Читать онлайн Пять строф 21 века бесплатно

Каждое стихотворение, состоящие из 5 строф, таит в себе мини историю. Это может быть маленький роман о влюбленных или природные явления, пронизанные чувствами. Часто стихотворение является выплеском чувств и эмоций, порой сиюминутных. А иногда наоборот, стихотворение содержит в себе содержание того, что происходило в душе автора много лет назад, и, по какой-то причине произошел выплеск памяти. Часто и о любви автор пишет не о той, что происходит в данный момент времени, а о той далекой и давно забытой, но очень дорогой. И вот настал ее момент появится в стихах. Что еще. Автор постоянно скрывает имена героев, надо сказать не каждый человек может выдержать простое посвящение. Для этого нужны особые нервы, можно сказать, закаленные. Есть стихи, которые написаны сразу и навсегда, чаще каждое стихотворение периодически подвергается авторским правкам. Вот и в данном случает, многие стихи, содержащие по 6 или 7 строф, были уменьшены автором до 5 строф. Почему? Есть строфы, которые важны для данной темы стихотворения, а есть строфы проходные. То есть читателю поданы стихи в избранном виде…

Пушкинский день

Пушкин. Стихи еле видно в рекламе,

каждая строчка керамики бег,

мне б бутыли довести хоть на ламе,

рушит поэзию вспыльчивый век.

Не прочитать, иль почти невозможно,

вновь от рекламы слетают стихи.

Их с телефона читать очень сложно,

строчки рекламы быстры и лихи.

Пушкин задумчив в своем постаменте,

тихо, спокойно взирает на мир.

Рядом читают на память, что можно,

в душах людей много пушкинских лир.

Звуки романсов пронзают пространство.

Громко звучит и заученный текст,

Только немного звучит романс странно,

слышится в звуках забытый уж век.

Вновь пролистала стихи сквозь рекламу,

«Тучи» немного читаются вслух,

кончен концерт, и прочитаны главы.

Я промолчала. Ведущий был глух.

Славутич

Прошу не забыть санаторий,

который приветливо встретит,

легко путь к здоровью проторит,

Славутич в историю метит.

В какую историю спросишь?

Пройдите 'Озон' и 'Вихри',

и сразу лет двадцать ты сбросишь,

в массажном лишь кресле не спите.

Еще я хочу вам заметить:

в столовой все бело, все классно.

Бассейны нельзя не отметить:

они все по высшему классу.

Ох, как не отметить дорожки

из мягкого, чистого камня,

бег сумок по ним словно дрожки

выводят прощальные гаммы.

А небо опять изменилось,

и тучки темнеют угрюмо,

еще чуть, ну чуть – прояснилось.

Поднять за Славутич всем рюмки!

Алушта

Гористо-прелестные виды,

как будто дендрарий на воле.

Кто здесь кипарисы не видел,

Иль чайку над морем на волнах.

Над морем – огромное небо,

и Алуште – волшебное море,

и кто только здесь уже не был,

но каждый вдаль моря и сморит.

Здесь словно иное созвездье

домов, что сбегают по кручам.

Любые людские поездки

Всегда по Алуште всех круче.

Пленительно, вольно, волшебно,

чудесно в Алуште весной.

Цветы распускаются щедро,

и горы встают стороной.

Гористо-прелестные виды,

как будто дендрарий на воле.

Кто здесь кипарисы не видел,

Иль чайку над морем на волнах.

Прогулка

Ясный день, мороз и солнце

открывают в зиму дверь.

На пруду из льдинок кольца,

на земле листва теперь.

Рубят сосны лесорубы,

чистят лес перед зимой,

и стволы лежат как трубы,

лесорубом холод – зной.

Песики бегут в одежках,

лапки дергают слегка.

Псы идут спокойно стежкой,

им тепло наверняка.

Детки спят в своих колясках,

и не слышно детский плач,

воздух чист, мороза пляски

не разбудят за калач.

По лесу идут, гуляют

все, кому еще не лень.

Белки к соснам убегают,

а под снегом дремлет пень.

Гусли

Гусли, Новгород, дорога,

древних изб блестят пороги,

здесь Садко наверняка

гнал телегу, лошадь, ноги.

С кем он дрался и за что,

где летал звон колоколен?

Бересту читал почто?

Был судьбой своей доволен.

Крепкий парень был Садко,

сквозь века прошли и гусли.

Не пробил тот щит никто,

о нем шли сказанья устно.

Царь морской его топил,

танцевал под гусли долго.

А Садко воды отпил,

и купцом стал ненадолго.

Древних стен белеют своды

сквозь века и непогоды,

в теплый день или зимой.

Осень встретили с тобой.

Чувство

Чувство управляет человеком,

этикет скандалит, но внутри.

Вот идет красавец, быть бы веку,

он проходит рядом: раз, два, три.

Чувствую идет с душой на вылет,

он готов был трепетно любить,

но судей людских он не осилит.

Слухи. Разговоры. Все забыть.

Так проходят трепетно недели,

он пройдет, не дрогнет даже бровь.

Явно, что давно мы не любили,

очень мы боимся чувства новь.

Но внезапно чувства встрепенулись,

отскочили импульсы волны,

словно юность к нам опять вернулась,

сердце билось рыбкой без воды.

Волга встрепенулась чистой гладью,

словно кожа тянет за собой,

как ту кожу хочется погладить!

Нет, красавец! Чувствам всем отбой!

Дождь и грачи

Стекают капли с сосен, замолкая

на окончанье веток и ствола.

А дождь идет, питье земле давая.

Но птицы не щебечут, есть дела.

А за окном одни грачи летают,

вытаскивая мусор весь на свет.

Грачи людей прекрасно понимают,

они всегда здесь были. Люди – нет.

И только зелень распускает косы,

листочки развернулись под дождем.

Еще чуть-чуть начнутся здесь покосы,

а мы тепла и солнца подождем.

Один лишь дождь отчаянно струится.

Привыкли к интернету, нет сети,

так можно одиночества добиться.

И солнышку не скажешь: «посвети».

Порой из критики и ярого молчанья,

соседи вдруг становятся враги.

А за окном одни грачи кричали,

но ты свой мир и в дождь побереги.

Игуменка

Игуменка, дендрарий, Волга,

пансионат среди полей,

что поймою зовутся, полно,

водичку местную налей.

От нее польза для желудка,

или привет от докторов.

Среди истории голубка

с грачом гуляет средь котов.

Прекрасно мирное соседство,

животный мир среди листвы,

здесь лечат все, и даже сердце

забьется лучше в день весны.

И легкие вздохнут свободно,

расправив крылья. Воздух – плен.

А ингаляция упорно

здесь лечит бронхи, был в них тлен.

А можно полечить колени,

ладони в воске завернуть,

исчезнут в миг остатки лени,

и полечившись, снова в путь.

Ели и сосна

Холод. Ветер. Волга. Ель.

Небо удивляет:

облака плывут на мель,

солнце замедляет.

Редкий вид со всех сторон:

кустики, березки.

Ель не просто, ель-барон,

шишки словно слезки.

А сосна? Нет, не одна,

целые аллеи.

Вековая здесь сосна,

небо сквозь белеет.

Дождик, солнце и тепло,

а бывает холод.

Много волн здесь утекло,

путь у Волги долог.

Руки можно опустить,

подержав их в Волге.

Теплоход не пропустить,

путь туристов долгий.

Шахтер

Едва все снега отошли незаметно,

трава зеленела вдали,

и солнце слепило глаза несусветно,

шахтер про себя говорил.

Красавец шахтер ехал рядом в вагоне,

модерный попался вагон,

и шторки серели из саржи в погоне,

чтоб спрятать шинель и погон.

Любил Воркуту, жену, шахту, поездки -

мужчина напротив сидел.

Жена у него была явно прелестна.

Уехал. На все есть предел.

Откуда он ехал? Что в тундре оставил?

Он третьи был сутки в пути.

Закрыл за собой воркутинские ставни,

где уголь всегда мог найти.

Он четверть от века углем умывался,

по штольне туда и сюда,

однако красивым и бодрым остался,

он сам был как будто слюда.

10 марта

Самый солнечный, морозный,

двадцать два на солнце,

это март такой курьезный,

день рожденья вольный.

Вновь сегодня день великий,

я большая стала,

всем известны солнца блики,

я себя верстала.

