Читать онлайн Весна безумия бесплатно
Там, где начинается магия, теряется разум
Глава 1. Татуха
Я всегда хотела быть смелой, уметь постоять за себя. Мне казалось, люди такими не становятся, а рождаются. И как было бы здорово, если бы я родилась такой же отважной, как моя лучшая подруга.
Ей сегодня как раз исполнилось восемнадцать, и для неё это знаковое событие – Инга уже давно хотела себе татуировку. Последние два года только об этом и грезила, но не делала раньше, потому что мать грозилась выгнать её из дома за художества на теле. Поэтому Инге оставалось только перебирать эскизы и копить деньги.
А сколько рисунков она перебрала за это время, знала только я. Иногда получала от неё сообщения с очередной картинкой в два часа ночи. Поэтому когда Инга решилась на сердитый кактус в горшке, причём вместо стрелы цветка у кактуса была кобра, разевающая пасть, я даже вздохнула с облегчением. Жуткая, конечно, картинка, но Ингу она приводила в восторг.
Мы встретились после уроков у раздевалки. Подруга сразу же натянула куртку, её щёки горели румянцем, а с лица не сходила улыбка.
– Не передумала?
Хотя зачем я спрашиваю?
– Не-а, – нахлобучила Инга шапку по самые брови. Лишь фиолетовые пряди с левой стороны выбивались наружу.
Инга неделю назад сбрила себе один висок, а волосы перекрасила в ярко-фиолетовый, и стала выглядеть старше. Она и так всегда казалась мудрее и взрослее меня, а с новой прической ещё и внешне стала выглядеть лет на двадцать.
Январь в этом году выдался лютым, на улице последние дни было ниже двадцати градусов. Настоящие крещенские морозы. Я в такую погодку шарфом заматывалась так, что оставляла одни глаза, а папа, коренной сибиряк, говорил: «Прохладненько стало», – и не ел мороженое на улице.
Мы сели на лавку переобуться.
– Сходить с тобой? – спросила я, кажется, нервничая больше, чем подруга.
– Не, – усмехнулась она. – Хотя мне вчера написали, что мастер, к которому я хотела, больше не работает, записали к другому, новенькому, но администратор сказала, он профи! И знаешь, как зовут мастера? Джорджик!
Рядом из раздевалки вывалилась толпа девятиклашек, и я не расслышала и переспросила:
– Как? Дождик?
Инга рассмеялась:
– Нет! Джордж! – И тут же выдала с акцентом: – Джорджик! Мне нравится, как звучит. Но Дождик тоже неплохо.
– Эй, Инга, говорят, с каждым годом ты становишься всё толще?! С днюхой! – вдруг к нам подошёл Борис Кравцов, одноклассник Инги, хлопнул подругу по плечу.
Борис подошёл не один, а в компании своих друзей по команде: почти двухметрового Коли Петренко и всеобщего идола нашей гимназии Ильи Ковалёва. И если Коля широко заулыбался и кивнул, когда наши взгляды встретились, то Ковалёв сделал вид, что меня не существует, и лишь усмехнулся, смотря на Ингу:
– У тебя сегодня днюха?! Поздравляю! Теперь ты можешь официально покупать алкоголь! – и демонстративно отвернулся от меня, показывая всем своим видом, что я для него пустое место. Быстро бросил друзьям: – Я в зал, догоняйте!
– Борюсик, тебе нагло врут! – невозмутимо выдала Инга. – Давно у стоматолога был? А то могу тебе зубы пересчитать!
– Ой, ну всё, бестия обиделась! Между прочим, это был комплимент, твоя задница с годами становится только лучше! – Кравцов продолжал сверкать зубами, которые после его слов находились в опасности.
– Борюсик, я не поняла, ты у нас давно бессмертным стал?! – вздёрнула бровь подруга и встала напротив него. – Или забыл, что я знаю слишком много твоих секретов? И… даже знаю, почему Алёна тебя бросила.
Последние слова Инга произнесла с коварной улыбкой. Борис сразу же перестал ухмыляться и буркнул:
– И почему же?
– Приходи в личку, расскажу, – поджала губы она и покосилась на Петренко, который, похоже, всё это время пялился на меня и улыбался. – Тебе это вряд ли понравится. Ладно, мы спешим!
Подруга потянула меня за рукав и, махнув рукой парням, потащила из гимназии.
– Алёна с Кравцовым мутила?! – опешила я, потому что для меня это было новостью.
– Да, она всегда ему нравилась, они ж в активе вместе тусят – и на той самой дискотеке замутили.
– Погоди! – я даже остановилась. – Это она на физре про него всё время рассказывала?! И ты это скажешь Кравцову?
Алёна была моей одноклассницей. Она в красках делилась подробностями из своей личной жизни в женской раздевалке, но не говорила, с кем именно встречается, а неделю назад рассталась с парнем, потому что от него воняло луком.
– Кто-то должен, – цокнула Инга. – Я Борюсика с детского сада знаю, и он, походу, завтракает чесноком. А в саду всегда лопал лук за всю группу. Пришло время выбирать, что он любит больше: лук или Алёну.
– Фу, я бы тоже не смогла встречаться с тем, от кого луком воняет, – я представила себе этот запах и поморщилась.
– Это ты ещё его носки не нюхала, – усмехнулась Инга. – Ты же у нас ещё тот нюхач.
– О да, для меня это будет смерть на месте, – рассмеялась я.
Инге нужно было сворачивать в противоположную сторону от школьного двора, и мы начали прощаться.
– Жду тебя вечером, покажу татуху!
– У тебя мама не приедет сегодня? – на всякий случай уточнила я.
– Нет, но она звонила с утра, поздравила! Так что жду только тебя! Ты мне обещала торт. – И Инга потопала в сторону тату-салона.
По дороге домой я всё думала о Борисе и Алёне. С одной стороны, мне было жаль парня, но с другой – я понимала и Алёну. Знала, как запахи могут отвратить от человека, особенно после того, как сама стала чувствовать их настолько остро, что могла улавливать самые тонкие ноты ароматов.
Глава 2. Дождик
Сколько себя помнила, я всегда хотела найти близкого друга. Из кожи вон лезла, чтобы понравиться, все свои игрушки раздавала, готова была на всё, лишь бы обзавестись настоящей подругой, но обычно одной-двумя прогулками дружба и ограничивалась.
В школе меня никто не обижал, я держалась своих одноклассниц и одновременно ни с кем не сближалась – не гуляла после уроков, не ходила в гости. Хотя очень хотела. Но заводилой и душой компании никогда не была.
С Ингой мы начали вместе учиться только с пятого класса, и она тогда уже была грозной: дралась с мальчишками, которые её задирали, умела постоять за себя. Я всегда ею восхищалась и побаивалась. И у Инги были подружки ещё из младшей школы: Оля Игнатова и Дина Муравьева. И я им завидовала, их дружбе, их вечно хихикающей стайке. Мне тоже хотелось с кем-то хранить секреты, делиться новостями и гулять после уроков.
Мама говорила, что у меня просто замкнутый характер. Но даже интровертам нужны друзья. Я действительно старалась помалкивать, ненавидела конфликты. Самый большой страх для меня – это с кем-то поссориться. Может, это и стало причиной того, что я ни с кем не могла близко подружиться, ведь старалась угодить, помочь, быть хорошей.
«Яна, у меня новый краш1!» – прилетело сообщение от Инги.
Сначала я подумала про татуировку, но нет. Следом она прислала фото тату-мастера. Парень сидел полубоком и выбивал тату на щиколотке Инги. Он казался огромным, особенно на фоне хрупкой Инги. Джордж был мулатом, с тёмными кучерявыми волосами, собранными в пучок на затылке. А его здоровенные ручищи с татуировками-рукавами, как скала, нависали над тонкой ногой Инги.
Я вздохнула. Если подруга запала на эту груду мышц, дело плохо.
«Ты где? Как тебе Джордж?» – снова писала Инга.
«Уже у твоего подъезда. Джордж выглядит зловеще», – ответила и ускорила шаг.
И чуть не врезалась в соседа подруги по подъезду, Артёма, который жил на третьем этаже и хорошо знал Ингу. Они дружили, года три назад он даже спасал её от домогательств отчима. Артём был странным, нелюдимым. Инга называла его Душнила и говорила, что он социофоб и затворник, работал из дома и выходил на улицу только выкинуть мусор и забрать еду из доставки. Ему было уже двадцать пять, и мне он казался нереально взрослым. Но когда однажды я привычно сказала ему «Здрасьте», он расплылся в улыбке и усмехнулся:
– Не такой уж я и старый.
У меня с ним возникали ассоциации с профессором Снеггом из вселенной Гарри Поттера: бледный, нелюдимый, мрачный брюнет с длинными волосами, только вместо мантии он носил чёрный худи. Сейчас Артём снова был во всём чёрном. Узнал меня, чуть улыбнулся:
– Привет. Ты к Инге? Привет ей передавай! – и пошёл к доставщику еды, который ждал у подъезда.
– Привет. Передам. У неё сегодня днюха! – я приподняла тортик. Не знаю, зачем я это сказала, но Артём вдруг обернулся.
– Правда?! Погоди тогда.
Я уже пожалела, что ляпнула лишнего. Испугалась, вдруг Артём увяжется со мной к Инге. Он расплатился с курьером, взял бумажный пакет, и мы вместе зашли в подъезд:
– Она отмечать с друзьями планирует, или вы вдвоём будете?
– Вдвоём, – наверное, не нужно было разбалтывать ему. Мне стало не по себе, и я соврала: – Но ещё, может, мама Инги придёт… скоро.
– Хорошо, – и Артём просто зашёл в свою квартиру. Даже «пока» не сказал.
Странный он, но, хорошо хоть, не увязался за мной.
Инга с порога торопливо делилась восторгами. Когда она пришла с собственным эскизом, Джордж начал показывать свои работы. И она влюбилась в тату механического протеза на внутренней и внешней сторонах щиколотки, будто металлический шарнир, проглядывающий сквозь кожу. Татуировку они доделать не успели, лишь выбили тонкие линии, а на ноге Инги осталась повязка.
– Больновато, конечно, – поморщилась подруга. – Но зато такая крутая тату будет! Завтра продолжим. Как тебе Джорджик? Он топ2! Такой краш!
Если бы я не знала Ингу, подумала бы, что у неё грипп: этот нездоровый блеск в глазах, румянец. Но счастливая улыбка и нервная суетливость означали только одно: подруга запала на Джорджа. И ему теперь не позавидуешь. Если Инга чем-то загоралась, она пёрла напролом, как танк.
– Он явно не в моём вкусе. Здоровый, как шкаф. Ты не заболела? – усмехнулась я и приложила руку ко лбу подруги, вдруг у неё правда температура, но потом добавила: – А если у него девушка есть? И вообще, он такой взрослый!
– Я уже всё чекнула, – Инга явно была довольна собой. – Ему всего двадцать три, и никого у него нет. А ещё он сказал, что я топ, – Инга ухмыльнулась, потирая руки. – Так что он будет моим!
– Бедный Джордж, – покачала я головой и рассмеялась.
Мы лопали тортик, когда в дверь позвонили. Инга открыла и ахнула, на пороге стоял Артём с букетом красных роз:
– С днём рождения, Инга!
– Там что, объявление кто-то повесил?! Как ты узнал?
– У меня свои источники.
– Заходи, хоть чаю попьём в узком семейном кругу. У нас торт есть! И спасибо за цветочки!
***
На следующий день сразу после школы Инга умчалась доделывать татуировку, а вечером снова фонтанировала восторгами по поводу мастера. Я радости подруги не разделяла, Джордж мне не нравился, и я боялась, что он разобьёт Инге сердце. Не знаю, где она их находила, но парни всегда были старше неё лет на пять-семь. Ингу вечно тянуло к взрослым, а они западали на неё. Одноклассников, которые оказывали знаки внимания, подруга оставляла во френдзоне.
И в отношения Инга ныряла с головой, просто пропадая из жизни и не давая объекту любви проходу. А после расставания долго и мучительно отходила, как от похмелья, слушала тоскливую музыку, рыдала и смотрела в потолок. И мне приходилось её из этого состояния вытягивать.
Татуировку они рисовали каждые два-три дня, и я уже знала про Джорджа, наверное, больше, чем про собственных родителей. Его мать была американкой, и отец долгое время жил и работал в штатах. Но когда Джорджу было девять, мать умерла, и они с отцом вернулись в Россию.
У Инги не сорвёшься. Она, как на работу, после школы таскалась в тату-салон и уже через два сеанса поделилась со мной новостью:
– Короче, Дождик позвал меня на свиданку вчера, и мы замутили, – шептала на ухо Инга в столовой.
– Быстро вы, однако. Инг, главное, не как в те разы, ладно?!
– Он топ! Пойдём сегодня со мной, я вас познакомлю, чтобы ты сама в этом убедилась.
И, как бы мне ни хотелось отвертеться, подруга настояла.
В салоне не хватало свежего воздуха, ещё и пахло персиковым вейпом. В кабинете татуировщика царила чистота, я бы даже сказала, стерильность, как в медицинском кабинете. Свет был приглушён, лишь лампа ярко мерцала над креслом. Резкий запах спирта ударил в нос. Затем уже стал различаться аромат туалетной воды Джорджа, древесный и пряный, ядовито-мужской, по силе запаха не уступающий спирту. Такой терпкий и резкий, что я чихнула.
– Это Яна, это Джордж! – Инга тут же по-хозяйски угнездилась в кресле и бесцеремонно стала стягивать колготки.
– Как мне приятно познакомиться, – расплылся в улыбке Джордж. И улыбка мне его не понравилась, слишком приторная. И весь он казался взрослым здоровенным дядькой с каким-то сальным взглядом. – Инга сказала, что ты придумала мне прозвище Дождик. А что, мне нравится! Очень мило. Садись, Яна, вон стул. Можешь альбом с эскизами полистать, вдруг что-то понравится, – говорил он с небольшим акцентом.
Я из вежливости протянула руки к папке, открыла на середине, где на меня тут же оскалился красно-оранжевый дракон, а сама стала коситься на Джорджа. Он не внушал доверия, и я не могла понять почему – вроде выглядел милым и добродушным. Эскизы татуировок были интересные, оригинальные, со вкусом. Джордж явно был талантлив, но меня своим видом он лишь пугал.
Инга развалилась в кресле, а мастер осторожно отклеил повязку со щиколотки и начал осматривать ногу.
– Сегодня вот эту часть будем красить на костяшке, тут будет больнее всего – кожа тонкая и кость. Я пшикну анестетиком, но хочешь таблетку дам, обезболивающее? – заглядывал в лицо Инге Джордж.
Ничего себе забота.
– Вытерплю, в тот раз выдержала ведь! – фыркнула подруга.
Он усмехнулся:
– Ну да, вой стоял на весь район.
– Я вытерплю! – сквозь зубы процедила Инга и откинулась на спинку кресла, вцепившись пальцами в подлокотники.
Джордж натянул перчатки, протёр ногу спиртовой салфеткой, затем распылил, видимо, анестетик и, взяв аппарат в руку, приступил к работе.
Раздалось противное жужжание, как у бормашины. У меня сразу заломило зубы от этого звука. Инга немного морщилась и, чтобы не выть, начала напевать под нос песни, ну, как петь, так же выть, но со словами. Причём чем больнее ей было, тем громче она пела.
Джордж после каждой черты бросал на неё взгляд, а потом начал поглаживать её колено:
– Терпи, девочка моя, сейчас будет самое больное место, я буду нежен.
Инга морщилась, подвывала, а Джордж начал гладить не только коленку, а уже внутреннюю часть бедра. Я вдруг почувствовала тошноту, подступающую к горлу. Этот сальный взгляд, приторная улыбочка и откровенное лапанье подруги вызывали у меня рвотные позывы. Инга постанывала от боли, а ему это, похоже, нравилось.
– Всё, мне пора! – я вскочила и, стараясь не смотреть ни на Джорджа, ни на Ингу, суетливо засобиралась к выходу. Меня мутило. – Инга, крепись! А лучше беги отсюда!
– Я напишу тогда, – лишь пискнула подруга, зажмурившись.
– А как же эскизы? Ничего не понравилось? – бросил вдогонку Джордж.
– Отличные эскизы, – показала я «лайк». – Но для тату я ещё не созрела. Пока.
Я просто вылетела на морозный воздух, глотая его, как рыба на берегу. Поёжилась, на ходу заматываясь в свой любимый шарф василькового цвета. Но эта лапища на бедре Инги так и стояла перед глазами. Отвратительно! Мерзко-то как! Неужели Инга этого не понимала? Или влюблённый мозг в отключке?! Меня передёрнуло, но уже не от мороза.
Мне нужно было отвлечься. Я воткнула наушники в уши, врубила свой любимый плейлист на полную громкость и поспешила домой. Imagine Dragons всегда отлично выгоняла из меня любое плохое настроение. Я просто растворялась в хрипловатом голосе Рейнольдса, отключаясь от реальности. Мне казалось, я подрубала музыку к самому мозгу и слушала их песни сердцем, душой, совершенно ни о чём не думая в этот момент. Обожала его голос, их тексты, их музыку.
Уже почти дошла до дома, когда мне пришло сообщение в соцсети от незнакомого контакта.
«Ты знала, что вчера у Драгонсов новый трек вышел? Вот клип», – и ссылка на ютьюб.
Это был какой-то незнакомый мне человек с ником Tim K и с закрытым профилем. На аватаре парень в чёрной безрукавке висел на турнике вниз головой, но почему-то фото было перевёрнуто, или же он держался так за турник, над перекладиной. Лица не было видно, потому что парень запечатлел себя со спины.
Впрочем, разглядывать аватар незнакомца было не время, я же пропустила выход нового клипа Драгонсов. Чуть ли не пища от восторга, с упоением я смотрела и смотрела клип уже по двадцатому кругу. Налюбовавшись вдоволь, довольная, словно кот, обожравшийся тунца, я наконец открыла профиль незнакомца.
Кто бы ни был этот Tim K, но он чертовски вовремя поделился со мной этой новостью. И я написала ему искренне, от души: «Спасибо!».
Глава 3. Клячик
«Рад, что тебе понравилось. Сам в восторге, а поделиться эмоциями не с кем».
«Ты себе даже не представляешь, насколько попал в тему!»
Меня тоже распирали эмоции, и так хотелось ими с кем-нибудь поделиться! Поэтому, отринув все подозрения, начала строчить незнакомцу сообщения о том, как обожаю Драгонсов. Он охотно отвечал, делился своими восторгами. Мы обсудили группу, последние новости, любимые треки.
Такой кайф найти единомышленника, что уже даже стало неважно, кто он. Главное, что он на одной со мной волне и так же, как и я, фанател от моей любимой группы.
