именно временно, я ни секунды не сомневалась. Знала, чувствовала, что придет время, и я опять закурю.

На самом деле, есть мне не хотелось, еще в торговой галерее я перекусила в каком-то модном кафе салатом, с мудреным названием и кучей ингредиентов, запила его большим стаканом фруктово-ягодного смузи, и этого мне оказалось достаточным. Поэтому просто напилась воды из-под крана, приняла душ и завалилась спать, без пиетета скинув дорогие покупки на пол. Мне необходимо было выспаться, чтобы явиться в риэлтерское агентство во всеоружии.

Назавтра я в который раз убедилась, что человека делают вещи. Ну, в смысле, что встречают все-таки по одежке. Кстати сказать, провожать могут вообще не пойти, если одежка пришлась не ко двору.

О встрече я договаривалась заранее, обозначив свое желание снять хороший дом в закрытом, или как говорят, элитном, поселке. Терпеть не могу это слово – элитный. Особенно применимо к недвижимости.

Сейчас модно именовать так любой свежевозведенный жилой комплекс. Понастроят многоэтажек где-нибудь в чистом поле, в нескольких километрах за МКАДом, и рекламируют: ах, у нас элитные дома. Бред, да и только. В моем понимании, элитным был дом на Серафимовича, например. Или квартира на Ленивке. Есть у нас в городе такая маленькая улица, буквально в двух шагах от Кремля.

Риэлтор меня ждал. Конечно, не у порога, и не с хлебом – солью, но с улыбкой и предложением чашечки кофе. Я согласилась на кофе, хоть и не планировала его пить, ведь решено было вести здоровый образ жизни. Это просто такая церемония – сидеть за столом с кофейными чашками и обсуждать дела. И, между прочим,  правильно решила не пить предложенный напиток – по одному уже запаху можно было смело сказать, что жарили эти зерна еще до Октябрьской революции. Антиквариат, так сказать.

Вот мы и сидели с риэлтором, разбитной дамой постбальзаковского возраста, а точнее даже сильно постбальзаковского. Но выглядела дама на пятерку с жирным плюсом. Явно знала себе цену и вела себя соответственно. Вежливо, профессионально, но без ненужного панибратства. Скорее, с тщательно дозированным дружелюбием. Быстро прикинула мои активы, еще раз выслушала пожелания и стала предлагать варианты.

Я специально не назвала нужное мне место сразу, не хотела демонстрировать свой интерес. Поэтому постаралась описать место со всеми подробностями, в надежде, что риэлтор сама предложит то, что мне нужно. Но она не торопилась оправдывать мои надежды.

За час, проведенный мною в риэлтерском агентстве, я просмотрела вариантов пятнадцать домов, но, ни один, по понятным причинам, меня не устроил.

Все предложенные мне дома были замечательными, и, в конце концов, я уже начала испытывать определенные трудности с тем, чтобы придумывать поводы, по которым эти дома мне не подходили. А нужный адрес так и не был произнесен. Ну, ни за что не поверю, что в поселке, где живет Плетнев, нет домов под аренду.  Возможно, они есть у других риэлторов, и мне придется обращаться еще к кому-то.

Моя собеседница была профессионалом высокого класса и по моему лицу прочла, что я готова отказаться от услуг ее агентства. Только вот упускать выгодного клиента она была не намерена. Акула риэлтерского бизнеса, не иначе.

– Знаете, – дама чуть наклонилась ко мне и понизила голос до почти интимного шепота, – есть у меня один вариант.

Тут она взяла многозначительную паузу, чтобы клиент, то есть я, прочувствовал всю серьезность ситуации. Не на ту напала. Я чуть приподняла брови и выразительно посмотрела на часы, для верности постучав указательным пальцем по собственному запястью.

– Это очень хороший вариант, – будто не заметив моей демонстрации, сообщила риэлтор.

– Я готова вас выслушать, но у меня крайне мало времени.

– Я понимаю, – она скупо улыбнулась и продолжила: – Это отличный дом, в элитном поселке. Два этажа, бассейн, отделка мрамором и дизайнерская мебель, очень состоятельные соседи.

– Но?

– Цена, – дама извиняющее улыбнулась и пожала плечами.

– И где находится это чудо света? – спросила я, проигнорировав ее ответ.

Риэлтор назвала точный  адрес, и я едва сдержалась, чтобы не показать, насколько заинтересовал меня этот дом.