Что такое? Что случилось?

Ничего подруги,

семь десятков получилось,

я живу сквозь вьюги.

Я чертила очень долго

и порою много,

я писала стихи столько,

чтоб быть в мыслях строгой.

А потом писала прозу,

пусть не знаменита,

но зато мороза розы,

в день пришли к пииту.

Розы-мимозы

Мерцает иней на морозе,

ведь солнце мир забыло греть.

И только розы и мимозы

всех просят в холод не стареть.

Мимозы зимнею порою,

когда сверкает снег в мороз,

всегда порадуют собою,

их ангел неба нам принес.

Цветы стоят и горделиво

несут улыбку в мир людей,

волшебной силою и льстиво,

сияют нежностью своей.

Благоухают розы долго,

коль примут на ночь ванну все.

От роз прекрасных больше толку,

они приблизят нас к весне.

Прекрасны розы совершенством,

мимозы солнышко дарят.

В каком-то сказочном блаженстве

все мысли тайные летят.

Пень

Вы стали пнем, покрытым мхом,

а все туда же.

Как будто в горле старый ком

на абордаже.

Все ручкой пишите стихи

без клавиш, кнопок.

В свои влюбляетесь грехи

под звуки стопок.

Все вспоминаете себя,

как вас любили.

Живете просто, не скорбя,

жизнь не пропили.

Но что-то скучно стало мне

от ваших басен,

оставлю вас наедине,

как старый бакен.

Пусть обтекает вас вода

с чужою тиной.

Забуду вас я навсегда,

стихи – овином.

Седой Икар

Если вам исполнилось шесть-пять,

стать должны вы в жизни невидимкой,

под запрет попал театр опять,

и свобода стала легкой дымкой.

Украшение улиц не для вас,

старым нет в метро святого места,

в опере услышать могут бас,

только те, кто в возрасте невесты.

Льготы все закрыты до поры,

когда птицы будут плыть по морю,

словно вы забыли суть игры,

в возрасте, когда болеют корью.

Вот такие тяготы пошли,

типа: не ходи куда хотели.

Стали проповедники грешны,

словно прихожанки из борделя.

Дома все сидите те, кто стар,

дома, словно вы примерзли к стулу,

так диктует сам седой Икар,

и Москва уменьшилась до Тулы.

Шарлатанка

Шарлатанка осень разметала

золотые косы по земле,

а потом о счастье растрепала

всей своей березовой семье.

И волшебным действием с пеленок

золотистой праздничной порой

по листве прошелся олененок,

и листву насыпал он горой.

Что-то призадумались осины,

грустным стал осенний дивный сон,

как стволы сереют их лосины,

но смеются тихо в унисон.

Вот они осенние разломы,

яркие кленовые листы,

рядом безутешная солома

из травы, засохшей до весны.

Зеленеет вредная крапива,

все желтеют, зелена она,

словно на века напилась пива,

словно она вечная сосна.

Рабочий сон

Мне нравилось продумывать приборы,

не лестницы, не платья, только их,

из электроники на плате, как наборы,

не спит мой разум, и во сне ретив.

Всю жизнь была «конструктором от Бога»,

а в «6 и 5» сказали тихо: «Нет».

Теперь мечусь во сне, ищу пороги,

ищу себя на склоне женских лет.

Ищу, хожу, по фирмам, коридорам,

пытаюсь отыскать свой прежний быт,

я прохожу вдоль кульманов и компов,

никто меня не знает, труд забыт.

Я столько в этом мире начертила!

Но все труды остались за чертой

подписок, мол, не знаю, не юлила.

Научный труд без чертежей? Постой,

коль спишь, так спи, пришла святая старость,

не смеешь даже выйти со двора.

О, Боже мой! В своем уме? Так, малость.

Еще могла придумать. Жизнь добра.

Гений

Я благодушно почиваю

без славы, почестей, похвал,

я меньше все себя читаю,

и не пишу за валом вал.

Ушел мой вал девятый, суя

осталась с мыслями одна,

я зеленею словно туя,

слегка колюча, как сосна.

Короче ель пред вами, люди,

мой ствол уходит в небеса,

мои стихи никто не судит,

из прозы выросли леса.

Я благонравна, бесконечно

сама себя я не хвалю,

все мной написано сердечно,

я не писала во хмелю.

Я – беспробудно трезвый гений,

поскольку я люблю КД,

конструктор я была без лени,

а стала старой, я – нигде.

Море в апреле

В апреле прозрачное море,

синеет один небосклон,

Мой взгляд отдохнул на просторе,

Вот дюна – огромна как слон.

Иду я прибрежным песочком,

шагаю навстречу волне,

не трогаю море носочком,

спокойна погода вполне.

Песочек весь светлый и мелкий,

приятно идти по нему,

Уходит он в море, где мелко.

Прохладно? Тепло? Не пойму.

Огромное светлое небо,

и солнце еще не палит.

Я съем бутерброд свой из хлеба,

он маслом и сыром залит.

Еще не проснулись отели,

еще нет палаток с едой.

Не все искупаться хотели,

Нептун не пускает седой.

Липы

Огромные, древние липы

цветут где-то там в вышине.

Аллеи прямые могли бы

быть вышиты на простыне.

По ним ходят прямо и косо,

по ним все дороги ведут,

то к клубу, где можно с откоса

смотреть на экран старых пут.

То прямо пройти до столовой,

в большой и загадочный зал,

с диетой до боли знакомой,

и гулкий как будто вокзал.

Пройти от статуй в белой кепке,

иль к корпусу с дивной водой,

и убраны в парке все щепки,

что падали в ветер волной.

И манит людей танцплощадка,

здесь ужин уходит за час.

Движения лечат нещадно,

но пары так редки сейчас.

Танцы

Танцует круто одинокий

мужик красиво.

Слегка подкачен, очень строгий

Все мысли льстивы,

но речь груба его прямая,

текст без извилин.

В июне нет покоя мая,

он сыч иль филин.

И я купила вдруг стекляшки,

пред ним блеснула.

Не понял мысли он без фляжки,

иль рядом Тула.

А он стоит перед глазами

уже неделю.

И песни льются голосами,

но нет Емели.

И танцы, танцы среди парка

вмиг потускнели.

А он ушел один под арку,

но вальс успели.

Пиво

Пиво из холодного стакана

выпью с воблой я наедине.

Время ощущаю чистоганом,

вижу твой портрет я на стене.

Здравствуй, мы не виделись три года,

облик твой как пиво на столе.

Знаешь – вновь прекрасная погода.

Память как картошка вся в золе.

«Горько» кто бы нам сегодня крикнул,

теплым вновь становится стекло.

Помнишь – наш костер и в небо  искры,

время очень быстро утекло.

Годы пролетают как столетья,

пиво вновь нетронутым стоит.

Воблу ты любил сквозь лихолетья,

облик твой с портрета улетит.

Пиво из холодного стакана

стало теплым в солнечных лучах.

Вобла пролежала без изъяна,

где-то без меня и ты зачах…

Шествие

На фоне зеленой весенней листвы

воздвигнуты новые зданья,

а в воздух направлены только стволы

орудий сквозь память сознанья.

Потоки людские идут по земле,

сменились давно поколенья.

И в каждой российской хорошей семье

войной были вырваны звенья.

И вот, словно память, портреты людей,

которых забрало в мир время,

портреты как отзвук былых новостей,

ведь выросло новое племя.

Идут и идут миллионы людей,

несут своих предков портреты.

Погибшие вышли из замка теней

и в мир выдают нам советы.

Чтоб были, чтоб жили, и чтобы росли

среди первозданной природы,

а память о прошлом в сердцах пронесли

сквозь время и веру в свободу.

Иней в мыслях

Стихи коварные создания,

порой идут сплошной рекой,

а то – сплошное увядание,

как будто встали на покой.

Им все равно на снег и иней,

им нет ведь дела до судьбы.

А мир вечерний очень синий,

и мысли – золушки грибы.

Но нет былых течений мысли,

они уснули навсегда.

Но я жива. В снегах зависли

деревья, ветви, провода.

Мне некому сказать – спасибо,

мне некому писать – люблю.

Уже другие все красивы,

а я одни бока кормлю.

Пошла на спорт, согнула ногу,

забыла талию согнуть.

