Читать онлайн Единственный оставшийся в живых бесплатно

Единственный оставшийся в живых

Глава 1.

– Что они вам сказали? Сколько мне осталось жить?

– Это что еще за ерунда такая – «сколько мне осталось жить»! – весело расхохотался Михаил Алексеевич. – Так похоже на фразу какого-то мыльного актёра из сериала, Эмилька.

– Отец, я читал, что люди, выжившие после такой катастрофы, в которой погибают все остальные, долго не живут, – сказал я, еле выговаривая слова, – Они очень быстро погибают от другого несчастного случая. Подобно нарушителям, обманщикам, жуликам. Они в итоге остаются живыми, хотя не должны… Я такой… единственный…

Лазарев еще громче захохотал и сквозь смех воскликнул: «Жулик ты наш!» Он даже подавился, закашлялся, а потом упал на кровать обниматься, заставив охнуть от боли.

– Отец, осторожней, больно!

– Охает он! …Извини, сынок. … Какое у тебя серьёзное лицо! – Отчим положил руку мне на запястье и прощупал пульс. – Пока вроде живой, но ты же такой жульбарс! Обманщик! Так ты выжил или нет, я что-то не пойму?! Ладно, твои неврологи и травматологи считают, что все завихрения и фантазии из мира мёртвых лишь фантазии. Ну что могу сказать: да, кто-то пишет разные небылицы, а может, такие случаи и бывали! Только я не верю, что кто-то в здравом уме будет искать им подтверждение. Ты теперь будешь под моей вечной опёкой и защитой. Запрещаю ходить на стройке без каски и по тонкому льду без страховки! Не будешь мыть окна, стоять на подоконнике опасно, можешь упасть. Извини, Эмиль, если надумал помереть вместе со всей компашкой из автобуса, за тобой будет постоянный контроль, и этого не произойдет.

– Да ладно! – усмехнулся я. – Не знаю, сколько мне осталось, но я не вру. Я вижу каких-то людей в этой больнице, которых вообще никто другой не видит.

– Ты хочешь сказать, что сейчас рядом с нами кто-то стоит из потустороннего мира?

– Не совсем. Один парень лежит в коме уже шесть лет. Я его видел, он шатался по коридору в полночь и пытался схватиться за стену, но его рука исчезала. Ходил, как пьяный.

– Не ври!

– Буду врать, когда хочу, но это правда. Проверь, если ты такой неверующий… Могу его снова нарисовать, прошлый мой рисунок унесла медсестра с круглыми глазами, руки у неё так тряслись, что она выронила очки.

– Хорошо, рисуй, я пока кофе попью на первом этаже и съем великолепный свежий беляш. Тебе принести?

– Не дразни. Я же на лечебном питании, слишком долго был без сознания и кушал воду с разными питательными веществами, – сказал и зачем-то перекрестился, – Могу скоро протянуть ноги, похороните меня вместе с матерью. Рядом. – Я устало вздохнул и замолчал.

– Ладно, я тебе обещаю, Эмиль, куплю тебе тоже место на кладбище, чтобы мы все оказались рядом, но не скоро ты уйдешь, намного позже меня. Извини. Волнения тебе ни к чему, – сказал отчим и погладил мне руку. – Почему ты так уверен, что может что-то случиться? Никто не беспокоится больше за твое здоровье, сердце твоё в норме, ну подумаешь удалили пару органов… Все заживёт! Я дам тебе свою почку, если твоя единственная откажет, уже, кстати, определили, что она подходит. Понятно?

– Знаешь, почему коматозные больные такие страшные? Они в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Никто не может уловить психическую деятельность, никакая стимуляция не помогает, неизвестно, где находится их душа. И я знаю, что этот больной, когда я его видел, специально перешел в смерть, чтобы повидаться со мной и передать весточку своим родным.

– И ты передал?

– Да. Он сказал, что украл кольцо в детстве у матери, чтобы обменять на парусник. Сначала закопал его под крыльцом, а потом испугался, хотел вернуть. Все перекопал и не нашел. А еще он знает, кто убил бабушку, теперь он точно это знает – врач скорой перепутал ампулы. Она уже умерла, но слышала разговор врачей. Схоронили то ли вчера, то ли позавчера… Это ты тоже можешь проверить. Если мне не веришь, спроси у его родственников про кольцо с красным овальным камнем, и скажи еще раз, чтобы не винили себя в её смерти. Бабушка Света вызывала скорую из-за давления, закрыла за врачами дверь, и только потом позвонила дочери с упрёками. Они поссорились, но ей стало плохо из-за ошибочного укола, то есть из-за лекарства, а не по вине Марины. Бабушка эта ни на кого не обижается.