С Ингой у нас музыкальные вкусы очень разнились, и если я слушала поп-рок и немного альтернативы, то Инга предпочитала певиц, как я их называла, «поющих на последнем издыхании». Я не понимала этой «умирающей музыки». Певицы обычно что-то шептали весь куплет, а потом, словно их обливали ледяной водой на припеве, начинали истошно выть. Инга называла эту недомузыку вещами, выворачивающими душу, цепляющими струны эмоций, и совершенно не понимала мою безусловную любовь к Imagine Dragons, которых я была готова слушать круглыми сутками на самой мощной громкости. Да и никто не понимал, а этот загадочный Tim K, он понял и разделил мою любовь и мои восторги.
И оказался очень общительным. Мы проболтали, наверное, часа два, я забыла пообедать и переодеться, так и лежала на животе с телефоном в руках и в школьной форме, пока не заглянула мама:
– Яночка, ты есть-то будешь? Мы с Сонькой вдвоём уснули. Так тихо, что я думала, ты ещё не пришла.
– Угу, – буркнула я и, стараясь не отрывать взгляда от телефона, начала переодеваться.
Незнакомец молчал, я видела, что он что-то печатал, но так ничего и не отправлял. Я уже перебралась за обеденный стол, разогрела картофельное пюре и хотела поторопить собеседника с ответом, как он прислал: «Может, погуляем?!»
Я подавилась картошкой. А ведь так всё хорошо начиналось, он мне даже нравился в переписке.
«Для начала стоит познакомиться!»
Все мои подозрения нахлынули разом. Втёрся в доверие, понравился и теперь вытаскивал в реал. Воображение моментально нарисовало картины престарелого педофила-извращенца, почему-то с жёлтыми кривыми зубами и лысиной.
«А мы уже знакомы».
И мне прилетел запрос от него в друзья. Фоток у него было мало, но на паре фотографий трёхлетней давности можно было разглядеть лицо. Я так и замерла с открытым ртом. Это же Тимофей Клячин – мой одноклассник. Его все в гимназии называли Клячик, но он никак на это не реагировал. Тимофей в принципе ни на кого не реагировал. Этакий тихушник-пофигист, хотя его никто и не буллил, да и в школе он появлялся редко. Не помню, чтобы Тимофей с кем-то близко дружил. Он низкого роста, наверное, самый маленький мальчик в нашей параллели, темноволосый и незаметный. В школе вообще не отсвечивал. Сидел на последней парте с Марком Захарченко – с таким же тихоней и заикой. А я с Тимофеем и не общалась близко ни разу, если только по учёбе мельком.
Я чувствовала себя дурой, накатило какое-то разочарование. Хотя, как я могла догадаться, что это он, если общих друзей, кроме классной руководительницы, у нас и не оказалось.
«Шифруешься? Никогда бы на тебя не подумала», – написала я.
«Типа того. Узнала теперь?»
«Тимофей. Это было неожиданно».
«Так что насчёт погулять? Можно в кино сходить, но завтра».
«Ты меня типа приглашаешь на свидание?!»
До этого меня никто в кино не приглашал и на свидания не звал. Мы иногда выбирались в кино и театры с Ингой. А один раз в прошлом году даже ходили с её парнем и его другом. Но запах плесени отбил у меня желание встречаться с другом парня Инги.
«Называй это как тебе хочется) Так пойдёшь со мной?»
А впрочем, что я теряла? Инга теперь пропадала у своего Дождика, кроме уроков и подготовки к ЕГЭ делать особо нечего. Дома вечно мама с мелкой Сонечкой, покоя никакого. Поэтому думала я недолго и согласилась.
«Тогда давай завтра в два около Маяка. Сможешь?» – писал Тимофей.
«Ок».
Я думала, что он ещё что-то напишет, но он тут же пропал из сети.
Инга молчала, хотя прошло уже часа четыре, как я убежала из тату-салона. Мне хотелось поделиться с ней новостями, интересно было узнать, что она думает о свидании с Клячиком. Но подруга будто пропала. И мне оставалось лишь делать уроки.
Хотя третья четверть одиннадцатого класса – это уже время не уроков, это постоянная гонка и нервотрёпка, сплошные Всероссийские проверочные работы и подготовка к ЕГЭ. У меня половина класса сидела на успокоительных, другая, скорее всего, тоже сидела, но упорно отрицала этот факт.
А я, человек, который только в прошлом мае соскочил с антидепрессантов, уже подумывала, не вернуться ли к приёму препаратов. Уж слишком учителя нагнетали обстановку перед экзаменами, и вся параллель одиннадцатиклассников была будто на взводе.
Дело в том, что наша гимназия считалась элитной. Когда под боком отгрохали огромный жилой комплекс, для него построили гимназию и позиционировали её как суперинновационную и продвинутую. И это было действительно так, на основе гимназии работали кванториум, сотня различных кружков, да и оснащение у школы было на высшем уровне.
Что мне нравилось больше всего – что акцент был сделан на учёбе. Среди учеников практиковались рейтинги, поощрялось участие в олимпиадах и соревнованиях. Появилась целая стена почёта достижений учеников и проходили постоянные награждения лучших из лучших. В такой школе хотелось учиться, и учиться хорошо. Но в какой-то момент это стало просто гонкой за оценками. Учителя и руководство нагнетали и нагнетали. В итоге атмосфера получилась нездоровой, ученики нервничали, переживали за каждую оценку. Тема с награждением отличников превратилась в пафосную показуху.
А из распределения в десятые профильные классы сделали какую-то борьбу за выживание. Судьбу могли решить десятые доли балла в школьном рейтинге. В старшие классы набиралось всего пять классов с усиленными профильными предметами.
«А» класс, где теперь училась Инга, – это физика, математика, информатика. Все называли их «технарями» или «физиками».
«Б» класс, мой, ориентировался на химию и биологию, поэтому нас прозвали «химиками» или грубо «ботанами».
«В» – история, экономика, обществознание, будущие юристы и экономисты.
«Г» почти сплошь состоял из девочек, с профилем по языкам и литературе. Это будущие филологи, но так как у них в классе было всего два мальчика, девочек все ласково называли «филологини».
А «Д» класс остался без специального профиля. Туда отправлялись спортсмены или те, кому не хватило среднего балла. Периодически кто-нибудь называл их дебилами, хотя многим просто не повезло набрать нужный рейтинг.
В какой-то момент я выпала из этой бесконечной гонки за пятёрками по всем предметам, сосредоточилась только на своём профиле, и мне сразу стало легче учиться.
Екатерина Сергеевна, наша классная и учитель биологии, в меня верила, да и победа в региональной олимпиаде приоткрывала мне двери в некоторые вузы. Химия и биология – мой конёк, и я давно уже решила, что хочу стать генетиком. Только мама отговаривала от этой профессии, она как раз боялась, что я не поступлю на бюджет, а на платное направление денег, увы, нет.
Поэтому мама периодически заводила разговор о биолого-почвенных, почвоведении, аграрном университете. Несмотря на кружок ботаники, в который я ходила с открытия кванториума в нашей гимназии, к растениям меня не так сильно тянуло, как к людям.
И мне бы больше хотелось копаться в генах человека, а не помидора.
Но, несмотря на веру в меня нашей классной, расслабляться было никак нельзя, и, чтобы не куковать на каком-нибудь почвоведении, я каждые два дня прорешивала КИМы для подготовки к ЕГЭ.
Но математику веселей решать с Ингой, она в ней шарила, да и любила комментировать задания. Поэтому становилось не так скучно. Сегодня как раз у нас с ней по расписанию стоял очередной КИМ по математике.
Доделав уроки, я маякнула подруге:
«Инга, приём. Математику решаем сегодня?»
Ответила она спустя десять минут:
«Ага, подваливай ко мне через часок».
«Ты до сих пор у Дождика своего тусишь?»
«Мы в кафешке чилим3», – написала она и прислала мне их обнимающееся селфи.
Но я была рада, что мы подружились с Ингой. Знала, что она мой человек, определила по запаху. У неё весьма специфичные ноты: ромашка, шоколад и бензин. И это сочетание, приправленное фруктовыми духами, действительно ей шло. Хоть она и бывала резка и прямолинейна, а на людях старалась играть роль отвязной стервы, я-то знала, что она не такая: пусть вспыльчивая, импульсивная, но добрая и отзывчивая.
А ещё Инга очень легко находила общий язык с противоположным полом, с ней дружила добрая половина мальчишек нашей параллели. Они запросто могли написать ей в личку, спросить совета. Я не знала, как она это делала. В шутку Инга говорила, что у неё мужской характер, и парни это чувствовали, поэтому и делились своими проблемами.
Зато среди девчонок у Инги в школе было много недоброжелательниц, за спиной подруги всегда сплетничали, говорили гадости. Я подозревала, что причина как раз и крылась в дружбе с парнями, может, ревность, может, зависть, но репутация у Инги в школе оставляла желать лучшего.
– Почему ты общаешься с Догушевой? Ты же нормальная! – как-то спросила меня Галочка, соседка по парте и главная любительница сплетен.
И, честно говоря, поставила меня этим вопросом в тупик. Ответить «потому, что, кроме неё, со мной никто не дружит», «потому, что Инга – моя лучшая подруга», «потому, что она крутая» или «потому, что она “мой” человек» было бы честно, но звучало как оправдание. Я промолчала, лишь пожала плечами, снова оставив Галочку без сплетен.
Мы подружились с Ингой в шестом классе, и это вышло совершенно случайно. Ингу вдруг начали травить её же лучшие подружки – Оля Игнатова и Дина Муравьева. Тогда я не знала, что стало причиной их размолвки, но Дина откровенно издевалась над Ингой, портила вещи, обзывала, толкала, а Оля лишь подпевала. Мне было жаль Ингу. Она в то время ходила растерянная, грустная и, как ни странно, совершенно не отвечала девчонкам на оскорбления, хотя мальчишкам могла с размаху заехать сумкой по лицу за любую неосторожную шутку.
И в один из дней, когда у нас планировалась проверочная работа по математике, я застала плачущую Ингу в туалете, всю мокрую. Дина облила её водой из ведра технички. Инга распереживалась и за внешний вид, и за тетради с учебниками. И от уверенной дерзкой девчонки не осталось и следа. Буквально за две недели бывшие подружки её раздавили. И почему-то никто в школе ни разу не заступился за неё.
Звонок уже прозвенел, я забежала в туалет помыть руки после столовой, а там Инга раскладывала тетради на подоконнике, чтобы их хоть немного просушить.
– Инга, на, возьми мою кофту. Может, тебе ещё чем-то помочь? – предложила я.
Она без стеснения сняла мокрые блузку и майку и натянула на голое тело кофту, закуталась в неё, кивнула.
– Спасибо.
На урок мы так и не попали, я осталась с ней в туалете и помогала высушить вещи. Мне хотелось хоть как-то поддержать её. А к следующему уроку мы сели за одну парту, я поделилась с Ингой учебниками, запасной тетрадью, и после этого случая между нами сама собой завязалась такая дружба, о которой я в детстве не могла и мечтать.
Глава 4. Только не он!
Уже одеваясь в прихожей, я, как всегда, предупредила маму:
– Я к Инге – и потом у неё опять останусь.
Сонечка, завидев меня с сумкой, сразу поняла, что я ухожу. Убежала в комнату и притащила пять своих любимых книжек:
– Яна, читять! – требовала она и дёргала меня за юбку.
– Куда же от тебя, настырной мелочи, денешься, – улыбнулась я. Пришлось раздеваться и идти за сестрой.
Это двухлетнее чудо обожало, когда я читала ей сказки. Папа и мама не котировались в качестве чтецов, поэтому Соня по полной программе эксплуатировала меня. Я «Колобка» и «Теремок» знала уже наизусть, но малявка настойчиво требовала чтения именно этих сказок, хотя я потихоньку перетягивала её на сторону Чуковского.
Что-что, а читать для Сони я любила. Она всегда прижималась к моему боку и внимательно слушала. Правда, иногда норовила раньше времени перевернуть страницу. Но я наслаждалась этими моментами с сестрой. От её макушки сладко пахло свежеиспечённой сдобной булочкой и тёплым молоком, а ещё кондиционером для белья с ароматом магнолии. Им мама стирала наше постельное бельё. Поэтому, подозреваю, и от меня пахло магнолией. Я знала, как выглядит этот цветок только по картинкам, но зато запах могла ощутить за несколько метров.
А ещё я любила делать Соне «ёжика»: свернуть губы трубочкой и быстро-быстро вдувать и выдувать воздух рядом с её ушком. Получался звук фырчащего ёжика. Она зажималась и начинала так заразительно смеяться, с похрюкиванием, что даже я не могла удержаться и тоже начинала хохотать.
Я смотрела на сестру и в очередной раз ловила себя на мысли, что мы с ней совсем не похожи. В Сонечке я находила черты и мамы, и папы, но совершенно не видела себя. Соня получилась кареглазая, темноволосая, а нос остренький, как у лисёнка.
Я и в родителях почти не видела себя: мама высокая, кареглазая и черноволосая. У мамы в крови текла татарская кровь, а папа – сибиряк, но он тоже темноволосый и высокий. А я у них получилась миниатюрной со светло-русыми волосами и голубыми глазами.
Меня всегда терзали сомнения: либо меня удочерили, либо перепутали в роддоме. Но папа говорил, что я похожа на его бабушку, даже привёз мне фото из деревни. Правда, сколько я ни вглядывалась в чёрно-белый затёртый снимок, не видела сходства с этой крупной женщиной в белом платке.
Да и родители не смогли найти ни одной моей фотографии до двух лет. Мама говорила, что бабушка (её мама) сильно болела как раз в тот период, и было не до съёмок. Потом бабушка умерла, и фотографии появились, но сомнения у меня остались.
Человеку, который неплохо разбирается в селекции и генетике, такая непохожесть казалась маловероятной, но хоть группа крови у нас с папой совпадала. Только это и утешало.
Короткие сказки задержали ненадолго. Мама снова поймала меня в прихожей:
– Может, хоть поужинаешь с нами? Ян, мы тебя вообще не видим! В последнее время постоянно ночуешь у Инги. Когда её мама объявится?
– Она объявляется. Периодически. Но сегодня её не будет, – натягивала куртку я и заматывалась шарфом.
Мать Инги раньше работала в салоне красоты в нашем районе, а потом познакомилась с мужчиной из Москвы и сразу после Нового года переехала к нему. А потом и на работу устроилась поближе к своему бойфренду.
Хоть из нашего городка ехать до Москвы на электричке всего час, мать Инги всё равно редко навещала дочь. И теперь подруга была предоставлена сама себе. Она совершенно не переживала по этому поводу. У них были не самые близкие отношения, но мать всё равно постоянно звонила Инге, переводила деньги и за последние две недели приезжала три раза.
– Бедная Инга, совсем одна. Пусть тогда заходит к нам чаще. Возьми ужин с собой!
– Ну мам! У Инги есть что поесть, я уже спешу!
Но мама молча вручила мне пакет с эчпочмаками и поцеловала в щёку. Отчего-то так тяжко вздохнула, что я почувствовала себя виноватой.
А Инга мне уже раз десять за последние пятнадцать минут написала:
«Ты где?»
«Мама и “Теремки” удерживали меня в плену, но я вырвалась и бегу к тебе».
Мне не терпелось рассказать Инге про Тимофея, поэтому я начала говорить уже с порога, а закончила рассказ на кухне.
– Ян, рили4?! Клячик?! Только не он! – она даже перестала чай по кружкам разливать и хмуро уставилась на меня.
– Почему? Ты что-то про него знаешь? – я не ожидала такой бурной реакции от подруги.
– Янка, он же какой-то мутный. Мелкий и явно тихушник. Он вечно всех сторонился, на уроках почти не появлялся. Странный чел. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше!
Я сразу скисла, не ожидая такой реакции от Инги. Ведь мы с Тимофеем сегодня отлично пообщались, и я надеялась, что и вживую будет так же душевно.
– Мне показалось, что мы с ним на одной волне, – пожала плечами я. – В переписке он классный.
– Может, мы тебе кого-нибудь другого подберём, тебе нужен кто-то более топовый!
– Мне сейчас в принципе никто не нужен, ни топовый, ни бестоповый, мне главное в универ поступить, – усмехнулась я, но уже догадывалась, кого мне давно хочет сосватать Инга.
– Ковалёв всё ждёт, когда ты к нему подкатишь.
– Не дождётся, – скривилась я. – На меня после той злополучной дискотеки до сих пор девчонки косо смотрят.
– Но ведь он тебя выбрал! – Инга чуть встряхнула меня за плечи. – А ты тупанула.
– Я тупанула?! Да кем бы он ни был, что он о себе возомнил, что вот так полез целоваться! И после этого я ещё и тупанула?! – фыркнула я. – И вообще, он был пьяный! Я так мерзко себя никогда не чувствовала, а Илюха всё вывернул, будто это я оскорбила честь и достоинство его сиятельства, любимца гимназии.
– И вовсе не пьяный, – оправдывала его Инга. – Они выпили-то две банки пива на четверых. Мне потом Борюсик рассказал. Рили, Ян, если тебе так подфартило, что сам Ковалёв на тебя внимание обратил, хватит тупить. Подвали к нему, мол, кринжанула5 на дискотеке, сорян6, давай попробуем всё сначала.
– Не-е-ет, – мотала я головой. – Я уж точно извиняться не буду. Что все так носятся с этим Ковалёвым и его зашкаливающим ЧСВ7?! Мне он и задаром не нужен!
Но Инга ещё больше распалилась:
– Зато Клячик тебе нужен! Как ты вообще согласилась с ним куда-то пойти?! Он же такой мелкий! Если тебе парень нужен, выбери любого, кто нравится. Я договорюсь, погуляете, пообщаетесь. Только не он!
Больше всего на свете я не любила ссоры. А наш спор уже накалялся, и мне становилось до жути неуютно. Обычно я уступала Инге, и в этот раз уже готова была всё отменить, пойти на любые условия, только бы не ссорится. Но не могла понять её неприязнь к Тимофею.
– Мы с тобой тоже ростом метр с кепкой, и ничего?! Чем тебе Тимофей так не угодил?!
– Всем! У него даже имя стрёмное. Ти-мо-фей! Про фамилию я вообще молчу. Янка, выбери любого, но только не Клячика, я умоляю.
И сейчас мне почему-то стало горько, даже глаза защипало. Я шмыгнула носом и опустила взгляд.
Мы редко спорили с подругой. Но после той дискотеки, когда Илья Ковалёв пригласил меня на медленный танец, вытащил в центр зала и бесцеремонно поцеловал, а я его отпихнула на глазах у всех, с Ингой у нас появились разногласия. Она считала, что я всё испортила и обязана исправить и не упускать Ковалёва.
Только после этого случая я покрывалась ледяным потом от одного упоминания об этом парне. Потому что сразу вспоминала поцелуй с запахом пива. Мне Илья не нравился, но я понимала, почему его все обожают. Внешними данными он точно не обделён. Илья – смазливый брюнет спортивного телосложения. Дорогие шмотки, богатый отец в придачу, а ещё Ковалёв отличник и главный активист в гимназии, капитан нашей сборной по баскетболу. В общем, больше половины девчонок старшей школы давно пускают на него слюни. Он избалован вниманием и явно знает себе цену.
