Читать онлайн Ведьмина деревня бесплатно

Ведьмина деревня.

Глава 1. Дом Ведьмы

Свадьба была весёлой. Невеста вся в белом, жених в тёмных брюках и отглаженной матерью рубашке.

Алёна и Тимур знали друг друга с детства. Выросли на одной улице, летом вместе бегали на речку, зимой катались на санках.

Жизнь в деревне привычна и размерена: взрослые работают, старики по хозяйству, дети учатся, да старшим помогают. Гуляют обычно одни: родители своими делами заняты. У магазина на скамейке старушки обсуждают последние новости.

В том, что Алёна с Тимуром поженятся, уже давно никто не сомневался. С детства они друг за дружкой ходили. То поссорятся, то помирятся, но вместе.

А как в школу пошли, в один класс, так и подавно не разлучались. Родные их давно согласились с выбором. Дом на краю деревни, оставшийся от бабушки Тимура по матери, подремонтировали, крышу перекрыли, да молодым на свадьбу и подарили.

Вот радости и веселья было. Все родственники и соседи поздравляли. Кто-то с завистью, кто-то от чистого сердца. Только Алёна не очень весела была, когда о подарке думала. Улыбалась, конечно, свёкров благодарила, да на ключи с опаской посматривала.

Никто не знал, что бегали они с Тимуром в тот дом, ещё когда не расписаны были. Кровь молодая, горячая, играет в молодых телах. У Тимура дед сам с южных земель приехал, горяч был. И внуку такая же кровь передалась – жгучая.

Только не измен его Алёнка боялась, а того, что видела в крайнем деревенском доме. Когда они туда бегать начали, старуха ещё жива была.

Недобро смотрела она на молодых. Тимур хоть и помогал ей перед тем, как будущую жену на сеновал увлечь, а всё равно старуха не одобряла. На Алёну так смотрела, что сбежать ей хотелось, да Тимур не пускал.

А как бабушка помирать собралась, так именно Алёну к себе позвала. Сказала, что хочет наказ ей дать, как за будущим мужем ухаживать, семейную жизнь строить.

Тимур не возражал. Да и спорить со старшими не привык. Привёл невесту к старухе, как та и просила.

– А ты иди, погуляй, милок, – сказала бабушка, – мы тут о своём переговорим.

Тимур пожал плечами и вышел за порог. Воздух сразу показался ему легче. Но парень списал это на болезнь, которая была у бабушки: потому и тяготило внутри дома.

– Садись, внученька, – обратилась старуха к Алёне, – да расскажи мне всё про себя. А то с моим внучком вяжешься, а кто тебя знает, может, худая ты.

Не нравилось Алёна, что говорит старуха, хотела она встать и уйти, да женщина так сильно сжимала её запястье своей костлявой рукой, что вырваться у девушки не получилось.

«Не буду я вам ничего рассказывать», – хотела она сказать, но слова сами начали слетать с языка.

Рассказала Алёна, как переехала в эту деревню совсем девочкой, когда мама её с отцом развелась и вернулась жить к своим родственникам. А те всю жить попрекали тем, что брак не сберегла, семью не сохранила, приплод на шею родителей повесила.

Мама молчала, только на дочке злость свою срывала, когда никто не видел. Но Алёна её всё равно любила, а кого ей ещё любить было? Если все родственники куском хлеба да углом за печкой тыкают?

Ругалась мать на неё в лесу, куда они за ягодами ходили. Специально подальше от деревни заведёт и начнёт отчитывать, ещё руку поднимет. Чувствует Алёнка, что не её мать бьёт, а всех тех, кто её саму обижает, да только им сдачи она дать не может.

В один такой раз окликнул их кто-то в лесу. Начали оглядываться, а к ним Тимур бежит. Он крики услышал и пошёл на звук, думал, заблудился кто-то. А как увидел, что его Алёнку бьют, так со всех ног побежал. Не думал, что её родную мать застанет на месте обидчика.

– Что уставился? Иди, куда шёл! – зло сказала ему мать девочки.

– Я к вам шёл, почему вы Алёну бьёте? В чём она провинилась? – спросил мальчик.

– Не твоего ума дело! Моя дочь, что хочу, то с ней и делаю, – ответила женщина.

– А моя мама говорит, что все мы – дети Бога, и только он решает, когда нас наказать, – возразил Тимур.

– Ты ещё меня поучи! – крикнула женщина.

А Тимур ухватил Алёнку за руку и утащил за собой.

– Если ещё раз её обидите, я всем расскажу, что видел, – сказал он.

Боялась в тот вечер Алёнка домой возвращаться. Но делать нечего, ночевать где-то надо. У Тимура полон дом братьев и сестёр, у него остаться нельзя. Да и кто разрешит ребёнку в чужой дом перейти жить?

Мать Алёнку больше не тронула, боялась слухов да косых взглядов, вдруг люди подумают, что она родную дочь в лесу оставить хотела. У сплетниц языки длинные, им только повод дай.

Но к дочери подходить перестала. Ни словом с ней не обмолвилась.

Так и выросла Алёна одна среди чужих. Только и было у неё утешение, что как только восемнадцать исполнится, за Тимура выйдет. И уйдёт в его большой, светлый дом. К хлебосольной матушке его, которая всем рада.

Выслушала это всё старуха. Головой сухенькой покачала. А потом как вцепится в руку девушке, та дышать перестала, всё внутри у неё загорелось, а потом в пепел превратилось.

Рухнула Алёна на пол у кровати, а рука так и осталась зажата в кисти старухи.

Вернувшийся Тимур с трудом привёл Алёну в чувство, а бабушку накрыл простыней: ушла старуха в тот вечер к праотцам.

С тех пор не ходили они в тот дом, девушка любые предлоги придумывала, только бы не возвращаться туда.

А на свадьбе, когда ключи от дома старухи им вручили, вся задрожала. Испугалась. Виду старалась не подавать. Но зоркие кумушки заметили, что не понравился молодой подарок.

– Наверное, в родительский дом Тимура хотела, – судачили они потом, – да там места нет.

А Алёна за собой странное начала замечать после того случая. Да только кому такое расскажешь: на смех поднимут. Молчала. Но в дом старухи идти не хотела.

Так или иначе сразу после свадьбы молодые поехали в свой новый дом. Мать жениха, в доме которой и праздновалась свадьба, дала им с собой свежее бельё, а со стола собрала корзинку с продуктами. Потом чуть задержалась взглядом на Алёне, хотела что-то сказать новоназваной невестке, да передумала. Кивнула молодым и отправила их одних обустраивать семейное гнёздышко.

– Вот и дом наш, – радостно проговорил Тимур, когда они с Алёной оказались у покосившихся ворот бабкиного дома. – Надо здесь порядок навести. Буду после работы забор латать. А то звери стали всё чаще к нам в деревню из леса выбегать, как здесь детишкам бегать.

– Ты уже детей планируешь? – спросила Алёна.

Она и сама о малыше задумывалась, только растить его хотела в большом, гостеприимном доме свёкров, или в каком другом, но не в избе старухи.

Девушка вспоминала, как ледяные руки бабки Тимура сжимали её кисть и как жизнь её молодая от этого едва не остановилась.

А ещё припомнилось Алёне, что никто из братьев-сестёр Тимура бабушку не навещал. Только один Тимур и бегал к ней, ещё с детских лет и Алёну с собой брал.

Раньше не придавала она этому значения. Не ходят дети к бабке, значит, не любят её.

Она бы сама к своим родным не шла. Только жить ей было негде, вот и возвращалась каждый вечер в ненавистный отчий дом.

– А почему твои младшие никогда бабушку не навещали? – спросила Алёна, когда они с мужем поднимались по скрипучим ступенькам в переднюю дома.

– Не знаю, не пускала их матушка, – ответил Тимур.

Девушка вспомнила, как однажды, детьми, взяли они с собой к бабушке старшую из сестрёнок Тимура. Старуха тогда ещё бодрой была, скотину держала, по хозяйству хлопотала.

Как увидела она девочку, стала рядом с ней и давай разглядывать, да так смотрела, что Алёне неуютно стало. Захотелось девочку защитить, загородить собой. А та и вовсе расплакалась. И давай за Алёну пятиться.

Бабка в этот момент уже отвернулась и пробормотала себе под нос:

– Пустая девка, такая мне не сгодится, – послышалось Алёне.

Или она сама потом придумала? Она тогда книги про бабу-ягу читала и решила, что воображение разыгралось.

Но когда они вернулись в дом Тимура, и его сестра рассказала их маме, как её напугала своим взглядом бабушка, то впервые за всё время их знакомства – ни раньше, ни после такого не было – мать Тимура отчитала их за поступок, накричала, Тимура дома заперла, а Алёну уйти попросила.

Долго плакала тогда Алёнка, не зная, в чём провинилась. Боялась, что Тимуру теперь запретят с ней общаться. А его мама больше не будет передавать с сыном пирожки в школу на них двоих. И тогда нечего ей, Алёне, есть будет. На уроках она только и думала о том, как на перемене Тимур развернёт пакет и достанет из него невероятно аппетитные пирожки. И самый большой ей протянет.

Весь класс им тогда завидовал. Таких пирожков, как мать Тимура, никто в деревне не пёк. Просили у них одноклассники полакомиться, да ни с кем не делилась Алёна, потому что не знала, будет ли у неё вечером ужин или эти пирожки – её единственная еда.

Так и растеряла всех подруг. Да только не горевала сильно. В хорошее в людях она не верила, слишком много предательства уже повидала, да и Тимур всегда рядом был. Зачем ей подруги? И без них она не тужила.

Из воспоминаний Алёна вернулась от резко наступившей темноты. Дверь за их спинами, распахнутая при входе, тихо захлопнулась, и в передней дома сразу стало очень темно. Даже носа своего Алёнка не видела.

– Ой! – вскрикнула она и схватилась за руку мужа.

– Вот ты трусиха, – рассмеялся он и начал нащупывать выключатель на стене.

Не найдя его, просто открыл дверь в основную комнату дома.

Сразу стало светлее. Летний вечер был тих и светел, сумеречный свет слегка озарял комнату. Редкие птицы приветствовали вечернюю зарю.

Тимур поставил на стол корзинку с едой. И сразу увлёк молодую жену в сторону кровати.

Глянув, куда её тащит муж, Алёна высвободилась из его объятий. Кровать в дома была одна – та самая, на которой умерла старуха.

– Я не хочу на ней спать, – быстро проговорила девушка.

– Так матрас же поменяли, – не поняв отказа, сказал Тимур. – Только доски старые, а матрас и бельё новые.

– Нет, я не хочу. Пойдём на сеновал, как раньше, – предложила она.

Тимур рассмеялся.

– Ах вот какая ты у меня! – улыбаясь, ответил он и, подхватив тонкое тело жены, понёс её на сеновал.

Свадебная ночь закончилась быстро. Тимур, хорошо принявший на своей свадьбе, скоро заснул, а Алёне не спалось.

Долго ворочалась девушка. Всё-таки одно дело – тешиться на сеновале, а другое – спать.

Только первые петухи пропели рассвет, а солнце чуть показалось за лесом, поднялась Алёнка: не могла больше бока мять на колющей из-под покрывала соломе.

Прошлась по дому. Осмотрелась.

Так мечтала она иметь свой дом. Чтобы никто её не стыдил за приживательство, никто душу укорами не вытягивал, и вот обрела она свою крышу над головой. Её дом, в который муж привёл и сказал – хозяйствуй.

– Что же не радует меня дом новый? Что же сердце так стучит, будто выпрыгнуть хочет? – говорила сама себе Алёна, поглаживая стол и не спеша подходя к окну.

Вдали занимался рассвет. Лучи солнца показывались из-за горизонта и озаряли сонную деревню. Сегодня им предстоял второй день свадьбы, опять в доме Тимура. Алёна отвернулась от окна и пошла собираться, чтобы пойти помочь свекрови.

Её взгляд, наполненный солнцем, скользнул по печке, и в тёмном углу померещилась ей высохшая фигурка. Моргнула Алёна, головой помотала – исчезло видение. А может, и не было его, а только солнечные блики играли на стене.

Глава 2. Тайная тропинка

Быстро полетели дни. Некогда было молодым друг дружкой упиваться. Оба поступили учиться в соседний райцентр. Алёна всё в город порывалась, да муж не пустил.

– С тобой не поеду, а одну не пущу, – безапелляционно сказал Тимур.

Посмотрела на него Алёна с удивлением на мужа. Всегда поддерживал он её стремления, даже подначивал, а потом гордился, какая у него Алёна. А сейчас отказал ей в просьбе.

– Сама подумай, что нам с собой в городе делать? Жить негде, в общежитии комнатки ма́лёнькие, кругом машины, а денег сколько на жизнь там уйдёт? Где я их возьму? – говорил Тимур в своё оправдание. – Твои родные ни копейки не дадут, у моих – семеро по лавкам сидят.

– Так мы с тобой работать будем, – возразила Алёна, – вечерами, после учёбы. Я в официантки пойду, ты, может, в магазин какой устроишься или на склад.

– Как у тебя всё просто, – ответил Тимур, – только никому не нужны мы в городе. Знаешь, как говорят: где родился, там и пригодился. Так что остаёмся здесь: дом большой, я его в порядок приведу, полюбишь ты это место, хозяйкой будешь.

– Но нам и здесь с тобой на что-то жить надо? Работы-то совсем нет! – использовала свой последний аргумент Алёна.

– А вот и есть, я уже договорился, – хитро улыбаясь, ответил Тимур. – Я ведь на механика буду учиться, так меня мужики в мастерской помощником к себе взяли. Им нужен мальчик – принеси-подай. Мне опыт – им помощь. Ну и деньгами не обидят, буду вместо них по вечерам да выходным выходить. Сама знаешь, у нас мужики вечерами на ногах не стоят, а в выходные – тем более. А в эти дни самый улов. Так что заживём мы с тобой, Алёна, как и не мечтали, – закончил он, обнимая молодую жену за плечи и с верой смотря на свой ещё не обихоженный участок.

– Если ты так хочешь, – ответила Алёна, прощаясь со своей мечтой – уехать из этой деревни.

А ведь обсуждали они с Тимуром, что уедут сразу после свадьбы, обещал он ей. Говорил, что жить им здесь негде, не у родителей же его в сенях спать. Хотя Алёна надеялась, что свекровь пустит их в одну их комнат, а потом они рядом себе домик построят. Участок у родителей Тимура большой, под выгул коров брали, да скотину не держат сейчас, а землю на себя сумели оформить.