– Слушай, сынок. Я тебе верю. Я бы даже поверил, если бы ты сказал, что рядом с тобой не я, а огромный попугай с крепким клювом. Я люблю тебя, как родного сына. Не переживай, ты будешь долго жить. Рассказывать мне про своих мертвецов, я тебя буду подкалывать. Мы будем смеяться и жить дружно!

– Спасибо, – ответил я. Конечно, был действительно благодарен ему за всё. Но что-то было не так. Я сейчас видел окружающий мир, как через призму, которая меняла пространство. Словно какие-то плоские сверкающие грани мелькали, когда смотрел на людей. Мне капали в глаза, пока был без сознания, возможно, в этом тоже дело.

Внезапно ощутил огромный прилив нежности к этому полному жизни бородатому и пузатому мужчине, который жил с моей матерью с момента, когда мне стукнуло пять и до самой её смерти. Он до сих пор говорил с акцентом северянина, немного акал, шумно хохотал, носил зимой большую меховую ушанку, как полярник, даже, когда ему было в ней жарко.

Через несколько секунд я понял, что не так. Пятно было не на его свитере. Оно было в воздухе в районе его солнечного сплетения и двигалось вместе с ним.

– Отец, как ты себя чувствуешь?

– Отлично! Когда ты отлично, и я превосходно. Эмилька, ты выглядишь намного лучше, только худой. Но это ничего, не беда!

– А как зовут твоего брата, тоже Алексей, как отца?

– Почему ты спрашиваешь?

– Он не сам спрыгнул. Его столкнули, бросив в него мяч.

– Что? Эмиль, ты со мной говоришь?

– Конечно. Твой младший брат погиб не потому, что ему не хотелось жить. Они залезли на крышу, чтобы позагорать. Подростки. С ними были девчонки. Парни уговорили их снять верх от купальников. Потом его приревновал к своей девушке одноклассник, они начали переглядываться. Лёшка встал, подошел к краю, а в это время его одноклассник… Он просил не называть имя, ничего же не вернешь… Так вот, его одноклассник крикнул «Лови» и с силой бросил в него свой волейбольный мяч. Твой брат от неожиданности сделал несколько шагов, запнулся и упал. Все они сбежали. Мяч нашли … Напуганный паренек его держал в руках, когда приехала скорая и полиция. Твой брат еще не ушел, все слышал и видел. Никого не винит… Жалко было умирать, девчонка красивая, понравились друг другу.

– Мать… твою…

– Не волнуйся, отец, привыкнешь. Я теперь буду много болтать о той стороне. Передать от тебя привет? Он говорит, что брат ты был самый лучший, из армии тебя ждал, и вот совсем немного удалось пообщаться… Но он помнит твои котлеты с сюрпризом.

– Еще слово и я побегу не за беляшом, а за санитарами и попрошу меня скрутить. Сумасшествие какое-то… Ты что ж творишь, сынок!

– Сказать, какой сюрприз?

– Давай, что уж меня жалеть.... Говори, сынок. Или я не поверю тебе. Кошмар какой…

– Когда его Дейзи не удержалась и утащила пакет с фаршем, съела половину, ты нарезал черный хлеб квадратиками и облепил оставшимся фаршем эти кусочки. Пожарил. Получилось вкусно. Говорит, что вкуснее не придумаешь.

– Дейзи… это подружка? – вяло и обреченно спросил отец.

– Это его собака, пап. Ты был в армии, мать ему собаку разрешила завести, чтобы сильно не скучал. Дейзи сейчас с ним, собаки попадают в рай, он же не самоyбийца, можно в церкви свечки ставить. И отпевать можно было…

Глава 2.

Отец покинул меня, вышел в прострации. Мне не хотелось его пугать, но я должен был рассказать то, что беспокоит его брата и помочь отцу понять, что же случилось тогда в его молодости. Я лежал один и думал. «Знаешь, чем занимаются мертвые? Они наблюдают за живыми. Особенно, когда те переодеваются или принимают душ!» – Так пошутил отец, когда я закончил рассказ о своих видениях. Хорошая шутка…

На следующий вечер на дежурство заступила та самая медсестра, что утащила мой рисунок. Вспомнил, как был тогда еще настолько слабым, что еле дополз до поста, и там сначала не увидел никого.

Хотелось понять, что я живой, увидеть хоть одну живую душу, и вдруг показалось, что в коридоре кто-то есть. Я поднял голову.

