Читать онлайн Спасибо, генеральша! бесплатно

Мне всё равно, во что одета будешь

– Мне всё равно, во что одета будешь…

Этой фразой ты покорил меня навсегда.

В ней было что-то от утраченного рая.

Ибо Адаму и Еве одежда не была нужна.

Мужчинам не свойственно так любить.

Эта твоя реплика прозвучала по-детски,

А может, и по-женски.

Прости, но это лучшее из того, что ты мне дал.

Самокат

Семья Коньковых получила у государства двушку. В их Н-ске подобное приравнивалось к выигрышу в лотерею. Сеня Коньков знал, что нести жалобы местным чиновникам – это дохлый номер. Поэтому даже о мелких проблемах Семён сигналил сразу наверх.

Логично: ведь такие письма с приписками московских небожителей спускают вниз, и региональным бюрократам тогда не отвертеться. Свой метод парень называл «самокатом».

Сей нехитрый приёмчик часто срабатывал. Удалось, например, перенести автобусную остановку в более безопасное место, добиться строительства приюта для собак и даже обеспечить льготу другу-инвалиду.

Когда Сеня помог приятелю, он призадумался и над своей судьбиной. Быть сапожником без сапог не хотелось. «Я ведь тоже инвалид, имею жену, маленького сына, а живу в халупе без удобств, – рассуждал молодой человек. – Нет, так не пойдёт».

Семён отправился в мэрию, встал в очередь по улучшению условий проживания. Когда узнал, что номер его – семь тысяч какой-то, а квартир инвалидам почти не дают, поначалу приуныл, затем разогнал привычный «самокат», а получив неутешительные ответы, решил судиться с государством. Был у него толковый знакомый адвокат по фамилии Шпыня. Иск он составил, но скепсиса не скрыл: дескать, шансы почти нулевые. Тем более что платил Сеня только за оформление заявления.

Однако пути Фортуны неисповедимы. Помочь Коньковым она решила через жену Семёна Алису.

Благоверная работала в городской газете. В те дни, когда иск с сомнительными перспективами ушёл в суд, в редакцию заявился вертлявый господин, правозащитник Давидян. Алисе он поведал душещипательный рассказ о том, что безвозмездно помогает детям-инвалидам, в том числе с получением квартир. Одно дело уже выиграл, о чём имеется документик (решение суда), второе, точно такое же, – в процессе. Статейку-бы дать…

«Конечно, дадим!» – пылко пообещала Алиса. Она тут же сделала ксерокопии ценного решения суда: одну для подготовки публикации, а вторую для себя.

– Умница моя! – Похвалил муж, узнав о неожиданно приплывшем в их колоду тузе.  – Вот и будешь опираться на этот материал в суде.

– Почему я?! – Алиса опешила и возмутилась одновременно.

– А кто из нас журналист?! – парировал супруг. – К тому же у меня здоровье слабое.

…Предварительное заседание началось странно. Когда Алису и двух неприятных тёток, по всей видимости, чиновниц, впустили в кабинет судьи, тот смотрел телевизор. Скривившись, плюгавенький немолодой служитель Фемиды выключил плазму и начал скороговоркой зачитывать какую-то бумажку.

«Первое заседание назначено на пятое апреля», – затем возвестил он. Все встали и направились к выходу. Алиса была в шоке. Увиденное сильно смахивало на город Глупов.

Спустя месяц началось долгожданное слушание дела. На него прибыло новое лицо – пузатый мужчина из областного коммунального министерства.

– Истица поддерживает исковые требования? – проскрипел судья.

– Поддерживаю, – ответила Алиса вставая.

– Дополнения к исковым требованиям имеются?

Получив отрицательный ответ, блюститель закона принялся опрашивать ответчиков. Тётка-юрист из мэрии сыпала номерами законов и статей и в конце своего спича хищно заключила, что «квадраты» от государства Коньковым не положены.

– Поддерживаю, – вякнул толстый «коммунальщик». – У меня есть дополнение.