Всё изменилось, когда молодым на свадьбу подарили дом бабки. Тимур сразу передумал уезжать в город. Ему нравилось в родной деревне, и смысла что-то менять он не видел: любимая жена рядом, дом есть, работа тоже, что ещё надо?

А как могла объяснить ему Алёна, что ноет её сердце, тревожится? Если даже в себе не находила ответа – что её гнетёт?

Быстро пролетела золотая осень, холодные осенние дожди полились на тёмную землю. Жители всё больше сидели по домам, занимались делами иль в гости ходили. А Алёна всё одна да одна.

Подружек она не завела, всё боялась, что Тимура у неё уведут, близко к себе никого не подпускала. К родным своим тоже не показывалась, да и они не звали. Родители Тимура хоть и рады были гостям, да в чужой дом каждый день не походишь.

Тем более посматривала на Алёну свекровь так, будто спросить что хотела, да не спрашивала. Бросит порой фразу: хорошо ли невестке в доме живётся? Не страшно ли вечерами одной мужа ждать? И ждёт, как Алёна ответит. Вроде просто заботится мама. Но при этом смотрит так, что боязно.

Пыталась Алёна с мужем об этом поговорить, да только отмахивался он.

– Придумываешь ты всё, Алёнка, дом как дом, вон моя бабка сколько в нём одна прожила, – отвечал он. – А если тебе скучно, то сделай за меня доклад да задания для училища, не успею, мужиков опять выручать надо. Васька-то встать не может, так вчера погулял.

Вздыхала Алёна, но бралась делать учебные задания за мужа. Так и училась за двоих. Всё время быстрее проходило.

Одним ноябрьским вечером совсем тошно ей дома одной стало. Куда ни посмотрит, всё чужое вокруг. Хоть и кровать поменяли, всё бабкино тряпье выкинули, Алёна его сама сожгла, пока мужа дома не было. Думала, дух старухи так вытравит, только в треске сгорающих старых вещей мерещился ей старческий хохот.

Вышла Алёна на крыльцо, в пальто своё старое закуталась.

«Надо Тимура попросить купить мне обновку на зиму», – подумала она.

Муж в таких просьбах ей никогда не отказывал, наоборот, сам предлагал то новое платье, то шапочку, но Алёна не привыкши была покупать новые вещи, пока старые до дыр не сносились, вот и отказывалась от предложений мужа. А сейчас, кутаясь в проношенную ткань некогда тёплого пальто, жалела.

Ноги сами повели её по дороге вдаль от деревни. Нечего ей было делать среди жителей. В субботу кто не в гостях, тот на хозяйстве или мужа отчитывает. А у неё муж в мастерской, а дома давно всё переделано.

Вот и пошла она прочь. Знала, что дорога эта ведёт в соседнюю деревню, только далеко до неё. Но Алёна собиралась лишь погулять среди деревьев и дотемна домой вернуться.

Спустя некоторое время увидела она неприметную дорожку, сворачивающую в сторону от главной. Когда деревья полны листвой, а кусты раскидисты, почти не видно её было. Сколько раз ездила здесь Алёнка с Тимуром в соседнюю деревню в местный клуб, ни разу этой дорожки вбок не замечала.

А тут решила свернуть. Шла она, шла. Уже хотела повернуть обратно, всё лес кругом, что дальше идти. Да только услышала какие-то звуки. И на звериные не похожие, и на людские. И лес будто другой стал. Притаился. Коряги кругом, мхи, то там, то тут нога проваливается.

Промочила Алёна свои худые сапоги, точно домой пора возвращаться. Да ноги не идут. Несёт их всё вперёд да вперёд.

«Вот ещё за это деревце заверну, – думает девушка, – посмотрю, что там, может, кому помощь нужна, а потом сразу домой. Темнеет нынче рано».

А сама всё вокруг оглядывается, вроде среди туч ещё солнышко видно, значит, есть у неё час-другой, чтобы домой вернуться.

Так и шла она. Дорога становилась всё у́же: оглянулась, а позади будто и вообще дороги нет.

А ведь сначала широкий отворот был. А теперь под ногами у неё ма́лёнькая тропиночка, с которой в ноябрьских сумерках сбиться легко.

Вдруг вспомнились Алёне папины глаза. Плохо она отца помнила, мать запрещала о нём говорить, а сама только плохое рассказывала. У Алёнки только и воспоминаний и осталось, как папа её на руках качает да деревья удивительные показывает. А где это было, не знала Алёна.

Качает отец головой, не велит дальше идти. Ноги девушки будто к земле приросли. Каждый шаг вперёд как в тине болотной отзывается.

Повернула Алёна назад да из последних сил бежать бросилась. Тропинка извивается, исчезнуть пытается. А девушка всё по ней бежит, спотыкается.

Одна коряга так сильно выступила из земли, что зацепилась Алёна и упала. А встать сил нет. Страх сковывает: слышит Алёна вокруг себя шевеление. Будто крадётся к ней кто-то, выглядывает.

Пытается девушка пошевелиться, да не может. Вдруг чувствует: обхватили её руки чужие, крик из горла вырвался да потух в лесной глуши.

Кажется ей, что несут её куда-то руки сильные, а горло и тело такой страх сковывает, ни крикнуть, ни рыпнуться не может.

Вроде и светлее вокруг стало, лес начал расступаться. Но перед глазами у Алёнки пелена какая-то. Она их открывает, посмотреть вокруг хочет, а не видит ничего.

А шум вкруг больше становится, слышатся Алёне уже женские голоса. Отчитывают они кого-то, ругают сильно. А руки крепкие продолжают её держать, отпустить боятся.

Вроде и страшно Алёне, но и спокойно в этих крепких руках. Хочет она лицо своего похитителя увидеть, но только туман перед глазами.

И запах от него идёт, такой знакомый и родной, из глубины памяти всплывает, окутывает. В нём голова совсем понимать отказывается. Запах ведёт за собой, картины новые открывает. Будто ходит она ма́лёнькой девочкой между избами странными, смотрят на неё люди приветливые, и руки тёплые, добрые обнимают.

А запах этот вокруг царит. В каждую клеточку тела просачивается. И не вывести его из себя, не смыть всеми реками.

Провалилась в беспамятство Алёнка, уже и не знает, правда она в лес ушла, или снится ей это. Только проснуться никак не может.

Вернувшийся с работы Тимур был обескуражен отсутствием дома молодой жены. Он несколько раз обошёл весь дом, заглянул в подвал, сходил в баню и новую пристройку, которую только начал мастерить, но Алёны нигде не было.

На столе стояла её кружка с давно остывшим чаем, в самом доме было прохладно: значит, печь жена топила только с утра. Хотя, любя тепло, Алёна всегда подтапливала и к вечеру.

– Куда же ты делась, Алёнка? – пробормотал удивлённый Тимур и пошёл к своим родным, решив, что жена соскучилась дома одна и решила навестить родственников.

Матушка встретила его объятьями и вкусными пирогами, но сказала, что Алёну не видела. Расспросив, когда и как та пропала, посмотрела пронзительно, и Тимуру стало не по себе.

Но спросить причину её взгляда он не успел, послышались крики детей:

– Мама, мама, – кричали младшие братья Тимура, – тётя Таня говорит, что видели Алёнку на проклятом повороте.

– Тихо, что вы так раскричались, – ответила женщина. – На каком повороте?

– Ты же сама нам рассказывала, что есть у нас на дороге поворот проклятый, кто по той дороге пойдёт, тот назад не воротится, – ответили мальчики.

– Так это сказка была, глупые, чтобы не бегали вы куда не следует, не блуждали по лесам тёмным, – отмахнулась мама. – Где тётя Таня? Нам её расспросить надо.

Дети кивнули в сторону забора, а Тимур, не дожидаясь этого, уже бежал к воротам. Соседка, сообщив новость, направилась к себе домой.

Парень с трудом различил её силуэт в редком свете придорожных фонарей.

– Подождите! – крикнул он. – Так где Алёна?

Женщина вздрогнула и обернулась.

– Ах, напугал, окаянный, – сказала она, выдыхая. – Что ж так неслышно крадёшься?

– Я не специально, – извиняясь, ответил Тимур. – Вы ведь Алёну видели? Я её весь вечер ищу, домой пришёл, а жены нет, и у родных тоже не появлялась.

– Шляется твоя Алёна неизвестно где, – зло ответила соседка. – Точнее известно, в деревню ведьмину небось бегала, приворот на тебя ставила.

– Что вы такое говорите? – возмутился Тимур. – Какая деревня? какой приворот?

– Известно какой! – ухмыляясь, ответила женщина. – Иначе что тебе, такому видному да завидному, себе в жёны замухрышку брать? Девку без кола и двора с родственниками помешанными?

– Почему помешанными? Злые они, вот и всё. А кто добрый будет, если жизнь такая. Алёнку как отец бросил, так им с матерью пришлось к её родным вернуться, так они всю жизнь им покоя не давали, всем попрекали, безотцовщиной тыкали, – возразил парень.

– Знаем мы её отца, тот ещё… – соседка не успела закончить, зажмурившись от света фар подъехавшей машины.

– Тимур! – крикнул бывший за рулём парень. – Там Алёна в лесу никого к себе не подпускает, как обезумела.

– Где?

– Поехали скорее.

Тимур заскочил в машину к другу, и, подняв фонтан грязных брызг, они умчались на край деревни. Тётя Таня ещё долго отряхивалась и на чём свет стоит ругала молодёжь.

Когда ребята подъехали к повороту, где ещё несколько часов назад проходила грустная, но здоровая Алёна, их глазам представилось странное зрелище.

Девушка, в которой Тимур с трудом узнал свою жену, так растрёпана и грязна она была, стояла, прижимаясь спиной к дереву, а рядом с ней стоял парень из деревни и уговаривал пойти домой.

– Мы с Мишей и тётей Таней возвращались из соседней деревни, – начал парень, который приехал с Тимуром, – за продуктами ездили, там магазин большой открылся, знаешь? – парень кивнул. – Так вот, еду я, кругом темно, ветви низкие в стекло бьют, фары все грязью закидало, света совсем нет. И вдруг со стороны леса на машину кто-то кидается. Я руль вывернул, чуть в дерево не въехал, думал, зверь какой, а потом смотрим, это Алёна, смотрит, как не узнаёт нас.

– Ты её задел? – гневно спросил Тимур.

– Нет, только обрызгал, но она и до этого вся грязная была, – начал оправдываться водитель. – Я вышел, хотел помочь ей в машину сесть и до дома довезти, а она вырывается, кричит так, что я ни слова не разберу. Тётя Таня вылезла, сказала, за тобой пойдёт, а мы с Мишей остались. Видим, тебя долго нет, и я сам за тобой рванул. Дома тебя не оказалось, к твоим родителям направился.

– Спасибо, друг, – сказал Тимур и пошёл к Алёне.

Глава 3. Браслет

Девушка испуганно озиралась по сторонам. После долгого блуждания по лесу она была вся промокшая. Видение об окружающих её людях и голосах, рассеялось. Она даже не поняла, в какой момент всё пропало. И теперь она не знала, было это с ней на самом деле или нет.

Последнее, что помнила Алёны – это круговорот голосов и крепко обнимающие её руки с таким родным запахом, что хотелось плакать, а потом… Она снова одна, посреди тёмного леса, куда идти – не знает, вокруг так темно, что носа своего не видно.

Понемногу начала она привыкать к темноте. Различила под ногами дорогу. Посмотрела в оба её конца, вроде с одной стороны просвет виделся. Пошла Алёна в ту сторону, дорога становилась всё шире, а деревья реже. И только она к дороге подошла, как из-за поворота вылетела машина, яркий свет фар резанул привыкшие к темноте глаза девушки. Резкий звук тормозов, ворох взлетевшей вверх грязи и ругательства мужчин ворвались в, казалось, непроницаемую тишину леса.

Всё это испугало Алёну. Незнакомые голоса вдруг вновь проявились и зашептали:

– Беги от них, чужие они, не наши. Дурные у них мысли, худые у них руки, – кружилось вокруг вороньим криком.

Девушка закричала, больше для того чтобы отогнать голоса, но преследователи тоже отступили. Её глаза всё никак не могли привыкнуть к яркому свету фар, что были направлены прямо на неё, и кто стоял за ними, Алёне не было видно.

Вдруг машина взвизгнула и, пропахав жидкую ноябрьскую грязь, скрылась из вида. Рядом с Алёной остался один человек.

– Пойдём домой, – говорил он, – тебя, наверное, Тимур уже ищет. Заблудилась ты, что ли? Зачем в такую темень в лес пошла?

Алёна не отвечала. Не могла она понять, где речь человеческая, а где голоса непонятные. Так и стояли они с парнем друг против друга, пока машина, вновь ослепив светом фар, не вернулась обратно.

– Алёна, – услышала она знакомый голос, – Алёнка, любимая, что с тобой?

– Тимур? – осторожно спросила девушка.

– А кто ещё? – продолжал голос; Алёна пыталась понять, на самом деле он звучит или только в её голове раздаётся; но идущая к ней фигура была до боли знакома. – Что же ты в лес убежала? Промокла вся, так и заболеть не долго.

Тимур наконец перекрыл собой слепящий Алёну луч света, и она увидела лицо мужа и его глаза, полные беспокойства.

– Тимур, – прошептала она и кинулась к нему.

– Теперь и меня отстирывать надо будет, – проговорил он, прижимая к себе любимую пропажу, всю покрытую осенней липкой землёй.

Алёна ощупывала руки, тело, голову Тимура, пытаясь убедиться, что он из плоти.

– Да что с тобой? – спросил удивлённый её поведением парень. – Где ты была?

– Я пошла гулять и заблудилась, – просто ответила девушка, понимая, что это единственное из её приключений, о чём она может сказать и что не вызовет подозрений в состоянии её рассудка.

– Ну ты даёшь, гулять в такую темень! – ответил муж. – Что ты здесь искала?

– Ничего, – быстро ответила Алёна, – в соседнюю деревню шла, да не там свернула.

– Вот ты дурёха! Столько раз с тобой здесь ездили, знаешь же, что деревня та по прямой от нас. Никуда сворачивать не надо, – ответил Тимур, прижимая к себе дрожащую жену. – Поехали скорее домой, тебе согреться надо.

– Давай лучше пешкой дойдём, нам здесь близко, а то я всю машину испачкаю. Я несколько раз в тину провалилась, – ответила Алёна.

– Езжайте, мы сами дойдём, – крикнул Тимур друзьям. – Спасибо, что нашли мою Алёну.