Сердце и так билось тревожно, а тут совсем заколотилось. Уловил запах какой-то незнакомый, привкус во рту металлический появился, ветер подул откуда-то, сильный сквозняк, такой, что волосы шевельнулись. Из-за угла показался парень. Он сначала замер и уставился на меня. А потом медленно пошел в мою сторону. Кроме бедного парня полностью раздетого и худого, как дистрофик, так никого и не появилось… Выслушал его болтовню и удивился.

Говорил парень тихим шепотом, а вот смотреть на него было страшно и жалко. Я еще подумал, что сам такой же, как он. Отвернулся и перестал смотреть, стоял спиной к стене с дрожащими слабыми ногами, которые почти не умели ходить… Когда оглянулся, увидел, как рука его провалилась в стену или как-то неестественно согнулась. Я немного поплыл, и совсем упал. Вернулась медсестра, подняла меня с пола, отругала строго, повела в палату. А после сжалилась:

– Сыночек, миленький, потерпи еще немного, не ходи никуда. Там ты шитый перешитый. Бедненький, лежи, пока лежи, не вставая. Всё, что надо – я подам.

Я знал, что не должен вставать, мне просто хотелось кого-то увидеть, мне было важно знать, что кроме меня в одиночной палате еще кто-то есть.

– Хорошо, буду лежать, – ответил я и улыбнулся, – мне теперь терять жизнь совсем не хочется. Там парень стоял, почему вы к нему-то не подошли? Он еще хуже меня выглядит, вообще кошмар.

А она ответила, что не было там в коридоре больше никого… На этаже только старики и две женщины, а все остальные в реанимации привязанные и в коме, у них самое тяжелое отделение интенсивной терапии.

Удивленный своим галлюцинациям, сразу ей всё рассказал. А потом даже нарисовал парня так подробно, как запомнил.

И вот она снова рядом, в своих больших очках, которые не разбились при падении, или у неё были запасные. Словно не медсестра, а профессор. Посмотрела крупными глазами, поправила причёску. Волосы её были, наверное, красивыми, но стянутыми в тугой гладкий и высокий пучок.

– Я думаю, мне нужно извиниться перед вами, – сказал я.

– Эмиль, вы были правы. Всё так… так, как вы сказали… Но что это? Что это с вами такое?

И снова её голос показался добрым и чистым, без усталости, каким-то свежим.

– Не обращайте внимания, я просто сбрендил, – я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, уголки губ дернулись и опустились вниз.

– Нет, вы были правы. Его зовут Егор, ему двадцать два года, в шестнадцать лет он получил удар глыбой льда с крыши. Мальчик выжил только потому, что его встречал отец, смотрел в окно…. Отец не стал ждать скорую и сам довез до больницы, где смогли провести операцию. Но он до сих пор в глубокой коме.

Родители надежду не потеряли. Я все расспросила у них подробно. Летом на даче у матери действительно пропало кольцо, подарок от бабушки, довольно старомодное, но это была память. Она стала искать, кто его украл и помнит, что Егорка несколько раз подходил к крыльцу и там копался… Он просил купить ему модель парусника, которую видел у соседского мальчишки. Про бабушку я тоже сказала, все плакали. Её не стало шесть дней назад… Вы были правы… – Она вся нервно дрожала, однако в голосе слышалось облегчение.

– Вы знаете про мою аварию, да? – спросил я женщину.

– Нет, – тут же ответила она, и я понял, что это ложь.

Она уже все про меня знает, ведь пошли третьи сутки с момента, как я нарисовал лицо своего ночного знакомого и попросил рассказать – не лежит ли такой парень где-то в коме, как лежал я.

– Наш экскурсионный автобус был переполнен, он упал с обрыва в пропасть. То, что кто-то остался в живых – это настоящее чудо. – сказал я, – Наверное, авария произошла по вине водителя. Он ехал слишком быстро…

Она ласково улыбнулась и сказала со своим небольшим акцентом.

– Меня зовут Марика. У него отказали тормоза, кажется… Вы должны радоваться такому чуду. Мне сказали по секрету, что вы в полёте сами разбили стекло и выпрыгнули, да? Как супермен! Поэтому вас не придавило металлом, такая высота, просто кошмар! Но всё равно травмы были серьёзные. Вы молодец. Только больше меня не пугайте, тогда будем дружить!

– Не помню, чтобы выбивал стекло, помню только момент невесомости, когда мы падали.

– К вам приходила девушка, пока вы спали. Я попросила её уйти.

– Моя девушка далеко. Наверное, уже бывшая. – улыбнулся я – Как она вам? Красивая ко мне девушка приходила?

– Странная. Медлительная и просто … странная.

Глава 3.