Но я жива. Спасибо Богу.

Я мир по-прежнему люблю.

Неугомонность

Листва с осин почти не облетела,

еще березы стройные чисты,

а я опять сижу полдня без дела,

все потому, что мокрые листы.

Простите, листья влажные повсюду,

и дождь идет сквозь сутки напролет.

Конечно, не без дела. Я не буду

сидеть, смотря в оконный переплет.

Я напишу, исправлю и продвину

в сети себя. Куда и почему?

Куда-нибудь не всю, а половину.

Зачем мне суета, зачем? К чему?

А просто так, другого дела нет ведь,

меня списали, возраст мол, года.

Я не пою, не сплю, ведь не медведь я,

но я еще строптива и горда.

Пусть дождь идет, с зонтом я погуляю.

Пусть снег, мороз – я выйду на крыльцо.

И солнце я люблю пусть на поляне,

где ветер обдувает мне лицо.

Шарф

В небе лампочка – Луна,

холод запредельный.

Зимний вечер. Я одна.

Мир мой самодельный.

Не грущу или грущу.

За окном – дорога.

Мысли в город отпущу,

буду недотрога.

Быт мой прост. Окно во двор,

снег в ветвях ютится.

Напишу красивый вздор,

можно прослезиться.

Снег искрится. Белый мир.

Шапки натянули.

Холод снежный – мой кумир,

за окном вздохнули.

Не иду гулять в мороз,

детвора гуляет.

Шарф закрыл холодный нос,

пар лишь вылетает.

Проседь

Долгая зима сменяет осень,

солнце землю греть вновь не спешит.

В голове моей заметна проседь,

но она давно всех не смешит.

Небо серо, пасмурно и хмуро,

то весна вбегает с пеньем птиц.

Но леса не смотрятся угрюмо,

и листва зеленая летит.

Седину пока закрашу тихо,

незаметно будет на свету.

Пусть душа моя воспрянет лихо,

Стану, как сирень, и я в весну.

Улыбнулась краска в упаковке,

засмеялось солнце над листвой.

Мир порой из мыслей наших соткан,

хочешь – веселись, а хочешь вой.

Лето затаилось на мгновенье,

времечко еще не подошло.

Слышу за окном я птичье пенье,

настроение грустное – ушло.

Адлер

Платаны, пальмы, кипарисы

в прекрасном Адлере растут,

и отцвели давно ирисы.

Магнолий ряд цветет как куст.

Идти по городу – блаженство,

тепло и солнце в небесах.

С реки подует ветер нежно,

отели строятся в лесах.

Отели здесь довольно милы:

отделка, кафель и цветы.

И если есть немного силы,

то и на пляж заглянем мы.

А пляж огромен, волны, галька.

Душа у моря расцветет,

как здесь цветут герань и мальва,

и на погоду мне везет.

Я загорела, обгорела,

я накупалась на весь год.

Я походила по аллеям,

и не застала ливня брод.

Знакомства

Пронзительно чистое небо,

безбрежно-пленительный взгляд.

Смотрюсь я, конечно, нелепо.

А Вы как божественный клад.

Забралась в знакомства случайно.

искала, не зная кого,

И Ваша улыбка, как чайка,

вошла в мое сердце легко.

Не думайте, я не вернусь к Вам

по той незабвенной тропе,

что топчет в сети милый клан дам,

не я суждена Вам в судьбе.

Пройду, улыбнусь и забуду,

сама себя дерну в струну.

Нет, нет, я любить Вас не буду,

не буду скулить на луну.

Приятно, что есть еще парни

моих многочисленных лет.

Они, может быть, будут парой…

Одни короли! Мне валет…

Свадьба

Сквозь обиды и тревоги,

сквозь любовь и тишину

шли по твердой вы дороге,

зная истину одну.

Что дошли вдвоем до свадьбы,

до взаимности в семье.

Появились мамы – сватьи,

значит быть отцу в судьбе.

И родни вдруг стало больше.

Не теряйте вы друзей,

пусть кричат вам: Горько! Горько!

Станет сердцу веселей.

Свадьба ладной получилась,

бело – синие цвета.

Счастьем парочка светилась,

но судьба увы, не та.

Захотели вдруг мамаши

денежки свои забрать,

видно ели много каши…

Мир распался. Подлость. Ять…

Злость

Любовь кончается словами:

«Мне не звони».

Еще кончается словами:

«Мне не пиши».

Любовь кончается словами:

«Мое! Не тронь!»

Еще кончается словами:

«Пошла ты вон!»

Она порой еще тревожит,

то есть любовь.

Но с каждым днем все голос строже,

не в глаз, так в бровь.

И вот почти уже затихли

любви шаги.

Еще чуть – чуть все чувства стихли,

на злость легли.

Потом и злость всегда уходит

за поворот,

и пустота как лень приходит,

и сомкнут рот.

Олимпиада

Великий старт олимпиады,

когда победа на кону,

когда не все идет как надо,

но каждый вправе: "Добегу".

И он бежит по эстафете…

Она летит под небосклон…

И только зрители с конфетой

сидят и смотрят биатлон.

Весь мир притих и каждый смотрит

и за своим, и за чужим.

Кто гол забил. Конек как воткнут.

И крик, и стоны, и нажим.

И нервы сотканы из стали,

и ветер вьется у ветвей.

И вот спортсмены лучше стали,

они как члены всех семей.

И все роднее, и дороже

успехи, горе и Звезда.

Звезда – медаль, она похожа…

А, где медаль, там и звезда.

Адреналин

Адреналин болельщиков огромен,

когда бегут со старта сотни лыж,

и каждый в этой массе внешне скромен,

но километры – тут не пошалишь.

И круг за кругом, силу проявляя,

уходят смело лыжники вперед.

Природа им комфорта добавляет,

и тихо дома буйствует народ.

Еще не время, десять километров,

еще немного и четвертый круг,

еще чуть-чуть и тридцать километров.

И здесь почти не важен враг и друг.

Бегут вперед, всех мощью завлекая,

в свой славный бег, забыв о ней совсем.

Они проходят как орлиной стаей,

болельщикам они прекрасны всем.

А вот и финиш. Силы на пределе.

Но тут взорвался гулом стадион.

И лыжники летят, они при деле.

И тройка пьедестала – медальон.

Пепел

Кто-то что-то перепутал,

или что не доглядел.

И в умах сермяжных путы,

БТР был не у дел.

Горизонт покрылся пеплом,

темной копотью от шин.

И сирены грустно пели

от погибших без машин.

Жизнь опять перевернулась,

вне политики не жизнь.

Вновь солдаты подтянулись,

им хотелось очень жить.

Гарнизоны у границы,

ощетинились стволы.

Грустно пели тихо птицы.

И пусты были столы.

Господи, яви в мир чудо,

всех и вся ты вразуми!

Мир верни! Пусть будет людно,

Пусть народ еще поспит.

Путь бессонный

Зеленая листва еще наивна,

и солнце светит скромно из-за туч.

Но снег летит и нагло, и цивильно.

А клен в цветение ясен и могуч.

Проходит репетиция парада,

проходит по брусчатке много лет,

и я виденьям этим очень рада,

не забыт ни один в шкафу скелет.

Вновь по земле опять проходят тучи

из той страны, где мир сам по себе

на миг исчез, остались только кручи.

И каждый не уверен вновь в судьбе.

И ужаса картинки давят в сердце,

и слезы наступают на глаза.

Но некто так шипит, что он весь серый,

и путает виновных голоса.

Закрыть экран и посмотреть на солнце,

осталось лишь надежда на того,

кто разумом постигнет путь бессонный,

когда настанет мир, пусть нелегко.

На лыжне

В шоке, в Ладе, в шоколаде,

или утром – шоколад.

Иль в раю, иль в диком аде,

или летом – водопад.

По лыжне иду на лыжах,

зимний вид и снежный блеск.

Дети, старые, кто выжил,

мне навстречу. Дети – треск.

Без падений в снежном мире

те, кто медленно – ползут,

кто змея в любом эфире,

кто надели цвет – мазут.

В шоколадном страстном цвете

мало ходят на лыжне.

Тут и куртки как конфеты,

словно фантик – малышне.

Иней ели покрывает,

ветви движутся кругом.

Снег лежит, как порывало.