Ребята кивнули и уехали. А молодые быстро пошли к себе домой. Алёна шла и порой оглядывалась: всё мерещилось ей, что провожают её глаза незнакомые, из леса смотрящие.

Дома девушка долго не могла согреться. Тимур предлагал затопить баню, но жена просила его не уходить, побыть с ней. Алёне вдруг стало страшно одной. Ей казалось, что случившееся в лесу (что именно произошло, она понять не могла и поэтому боялась рассказать мужу), больше не оставит её.

Казалось, что из леса в её привычный мир просочилось что-то ранее неведомое или, наоборот, давно утерянное.

Снимая с себя грязную одежду и понимая, что пальто вряд ли удастся отстирать, Алёна заметила на руке плетёный браслетик. Простенький, но такой симпатичный. Он обхватывал её руку, как влитой. Чтобы его снять, надо было разрезать нити. Как смогли его надеть ей на руку, было для Алёны загадкой.

Она начала дёргать и растягивать браслет, но только больно себе сделала, так как нити начали врезаться в кожу.

– Что там у тебя? – спросил подошедший Тимур.

– Да так, – ответила Алёна, – сплела, надела, а теперь не снять.

– Красивый, – ответил парень, рассматривая плетение, – даже резать жалко.

– Не надо резать, – резко убрав руку, ответила девушка, сама не ожидая от себя такой реакции.

– Да ладно, не буду, – ответил муж и отошёл.

Так и остался браслет на руке её тонкой.

А на утро занемогла Алёна. Горела так, что влажное полотенце на голове вмиг высыхало. Местный фельдшер лечила её своими проверенными средствами, но потом лишь руками развела и посоветовала везти девушку в больницу.

Скорую ждали до вечера. Редко приезжала она к ним в деревню из областного центра. Фельдшер сама здесь и роды принимала, и вывихи вправляла, и другие болезни лечила.

А тут забрали Алёну в машине с красным крестом, смотрели ей вслед люди, удивлялись, что такая молодая девушка заболела до беспамятства.

А Алёна и правда бредить начала. На языке непонятном бормочет, подходить к себе не даёт.

– Будто бес в неё вселился, – сказала одна из женщин, когда наблюдала, как несёт Тимур молодую жену в машину скорой помощи.

А та бормочет что-то, головой вертит.

И только древние старухи, смотря на это, перешёптывались между собой и качали головами.

Батюшка в местной церкви молитву за Алёнино здравие прочитал, да пока читал, свечи затухли. Старухи вновь зашептались, зашипели пуще прежнего.

Только Тимур их не слушал. Переживал он за жену молодую. Худая у него Алёнка была, сколько ни кормил её, не поправлялась. И вот сейчас лежала на белых простынях вся высохшая, ма́лёнькая, будто девочка.

Забегал он к ней после учёбы, на которую теперь самому ходить приходилось. А потом на работу нёсся, денег-то на лекарство столько надо.

А Алёнка, как жар спал, сама не своя стала. Всё браслет теребит да в окно на соседний лес смотрит. С соседками по палате не общается. Пытались они разговорить новенькую, да отмахнулись быстро. Глянула Алёна на них своими зелёными глазами, у них всё желание общаться пропало.

Только выписать Алёну собрались, как вновь температура подскочила. Врачи смотрят, не понимают, что с ней. Уже всем пролечили, больше нечего давать, а она вновь горит.

А в бреду странное говорит, о людях лесных, о голосах звучных, о руках тёплых.

– Соседка-то наша «того», – многозначительно глядя на Алёну, говорила женщина из её палаты. – С ума сошла. Говорят, в лесу потерялась, блуждала долго, день или два её искали. Испугалась сильно и головой тронулась. Жаль девку. Молодая совсем. А муж у неё какой симпатичный, мне бы такого мужика – никому бы не отдала.

Слушала Алёна эти речи сквозь пелену жара, да ответить не могла. Но то, что на Тимура кто-то глаз положил – запомнила. Голову повернула в сторону той, что говорила о её муже, да пожелала ей в сердцах горя горького, чтоб не до чужих мужей ей было.

А для себя решила, что хватит ей на милость лихорадки сдаваться, домой возвращаться надо. А то как там Тимур без неё. В деревне тоже молодых да смелых девиц много. Не посмотрят, что жена в больнице, в дом к Тимуру напросятся, а там и до постели недалеко.

Застонала от этих мыслей Алёна, да так, что соседки вздрогнули. Не на стон, а на вой похож был звук.

– Скорей бы её от нас перевели, – сказала одна из соседок. – Да нельзя. Она в дурке всех заразит. Вот поправится и заберут её к таким же сумасшедшим.

– Не дождётесь, – хотела сказать Алёна, но из пересохшего рта вырвался только хрип.

Боролась с жаром Алёна. Когда помнила себя, молилась, просила вернуть её к мужу в деревню родную. Чувствовала, что слышит её кто-то, внемлет просьбам, а кто это – не понимала. Бог никогда не отвечал на её молитвы.

И когда в один день пришла к ней сухонькая старушка, представившаяся сотрудникам больницы бабушкой Алёны, не стала говорить, что никакой бабушки у неё нет.

А взяла из рук старушки мешочек с травами да заваривать кипятком начала, как та сказала. И пошло её здоровье на лад. Силы появляться начали. Жар уходить. Врачи только руками разводили, а соседки удивлялись аромату, идущему из кружки Алёны.

– Что ж такое тебе бабушка принесла, что оторваться невозможно? – спрашивали они, но Алёна не отвечала.

Да и не знала она, что там. Но бабушке той верила, так как на руке её браслетик видела, такой же, как у неё самой появился, когда из леса вернулась.

Она уже давно перестала понимать, где правда, а где видение. И хотела только скорее к мужу выбраться и всех соперниц разогнать.

А соседке её, что на Тимура глаз положила, диагноз плохой врачи озвучили и прогнозов хороших не дали. Горько плакала она, увидев заключение врачей.

А Алёна понять не могла, неужели она своими мыслями это сотворила? Да не может этого быть, болезнь за один день в организме не поселяется, ей время надо, чтобы развиться.

Так и выписалась соседка с плохим диагнозом, а за Алёной Тимур приехал. Цветы привёз и пальто новое, чтобы не замёрзла опять и не простыла.

– Поехали домой, – сказал он, – там без тебя пусто да холодно. Не привык я один жить.

Насторожилась Алёна, но виду не подала, решила на месте свои подозрения проверить.

В доме, где жили Алёна с мужем, за время её отсутствия всё осталось по-прежнему

Только пылью покрылось, да посуды немытой гора стояла. Окинула Алёна это взглядом, вроде прицепиться не к чему, а не спокойно на сердце. Месяц её дома не было. А Тимур всегда говорил, что и недели без жены не выдержит.

– Всё, что скажешь, сделаю, – шептал он, когда влёк её, ещё не мужнюю, на сеновал. – Но без ласки женской не могу, кровь у меня такая южная, дедова.

А сейчас стоял Тимур перед Алёной, улыбался. Угощения, что его мама передала, распаковывал.

– Что ты, как не родная, стоишь? – спросил он. – Домой наконец вернулась, я тебя заждался. Не покидай меня больше надолго.

И так жарко обнял, так в глаза заглянул, что не стала Алёна подвоха в его словах искать, обняла в ответ любимого мужа и растаяла в его объятьях.

А потом ночью не спалось ей. Тимур третий сон уже видел, а Алёна все вертелась, понять не могла, что её тревожит. До зари утренней ещё далеко, а сна ни в одном глазу.

Встала Алёна, в шаль укуталась, свечу зажгла, чтобы светом большим мужа не разбудить. Вспомнила, как жгли костёр они с Тимуром на берегу реки, о жизни взрослой мечтали. Как сбегут они ото всех и будут счастливы и свободны, словно птицы. И вот пришла жизнь взрослая, а свободы и счастья не прибавилось.

Начала Алёна непроизвольно в пламя свечи всматриваться, и казалось ей, что ма́лёнький огонёк затмевает всё вокруг себя, в тайны свои уводит.

Вдруг, будто в полусне, увидела Алёна дом свой, Тимура и Аньку с соседнего двора.

Она давно вокруг Тимура крутилась. А тут на стол накрывала, тарелочку пододвигала, в глаза заглядывала.

Зажмурилась Алёнка, понять не может, что такое видит. Придумала она себе – иль правда это. И вновь начала в огонь всматриваться. А Анька уже бутылочку достала, подливать Тимуру начала. Тот пьёт, ест, кушанье хвалит.

– Ты уже столько времени один без жены! – приговаривает Аня. – Тяжело одному, голодно да холодно без женской ласки.

Тимур сначала мимо ушей пропускал, а потом посмотрел на неё и сказал:

– Спасибо тебе, Аня, за заботу, за еду вкусную. Но ты мою Алёну не трогай. Болеет она, скоро поправится. Я как-нибудь обойдусь без жены ещё недельку.

– Да куда тебе, вон весь отощал. А работать как будешь? – не унимается девка.

– Не твоё дело, – отвечает Тимур. – Ты зачем пришла?

– Еду тебе принесла.

– Так забирай всё и уходи, – будто скинув пелену, проговорил Тимур, – не нужны мне слухи в деревне. Зря я разрешил тебе зайти, – и поднялся из-за стола.

Фыркнула Аня, куртку накинула и выбежала прочь.

«Всё равно моим будешь», – буркнула себе под нос.

Отвела глаза Алёна от пламени, а всё тело огнём горит. И браслет на руке тёплый стал, и кожа под ним чешется так, что сорвать хочется.

Попыталась девушка снять его, да не поддаётся, не тянется, лишь в кожу впивается. Хотела ножницами разрезать, только руку к ним протянула, да вспомнила, что спасла её от болезни женщина с таким же браслетом на запястье. И не стала от браслета избавляться.

– Что ж это всё значит! – в сердцах сказала Алёна, да так громко, что Тимур проснулся.

– Ты что встала? – спросил парень, разглядывая тени от свечи.

– Не спалось мне, – ответила девушка, ныряя под одеяло к мужу.

«А ты, Аня, держись, покажу тебе, как чужих мужей кормить», – подумала она.

И представила, как кидается в соперницу тарелками, полными едой, что она её мужу скармливала.

Наутро ничего не сказала Алёна Тимуру, собрались они и вместе на учёбу поехали. Много проболела Алёнка, теперь навёрстывать ей надо было.

А когда мимо дома Ани проходили, плюнула она в сердцах на калитку соперницы да вспомнила, как во сне в неё тарелки кидала.

Через несколько дней свалился на Аню чан с водой, хорошо, не горячий был, но ногу ей сильно ушиб. Даже в больницу на рентген ездила, вернулась в гипсе.

Старухи потом судачили: где это видано, чтобы чаны сами собой с печи падали.

А Алёна, как узнала об этом, испугалась. Вспомнила, как соседку в больнице после её пожеланий с плохим диагнозом выписали, а теперь вот Аня в гипсе ходит.

– Не хотела я плохого, – шептала Алёна в темноту ночами бессонными. – Что происходит со мной? Что тогда в лесу случилось? Откуда браслет плетёный взялся? Что за женщина ко мне в больницу приходила? Что я в свете свечи видеть начала?

Но не было ответов на её вопросы.

А Тимур всё страннее на неё посматривал. Спросит порой:

– Ты чего сама с собой разговариваешь?

А Алёна и не замечает, что стоит и под нос себе что-то бубнит.

– Я лекцию вспоминаю, – отмахивалась она. – Завтра отвечать надо.

Тимур качал головой, но больше не спрашивал. Так и скользнуло между ними непонимание. А избавиться от него непросто.

Глава 4. Призыв

Дни побежали один за другим. Алёна навёрстывала учёбу, помогала Тимуру с его заданиями, и теперь уже с радостью находилась дома одна и даже любила, когда уходил Тимур на работу.

Дом был её убежищем, и стены его будто защищали её. Однажды ночью, когда Алёна вновь вглядывалась в огонёк свечи, пришло ей в голову обойти весь дом с огнём в руках. Еле дождалась она, когда утром уйдёт муж на работу, а самой ей сегодня никуда не надо было.

Распустила Алёна волосы, надела одежду свободную, взяла в руки свечу и подошла ко входной двери. А дальше будто вёл её кто-то. Обошла Алёна дом весь по кругу, да особо отметила, что против часовой стрелки идёт, ноги сами несли.

Когда к углам подходила – коптела, трещала свечка в её руках. Мерещились тени разные на стенах, будто силуэты скользили. Как подошла к углу с иконами, так не по себе ей стало, захотелось лики отвернуть, чтобы не видели они, что творит она.

«Ничего я плохого не делаю, – подумала Алёна, – лишь со свечой по дому хожу, что здесь такого?»

Но казалось ей, что смотрят на неё лики икон с неодобрением. Отвернулась от них Алёна и подошла дальше. У печки свеча пуще прежнего затрещала, да в разных кладовых, что у бабки в нескольких частях дома были, коптела сильно.

Когда Алёна мимо окна проходила, захотелось ей открыть его и будто выпустить наружу всё плохое, что в доме накопилось. Так она и сделала. Ворвался лёгкий ветерок в помещение, наполнил морозным воздухом дом, сразу дышать стало легче, и свеча меньше коптить стала.

Так трижды обошла Алёна свой дом, три свечи сожгла, очень быстро сгорали они.

А потом вымыла всё, да не просто так, а думая при этом, что дух старухи прогоняет, всё накопленные ею грехи смывает со стен дома.

Когда закончила, вроде и устала, а дышать легче было. Почувствовала себя Алёна хозяйкой в доме. Захотелось ей уют навести: занавесочки новые повесить, утварь кухонную обновить. За этим и застал её вечером Тимур – шила она из отрезов ткани новые занавески.

– Какая ты у меня хозяюшка стала, – похвалил он. – Покормишь мужа?

Вспомнила Алёна, что так погрузилась в свои дела, что про ужин забыла. И такая растерянность на её лице отразилась, что рассмеялся Тимур, ругаться не стал, обнял жену да о своих планах сказал.

– Алёнка, не хочется мне в училище нашем время терять, не люблю я учебники да лекции,– начал он. – Решил я в весенний призыв в армию пойти – отслужу два года и потом сразу к мужикам в мастерскую вернусь. Всё больше пользы будет, чем пять лет за партой сидеть.

– Как в армию, зачем? – удивилась девушка. – Мы же только что поженились, как же я здесь одна останусь?