Итак, в коме я лежал семь месяцев. А сейчас жив уже семь дней и вижу что-то странное. Непонятное, неясное… невероятное. Неужели медсестра тоже это видит?

Аварию я помнил. Почувствовал, как поднимает вверх и после первого удара вместе с «моим» креслом отрывается кусок автобуса, и ветер, ветер, в лицо… Все остальные полетели дальше и бились об эти камни, рассыпались, а я остался прибитым. Пристёгнутым и пришпиленным за левый бок – кресло застряло между камнями.

Таким образом, мой полет в пропасть закончился на первом ударе о скалы всплеском боли и пустотой. Что же меня спасло? Чудо? После посадки в автобус я увидел, как мой сосед пристёгивает ремень и в шутку решил тоже пристегнуться. Почему остался прибитым и живым я, а не он?

Меня отвезли в больницу люди на вертолёте, и такие фотографии я видел. Вертолет висел над пропастью, человек спускался по лестнице и привязывал меня ремнями.

Отчим мой всё бросил, уволился и переехал в город на море, где я отдыхал, ближе к больнице. Устроился водителем, и скоро мы с ним должны будем поехать в наш новый дом – он обменял свою дорогую квартиру на дом с доплатой и все это время содержал меня. Я любил этого человека, как родного отца, и подумал, что очень рад остаться в живых, так рад, что сил нет сдерживаться. На глазах показались слёзы, одна слезинка потекла по щеке.

– Эмиль? – позвала меня медсестра. – Что случилось? Ваши глаза стали такими тёмными.

– Ничего, – ответил я и закрыл лицо руками. – Я просто понял, как прекрасно жить и любить.

– Жизнь продолжается, Эмиль, дорогой, можно снова строить планы, скажите, а вы верующий? У вас имя не христианское, – проговорила медсестра и взяла меня за руку. В голосе её на сей раз ощущалось какое-то замешательство. – И пусть всё будет у вас хорошо, вы красивый парень, немного вес набрать, и все будет прекрасно. Могу за вас помолиться?

– Берегитесь воды. – всхлипнул я. – Вам нельзя заплывать далеко, Марика. Меня так назвал отец, моя мать русская и я крещеный.

– Что вы сказали?

Я отнял руки от лица и посмотрел на нее.

– Господи, глаза! – Она вскочила и нервно вскрикнула, – Сейчас вернусь!

Я не знал, что было с моими глазами – оказалось, заплакал «кровавымислезами». В карте так и записала дежурный врач, нервно рассматривая меня, без пробела или запятой. Она была молодая и прекрасная, стройная, с гладкой молодой кожей. Она была юная…

– Как вас зовут? – спросил я и понял, что хочу знать о ней всё.

– Виктория …Альбертовна. Пересядьте на каталку, проедем на энцефалограмму и ТТГ.

Через несколько минут, когда я уже таял от чувства, что она рядом, мы заехали в кабинет. Она начала прикреплять ко мне датчики, и я чуть не схватил её за талию и не прижался к животу. Закрывался улыбкой, мечтал о том, что когда приду в форму, приглашу её на свидание.

– Закройте глаза, – сказал второй доктор, которого Виктория назвала Рафаэль Исмаилович.

Это был небольшого роста мужчина, с залысинами и невероятно спокойным лицом. Не сонным, а именно спокойным. В нем ничто не раздражало меня, я спокойно закрыл глаза и позволил им договариваться и сверять показания с моей прошлой энцефалограммой. Еще они говорили о будущем. Вика сказала, что ей по нраву такая медицина, когда нужно только подлатать человека и отпустить, и больше не видеть его больным или вообще не встречать… Имела она ввиду меня, почувствовала ли, что я смотрю на неё, как на привлекательную женщину – кто знает. Но мне стало обидно.

Тем не менее, я улыбнулся.

Последовал первый вопрос:

– Какие чувства вы испытали после пробуждения? Горечь, обиду, страх?

– Да нет, я не боялся, хотелось домой. Я даже не понял, что со мной было.

– Какие чувства у вас сейчас?

– Вроде как чудо встретил, стал суперменом, про меня в газетах пишут и везде в интернете сообщения мелькают. Радостно жить дальше.

– Почему спрашиваю, многие чувствуют подавленность, вину, депрессию…

– Странно. Подавленность? Вину? За что?

– Я не просто так спрашиваю. Ответьте мне есть ли у вас такие чувства.