Это оказался ещё какой-то пункт, отсекающий семью Алисы от новоселья.

Журналистка попросила слово и выступила с домашней заготовкой, мстительно перечислив ссылки на законы из решения суда, которое так кстати преподнёс ей Давидян.

Новое заседание прошло ещё через месяц. Хищные номенклатурщики сдаваться не собирались, но у Алисы в рукаве появился ещё один туз. К этому времени Давидян выиграл очередное дело о квартирах для несчастных детишек, и девушка предвкушала триумф.

Судья одобрил ходатайство, затем дал слово всём трём оппонентам Коньковой.

…Она смотрела на людей-функций, сих карикатурных «кентавров» и радовалась, что здесь, в этой нечеловеческой мертвенной данности, оказалась временно. Было не столько обидно, сколько противно от созерцания упорства и сплочённости, с коими эти оболочки обороняли Систему. Здесь и сейчас она была для них врагом, едва ли не личным. Одним своим приходом сюда, в эти вылущенные стены, одним своим требованием положенного ей по закону Алиса их оскорбляла.

Выступление её опять было пламенным и убедительным. Словно не услышав всего этого, дама из городской администрации бесцветным голосом зачитала очередное возражение. Двое остальных врагов так же бесстрастно с ней согласились.

…Спустя полчаса Алиса в эйфории звонила мужу. Судья-сморчок встал на её сторону.

Скопец Акунина

То, что Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова), – агент влияния, думаю, понимает даже школьник. Этот культуртрегер или даже культурТРИГГЕР (моё стихотворение см. ниже), несомненно, – один из создателей окон Овертона.

Взглянем хотя бы на пародию Бориса Акунина на роман Льва Толстого, которая называется «Мир и война».

Любопытнейшим персонажем произведения, безусловно, является скопец Платон Иванович (а у Толстого, как мы помним, Платон Каратаев – один из осевых персонажей.

Не собираюсь тут грузить вас размышлизмами, ибо всё – в этом фрагменте из романа Акунина (есть там ещё один кусок на эту же щепетильную тему, но он мало что добавляет к этому). Итак, отрывок из «Мира и войны» (грамматика сохранена):

«Прежде чем выкупить арестанта из тюрьмы, Катина, конечно, обстоятельно с ним поговорила. Спросила напрямую, как делала всегда: зачем же ты такое над собой сотворил?

Платон Иванович охотно объяснил – он был сердечен с людьми любого звания.

– Для чистоты, матушка-голубушка. Человек он ведь какой? Из грязного и чистого слеплен, напополам. Грязь – это стыдное, грешное. Оно всё через низ идет, от срама. Так отсеки срамное от тела, оно отойдет и из ума. Раньше я был зол, завистлив, до чужого охоч. Бывало увижу бабу иль девку – не в очи, Божьи окошки, смотрю, а на стати. Думаю: эх, повалить бы ее где иль прижать. А ведь у бабы тоже душа вечная. Освободился от тяготы – будто камень скинул. Так-то легко стало, свободно, радостно! Господи Иисусе, Никола угодник, да кабы человецы ведали, какое счастие чистым быть – все бы охолостились. Никто б не дрался, не кобелился, и все б друг дружку жалели, любили.

Катина слушала и думала, что не так это глупо. В общем, забрала тихого человечка из острога и ни разу о том не пожалела».

«Все бы охолостились». Каково, а?! Чешуя сквозь костюмчик автора не просвечивает?

«КультурТРИГГЕР» (автор Елена Пани-Панкова, авторские права защищены)

Тоже открывает окна Овертона

виртуозный враль и гений обертона.

Он смутит умело, искуситель тонкий,

в саспенсе закрутит сей агент негромкий.

Рана розой стала и болит приятно,

а число адептов возрастает кратно.

КультурТРИГГЕР сладок, оттого успешен,

а зануден правый, критик безутешен.

Нет брехне препятствий в жизни этой зыбкой,

ты не верь ему в системе многоликой.

За что я страдаю?

"За что я страдаю?" – часто слышала я в детстве от соседа снизу.