– Почему одна? – удивился Тимур. – В деревне много народа, к матери моей ходить будешь, она тебя не оставит. Дом этот твой – смотри, какую красоту ты навела.

– Так я для нас с тобой стараюсь, – чуть не плача от предстоящей разлуки, сказала Алёнка.

– Вот и хорошо, ты учись да домом занимайся, денег я тебе на первое время оставлю, я сейчас хорошо с мужиками зарабатываю, а потом может на контракт перейду, так денег ещё больше привезу.

– Ты что, Тимур, в горячую точку надумал проситься? – испугалась Алёна. – Ты ведь воевать не умеешь, оружия в руках не держал. Что ты надумал?

– Кровь во мне играет, не могу я сидеть дома, скучно мне в нашей деревне, – ответил муж.

Потом Алёна узнала, что вернулся его друг со службы по контракту, рассказал, как по горам бегал, как в засаду попал, как чудом выбрался. Зато денег матери на новый дом привёз. И таким героем в глазах друзей выглядел, что Тимур то же задумал.

Да только умолчал друг о том, что душа у него вся изранена, что осталась она там, среди гор, с погибшими товарищами, что никому такой службы не пожелает. Это Алёна сама в парне увидела, когда в деревне встретила.

Но мужа уговорить остаться не смогла. Упёрся Тимур и пошёл сам в военкомат. Не узнавала Алёнка мужа, будто подменили его. Видела на нём пелену тёмную, взор затуманившую, руками над ним ночами водила, снять пыталась.

Казалось ей, что путаются руки в чём-то липком, тягучем, прилипшем к Тимуру так, что не отодрать. Но не знала она, что с этим делать, откуда темнота та на муже взялась. А спросить не у кого. Пыталась она с матерью Тимура поговорить, чтобы она отсоветовала сыну идти в армию, да не стала мать, муж ей не позволил.

– Хочет мой сын служить – пусть идёт, – сказал отец Тимура, – настоящий мужик от армии не прячется.

Так и проводили парня на службу, плакала Алёна все дни напролёт, будто чувствовала, что счастью их конец пришёл, что не будет больше так, как прежде.

После того как Тимур уехал, Алёна ходила по пустому дому, грустила. Вещи мужа перебирала: к себе прижмёт, будто его обнимет – запах родной они ещё хранили, о днях счастливых напоминали.

Без Тимура стало Алёне страшно по ночам. Со свечой больше девушка не сидела, тени от огня по стенам такие жуткие скользили, что убежать из дома хотелось.

Утром уезжала она на учёбу, закрывала дом, а по возвращению замечала, что вещи будто на других местах лежат. И непонятно, то ли сама переложила и забыла, то ли чертовщина какая-то творится вокруг.

И вообще стала она какой-то забывчивой, мечтательной, даже плаксивой. Никогда за собой такое не замечала.

О своём осеннем похождении в лесу Алёна старалась не вспоминать. Напоминал о нём только браслетик на руке. Но она так часто говорила, что сама сплела его, что и верить в это начала.

Тимур писал редко, сообщал, что всё хорошо у него, на присягу пригласил. Поехала Алёна вместе с его родителями, с гордостью смотрели они на своего сына, а Алёна с печалью – не на месте было её сердце.

Буквально пара минут у них с мужем была, чтобы поговорить.

– Не знаю, что на меня нашло, Алёнка, – как-то грустно сказал Тимур, глядя на столь любимую и далёкую теперь жену. – Как я мог от тебя в армию уйти?

– Я чувствовала, что ты сам не свой, будто за тебя кто-то решения принимает, – проговорила девушка.

Тимур кивнул, он сам не понимал, как оказался в армии под присягой. Вроде своей головой думал, да не мог он такое решить.

– Но теперь назад никак, – сказал парень, – я вперёд пойду, может, и выслужу нам жизнь хорошую.

– Не спеши себя губить, – взмолилась Алёна, – отслужи срочную службу и возвращайся. Я тебя дождусь. Ещё знаешь – ребёночек у нас будет. Вместе с ним тебя ждать буду.

– Правда? – радостно спросил Тимур и закружил жену вокруг себя. – Я ради вас вдвойне стараться буду!

– Мне страшно без тебя, думала уехать из нашего дома в общежитие, да куда мне теперь с ребёнком, – ответила Алёна.

– Не глупи: дом как дом, вокруг люди живут, мои родители рядом, не оставят тебя с внуком. А время быстро пролетит, не заметишь, как вернусь, – закончил он, продолжая прижимать Алёну к себе.

О ребёнке они вместе и родителям сказали. Мать Тимура обрадовалась.

– Мы тебя не оставим, пока Тимур служит – помогать будем, – сказала Алёне свекровь, когда они обратно ехали, – но к себе жить не зовём, тут уж не обессудь, дом у тебя свой, на улице не мёрзнешь. А коли чего надо – приходи.

Алёна кивала. Сама она не знала, радоваться ей свалившейся беременности или нет.

Как только живот Алёны заметен стал, старухи по углам шептаться начали.

– Год с Тимуром жили – и ничего, а ушёл он – и сразу беременная она, – говорили они. – От кого нагуляла? Чьего отпрыска парню на шею повесить хочет?

Косо смотрели на Алёну, когда она по деревне шла. А Анька, соседка, что к Тимуру приходила, пока Алёна в больнице была, всех подначивала. Говорила, что видела, как ходит к Алёне в дом кто-то по ночам.

– Вы все далеко живёте, не знаете, что у неё творится. А я рядом, всё вижу. Захаживает к ней кто-то, из леса выйдет, калиткой скрипнет и в доме исчезнет. И до утра свет в доме горит, – говорила Аня.

А свет и правда у Алёны по ночам горел. Страшно ей было в темноте. Тени, что от окна ложились, не только мерещиться – оживать начали. Боялась она с ума сойти, вот и спала со светом включённым.

Доходили до неё слухи, что Анька распускала. Не обращала Алёна на это внимания, пусть судачит, о чём хочет. Главное, что ей Тимур верит, а всё остальное не важно.

Только писал муж всё реже, сообщал, что служба не такой оказалась, как он думал. А незадолго до рождения ребёнка совсем пропал.

Связывались его родители с начальником части, где служил Тимур. Там сказали, что командирован он, задание его подразделения не разглашается. Как будет можно – сообщат.

Забеспокоились родные, мать в церковь ходить начала – свечки за здравие ставить. А Алёна дома молилась, чувствовала она, что жив Тимур, да только не скоро им свидеться предстоит.

Анька же продолжала слухи распускать, дескать, рада Алёна, что Тимура на опасное задание отправили. Теперь с гостем ночным без опаски встречаться можно.

Не выдержала однажды Алёна, когда соседка за её спиной в очереди шушукалась, развернулась, да как скажет во всеуслышанье:

– Тебе одного гипса мало? Ещё получишь, если будешь обо мне неправду говорить, – да так на неё глянула, что примолкла сплетница.

А через неделю Аня под машину попала. Вся переломалась. Руки, ноги в гипсе. На шее – воротник.

Так начали её родители Алёну обвинять, что зла она их дочери пожелала, сглазила. Всей деревне уши прожужжали, что ведьма Алёна, не просто так в доме старухи живёт да в лесу ночами бродит.

Стали деревенские на Алёну с опаской поглядывать. Сплетни о её ночных посетителях мусолить. Никто их не видел – но долго ли человека оболгать.

Родители Тимура тоже настороженно её встретили. Домой больше не звали. Продукты давали, но понемногу. А деньги, что ей Тимур оставил, закончились. Новых не прислал, так как не было от него до сих пор весточки.

Анька из больницы вышла – прихрамывать начала. На неё теперь вообще никто не смотрел. Мальчишки хромоножкой дразнили. А она во всех своих бедах Алёнку винила.

– Куда ж мне отсюда деться? – думала Алёна, хотела даже к матери пойти, да та на неё так зыркнула.

– Не нужна мне дочь – ведьма, – сказала, и ушла Алёна к себе.

А дитя в животе шевелится, ножками толкается. И не знает Алёна, откуда ей теперь помощи ждать. Только браслетик плетёный на руке теребит, думает опять в лес сходить, там счастья попытать.

Глава 5. Ведьма

В один из дней пришли известия о Тимуре. В плен он попал. Последний раз сослуживцы его живым видели, но вытащить из засады не смогли. Не один он там оказался, несколько парней с ним в плену.

«Командование делает всё возможное для их освобождения», – сухо и без эмоций сообщили родителям.

Они сразу сникли. Наслышаны все были об ужасах плена в горах, что там с нашими парнями делают, какими инвалидами они после этого становятся, если вообще выживают.

Ходила Алёна, как не в себе. Чудились ей мучения мужа, картины страшные, а где там правда, а что сама придумала – непонятно.

– От хорошей жены муж в армию по собственному желанию не уходит, – начали говорить в деревне, кивая в сторону Алёны, что, мол, она виновата, что сбежал Тимур служить.

– С матерью жил – и не думал воевать, а с женой, знать, не сложилось, раз ушёл через год, – шептались за спиной Алёны.

– Погубила Тимура и радуешься, – бросала ей вслед Анька, которая так и хромала после аварии и не могла простить Алёне, что та приятна и аккуратна, даже живот беременный не портил её фигуру, всё складно было в будущей матери.

– Не могу я больше так, – плакалась Алёна свекрови, которая единственная из всей деревни не смотрела на неё косо, а помогала, чем могла.

После известий о Тимуре его мать стала внимательней относиться к невестке, которая носила ребёнка её пропавшего сына.

– Словами своими всю душу мне выворачивают, – продолжала Алёна. – Уйти я отсюда хочу, да некуда мне.

– Не слушай их, – отвечала свекровь, – люди языками мелят, а ты живи им назло. Больше-то новостей в деревне нет. Всё об одном и том же: кто кого побил, кто у кого ночевал. Всё это сто раз обговорено. А тут новая история с Тимуром, вот и мусолят её до дыр, пока языки у сплетниц не отвалятся. А ты не принимай к сердцу их слова. Ты о ребёнке думай. Вот возьми, поешь и с собой забери. Когда тебе рожать?

– Скоро уже, неделя или две осталась, как говорит наша фельдшер, – ответила Алёна, прислушиваясь к затихшему ребёнку.

– Приданое у тебя готово?

– Да, всё, что вы отдали, разобрала, что-то подзашила, починила. Кроватку застелила, что Пётр Агафьевич принёс, – проговорила Алёна.

– Я ещё мужу скажу, привезёт тебе пару одеял да матрасик детский. У нас уже младшенький вырос, так всё на чердак убрали. А коляску сейчас возьми, – продолжала свекровь.

– Спасибо вам большое, – проговорила Алёна.

– Так не чужие, поди, – улыбнулась женщина и, помолчав, добавила, – когда вернётся Тимур, неведомо, а ребёнок его расти должен.

– Зачем я его отпустила… – Алёна сглотнула слёзы и закрыла ладонями лицо.

– Так не удержать его было, – ответила мать, – как бес в него вселился, ничего слушать не хотел. Я уж думала, у вас что случилось, поссорились, вот он и уходит.

– Нет, у нас всё хорошо было. А вот соседка, Аня, прохода ему не давала. Когда я в больнице лежала, захаживала к нему, кормила, поила. Я когда вернулась, нескольких рубашек Тимура недосчиталась.

Свекровь задумалась.

– Я, Алёна, привыкла своим глазам верить, но бывают вещи, которых не видно. Ты ведь знаешь, что в соседней деревне бабка живёт, её все ведьмой считают. Говорят, она и привороты делает, и порчу наслать может. Что правда из этого, а что ложь – я не знаю. Но была я прошлой зимой в той деревне, видела Аню, которая на самую окраину шла, а там, кроме ведьмы, никого. Сердце моё тогда кольнуло. Я потом свечку за нас всех поставила, да, видимо, не смогла пересилить бабкино колдовство.

– Да что вы такое говорите, нет никакого колдовства! – воскликнула Алёна, а сама губы кусает, о своих видениях вспоминает.

А женщина на неё странно так смотрит и спрашивает:

– А ты сама разве в доме, где живёшь, ничего не замечала? А в лесу, когда заблудилась, никого не встретила? Браслетик этот у тебя откуда?

И показывает на ниточки, на запястье Алёны завязанные.

– Я не знаю, откуда он, – тихо ответила девушка, – появился и не снимается. А разрезать рука не поднимается.

– Резать не надо, думать надо, – услышала она в ответ. – Не просто так Тимур тебя выбрал. Я всё понять не могла, что он в тебе нашёл. С детства ведь от тебя не отходил. А связывает вас ниточка невидимая. И пока цела она, всё с Тимуром хорошо было, а как ослабла – так пропал он.

– А ослабла-то почему? – удивилась Алёна. – Я ему хорошей женой была, всё для него делала.

– Так это не из-за тебя случилось, а снаружи кто-то постарался.

– Аня, что ли? – воскликнула девушка. – Она на него порчу навела? Но зачем, любит же его.

– Что она сделала, я не знаю. Да и как повлияет колдовство на человека, сказать невозможно. Но…

Договорить она не успела, вошёл отец Тимура и строго посмотрел на женщин.

– Чего засиделись? Дети по дому бегают, чуть меня не снесли…

Убежала свекровь детей приструнить, а Алёна со своими думами осталась.

Весь вечер думала Алёна о словах свекрови. Она и сама заметила, что изменился Тимур в последние месяцы перед уходом. Отдаляться от неё стал, посматривать косо, а ведь никогда такого не было. Всегда защищал и оберегал он свою Алёнку, даже когда мальчишкой был.

«Неужели Анька на зло нам что-то сделала? – думала Алёна. – Да только что? Не верю я в порчу да сглаз, прошли те времена. Но сердце неспокойно… И все эти неприятности на нас с Тимуром свалились, будто навёл кто».

И ничего лучше она не придумала, как пойти к той бабке в соседнюю деревню, что Аня ходила, и лично увидеть, чем старуха занимается. И если сделала она что плохое её мужу, попросить вернуть всё обратно.

В качестве платы взяла Алёна колечко, что на крайнюю нужду лежало, и пошла по дороге через лес. Пойдя до того поворота, где заблудилась почти год назад, с опаской посмотрела на уходящую вглубь тропинку.

Но ничего пугающего не увидела – осеннее солнце освещало золотую листву, тропинка вилась между деревьев, будто на сказочной картинке.

«Может, ничего тогда и не было? – подумала девушка. – Просто заблудилась я, испугалась. А голоса и руки привиделись со страха».