– Ну просто странный какой-то вопрос, даже не знаю… У меня когда то бывали дни, когда я был подавлен, но сейчас – это исключено, я ни в чем не виноват, если только перед отчимом, что пришлось работу ему бросить и меня тут пасти…. Но он довольный и счастливый, уже завел много друзей… Объясните мне в чем дело? Вы какие-то странные.

– Эмиль, существует такое психическое состояние под названием «Синдром единственного, оставшегося в живых» Именно единственного.Понимаете? Когда погибает сразу много неродных, незнакомых людей, а один единственный выживает. Если погибает целая семья, кровные родственники, а один из них спасается – ничего не происходит, синдром не подтверждается. Только с чужими. Например, описаны такие случаи, как цунами, обрушение здания, взрыв фабрики, взрыв на вокзале, погибла вся рота в бою, кроме одного солдата, все погибли от отравления водой в поселке, прошел торнадо, катастрофа поезда, самолета, машины, парома, корабля и вот … автобуса. Если остается единственный выживший… У таких людей часто развивается чувство вины за то что другие погибли, а они живут.

Такие выжившие могут считать, что они не достойны жить.

– Ого… Ну этого нету, я не чувствую вины!

Врач так ровно и спокойно это все рассказывал, как будто лекцию читал, и я услышал его просьбу:

– Эмиль, опиши свои чувства.

– Это похоже на приятную ошибку. Знаете, однажды я заказал себе горнолыжный костюм. Дорогой. Взяли с меня предоплату. А половину я должен был оплатить при получении. И мне отдали его за половину цены. Вручили, я расписался. Человеку в пункте я сказал: «Так я же, вроде, не оплачивал!» А он мне ответил, что у меня стоит предоплата сто процентов, готово к выдаче! Это была ошибка, но в мою пользу. И я промолчал… Я так радовался, просто жуть. В то же время, понимал, что это ошибка, и кто-то может заметить её когда-нибудь. И что тогда? Найдет меня по номеру телефона? Что тогда? Я решил, что какой-то бедолага за меня заплатил. Похожее чувство у меня сейчас. Я чувствую себя хорошо, но есть какие-то последствия, конечно. А что касается того, что выжил – очень счастлив. И мне нравится Виктория … Альбертовна. Если она будет снимать с меня эти датчики, привяжите мои руки, иначе я её обниму. Извините.

На следующий день в больницу пожаловали репортёры. Моя медсестра Марика рассказала родственникам парня в коме и они тоже приехали. Видимо, именно эти люди сообщили всем своим знакомым, родственникам, поэтому каким-то образом обо мне вспомнила пресса. В итоге персонал больницы выставил охрану и начал отбиваться от журналистов, которые имели право проходить куда угодно со своим удостоверением, кроме реанимации. Отец предложил нам тихо уехать.

Он уже собрал все рекомендации и даже нашел сиделку: Марика обещала приезжать, делать мне физиопроцедуры, всё, что нужно. Но я был весел, бодр и ходил самостоятельно, а глядя на Вику, мне хотелось того, чего был лишен целый год. Но она только сверкала своими темными глазами в мою сторону и поправляла халатик.

Мы с отцом шли по коридору в другое отделение и переговаривались. Начиналась жара, уже был первый месяц лета, дом наш примерно в получасе езды от Новороссийска, на берегу моря, – прекрасное место. Я последний раз оглянулся и увидел в коридоре возле двери на выход девушку.

Она медленно шла к нам, не спешила.

Глава 4.

Я улыбнулся и помахал, но в ответ не увидел улыбки. Отец пошел вперед, а я решил спросить, не потерялась ли она, возможно, эта девушка нуждается в помощи. Внезапно понял, что ей очень плохо, увидел, что на ней следы ударов, какие-то синяки. Быстро подошел и повёл её в сторону лифта, нажал на третий этаж, сказал, что там ей помогут. Двери лифта закрылись и мне немного полегчало. Я боялся оказывать сам помощь, гораздо лучше это сделали бы врачи.

Отчим усадил меня, осторожно пристегнул и снова бросился целовать, колоть своей бородой. Помнил, что он сибиряк, они радостно целуются при встрече на морозе, и на жаре тоже.

Пока ехали, он спрашивал:

– Эмилька, как у тебя с этим доктором? Которая понравилась тебе.

– Никак. Она за все время только один раз заходила, я ждал, что придет проведать на ночь – не пришла…

– А вот я иду сегодня в гости. Ты не в обиде? Я вот познакомился… Через два дома от нас. Хочешь со мной?

– Нет, отец. Не хочу. Я тебя подожду, не волнуйся.

И она позвонила мне поздно вечером. Вика…

Сказала, что не может забыть мои слова, не может никак забыть про мои чувства, когда произошла ошибка.