А на дискотеке вышла подстава со мной. Я совершенно не ожидала какого-либо внимания с его стороны. Инга уговорила меня выползти из панциря и остаться на дискотеке.
Наверное, Илья думал, что я сразу же паду к его ногам. Но, когда он меня поцеловал, это было настолько неожиданно и противно, что я перепугалась до остановки сердца. А потом оттолкнула его и убежала в туалет. С тех пор и стала для Ковалёва пустым местом.
А сейчас сделалось обидно. Ведь я ни разу не говорила ничего плохого в адрес тех парней, которых выбирала Инга. Я принимала её выбор, всегда, хотя мне никто из её кавалеров не нравился. Стало обидно не столько за себя, сколько за Тимофея. Может, он далеко не идол школы, а скорее даже наоборот, но общаться с ним мне было легко. Как-то тепло, душевно, уютно. Когда ждёшь каждого сообщения с нетерпением и улыбкой. И поэтому слова Инги задевали, он не заслуживал такого.
– Ян, сорян, – вдруг смягчилась она и, вздохнув, проговорила: – Но Клячик тебе не пара.
Я смолчала, хоть и чесался язык сказать, что Джордж Инге тоже не пара, даже внешне. Он огромный, как кит, темнокожий и весь в татуировках, а она маленькая, бледная и хрупкая.
– Я и не собираюсь с ним мутить, мы просто погуляем, – оправдывалась я. – У тебя вон вся параллель пацанов друзья. Ты постоянно с ними переписываешься. Можно и у меня будет друг, хоть один?!
Инга, видимо, чувствовала, что я расстроилась, смотрела с таким сочувствием, будто у меня кто-то умер.
– Переписываюсь, но на свиданки ни с кем не хожу. А у тебя никого не было до этого, поэтому с кем бы ты ни начала тусить, он же тебе по-любому понравится. Я не могу допустить, чтобы тебе понравился Клячик! Кто угодно, только не он.
– А друг твоего Кирилла в прошлом году?! Это с которым мы в кино вместе ходили и гуляли. Не понравился ведь!
– Ах, этот! Плесневый! – засмеялась она, вспомнив мои слова о том, что от него пахнет плесенью и ржавчиной. – Ну ладно, иди. Теперь я спокойна, ведь даже он круче Клячика!
Глава 5. Тим
После вчерашнего разговора с Ингой остался неприятный осадок. Возможно, она и права: я ведь ничего не знаю про Тимофея. Он сидел за последней партой у окна, а я за второй у стены. Невзначай глянула в его сторону, и казалось, что он только и ждал, когда я обернусь, потому что смотрел на меня. Широко улыбнулся. А я лишь быстро отвернулась, но спиной чувствовала, что он не отводил взгляда.
«Не передумала?» – написал он.
«Нет. Всё в силе».
«Отлично!»
На большой перемене мы всегда ходили с Ингой в столовую. Это было нашей обязательной традицией, с тех пор как мы начали учиться в разных классах. В этот раз Инга не стала рассказывать мне ничего про Джорджа, зато завела разговор о Тимофее:
– Я тут немного чекнула8 инфу про Клячика. Борюсик тоже говорит, что он мутный тип и вроде как неплохой спортсмен. ГТО с ними всегда сдавал на отлично и в спартакиаде постоянно бегал от гимназии. Первое место взял в последний раз. Подтягивается больше всех в школе, но занимается чем-то на стороне. В секции наши не ходит, да и в активе его тоже никто ни разу не видел. Степашка сидел ведь с ним в восьмом и девятом. Он говорит, что Клячик нормальный и поддерживал Степашку, когда того Демьянов травил у нас в классе. Но вот что интересно, Степашку Демьянов буллил9, а Клячика никогда не трогал. А как нас по классам расформировали, Степашка с Клячиком больше не общались.
– Он сейчас с Захарченко сидит, на последней парте, – поделилась информацией я.
– Захарченко вашего я не знаю. Он типа нашего Степашки, да?! Но то, что Клячик – мутный чел, это факт. Про него вообще никто ничего не знает. Ты, если что, звони, вдруг он маньяк какой.
Но я лишь рассмеялась. Кто-кто, а Тимофей на роль маньяка никак не подходил.
После учёбы я металась по комнате, не зная, что надеть. Если наряжусь, то Тимофей решит, что я пришла на свидание и вырядилась для него, а мы вроде договорились просто погулять. С другой стороны, идти в повседневной одежде тоже не хотелось, ведь я предпочитала свободный стиль: объёмные худи, бойфренды и кроссы.
В итоге от платьев и юбок отказалась. Нацепила футболку с принтом и джинсы. Зато добавила смелости в макияж: чёрные стрелки, помада. В школу я стеснялась ярко краситься, обходилась тушью, а вот в повседневной жизни Инга любила опробовать на моём лице последние тренды ТикТока и иногда раскрашивала меня как попугая.
«Маяк» – это главная достопримечательность нашего района. С тех пор как под боком у старых домов отгрохали новый жилой комплекс, где, кстати, и расположилась наша крутейшая гимназия. Следом появился и «Маяк» – гигантский семиэтажный ТРЦ. Здесь было всё, что только можно пожелать: и фитнес-клуб с бассейном, и боулинг, и кинотеатр, и каток, и парк аттракционов, и невероятное количество магазинов… Один фудкорт занимал почти два этажа, на радость всем школьникам округи.
Я бы, наверное, прошла мимо Тимофея, если бы он меня не окликнул. У крутящихся дверей толпились курящие, и без привычной школьной формы я его не узнала. Он был в чёрной куртке и оранжевом худи, но прятался под капюшоном.
Просочившись в «Маяк», я размотала свой гигантский шарф, а вот Тимофей не спешил снимать капюшон. Оглядывался по сторонам.
– Ты снова шифруешься? – усмехнулась я.
– Мало ли кто тут ходит. Какой у тебя настрой?
– Боевой.
– Не замёрзла? Я немного подзяб, пока тебя ждал, предлагаю зарядиться горяченьким кофе, а потом решим, куда двинуть.
Я кивнула, и мы пошли к фудкортам на четвёртый этаж. Тимофей уверенным шагом потащил меня в кофейню. Взял себе латте с ореховым сиропом, а мне горячий шоколад с маршмеллоу. От еды я категорично отказалась, потому что перед выходом мама заставила пообедать.
Мы расположились за столиком. Тимофей опять огляделся и на этот раз стянул капюшон.
– Шифроваться в оранжевом худи?! – усмехнулась я. – Такой себе из тебя вышел бы шпион.
– Я просто очень люблю оранжевый цвет, ничего не могу с собой поделать! – улыбнулся Тимофей.
Была между нами какая-то неловкость. Вроде учились столько лет в одном классе, а ничего друг о друге не знали. Хотя вчера болтали как закадычные друзья.
– Определился, куда поступать будешь?
– Да, мне уже путь заказан. В академию спорта.
– Ого! Что ты тогда делаешь в ботанском классе? Почему не в спортшколе?
– Остался. По привычке, – хмыкнул он. – Всё равно биологию сдавать. А лучше нашей Сергеевны по биологии никто не подготовит. А ты? Определилась?
– Пока нет, – пожала плечами. – Куда пройду на бюджет, туда и пойду.
– Ты везде пройдёшь!
Мне льстила его вера в меня. Про учёбу и поступление разговор шёл вяло и скучно. Тимофей не спешил делиться подробностями о себе. Иногда говорил прямо, но порой как-то завуалировано.
– Но, если честно, я бы хотела быть генетиком, – отчего-то я решила признаться в своих мечтах.
– Почему именно генетика? – приподнял брови Тим.
– Мне бы хотелось менять людей к лучшему. Сейчас медицина очень быстро развивается. Многие генетические болезни можно отловить и убрать уже в утробе. И, представь, захочешь ты себе или ребёнку какую-то суперсилу, подшаманить чуть, и вуаля, твой сын – человек-паук!
– Как хорошо, что я родился не в эти времена! – ухмыльнулся Тим.
– Почему?
– А зачем?! Это какая-то игра в Бога получается. Да и, если человеку дать суперспособность с рождения, он же не оценит. Ох, отец бы мне точно выкрутил настройки на максимум, чтобы получить суперспортсмена, – скривился словно от чего-то кислого Тим и вздохнул. – Ян, и это же выбор не человека, а его родителей.
– Я не говорю, чтобы сразу делать человека суперменом. Но зато так можно пофиксить10 раз и навсегда многие генетические заболевания, а это уже большой прорыв! И так потихоньку улучшать и улучшать общий человеческий геном…
Тим чуть нахмурился, поджал губы, а потом заговорил серьёзнее:
– Всё равно, когда улучшаешь себя сам – это в миллион раз круче! Силу воли, к примеру, не прокачать ни одной генетикой.
– Неужели тебе не хотелось бы что-то в себе изменить?
– Может, и хотелось бы, – задумался Тим, а потом усмехнулся. – Но пока Яна не добралась до генетики, буду жить таким, какой есть.
Я рассмеялась и вдруг вспомнила:
– Кстати, почему ты ни с того, ни с сего решил скинуть мне этот клип? Откуда узнал, что я фанатею от «Драгонсов»?
– Я, если честно, не ожидал, что ты такая же их фанатка, как и я. Был период, когда я переслушал всю твою музыку и понял, что у нас вкусы схожие и «Драги» тебе тоже нравятся. А скинул, потому что клип крутой, а поделиться вообще не с кем.
– Ты очень удачно попал, – улыбнулась я. – Так странно. И часто ты так слушаешь музыку других людей?
– Не всех, – опять ухмыльнулся Тим. – Но тебя мне захотелось узнать поближе, поэтому и слушал.
– Это ж как в мысли залезть к другому человеку! – возмутилась я.
– Твои мысли мне пришлись по вкусу. Да и моя музыка открыта для тебя, если хочешь, заглядывай, мне нечего скрывать!
– А почему у тебя нет никого из наших в друзьях? И ты никуда не ходишь: ни в кванториум, ни на секции в гимназии? Что вообще делаешь вне уроков?
– Бо́льшую часть моей жизни занимает спортивная гимнастика. Я занимаюсь с детства по три-четыре часа шесть дней в неделю. И друзья у меня есть, но не в гимназии. Я физически не смог бы куда-то ещё ходить, даже если бы захотел.
Я снова удивилась. Тимофей никак не вписывался в мои представления о спортсменах. Он был лишь ненамного выше меня. Хотя если на аватаре его снимок, то там у него весьма крепкая мускулатура. Только вот без школьной рубашки и пиджака я его ни разу и не видела, да и не обращала внимания. А сейчас под объёмным худи было сложно разглядеть его телосложение.
– А сегодня у тебя разве нет тренировки?
– Я предупредил тренера, что опоздаю. По уважительной причине, – он снова улыбнулся. – Отработаю потом.
Тимофей много улыбался, и мне очень нравилась его улыбка, такая добрая, искренняя. Выглядел уверенным, но всё равно смущался, как и я. Почему-то мне казалось, что он осторожничает в разговоре. А сама я боялась спросить что-то личное или откровенное. Тимофей, в свою очередь, тоже спрашивал обо мне, но поверхностно, хотя иногда складывалось впечатление, что он знает обо мне больше, чем я могла предположить.
Оказалось, Тимофей, как и бо́льшая часть нашей гимназии, переехал в квартиру в новостройках. Он как раз начал с нами учиться с пятого класса, когда всех перемешали. Нашу старую районную школу отдали под начальные классы, а в новом здании гимназии расположились средняя и старшая школа.
Ни в кино, ни на прогулку мы не пошли: в кинотеатре не было подходящего по времени сеанса, а на улице крепчал мороз. Мы так и просидели в фудкорте, болтая обо всём. И когда я обратилась к Тимофею по имени, он вдруг перебил и попросил:
– Ты можешь называть меня просто Тим.
Имя Тим ему шло, звучало чётко и лаконично, и мысленно я тоже стала его так называть.
Когда спускались по эскалатору, Тим стоял близко, и я почувствовала, чем он пахнет: жареными орехами, мелом и чем-то приятным, мужским, терпким, но этот запах перебивал аромат кофе. Мне на мгновение захотелось приблизиться, чтобы разобрать едва уловимые ноты, внюхаться в Тима сильнее. Но я вовремя себя остановила, иначе выглядело бы это странно.
Выйдя на улицу, я снова, как мумия, стала заворачиваться в свой мегашарф. Тим натянул капюшон.
– Классный шарфик! Можно впятером замотаться, – он взял один из концов шарфа и накрутил на свою шею. Мы оказались близко и чуть не прижались друг к другу.
– Сама вязала, – призналась я.
– Наверное, очень задумалась или чем-то сильно увлеклась.
– Почти угадал! – засмеялась я. – В том году подхватила бронхит, а потом это переросло в пневмонию, и я целый месяц сидела дома. Столько сериалов пересмотрела. Поэтому и получился шарфик два с половиной метра.
– Цвет красивый, он очень подходит к твоим глазам, – Тим стал серьёзнее и понизил голос, смотря прямо в лицо, и у меня по спине поползли мурашки от близости и его тембра.
Я поёжилась и чуть улыбнулась:
– Синий мой любимый цвет!
У Тима были серо-зелёные глаза, и вблизи, под капюшоном, его лицо казалось таким красивым: точёные скулы, приятная улыбка. Хотелось его рассматривать, изучить детально, но он вдруг размотался и оставшийся конец шарфа закинул мне за плечо.
Снова беззаботно заговорил:
– Как думаешь, мне бы подошёл твой шарф?
Я сбросила временное оцепенение:
– Нет, оранжевый с синим не сочетается.
– А с каким сочетается?
– Мне кажется, оранжевый хорошо смотрится с коричневым, а если на контрасте, то с фиолетовым или зелёным.
– А синий с каким сочетается? – кивнул он на меня.
– Не знаю даже, с серым или чёрным смотрится отлично.
– Супер! Тогда в следующий раз я буду в чёрном, обмотаемся твоим шарфом и будем с тобой отлично смотреться!
Тим проводил меня до самого дома. Улыбнулся на прощание, и я поймала себя на мысли, что тоже улыбаюсь. Мне, определённо, понравился его запах, а это означало только одно: Тим «мой» человек, и мне очень бы хотелось погулять с ним ещё.
Глава 6. Ссора
– Этого я и боялась! – Инга прислонилась к шкафу и демонстративно билась об него лбом. – Скажи, пожалуйста, что ты шутишь.
А я всего лишь сказала ей, что Тим «ничего так», без каких-либо подробностей. Если бы призналась, что Тим мой краш, она бы меня прибила и его заодно. Но, видимо, я слишком сильно смутилась, и Инга сама обо всем догадалась.
– Ладно! – по-деловому заговорила она и оторвалась от своего размеренного самобичевания. – Пока это не зашло слишком далеко, я тебе подберу кого-нибудь нормального. Но с Клячиком вы вместе не будете!
– Инга, пожалуйста, не надо меня ни с кем шипперить11! – я засмеялась от её угрозы. – Ты так говоришь, будто мы перед алтарём стоим, а ты должна нас разлучить. Мы же просто посидели пару раз в «Маяке» и попили кофе. Всё! Мы не мутим даже. Это вообще ни о чем. Подумаешь, переписываемся и погуляли пару раз.
Но подруга пропустила мои оправдания мимо ушей и вздохнула:
– Как тебе Петренко?
– Я о нём вообще ничего не знаю, таскается с Борюсиком и Ковалёвым, – я пожала плечами, вспоминая Ингиного одноклассника. – И он длинный, как фонарный столб.
– Ты их по росту, что ли, ранжируешь?! Тебе он нравится или нет?
– Нет, конечно! Как может нравиться столб, когда сама я ростом с табуретку?!
– Жалко. А Степашка? – перебирала Инга.
– Ты издеваешься?! – я снова засмеялась и покачала головой.
Степанов Лёша – типичный ботаник, у него это разве что не на лбу написано, но круглые очки, рубашка, застёгнутая на все пуговицы, и надменный вид умника говорили за него. И он, похоже, влюблён в Ингу. Подруга его от себя не отпускала, и он этому был только рад: они вместе ходили в кванториум на робототехнику, сидели за одной партой и готовились к ЕГЭ по физике и математике, но для Инги он просто друг. И хотя до десятого они почти не общались, и Степанова травили в нашем классе, сейчас под заботливым крылом Инги его никто не трогал. Да и главный агрессор нашего класса ушёл из школы после девятого.
– Он хороший, правда. Я бы Степашку абы с кем не стала шипперить. Только тебе.
– Бедный Степашка. Если ты его завтра попросишь с крыши прыгнуть, он ведь сиганёт, – я по-прежнему качала головой от бредовости этой идеи.
– Ну кто? Есть хоть кто-нибудь, кто тебе кажется интереснее Клячика?! – не унималась Инга.
Она как заноза в заднице. Если чем-то загоралась, то не успокаивалась, пока не добивалась своего, а теперь ей чем-то не угодил Тим.
– Нет!
Мне так не нравились эти споры.
– Ты мне как-то говорила, что Ковалёв симпатичный?! – прищурилась Инга.
– Симпатичный и интересный – разные вещи. Инга, давай сменим тему, а? – устало вздохнула я.
– Только если пообещаешь не встречаться с Клячиком!
– Не могу, – я и правда за эту неделю уже не представляла себе вечера без переписок с Тимом. – Отстань от него, плиз. Всё, мне нужно, кстати, эссе по истории дописать на пятницу, – воспользовалась случаем я и полезла в сумку за тетрадью.
Но нет, беру свои слова назад, Инга хуже занозы, потому что она останавливаться совсем не умела. Человек без тормозов.
– Ян, я по-человечески прошу не общаться с ним больше, – взмолилась она.
– Но почему?! Что он сделал такого плохого?!
– Он мне не нравится! Он мелкий! Он тихушник! И ты достойна лучшего! – загибала пальцы она.
– Это всё?! – я уставилась на неё. – Его главные недостатки только в том, что он низкого роста, не общается с одноклассниками и не нравится Инге Догушевой?!
– Я же тебе лучшего желаю, а Клячик – плохой выбор.
– Зато это мой выбор! И то, что он не нравится тебе, не значит, что он не должен нравиться мне! – я, наверное, впервые за столько лет противостояла Инге: обычно я всегда во всём с ней соглашалась. И это было так похоже на спор с мамой. – Помнишь, ты сама говорила, как круто, что мне не нравятся твои краши?!
– Блин, но это же Клячик! Как он вообще может быть чьим-то крашем?!
– Оказывается, может! Всё, я больше не хочу разговаривать на эту тему! У меня эссе по истории.
Я распахнула тетрадь, но внутри всё закипало от обиды и возмущения. Ещё чуть-чуть, и я либо расплачусь, либо не сдержусь и скажу какую-нибудь гадость Инге про её неразборчивость, и тогда мы точно поссоримся, а я этого боялась больше всего на свете.