И только так подумала, как зачесалась рука, на которой браслетик надет, что с той ночи появился. Будто знак, что не привиделось ей. Но что тогда было – так и не знала Алёна. И прошла она мимо той тропинки, ведь соседняя деревня была прямо по дороге.

Только спине морозно стало, будто смотрели её вслед глаза внимательные. Слышался в ушах шёпот: «Не ходи дальше, остановись…»

Вдруг, как и год назад, услышала Алёна шум машины. Отпрянула с дороги на обочину. Остановился автомобиль рядом с ней. Окно опустилось, и из него выглянул знакомый парень.

– Алёнка, ты куда направилась? – проговорил он, выразительно глядя на её выпирающий живот.

– Я в соседнюю деревню, – тихо ответила она, радуясь, что разговор заглушил голоса в голове.

– Чего пешком-то? Поехала бы с кем-то, – ответил парень.

– Так вот ты и едешь, подвезёшь? – спросила Алёна.

– Садишь, а то как ты одна дойдёшь, – сказал водитель. – Едешь-то зачем?

– К бабке, что на краю деревни живёт, – ещё тихо ответила девушка.

– Что вы все к ней зачастили? У нас в деревне, что ли, бабок мало? – недоуменно произнёс парень.

– А кто ещё к ней ходил? – поинтересовалась Алёна.

Но ответа не было. Дальше ехали в тишине. Довёз он Алёну до крайнего места, среди пожухлой травы стоял небольшой домик, а из трубы шёл дым.

– Давай недолго, – сказал водитель Алёне, – я свои дела сделаю, заеду за тобой. Иначе мне Тимур голову оторвёт, если узнает, что я тебя одну здесь оставил.

– Тимур… – произнесла девушка.

– А что ты поникла? Вернётся он, куда денется, – ободряюще ответил парень и укатил.

Алёна аккуратно шла по неровной земле. Внутри неё нарастало беспокойство. Кожа под браслетом на руке начала чесаться ещё сильнее, заставляя девушку постоянно теребить плетёную верёвочку.

Дойдя до двери, Алёна постучала. Ответа не было. Она постучала снова.

– Заходи уже, что стоишь, – услышала она голос сзади, вздрогнув от неожиданности.

Обернувшись, девушка увидела сухонькую старушку, стоящую позади неё.

– Вот ты какая, – сказала та, уставившись на живот Алёны, – ко мне такие редко приходят. Тебе к повитухе надо, а не ко мне.

– Нет, я к вам, – ответила девушка, заходя в тёмную комнату с низеньким потолком.

Свет от окна слабо освещал её, но Алёна смогла рассмотреть небольшую икону в дальнем углу и немного успокоилась.

Старуха продолжала пристально смотреть на неё.

– Зачем пожаловала? – спросила она.

– Вы приворожили моего мужа? – спросила Алёна и сама испугалась произнесённых слов.

В этой комнате они обретали особый смысл. Как бы ни отрицала девушка существование колдовства, а находясь рядом со старухой, невольно начинала в него верить.

– Нужен мне твой муж! – фыркнула пожилая женщина, проходя внутрь комнаты. – Я уже не в том возрасте, чтобы на чужих мужей ворожить.

– Не для себя, а для Аньки, соседки моей, она Тимура всё обхаживала, а потом к вам ездила, – выпалила девушка и почувствовала что-то, от чего ещё сильнее стала тереть кожу под браслетом.

Старуха продолжала пристально смотреть на неё и уже хотела что-то сказать, но, увидев браслет на руке девушки, отпрянула, начав озираться по сторонам.

– Зачем пришла, ведьма? – бросила она Алёне недовольно. – Да ещё скрываешься, что не узнать.

– Я не ведьма, я жена Тимура. Пропал он без вести, говорят, в плен попал, а Анька перед его уходом у вас была, – проговорила девушка, – что вы ему сделали?

Старуха качала головой, продолжая смотреть по углам.

– Уходи, ничего тебе не скажу, – пробормотала она. – Если любит – вернётся.

– Я никуда не уйду, пока вы колдовство с него не снимете, – возразила Алёна, не понимая, откуда у неё силы перечить старухе.

– Уходи прочь, – сверкнула глазами та, – это мой дом, я здесь хозяйка; и пока отпускаю по добру – уходи. А своим передай, что не знала я, что твой это муж. Не видна ты мне.

Сказав это, старуха буквально вытолкала Алёну за порог и, захлопнув дверь, задвинула щеколду. Девушка хотела было вновь постучать, но ребёнок так толкнулся внутри её, что Алёна ничего не смогла, кроме как сжаться и стоять не шелохнувшись.

Только отдышалась, как услышала сигнал машины за воротами. Парень, что подвозил её, уже вернулся.

Алёна медленно пошла по ставшей вдруг скользкой земле. Пару раз чуть не упала. Ноги совсем перестали держать её. Добравшись до машины, девушка рухнула на сиденье.

– Ну что, поговорила? – спросил водитель. – Лица на тебе нет… что это старуха с вами делает, что вы такие бледные выходите?

Алёна ничего не сказала, а лишь положила руки на живот, пытаясь успокоить разбушевавшегося малыша.

Глава 6. Рождение

Вернувшись в свой дом, Алёна долго не могла успокоиться. Ей виделись глаза старухи, пристально смотревшие на неё.

И последние её слова её: «Передай своим, не знала я, что Тимур твой муж, не видна ты мне».

– Что значит – не видна? – бормотала себе под нос девушка. – Что бабка имела в виду? И почему браслет так горел, аж кожа под ним вся красная, – она разглядывала своё запястье, которое ныло от постоянного трения. – Что же со мной происходит? – произнесла она, в изнеможении опускаясь на кровать.

Сон сморил Алёну. Во сне ей виделась незнакомая деревня, с низенькими домами из круглого дерева, меж ними на земле стояли большие резные фигуры, как из детских книжек. Вокруг них с песнями ходили люди. И вроде на знакомом языке пели, но ничего не понятно.

На запястьях у всех браслеты, как у Алёны. У мужчин чёрные, у женщин красные, у детей белые. Закружилась вместе со всеми Алёна, да так, что проснулась от того, как голова кружится. Открыла глаза, а перед ней стены ходуном ходят.

Пыталась вновь уснуть, да никак. Живот начал то напрягаться, то расслабляться. Поясницу ломало, и ноги будто дрожали. Покрутившись на кровати ещё некоторое время, Алёна поняла, что пришёл срок появиться на свет её ребёнку.

Поднявшись, она взяла свою сумку, что собрала для родов, и поковыляла к домику фельдшера, что жила в середине деревни. Фельдшер была у них и за акушерку, и за медсестру.

Шла Алёна медленно, через каждые двадцать шагов останавливаясь, чтобы переждать накатывающую боль. Но она быстро отпускала, и Алёна продолжала свой путь.

Заря ещё не занялась, спали даже первые петухи. Идти было страшно. Вокруг ни души, лишь лужи и мокрая земля под ногами.

Фельдшер, привыкшая к ночным визитам больных, не удивилась Алёне.

– Проходи, – сказала она, глядя как Алёна скрутилась в очередной раз, – рожать будем.

– А может, мне в больницу? – спросила Алёна.

– Если не справимся – поедешь. Но у меня все, как один, легко рожают. Рука у меня такая – могу ребёночка и направить, и выдавить, если надо.

Последняя фраза Алёне не понравилась. Слышала она от свекрови, что фельдшер так давила ей на живот, что потом все рёбра болели, и дышать месяц не могла.

– А может, не надо давить? – робко спросила Алёна, чувствуя новую опоясывающую волну.

– Может, и не надо, – примиряюще ответила женщина, – посмотрим, как пойдёт.

А пошло не очень. Уже и петухи пропели, и солнце слабое осеннее свой максимум прошло, а Алёна всё стонала. Боль становилась чаще, перерывов между ней все меньше, силы будущей матери таяли, а результата не было.

Алёна находилась в отдельной комнате, а фельдшер заходила к ней. Сама она принимала пациентов. Сквозь пелену Алёна слышала их разговоры из-за двери, какие-то жалобы, но понять, кто приходил, не могла.

Фельдшер в очередной раз зашла к ней, пощупала живот и неодобрительно покачала головой.

Связалась с больницей.

– Что вы сегодня все рожать вздумали? – услышала Алёна недовольный голос диспетчера, раздававшийся из громкого динамика. – У нас одна машина на смене, вторая в ремонте уже неделю, а тут третья роженица за час.

– Не разродится сама девка, – ответила фельдшер, – ей бы в больницу.

– Ты уж, Иванна, сама ей помоги. Машину скоро не обещаю, – ответила диспетчер.

Женщины перекинулись ещё парой слов, и связь прервалась.

– Значит, так, – сказала фельдшер, возвращаясь к Алёне, – не идёт у тебя ребёночек. Я тебе ничем помочь не могу. Препаратов нужных нет. Я немного отдохну, а то весь день на ногах, а потом попробуем с тобой родить. Ты пока дыши глубоко и зови меня, если сильно давить будет.

Алёна не поняла, что значит «давить», но кивнула. Она потеряла счёт времени и не знала, сколько здесь находится. За окнами стало совсем темно, и лишь свет лампы под потолком бил ей в глаза.

В промежутках между приступами боли Алёна пыталась дышать и молиться. Это единственное, что приходило ей в голову, хотя в церковь она почти не ходила.

Заметив, что кожа под браслетом на руке опять начала чесаться, она вспомнила, как в больнице незнакомая женщина с таким же браслетом спасла её. Как она её нашла, как узнала, что Алёне нужна помощь – девушке было неведомо.

Но цепляясь за последнюю надежду, она начала теребить браслет и вспоминать события ночи, когда заблудилась в лесу. Память неожиданно показала ей лица нескольких женщин, что окружили её, они же отчитывали мужчину, который нёс её на руках. Его лица Алёна не видела.

А вот тепло рук запомнила.

Со временем она убедила себя, что все это ей привиделось, а браслет она сама сплела, но в глубине души знала, что это не так.

Одна из женщин в её воспоминании завязала на руке браслет и, затянув тесёмочки в плотный узел, отрезала концы. Вот почему Алёна не могла его снять.

– Потри ниточки, если помощь понадобится, – казалось, услышала Алёна слова и, прикоснувшись к браслету, вновь почувствовала накатывающую волну в теле.

Алёна потеряла счёт времени. Живот постоянно был каменным, никакого передыха между схватками не было. Девушке казалось, что эта бесконечная мука никогда не закончится.

Фельдшер проводила с ней какие-то манипуляции, но ничего не помогало.

– Ты ребёнка погубить хочешь? – ругалась она на Алёну, напуганная её состоянием. – Сама пожить не успела и его за собой тянешь.

Алёна не понимала, в чём она виновата и что может сделать, чтобы наконец родить.

Её мерещилось, что в пункт фельдшерской помощи заглянула её свекровь. Она приходила днём, спрашивала, не надо ли найти машину и отвезти роженицу в больницу. Но в тот момент всё шло хорошо, и фельдшер уверила её, что к вечеру Алёна родит сама. Сейчас всё изменилось, но машины уже было не найти. Немногочисленные водители были пьяны.

А спустя ещё какое-то время перед глазами Алёны вдруг мелькнуло знакомое лицо. Среди боли девушка не могла вспомнить, кто эта женщина. А та переговаривалась с фельдшером, скорее даже ругалась на неё. Медработник пыталась выгнать незваную гостью, но та не уходила.

– Я за это отвечать не буду, – грубо сказала фельдшер и вышла из комнаты, где находилась Алёна.

А роженицу уже ощупывали тёплые руки, звучащий мягкий голос успокаивал, расслаблял. Ко рту Алёне поднесли кружку с каким-то отваром, она жадно выпила его.

Потом девушка почувствовала присутствие ещё одной женщины. Она аккуратно повернула роженицу на бок, нащупала какие-то точки на пояснице, и начала нажимать на них. Боль от этого сначала усиливалась, но потом становилась меньше. Также женщина прощупала кисти Алёны, на них тоже что-то понажимала, и даже лодыжки подверглись осмотру и сдавливанию.

– Отпусти страх, девочка, не даёшь ты ребёнку выйти, боишься за него. Знать, немного добра ты сама в жизни видела, вот и не хочешь своё дитя в такой мир пускать.

У Алёны непроизвольно потекли слёзы от слов женщины. Добра она и правда в жизни видела мало. А голос рядом был такой ласковый. С ней никто, кроме Тимура, так не разговаривал.

Пришедшие дали Алёне ещё какой-то напиток и продолжили давить на точки.

– Забыли женщины, как детей в мир проводить, – сокрушалась одна из пришедших.

И вдруг Алёна почувствовала, что изменилось что-то, боль другая стала.

– Давай, моя хорошая, помоги ребёночку, дай ему жизнь увидеть, – услышала она вкрадчивый голос. – А мы тебе подсобим.

Дальше Алёна плохо помнила, только в какой-то момент различила слабый детский крик и почувствовала облегчение.

В этот же момент двери распахнулись, и в комнату зашли несколько человек в белых халатах.

– Не слушают меня, не дают помощь оказывать, – жаловалась им фельдшер.

– Что здесь у нас? – строго спросила вошедшая, но, заметив кричащего ребёнка, выдохнула и начала его осматривать.

Закончив осмотр, она обратилась к женщинам, которые были рядом с Алёной.

– Что самовольничаете? – спросила она. – Кто вы вообще?

– Мы зашли помочь, – примиряюще ответила та, чей голос звучал мягко. – Девочка долго не могла родить, а в роддом её никак не забирали. Жалко же её, ещё молодая, а так мучается.

– Это не объяснение, – начала сотрудница скорой помощи, но Алёна вдруг застонала, и присутствующие обернулись к ней.

– Кто у меня? – негромко спросила она, осознав, что не увидела, кого родила: мальчика или девочку.

– Девка у тебя, – ответила фельдшер, – такая же тёмненькая, как ты. И волосики такие длинные, тебя небось изжога всю беременность мучила.

Алёна ничего не ответила.

«Дочь, – вертелось в её голове. – Девочка… наша с тобой дочь, Тимур».

Мысли вдруг закрутились, перед глазами пронеслось собственное детство, постоянно кричащая мать, редкие дни радости, дружба с Тимуром, переросшая в любовь.

И среди этих воспоминаний было одно, ранее не видимое.

Мужчина, лицом чем-то похожий на неё саму, ведёт её за руку по лесной тропинке, вокруг деревья, которые показались Алёне смутно знакомыми. Они подходят к низеньким домам, которые она видела в своих снах. И там их встречают женщины. Они ласково разговаривают с ней, протягивают сладости. А потом мать узнаёт об их прогулке и долго ругает отца и саму Алёну…

Окунувшись в это воспоминание, девушка вдруг поняла, что женщина из леса – это та же, что приходила к ней в больницу, и она же помогла сейчас.