Я на лыжах. Я бегом…

Мозги смартфона

Способность девушки любить,

вновь исчезает на мгновенье.

Она способна лишь лежать

с планшетом до изнеможения.

Она в смартфоне говорит,

и погружается в пучину,

потом кому-то погрозит,

и спит, не трогая мужчину.

Он за планшетом, за смартфоном,

он за стеной или в машине.

Он сам стал только жизни фоном,

и как проехать, весь в кручине.

Она прекрасная, вне моды,

лежит ленивая девица,

и смотрит дико на планшет, и

он ей попросту не снится.

Она не пьет, она не курит,

она не любит никого.

Она мозги смартфону крутит.

Почти не ест. Ей так легко…

Вальяжный снег

Нереальный снегопад,

белый, липкий и глубокий,

словно звездочек парад,

словно выпил неба соки.

Пусть лежит теперь в сугробах:

не проехать, не пройти.

Люди смотрят тихо в оба:

как, куда теперь зайти.

Занесло дороги в школы,

утром все пойдут гуськом,

ветра чувствуя уколы,

делая из снега ком.

Снег лежит немного плавно,

весь вальяжный и крутой.

Он сегодня в мире главный,

он застенчивый, лихой.

Утро раннее темнеет.

На деревьях змеи, снег.

Но от снега мир светлее,

ускоряется лишь век.

Капель флюсы

Снег летит сплошною пеленой,

у зимы уход не за порогом.

Так зачем мир белою стеной

застилает, словно перед Богом?

Чудная погода: снег и снег.

Ветер не теряет свою удаль.

Голову склоняет человек,

проходя под снегом днем и утром.

Угнетение было и прошло,

кажется, что мир закрылся снегом.

Душу ветром тихо обожгло.

Из снежинок веер, точно лего.

Посмотрю, когда растает снег,

скоро ль перейдет зима на плюсы?

Да еще неделька – снежный век,

а потом капель и капель флюсы.

Месяц остается до листвы,

месяц от зимы до чувства лета.

Вот и календарные листы,

каждый он как будто лучик света.

Планшет

Изменилась девушка немножко,

и сама садится вновь за руль.

Она любит, но себя лишь крошку,

не нашелся для нее король.

Девушка спокойными ночами,

что- то переводит на планшет.

И сверкает солнечно очами.

Парни без нее пьют свой фуршет.

Меньше и ее зовут смартфоны,

телефон ее забыт давно.

Телефоны стали граммофоны,

по планшету смотрит и кино.

Что-то о любви исчезли речи,

и забылись дивные уста.

Девушка одна, забыты встречи,

Мексика, каникулы. Устал.

Кто устал? Устал какой-то парень,

что смотрел дом-2, теперь один.

Смотрит мексиканский сериал он.

Нет любви, любовный карантин.

Каникулы

Вновь отдыхают парты,

дети уснули, их нет.

Двадцать шестое марта:

ветер, мороз и снег.

Длятся каникулы просто:

дома, где комп, ТиВи.

Улица: снег, наросты

льда. Веришь? Так не смотри.

Скоро ли будет лето?

Дивный в сердцах вопрос.

Но еще дремлет веко,

школьник вопрос перерос.

Он почитает книгу,

умно мне скажет: «О. Кей».

Зная футбольную лигу,

смотрит лишь часть новостей.

Каждый живет, как может,

по трое смотрят сквозь комп,

Сзади их дом. Прохожий -

кто-то домашний, как кот…

Празднично

Летят красавцы истребители,

летят над солнечной страной,

летят, где войск чужих не видели,

летят, где встал народ стеной.

А небеса сияют празднично,

и улыбаются леса.

Наряд зеленый, нежный. Разница?

Весны и мира полоса.

Какой день выдался загадочный!

Тепло и солнце, и весна.

То День Победы просто сказочный

рассыпал мира чудеса.

Парад прошел, чеканя гордостью.

Машины вышли как гроза.

Страна покрыта счастьем, радостью.

И вновь зеленые леса.

Летят красавцы истребители,

летят над солнечной страной,

летят, где войск чужих не видели,

летят, где встал народ стеной.

Земной рай

Вкрадывалась в душу незаметно

томная строфа лихой любви,

в памяти осталась счастья метка,

где поют кукушки, соловьи.

Щебетали птицы в земном рае,

ввысь летели мощные стволы,

были мы в чудесном, дивном крае,

где надежды на любовь малы.

Сами мы того не замечали,

что вдвоем нам было хорошо,

по полям ходили и мечтали.

Нет, не повторится все еще.

Зарождалась сладость тихой встречи,

радости с улыбкой на устах

в день прекрасный. Был хороший вечер.

Мы танцуем. Руки на плечах.

Счастье – удовольствие большое

в танце, на глазах большой толпы,

когда все казалось нам смешное,

но ушли мы врозь в домашний быт.

Мудрая истина

Девочка, девушка, женщина, бабушка

годы идут. Не узнаешь, когда

вдруг появляется: милая, лапушка,

девочка, солнышка, зорька звезда.

Если ты девушка – мир просто сказочный,

всеми любима и всем ты нужна.

Ты и невеста, да просто ты – ласточка.

Ты и красива, в семье ты важна.

Стала ты женщиной. Жизнь. Озабоченность.

Только успеть бы все сделать и то.

Вечно бежишь ты и вечно всклокочена.

Кто пожалеет? И часто – никто.

Годы промчались – ты бабушка старая,

и не нужна ты теперь никому,

вечно идешь под небесною карою.

Эх, обслужить бы себя бы саму!

Горькие хлопоты. Мудрая истина.

Чтобы прожить в этом мире порой,

лучше молчать, жить в семейной все пристани.

Тяготы, радость считать лишь игрой.

Над стадионом

Над стадионом светит солнце,

искрится травка как палас.

Пока пустынно здесь и сонно.

Еще нет регби. Тихо. Класс.

Настырно вертолет летает,

он смотрит, ищет чью-то тень.

Он зарывается и тает,

за стадионом ищет сень.

Но вертолет шумит упрямо,

он не нашел кого искал.

Так подожди, не прыгай в яму,

не будь на солнце как Икар.

Еще чуть-чуть придут ребята,

они запрыгают как мяч,

они крутые, словно львята,

они регбисты, скоро мачт.

Здесь будет шумно и игриво,

и будет множество команд.

Пока лишь вертолет ретиво

мне заменяет детский гвалт.

Регби

В огромном небе пролетает,

гудя обычный самолет.

Он быстро и уютно тает,

весь в облаках, его уж нет.

За ним летит второй по курсу

и исчезает в облаках.

Погода с солнцем им по вкусу.

Пришли регбисты. На полях

они летают друг за другом,

они бегут за кругом круг,

и стадион им будет другом.

Вновь вертолет пошел на круг.

И как-то сразу потемнело,

похолодало над рекой.

И только поле зеленело,

не зная в регби свой покой.

Ребята бегают по полю,

и серебрится лишь река.

Прекрасно все, как сила воли.

И регби – просто лишь игра.

Гулкие чувства

Любовь ушла гулять по небу,

она исчезла в облаках.

Любовь уходит так нелепо,

как что-то вечное в веках.

Ты был таким, таким, как боги.

Ты был каким-то неземным.

Но ты ушел. И рвутся слоги,

не прилетают в чудо сны.

Случайно вместе танцевали,

не разлучаясь и на миг,

поверхностно любовь узнали,

не утоляя плоти крик.

Ты был таким, таким красивым!

Ты был уступчивым порой.

А если мог, был даже льстивым.

Остался пройденной игрой.

Мы вместе время коротали,

я не была твоей женой,

мы танцевали в гулком зале.

Забыт. Забыта. Ты чужой.

Салюты

Мне повезло. И вновь летят салюты,

поднявшись выше дома хоть чуть-чуть.

Мне видно шар. Рассыплется, где людно.

Вокруг него лишь тучи, холод, муть.

Смотрю салют украдкой из-за шторы,

и вижу шапки огненных цветов.

Они сверкают, вьются, словно горы

там за окном, за домом шум шаров.

А вот сегодня снова как-то круто

возник из самолетов чудный шар,

он разлетелся пламенным салютом.

Спасибо тебе летчик и радар.

Какой каскад из самолетов – чудо!

Потом они шли ромбом, просто класс.

Потом они исчезли круг за кругом,

да ими управлял какой-то ас.