Она спросила:

– Эмиль, я, наверное, слишком на вас давлю, но прошу, не думайте, что вы должны платить. Вам просто повезло, не надо делать никаких выводов, это на самом деле, как будто кто-то внес за вас всю стопроцентную предоплату. За вашу жизнь. Все оплачено, вас же никто не нашел за ту куртку?

– За костюм? Да нет, просто на моем аккаунте повесили долг, и чтобы что-то еще купить, надо было его заплатить. Я заплатил эти дурацкие пятьдесят процентов! Они могли подать в суд, так как я действительно забрал неоплаченный товар. А сумма была такая, что могли даже уголовную статью какую-нибудь назначить. Я оплатил под новый год. Мать говорила, что это примета хорошая – рассчитываться с долгами…

– У меня появилось неудержимое желание увидеться с вами…

– Вы мне очень нравитесь, но я пока не в форме. Если вам нравятся кости, можем встретиться…

– Завтра?

– Всё я пошел есть сало… Давайте завтра, очень буду рад.

Вика приехала неожиданно быстро, я даже не успел привести себя в порядок, как увидел её машину возле дома. Слабость еще давала о себе знать.

Боль в левом боку доставала всю ночь, я нет-нет да укладывался на него. Там уже не было селезенки, почки, части желудка и лёгкого, но всё зажило, пока лежал в небытие на грани жизни и тёмной стороны. А когда пришел в движение, все удалённые органы, как будто появились снова и начали болеть.

Отец отсыпался после гостей, а я быстро застегнув рубашку и осторожно поправив ремень, спустился вниз по ступенькам с улыбкой.

Вика сменила наряд врача на строгую черную юбку и белоснежную футболку с красной надписью. В этой одежде она показалась такой модной и привлекательной, еще моложе, чем я думал. Посмотрел на её испуганное лицо, опасно красивое, и застыл в раздумьях: стоит ли начинать, когда я в таком виде, покалеченный и худой, как после плена.

Она молчала.

– Прекрасно выглядишь, – заметил я.

– Благодарю, прекрасное утро! – ответила она, слишком взволнованная, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Я не прикоснулся, но чувствовал её тепло и дрожь, волнение. Прошли на веранду, где на столике были фрукты, оставшиеся с вечера, и я сел первым, поднял взгляд первым.

– Отлично, что ты приехала так рано, но мне нечем угостить. Подождешь, я что-нибудь поищу?

Её живые тёмные глаза пристально смотрели, а губы были сжаты.

Наконец моя улыбка привела к тому, что она встряхнула головой и произнесла странную речь:

– Я очень торопилась к тебе, скоро моя смена в два часа. Хотела увидеть и убедиться, что ты в порядке. Как ты спал?

– Как я могу спать без тебя? Плохо! – Я рассмеялся шутке, – Никто не дежурит, не заглядывает ко мне без конца… Непривычно спал.

– Ты не видел вчера ничего такого странного, необычного?

– Еще одного коматозника? Нет, я думаю, нет. Наверное, остальным нечего было скрывать и нечего мне рассказывать.

– Эмиль, я прошу. Ты должен сообщать обо всех изменениях. Звони мне в любое время, даже ночью. И не пей никаких препаратов, если не можешь заснуть.

– Я не настолько современный, чтобы принимать колёса. Просто неудобная кровать. Мертвецов не видел, отчим спит спокойно, я его не доставал. А как у тебя на работе? Сколько смертей за ночь?

– У нас в отделении часто умирают люди. Мы стараемся, но они умирают. Я даже ходила на курсы, чтобы принимать это правильно. В прошлом году, когда этот случай произошел. Приезжали родственники, морги были переполнены, часть людей … Извини. Когда я смотрю на тебя, мне хочется плакать от счастья, что ты жив. Я ждала, что ты очнешься и как-то … поглупела что ли. Читала над тобой молитвы, когда никто не слышал, не зная, можно ли это делать.

– Так это ты меня разбудила? Очень мило. И как я тебе? Ну… ты же рассматривала меня. Или я просто был мужским телом?

– Нет. Ты был живым. Для меня ты был живым человеком. Я хотела, чтобы ты проснулся, гладила тебя и разговаривала с тобой. Как и твой отец.

– Отчим меня любит, а я его. Мне кажется, что я всё слышал, твой голос. И чувствовал руки. Интересно, я могу вспомнить твои прикосновения?

– Можно я тебя поцелую, Эмиль? – она облизнула губы, и я понял, что волнение не связано с поцелуем, скорее так она хочет отвлечься.