– Хорошее место, – сказала скучающим тоном. – И когда этот дом можно посмотреть?

– В любое время, – оживилась риэлтор. – Но хозяин заломил огромные деньги.

– Давно заломил?

– Уже полгода как.

– И желающих, как я понимаю, на дом не нашлось?

– Как видите.

– Тогда я готова завтра посмотреть дом. А потом будем решать вопрос с деньгами.

Мы договорились о завтрашней поездке, обменялись телефонными номерами и расстались, вполне довольные друг другом.

Пока шла к своей машине, успела перехватить несколько заинтересованных мужских взглядов.

Я уже успела позабыть, каково это – быть привлекательной женщиной, нравиться мужчинам. Необычное, но довольно приятное ощущение. Наверное, за такие мысли стоило разозлиться, но я запретила себе отрицательные эмоции. Возможно, это было слабостью, но я так долго жила в «минусе», что решила позволить себе хоть чуть-чуть «плюса». А мужчины … пусть смотрят, если им нравится.

Все это время у меня никого не было. Последним моим партнером, хоть и без моего на то желания, был Валентин. После того раза, больше я никого к себе не подпускала. Мне стало не до секса, да и желающих заняться любовью с женщиной, больше напоминающей огородное пугало, не наблюдалось.

Я, кстати сказать, прекрасно обходилась без интимных отношений.

Вообще, все эти годы я жила только тем, что ждала новостей о Викторе Плетневе, попутно оттачивая навыки, которые могли бы мне пригодиться для мести.

Например, научилась стрелять. В этом мне тоже помог Валентин, когда понял, что отговорить меня от задуманного он не в силах. Организовал для меня доступ в тир, познакомив с отличным инструктором. Тот не задавал лишних вопросов, просто учил пользоваться оружием. Поначалу у меня ничего не выходило, но я с упорством маньяка приезжала туда снова и снова, пока не научилась довольно метко стрелять. Снайпером не стала, но попасть в намеченную цель могла.

После были курсы экстремального вождения и самообороны. Я научилась водить машину в любых погодных условиях и внештатных ситуациях и защищать себя. Конечно, глупо было рассчитывать, что такая обычная женщина, как я, сможет противостоять сильному мужчине, но,  тем не менее, пара отточенных ударов в слабые места противника могли существенно облегчить мне исполнение задуманного. Да и живя в неблагополучном, скажем так, районе, я стала чувствовать себя увереннее, если приходилось поздно возвращаться домой.

Собственно, на это и ушло два года моей жизни.

Нанятый мною человек не переставал искать Плетнева. В любой момент я была готова вылететь туда, где он отыщется. Иногда, как в шпионском боевике, представляла себе, как буду организовывать свой выезд на место.

Но мне повезло – Плетнев сам  вернулся в Москву. Значит, исполнить мою миссию будет проще. Только и нужно, что вычислить его слабое место и ударить со всей силы.

9

Я притормозила вслед за машиной дамы – риэлтора. Из будки вышел охранник, и не какой-нибудь древний дедок Иваныч или Потапыч, а вполне себе нормальный молодой мужчина самого спортивного вида, да еще и  в камуфляжной форме. Посмотрел на номера машин, сверился со списком, который держал в руке и вернулся на пост охраны. Через минуту шлагбаум стал медленно подниматься.

Еще накануне я продиктовала номер своей машины, чтобы ее внесли в гостевой список и пропустили без проблем.

– Чужие здесь не ходят, – пробормотала я себе под нос, въезжая на территорию поселка под пристальным взглядом охранника.

Он смотрел на меня так, будто у него в глазах был встроенный рентгеновский аппарат, и он намеревался «просветить» меня до костей. А еще подозревал, что я вражеский шпион и всемирно известный террорист в одном флаконе.

В принципе, оно и понятно: за те деньги, что платят живущие здесь люди, охранять поселок должна служба федеральной охраны, не меньше.

Естественно, это было не так. Никакой федеральной охраны в поселке не водилось, все-таки тут не Кремль, хотя люди собрались явно не простые. И, хотя федералами не пахло,  хорошая частная фирма чувствовалась.

Мы медленно проехали вдоль домов. Примечательно, что тут не было высоченных, глухих заборов, только изящные ограды, разделяющие участки. Глаз радовали богатые дома, зеленые лужайки и яркие цветочные клумбы. В поселке обитали не просто состоятельные, а очень состоятельные граждане. Надеюсь, что смогу с ними ужиться. Когда захочу, я могу быть довольно общительной и милой. Надеюсь, что не совсем утратила навыки светского общения.