Я так встречаю майские парады,

День города, ноябрьский парад.

Летите самолеты, я вам рада.

Взлетайте вверх салюты, мир вам рад.

Не везет – повезет

Не везет. Не везет. Повезет.

Исчезает реальность простая,

что-то долго везение ползет,

когда осень листочки листает.

Снова странный случился расклад,

и финансы ушли по этапу,

не осталось на скромный оклад,

и осталась медведю лишь лапа.

И нечаянно вздрогнул каскад,

и прошли по душе суеверья,

хоть пиши про везение доклад,

и слагай вновь стихи о доверье.

Замолчать, задышать, заморгать,

где каскад, где есть сад, где есть клад.

Все простить, не просить, укусить

этот склад, где оклад, где шел град.

Не везет. Не везет. Повезет.

Исчезает реальность простая,

что-то долго везение ползет,

когда осень листочки листает.

Ладонь чувств

Твоя ладонь мою ладонь держала,

Ты очень чутко чувствовал меня.

А я, как лист осиновый, дрожала,

и ты меня дней десять не менял.

Такой подарок от судьбы как чудо,

когда так мало надо для любви.

Ты вел себя неумолимо мудро,

над ними пели мило соловьи.

Еще кукушки искренне ворчали,

и ландыши прекрасные цвели.

Ты, как корабль, нечаянно причалил.

И мы друг друга до любви вели.

Прошла декада быстро и без брака,

прошла как высший бал в моей судьбе.

С тобою шла от света и до мрака,

но жили каждый сам в своей избе.

Я благодарна чуду из ладоней,

Забыть мне трудно дивные глаза,

что на меня смотрели тихо, томно.

Благодарю зеленые леса.

Розы на окне

Ох, эти розы на окне,

они цветут в угоду моде,

когда душа лежит на дне,

цветы цветут не по погоде.

К тебе летит моя душа,

но зацепилась за колючки.

Все возражения круша,

мечта летит, минуя кочки.

Ох, эти розы на окне,

на них бушуют вновь бутоны.

Но мысли тянутся к тебе,

они свежи как хлеб, батоны.

Ты разлюбил, но не забыл,

ты далеко, не выше неба.

Про розы чайные забыл,

и мы не ели вместе хлеба.

Ох, эти розы на окне,

они в горшке стоят, не в вазе.

Но отражаются в стекле,

в простом стекле, а не в алмазе.

Говорят

Говорят, что тебе изменяла…

Ты не верь, но любила всегда.

Нет, тебя на других не меняла,

год за годом менялись года.

Ты красивый, хороший и умный…

Так, зачем мне кого-то искать?

Это было бы глупо, бездумно,

мне тебя на кого-то менять.

Говорят, что тебе изменяла…

Что мне зиму на лето менять?

Иль весну вдруг зимою изъяла?

На кого ей под снегом пенять?

Это долгая, долгая сырость -

мои слезы всегда о тебе.

Ты давно загляделся на старость,

вместе долго прошли по судьбе.

Говорят, что тебе изменяла…

Хорошо бы узнать: Кто есть ты?

Вот тогда бы уж точно узнала…

А, что знать? На изменах кресты.

Земная дата

Дата приближается земная,

от нее волнение идет.

То была ты женщина простая,

стала ты на пенсии. И вот,

вроде бы как жизнь перевернулась,

словно по торту прошли ножом.

Ты померкла, но вдруг встрепенулась,

годы ощетинились ежом.

Ты еще совсем ведь молодая,

статная, красивая мадам.

А тебя на пенсию. Златая

осень пробежала по листам.

Бабье лето жизни улыбнулось,

пенсия по старости – не грех.

Увядают листья, жизнь запнулась,

знания – расколотый орех.

Все умеешь, знаешь и все можешь,

но немного в возрасте, и, что?

Ты еще дела все приумножишь,

ты еще красивая. Вот что!!!

Случайное счастье

В декабре вспоминаю, вздыхая,

теплый май и дождливые дни,

когда шли по прекрасному краю,

когда были вдвоем мы, одни.

Разливалась река под дождями,

заливая надежды и страх,

где тогда мы ходили с мечтами,

не предчувствуя собственный крах.

Берега улыбались игриво

и манили зеленой травой.

А мы шли мимо речки и виллы.

Ты волшебный был, чуточку свой.

Мои пятки сверкали и ноги.

Твои плечи светились в лучах.

Мы по кручам ходили пологим,

погибая от света в глазах.

Мы счастливые были случайно.

Я ходила с наивной мечтой,

что останемся вместе мы тайно,

что совсем невозможно с тобой.

Пустыня забот

Когда исчезли все мечты

беспрецедентно.

Когда совсем не нужен ты

эквивалентно.

На редкость грубые мазки

снуют по небу,

то бело – серые мостки,

и пруд без нерпы.

Болото в жизни часто вот,

когда все пусто.

Когда пустыня из забот,

но очень грустно.

Придумать надо что-то мне,

чтоб кровь струилась,

чтобы не думали: "А мнит,

всего добилась".

Совсем не так, иду вперед,

очки на вынос.

И что-то новое грядет,

в строке – невинность.

Лох

В судьбе вся кончилась недвижимость,

остались только лоха троны.

Осталась только чья-то видимость.

Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.

Кому поверить? Вроде некому.

Куда пойти? Увы, не знаю,

и промолчать, как – будто некогда,

и позабыть о чем мечтаю.

Потом все ищут, кто под поездом,

а кто слетел с домов вершины.

Самоубийцы – это пайщики,

иль те, кого в обман втащили.

Отдали люди свои денежки,

а их смертельно обманули,

и нервы просто разрываются.

И тут звонят.  Нет.  Потонули.

Внимание, чудо – лохов гонщики,

на вас нет судий, нет полиции.

И вы, как ассы велогонщики,

несетесь перед горем – лицами.

Камеры

Эх, какие дороги, развилки,

переходы внизу и вверху!

Опоздал? Не доехал до вилки?

Так худей в пробках и ни гу-гу.

Город пробок и видеокамер.

Шаг проехал – плати – не хочу.

Город едет. И вдруг, будто замер.

Опоздал? Тесен мир лихачу.

А когда все машины столпились,

рядом пусто, дорога пуста.

Застолбили, заедешь – заплатишь,

кто-то держит себе полосу.

Дом огромный, а рядом дом больше,

дом на дом наезжают порой.

А народ по машинам все тоньше,

им не кажется – мир сей игрой.

Трудно выспаться. Некогда. Позже.

Надо ехать. Дороги пусты.

А вот камера, кто-то стал толще,

у кого-то карманы пусты.

Атлеты прошлого

Я знаю, кто построил пирамиды!

Их мамонты построили, друзья.

Не надо на меня пустой обиды,

давно  все было, но все помню я.

Четырнадцать мгновений пролетело,

и каждое мгновенье  – толща лет.

Семь метров было и людское тело,

и каждый человек наш был – атлет.

Да, мамонты гуляли, носороги,

деревья ускользали в толщу лет.

Цвели пески, и делали дороги,

и блоки поднимали как букет.

Не верите? Проверите. Погода

тогда была совсем, совсем иной.

И кислород гулял, нагуливал породу.

Трава в песках огромная росла.

И не была песка. Нил разливался,

как море или больше. Тишина

плыла средь пирамид. Век обрывался.

Ушли те великаны навсегда.

Желтизна

Желтизна разбрызгана на листьях.

Легкая прохлада ветерка.

Пусто на душе. Любви нет в мыслях.

Память затянули облака.

Грустно. Бесконечно одиноко.

Глупо. Никого я не люблю.

Так бывает осенью глубокой,

в сентябре лишь руку пригублю.

Надо просто жизнь переиначить,

нужно поменять местами все.

Где-то ждет любовь, нельзя иначе.

Осень первозданная еще.

Осень пролетает желтым солнцем,

освещая мир своей красой.

Посмотри, дружок, в свое оконце,

полюбуйся лиственной лисой,

что прошла красиво по деревьям,

обнажая ветви от листвы.

Желтый мир порывистых стремлений

исчезает с ветром до весны.

Медный шорох

Щедро украшена почва листвой,

так и шевелятся желтые птахи.

Лес золотится малейшей тропой,

осень всегда – наша лучшая пряха.