Алёна приподнялась на локти, чтобы ещё раз посмотреть на свою спасительницу и спросить, откуда та её знает. Но её помощниц уже рядом не было.

В комнате находилась фельдшер, которая укутывала ребёнка, медики скорой заполняли документы.

– Где те женщины, что помогли мне? – спросила Алёна.

– Сейчас в роддом поедем, – ответили ей совсем на другую тему, будто не слышали заданного вопроса.

– Так уже всё хорошо, – пыталась возразить Алёна.

– Хорошо или нет, это там решат, а мы должны вас отвезти. Тебя и ребёнка понаблюдать надо, – сказала медик.

– А где те, кто помогли мне? – попыталась вновь спросить девушка.

– Забудь о них, родила и живи дальше, – уклончиво ответила фельдшер, переглянувшись со своей коллегой.

После этого Алёне помогли дойти до машины. В заре просыпающегося дня ей показалось, что в самом конце дороги она видела удаляющиеся женские фигуры.

– Что встала? – прозвучало над ухом. – Шевелись, у нас ещё вызовов много.

Алёна залезла в машину. Глянув в закрывающиеся двери на дорогу, она там уже никого не увидела.

Находясь в роддоме, Алёна полностью окунулась в заботу о новорождённой дочери. Она была такая крошечная, что было страшно брать на руки. И хотя врачи говорили, что девочка вполне доношена и здорова, но Алёна всё равно беспокоилась, вспоминая её трудное появление на свет.

Алёна хотела назвать дочку в честь Тимура и искала женское имя, созвучное имени пропавшего мужа. Но никак не могла придумать похожее, поэтому назвала Таней.

Через несколько дней за ними приехала свекровь.

– Поживёшь пока у нас, – сказала женщина, разглядывая внучку.

Алёна с удивлением посмотрела на родственницу. То ни за что не хотели её брать к себе, то зовут.

– Тяжело мне на сердце, что оставила я тебя одну, – сказала ей свекровь негромко, когда приехали домой. – Тимур все эти ночи снился, смотрел на меня укоризненно. А что я могу? Здесь всё его отцу принадлежит, как он скажет, так и живу, – продолжала она, не глядя на Алёну. – Думаешь, легко за такими мужчинами? Это Тимур здесь вырос, ваших традиций нахватался. А отец его, дедом воспитанный, совсем другой, – протянула она, качая головой. – Женщина для него – служанка: всё должна и ни на что не имеет права.

Она помолчала, а потом продолжила:

– Муж решил, что вы с Тимуром после свадьбы будете жить отдельно. Домик бабки вам отдал. И больше ничего не хотел слушать. Ему своих детей хватает, чтобы ещё ваших поднимать.

– А как же сейчас? – спросила Алёна.

– Уехал он на несколько месяцев. Давно хотел посетить родные места, дед ему много о них рассказывал, да всё откладывал. А как Тимур пропал, начал задумываться о краткости жизни. И решил, что хочет увидеть родную землю. Здесь он так и не стал своим. Нрав его взрывной не многие любят. Да и ему здешние обычаи не по сердцу.

– А почему вы не вернётесь на его родину? – уточнила Алёна.

– Да куда ехать, у нас здесь всё, – хозяйка обвела взглядом большой дом. – Съездит он, поймёт, что нас там никто не ждёт, может, спокойнее станет. А ты пока живи у меня. Потом дочка подрастёт, и сама справишься.

– Спасибо вам, – поблагодарила Алёна. – Ко мне мать родная так не относилась, как вы.

– Твоя мама… – начала женщина, но осеклась, пристально смотря на девушку.

– Что она? – затаив дыхание, спросила Алёна.

Но свекровь уже отошла и не стала продолжать свою мысль. Девушка пошла вслед за ней.

– Я так устала от недосказанности, – проговорила она, – вы ведь знаете что-то про бабку, в доме которой мы жили с Тимуром, про мою маму, про отца…

Последнее она добавила совсем тихо, так как в родном доме было запрещено говорить о нём, и мать сразу поднимала руку, если Алёна спрашивала про папу. Девочка привыкла глотать эти вопросы, порой чувствуя ком в горле.

– Некоторые истории лучше не знать, – ответила свекровь. – Начнёшь рассказывать, а она повторится.

– Так, может, и к лучшему, если повторится, – сказала Алёна.

– Нет, такое лучше не повторять, – качнула головой женщина.

Девушка умоляюще смотрела на неё.

– Все что-то знают, но мне не говорят, – безнадёжно произнесла она.

– Кто – все? – удивлённо спросила свекровь.

– Фельдшер что-то знает о женщинах, что помогли мне в ночь родов, но ничего не сказала.

Свекровь продолжала вопросительно смотреть на Алёну, и той пришлось рассказать, что когда ей было совсем плохо, а машина из больницы всё не ехала, то к ней пришли две женщины, которые помогли Танюше появиться на свет.

– Эта же женщина принесла мне лекарства в больницу, когда я болела после леса, – добавила Алёна.

– Браслет она же тебе дала? – спросила свекровь.

– Я не знаю, кто надел мне браслет, – ответила Алёна, потирая запястье.

– От судьбы не уйдёшь, – проговорила хозяйка дома, помолчав, – если тебе суждено всё узнать, всё равно узнаешь. А меня не спрашивай. Каждый, кто прикасается к этой тайне, страдает. А у меня дети, мне их растить надо.

Глава 7. Жизнь продолжается

Алёне хорошо жилось в доме пропавшего мужа. Пусть и грустила она о Тимуре, ждала хоть весточку от него: что найден, жив, обменян на других пленных. Но не было таких вестей, и вообще никаких не было.

А жизнь продолжалась. Дочка росла, радовала молодую мать первыми улыбками, движениями, спокойными ночами. Свекровь всё удивлялась, как после такого сложного рождения Танюша росла тихим и здоровым ребёнком.

– Заговорили её, – услышала как-то Алёна бормотание свекрови. – Сильны они…

– Что вы сказали? – спросила молодая мать, уставшая от бесконечных тайн и недосказанности.

Но свекровь не ответила, лишь быстро отошла от малышки. А так радостно улыбалась миру, показывала свой беззубый рот, махала крошечными ручками и смешно угукала в ответ на улыбку Алёны.

– Какая ты у меня сладенькая, – поглаживая ма́лёнькие ножки, проговорила девушка. – Вот бы папа твой увидел, какая ты растёшь! Как закружил бы он тебя на руках… Да только где он и когда вернётся, – добавила Алёна, грустно вздохнув.

Танюша, будто поняв, что мама печалится, посмотрела на неё своими ясными глазами, не забыв засунуть палец в рот.

Так и жила Алёна с матерью Тимура: они вместе работали по дому и в огороде, детей растили.

Удивлялась Алёна, как можно жить и не ругаться. Не так было в её родном доме, где все ходили недовольные друг другом и старались уколоть, унизить, попрекнуть совершенной ошибкой и ещё долго корить за неё.

Мать Тимура сразу оговорила правила в её доме, и Алёна старалась им следовать. Не всё ей нравилось, но это было лучше, чем жить одной.

Только один раз девушка сходила в дом, где они жили с Тимуром. И уже на подходе стали накатывать на неё тоска и страх. Тоска по мужу – ведь всё в доме напоминало об их совместной жизни.

«Как я могла здесь жить без него?» – удивлялась Алёна, пакуя свои вещи, чтобы перевезти их в дом свекрови.

Но если тоска была понятна, то страх был необъясним. За окном светило солнышко, в доме было тихо, но чувствовала Алёна, будто наблюдают за ней. Она даже оглядывалась, чувствуя кого-то за спиной. А повернувшись, никого не замечала.

Она как можно быстрее собрала свои вещи и вышла к дочери, спящей в коляске около крыльца. Малышка, к удивлению Алёны, не спала, а с любопытством смотрела по сторонам. Обычно она так вела себя, когда что-то привлекало её внимание. Но во дворе никого не было.

Алёна заперла дом, надеясь, что нескоро вернётся в него, и вместе с коляской пошла по дороге.

Из-за соседней калитки показалась Анька. Она так и жила с родителями, ведь после аварии стала хромать, что вместе со склочным характером совсем лишило её поклонников.

– Что смотришь? – грубо спросила соседка. – Нагуляла ребёнка и радуешься?

Алёна не хотела ввязываться в разговор и зашагала быстрее.

– Молчишь? – не унималась Анька. – Потому что ответить тебе нечего, а ведь я всё видела.

– Что ты видела? – решила спросить Алёны, желая узнать, что скрывает соседка.

– Как к тебе по ночам из леса бегали… – громко ответила Аня, надеясь, что её услышат сидящие в своих дворах соседи.

– Странно, а я вот никого не видела, – спокойно ответила молодая мать. – Зато знаю, что ходила ты к бабке в соседнюю деревню, приворот на Тимура делала: не поэтому ли он пропал?

Алёна тоже говорила громко, зная, что старухи за заборами прислушиваются к происходящему на дороге.

– Никуда я не ходила! – крикнула Аня.

– А бабка сказала, что была ты у неё. И на Тимура она что-то сделала, да мне не сказала, – зло глядя на соперницу, возразила Алёна. – Если из-за тебя Тимур так не вернётся, я не знаю, что тебе сделаю. Ты меня без мужа оставила, ребёнка отца лишила и самому Тимуру жизнь испортила, если вообще не забрала.

Чем больше Алёна говорила, тем больше заводилась. Она давно запретила себе думать о том, как счастливо бы они жили с Тимуром, если он не ушёл в армию. Как носил бы он её на руках, узнав о беременности, как качал ребёнка…

Эти мысли поднимали в душе Алёны жуткую боль, и она с трудом загнала их в самую дальнюю часть своей души. Загнала и плотно закрыла дверь. Ведь чувствовать это было невозможно.

А сейчас, только что столкнувшись в доме с воспоминаниями о любимом муже и увидев ту, кого Алёна винила в помутнении, нашедшем на Тимура, когда он решил уйти в армию, она не сдержала натиск боли, что стучалась в потаённую дверь сердца. Поднятая волна воспоминаний снесла заграждение и вырвалась наружу.

Алёна с ненавистью смотрела на притихшую Аньку. Она винила эту девушку во всех несчастьях, что случились с её семьёй в последнее время.

– Ненавижу тебя! – громко, со злобой кричала молодая мать. – Ты разбила мою семью, из-за тебя я осталась одна! Ненавижу, чтоб ты сгинула!!

И почувствовала, что волна боли, захлёстывающая её изнутри, выливается наружу и окатывает Аньку, топит её, заставляет захлебнуться в слезах Алёны. И соседка на самом деле закашлялась и отступила.

Алёна прокричала ей что-то ещё, уже не разбирая своих слов, и успокоилась, только когда в коляске заплакала Танюша. Алёна вдруг поняла, что на неё смотрят несколько пар глаз.

– Да хватит уж её проклинать, – сказала одна из деревенских женщин, оказавшаяся рядом с девушками, – она уже своё получила, – говорившая кивнула на хромоту Аньки.

Алёна хотела что-то ответить, но вдруг испугалась той истерике, что случилась с ней. Никогда раньше она не позволяла себе такого. И схватив коляску, быстро пошла прочь.

На следующий день Алёна не находила себе места. Было у неё предчувствие, что недоброе что-то произойдёт. Ходила она из угла в угол, качая ребёнка, а мысли всё далеко были.

О Тимуре думала, скоро уже год, как не виделись, и весточки ни одной от мужа не было. И начальники его молчали – где парни служивые? Когда их из плена освободят? И осталось ли, кого освобождать… Ничего не отвечали ей.

От этой мысли на глаза Алёны навернулись слёзы. Запрещала она себе думать плохое, но время-то идёт, сердце ноет, дочка без отца растёт. И болью отзываются мысли о муже.

Когда они с Анькой собачились на дороге, тогда впервые за долгое время позволила себе Алёна выплеснуть боль. И так получилось, что вылила она её на виновницу, как она думала, всего произошедшего: Аньку-соседку.

И казалось Алёне, будто что-то плохое она вчера сделала. Хотя у них в деревне женщины и не так собачились, проклятьями друг другу сыпали. И ничего из этого не было.

Но нехорошо было у Алёны на сердце. Помнила она ту волну, что со дна души поднялась да на ненавистную соседку вылилась. Казалась Алёне эта волна осязаемой, тягучей, будто потрогать её можно.

– Глупость какая! – остановила сама себя девушка, разумом понимая, что потрогать обиду невозможно.

В ближайшие дни ничего с соперницей не произошло, и Алёна успокоилась.

А потом стали неприятности на Аньку сыпаться: местный магазин, в котором она работала, большую недостачу показал, а на неё повесили. А кого ещё обвинять, если не продавца? Две зарплаты у неё удержали, да ещё должна осталась.

Хорошо, что родители не бросили – кормят, поят, пока Аня долг отрабатывает. Но хозяин сказал:

– Как все деньги мне выплатишь – и вон отсюда, мне воровки не нужны! А раньше уйдёшь, не поздоровится.

Молчит Аня, губы поджала, работает пока. Знает за собой грешки – привешивала порой товар, разницу себе брала. Но так, чтобы минус у магазина не должен был оказаться.

А потом совсем неприятности одолели: то голову у неё мутит так, что цифры на кассе в глазах путаются, то руки немеют, и сил под вечер совсем нет. Фельдшер на это одно говорит:

– Замуж тебе надо и детей. Тогда не будет времени на голову внимания обращать: с утра до ночи крутиться будешь, как все крутятся, и хворь некогда разводить.

Послушала её Аня да домой пошла. Замуж её никто не брал, да и не думала она, что ещё больше забот прибавят ей сил. Но родители тоже одолевали.

– Сидишь на нашей шее, даже мужика себе найти не можешь, – говорила мать. – В кого ты такая? Я в твоём возрасте и за дитём смотрела, и в колхозе работала, и свою корову содержала. А ты в кого такая слабая! Придёшь с работы и лежишь весь вечер. А работа у тебя что, тяжёлая? Хлеб да макароны продать.

Аня в ответ огрызалась, но видела в словах матери правоту: сил у неё становилось всё меньше, а куда они уходили – не знала.

В один субботний день у них во дворе баня сгорела: вроде и старая была, и котёл давно прохудился, но чтобы загореться… Даже залить не успели – вспыхнула как спичка и потухла. А Аня как раз должна была идти мыться, но не успела, с кровати было не встать.