Мы притормозили у очередного кружевного,  кованного заборчика. Риэлтор припарковал свою машину около ворот. Я последовала ее примеру, хотя мы были единственными, других машин на улице не было. Видимо, тут не принято оставлять автотранспорт на дороге. Конечно, ведь в каждом доме наверняка имеются гаражи, а для гостей наверняка предусмотрена гостевая парковка.

– Здесь гараж на два автомобиля, – риэлтор подошла ко мне, доставая из сумки ключи.

– Отлично, – я выбралась из машины и осмотрелась.

Милое местечко. Тихое, приятное. Должно быть, жить здесь – сплошное удовольствие. Участки большие, некоторых домов даже не видно за деревьями. Интересно, как далеко отсюда дом Плетневых? Хотелось бы надеяться, что не на другом конце поселка.

Риэлтор открыла калитку, пропуская меня на участок и не прекращая разливаться соловьем, расписывая все прелести этого жилья. После беглого осмотра я была с ней согласна.

Дом впечатлял. Мы прошлись по комнатам, осмотрели кухню и террасу, бассейн и цветники, хозяйственные постройки. Ну конечно, для всей этой роскоши нужен обслуживающий персонал, но я точно не буду никого нанимать, не хватало мне еще чужих людей в доме. Раньше я спокойно относилась к посторонним на своей территории, но за эти несколько лет совсем одичала.

– Как вам? – поинтересовалась риэлтор.

– Нравится, – ответила честно. – Очень хороший дом.

– Хозяин сдает его на длительное время.

– Отчего не живет здесь сам?

– Он сейчас за границей и не планирует возвращаться в ближайшее время, – пояснила моя собеседница. – Если вы готовы арендовать дом на год, я смогу договориться, чтобы владелец сделал хорошую скидку.

Естественно, жить здесь целый год в мои планы не входило, но сообщать об этом риэлтору я не собиралась. В конце концов, когда я отсюда съеду, владельцу останется залог, равный по размеру арендной плате за два месяца, не обеднеет.

– И сколько он хочет? – задала вопрос, имея в виду арендную плату.

Она назвала весьма впечатляющую сумму с некоторой опаской, испытывающе глядя на меня. Видимо, опасалась, что услышав сколько денег придётся вывалить, клиентка сбежит с криками ужаса.

– Впечатляет, – прокомментировала я в ответ. – Весьма впечатляет.

– В арендную плату входят коммунальные платежи, еженедельная уборка дома и услуги садовника.

А это хорошая новость, значит мне не придется самой пылесосить два этажа и стричь лужайку. В конце концов, потерпеть пару часов в неделю приходящую уборщицу я вполне в состоянии. А уж садовника, и подавно. Ему даже в дом входить не обязательно.

Мы вышли на террасу. На участке росли высокие сосны, и я с удовольствие вдохнула их свежий аромат. Как на Балтийском побережье, только моря не хватает.

– Сколько он готов уступить? – задала вопрос  риэлтору.

– На какой срок вы готовы арендовать дом? – уточнила она.

– Не меньше, чем на год. И заехать хочу, как можно быстрее. Желательно завтра  – послезавтра. Разумеется, если мы договоримся о цене.

Надо отдать даме должное, соображала она молниеносно.

– Я могу прямо сейчас позвонить владельцу и переговорить о цене, если вы немного подождете.

– Подожду, – согласилась я. – Погуляю по участку, осмотрюсь.

Оставила риэлтора на террасе, договариваться с владельцем, а сама пошла гулять по участку.

Брела по каменным плитам дорожек и крутила головой. Соседние дома располагались довольно далеко, в окна никто заглядывать не будет, только если в бинокль. Надеюсь, среди соседей нет извращенцев.

Густая трава газона так и манила пройтись по ней, но на каблуках делать это было довольно глупо. Я еще раз осмотрелась – никого, кто мог бы увидеть, как я босиком хожу по траве, тут не было. Поэтому скинула туфли и, оставив их на дорожке, ступила на газон. Травинки приятно щекотали босые ступки, я медленно шла в сторону соседей, очень уж мне хотелось рассмотреть все закоулки и укромные места участка, если  я собираюсь выложить за его аренду кругленькую сумму.