Телефон завибрировал от оповещения. Я заглянула в сообщения. Писал Тим:
«Слушаю сейчас Драгов и ловлю себя на мысли, что они у меня теперь ассоциируются с тобой. А это моя любимая группа, между прочим», – и смущённый смайлик.
Я улыбнулась, но радость моя была недолгой. Инга тоже заглянула в телефон и тут же выхватила его из рук, я даже не успела среагировать.
– Инга! Отдай!
Но та убежала в туалет и закрылась там. Я ломилась, кричала, угрожала. Меня душило отчаяние, я и не заметила, как слёзы потекли по щекам. Но в какой-то момент стало пусто и совершенно всё равно, будто батарейка эмоций разрядилась. И стало страшно. Нехорошее предчувствие подкралось откуда-то из глубин. Я взяла сумку, трясущимися руками оделась, замотала шарф и тихо-тихо вышла из квартиры Инги.
За последние два года меня впервые накрыла паническая атака. Я боялась, что не дойду до дома. Черный паук выбрался из глубин сознания, расположился на груди и начал заматывать меня в паутину звериного ужаса. Казалось, что сейчас умру прямо сейчас от безысходности. Я как рыба открывала рот, не в силах вдохнуть и выдохнуть, схватилась за голову, и мысленно умоляла паука не затягивать паутину страхов. «Только бы добраться домой. Только бы добраться…» Я боялась упасть, умереть и задохнуться от страха прямо на улице, поэтому, зайдя домой, сразу застонала:
– Мам, дай мне Феназепам.
– Яна, что случилось? Теперь нельзя без назначения врача.
– Просто… дай… таблетку… – рухнула я на четвереньки, глубоко дыша.
– Яна, что случилось? Тебе опять плохо? Что с тобой? Атаки?– Мама подскочила, опустилась рядом, вглядывалась в моё лицо.
Слёзы полились вместо слов. Паническая атака не отпускала, а мне так хотелось, чтобы это быстрее прекратилось.
Мама обняла меня, Сонечка прибежала и тоже обхватила за шею, из-за этого я разрыдалась ещё сильнее. Грудь сдавливало так, что, казалось, я вот-вот задохнусь и умру. Бесконтрольная тревога душила и лишь нарастала.
– Сейчас принесу тебе таблетку и воды. Надо показать тебя врачу! – глядя на меня, сдалась мама и пошла за аптечкой.
Папа выглядел обеспокоенным, помог подняться и взял Соню на руки, чтобы она не теребила меня за ногу. Малышка тоже начала хныкать в унисон со мной.
– Пап, я возьму ноутбук, телефон потеряла, нужно одному человеку написать срочно.
Папа без вопросов принёс ноутбук и занял игрой Соню. Я приняла таблетку, мама всё лезла с расспросами, что случилось, но я молчала. Ждала, когда меня отпустит.
Можно было догадаться, что Инга не успокоится, пока я не прекращу общаться с Тимом, но я совершенно не ожидала такого подлого поступка. Я открыла переписку с Тимом.
«Что за тупой подкат, Клячик?»
«Неужели ты не понял, что тебе со мной ничего не светит?»
«Где я, а где ты?»
«У тебя нет никаких шансов!»
«Не пиши мне больше».
От каждого сообщения становилось только больнее, как будто меня били слова. Я вытащила Тима из чёрного списка (ЧС), куда его добавила Инга.
«Тим, прости. Это всё неправда. Это написала Инга. Мой телефон у неё остался, я пишу с папиного ноутбука, поэтому пока без связи».
Ответил он тут же, и у меня камень с души свалился, что он не добавил меня в ЧС.
«Я так и подумал, что это не ты. У тебя всё нормально? Давай завтра после уроков поговорим?»
«Всё хорошо. Давай».
Отдала папе ноутбук, почувствовала, что от таблетки меня клонит в сон. Предупредила маму, что иду спать, и легла в кровать. Может, мне снилось, или я ещё не уснула и слышала, как приходила Инга, как просила меня разбудить, но мама была настойчива и сказала, что любое дело лучше решать утром на свежую голову.
Глава 7. Шанс
Мне не приснилось, утром телефон лежал рядом со мной.
От Инги была тонна сообщений, но я не потрудилась их открыть. Не могла простить её. Но перед первым уроком она поджидала около моего класса, окликнула, подбежала, схватила за рукав:
– Ян! Яна! – теребила меня. – Прости меня! Выслушай, пожалуйста!
Вчера в таком же отчаянии, как она сейчас, я умоляла ничего не писать Тиму от моего имени, но она меня проигнорировала.
– Отпусти, – потянула я свой рукав на себя.
– Ян, и что?! Ты и разговаривать со мной теперь не будешь? – хмурилась она, но рукав отпустила.
Инга порылась в рюкзаке и достала мою тетрадь по истории с недописанным эссе:
– Ты забыла вчера.
Я молча забрала тетрадь и развернулась к классу.
– Неужели он сто́ит того, чтобы перечеркнуть нашу дружбу?!
Я не ответила. Может, и не стоит, но подобные поступки способны перечеркнуть всё.
Тим не улыбнулся, когда я невзначай бросила на него взгляд, но смотрел пристально, видимо, ждал моего появления.
На большой перемене мы по нашей традиции всегда брали с Ингой по чаю с пирожком и стояли у подоконника или сидели в дальнем углу в столовой. Сегодня я не пошла туда, не хотела встречаться с Ингой, и стояла в коридоре перед кабинетом алгебры. Ко мне подошла Галочка:
– О, Ян, ты же всегда в столовой торчишь на большой перемене? Вы с Догушевой поссорились или она заболела?
– Это я заболела.
Галочке главное не давать повода для сплетен, она ими, кажется, питалась. Но в целом она человек неплохой, мы с ней сидели уже почти два года и никогда не ссорились. На уроках выручали друг друга по мере возможностей, но и не дружили, хоть она и пыталась каждый день выудить из меня хоть какую-то информацию. Сплетни я не любила, старалась сразу переводить тему, но порой Галочку настолько распирало, что часть информации до меня долетала.
– А что пришла тогда? – наседала соседка по парте.
– Я не заразная, просто голова болит, – соврала я.
– У-у-у, – вытянула лицо Галочка. – А сейчас очередную ВПР решать будем. Хочешь, я у девчонок поспрашиваю, может, обезбол у кого есть?
– Не надо, – отмахнулась я.
– А хочешь новость?
Галочка приблизилась, меня сразу обдало ароматом духов с персиковой базой, нотами жасмина и корицы. Не Галочкин аромат, ей бы свежести больше подошло, дерзости. Она рыженькая, ей нужен цитрус, жасмин слишком сладкий.
– Жуков с Маринкой теперь встречаются!
– Кто такой Жуков?
Марина Коновалова, видимо, из нашего класса, а фамилия Жуков мне ни о чём не говорила.
– Экономист, Дима Жуков, из «В». Представляешь, они целовались прямо в атриуме на перемене! Весь чат гудит теперь, их поцелуй обсуждают. Тебя с Ковалёвым, конечно, не забыли ещё, – усмехнулась она и ждала от меня реакции. Но не дождалась.
Я уже свыклась, что нас с Ильёй после дискотеки обсудили вдоль и поперёк. Хоть общий чат параллели я не читала и даже вышла из него, но новости оттуда узнавала от Галочки.
Объяснения не помогли, Жукова я не знала, да и новость из прострации меня не вывела. Целовались и целовались. Хотя в стенах гимназии лучше не светиться, здесь камеры на каждом шагу, могут придраться и понизить рейтинг.
– Кстати, а Догушева твоя где?
– Здесь я! – налетела сзади Инга. Швырнула свой рюкзак на подоконник так, что стеклопакеты затряслись, схватила меня за плечи и встала прямо напротив. Она будто бежала и немного запыхалась. – Янка, если ты со мной не поговоришь, я кого-нибудь убью, и этот труп будет на твоей совести!
– Что ты хочешь от меня услышать? – равнодушно посмотрела я на неё.
– Что ты на меня не обижаешься, что ты меня простила, и мы с тобой по-прежнему подруги!
Я покосилась на Галочку, та с широко раскрытыми глазами внимала нашему разговору, впитывала каждое слово.
– Знаешь, вчера хотела тебе сказать одну вещь, но не успела, – вдруг вспомнила я. Не стала говорить, потому что знала: это может ранить Ингу, зато, возможно, именно после этого примера она меня поймёт. – Я вчера представила, что родители вдруг запретили мне с тобой дружить. Я бы всё равно продолжила. Потому что мы друзья, и мне нравится с тобой общаться, пусть даже ты не нравишься самым близким для меня людям.
Инга всё поняла, ведь прошла через это. Бывшие лучшие подружки Инги, Дина и Оля, как раз и перестали с ней общаться, потому что мама Дины настроила дочь против Инги. У их матерей вышел скандал на работе. Мать Инги переманила к себе хорошего клиента у матери Дины, и ценой стала дружба девочек. У Инги глаза наполнились слезами, она сглотнула:
– Ян, прости! Я обещаю, что больше ни слова плохого про него не скажу. Хочешь, я извинюсь перед ним за всё, что понаписала?! – Инга тоже покосилась на Галочку, которая и не думала отходить от нас, поэтому и не называла никаких имён. – Если я извинюсь, ты простишь меня?
– Не знаю, – я опустила глаза, не готовая пока простить.
В этот момент наш класс стал подтягиваться к кабинету, да и другие ребята возвращались из столовой, стало очень шумно. Приближался урок. Учительница открыла кабинет, и мы с Галочкой поплелись в класс.
Я подумала, что сто́ит сказать Инге, как мне тоже нелегко было принять её выбор. Ни один из её парней не казался мне достойным её. Но ведь она за что-то их любила, значит, считала достойными, поэтому я и молчала.
Инга явно чувствовала себя виноватой. После уроков она нашла меня в раздевалке и хотела поговорить по дороге из гимназии. Только мы ведь договорись встретиться с Тимом. Он меня уже караулил на улице, чуть дальше от входа, и, когда я вышла, окликнул.
Но Инга подскочила к нему быстрее меня:
– Тимофей, привет!
– Привет, – нахмурился и немного напрягся он. Потом перевёл взгляд с немым вопросом на меня.
– Я эту кашу заварила, мне и расхлёбывать! – встряла Инга. – Вышел лютый кринж, и я всему виной! Тимофей, это я вчера от лица Яны писала и закинула тебя в ЧС. Прости меня! Я очень сильно раскаиваюсь.
Тим удивлённо вскинул брови, он, похоже, ожидал продолжения оскорблений, а вместо этого услышал извинения:
– Оке-е-ей, – потянул он.
– Ты правда не обижаешься? – уточнила Инга.
– Правда, – кивнул он, но снова посмотрел на меня. – Ян, предложение поговорить ещё в силе…
Но Инга его перебила:
– Ян, если даже Кля… – осеклась она. – Тимофей меня простил. Ты же простишь? Мир?
– Я подумаю…
– Напиши мне, плиз, – она посмотрела на меня, затем на Тима.
В воздухе повисла неловкость, и Инга попрощалась и ушла. Догадалась оставить нас одних. Мы молча вышли за ворота школы и неспеша тащились к моему дому. С чего начать разговор, я не знала, Тим тоже не нарушал тишину.
– Что думаешь? – наконец выдавила я. – Тебе, наверное, обидно было такое прочитать?
– Я был готов и к такому развитию событий, когда рискнул написать тебе, так что не обиделся.
– Рили? Ты думал, я тебя пошлю, когда скинул видео? – а вот я была в шоке.
– Да! Думал, что у меня никаких шансов с тобой замутить, и получу в ответ что-то в этом духе.
– Ты же написал, что догадывался, что это не я.
– Так это было до того, как мы встретились и пообщались в реале. Ян… – он вдруг остановился прямо передо мной и смотрел какое-то время в глаза. – Ты мне нравишься! Скажи, есть у меня хоть маленький шанс стать тебе кем-то бо́льшим, чем просто друг? Ведь Инга не просто так это написала, был ведь какой-то контекст, разговор между вами. Если шансов нет, то я хочу услышать это от тебя и, обещаю, больше не буду тебя доставать.
Тим был искренен и серьёзен, и мне он правда нравился.
– Всё, что писала Инга неправда. Ты просто чем-то ей не угодил. И… – я не знала, как сформулировать фразу, не упоминая, что он мне нравится. Чуть улыбнулась. – У тебя есть все шансы.
Тим выдохнул и улыбнулся, и я боялась, что он даже полезет целоваться, чтобы закрепить свой успех. Но он взял край моего шарфа в руку и освободил дорогу. Мы шли рядом, но гораздо ближе, чем до этого. Он держал край шарфа, словно мою руку и мотал им вперёд и назад.
– Ты же простишь Ингу? – неожиданно спросил он.
И если с утра я думала, что никогда не смогу простить подругу за подобный поступок, то после того, как Тим так легко к этому отнёсся, вчерашнее перестало казаться такой уж катастрофой.
– Пока не знаю. Наверное, да. Инга для меня самый близкий человек.
– Пару лет назад мы с моим лучшим другом сильно подрались, серьёзно так. И вот, хоть убей, сейчас не вспомню причину. Помню драку, и тогда думал, что в жизни больше никогда с ним дружить не буду. Почему-то мы помним ссоры, собственную обиду и злость, но забываем причину.
– А потом помирились?
– Ага. Через два дня уже забылось всё. Ржали ещё друг над другом на тренировке: «Кто это тебя так отделал?» – «Придурок один, но я ему тоже нос разбил», – подыграл Тим. – Да мы и сейчас, кстати, тоже спорим часто, и это нормально. Чем ближе люди, тем больше у них тёрок и возникает.
– Это неправильно, – я никак не могла согласиться с Тимом. – Чем ближе люди, тем они должны быть больше схожи во мнениях, подстраиваться друг под друга, уступать. Между близкими вообще не должно быть ссор!
– Ты сама говоришь «уступать», «подстраиваться»! Это уже один прогибается под другого, в ущерб своим интересам. А если не уступать? Может, твои интересы важнее?!
– Ради близкого человека можно и уступить.
– Всем ли?! И всегда ли? – Тим посмотрел на меня и чуть усмехнулся. – Да и с близкими людьми слишком много общей территории, площади соприкосновения, поэтому на ней и возникают постоянные тёрки. И иногда надо всё-таки отстаивать то, что тебе важно, близкие поймут! Им нужно это знать!
– У нас и с одноклассниками порой возникают тёрки, но не все же близкие люди.
– Но чем важнее для тебя человек, тем важнее для тебя его, не знаю… благополучие. К примеру, какой-нибудь Захарченко подойдёт и попросит твой шарф потаскать. И будет послан далеко и надолго. А если Инга у тебя попросит шарф? Это уже будет иметь для тебя значение, и если Захарченко так никогда не сделает, то от Инги такого можно ожидать хоть каждый день.
– И мне не жалко для Инги шарф. Мне для неё вообще ничего не жалко.
Мы уже давно стояли около моего подъезда, но не расходились. Тим смотрел на меня. Было видно, что ему не терпится высказаться, и он раздумывал, стоит ли озвучивать мнение или нет, но потом прищурился и выдал:
– А если это будет не шарф? Ведь вчера ты ей не уступила.
Глава 8. Сломанная психика
Когда мы разошлись, я никак не могла выкинуть из головы наш разговор с Тимом: мысленно всё ещё с ним спорила, приводила аргументы. Мне казалось, он хотел сказать мне что-то важное, но не стал.
Из раздумий меня вывела мама:
– Яна, собирайся! Мы сейчас к Михаилу Захаровичу едем. Он сегодня до пяти в больнице будет.
– Мам, мне уже получше. Это был просто однократный срыв. Может, не нужно?
– Вот чтобы таких срывов больше не было, и поедем.
Михаил Захарович – это психиатр в психоневрологическом отделении детской городской больницы. Ему уже было под пятьдесят, но выглядел он очень хорошо: добрый и позитивный дядька с проницательным взглядом и спокойным голосом, всегда умел расположить к себе и действительно радел за детскую психику, особенно за подростковую.
Когда я лежала в больнице, мне нравилось, когда Михаил Захарович приходил и говорил по душам. Его рассказы о суицидах и селфхарме порой пробирали до дрожи, ведь за словами стояли реальные случаи. Звучали истории страшно, но психиатр преподносил всё так, что появлялась надежда у тех, кто к нему попадал. Казалось, что всегда всё можно исправить. Его девиз, который прочно завис в голове после его рассказов: «Проживи ещё один день!».
Брошюра с его статьёй и этим девизом до сих пор лежала где-то в недрах стола. Суть статьи заключалась в одной фразе: когда настолько плохо, что стоишь на краю пропасти, нужно просто прожить ещё хотя бы один день.
Соню некуда было деть, поэтому мы отправились в больницу втроём. В коридорах со светло-зелёными стенами на меня сразу напали флешбэки, сердце начало сжиматься.
За последний год кабинет Михаила Захаровича практически не изменился, как и сам доктор. Мама с Соней остались в холле больницы, поэтому я зашла одна.
– Яна, привет! – улыбнулся врач. – Как жизнь без таблеток? Скоро уже будет год без них.
– Здравствуйте, Михаил Захарович! Жизнь стала намного ярче.
Он одобрительно кивнул.
– Что случилось вчера? Твоя мама за тебя испугалась.
– Небольшая истерика, но сегодня всё хорошо.
– Видимо, случилось что-то плохое для тебя. По шкале от нуля до десяти насколько ты бы оценила силу эмоций? Ты помнишь: ноль – даже не касается тебя, десять – твоя личная катастрофа.
– Наверное, на восемь, но в какой-то момент я поняла, что ничего не могу сделать, и меня словно выключило в ноль, а по дороге домой накрыла паничка.
Михаил Захарович снова одобрительно кивнул. Задал ещё несколько обыденных вопросов про общее состояние: сон, аппетит, настроение. Потом спросил про оценки, экзамены, учёбу, друзей и отношения с противоположным полом. Следом откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев ладоней, будто держал невидимый треугольник в руках (он постоянно так делал).
– Думаю дать тебе лёгкие седативные, даже не столько из-за срыва, сколько по причине весны. У тебя впереди экзамены. Стресс, напряжение будут нарастать. Уже сейчас ко мне попадают твои ровесники с истощённой нервной системой и депрессиями. Учёба не щадит самых ответственных из вас. И вообще, не люблю весну. Что ни весна, то весна безумия! – он снял очки и потёр переносицу.
– А можно я пока не буду их пить? – умоляла я. – Просто с таблетками я не чувствую себя живой.
– А какой себя чувствуешь?
– Тормозом. Я и так торможу, а под ними будто замороженная, что ли. Мне хорошо и спокойно, но я словно с закрытыми глазами живу.
– Давай так, я выпишу тебе рецепт, пока не пей, но пообещай, что сходишь к психологу, либо к нашему, либо к школьному.
– Зачем?! – удивилась я. – У меня и запроса-то нет. Всё хорошо у меня.