Эти экзистенцильно-драматичные всхлипы падали в пустоту. Никанора даже мы, мелкие, не воспринимали всерьёз.

Порою сосед кормил соседских детей раками, которых ловил на далёком Дону, привозил живыми и варил. Поедал их под горькую и всё время вопрошал: "За что я страдаю?"…

Я жалела Никанора. Другие взрослые были противными: надменными, жёсткими, двуличными. Самыми неприятными их особенностями казались умение кучковаться ради наживы и самоутверждаться за счёт нас, своих чад.

А этот был изгоем, одиночкой, к тому же "дурачком", большим ребёнком. Мы, маленькие обезьянки, чувствовали в нём слабину парии и нагло пользовались этим, обнося его яблоню.

Позже я поняла одну ошибку соседа. Если ругаешь группу детей, распекать нужно персонально, обращаясь к каждому по имени, а не всех скопом, обезличенно.

Никанор этой педагогической хитрости не знал, оттого даже те, кто едва встал с горшка, не боялись его.

Может, потому и страдал?

Едоки и рабочие муравьи

Истеблишмент часто цитирует Ленина: "Политика – это концентрированное выражение экономики". Для отвода глаз.

Однако законы Адама Смита, судя по всему, кукловоды давно тайно отменили.

Сегодняшняя экономика – это концентрированное выражение политики. А современная политика, если в двух словах, – это постоянная работа поработителей ойкумены над достижением баланса числа едоков и рабочих муравьёв.

Первых сегодня на планете, как утверждает статистика, много. Мировую элиту, безусловно, не волнует, как они выживают. Главное, чтобы масса приматов исправно кормила тех, кто наверху. И не просто кормила, а давала возможность получать все блага жизни, какие только возможны.

Итак, закулисе остро необходимо определённое количество рабочих муравьёв. А поскольку те, кто пока ещё активно размножается, – это, как правило, жители третьего мира, склонные не трудиться, а сидеть на наркотиках и промышлять криминалом, понятно, почему на многострадальной Земле не утихают войны и появляются лабораторно выведенные вирусы.

Ну а потенциально качественные рабочие  муравьи, как правило, если и хотят трудиться, то не на конвейерах и не обслугой. Надо сделать  так, чтобы они не имели возможности реализовать свой потенциал.

Отсюда – антиобразование в так называемых бесплатных школах (впрочем, начинается оно в платных детсадах), успешно прививающее ненависть к саморазвитию. Отсюда – разрешённые (в виде сигарет и алкоголя) уже с 18 лет наркотики.

Курящий и пьющий "муравей", конечно, часто даёт бракованное потомство. Однако велика вероятность, что генетический мусор, этот суггестораб не будет рыпаться. Дополнительно его "пеленают" кредитными соблазнами. А чтобы пара таких погашенных  всё-таки заимела хотя бы одного отпрыска, ей дают маткапитал, льготную ипотеку и бесплатное ЭКО.

Виктория Токарева и любовный роман

Недавно перечитывала повести и рассказы Токаревой и вдруг поймала себя на мысли: а ведь в последнее время читаю всё больше современные романы. Почему же издатели перестали жаловать повести и рассказы? Об опубликовании за гонорары современных стихов вообще не заикаюсь. Но ведь всё просто: "изгоями" поэзию и "короткую" прозу сами издатели и сделали.

Хотите, чтобы ваше произведение вышло в свет? Извольте наваять Его Величество Роман. Одно из крупнейших издательств России так и пишет на своём сайте: в раздел "Художественная литература" принимаются тексты объёмом не менее 7 авторских листов (то есть 280 тыс. знаков, поскольку авторский лист – это 40 тыс. знаков). То, что меньше или написано стихами, – неформат.

И закралась в голову нехорошая такая мыслишка: а пробилась бы талантливая Токарева сейчас со своими "неформатными" произведениями? Можете закидать меня тухлыми яйцами, но я в этом не уверена. Ведь её "неформат" – не только краткость, которая, как известно, – сестра таланта.