Шорохом медным прошли по ветвям

капли дождя и скатились по лужам.

И заблестели тут тысячи ям

темной водой, а в ней листики кружат.

Желтым каскадом раскинулся клен,

Царь не иначе, он краше всех братьев.

Вот бы рисунок такой да на лен,

всех бы невест приодеть, даже сватью.

Грусть меня гложет, а брови в разлет,

словно то ветви, да те, что без листьев.

И наблюдаю я листьев полет.

Вот по листве уж не дождь – ветер свищет.

Солнечный терем стоит из листвы,

весь он пронизан летящей зарею.

Ветви огромные. Как любим мы

Здесь посидеть. Я люблю клен, не скрою.

Подобные

Человек творит себе подобных,

только неудачно иногда,

а то вдруг – родится преподобный,

а то вдруг – ученая среда.

Гены в нем заложены веками,

в них все есть про цвет и про глаза,

что бывают рядом с небесами,

или кареглазая слеза.

Видите, меняют жизнь дороги,

как растут огромные дома.

Вот автомобильные потоки,

там садов безудержных волна.

Солнца луч бежит по стеклам окон,

а за ними новенький уют.

Электронный мир закутан в кокон,

сотовый, компьютер в мир ведут.

Космоса дороги нам подвластны,

и глубины можно все достать.

Можно жить сто лет, нам век подвластен,

можно из мартена выжить сталь.

Позер

Ледяной, морозный воздух

очищает пыль времен,

покрывает ветви воском.

Снег хрустит как слог имен.

Мы пройдем с тобой по кругу

в облаке своей судьбы.

Я скажу тебе, как другу:

«Я люблю, и ты люби

эти тихие мгновенья,

замороженных озер,

и огней проникновение.

Что молчишь? Ну, ты позер.

Или ты заметил ели

под сугробами мечты?

Мы бредем ведь еле-еле.

Я люблю тебя! А ты?»

Ты невольно встрепенулся,

посмотрел вокруг себя,

и невольно улыбнулся.

«Холодно», – сказал сопя.

Похожие

Он похож был на Высоцкого

в звуках соло до небес.

Я влюбилась так в Патрацкого,

по любви и без чудес.

Анатолий Александрович!

Физик с солнышком взойдет…

Бард Владимир-то Семенович,

Песней по сердцу пройдет.

Внешне были столь похожие,

Оба. Каждый как-то по себе.

Физик, бард вообще прохожие.

Но в моей они судьбе.

Я была блондинкой стройною,

с натуральною косой,

оба уж они покойные,

оба встретились с косой.

Но скажу я в вечность вечную,

что любила сильно я.

Я была невестой венчанной,

стала грустная вдова.

Пригожий

Ты, мой хороший,

Стройный, красивый, солнечный.

Самый пригожий,

В чувствах ты самый красочный.

Милый, любимый

Самый заботливый, только ты.

Ты не забытый,

Помню я все твои следы,

Что затерялись,

Временно или совсем ушли…

Мы растерялись,

Но мы с тобой ведь еще живы.

Брось свои муки,

И набери только пару слов,

Самых хороших,

В меру коротких и дорогих.

Я тебя, жду

Каждый свой час, и каждый миг.

Я ведь приду,

Чтобы в любви меня вновь постиг…

Бег шагом

Утихают страсти. Замолкают мысли.

Небосвод синеет над лесной волной.

Облака беспечно над рекой зависли.

Ты опять приснился, будто был со мной.

Часто предсказуемо протекают годы,

то в борьбе за счастье, то за суетой,

даже безразлично от любой погоды.

А ты снишься, снишься, хоть во сне постой.

То плыву, то бегаю, то тягаю гири,

мышцы тренирую с тихою мольбой.

За окном просторы кажутся мне шире,

их пройду спокойно вовсе не с тобой.

С сумкой за плечами мимо елей, сосен

я хожу неспешно вольною тропой.

Вопреки всем возрастам бегаю я кроссы,

ты стареешь сидя рядышком с клюкой.

Пусть меня ломают возраст и невзгоды,

убегу я шагом по крутым полям,

у любой погоды есть любви восходы.

А тебе любимый: "Здравствуй! Где ты там?"

Россия

Россия простирается под небом

так далеко, что взглядом не объять.

Весною нелегко ее проехать,

но можно самолетами обнять.

Поля, сады, леса и перелески,

огромные просторы рек и гор.

Над водами озер сверкают лески,

а кое-где над бревнами багор.

Идут века, года и солнце светит.

Дома взлетают прямо в небеса.

Они стоят, как памятник столетиям,

и в окнах солнце, как в глазу слеза.

Умнее люди, и стройней, и краше,

за ними мудрых предков племена.

Цари, народ и родственники даже -

оставили на книгах имена.

Российские просторы прячут недра,

богаче их на свете не найти.

Медведи, кабаны, киты и нерпы -

всегда стремятся с выводком прийти…

ЦДЛ

Центральный дом литературы,

точнее ЦДЛ,

Он ловчий слов и пик  культуры,

в нем много лик и дел.

Издательство – предвестник славы,

точильный инструмент,

его забрасывают лавой

синопсисов, анонсов лент.

Есть Самиздат – парник поэтов,

ростков миниатюр.

И конкурсы – Богов приветы,

как мода от Кутюр.

А вот сам Автор многогранный,

раздвоен он в делах.

Он – словом лечит сердца раны,

с фантастикой в мечтах.

Куда потом ему податься

с огромной кипой слов?

Да в Самиздат, конечно, сдаться,

тут каждый двух голов…

Остановка поезда

Сурепка. Бабочки. Волна.

И за окном дары речные,

осока крепкая видна,

и гальки белые, сухие.

Вагон стоит. Окно в природу

открыто иве у реки.

Эх, подойти, нырнуть бы в воду.

И мотыльки. И мотыльки.

Еще немного. Путь неблизкий

через леса, поля, мосты.

И небосвод повсюду низкий

всегда один, под ним листы

природы дикой и домашней.

Платки в корзинах на еде.

Соленый плеск воды в Сиваше.

Наедине. Наедине.

Одна с собой, окном и ручкой

спокойно еду, налегке.

Еще чуть – чуть надену брючки,

И с сумкой выйду на руке.

Медузы

Пронзительны лучи жары,

они впиваются мне в кожу,

и обжигают изнутри,

и превращают мысли в прозу.

Горит загар на коже красный,

и кожа пышет от жары,

но все равно песок здесь влажный,

и дети лепят с них шары.

И море разное такое,

с утра все смотрится до дна,

а позже забурлит волною,

медуза выплывет одна.

Она, как шар односторонний,

или как купол киселя,

и щупальца ее просторно

шевелят воду бытия.

Иду на берег. Их все меньше.

Не любят берег кисели.

Залягу в воду, станет легче.

Ведь я сегодня на мели.

Бакланы

Воскресенье. День погожий.

Солнце. Море. И песок.

Ласточки у моря кружат

и летят под козырек.

Здесь их дом и птичий гомон.

Вновь бакланы над водой.

Они важные, их стоны

словно крик: "А ты постой!

не ходи за птичьей стаей,

остров птичий не волнуй"!

Вон и чайки в море тонут.

А, нет! Всплыли над волной.

А в воде одни медузы,

бело – синие круги,

и круглы как те арбузы,

но их щупальца долги.

Жгут они, не раня кожи,

а в руках как снежный ком.

Моря важные вельможи

охраняют лепет волн.

Лиман

Степной полуостров уткнулся в лиман,

там аист живет и фазан великан.

Тот аист стоит на столбе у дороги,

он видит, кто едет, его взгляды строги.

Так, что он заметил? Вдоль берега зелень.

Дома небольшие. И море, и мели.

Зимой людей мало, но больше весной.

А летом все едут сюда на постой.

Прельщает всех море чуть выше колена.

Для маленьких деток нет в море предела:

купайся, играй и лечись средь травы,

что в море растет, просто так для молвы.

Раздолье для маленьких деток, больших,

а отдых, загар здесь совсем за гроши,

что лучше не выдумать. Море без волн.

Июль наступил. Пляж людьми снова полн.

И как безграничны на море обзоры!

Медузы почистили воду, нет сора.

В душе очень пусто без добрых друзей,

как будто попала в чужой я музей.

Тревожный шорох

Тревожно шуршала листва по утрам,

идти в лесу жутко, ужасно.