– Как тебе запрос, экологично переживать стресс? Я помню, твоей реакцией раньше был ступор, сейчас так же?
– Да, я по-прежнему впадаю в ступор, – вздохнула я и опустила глаза.
Михаил Захарович словно мысли читал. Он взял бланк для рецепта, заполнил его, поставил печать и протянул мне:
– Пусть будет у тебя. Весна близко, – и подмигнул. – И через месяцок где-то напиши обязательно, как самочувствие и как сходила к психологу.
Когда я спустилась в холл, мама оставила мне Сонечку, а сама поднялась к Михаилу Захаровичу. Вернулась быстро, задумчивая и немного грустная, но мне ничего не рассказала. Может, отдать рецепт на седативные ей? Слишком уж она у меня тревожная.
Мне вдруг стало стыдно, что я вчера разревелась при маме и так перепугала её.
Как говорил Михаил Захарович: «Покажите мне хоть одного ребёнка со здоровой психикой, и я пожму руку его родителям». Именно его заслуга в том, что, выходя из больницы, принимая антидепрессанты, посещая психолога, я не чувствовала себя психом и не жила с ощущением, что со мной что-то не так. Михаил Захарович специально рассказывал нам всякие жуткие истории. Не для того, чтобы запугать, а для того, чтобы показать, как много детей со сломанной психикой, что травма может случиться с каждым, и что главное – мы в этом не виноваты.
А ведь прошло уже пять лет, с тех пор как меня до смерти напугали…
Мне было двенадцать. Как раз весна. Март. Но холодный март, потому что лежал снег, и на голове ещё была шапка с заячьими ушами. Я тогда училась в шестом классе, шла из школы. А дом наш, построенный в виде буквы «П», прямо посередине имел узкую пешеходную арку, через которую мне как раз было удобно подходить к подъезду, располагавшемуся справа.
Только вот в арке всегда было темно, даже в самый солнечный день. И когда я зашла туда, меня вдруг схватили двое парней. Я запомнила, как сильно от них воняло сигаретами и пивом, и сначала даже не поняла, что происходит. Они прижали меня к стене, расстегнули куртку. Но когда один полез руками в трусы, а другой начал шарить под блузкой, меня охватил какой-то звериный ужас, и я впала в ступор. Не шевелилась, не дышала, словно мёртвая. Они глумились, хохотали и обдавали меня запахом пива и горячим дыханием, сопели и толкались. Облапав всё моё тело и не обнаружив признаков половозрелости, лишь разочарованно вытолкали растрёпанную и полураздетую из арки, крикнув напоследок:
– Сиськи отрастишь, мы тебя найдём!
Как оказалась дома, я и не помнила. Но после этого случая со мной начали происходить странные вещи. Не было и речи о том, чтобы я могла теперь пройти сквозь арку. Я бы, наверное, не пошла сквозь неё даже под дулом пистолета. Стала обходить дом с другой стороны. И даже при взгляде на арку, не могла пошевелиться, дыхание перехватывало, а сердце замирало.
Затем появился сковывающий страх темноты. Я вскрикивала по ночам, металась по квартире и везде включала свет. Меня охватывал ужас во мгле. Стала спать только с ночником.
Я постоянно принюхивалась ко всему, везде мерещился запах пива и сигарет. Моё обоняние работало, наверное, на двести процентов, настолько остро я стала чувствовать запахи.
Со временем меня пугало всё больше и больше вещей: старшеклассники в школе, полутёмные коридоры. Затем я стала бояться контрольных, проверочных работ. Меня сковывал такой же звериный ужас, как и при виде арки. Бросало в пот, сбивалось дыхание, и сердце быстро-быстро билось, казалось, ещё секунда – и я задохнусь, умру.
За год моя тревога переросла в панические атаки, которые раз за разом становились всё сильнее. И я не понимала, что со мной происходит, это вселяло ещё большую тревогу.
В четырнадцать, когда моё тело повзрослело, стало настолько страшно, что я отказалась выходить из дома. Мне мерещились глумливые голоса тех парней в голове. Всё время казалось, что они прямо за спиной, они нашли меня. Я начала думать, что схожу с ума.
Родители отводили меня, как маленькую, в гимназию, пока однажды я не стала падать в обмороки.
Так я и оказалась в психоневрологическом отделении детской больницы. Мне почему-то поставили диагноз посттравматическое стрессовое расстройство. Сначала меня лечили транквилизаторами, потом начались сеансы с психологом, и параллельно почти три года антидепрессантов. Потребовался, наверное, год, чтобы подобрать нужный препарат, но зато за это время я пришла в норму и полностью избавилась от панических атак. Потом постепенно снижала дозу лекарств, и в прошлом мае совсем ушла от антидепрессантов.
Я никому ничего не рассказывала, даже Инге. Мне было стыдно и страшно. И я чувствовала вину, ведь наверняка бы начались вопросы типа: «Почему ты не кричала? Почему не отбивалась?».
Сама задавала себе эти вопросы сотни раз и не находила ответа. Страх будто парализовал меня тогда, и я не сопротивлялась. Позже мой мозг выдал историю, за которую я уцепилась, как за спасательный круг. Верила в неё, будто это было правдой, и рассказывала всем, что в этой арке когда-то убили маленькую девочку, и поэтому я боялась там ходить. Хотя доля правды в выдуманной истории была, мне казалось, в этой арке действительно убили маленькую девочку внутри меня.
Сейчас я уже подкована в теории, перечитала после больницы кучу информации про панические атаки и про ПТСР. В то время как раз и осознала, что ПА меня не убьёт, а когда знаешь врага в лицо, его легче победить.
Целый год после больницы ходила к психологу, мы разобрали мою тревогу на атомы. Меня заставляли её рисовать, лепить, писать тревоге письма. Я помню, рисовала большого чёрного паука. Хоть пауков я не боялась, но моя тревога выглядела именно так. Паук всегда напрыгивал на меня и начинал заматывать в паутину. Каждый раз я задыхалась и мысленно готовилась к смерти. Но когда нарисовала его, вылепила, честно спросила, от чего паук хочет меня уберечь, то заметила, что ПА становились всё реже и слабее. Я научилась смотреть своему пауку прямо в лицо.
Самым сложным оказалось избавиться от страха запахов. Я до смерти боялась душка пива. И врач даже однажды принесла на приём бутылку тёмного. Психолог в больнице заставляла меня нюхать и даже пить пиво! Оказалось, что этот напиток хоть и мерзкий на вкус и запах, но меня не убил. И постепенно я перестала его бояться, но обострённое обоняние так и не притупилось.
Глава 9. Примирение
– Мам, больше такого не повторится, – пообещала я.
Мне стало стыдно за вчерашнюю истерику: мама была такая молчаливая и грустная.
– Яночка, ты всегда можешь рассказать мне всё, что тебя тревожит.
«Чтобы и ты тревожилась?» – мысленно ответила я.
Мама и без меня нервная, постоянно беспокоится обо всём подряд. Поэтому я миллион раз подумаю, прежде чем рассказать ей что-то. И обычно редко делюсь проблемами. Если мне нужно было выговориться, я отправлялась к подруге.
Инга между делом периодически напоминала о себе. Но, пока я была в больнице и ехала с мамой обратно, не читала сообщений.
Дома мне проходу не давала Сонечка – у неё, видимо, случился приступ сестринской любви, и малявка основательно на меня наседала. И после прочтения «Колобков» я всё-таки открыла тонну сообщений от Инги. Вчерашние простыни текста и голосовых я пролистала, открыла лишь последнее:
«Яна, хватит меня игнорить!»
Написала ей:
«Я здесь, раньше не могла ответить».
«Прости меня! Прости! Прости!»
Инга начала закидывать меня извиняющимся и слезливыми стикерами, как будто от их количества зависело моё прощение.
И чтобы прекратить этот поток спама, я написала ей: «Хорошо! Прощаю!»
Стикеры тут же сменились на радостно-прыгающих.
«Гоу ко мне! Придёшь?»
И если вчера я думала, что навсегда отгородилась от Инги, то сейчас всё стало вдруг привычно, обыденно. И я правда соскучилась. Написала, что зайду. Да и вечером нам вместе идти в кванториум: ей на робототехнику, мне на химию. Время поговорить было, а уроки планировала сделать перед сном.
Из-за выглянувшего солнца и весело тренькающих синичек мне показалось, что на улицу уже стучится весна. Я в поездке вспотела в зимней куртке, поэтому сменила пуховик на свой любимый весенний плащ. Но солнце наглым образом меня обмануло: оно грело лишь сквозь стекло, а на улице холодный ветер пробирался под полы плаща. Грел меня лишь васильковый шарф, но всё равно, пока дошла до Инги, поняла, что продрогла.
Инга жила в старом доме, на пятом этаже в двухкомнатной квартире. И не успела я подняться даже на третий этаж, как мне прилетело сообщение от Тима:
«Пойдём гулять?»
«Не могу, у меня химия сегодня».
«Во сколько? Хотя бы ненадолго. Я тоже на треню в полшестого уеду».
«В шесть, но я не смогу сегодня».
И Тим перестал отвечать. Неужели обиделся?! Но уже перед дверью Инги прислал мне как ни в чём не бывало видео:
«Зацени кавер. Очень крутой! А завтра после школы погуляем?»
«Позже гляну. Завтра свободна)»
«Буду ждать после школы. Не убегай))»
И я позвонила в дверь Инги. Подруга кинулась обниматься, будто мы не виделись вечность. Потом усмехнулась:
– О, плащ могильщика!
– Отстань! – рассмеялась я.
Это был длинный прямой чёрный плащ почти до середины щиколотки, но у Инги почему-то возникла с ним странная ассоциация. Подруга прозвала его «плащом могильщика».
– Слушай, а давай мы тебя в чёрный покрасим? – она чуть отошла, примеряя на меня образ. – Вообще топчик будешь, круче Венсдей!
– Мне и так неплохо, – пристроила я плащ на вешалку и пошла на кухню.
Мне срочно нужен был горячий чай. А у Инги на плите как раз подвывал чайник. Я по-хозяйски взяла кружку, пакетик чая и залила кипятком.
– Я так хочу загладить свою вину, – Инга подставила свою кружку рядом. – Всё что угодно!
– Расстанься с Дождиком, – я покосилась на Ингу, проверяя её реакцию.
Я пошутила и не хотела их разлучать, но, видимо, червь обиды заставил меня отплатить подруге той же монетой, чтобы она почувствовала, как это неприятно.
Но Инга восприняла мои слова всерьёз. Она нахмурилась, отвернулась и села за стол, насыпая в кружку сахар и нервно его размешивая. Так стучала о стенки кружки ложкой, казалось, чашка вот-вот расколется. Инга подняла глаза и совершенно серьёзно спросила:
– Ян, ты же со мной так не поступишь?
Я поджала губы и покачала головой. И Инга прекрасно знала, что не поступлю, но всё равно я тихо добавила:
– А ты поступила.
– Блин, прости! Я уже миллион раз пожалела об этом! Ты меня знаешь, я сначала говорю и делаю, а потом только думаю, – поморщилась она. – Я вообще всю ночь не спала, мне так плохо было. Думала, умру, если ты со мной не будешь теперь общаться.
– Проехали, – осторожненько потянула я горячий чай, и внутри стало тепло.
Тепло и привычно. Я простила подругу легко и просто, в один момент. Знала, что Инга бывает импульсивной. И раз Тим простил её, хотя это ему она писала гадости, я уж тем более обязана.
Последний месяц я часто ночевала у Инги, мы вместе делали уроки, смотрели фильмы. Я скучала по дому и семье, но знала, что и Инга – часть моей личной семьи. Здесь тоже был мой дом, где всегда рады.
– Ян, я обещаю больше не наговаривать на Клячика, но… Он правда твой краш?
Я кивнула и почувствовала приливший к щекам жар. А может, это всего лишь чай.
– Как же тебя угораздило! – она цокнула и вздохнула. – Чем он тебя зацепил? Может, я чего-то не понимаю.
– Запах! От него обалденно пахнет, – вновь смутилась я.
– О, точняк! Теперь всё встало на свои места, – улыбнулась Инга. – Как я могла забыть, что ты у нас нюхач! Слушай, а чем пахнет от Дождика? – заинтересовалась она.
– Его ядрёной туалетной водой, спиртом и чернилами, – вспомнила я резкие запахи в кабинете.
– А я тащусь от его туалетной воды, – Инга мечтательно заулыбалась и подошла к окну: – Ого! Интересно, к кому это приехали на такой тачке.
Мне тоже стало любопытно. Около подъезда стоял чёрный джип. Трое крепких мужчин и один невысокий вышли из машины и направились к дому.
– Давай посмотрим к кому, – Инга метнулась в коридор.
– У них вид не очень-то дружелюбный. Может, ну их?
– Тс-с-с… – Инга натянула пуховик и почти бесшумно приоткрыла дверь, прислушиваясь к голосам.
Мне ничего не оставалось, кроме как одеться и последовать на ней. Также аккуратно подруга закрыла дверь и подошла к перилам, заглянула вниз:
– На втором или третьем остановились.
Дверь ниже открылась, послышалась какая-то возня.
– Блин, кажется, они Артёма бьют!
И Инга быстро начала спускаться:
– Инга, с ума сошла?! Хочешь, чтобы и нас побили? Давай хоть полицию вызовем! – Но я поспешила за подругой.
Она остановилась на один пролёт выше лестничной площадки, за дверью слышались мужские голоса.
Инга подкралась к двери, припала ухом и слушала. Разговаривали громко и, видимо, стояли в коридоре. И, когда я спустилась вслед за Ингой на лестничную площадку, даже не прижимаясь к двери, услышала:
– Артём, я знаю, что она у тебя!
– Да не знаю я, где она! Всё обыскал! Не было ничего! Хотите, сами ищите!
– Ты же знаешь, что меня нельзя обмануть! А сломанными пальцами о-о-очень сложно программировать. Совсем недавно нашёлся почтовый работник, и он даже спустя такое время вспомнил, что твоя мать отправляла пирамидку в посылке. Кому, если не тебе? Она же постоянно тебе писала!
– Что вы от меня хотите?! Мне было девять! Я вам показывал уже всё, что она прислала! Ай, нет! Отпустите! – Артём заорал и следом: – Ладно! Ладно! Я скажу! На крыше она! Спрятана! Под чердачным домиком! Слева! Там выемка и нет кирпича.
– Вот и молодец! А теперь сходи и принеси.
Я дёрнулась и схватила Ингу за рукав. Мы через две ступеньки перепрыгивали и неслись наверх. Но Инга не завернула в квартиру, а полезла по лестнице на крышу.
– Совсем с ума сошла?! Хочешь, чтобы нас убили?
– Мы их опередим, – Инга уже разматывала проволоку, на которую был закрыт люк от крыши.
Открыла и полезла наверх. Моё сердце в панике билось в груди. Хотелось спрятаться в квартире, но ключи остались у Инги. Деваться было некуда. Поэтому, почти не раздумывая, я поспешила за подругой, но зацепилась рукой за острый край люка, разрезала ладонь по центру. Руку прострелило от боли, но я лишь зажала ладонь в кулак и выбралась на крышу. Здесь ещё лежал снег, и солнце сразу ослепило.
Инга уже обшаривала чердачный домик со всех сторон, влезла рукой по самое плечо под крышу:
– О, кажется, нашла, – и выудила треугольную пирамидку.
На вид эта штуковина была сделана из кожи и выкрашена позолотой. На её гранях были выгравированы разными цветами животные, инкрустированные мелкими камнями. Инга покрутила пирамидку в руках, потрясла, примеряя вес в руках.
– Тяжеленная!
И передала мне, чтобы я оценила. Пирамидка показалась мне тёплой и действительно очень тяжёлой для такого размера. Но не успела я её даже рассмотреть, как послышались голоса и в люке показалась голова одного из крепких мужиков. Мне ничего не оставалось, кроме как сунуть пирамидку в карман. Спрятаться мы так и не успели, нас заметили.
Глава 10. Находка
На крышу влезли трое: два мужика и Артём. У последнего кровоточила скула. Увидев Ингу, он поморщился, как от зубной боли. Они встретились глазами, и Артём помрачнел ещё больше.
Меня потряхивало. Рана щипала. Я чувствовала, как сочится тёплыми струйками кровь, но сжимала в дрожащей руке пирамидку. В какой-то момент мне показалось, что из этой штуки что-то выскользнуло или это так кровь хлынула по пальцам. Но когда ощупывала пирамидку, я не находила на ощупь краёв: она оставалась цельной и полой внутри.
– Вы что, девчонки, заблудились? – спросил один из мужиков.
– Мы уже уходим, – с невинным видом ответила Инга и двинулась к люку.
– Стоп! Ты знаешь этих девах? – обратился другой к Артёму.
– Впервые вижу, – безразлично отвернулся тот. – Небось закладчицы, они тут часто лазят. Чердак не закрывается.
– Ну-ка, девчули, вывернули карманы! – потребовал первый. – И идите, куда хотите.
– С какой это стати?! – ощетинилась Инга.
А у меня сердце ухало уже где-то под горлом.
– А может, девчулям больше нравится, когда их обыскивают, – плотоядно смотрел на Ингу второй.
– Девчонки, не спорьте, – вдруг покачал головой Артём.
Но он же не знал, что пирамидка лежала у меня в кармане. Артём тем временем подошёл к чердачному домику, запустил руку в углубление, и, нахмурившись, глянул на Ингу, устало вздохнул:
– Отдавай!
– У меня ничего нет, – Инга демонстративно вывернула карманы.
– И внутренние!
У Инги в руках были только ключи. Мужики перевели взгляд на меня, и я чувствовала, что сейчас грохнусь в обморок. Отдавать пирамидку бандитам не хотелось, но убежать тоже не было никаких шансов, если только спрыгнуть с крыши. А если отдам, что им нужно, может, повезёт, и они нас не убьют. Сердце билось уже где-то в пятках, я боялась пошевелиться. Кое-как обтёрла пирамидку от крови внутри кармана и трясущимися руками вытащила, переложив в левую ладонь:
– Мы нашли это.
– Вот и умнички, – добродушно сказал первый и забрал пирамидку, кивнул второму и Артёму.
Интерес к нам у них сразу пропал. И я выдохнула, когда они спустились в люк. Когда голоса стихли, Инга проговорила:
– Надо было не отдавать.
– И куда бы я её спрятала?! Дурацкая была затея, сюда лезть! – я сердилась на себя и на Ингу, ещё и рука болела. – Скажи спасибо, что они нас с этой крыши не спустили головой вниз!
Мы вернулись в квартиру. Инга щедро полила мне руку перекисью. Вся моя ладонь шипела и пенилась минут десять. Затем подруга крепко замотала рану бинтом. Порез оказался неглубоким, но крови было так много, и она никак не переставала сочиться, что меня замутило. А я ещё и в мед собиралась. Рука болела, кожу щипало, и я постоянно морщилась. Мы больше не выходили из квартиры, но смотрели в окно на джип.