Испугалась тогда девушка, решила к бабке в соседнюю деревню сходить, что приворот ей на Тимура делала. Если она колдунья, то, может, и в этом разбирается.

А бабка, как Аню увидела, взашей из дома выгнала.

– Забудь ко мне дорогу! – говорит – да так шипит, будто укусит сейчас. – Навлекла ты на меня бед со своим Тимуром, не знаю, как выкрутиться.

– Вы же помочь обещали, говорили, что на них с Алёной рассорку поставите, а потом приворот Тимуру ко мне сделаете – и будет он по мне сохнуть.

– Так не знала я, что Алёна из этих, – бабка страшно сузила глаза, – да и сам Тимур непростой, раз на него приворот так подействовал.

Испугалась Аня того, что услышала.

– Верните всё, как было! – просит. – Худо мне от всего этого. Я вам даже плату принесла – последнее отдаю.

Развернула она платочек – а там колечко золотое, от бабушки её оставшееся, лежит. Глянула колдунья, но головой покачала.

– Ничего уже не сделать, – сказала она. – Всё, что я делала, тебе с тройной силой вернулось. Сильна Алёна, сама не знает, как. Она тебе такого пожелала, что мне в жизни не снять.

– Я так и знала, что ведьма она, – зло сказала Аня, – ну я ей покажу.

– Ничего ты не покажешь, – рассмеялась бабка. – Недолго тебе ещё по земле ходить.

– Да что вы говорите! – окончательно разозлилась Анька и, развернувшись, пошла прочь.

По дороге домой ей было душно. Она сняла куртку, потом расстегнула рубашку, но это не помогало. Дышать становилось всё тяжелее, и, как назло, никто в сторону её деревни не ехал.

Еле идёт Аня: ноги заплетаются, голова болит, грудь не может вздох сделать – такая резь по груди, что и дышать страшно.

Присела она у дерева, переждать решила. Вспомнила, как почувствовала темноту, на неё спускающуюся, когда с Алёной на дороге ругалась. Будто окутала её та темнота и не выпускала. Сдавливала всё тело, пропитывала каждую клеточку, будто закрылись ей все дороги после этого.

Хотела девушка подняться и дальше пойти, а сил нет. Так и нашли её на следующий день уже окоченевшую.

Лила тогда мать слёзы, а дочь не вернёшь. И поползли по деревне слухи, что это Алёна Аню сгубила. Вспоминали ей проклятья ей на дороге да все слова преувеличивали. И смотрели косо.

Алёна, когда узнала новости про Аню, места себе не находила: ведь помнила, с какой злобой пожелала сопернице плохого.

«Но ведь и она не святая, – успокаивала себя Алёна, – в семью нашу влезла, на Тимура приворот сделала, обо мне слухи распустила».

От этих мыслей становилось спокойнее, но всё равно чувствовала Алёна дрожь внутри, будто что-то произойти должно. Зябко ей становилось от этого даже в тёплом доме. И одна мысль о Тимуре ей покоя не давала, всё в голове крутилась, а ответа на неё не было.

«Если на него приворот поставили, почему он в армию ушёл, а не к сопернице побежал?»

Никак это в голове Алёны не укладывалось, картина стройная не получалась.

Хотелось ей верить, что нет никакого колдовства, что придумала она всё. Но бабка в соседней деревне была настоящей, и такой страх в её глазах был, когда на Алёну смотрела, что не забыть его. И про Тимура она странные вещи говорила…

Так и жила Алёна в неведении, а свекровь на неё поглядывала. Ни в чём не винила, из дома не выгоняла, но стала на расстоянии держаться.

А сплетницы деревенские быстро вести подхватили да понесли. Начали шушукаться, ведьмой девушку называть, отца её вспоминать, да на старый дом, где Алёна с Тимуром раньше жила, кивать.

Но как подходила молодая мать к ним ближе, узнать про папу хотела, да про бабку Тимура, чей дом им достался. Так замолкали старухи, губы поджимали и холодом взглядов девушку окатывали. Ничего от них Алёна не добилась.

А потом неожиданно вернулся отец Тимура. Свекровь уже и не думала его увидеть. Плакала по ночам, что одна с детьми осталась, что уже вся деревня шепчется, что бросил он её да молодую на родине завёл.

А муж написал ей всего пару раз. О приезде не сообщил. Просто приехал, по-хозяйски вошёл в дом да еды потребовал. Жена к нему подходит, не верит, что вернулся. А он её наскоро обнял да за стол сел.

– Мужа-то кормить будешь? – спрашивает. – Или голодом морить намерена?

Засуетилась женщина, накрыла ему всё самое лучшее, что детям готовила. Села напротив – смотрит, не насмотрится. Брошенкой нехорошо было жить, под насмешливыми взглядами ходить, а теперь она опять жена мужняя.

Рассказал отец Тимура, как добрался до отчего дома, который его отец молодым покинул. Да и дома там нет. Землю родную нашёл, а на ней развалины. Потом родных своих искал, соседи помогли, вспомнили, кто здесь жил и куда семья уехала.

Родные ему не очень обрадовались, думали, с потребой какой к ним пришёл. А когда узнали, что землю родную повидать хотел, то приютили, историй разных рассказали. Про отца его спрашивали: остались у того несколько братьев на родине, а у них сыновья. Один из них как две капли похож на него самого.

– Но не смог я там долго, – говорил мужчина жене. – Думал, что там моя земля, раз предки мои жили. А теперь понял, что земля моя здесь, где вырос я. Кормила она меня, растила, тебя мне дала, а теперь детей наших носит. Вот и вернулся. Не могу я на чужбине, здесь мой дом.

Слушала его жена и не знала, то ли радоваться, что вернулся, то ли печалиться, что не к ней он приехал, а по родным местам затосковал. Но не стала об этом думать – муж рядом, и хорошо. С ним всё лучше, чем без него.

Невестке мужчина не обрадовался. Но прогонять сразу не стал. А как послушал, что в деревне про неё говорят, сказал жене:

– Мало мне было твоей матери, как все на неё наговаривали, даже выгнать из деревни хотели. И на тебя потом косо смотрели, хорошо – позабылось всё. И у Алёны отец тоже «из этих», – он многозначительно поднял брови, – не просто так они с Тимуром сошлись. С детства ведь неразлучны. В нём твоя кровь играет, в ней – отцовская. Из всех деревни только друг на друга и смотрели всю жизнь.

Мать Тимура молчала, видя правоту в словах мужа.

– Ты как хочешь, а девка пусть отдельно живёт, – закончил муж. – Таким, как она, привычно это.

Женщина согласно кивнула и пошла говорить Алёне, что пора той в свой дом возвращаться.

– Я тебе говорила, что могу тебя принять только до возвращения мужа, – сказала она невестке. – Он здесь хозяин, как велит, так и делаю.

Алёна слушала её, еле сдерживая слёзы. Возвращаться в старый дом, мимо которого ей теперь даже ходить было страшно, ей совсем не хотелось. Но и деваться было некуда – дочь ма́лёнькая, образование не закончено. Куда она из деревни уедет? Кто её на работу возьмёт…

– Позвольте мне привести тот дом в порядок, – попросила она, – помыть, проветрить – как я туда с ребёнком вернусь?

– Хорошо, неделя у тебя есть. А больше муж не позволит, – согласилась свекровь. – Скажи спасибо, что деньги тебе давать разрешает. А то на что бы ты жила? А я тебе с огорода всё давать продолжу, ведь дитя твоё – нам родное.

И пошла Алёна собираться в свой старый дом.

Глава 8. Снова в старом доме

В первый день Алёна с трудом добралась до крыльца своего дома. Весна хоть и вступила в свои права, но весь двор был зава́лен талым снегом, в котором девушка проваливалась. Последний раз она была здесь поздней осенью, после родов, когда собирала вещи для переезда к свекрови.

Почистила Алёна дорожку к своему дому, зашла внутрь – и таким холодом на неё повеяло, будто за зиму мороз каждую доску пропитал, всё внутри заледенил.

Даже печь разгораться не хотела, не брал огонь сырые дрова. Сколько газет Алёна извела, а всё без толку. Решила на завтра вернуться с сухими дровами из дома свёкров.

Так несколько дней ходила она, протапливала дом, пыль убирала, гарь от печи да посуды отмывала.

Наконец запаслась продуктами из погреба родителей Тимура и съехала от них с дочкой.

Первую ночь совсем не спала. Хоть в доме было жарко натоплено, но сырость не хотела покидать эти стены. Казалось Алёне, что матрас весь мокрый. Хорошо, что дочка спала в перевезённой кроватке под сухим одеялом, за неё девушка не беспокоилась, а сама переодевалась несколько раз за ночь, так как бельё становилось сырым.

А в темноте комнаты ей мерещилось какое-то движение, будто шаркает кто по полу, посуду в шкафу двигает, смотрит на неё глазами большими.

Поднималась Алёна на кровати, осматривалась, да ничего не видела. Даже лампу включённой оставила, чтобы меньше бояться. Но как в сон проваливалась – сразу звуки появлялись.

Утром проснулась вся измотанная, восхода солнышка еле дождалась. А дочь, наоборот, прекрасно выспалась, будто легче ей здесь было, чем в доме у бабушки. Танюшка была радостная, улыбчивая, ручки к матери тянула. Отлегло у Алёны от сердца.

– Ради тебя я всё выдержу, со всем справлюсь, – сказала она дочери.

И стали они дом заново обживать, у сырости отвоёвывать. А как весна за окном расцвела, прогрелись наконец стены, просохли матрасы, и жить стало лучше. Будто и не было зимы снежной, родов трудных. Словно так и жили они с дочерью в этих стенах – сначала в одном теле, теперь в двух.

Смотрела Алёна на радующегося жизни ребёнка, на природу оживающую и о себе думала.

– Когда же моё сердце оживёт? – шептала она себе под нос. – Когда милый вернётся и к груди прижмёт? Увидит ли Танюшка отца родного, или так и суждено нам с ней одним век коротать?

Так и не было вестей от Тимура, уже больше года о нём ничего неизвестно. Жила Алёна одна, никого в гости не звала и сама ни к кому, кроме свёкров, не ходила.

Деревенские сплетницы продолжали смотреть на Алёну с укором, но вместе с тем в их глазах чувствовался страх. Не трогали они девушку, но и не помогали.

А Алёне некогда было о них думать. Оставшись одна в доме, поняла, насколько легче было вдвоём со свекровью справляться. Теперь Алёна и печь сама топила, и воду носила, и еду готовила, и за ребёнком следила.

А дочка, как ползать начала, всё норовила подальше заползти, к горячему да острому прикоснуться. Несколько раз в самый последний момент Алёна её от беды спасала.

Тяжело жилось им без Тимура, продукты его родители давали. Немного, правда, но чтобы голодными не быть, хватало, а денег совсем не было.

Научилась тогда Алёна и хлеб печь, и одежду перешивать из той, что свекровь от младших детей отдавала. Но жить так было невмоготу.

Устроилась она уборщицей в магазин, где Аня раньше работала. Привезёт с собой дочку в коляске, укачает на улице, а сама убираться идёт. Хозяин ей потом за работу копеечку заплатит да круп просроченных отдаст.

Однажды заболела продавец, говорит он Алёне:

– Замени её, а я тебе заплачу.

– Да мне ребёнка деть некуда, – отвечает девушка.

Деревня у них маленькая, до детского сада ехать в соседний посёлок надо. Да и страшно свою кровиночку чужим людям отдавать. После пропажи мужа поселился в сердце Алёны страх, что пропадёт Танюшка.

Сны ей снились, что выходит дочка из дома, а дверь сама за ней закрывается, и идёт Танюшка по лесной дороге, по которой Алёна когда-то плутала. Да всё дальше от дома удаляется, бежит за ней мать, кричит, а девчушка как не слышит.

Всё вперёд идёт, сморит на кого-то, улыбается, руки протягивает. Алёна за ней быстрей бежит, а навстречу ей ветки – по лицу стегают, ноги заплетают. Всё дальше Танюшка, всё больше скрывают её деревья. Теряет Алёна дочь из виду, кричит, зовёт девочку, а всё без толку. Так и возвращается домой одна.

Просыпалась тогда Алёна в холодном поту, подходила к мирно спящей дочери. Гладила её волосы, смотрела на лицо сонное, тревожный стук своего сердца пыталась умерить. Не могла она ребёнка после таких снов далеко отдать.

Пришлось к свекрови идти, просить, чтоб присмотрела, пока она работает. Согласилась та, только просила забирать не поздно.

Алёнка и рада. Стала в магазине подрабатывать, сначала продавца замещала, а когда та после болезни вернулась, хозяин Алёну не отпустил.

– Вижу, смышлёная ты, шустро соображаешь: оставайся, будешь товар считать да документы вести, я тебя научу. Мне одному тяжело уже.

Согласилась Алёна, и стало ей полегче жить. Деньги хоть какие-то появились да продукты перепадать стали: то коробка с сыпучим товаром порвётся, то срок подойдёт, она за полцены брала. Мечтала ещё образование закончить, да пока не получалось.

Так и жила, Тимура ждала, надежду с каждым днём теряя.

В один из дней, крутясь по дому в редкий выходной, заметила Алёна, что дочь держит книгу старую: где её нашла, непонятно. Не видела таких Алёна в своём доме. Пыль от страниц во все стороны поднимается, а сами страницы такие серые от старости, что и не видно на них почти ничего.

Посмотрела Алёна внимательнее, а страницы-то исписаны мелким почерком. Вроде на родном языке написано, но не всё понятно. Символов странных много, рисунков. Начала листать Алёна книгу, расчихалась. И вдруг почувствовала, что дышать тяжело, глаза ей будто пеленой заволокло, и всё поплыло…

– Ааааа… маааа, – слышался Алёне сквозь пелену голос дочери.

Малышка теребила её руки, ползала вокруг, прижималась к ней своим личиком.

Алёна открыла глаза. Она лежала на полу, рядом с книгой, что листала ранее. С тревогой посмотрев на Танюшку, увидела, что с той всё в порядке.

– Доченька, – прошептала она, прижимая ребёнка к себе.

Но девочка уже успокоилась и норовила отползти, очень её книга интересовала. Перебирала, гладила она старые страницы своими маленькими пальчиками.

– Где ты её нашла? – задумчиво проговорила Алёна, поднимаясь с пола.

В голове всё ещё стучало, перед глазами был туман; сколько времени она была без сознания, девушка не знала.