Потянулся первым, взял её лицо в ладони и постарался вложить в поцелуй всю свою благодарность. Тело ожило в секунду. Она не отпускала меня, прикоснулась к плечам, провела рукой по груди. Такое сладкое томление я не мог прервать никак. На уме у меня было одно – я хотел видеть и чувствовать эту женщину и чем скорее, тем лучше. Неожиданно всё кончилось. Она извинилась, я быстро ушел.

Это было как наваждение. Я долго стоял в ванной и смотрел в свои глаза пытаясь найти в них хоть какое-то сожаление. Но его не было. Думал, что она уйдет, но застал её сидящей с закрытыми глазами, Вика прислонилась к стене нашего дома и выглядела еще более странной – настолько уставшей и задумчивой я её раньше не наблюдал.

Теперь она заговорила первая.

– В следующий раз пригласи меня войти.

– Вик, у меня вещи разбросаны, и … мне стыдно.

– Это неважно, мне всё равно, где твои вещи. Или мы поедем в мою квартиру. Эмиль, я должна тебе сказать что-то очень важное. Это не очень профессионально, к медицине не имеет отношения.

– Да, то что со мной происходит тоже не имеет отношения к медицине…

– Это как раз всё естественно. Учащенное дыхание и сердцебиение, непроизвольное сокращение мышц и связок, и … всё нормально.

– Какое счастье, оказывается это нормально.

– Мне бы хотелось узнать о тебе всё, а потом я скажу. Расскажи мне, у тебя есть девушка?

– У меня есть ты.

– Спасибо. Я завтра тоже хочу приехать. И ты можешь приехать ко мне на работу, если останешься один. Тебе лучше быть с кем-то сейчас. У меня будет меньше выходных, сегодня я думала приехать вечером, но там у нас проблемы. Отстранили двух сотрудников.

– Что-то серьёзное? Из-за репортёров?

– Репортеры тоже вмешались. Скорее всего, именно они решили так пошутить, бесстрашные, наглые и вездесущие. – Она не улыбнулась, а вздохнула и нахмурила брови.

– Вик, а что у вас там? Может мне дать интервью, и они отстанут?

– Дело не совсем в твоём побеге. На этаже как-то оказался труп, который только привезли и приняли под роспись.

Я удивился и тихо засмеялся.

– Вот это подстава. И кто их них такой смелый? Возьмите его на работу, раз ничего не боится. Скоро прочитаем, что-то интересненькое, сенсацию. …Ну и шуточки!

– Это не шуточки, это надругательство и уголовная или административная статья. А обвинить хотят кого-то из нас… Нет, я понимаю, если бы случайно человек умер, и не сразу заметили. Но… Это всё так ужасно. Я даже не хочу рассказывать!

– Расскажешь, легче будет.

– Можно тебя обнять?

– Опять? – Я улыбнулся, – Что ты со мной опять хочешь сделать?… Конечно, можно.

Она легонько положила мне руку на талию, прижалась к плечу, и аромат еле уловимый и такой знакомый меня поразил снова.

– Какие прекрасные духи, действуют… как… Сама знаешь, как.

– Я ими пользуюсь уже три года. Ты можешь их помнить.

– Репортёрам надо дать интервью, как я спал, и за мной ухаживала прекрасная девушка-врач…

– Не надо им ничего давать. Они посадили мертвого человека на стул возле приемной, а посетители больницы ужасно напугались, одной женщине даже плохо стало. Отправили, как неопознанного посетителя больницы в морг, только потом поступил звонок, что это «наша».

– Что значит, наша? Коматозник ходил?

– Нет, девушку привезли после ДТП, таксист жив, а пассажирка с заднего сиденья перелетела и получила травмы головы, в скорой помощи умерла. Родителям уже успели позвонить. Они приехали на опознание, одежда совпадает… а тела нет. И потом оно же поступает, как неизвестная личность.

– Вот гады… Это вообще не смешно. Вик, но почему вы их пускаете?

– А у них журналистское расследование… Вот так. Ничего, полицейские разберутся, кто в этом виноват.

– Успокоить тебя?

– Давай.

– Ты ни в чем не виновата, ты же знаешь это.

– Эмиль, ты тоже. Помни, пожалуйста. Я приехала тебе сказать, то о чем мы долго беседовали с Рафаэлем Исмаиловичем. Он не успел, вы слишком быстро выписались. Хотел сам навестить, сегодня утром мне звонил, так, что если приедет – не удивляйся. Медсестра приедет завтра витамины колоть и сделает массаж… Ты пьешь лекарства вовремя?

– Конечно. Он приятный врач. Но ты – это что-то особенное….