Какой-то помятый мужик в лес удрал,

и взгляд его в спину ужалил.

Иду осторожно, потом вдруг побегу.

Куда, от кого? Шорох листьев.

Мужик прошел быстро, сверкнул, ни гу-гу.

И трески ветвей, словно выстрел.

Ой, страх пробежал. Я вдруг встала. Стою.

Смотрю на него. Он проходит.

И липа сверкнула листвой. Я молю,

а там за листвой солнце всходит.

Он сам вздрогнул быстро, как листья осин,

а я замерла, словно липа.

Стоим среди елей, огромных верзил,

а взгляд его яростный слепит?

Он вдруг пошатнулся и быстро пошел,

а я побрела, где люднее.

В лесу одиночество – шорохов шок,

здесь ходят одни, кто беднее.

Листочки амура

В день весенний ты волшебный,

обновленный, славный май.

В сердце сотканы свершения,

ты меня не забывай.

Я тебя в лучах весенних,

не забуду, так и знай!

Ты прекрасен как Есенин,

в строчках, милый, прилетай!

И любовь, как почки листьев,

тихо, медленно вспорхнет.

Ты немного странный мистик.

Чувство, чувствуешь, идет?

Оно медленно волною

в сердце томное взойдет,

я уже живу тобою,

меня ветрами ведет,

к той одной прекрасной цели,

где ты рядом, где со мной.

Вон амур листочком целит,

любовь сердцем тихо спой....

Рысь и Мурка

«Космические дали,

космическая высь,

там люди не витали?» -

спросила тихо Рысь.

«Какие уж там люди,

скажи, что муравьи,

они бы не летали,

так пели соловьи», -

сказала тихо Мурка,

лизнув свой ноготок.

В нее летела куртка,

и с нитками клубок.

«Вы кошки разболтались,

сбежали с чердака.

Коль Рысью ты назвалась,

так и сиди пока», -

сказала Степанида,

она несла носок.

Клубок весь раскатился,

увяз в нем коготок.

Стая собак

На детской площадке двенадцать собак.

Их лай голосистый и злобный

собой говорит, что их жизнь не табак.

Они, как отряд здесь особый.

Бродячие стаи огромных собак

удел городских завихрений.

Они отгоняют пришедших на брак,

и мстят домовым сновидениям.

И лают собаки с утра до утра.

Свободная стая удачи.

Их лай достает всех котов до нутра.

Дома здесь как соты, не дачи.

Собачек не ловят, не кормят порой.

Они давно сами с усами.

И дети боятся забыться игрой.

На детской площадке вновь стаи…

Но кто-то собак всех убрал со двора.

Коты давно сами исчезли.

Мышата свободно снуют по утрам,

собачью еду крысы сгрызли.

Не повторяется

Не повторяется любовь,

не повторяется.

Всегда она как в первый раз

раскрепощается.

И раскрывается душа,

парит взаимностью,

все стены прежние круша

былой ранимости.

Рука с рукою невзначай

случайно встретиться,

и поцелуем поцелуй

в любви отметится.

И нечто нежное пройдет,

как импульс гордости,

и потихоньку тает лед

тягучей горести.

И окунуться не спешат

два сердца в чувственность,

любви все таинства вершат

в пределах чуткости.

Миг единства

Есть тонкое чувство единства,

оно пролетает как миг!

Простите, но это ведь принцип,

годами не видеть сей лик!

Поверьте, дороже мгновенья,

пожалуй, и нет ничего.

Мы миг излучаем свечение,

и в сердце от взглядов – легко.

Такое прекрасное чувство

всегда затмевает весь мир.

И радость любви – просто чудо,

как наш молчаливый эфир.

Мы "Здравствуй" и то не промолвим,

мы мимо пройдем не спеша.

И чувства уносим мы, молча,

как – будто они все решат.

Потом в тишине своих комнат,

мы вспомним один только взгляд,

и сердце от мысли проколет,

как самый сильнейший яд.

Зоопарк

Нормальная московская погода,

тепло и солнце, ветер – холодок.

И зоопарка каменные своды

зовут к себе на солнечный денек.

С утра приходят, бродят единицы,

потом десятки, сотни и толпа.

Летают и сидят на ветках птицы,

и ухает красавица сова.

А зоопарк красив, он изменился!

Эффектней территории зверей.

Поверьте, что никто здесь не ленился!

И каждый в нем становится добрей!

И дельфинарий голубой на месте,

в нем есть отличный кит, и есть дельфин.

И в зоопарке хорошо быть вместе,

и ты тут будешь точно не один!

Я узнаю зверей и их повадки,

как гордо бродит беленький медведь!

У рта мелькает снег и сахар сладкий!

И солнца бесконечный свет!

В самолете

Оторвусь я от Земли,

пролечу по небу птицей,

рев моторов – соловьи,

жизнь моя – синица.

Турбулентность – есть гроза,

мимо пролетаем с дрожью,

не видны внизу леса

и поля с пшеницей, рожью.

Развернулся самолет,

под крылом вода мелькает,

чувство легкое – полет,

а внизу – люд загорает.

Пальмы бросились в глаза

и цветы больших магнолий.

Кипарисы. Чудеса

в воздухе так много соли.

Оторвусь я от Земли,

пролечу по небу птицей,

рев моторов – соловьи,

жизнь моя – синица.

Дивное море

От березок до магнолий

лету ровно два часа,

где лазурной водной соли

в горизонте нет числа.

Море дивное различно,

то оно пленит волной,

то щекочет пятки лично,

то ставиться стеной.

То оно зовет лазурью,

то обрадует теплом,

то затянется все мутью,

то опять лежит слезой.

То облизывает гальку,

то бросается волной,

то запрыгнет в чью-то майку,

то отпрянет синевой.

От березок до магнолий

лету ровно два часа,

где лазурной водной соли

в горизонте нет числа.

Серпантин

Уазик – это не машина,

Уазик – это альпинист,

ему подвластны гор вершины,

он, в общем, горный пианист.

Играет он на ваших нервах,

и тащит вас в адреналин,

на серпантине вечно первый,

а где-то вид речных долин.

А вы на круче, над обрывом,

Уазик тенет вас к снегам,

вам страшно очень до надрыва,

Уазик едет к берегам.

Да, да, не спорьте, водопады

зовут к себе – назло судьбе,

и капли их сродни петардам,

и на вершине вы в себе.

Уазик – это не машина,

Уазик – это альпинист,

ему подвластны гор вершины,

он, в общем, горный пианист.

Водопады

Газ – две шестерки – это что-то,

он любит дно речных долин,

он мчит по гальке, в брызгах кто-то,

и брызги в платьях балерин.

Такой машине мир подвластен,

что за вершинами течет,

вас потрясет до сладострастия,

но неизвестность – всех влечет.

Потом пойдете к водопадам,

по краю древности и грез,

где глубина веков – услада,

где мед, вино и шерсть из коз.

Какое таинство вселенной,

запрятано за суетой!

тут только не было в вас лени,

а впечатлений простой той!

Газ – две шестерки – это что-то,

он любит дно речных долин,

он мчит по гальке, в брызгах кто-то,

и брызги в платьях балерин.

Ривьера

Вечерний город взмыл в сиянье

своих безумств – в красе огней,

где карусельное сверкание,

всех видов красок и страстей.

И крики бурные бравурно

вращают карусельный мир,

потом билеты лягут в урны,

но страсти в парке – жизни пир.

Огни ночные, лица, тени

и полумрак ночных аллей!

Тут звери – куклы все же звери,

они из прошлого. Налей

себе немного местной страсти,

немного сказочных огней,

здесь люди ходят разной масти,

но вместе в сказке жизнь мудрей.

Вечерний город взмыл в сиянье

своих безумств – в красе огней,

где карусельное сверкание,

всех видов красок и страстей.

Городские тучи

Москва как горы вечно в тучах,

одни дожди и холода,

от серых буден очень скучно,

лишь не хватает летом льда!

Ау, кто свыше! Вы забыли,

что лето хмурое идет,

одна вода и нет уж пыли,

и осень летняя грядет.

Среди дождей бывали грозы,

и миги летнего тепла.

Дома стоят, как те утесы,

и тень от туч на них легла.

Москва столбит дорогу тучам,

она цепляет небеса,

она своей грядой могучей,

давно подмяла все леса.