– Как думаешь, они убьют Артёма? Может, всё-таки полицию вызовем? – меня не покидало беспокойство.
– Пока не будем. Сейчас уедут, сходим к нему, – хмурилась Инга и грызла ноготь.
Уехали бандиты спустя пятнадцать минут. Мы тут же сбежали на третий этаж и нервно затрезвонили в квартиру Артёма. К нашему облегчению, он быстро открыл. Артём и в обычной жизни хмурый и нелюдимый, а сейчас был мрачен, как сама смерть. Нам не бандитов нужно было бояться, а его гневного взгляда. Огляделся по сторонам и втащил нас в квартиру.
– Инга, ты больная?! Куда вы попёрлись? – отчитывал он нас.
– Я услышала случайно разговор за дверью и решила проверить. Я думала, мы успеем, – оправдывалась она. – Кто эти люди, что это за штука?
– Так, – махнул Артём рукой и ушёл в сторону кухни. – Память от мамы. Заходите!
– Расскажешь? – попросила Инга, разулась и пошла за ним. – Ты как сам? Может, тебе помощь нужна?
Я стояла в коридоре, как мебель, но вдруг нащупала в кармане небольшие шарики размером с крупную вишню. Вытащила один. Он был лиловый, гладкий, полупрозрачный, казалось, что внутри него что-то искрится. В груди словно заныло, появился лёгкий трепет.
– Ян, ну что ты стоишь?! Иди сюда, – крикнула Инга, и я поспешно спрятала шарик в карман, сняла плащ и прошла на кухню.
Инга второй раз за день заматывала руку бинтом, теперь уже Артёму. Похоже, ему тоже не повезло напороться на острый край люка. Затем она промокнула вату спиртом и приложила к разбитой скуле парня. Артём зашипел.
– Ой, ну будь уже мужиком, – усмехнулась Инга, но подула ему на рану.
Его губы чуть дрогнули в улыбке:
– А подуй ещё, – и он прикрыл глаза.
Я осторожно присела на свободный стул. У Артёма я была впервые. Кругом царил бардак. Всё было старое, покосившееся, а ещё здесь катастрофически не хватало свежего воздуха. Спёртый, затхлый, старческий запах душил меня. Дом тихо умолял его проветрить.
– Можно я окошко приоткрою? – подала я голос.
– Погоди, я сам, – встал Артём. – Они заедают, рассохлись.
На окнах были деревянные рамы с маленькими форточками, которые, видимо, никогда не открывались, потому что створка поддалась не сразу.
Артём сделал нам чай и по бутерброду с сыром, достал печенье и шоколадку. В гостеприимстве ему не откажешь, хоть он и производил впечатление затворника. А под любопытным расспросом Инги кратко поведал свою историю.
Его мама была спелеологом, часто ездила в экспедиции и всегда присылала ему оттуда письма. Писать старалась постоянно, рассказывая в подробностях, где они были, что случалось с ними. Присылала всегда карты и маршруты, иногда фотографии. Письма сыну для неё были вроде дневника. Артём приходил в восторг от её приключений. И когда ему было девять, она поехала в очередную экспедицию на Алтай. Рассказывала об удивительной находке, похоже, в недрах горы они обнаружили то ли сокровищницу, то ли храм.
Письма приходили обычно сразу пачками, и в последний раз мать прислала Артёму посылку. В ней была эта пирамидка, и мать очень просила сохранить и никому не рассказывать про эту вещь, даже бабушке. Написала, что эта штука нужна будет для исследований.
А потом при очередном спуске в пещеры их экспедицию завалило. Из восьми человек выжил лишь один. Это было аж пятнадцать лет назад. И выживший узнал про Артёма, про письма от матери. Он уже приезжал однажды давно к бабушке Артёма, но та ничего не знала. А недавно этот человек случайно прознал про посылку и заявился к Артёму, требовал отдать письма и найти пирамидку. Сейчас вернулся снова. Артём специально спрятал вещицу на крыше, надеялся, что они пороются в доме и уйдут, но они начали его бить и ломать пальцы.
– Хоть эта штука и память о маме, но жизнь дороже, – вздохнул он. Потом нахмурился и строго посмотрел на Ингу. – Этот Равиль – опасный человек. А у вас вообще мозгов нет, раз попёрлись на крышу.
А я слышала в рассказе Артёма тоску, он явно скучал по матери.
– Неужели никто не организовал спасательную операцию? – заинтересовалась я.
– Там невозможно было что-то сделать, слишком глубоко. Полгоры пришлось бы разобрать.
– Значит, никто больше не добрался до той сокровищницы?
– Получается так, – пожал плечами Артём.
– У тебя же есть карты, маршруты, ты был там? – спросила я.
– Карты есть, но я там не был.
– Но почему?
– Что мне это даст?! Маму этим не вернёшь.
Допив чай, мы с Ингой потопали в гимназию, но история Артёма не давала мне покоя. Как же так, почему он не отправился к месту гибели мамы? Возможно, нашёл бы там какое-никакое успокоение, ведь по нему видно, что он до сих пор горюет.
Я знала Артёма лишь по рассказам Инги. Они были знакомы с детства, но раньше никогда не общались, семь лет разницы – целая пропасть.
Но когда Инге было тринадцать, её мать познакомилась с мужчиной, автомехаником, и вскоре тот начал у них жить. И поначалу всё было хорошо. Отчим Ингу не обижал, пытался наладить контакт, за мамой её красиво ухаживал, да и по дому многое делал. А у Инги была задвижка в комнате, обычный шпингалет, и вот однажды она пришла из школы, а запор снят. Тогда она впервые заподозрила неладное. На вопрос, зачем снял, отчим ответил что-то невнятное, типа ему некуда было складывать запчасти, а у Инги в комнате на полу много места.
Следом отчим действительно начал складывать радиаторы, двигатели, карбюраторы там, похоже, именно тогда Инга и провоняла бензином и машинным маслом, вместе с комнатой. Подруга стала пропадать после уроков у меня – боялась встреч с отчимом.
Достучаться до матери не получалось, та просто не верила в подозрения дочери. Но Инга чувствовала неладное. Рассказывала, что отчим пялился, заходил в комнату без стука, причём будто специально караулил моменты, когда девочка переодевалась. Инга гнала его из комнаты, а тот прикидывался, что не понимает её возмущения. Отвечал одной фразой: «Чего стесняться?! Мы же родственники!»
А потом я как раз попала в больницу, и Инга была вынуждена идти домой после школы. Удивительно, но как раз в это время у них вдруг сломался шпингалет и в ванной. Отчим отпирался, сказал, что резко дёрнул дверь, и задвижка отлетела. И если раньше он всё чинил, то в этот раз как будто специально оттягивал ремонт.
Как-то вечером, когда матери ещё не было, Инга пошла помыть голову. Стояла под душем, когда к ней в ванную ввалился отчим. Она заорала, прикрывалась чем могла, а он стоял и лыбился: «Хватит тебе, мы ж почти родные!» Инга тогда схватила халат матери и выскочила за дверь. Отчим не трогал её, но то, что ввалился, когда она принимала душ, и не вышел, напугало Ингу.
Это была весна. Инге некуда было податься: я в больнице, мать на работе, а она даже обуться забыла, выбежала босиком. Села на лестнице в одном халате на голое тело, на два пролёта ниже, и зарыдала. Там её и застукал Артём, позвал к себе. И Инга выбрала из двух зол меньшее: «Лучше уж меня изнасилует молодой сосед, чем престарелый отчим».
Но у Артёма не было и мысли обижать Ингу. Тогда он ещё учился на последнем курсе универа, недавно похоронил бабушку. Писал диплом и просто приютил Ингу у себя на несколько дней. Мать сначала не верила Инге, и та стала пропадать у Артёма всё чаще. В итоге пришлось выгнать отчима, потому что Инга поставила условие: либо он живёт в квартире, либо она. С тех пор они и дружили с Артёмом. Хотя Инга всё время ныла, какой он душный моралфаг.
А в прошлом году у Артёма был выездной корпоратив. Так как, работая удалённо, он никого не видел вживую и стеснялся, попросил Ингу съездить с ним. И что-то между ними там произошло. Инга не рассказывала подробностей, отмахнулась, лишь сказала, что Артём там напился, а «пьяный он совсем дурак».
Глава 11. Каток
После занятий в кванториуме я отправилась домой. Предупредила Ингу, что не останусь у неё сегодня: они вечно задерживались на робототехнике допоздна, а мне нужно было хоть раз в неделю ночевать дома.
За ужином в кругу семьи папа сказал, что на майские праздники взял отпуск и хочет отправиться в горы. Он у меня любил походы, и я отправлялась с ним почти каждый год с десяти лет. Это не альпинизм, в основном туристические маршруты. Ночи в палаточном лагере, еда на костре, горные реки, водопады, снег на вершинах даже летом. А какие там звёзды яркие, кажется, протяни руку – и вот они рядом. С этим ничего не сравнится. Прошлым летом мы ходили на Эльбрус, даже брали с собой Ингу, и она осталась в восторге.
– Я подумал, что летом у тебя экзамены, выпускной, поступление, а в мае ты как раз отвлечёшься от всей суеты. Что думаешь?
– Когда я отказывалась от гор?! – А потом вдруг вспомнила про историю Артёма. – Пап, а может, в этот раз на Алтай?
– Почему бы и нет, я ещё не выбирал маршрут. Но, если хочешь на Алтай, пусть будет Алтай.
– Только аккуратнее там! – напутствовала мама.
Она походы не любила, да и горам предпочитала море.
– Я могу Ингу с нами позвать?
– Хоть двух! – усмехнулся папа.
***
На большой перемене Инга негодовала:
– Решила вчера вечером зайти к Артёму, проверить, как он там. Апельсин ему принесла, а то бледный, как поганка. И он опять загрузил меня своими нотациями. Он, оказывается, видел как-то, как Дождик меня провожал, и заладил, что тот мне не пара. Господи, какой же он душный12… – закатила она глаза. – Умудрённый жизнью социофоб, блин! О нём заботишься, а он мозги трахает.
– И как он?
– Вроде ничего, отошёл. Режим душнилы врубил по полной.
– Значит, идёт на поправку, – усмехнулась я и вспомнила вчерашний разговор с папой. – Кстати, Инга, папа собирается на майские праздники в горы, на Алтай. Гоу с нами?
– О, я всегда за любой движ на природе! Батя у тебя топовый, мне бы такого, – с нотой горечи проговорила она.
Инга в сотый раз открыла телефон:
– Почему мне Дождик не отвечает второй день?
Она открыла их переписку, быстро написала: «Скучаю. Почему не пишешь?» – и отложила телефон экраном вниз. Подпёрла руками подбородок. Выглядела как тоскующий пёс без хозяина.
– Может, обиделся, что в гости его не позвала в последний раз. Меня тянет к нему адски, аж до ломки! Но он здоровый, как шкаф.
Инга приблизилась и зашептала мне на ухо:
– Я как подумаю о сексе, боюсь, что он меня раздавит. И поэтому всё время сливаюсь. Он вроде не форсит, но предлагает остаться у него. К себе я его ещё не приглашала.
Я подавилась чаем, представив подобную картину. На языке вертелась пошлая шуточка, что секс с бодибилдером похож на падающий на тебя шкаф, из которого вываливается маленький ключик.
– Чего ты лыбишься? – похлопала меня по спине Инга.
– Ничего, – откашлявшись, я вновь глотнула чая, чтобы скрыть улыбку. – Я в этих вопросах тебе не советчик. Ну… может, предупреди его, чтобы не раздавил… аккуратнее там… не знаю.
– Нет, говори, что тебя так развеселило! – требовала Инга.
– Ты меня убьёшь, – если я перескажу Инге эту глупую шутку, она же в момент близости вспомнит, и всё у них сорвётся.
Но Инга наседала, и пришлось ей рассказать. Она расхохоталась, но потом уронила лицо в ладони:
– Янка, что же ты наделала?! – но потом вновь зашлась смехом.
А после занятий Тим стоял на том же месте, что и вчера. Увидев меня, заулыбался. Инга рядом вздохнула:
– Всё с вами ясно, пойду-ка я… – и резко развернулась в противоположную сторону.
А мы с Тимом двинулись в сторону моего дома. Вчера я погорячилась, надев плащ, поэтому сегодня вновь вернулась к пуховику.
– Я тут вдруг понял, что в этом году ни разу не катался на коньках. Хочешь составить компанию? – предложил он.
– А я вот тут поняла… – копировала я манеру Тима. – Что первый и последний раз каталась лет в десять. Это будет кринжово.
– Хватит тебе! Это как на велосипеде, один раз научился, почувствовал равновесие, а дальше оно само.
– Я и не говорила, что научилась тогда. Да я и на велосипеде, честно говоря, не очень, – призналась я и поморщилась. – Ты же наверняка знаешь эти мемы про меня от физрука.
Тим хмыкнул:
– Видел пару раз в общем чате. А был ли хоть какой-нибудь спорт в твоей жизни, который очень?
– О, мы с Ингой почти два года ходили на спортивные танцы, и это было круто! Трудно, но мне нравилось! Но потом студия переехала, а на их месте открылся танец живота. Мы туда припёрлись, а там взрослые тётки.
– И всё?!
– Да, с физкультурой у меня швах. Физрук меня троллит каждый урок. Говорит, что я бегаю и прыгаю хуже, чем мешок с картошкой. Называет инвалидом и ставит мне четыре только потому, что я выжила.
Тим засмеялся:
– Если хочешь, я тебе помогу. На коньках и велике уж точно могу научить. Да и прыгать, и бегать. Всё что пожелаешь! – улыбнулся он и добавил: – Если ты не против.
– Если ты готов сгореть от испанского стыда рядом со мной, то я за! – тоже улыбнулась я.
– Тогда жду тебя около «Маяка» через полчаса! Пойдём сгорать со стыда вместе.
Тим проводил меня домой и убежал переодеться.
– Ты сегодня на стиле! – оценила я чёрную водолазку Тима и голубые джинсы. – Под Джобса косишь?
Ему очень шло. Сразу стала заметна его спортивная фигура: широкие плечи, крепкие мускулистые руки.
– Я же обещал быть в чёрном, чтобы мы с тобой хорошо смотрелись, – хмыкнул он.
Но на запястьях были напульсники, теперь чёрные. Тим носил напульсники постоянно, даже в школе, белые, под рубашку.
– А их вообще не снимаешь?
– Не-а. Я без них как без рук!
– Даже спишь в них?
– Иногда да, – улыбнулся он.
В прокате Тим быстро напялил хоккейные коньки. Я же возилась со шнуровкой на фигурных, осторожно затягивая каждую петельку. Скорость не моя сильная сторона. Тим присел рядом и, пока я возилась с одним коньком, помогал мне со вторым, затянул его и спросил:
– Не слишком туго?
– Вроде нет, – поболтала я ногами.
Тим подал руку и помог подняться. Рука у него была горячая, шершавая и мозолистая, а ладонь по сравнению с моей казалась просто огромной.
– Что с рукой? – глянул он на мою забинтованную ладонь.
– Порезалась вчера.
Тим не стал расспрашивать подробности, но держал мою ладошку бережно, как бутон розы.
Стоило выйти на лёд, я поняла, что поход на каток был плохой идеей. Коровы на льду просто фигуристки по сравнению со мной. Хорошо, что людей было немного. Поймать равновесие никак не получалось. Ноги не слушались и всё норовили укатиться вперёд отдельно от моего тела. Голени сводило от напряжения. Каждый шаг давался с трудом, столько сил нужно было приложить, чтобы сдвинуться с места и не упасть. Я чувствовала себя памятником, который заставили встать и пойти. Тим держал меня за руку и, наверное, сгорал от стыда рядом со мной, как я ему и обещала. Хоть я его и предупреждала, всё равно щёки горели.
– Подсогни колени, чтобы слегка вперёд наклониться, так ты не будешь бояться упасть назад. А как поймаешь устойчивость, просто расслабься, и оно само получится, – подсказывал Тим. – Смотри только вперёд, под ноги вообще никогда не смотри. Так тебе будет проще.
Он развернулся ко мне лицом, ехал спиной и подал мне две руки. Так оказалось легче. И я, чуть наклонившись, поймала равновесие, но всё равно каталась очень осторожно. Уже через полчаса от напряжения у меня отваливались ноги, да и левую немного натёрла. Тим заботливо подставлял руки, и я ни разу не упала.
– Чувствую, тебе на сегодня хватит? – с улыбкой заглянул он в лицо.
Видимо, там отразились мои мученические страдания, но я стоически держалась и ни разу не пожаловалась.
– А сейчас будет скорость, согни колени сильнее и расслабься.
Тим объехал меня сзади, положил руки на талию и начал разгоняться, да с такой скоростью, что аж дух захватило: хотелось раскинуть руки и подставить лицо ветру. Тим подкатил меня к выходу с катка, его лоб вспотел, но он дышал ровно, будто и не запыхался. Я бы от такой скорости уже давно выплюнула лёгкие.
После того как мы сняли коньки, я шла на полусогнутых ногах. Тим усмехнулся, но ничего не сказал и до сих пор не выпускал мою руку. А мне вдруг стало стыдно за собственную слабость, что рядом с ним я катаюсь будто инвалид. Возможно, физрук был прав.
– По кофейку? – предложил Тим.
– Можно, – согласилась я, но больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю, и я старалась не смотреть на Тима.
– Что-то не так? – он наклонился и заглянул мне в лицо. – Ноги болят?
– Коньки явно не моё.
– Под конец у тебя нормально стало получаться, ещё пару раз покатаемся, и будешь летать по катку!
Пока Тим покупал кофе, ему кто-то позвонил, он разговаривал серьёзно, но не отходил от меня:
– Сегодня не успею. Давай завтра туда съездим, – он глянул на часы. – Через час буду в зале. Да не кипишуй, всё успеем!
Закончил разговор и виновато глянул на меня:
– Мне на тренировку пора, – протянул мне кофе. – Придётся пить на ходу.
– Спасибо! Ничего. – Я обняла ладонями горячий бумажный стакан.
Тим ничего не сказал мне по поводу звонка, кто это был, на какое место они собрались завтра. Но он не отошёл во время разговора, значит, ничего от меня не скрывал.
– Я тащусь от твоего шарфа, – усмехнулся Тим на улице, глядя, как я обматываюсь.
Концы шарфа доставали мне почти до колен, если учесть, что на шее было два оборота.
– Я сама от него тащусь.
Тим придвинулся вплотную и обмотался одним из концов:
– Мне идёт? – улыбнулся он. Я вновь почувствовала его аромат: терпкий, с горькими нотами орехов, мела и кофе. Аромат кофе прочно вписывался в его образ. Даже немного закружилась голова от такой близости и его запаха.
– Идёт! – выдохнула я.
Тим так и держал меня за руку до самого дома.
– Давай послезавтра опять сходим на каток после уроков? Нужно закрепить твои успехи!