Глава 5.

– Помнишь, мы говорили о синдроме единственного выжившего? Множество исследований. Не только в нашей стране, во всём мире. Это как второе рождение, понимаешь?

– Я чувствую после выхода из темноты второе рождение. Это на самом деле похоже. Как появление на свет, только я взрослый и стал старше на один год. Почему люди не могу проснуться?

– Я хочу сказать, что …

Вика застыла на мгновение, внезапно её зрачки расширились, а взгляд стал испуганным. Я подумал, что она похожа на человека, в мыслях которого работает какой-то компьютер, который подает ей разную новую информацию. Часть этих данных её сильно пугает.

Она слегка побледнела, на лице появилось выражение несчастья. Вика вынуждена была сказать то, что её пугало, хотя ей было сложно. Хоть бы это не было признание, что я останусь наполовину дурачком, ведь часть моих мозгов пришлось удалить.

Но я не видел безумия на своём лице. Ни разу с момента пробуждения, хотя часто и подолгу смотрел в зеркало.

Она так и молчала, поэтому я решил спросить сам:

– Вик, я читал, что после комы долго не живут. Наверное, поражение мозга слишком серьёзное, кажется, я не могу рассчитывать с тобой на совместную старость, да? Это ты хочешь сказать? Сколько мне осталось жить?

– Это не связано с комой. У нас был пациент, который после трех лет проснулся и стал известным спортсменом, продолжил карьеру лыжника, представляешь? Он получил травму на соревнованиях и потом вернулся. Есть и другие случаи. Это не кома.

– А что? .... А, синдром?

– Единственные выжившие умирают в течение двух лет – это самый большой срок. Два года прожил заключенный в одиночной камере, в тюрьме, несчастный случай произошел, когда его переводили из одной камеры в другую… И почти год прожил один путешественник. Он не погиб под лавиной, зацепился за ветку дерева. Большой процент выживших умирает в течение первых нескольких месяцев.

– От чего? Последствия травм?

– Не совсем, наверное, душевных травм. Самoyбийства, несчастные случаи.

– Я буду осторожен. И совсем не хочу умирать.

– Эмиль, пойми меня правильно, услышь меня. Я не имею в виду, хочешь ты или не хочешь. Если эта мысль даже не приходит тебе в голову, может показаться, что ты неуязвим. Но это не так.

– Я такой же, как все. Супермен – это шутка.

– Наверное, люди, оставшиеся живыми и особенно невредимыми – так тоже было, на уровне подсознания считают себя …неуязвимыми. Неосознанно. Они перестают бояться переходить дорогу, ходить по тонкому льду, прыгать с высоты, стоять над обрывом, плавать в бассейне или море, или ведут машину быстрее, невнимательно, а еще они встречают тех, кто может убить, ходят по безлюдным местам, и не чувствуют, что там опасно.

– Я не такой, чувствую опасность, и не буду водить машину быстро, когда приду в форму. Я вообще очень аккуратный водитель. Ты же видишь – нормальный человек.

– Эмиль, это говорит твоё сознание. А подсознание может иногда поступать … иначе. Я тебя прошу, не выходи из дома, запирай двери, не плавай на глубине и ты не должен оставаться один. Если что-то подозрительное заметишь – сразу звони в полицию.

– Говоришь, как мамочка. У тебя нет детей?

– Нет. Я хочу детей, и хочу проводить с тобой больше времени.

– То есть следить за мной.

– Я хочу наблюдать. И … хочу, чтобы ты жил долго!

– Долго. … Но ты считаешь, что у меня будут неприятности? – мягко спросил я Вику. В прошлый раз не все уловил из их диалога с врачом, а сейчас слушал, внимательно и рассматривал её. Подумал, как ей сейчас недостает медицинского халата. Без него она выглядела совсем девчонкой.

– Позволь мне это. Я же тебе нравлюсь?

– Приеду к тебе на дежурство, когда выгонят всех журналистов. И жду тебя завтра. Приготовлю ужин. … Попробую приготовить с этим у меня не очень!

– Давай лучше в кафе посидим, на берегу.

– А когда у тебя перерывчик? У вас, врачей, есть возможность выйти и … попить кофе?

– Есть… Небольшой перерыв, в шесть. Ты приедешь?

– Буду в ближайшем кафе. Буду ждать тебя.

– Но ты слишком слабый, чтобы ехать самому… Лучше до завтра.

– Нет, я не засну, если не увижу тебя. Помоги мне уснуть! Без лекарств!

– Хорошо. Ты очень мне нравишься. Я не думала, что у тебя такой приятный голос.

Продолжить чтение