И тот, кто свыше это видит,

и он бессильно шлет дожди.

Он город – горы не обидит,

погоду как у моря жди…

Расставанье

Неожиданно, непредвиденно,

не назойливо и с тоской

мы с тобой теперь не увидимся,

каждый сам себе доктор – сон.

Ты живи один. Я живу одна.

Солнце светит нам осторожное.

Мы в любви с тобой все прошли до дна,

счастье прошлого заморожено.

Ты прости меня. Я прощу тебя.

Жизнь от этого не изменится.

Мысли чуткие о любви скорбят,

неназойливо тихо светятся.

Не люблю тебя. Не хочу тебя.

Все, что пройдено, не вернется вновь.

Вспоминаю я, грусти не тая,

непредвиденно вдруг ушла любовь.

Ты пройди один стороной другой.

Ты уйди один среди солнца дня.

Увлечешься ты новою игрой.

Неожиданно ты забудь меня.

Проходит-уходит

Вот жизнь! Она идет, проходит

то мимо елей, то мимо пруда,

и каждый год, как сон уходит.

Зачем уходит? А потом куда?

Идет мужик своей дорогой

среди осенней красоты,

в день юбилея, стал он строгим,

его дорогой видел ты.

Он дед Мороз вполне отличный,

он дед, отец и даже муж,

рабочий стаж его приличный,

спасал от лени вечных груш.

А сей мужик великий тезка,

мечты поэтов прошлых лет,

и дочка с ним почти березка,

они вдвоем средь плат и дел.

Как хорошо всю жизнь трудиться!

Как хорошо всем танцевать.

А молодость ночами снится,

ее тихонько пролистать.

Мечтать не вредно

Музыка ворвалась в настроение,

вытесняя прежние мечты,

словно искра нового везения

навела на счастье мне мосты.

Декольте фривольно открывало

толику нежнейшей чистоты,

я волшебным звукам подпевала.

Где-то среди зрителей был ты.

Я сложила теплые ладошки,

поместив блестящий микрофон,

подпевала музыке немножко,

уловив невольно темп и тон.

Ярким вихрем я прошла по сцене,

шарф, закинув быстро на плечо.

Мир казался цирковой ареной,

акробаты выгнулись мячом.

Эх, мечты! Не я была на сцене,

и не ты сидел среди гостей.

Вечно плохо спится мне на сене

трав в подушке с запахом вестей.

Нелюбовь

Кто бы сомневался в нелюбви,

я теперь в тебе не сомневаюсь.

Полностью примолкли соловьи,

я тебе душою не покаюсь.

Надвигались жуткие мечты,

горько засыпало чувство мести,

жизнь сжималась в снежные пласты,

в голове примолкли тихо песни.

Так бывает грустно, ну хоть вой,

волки одинокие по лесу,

не найдут пристанище, покой,

отдавая чувство только бесу.

И во мне царил один покой,

словно я в снегу одна стояла,

словно бы настал всем чувствам сбой,

а я даже мысли не листала.

Сон – ни сон, но пресность бытия,

как-то изменила мою сущность,

не по мне два слова: быт и я,

надо бы добавить мыслей толщу.

Чепуха

Меня гнетет, меня влечет

от безысходности печали

в какой-то злой водоворот,

тобой забытого причала.

Я погибаю без любви,

тоска мои глодает кости.

Изнемогаю, позови!

Устала я от бывшей злости.

Не верю я в твои слова,

что ты мне бросил отвлеченно.

Пойми, есть новая глава,

а я тоскую обреченно.

Ты позови, ты оглянись,

иль подойди ко мне поближе.

Любимый, милый мой, вернись!

Я не хочу всю жизнь итожить.

Еще хочу, еще могу,

еще люблю, еще пророчу,

несу сплошную чепуху.

Тебя люблю – скажу короче.

По хорею

Я сегодня повстречала

позабытую любовь,

всей душой ему кричала,

но не дрогнула и бровь.

Вот спасибо, так спасибо,

надоела нелюбовь.

Ты стихом меня спаси-ка,

в рифмах старь и редко новь.

Амфибрахий – солнце в бликах,

вот анапест, в проводах,

он блокирует все лики,

и катается в ветрах.

Я пошлю тебе флюиды

по хорею, по путям.

Только ты, не уходи ты,

у меня так много ямб.

Я люблю в тебя влюбляться,

и в любви рождать стихи,

так могу я закаляться.

А грехи? Мои стихи!

Флюиды

Актюарит солнце в бликах,

и биморфит в проводах,

и блокирует все лики,

и катается в ветрах.

Ну, а ты? Сидишь и таешь

от чужих, простых речей.

Ты меня уже не манишь

И не любишь горячей.

Я не буду слать флюиды

в твои мерзлые мозги.

Да иди, иди, иди ты…

Ты с мозгами из розги.

Я найду себе другого,

кто умней тебя в сто крат.

Да, другого дорого.

Ну, а ты? А ты ведь рад,

что тебя послали к черту

по бионовым путям.

Мы с тобой любовь не чертим,

мы обходим чувства ям.

Костыль

Возьму костыль, пройду по тротуару,

глотая пыль несбыточных надежд,

пройду тропой знакомого бульвара,

среди людей и тополей невежд.

Меня ты бросил, только захромала,

я с болью в сердце это говорю,

тебе любви хромой недоставало,

и я в душе бессилием горю.

Оно понятно, есть меня моложе,

они идут, качая каблуки,

а ты ведь мне стал и ближе, и дороже,

но это уже видно от Луки.

Я поняла, хромаю одиноко,

я не достойна твоего словца.

Зачем тебе внимание трехногой,

а в прочем, есть четвероногая овца.

Возьму костыль, пройду по тротуару,

глотая пыль несбыточных надежд,

пройду тропой знакомого бульвара,

среди людей и тополей невежд.

Служба

Хорошее чувство единства,

признания, о дружбе – просты.

Но годы слетают как листья,

и встречи мои как посты…

Одно отторжение от дружбы,

не радуют встречи обид,

и жизнь превращается в службу,

на чувства наброшен лимит.

Сложнее найти мне задачу

для собственных, в общем, мозгов,

не видя любви и отдачи,

как будто я вся из долгов.

Должна и обязана, все же

взорваться желает душа,

и рано мне жизнь – то итожить,

свои междометия верша.

Такая я вся и сякая,

тружусь я с утра до утра.

Живу, никого не лаская.

Я вся из труда до труда…

Тпру

Переросла сама себя,

остыл фонтан душевных струй,

иссякла, видимо любя,

а жизнь сказала тихо: "Тпру".

Что это значит, не пойму,

но пустота необъяснима,

вот надоело же уму,

слова писать издательств мимо.

Мой вертолет упал с небес,

а я присела на рессорах,

и это видимо венец

моей мечты в столбцах позора.

На самом деле – пустота

такой исписанной натуры,

каких-то мыслей чехарда

идет, бредет весьма понуро.

Не перепрыгнуть мне себя,

и пересказ любой не вечен.

Вчера я вспомнила тебя,

а ты живи, ты будь беспечен.

Зеленоградская звезда

Хорошо ли жить в Зеленограде?

Я об этом знаю и пою,

здесь любой в тени живет, в прохладе,

я об этом прямо говорю.

Солнечные тропки всем известны,

солнце до краев наполнит вас.

Это разве очень интересно?

И наука здесь не про запас.

Я люблю проспекты, водоемы,

блики на воде в подлунный час.

Я люблю приборные разъемы

те, что лишь припаяны сейчас.

Знаете – МИЭТ? О, это чудо?

Переходы в зданьях микросхем,

в нем всегда прекрасно, тихо, людно,

а потом Зенит или Ангстрем.

Компонент помашет звездной елью,

запоет тихонько Элион,

а за ними Элма станет тенью,

и баском откликнется Протон.

Песнь заветная

Если ты споешь песнь заветную,

я тебе спою – песнь приветную.

Я спою, спою, вся я в пляс пойду.

Ну, а ты приди, я с тобой пойду.

Вы не знаете меня? Залихватская!

Я с утра и до утра песни клацаю.

Я пишу, пишу, пишу, без побед почти.

 Вас ищу, ищу, ищу. Ты – меня прочти.

Я пойду с тобой, по полям, лесам,