И откуда дочь достала книгу, не понимала. Вроде она сама весь дом убрала, матрасы подняла, на чердак только не лазила, но и ребёнок туда залезть не мог.

Не найдя объяснения этому, Алёна взяла книгу в руки. И её вновь пеленой накрыло, глаза замутились. Стряхнула с себя девушка поволоку и страницы листать начала. А пальцы под ними так и горят. Браслет на руке её внимание привлекает, вся кисть под ним чешется.

– Что за книга странная, никогда таких не видела, – произнесла Алёна.

Переплёт кожаный, со странными знаками, вырезанными сверху, страницы истлевшие. Некоторые уже разваливаться начали. А на них слова написаны, в стихи сложенные, и символы разные нарисованы.

Положила Алёна книгу на полку, в другой раз полистать собралась. Хотела дальше делами заниматься, а мысли всё к книжке возвращаются. Нет, нет, а глянет на неё Алёна, мимо пройдёт – прикоснётся.

Вечером, когда Танюшку уложила, захотелось Алёне свечу зажечь да страницы старые полистать. Такой интерес проснулся, что сна ни в одном глазу, хоть и на работу завтра.

Рассматривает Алёна книгу, слова в ней разобрать пытается. Заметила, что некоторые буквы в словах заменены на незнакомые символы. Когда она эти символы запомнила, то смысл понимать начала. Так почти до рассвета и просидела.

И весь день на работе только о старинной книге думала. Не отпускало её прочитанное, манили к себе страницы ветхие, незнакомым почерком написанные.

А говорилось в книге о травах разных, когда собирать, как заготавливать, какую травку с чем смешивать и как ими болезнь лечить.

Вспомнила Алёна, что принесла ей женщина с браслетом на руке травяной сбор в больницу. И быстро тогда девушка на поправку пошла. А что в том сборе было – не сказала. Соседки по палате спрашивали, попить просили, а Алёна не давала.

– Не для вас принесено, – говорила им.

Женщины обижались, а Алёна как чувствовала, что не надо другим передавать то, что для неё сделано.

И сейчас, читая книгу, понимала, почему так себя вела. Написано в ней было, что «ежели хворь сильная, силы все из человека забирает, то обычный сбор не поможет. Надо особый делать».

И дальше сказано как: «почувствуй болящего, прикоснись к нему своей душой, ощути его немощь да потребу, и на этом чувстве травы смешивай. Руки сами к нужному мешочку потянутся. Смешай всё, как чувствуешь, и болящему дай. Пусть заваривает и пьёт. Но никому другому сбор этот не даёт: иному он вреден будет. А сама, как закончишь на чужую хворь смотреть да травы мешать, про себя не забудь: руки от локтя колодезной водой омой, полынь подожги да вокруг себя три раза обнеси».

Закрыла Алёна книгу, задумалась. Никогда раньше о таком не читала. Но каждая строчка в её сердце отзывалась. И от этого неведомое чувство в ней поднималось. Будто всё, что её окружало раньше, и не такое на самом деле. Будто есть знания, о которых многим неведомо.

А тот, кто владеет ими, иначе мир видит. Но на него другие люди косо смотрят.

Вспомнила Алёна бабку, к которой в соседнюю деревню ходила. Её ведь все ведьмой считали, а она тоже травами лечила. И у них в деревне такая бабка была, да померла, когда ещё Алёна маленькой была. Не любили её в деревне, дом тот так заброшенный и стоит.

«Боятся люди тех, кто больше них знает, – подумала она, на книгу поглядывая. – Небылицы всякие про них сочиняют. А что тут такого – травки смешать? Они вот везде растут, каждый может собрать да заварить».

Только решила так, как книга под её рукой будто шевельнулась.

«Не каждый так может», – прозвучали в голове Алёны слова.

Девушка одёрнула руку от книги и с удивлением посмотрела на неё.

«Откуда всё-таки взялась она в моём доме? Я ведь все уголки облазила, всю грязь выгребла, не было её нигде. А сейчас появилась, и вещи такие в ней написаны. Нигде такого не встречала. Ни в одном учебнике об этом не написано. И чувства во мне такие поднимает – что страшно становится».

Но оторваться от книги Алёна не могла. Стала ночами почитывать да себе в блокнотик понятным языком переписывать.

А поскольку время летнее было, стала Алёна в выходные дни брать дочку и ходить с ней по окрестным полям да лугам. Травки рассматривать, домой приносить да с рисунками в книге сверять. Запахам особое внимание уделяла: если запах от цветка не тот шёл, что указан был, значит, неверное растение сорвала.

«Запах – он как дух: для каждого свой», – было написано в книге.

Так и ходила Алёна всё лето, насушила себе разных травок, чай с ними заваривала, свекровь угощала. Та пила и хвалила.

– Давно такого вкусного чая не пробовала, – сказала женщина, – сама собирала?

– Да, мы с Танюшкой гулять пойдём, травок разных сорвём, – улыбнулась Алёна.

– И никто тебе о них не рассказывал? – как бы невзначай уточнила свекровь.

– Нет, – ответила девушка.

И ведь правда, никто ей не рассказывал, сама читала. Но о книге Алёна никому не говорила. Хранила её на дальней полке, чтобы случайный знакомый не заметил. Так и лето прошло.

А в осенние дожди приболела Танюшка. Фельдшер обтирания назначила да таблеток дала.

Танюшка таблетки пить отказывалась, выплёвывала. Алёна их и растолочь, и замешать со сладеньким пыталась. А дочь только распробует, что внутри порошок, так сплюнет. А сама жаром горит, глазки красные, ручки холодные.

Открыла Алёна свою книгу, прочитала, какой сбор при простуде давать. Начала заваривать дочери, поить девочку да приговаривать, что в книге написано было.

И через день стало лучше Танюше. Заулыбалась вновь, на своём детском языке залепетала. Вздохнула с облегчением Алёна да книгу поблагодарила.

Глава 9. Старая книга

Однажды Алёна прибиралась на заднем дворе магазина и услышала разговор с дороги из-за забора. Две женщины сначала жаловались друг другу на мужей, потом обсуждали «прохвостку Зинку», а потом и на Алёну переключились.

Девушке было неприятно слушать, но надо было закончить дела. Сплетни она не любила, знала, что правды в них мало.

Женщины принялись обсуждать, что Алёна мужа своего давно забыла и с хозяином магазина путается.

– А как ещё она стала правой рукой хозяина? – спрашивала одна из сплетниц.

– Совсем стыд потеряла, – вторила другая, – девке двадцать лет, а она к мужику лезет, который ей в отцы годится.

– Так кровь в ней дурная, вот она бесится, – ответила первая.

– Вся её семейка друг друга стоит: отец из леса пришёл, мать ради него своих родителей бросила, в город с ним уехала. А как поссорились – так назад вернулась. И жила всю жизнь, как побитая собака.

– А про отца-то что слышно? – неожиданно тихо спросила женщина, будто говорить об этом было страшно.

– А что о нём может быть слышно? – так же тихо ответила другая. – Ушёл обратно в лес, может, живёт, может, звери загрызли. Кто их, «лесных», разберёт, никто же к ним не ходит.

– Помнишь, Алёна в лесу заблудилась, а потом болела долго? – спросила женщина. – Наверное, тоже своих искать пошла. А что она там видела и с кем говорила – молчит.

– Как вообще обратно вышла! – удивилась другая. – Там леса такие: опытные охотники теряются да в болотах тонут.

– Так её ведьмы вывели, кто ещё…

Сплетницы перешли на шёпот, и больше Алёна ничего не слышала, а потом женщины вновь вернулись к роману Алёны с хозяином магазина, и ещё долго обсуждали, какая она плохая.

Это уже девушка слушать не стала. Ей было противно. Она знала, что в деревне её не любят, осуждают, но что такие сплетни про неё и хозяина ходят – не догадывалась.

А вот про отца её очень интересно. Алёна давно догадалась, что не зря та дорожка в лесу протоптана. Манила она её и звала за собой. И не привиделись ей в лесу голоса да руки тёплые, а на самом деле встретила она там кого-то. Но вспомнить не может. И браслет на руке с тех пор появился, и женщины, которые ей родить помогли… От всех этих мыслей закружилась голова.

Девушка села за свой стол в подсобке и закрыла лицо руками.

– Что сидишь? – услышала она голос хозяина. – Работу закончила, можешь домой идти. Иль не хочешь в пустой дом возвращаться?

Алёна подняла глаза и посмотрела на стоящего перед ней мужчину. Что-то в его вопросе насторожило её.

– Почему же не хочу? – спросила она. – Я люблю свой дом. Мы с Тимуром вместе его обживали, да только ушёл он, и я теперь вдвоём с дочкой живу да мужа жду.

Почему она вдруг заговорила о Тимуре, Алёна не знала. Она ни с кем о муже не разговаривала. Только рядом со свекровью могла всплакнуть, на его фотографии в родительском доме глядя.

– Знаю я, что муж твой пропал, – сказал хозяин. – Знаешь, из плена ведь не возвращаются. Я вот по телевизору видел, что там с нашими ребятами делают – волосы на голове от такого шевелятся. Ни один человек такого не выдержит. А ты ещё молодая, тебе жизнь надо, дочку растить, ещё детей родить. Что по Тимуру убиваешься?

– А вы его раньше времени не хороните, – резко ответила Алёна, – вот увидите, вернётся он, и мы дальше заживём.

– Ну-ну, как знаешь, – покачал головой мужчина.

Девушка быстро собралась и пошла за дочкой. Хотела со свекровью поговорить, попросить её снова с военкоматом связаться, может, какие вести о Тимуре есть. Но в этот раз не получилось: свёкор был дома. Он как-то подозрительно посмотрел на невестку, хоть и ничего не сказал.

Забрав дочку, Алёна пошла с ней домой. По дороге всё время вспоминала слова сплетниц и разговор с хозяином магазина.

«Работу мне никак терять нельзя, – думала она, – мне Танюшку растить, дом содержать. Только и сплетням пищу давать негоже. Вдруг до родителей Тимура дойдёт, а они и ему расскажут, когда вернётся».

Что делать в этой ситуации, она не знала. Но в том, что муж вернётся, Алёна не сомневалась.

Войдя в дом, она почувствовала, что в нём кто-то был. Дверь, как и обычно, была не заперта. Но у них в деревне по чужим домам не лазали. А здесь вроде ничего не тронуто, а дух чужой присутствует. Посмотрела Алёна внимательнее: всё на месте. Решила, что показалось ей.

А вечером, когда дочь спать легла, подошла Алёна к полке, где книгу старинную хранила, руку протягивает – а там пусто. Удивилась она: никто об этой книге не знает, никто её не видел, куда же она делась? Дочь дотянуться не могла.

Тут вспомнила Алёна, что когда с работы вернулась, почувствовала в доме чужое присутствие.

– Неужели кто-то в мой дом приходил, когда меня не было? – сказала она самой себе. – Сначала принёс книгу, потом забрал.

То, что книгу ей подкинули, после того как она вернулась от свекрови, Алёна давно поняла. Потому что не было этой книги раньше в доме. А вот теперь вновь забрали.

Постояла Алёна рядом с пустой полкой, головой повертела. Вдруг её взгляд зацепился за какой-то новый предмет. Лежал он на самом краю полки. Взяла она его в руки: это тоже книга оказалась. В похожем переплёте, но про растения в ней ни слова. Зато какие-то предметы нарисованы, знаки, символы, круги, заговоры…

– Кто-то меня уму-разуму учить надумал, – усмехнулась девушка.

Книгу на стол положила, читать начала. Слова в ней были написаны теми же знаками, что и в предыдущей книге.

Быстро разобралась Алёна и поняла, что эта книга с ритуалами разными. Как порчу или приворот сделать, как крадник поставить, как разлучницу наказать…

Не нравилось увиденное Алёне. Тёмными делами заниматься она не думала. Но когда до середины книги дошла, сердце у неё так и забилось.

«Заговор на поиск пропавшего» – было написано сверху страницы.

И ниже: «Коли человек аль животное пропало, заблудилось и не может дорогу к дому найти, сделай следующее…»

И шло описание обряда на поиск. Алёна сначала книгу захлопнула, а потом опять эту страницу искать стала. И боялась себе признаться, что уже решила воспользоваться этим обрядом. Хотела она каким угодно способом Тимура домой вернуть, пусть даже колдовством.

Мысль о том, что Тимур может вернуться домой, будоражила сердце Алёны. Она вдруг вспомнила тепло его рук, ласку во взоре, нежность, с которой он обнимал её. Всё это хранилось глубоко в её душе, но чтобы не бередить сердце, Алёна запрещала себе об этом вспоминать.

А сейчас вдруг представила, как будет хорошо, если Тимур вернётся, обнимет её, прижмёт Танюшку к своей груди… Алёна подошла к спящей дочери. Та сладко спала, раскинув руки в стороны, будто обнимая огромный мир. На лице девочки застыла лёгкая улыбка. Молодая мама залюбовалась девочкой. И поймала себя на мысли, что может бесконечно смотреть на спящего ребёнка.

– Я очень хочу, чтобы у тебя был отец, – прошептала Алёна, – чтобы он тоже мог любоваться тобой.

Поправив детское одеяло, девушка решительно подошла к столу, где лежала книга. Она решила провести обряд, который был в ней описан, для возвращения Тимура. Не сильно веря в магию, даже отрицая её существование, Алёна возлагала на старинную книгу большие надежды. Можно сказать, книга была её последней надеждой.

Внимательно прочитав, что необходимо для проведения обряда, она переписала это себе в блокнотик и решила завтра же заняться поиском нужных вещей.

Для обряда нужна была восковая свеча, но не церковная, об этом было указано отдельно. Свеча должна быть свита из трёх, а в воск добавлены травы. Таких свечей в магазине не было, и Алёна решила съездить к пасечнику, жившему неподалёку, чтобы купить у него пчелиный воск и самой сделать свечу. Нужные травы уже висели у неё в мешочках у печки. Посмотрев на них, девушка удивилась, как своевременно насушила их этим летом.

«Будто ведёт меня кто-то, подсказывает», – подумала она.

Также нужны были отрез чёрной ткани, фотография и вещь пропавшего и серебряные монетки для откупа. С ними было самое сложное, так как Алёна не представляла, откуда их можно взять.

И вдруг ей показалось, что с чердака донёсся какой-то звук. Алёна прислушалась, но больше ничего не услышала.

«Наверное, птица на крышу села», – подумала она и стала дальше думать, где взять монетки.