Над словом «успехи» я посмеялась, но согласилась. И до самой квартиры улыбалась отчего-то, как блаженная дурочка.
Глава 12. Мармеладный червячок
Последние дни Инга убивалась, что Джордж ей не пишет. После занятий, пока мы с Тимом были на катке, она к нему отправилась в тату-салон, и я получила от неё сообщение:
«Я вечером у Дождика».
Я ей ответила лишь: «Удачи!»
В воскресенье должна быть городская олимпиада по химии, и наша учительница, Алла Константиновна, давно прислала мне список типовых задач с прошлых олимпиад. Часть я прорешала, но сегодня решила добить их окончательно. В том году зависла над одним заданием, и мне не хватило времени, чтобы доделать последнюю задачу. В итоге лишь четвёртое место.
В этом году Алла Константиновна на меня рассчитывала, и я не хотела её подвести. Но уже через два часа мозг закипел, в животе заурчало. С кухни пахло пережаркой и варёным мясом – мама готовила суп.
– Тебе помочь? – заглянула я на кухню.
– Мне уже Соня тут вовсю помогает, так же хочешь? – улыбнулась мама и кивнула на мелкую.
Соня, вскарабкавшись на стул, таскала с разделочной доски соломку из болгарского перца и, словно шредер, стачивала её. По детскому подбородку текли красные полоски сока. И я тоже стащила пару ломтиков за компанию с сестрой.
– Хочешь, Соню выгуляю? А то она уже перец почти доела.
– Ужас, – обернулась мама и вздохнула. – Я в суп не успеваю добавлять, она уже всё слопала. И это она пообедала уже. Сходите в магазин как раз. Яйца кончились. Молока, хлеба, помидоров нужно купить. А я тесто пока поставлю.
– Сонь, пошли куплю тебе мармеладного червяка. Выберешь самого длинного!
Соня схрумкала последнюю полосочку перца, и мы пошли с ней умываться и одеваться.
Я не очень любила гулять с сестрой, потому что на улице она становилась неуправляемой. Всё время убегала, не слушалась, норовила залезть в мусорку, посчитать зубы у дворовой собаки. У ребёнка напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. И, чтобы она не убежала, я держала её за концы шарфика, как пса на поводке.
В магазине я ходила мимо полок, сверялась со списком в телефоне и накладывала всё в корзину. Соню по-прежнему придерживала за шарф, но, когда проверяла, все ли яйца в клетке целые, мелкая куда-то запропастилась.
Нашла я её около стеллажа с шоколадными батончиками. Она в них ковырялась и, наверное, ей хотелось достать тот, что в самом низу коробки, поэтому остальные она доставала и кидала прямо на пол, приговаривая на весь магазин:
– Акаладка!
– Соня! Быстро клади их в коробку!
– Мамаша, нужно за ребёнком следить, а не в телефоне сидеть, – едко проговорила мне полная женщина лет пятидесяти. Она пошла вдоль стеллажа дальше, бурча себе под нос. – Понарожают, малолетние проститутки.
Я опешила, чуть корзину из рук не выпустила. Горечь обиды душила. Я чувствовала, что ещё чуть-чуть – и расплачусь от внутренней беспомощности. Что я ей сделала?!
Я быстро сгребла все шоколадки в коробку и, резко дёрнув Соню за рукав, потащила к кассе.
– Евяк?! – канючила она, указывая на витрину со сладостями.
– Обойдёшься без червяка! Ты очень плохо себя вела в магазине! – меня давила обида от беспомощности, и из-за этого я ругала Соню.
У неё задрожал подбородок, губы изогнулись дугой – сестра вот-вот готова была заплакать, прямо как я.
– Ладно, куплю тебе червяка, я же обещала, – выдавила я улыбку ради Сони. – Но если ещё хоть раз убежишь от меня в магазине, не то что червяка не куплю, вообще тебя с собой не возьму!
Вряд ли Соня поняла мои угрозы, но зато начала довольно подпрыгивать, когда я положила в корзину мармеладных червячков.
Грубые слова, сказанные вскользь посторонним человеком, а у меня уже душа оказалась не на месте. Я шла из магазина и глотала слёзы. Почему я такая слабачка и трусиха? Почему ничего не ответила ей? Я даже не догадалась оправдаться, что Соня — моя сестра. Инга бы на моём месте надела корзину на голову этой тётке за такие слова, или послала бы куда подальше. Почему я не могу быть такой же смелой, как Инга?
Пока Соня бегала по детской площадке, я ходила за сестрой по пятам, а горечь обиды заедала мармеладными червями. Какая-то тётка выбила меня из колеи настолько, что я окончательно пала духом. Хотелось плакать.
Хоть на следующий день настроение и вернулось в привычно размеренную колею, но осадок остался. Эта ситуация постоянно вертелась в голове. Инга на большую перемену тоже пришла мрачная. Давно я не видела её настолько расстроенной:
– Ты чего такая хмурая?
– Мать вчера приехала, а я была у Джорджа. Сначала не писала, не звонила, ждала меня. Потом позвонила. Устроила мне разнос. – Инга говорила отрывисто, и по ней было непонятно, сердится она или грустит. – Мы поругались сильно.
– Из-за Джорджа?
– Нет, из-за всего, сначала по мелочам придиралась, какая я криворукая и нехозяйственная, а потом уже, как всегда, завела шарманку, что всю жизнь ей испортила, – нахмурилась Инга и вздохнула. – Ладно, давай не будем об этом. Она завтра уедет.
Я не находила слов, чтобы поддержать подругу. Её мать часто винила дочь во всех своих неудачах. Даже в том, что Инга родилась, ведь после этого отец и бросил их. Винила и в том, что отчим, с которым несколько лет жила Ингина мать, начал домогаться Ингу. В этом тоже, по словам матери, была виновата она, потому что мужчину пришлось выгнать ради спокойствия дочери, которая сбежала из дома из-за такого «родственничка». А с нынешним бойфрендом мать Ингу даже не познакомила.
– Уедет, остынет, соскучится, – тоже вздохнула я.
– Последнее вряд ли, – Инга совсем скисла. – Ещё, блин, Алка твоя тройбан мне сейчас влепила. Теперь по химии, скорее всего, четыре в четверти будет.
– Она не моя, – открестилась я от родства с химичкой.
– Зато она на тебя молится, – фыркнула Инга, но потом снова тяжело вздохнула.
Ингу нужно было вытаскивать из этого состояния.
– Пошли ко мне сегодня, – предложила я.
– В ваш детский сад? – усмехнулась она.
Да, Соня умела занимать собой всё пространство нашей квартиры и бывала очень приставучей.
– Лучше детский сад у нас, чем претензии дома.
– Пошли, – вздохнула Инга.
Но после занятий Тим увязался с нами. Инга ничего не говорила, шла задумчивая и поникшая.
Тим впервые взял меня за руку после школы. Потом вопросительно глянул, косясь на Ингу, как бы спрашивая, что случилось. Я просто поморщилась и дёрнула плечом. И мы заговорили на отвлечённые темы об учёбе, кто как написал ВПР по истории. Даже Инга включилась в разговор, похвалилась, что физики написали лучше, чем экономисты, у которых история входила в профильные предметы.
Глава 13. Слабая
Дома Инга повеселела. Моя мама встретила её гостеприимно, кормила от души. Вообще, она очень вкусно готовит и любит это делать. А Инга обожает стряпню моей мамы, и наконец-то они нашли друг друга.
– Вы вообще родственники?! – посмеялась Инга, уминая уже третий беляш. – Янка, у тебя же в крови должна быть любовь к готовке! С такой-то мамой! Мне кажется, Соня уже лучше тебя готовит.
– Тебя не устраивает, как я варю пельмени?
У Инги мы в основном питались пельменями, макаронами с сосисками, кашей быстрого приготовления и бутербродами. Частенько я захватывала из дома выпечку от мамы. Мне этого хватало.
– Кушайте, девочки, – радовалась мама нашему аппетиту.
– Кушайте, кушайте… – хихикала я над Ингой, – …и превратитесь в беляш.
Подруга очень беспокоилась о лишнем весе. Каждое утро взвешивалась и критически осматривала свою фигуру. Ей казалось, что её пятая точка постоянно растёт, при этом маленькая грудь, наоборот, угнетала Ингу. Хоть я и сама старалась не налегать на мучное, но с моей мамой это было сложно осуществимо.
– Яна! – мама нахмурилась. – Дай Инге поесть спокойно!
– Молчу, молчу, – сжала губы я.
После обеда мы уселись за уроки, но Инга то и дело что-то писала в телефоне.
– С кем ты там? – в конце концов, и мне стало любопытно.
– Борюсик с Алёной снова сошлись, вот он и радуется, как дитя, – хмыкнула она. – Дождик ещё к себе зовёт. Я вечером к нему. Кстати, как у вас дела с Клячиком? Как сходили на каток?
– Хорошо. Мне нравится, что он такой… бережный. И не наглеет. А ещё он очень заботливый, – я улыбнулась.
– Я, конечно, обещала ничего плохого не говорить, но думаю, что Клячик просто трус, и это не бережность.
– С чего ты взяла? – нахмурилась я.
– Хотя бы тот факт, что его все дразнят, а он никому не даёт сдачи. Ян, как ты собралась с ним мутить, если он даже за себя-то постоять не может, не то что за тебя?! Да и выглядит он не как мужчина, а как мальчик. Решать тебе, конечно. Но то, что между вами, никак не похоже на любовь.
Я пожала плечами, мне нечего было на это сказать. Зато я видела, как Тим проявлял знаки внимания, делал это бережно, и такое отношение меня подкупало. Я сама тянулась к нему так же медленно. И если бы он сделал что-то резкое, я бы, наверное, отступила и испугалась.
– А что, по-твоему, похоже на любовь? – я вдруг зацепилась за фразу Инги.
– Когда парень ради тебя готов горы свернуть. А у тебя при виде него сердце готово выпрыгнуть. Тебя в жар бросает, если он рядом. Или когда ты спать не можешь, дышать не можешь без него. Хочешь быть рядом до ломки. А если он не отвечает – это то ещё мучение.
– Ты прям будто мои панические атаки описала, – усмехнулась я.
Инга говорила с таким запалом, что спорить не хотелось, хоть я и не могла согласиться с ней. Я всегда думала, что любовь – это что-то светлое, окрыляющее. Но на внутренний вопрос «Люблю ли я Тима?» почему-то ответила «Нет». Это явно не та крышесносная любовь, о которой говорила Инга, но к Тиму тянуло. Мне нравилось с ним переписываться, разглядывать лицо, слушать голос, а его запах и улыбка зарождали в теле лёгкий трепет, но я не сказала бы, что теряла голову рядом с ним.
Инга открыла химию.
– Ян, что мне с Аллкой делать? Есть вероятность, что она мне в четвёртой четверти пять поставит? Или засрёт всё? Она меня терпеть не может.
– Она любит придраться к мелочам, но, может, пойдёт на уступки, чтобы аттестат не портить. Хочешь, я с ней поговорю? Попробую выяснить?
– Нет, не надо пока, – Инга жевала кончик ручки и читала задание. – ВПР сдам, а там видно будет.
С Ингой всегда было весело делать уроки, особенно математику. Забавляла её манера решать задачи с комментариями.
– При каком значении параметра «а» будет выполняться равенство, – зачитывала она задание вслух. Потом решала, будто вела диалог с задачей. И в конце выдавала. – Рили?! «А» нулю равен! Я двадцать минут это выводила, а он, сволочь такая, мне всё сократил.
С уроками мы разобрались быстро, и я предложила Инге покататься на коньках, чтобы попрактиковаться, но она не поддержала мою идею.
– Я к Дождику забегу после его работы, – написала она что-то в телефоне. – А потом домой.
Когда Инга ушла, мне стало совсем грустно. Дома затаилась непривычная тишина: мама с Соней ушли гулять, папа ещё был на работе. Тим тоже молчал, у него тренировки обычно шли до девяти вечера, и он почти не отвечал на сообщения в это время.
И я вновь засела за задачи по химии. Потом пару раз ко мне наведывались Соня и мама, но я настолько погрузилась в химию, что сидела, пока не настало время для Сони ложиться спать. Завидев меня, мелкая тут же выгнала маму из комнаты, а ко мне пришла со своими любимыми сказками и умоляющими глазами.
Вырубилась Соня уже на третьей сказке: волк ещё даже не добрался до домика Нуф-Нуфа, а под боком уже раздалось размеренное сопение. Я выключила ночник, накрыла Соню одеялом и выскользнула из комнаты.
На кухне папа сидел за ноутбуком, смотрел сериал и пил чай с пирогом. А мама, воспользовавшись свободным временем, ушла нежиться в ванную. Чайник ещё был горячим, и я налила себе в кружку чаю. Отломила кусок пирога.
Папа нажал видео на паузу и выглянул из-за ноутбука:
– Как в школе дела?
Я рассказывала папе про предстоящую олимпиаду по химии, про конференцию по биологии и про исследования в кванториуме.
– Нелегко вам, – покачал головой он. – В наше время всё было проще. Дотерпи уж, три месяца осталось. Волнуешься?
– Пока экзамены нескоро, особого мандража нет, – призналась я.
– Ты совсем дома не появляешься в последнее время, скоро забуду, как ты выглядишь, – вдруг сменил тему папа.
– Могу фотку скинуть, чтоб не забыл, – усмехнулась я.
Папа хмыкнул.
– Соня скучает по тебе, очень. Каждый вечер канючит.
– Я постараюсь ночевать дома чаще. Кстати, недавно в книжном видела набор «театр теней по сказкам», давай купим Соньке? – вдруг вспомнила я. – Ей понравится. Там около десяти сказок, фигурки вставляются в отверстия и подсвечиваются. Она будет в восторге.
– Я с тобой в доле. Купи, как раз будет подарок к Восьмому марта от нас.
Мне всегда казалось, что с папой мы ближе, чем с мамой. То ли сходились по характеру, то ли ещё что, но с ним мне было легче общаться. Мама очень беспокоилась о нас, и я лишний раз боялась что-нибудь ляпнуть не то, чтобы не усиливать её тревогу. А ещё я жалела, что так непохожа внешне на своих родителей.
– Пап, а какой была твоя бабушка, ну, та, на которую я похожа? По характеру?
– Пробивной! – усмехнулся он. – Как-то она нас с братом выпорола крапивой за то, что залезли в чужой огород и украли тыквы, догнала ведь мелких пацанов, хотя ей уже за семьдесят было.
– Ого! А про молодость свою она не рассказывала?
– Рассказывала. Они жили очень бедно в деревне, у неё было одиннадцать братьев и сестёр, но больше половины умерли во время голода после войны. Заболели и сгорели чуть ли не друг за другом. Рассказывала, как была молодой и, когда обуви не было, по весне ходила на танцы, вымазав ноги в грязи, нарисовала сапоги из грязи и пошла. Зимой все в валенках бегали, у кого были. Летом босиком, а по весне ходить не в чем, но там многие так делали. Время такое было. Она с одиннадцати лет на пашне работала, потом уже в колхозе.
Папа много рассказывал из своего детства, когда проводил у бабушки лето. Их деревня располагалась у самого подножия Уральских гор. Родители его переехали потом в Свердловск, ныне Екатеринбург. Там он познакомился с мамой. Они поженились. Но когда теща заболела онкологией, ей срочно было нужно лечение в Москве, и они временно переехали сюда. Бабушка долго боролась с болезнью, и всё это время они оставались здесь, успели обустроиться и обжиться. В это время у них и появилась я. Но даже после смерти бабушки они не вернулись на Урал.
– Пап, а ты бы хотел, чтобы у тебя был сын?
– Интересный вопрос, – усмехнулся он, задумался. – Наверное, да.
– То есть было бы лучше, если бы я родилась мальчиком?
– Яна, для чего ты эти вопросы задаёшь?!
– Хочу понять, не жалеете ли вы, что я родилась.
– Появление тебя в нашей жизни – это, наверное, самое лучшее, что с нами произошло, поэтому я бы тебя не променял ни на мальчика, ни на другую девочку! Я думаю, что мальчиков отцам сложнее воспитывать. Нужно быть примером, авторитетом. А с девочками проще: дочек отцам не нужно воспитывать, их достаточно просто любить.
И мне очень хотелось в это верить. Только всё равно от папиных рассказов о бабушке на меня навалилась тоска. Я совсем не походила на прабабушку Василису. Если бы я жила в то время, наверное, умерла бы одной из первых. Опять вспомнила ту токсичную тётку из магазина, перестала сдерживать слёзы и тихо расплакалась от осознания собственной никчёмности.
Глава 14. Паштет
С Тимом я и правда делала успехи на катке. Мы выбрались покататься ещё два раза на этой неделе, и я даже немного осмелела. И на День святого Валентина опять собирались на каток. В гимназии работала «валентиновая» почта, когда можно бросить записку или валентинку в специальный ящик. Главное – указать адресата, а потом ребята разносили открытки по классам. Я отправила Тиму валентинку, он улыбался потом до конца уроков, но сам извинился, что не купил мне валентинку. Зато, когда мы встретились у Маяка, подарил мне маленькую плюшевую выдру в синих шапке и шарфе и коробку рафаэлок.
– Это что за зверь?
– Не узнаёшь?! Это же ты!
– Да уж, вылитая! – рассмеялась я и обняла Тима. – Спасибо, она милая!
Последние дни я слишком грузилась размышлениями то о токсичной тётке в магазине, то о своём родстве и собственной слабости и иногда выпадала из реальности, задумавшись.
– Яна, соберись! – Тим уже в третий раз не дал мне упасть.
Когда я задумывалась, коньки катили меня сами, я так и норовила опрокинуться на спину.
Тим остановился, заглянул мне в лицо:
– У тебя что-то случилось? Ты сегодня сама не своя.
И мне так хотелось поделиться с кем-нибудь тягостными переживаниями. Я не знала, с кем их обсудить, а Тим меня понимал и всегда поддерживал во всём, ему я доверяла.
– Мне иногда кажется, что я своим родителям не родная.
Он приподнял брови, но лишь усмехнулся. И я дополнила:
– Я на них совсем не похожа, ни на кого. И, хотя очень их люблю, чувствую, что-то не то.
– А родители что говорят?
– Они отрицают. Говорят, что я их родная дочь и генами пошла в папину бабку. Но моя прабабушка была совершенно другой, сильной, волевой, а я рохля какая-то.
– Ты себя явно недооцениваешь, – улыбался Тим. – А то, что мы не похожи на своих родителей, даже хорошо. Я бы не хотел походить на отца, и у меня также постоянно возникает ощущение, что он точно хотел бы другого ребёнка. Но родился я. Думаю, у всех бывают такие мысли. Так что забей и не сравнивай себя с родителями. Ты классная сама по себе!
И не только в родителях я искала сходство, я пыталась найти его среди всех предков, получить хоть какую-то зацепку, закрепиться в семье.