Бродила  долго, риэлтор меня не беспокоила. То ли давала время осмотреться, то ли все еще была занята переговорами с владельцем недвижимости.

Между участками росли высокие кусты, так что рассмотреть, что твориться по соседству, стоя на газоне, было невозможно. Только если принести стремянку.

В который раз отметив, что кустарник смотрится гораздо привлекательнее кирпичного забора,  пошла в сторону калитки.

Я уже обошла весь участок и собиралась вернуться в дом, узнать, чем закончились переговоры с владельцем дома, но меня отвлек шум мотора. Стоя у калитки, машинально повернула голову в сторону звука.

К соседнему участку подъехал ярко – желтый кабриолет с открытым верхом. Машина затормозила у ворот моих потенциальных соседей и, пока водитель открывал с пульта ворота, я могла разглядеть того, кто сидел за рулем. А разглядев, решила: цена за дом не имеет никакого значения. Потому что за рулем машины, въезжающей в соседние ворота, сидела Мири Плетнева. Бинго, господа!

Во мне вдруг появилась твердая уверенность, что все получится. Не знаю пока как именно, но я отомщу Плетнёву.

С этим восхитительным чувством я развернулась, чтобы вернуться в дом. Посмотрела на свои босые и уже основательно испачканные ступни и усмехнулась. Плевать. В конце концов в своем доме я вольна ходить, как мне заблагорассудиться. А в том, что этот дом вот прямо сейчас станет моим на ближайшее время, я не сомневалась. Начихать на деньги, я почти на сто процентов уверена, что именно Мири Плетнева только что въехала на соседний участок. И пусть у меня не было возможности основательно рассмотреть женщину, сидящую за рулем желтого кабриолета, но вряд ли здесь по соседству ошивается еще одна блондинка с четкими линиями стильного каре и выражением скучающего презрения на породистом лице.

По дороге к дому я подхватила туфли, не из любви к порядку или опасения за их сохранность, просто не хотела споткнуться о них, когда буду провожать риэлтора.

Она ждала меня на пороге дома. Я поднялась на крыльцо, и мы одновременно проговорили:

– Я беру этот дом.

– Владелец дает скидку в тридцать процентов.

От удивления у меня вытянулось лицо. Я рассчитывала максимум процентов на десять, хотя уже и понимала: дом арендую и безо всяких скидок. Такую возможность упускать нельзя.

– Если вы подпишите договор на год и оплатите за полгода вперед, – пояснила риэлтор.

Мысленно прикинув получившуюся сумму, которую мне предстояло выплатить, решила, что хозяин дома явно не дурак. Лучше получить за полгода со скидкой, чем сидеть без денег в надежде, что найдется богатый дурак и возьмет дом за такие-то деньги.

– Я согласна.

– У меня все документы с собой, – риэлтор решила ковать железо, пока оно горячо.

Кто знает, если меня отпустить, то вдруг я передумаю и откажусь от сделки?

– Прекрасно, – я согласно кивнула, мне ведь тоже хотелось поскорее покончить с бумагами и переехать сюда.

Я внимательно изучила все документы, потом мы подписали договор и расстались, довольные друг другом. Я получила ключи, риэлтор щедрые комиссионные. Всем спасибо, все свободны!

Калитка захлопнулась с тихим щелчком, и я наконец осталась одна. Вернулась в  дом, устроилась на мягком диване в гостиной и задумалась.

Ну, что же, первая часть моего пока еще неясного плана завершилась успешно. Мне удалось стать соседкой Плетневых. Теперь нужно решить: а как я попаду к ним в дом.

Судя по всему, неожиданные соседские визиты за солью здесь не приняты. Нет, я могу, конечно, наплевать на условности и заявиться к ним в дом с просьбой одолжить что-нибудь, да хоть эту пресловутую соль, но, боюсь, тогда я вряд ли смогу подружиться с Мири. В лучшем случае, она примет меня за богатую сумасбродку. С такой связываться себе дороже. В худшем, и на порог меня не пустит.

И как же мне попасть к ним в дом?

Но вопреки всем сомнениям, уверенность, что дело выгорит все еще была во мне. Меня прямо распирало от ощущения, что я своего добьюсь. Это было странным, потому что до сегодняшнего дня я постоянно сомневалась –  мне удастся отомстить Плетневу.

Я еще раз оглядела гостиную. Стильно и дорого. Мне нравится, хотя в жизни я предпочла бы что-то более простое и по-домашнему уютное.

Начать нужно не со знакомства с Мири, а с переезда, решила я.

И тут возникала проблема. У меня было катастрофически мало вещей. А богатая дама, кою я собиралась изображать, не могла путешествовать всего лишь  с двумя чемоданами.

Допустим, мебель, посуда и прочая домашняя утварь здесь имеется. Но одежда? Обувь и аксессуары? Прочие, милые сердцу каждой женщины, безделушки, без которых просто невозможно прожить? Их-то я откуда возьму? Тратить деньги на то, что мне никогда не пригодится глупо и недальновидно, а значит, нужно имитировать.

Найдя выход, я тут же открыла Интернет и заказала с первого попавшегося приличного сайта десять огромных чемоданов с доставкой на квартиру.

Заказ, по всей видимости, сумел произвести впечатление, так как буквально через пять минут со мной связался менеджер интернет-магазина и уточнил: действительно ли мне нужно десять чемоданов, практически кофров на колесиках, в которых смело может уместиться взрослый человек? Я заверила его, что в заказе нет ошибки, и я буду ждать свою покупку завтра с утра. И да, я готова внести задаток. Нет, не всю сумму, все же хочу убедиться, что чемоданы соответствуют описанию и картинке на сайте и выглядят пристойно. Да, двадцать процентов предоплаты я готова перечислить. Кажется, своим заказом я сделала магазину месячный план.

Следующей моей покупкой были коробки. Да, большие картонные коробки в количестве двадцати штук.

По размышлении, я решила не мелочиться. В конце концов, декорации обязывали. Не может женщина, арендовавшая такой дом, явиться сюда налегке. Десять чемоданов и двадцать коробок должны впечатлить зрителей. А в том, что они, зрители, обязательно найдутся, сомневаться не приходилось.

Возможно, сами соседи вряд ли будут стоять, разинув рты, и наблюдать за разгрузкой моего багажа, но ведь есть обслуживающий персонал, от которого трудно что-либо скрыть. Водители, персональные охранники, горничные и кухарки. Вот на них-то я и рассчитывала. Заметят, непременно заметят, а потом обсудят. Может быть, между собой, а может быть, и доведут до сведения хозяев, но весть о новой соседке разлетится по поселку в течение одного дня. Люди охочи к новостям и зрелищам. И моя задача, устроить для них настоящее шоу.

10

Утром обитателей облезлой пятиэтажки, в которой я жила, ждало волнующее зрелище.

Нет, в самом по себе зрелище, на мой взгляд, не было ничего особенного, но потомственные алкаши и бойкие бабульки, проводящие свой культурный досуг на лавочке у подъезда, были прямо-таки потрясены видом грузчиков, снующих туда – сюда с моим заказом.

Десять огромных чемоданов прибыли за полчаса до оговоренного времени. Видимо, менеджер интернет – магазина, в котором я сделала заказ, все же опасался, что я решу отказаться  от покупки и прислал товар пораньше, на всякий случай.

Чемоданы были упакованы в прозрачную пленку, и мои соседи с глубочайшим интересом наблюдали за их доставкой.

Я внимательно осмотрела и на всякий случай пересчитала заказ, который занял половину моей единственной комнаты, отдала оставшуюся сумму и распрощалась со службой доставки.

Когда за грузчиками закрылась дверь, я вернулась к чемоданам. М-да, надеюсь, издали это китайское чудо из дешёвого дермантина, расписанное начальными буквами известного бренда, можно принять за оригинал, а большего мне и не надо. Демонстрировать багаж соседям вблизи в мои планы не входило. На всякий случай я отошла подальше, насколько позволяли размеры квартиры и еще раз присмотрелась. Нет, на расстоянии выглядят нормально. Можно даже сказать, вполне прилично выглядит.

Потом настала очередь коробок, их привезли, как договаривались. Тут уж я порадовалась, что коробки были в сложенном виде – иначе такого нашествия упаковочного материала моя квартира попросту не выдержала бы, а мне пришлось бы ночевать в ванне.

А потом я задумалась: чем бы укомплектовать чемоданы и коробки? Ладно, в чемоданы сложу свой новый гардероб, но он,  по-любому, больше двух мест не займет. На всякий случай я подняла чемодан, прикидывая его вес. В принципе, можно оставить их пустыми, они и  без того достаточно тяжелые. Но что делать с картонными коробками?

Поздно вечером, когда стемнело, и народ разошёлся по домам, пришлось совершить набег на соседнюю стройку и, хотя воровать нехорошо, утащить пару – тройку десятков кирпичей. Надеюсь, я нанесла не слишком большой ущерб доблестным строителям. Впрочем, этих самых строителей второй месяц уже никто не видел.

Всю ночь я паковала вещи, если можно так сказать. В итоге, кирпичи заняли свое законное место в коробках, мои вещи  удалось распихать аж в три чемодана,  остальные я оставила пустыми, так ничего и не придумав.

Когда приехала бригада грузчиков, я с непроницаемым лицом сообщила, что весь груз укомплектован очень ценными и необычайно хрупкими вещами. Нести их следует предельно осторожно, а лучше даже и не дыша. Если, не дай бог, что-то сломается или разобьется, я засужу и самих грузчиков, и всю их контору. Кажется, работники физического труда прониклись моей пламенной речью и вещи переносили, в буквальном смысле, передвигаясь на цыпочках.

Номер моей машины был занесен в основной список еще в день подписания договора, номер грузового такси я продиктовала посту охраны по дороге – препятствий нам чинить не стали, но смотрели со сдержанным любопытством.

В общем, время близилось к обеду, а я уже стояла на крыльце своего нового дома и наблюдала за тем, как могучие молодцы переносят мои вещи. Кстати сказать, наш приезд не остался незамеченным – я всей кожей ощущала пытливые взгляды. Очень хорошо, значит не зря я ночью воровала кирпичи со стройки.

Остаток дня разбирала свой гардероб. Удалось занять небольшую часть гардеробной, примыкавшей к хозяйской спальни. Кирпичи извлекла из коробок и аккуратно сложила в одной из кладовок, надо будет потом потихоньку их вывести.

Вроде, ничем таким сложным я не занималась, но к вечеру чувствовала себя так, словно на мне воду возили. Села в гостиной с чашкой зеленого чая и погрузилась в раздумья.

Мое водворение по соседству с семейством Плетневых прошло, как и было запланировано.

Собственно, теперь меня волновало только одно – как ненавязчиво познакомиться с Мири Плетневой.

В голове крутился безумный вариант, как я пеку яблочные пироги и иду по ближайшим соседям, знакомится, как в старых американских фильмах. А вдруг, и тут прокатит? Но эту затею я оставлю на самый крайний случай, если уж совсем ничего путного не придумаю.

Возможно, это странно, но я совершенно не беспокоилась о том, что Плетнев сможет меня узнать. Была абсолютно уверена, что он и не помнил, как выглядит женщина, чья семья погибла по его вине. Виделись мы с ним несколько раз, да еще при таких обстоятельствах, что вряд ли он особенно вглядывался в  мое лицо. В минуты наших встреч его больше волновала собственная судьба, а не какая-то левая дамочка.

Да что лицо, даже имя мое ему ничего не скажет, потому что мое имя давно уже и не мое.

Несколько лет ранее

После того, что случилось у нас с Валентином, видеть его мне не хотелось. Но я не могла не понимать: если кто-то и может  помочь в осуществлении моих планов, то это он. Только у него одного человека из моего окружения есть и возможности, и подходящие знакомства.

У меня, разумеется, была служба безопасности, но обращаться туда за помощью в таком деликатном деле я не собиралась. Да и как бы я могла это сделать? Подойти и заявить, что собираюсь отомстить за гибель родных и попросить об услуге? Чтобы, в лучшем случае, услышать вежливый отказ, а в худшем – получить разборки с полицией?

А Валентину, вопреки произошедшему, я доверяла.

Еще тогда, утром, он понял, что продолжения не будет. Понял и принял. Как принял и мое безумное желание отомстить. Ведь действительно – безумное. Если подумать: где Плетнев, и где я? Да и какая из меня мстительница. Плюнуть и растереть.

Но Валентин отнесся с моему решению с уважением, не стал отговаривать и разубеждать, хотя, скорее всего, ему было просто стыдно за то, что он сделал, воспользовавшись моим состоянием после суда, и он старался хоть как-то загладить свою вину.

Поэтому и с продажей квартиры помог, и человека подходящего сосватал, а когда я сообщила ему, что мне нужен другой, левый, паспорт, помолчал с минуту, переваривая услышанное, и согласно кивнул.

Продолжить чтение