– Может, я хочу хоть немного на кого-то переложить ответственность за то, что такая слабая?! Тим, мне так плохо от того, что я не могу постоять за себя.
– Я могу постоять за тебя. Тебя кто-то обидел?
– Ты же не будешь рядом со мной круглосуточно, – хмыкнула я и снова чуть не упала.
Но Тим, как всегда, поймал меня и вдруг обнял за талию. Меня обдало волной приятных мурашек. А он так и ехал дальше, обнимая и чуть разгоняя. Я улыбнулась, мне нравилось, что он так близко.
– Фишка в том, что не всегда, когда тебя обижают, надо отвечать. Иногда это больше говорит об обидчике, чем о тебе. Так что проще простить и забыть. Сэкономишь себе кучу нервов.
– Мне кажется, когда всех прощаешь – это слабость. Тебя пинают, а ты всех прощаешь! Синдром жертвы какой-то.
– Кто тебя пинает? Жертвам обычно нравится, когда их обижают.
– Это образно, – вздохнула я, вспоминав токсичную тётку.
– Прощать на самом деле трудно. Я, например, долго отхожу, но и зацепить меня трудно. Мне нужно недели две, чтобы остыть. Может, это как раз твоя фишка, что ты легко прощаешь!
– А что, если это кто-то, кто недостоин прощения?
– Со временем всё становится достойно прощения, но для некоторых вещей нужно очень много времени.
Тим натолкнул меня на размышления. В чём-то он был прав, Ингу я простила уже на следующий день, тётку из магазина уже стала забывать. Не было никого в моей памяти, на кого бы я долго держала обиду. А может, в моей жизни не происходило ещё таких ситуаций, в которых я не смогла бы простить обидчика. Я хмурилась и, когда в очередной раз тяжко вздохнула, Тим рядом заговорил.
– Так, мы пришли кататься или грустить?! – он снова с улыбкой заглядывал мне в лицо. – Сейчас будет разгон! Никакая ты не слабая и не жертва! Выкинь из головы всю эту дичь. Даже представить себе не можешь, насколько ты классная! И я не вру! Ты лучшая!
Щёки вспыхнули от смущения. Тим, наверное, подумал, что я нытьём набиваю себе цену и напрашиваюсь на комплименты. Он, не дав мне опомниться, снова обхватил меня за талию и начал разгонять. По катку он не просто бежал, он летел. Сердце бешено стучало, я даже дыхание затаила. Через три круга Тим остановился, и я выдохнула. Это было так классно, словно ощущение полёта.
Тим всё время меня подгонял и подбадривал, и к концу катания я даже прибавила в скорости, настроение улучшилось. Все мои переживания стали какими-то мелкими и незначительными рядом с ним.
После катка мы, как обычно, расположились на фудкорте с бумажными стаканчиками горячих напитков. Тим взял кофе, а мне захотелось шоколада. Мне так нравилось, когда у Тима было хорошее настроение. Он всегда беззаботно болтал и много улыбался. Сегодня рассказывал про свою сестру Лику, которая старше его на семь лет. Она жила и работала в Москве и занималась организацией концертов. Тим пересказывал забавные и интересные случаи, вспоминал райдеры, которые подготавливала Лика. Тим очень тепло о ней отзывался, постоянно называл её «систер». Из его рассказа я поняла, что у них довольно близкие и доверительные отношения.
– Кстати, о концертах, пойдёшь со мной на «Драгонсов» десятого марта?
– Шутишь?! – я вытаращилась на него. – Это же моя мечта! На них билетов не достать, а если и достать, то стоят они как самолёт.
– Не парься, у меня есть билеты. Так пойдёшь?!
– Спрашиваешь?! Конечно!
Я чуть не кинулась обниматься с Тимом от переполняющей радости, но к нам вдруг нагло подсел парень с выбритыми висками и длинной высветленной чёлкой, закрывающей лоб.
– Даров, – парень широко заулыбался и протянул руку Тиму, они крепко скрепили ладони и ударились плечами.
Тим явно не ожидал его увидеть:
– Ты чего тут забыл?
– Тебя! Приехал проверить, из-за кого ты меня всё время кидаешь! – парень, кажется, был не особо доброжелателен.
– Это Яна, это Паштет, – равнодушно представил нас Тим.
Парень оценивающе посмотрел на меня и широко улыбнулся, протянул руку:
– Не Паштет, а Павел Александрович, но можешь называть меня просто Паша.
– Приятно познакомиться, – улыбнулась я. – Меня можно называть просто Яна.
Но Паша как будто тут же забыл про меня, повернулся к Тиму и с воодушевлением заговорил:
– Короче, я тут одно место нашёл, просто пожар! Только что оттуда. Там недостроенная школа, заброшка, такая эстетика! Закачаешься! И всё как ты любишь, никакого стекла. Я прям уже вижу! – Паша провёл ладонью перед нашими лицами. Будто и мы можем рассмотреть, что он там видит. – Поехали прямо сейчас. Янку с собой бери, если вы никак не можете расстаться!
Он был какой-то взбудораженный, дёрганый, готовый сорваться и бежать. Говорил громко, эмоционально, размахивал руками.
– Паштет, ты очень невовремя. Сегодня, вообще-то, День святого Валентина, – Тим поморщился. – Да и Яна не в теме, чем мы с тобой занимаемся. Так что не впутывай её во всё это.
– Она не знает? И ты ей не рассказал?! Надо ж с козырей заходить, когда с девушкой хочешь замутить! – вылупил глаза Паша, а потом уставился на меня и громко заржал: – А ты точно его девушка?!
Я совершенно не понимала, что происходит, но, когда Паша назвал меня девушкой Тима, смутилась.
– Так, Паштет, – нахмурился и строго проговорил Тим. – Отстань от Яны. Если надо, съездим, но не сегодня. Мне же нужно переодеться.
Тут Паша обратил внимание на одежду Тима. Тот был опять в чёрной водолазке и джинсах:
– Ну ты типчик! Стильный лук13. Короче, забежим к тебе, переоденешься – и поехали! До трени всё успеем, и погода в тему. Ян, ты с нами?
Я чувствовала себя не при делах. Тим вздохнул и закатил глаза, потом посмотрел на меня:
– От него теперь не отвяжешься. Думаю, тебе не в прикол лазить по заброшкам с нами. Я провожу тебя домой.
– Честно говоря, я вообще ничего не поняла.
– Пошли уже. А Янке по дороге всё расскажем, – Паша подскочил и поторапливал нас.
– Раз обещаете рассказать, тогда я с вами.
Мне стало любопытно, чем занимается Тим, и мы пошли к нему домой. Он жил в новостройках в двадцатиэтажке на одиннадцатом этаже. Я ни разу не была в новом ЖК. И мне у них нравилось: ухоженные высокие дома, небольшие ещё голые деревца, обилие магазинов и всяческих заведений на первых этажах, множество разнообразных детских и спортивных площадок, почти возле каждого дома. А домов в ЖК было порядка двадцати. И просто огромное количество машин вдоль тротуаров, не считая заполненной парковки на въезде.
По дороге Тим рассказал мне про тиктоки, которые они снимают с Пашей. Сначала только Паша снимал себя и свои кривляния, а потом одно время снимал Тима на тренировках, и это оказалось популярным, аудитория росла. Они сделали совместный канал, где выкладывали тренировки, воркаут, паркур, и за год набрали почти сто тысяч подписчиков. Затем стали делать ролики на заказ, для рекламы. И один их заказ полгода назад был на энергетики, который так завирусился в сети, что сделал их очень популярными.
– Как-то так, – подытожил Тим. – И если это начиналось как троллинг14 меня на тренировке, то сейчас уже воспринимается как работа. И в тренде сейчас заброшки. Воркаут и паркур на заброшках выстреливают! Я не стал тебе говорить, потому что не очень горжусь всем этим позёрством15. Считай это моей тёмной стороной.
– Во заливает, – вставил Паша. – На самом деле Тимоха кайфует от всего этого, а не рассказал, потому что есть ролики, где он полный лузер. Но Тимоху в ТикТоке любят, он залипательный!
Тим пихнул Пашу в плечо, тот отскочил, а затем Тим догнал друга и отвесил щелбан. Паша захотел ответить, но Тим увернулся, затем уже Паша погнался за Тимом. Они бегали, отвешивали друг другу балдушки и пинки, как дети. Паша был такой шумный, крикливый, но весьма позитивный. А его громкий голос и оглушительный смех слышались, наверное, даже в другом доме.
А я понемногу переваривала информацию. Когда Тим начал рассказывать, у меня просто отвисла челюсть. Я и подумать не могла, что Тим – тиктокер. Так и смотрела на него с разинутым ртом и не могла в это поверить. Потом достала телефон и подписалась на их канал – PaTi_sport_workout. Не терпелось увидеть Тима в этой роли, но ролики смотреть пока не стала, ведь мы пришли к нему домой.
Тим жил в просторной трёшке, дома у него никого не было. Он быстро провёл мне экскурсию: гостиная и по совместительству комната его сестры, спальня родителей и третья – его. У него было просторно, но больше половины помещения занимал спортивный комплекс: шведская стенка, турник, кольца, маты и что-то наподобие укороченного козла. В другом углу стоял диван, рядом узкий шкаф, в углублении компьютерный стол. А над ним несколько полок с кубками, медалями, грамотами – целая стена почёта.
Я не стала смущать Тима, пока он переодевался, и ушла на кухню, где был Паша. Тот достал из холодильника молоко и налил себе в кружку.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил у меня.
Я покачала головой, осматриваясь. Ремонт у Тима в квартире дорогой, всё выглядело современно, со вкусом.
– Ты всегда такая тихая или только сегодня? – косился на меня Паша.
– С малознакомыми людьми обычно всегда, – призналась я.
– Да ладно, я ж свой! – Паша допил молоко, утёр тыльной стороной ладони губы и поставил бутылку назад в холодильник. – Я почему-то думал, что ты страшненькая, поэтому Тимоха всё скрывал, а ты прям зачётная! В его вкусе! О, Бомжара!
Паша одним рывком схватил большого белого кота, который имел неосторожность заглянуть на кухню. Сжал его в объятиях, тёрся о шерсть щекой и с довольной улыбкой наминал пушистые бока недовольного зверя. Я тоже подошла к коту и погладила. Тот умоляющими глазами посмотрел на меня и начал вырываться. Паша передал его мне. Котяра оказался огромным, тяжёлым и пах ароматизатором для кошачьего туалета.
В дверях показался Тим в спортивных штанах и худи, со спортивной сумкой на плече:
– Я готов! Ох, Ян, зря Бомжа взяла, теперь будешь вся в шерсти!
– И кто додумался назвать кота Бомжом? – усмехнулась я, когда мы ехали в лифте.
– Отец, – хмыкнул Тим.
– На самом деле мы назвали котёнка Фляк, – встрял Паша. – Пару лет назад он жил у нас в спортивном зале. Мы его всей командой подкармливали. Он спал в коробке рядом с вахтёршей. А один раз пришли, а коробка и он сам на улице. Оказалось, что кот нассал вахтёрше на кофту, и она его выкинула за это. А это январь, мороз. Забрать его домой никто не мог, а Тимоха забрал. Принёс к себе. Батя на него наехал, типа ты бы ещё бомжа в дом притащил. Тимоха и назвал кота Бомжом назло отцу.
Глава 15. Заброшка
Паша вызвал такси, и мы поехали куда-то в область. Паша опустился на переднее сиденье и всё время оборачивался к нам, а мы с Тимом расположились сзади. Я настолько была ошарашена новой ролью Тима, что даже не спросила, куда мы направляемся.
– Никогда бы не подумала, что ты звезда ТикТока.
– Это тема Паштета, не моя. У меня чисто материальный интерес. Сам не знаю почему, но ролики с моим участием выстреливают. Я люблю везде лазить, он любит снимать, так и сложился тандем. Ян, только, пожалуйста, не пали меня в школе? Не хочу, чтобы хоть кто-то в гимназии узнал.
Я кивнула.
– Кстати, Паштет, – позвал друга Тим. – А местные там как? Не насадят на вилы?
– Там вообще глушь, я пока бродил, одна машина только проехала. Нет никого.
Я вытащила из кармана рекламную листовку, которую мне всучили в «Маяке», и начала складывать из неё самолётик. Всегда так делала на автомате. И когда Паша вновь обернулся к нам, заметил самолётик в моих руках, и его лицо озарилось:
– О! Что я только что придумал! Короче, мы снимем ролик, где Янка типа такая с разбитым сердцем ходит по крыше, грустит, запускает самолётики, а потом прыгает. А в это время параллельно снимем Тима, как он бежит из последних сил и потом типа ловит Янку. И вы такие смотрите друг на друга, потом заблюриваетесь, и в последнем кадре самолётик на вашем фоне лежит на асфальте! – У Паши горели глаза, он чуть ли не подпрыгивал на сиденье. – Это будет бомба! Ещё и под музыку «Лимп Бизкита»!
– Паштет, блин! Какая Яна, прыгающая с крыши?! Иди в жопу! – нахмурился Тим. – Даже не думай впутывать её в свои идеи!
– Ладно тебе! Это будет круто! В этом шарфе, такая задумчивая, грустная! Это ж топ! – Паша просто горел от нетерпения. Не знаю, какие у него там образы мелькали в голове, но энтузиазмом он заражал. – Просто пушка!
– Нет! – твёрдо заявил Тим. – Яну я не дам во всё это впутывать!
– Что ж ты такой душный!? – отвернулся от нас Паша.
– Поверь мне, это очень плохая идея. – Тим посмотрел на меня.
Мы съехали с трассы, вдоль узкой дороги мелькали лесополосы и поля. Минут через десять такси привезло нас в какое-то село. Было пасмурно: серое небо, грязный снег, бледные обшарпанные деревянные дома, смотревшие на нас угрюмо и неприветливо.
– Нам туда, – кивнул Паша в сторону небольшой рощи, где в зарослях виднелась крыша кирпичного здания без окон.
– И это эстетика?! – хмыкнула я, вспоминая слова Паши про это место.
Заброшенная двухэтажная школа выглядела жутко. Пустые оконные проёмы будто злобно скалились. На серых облезлых стенах, сплошь исписанных непонятными граффити, проявлялась плесень. Кругом валялись пустые бутылки, мусор. Хотелось побыстрее отсюда убраться.
– Главное – вайб16! Ты посмотри, какая крипота17 кругом! В Москве такого не найдёшь, и в этом самый кайф, эстетика ущербности, разрухи. Я тащусь от такого. Короче, – Паша по-хозяйски повёл нас за здание и поднял голову. – Здесь пожарная лестница, давай на ней тебя засниму, а потом ещё внутри. И там ещё есть выход с крыльцом с той стороны, можно прям с крыльца сигануть в снег. Думаю, будет круто. Как тебе?
Тим ходил вдоль стены, разминал запястья, примеривался к пожарной лестнице, которая начиналась гораздо выше его роста. Подпрыгнул, подтянулся, с лёгкостью залез, проверил края.
– Да, давай отсюда, и сразу на крышу влезу. Можно там ещё снять, – Тим кувыркнулся в воздухе и приземлился рядом.
– Я на крышу не полезу, – нахмурился Паша. – Там из школы нет прохода на крышу, если только из окна лезть или с пожарной лестницы.
– Ладно, давай снимать. Чем быстрее начнём, тем быстрее закончим, – Тим скинул сумку, снял куртку и остался в худи.
Паша достал из рюкзака стабилизатор для телефона, закрепил на нём свой айфон, навёл камеру на лестницу:
– Раз, два, три! Гоу!
Тим высоко подпрыгнул, схватился одной рукой за край, чуть качнулся и схватился второй, моментально подтянулся. Первой рукой уже перехватил перила и с размаха перелетел через них боком. Но по лестнице не побежал. Снова встал на перила и так же прыгнул на следующий ярус, снова подтянулся, поднял ноги и опять перелетел через перила. Затем чуть разбежался, схватился за край крыши и, подтянувшись, залетел туда. Выглянул с крыши и показал нам лайк. Все движения чёткие, слаженные, быстрые. Ему потребовалось буквально пятнадцать секунд, он сделал это с ловкостью обезьяны. Я так и стояла с разинутым ртом и смотрела на крышу. Не было слов, одно немое восхищение.
– Давай теперь на крыльцо спускайся, а мы обойдём.
Я захватила с собой вещи Тима, и мы пошли с Пашей дальше. На заднем дворе оказался вход в школу, и там как раз располагалось крыльцо. Тим стоял на крыше и примерялся.
– Спрыгнешь? – крикнул Паша.
– Да, я готов.
– Снимаю! – махнул рукой Паша, наведя камеру на Тима.
Тот чуть разогнался и, сделав сальто в воздухе, приземлился на крыльцо и затем проделал такой же трюк, но уже с крыши крыльца. Это выглядело профессионально. И Тим делал это с такой лёгкостью, будто всю жизнь только этим занимался. Подошёл к Паше, тот поднял ладонь, и Тим дал ему пять.
– Это очень круто! – я не сдержала слов восхищения.
– Пошли внутрь, по перилам покувыркаешься, – Паша кивнул на вход.
Внутри также царила разруха: стены исписаны граффити, под ногами кучи бутылок. По спине ползли мурашки. Мне здесь не нравилось. Мы с Пашей остались внизу, Тим поднялся на второй этаж. И в этот раз он с помощью сальто, лишь притормаживая себя на перилах, перелетел сквозь два лестничных пролёта.
– Ты прям в отличной форме! – Паша снова дать Тиму пять. – Может, ещё где-нибудь?
Тим бросил взгляд на меня, посмотрел на часы и покачал головой:
– Хватит на сегодня, поехали. Яну нужно домой завезти, а нам ещё потом на тренировку.
Я отдала Тиму его куртку, сумку, и мы вышли из школы.
Но рядом с крыльцом стояли шестеро парней примерно нашего возраста. И по их грозным лицам было ясно: они нам не рады. Они стояли полукругом и запирали выход. Я замерла как вкопанная, страх сковал меня по рукам и ногам, Тим остановился рядом и приобнял меня за талию.
– Вы кто такие? – спросил лысый парень по центру. Он выглядел самым грозным. Чёрный пуховик, высокие ботинки-берцы и очень злой взгляд. Остальные тоже были мрачные, но скорее настороженные. Парень остановил взгляд на мне и чуть склонил голову: – Что здесь забыли?
– Кино снимали, – отозвался Паша. – Всё норм, пацаны, мы уже уходим.
– Это наше место! – дерзко заговорил бритоголовый. – И мы вас сюда не приглашали!
Он приближался к нам, мне захотелось отпрянуть, убежать, скрыться. Сердце в истерике билось в груди, страх сковал. Тим и Паша не тронулись с места, Тим чуть крепче прижал меня к себе, не давая шанса убежать.
Бритоголовый ходил перед нами туда-сюда, сверлил нас глазами, задерживая цепкий взгляд на мне.
– Сорян за вторжение! – снова заговорил Паша. Он говорил добродушно, старался сохранять весёлый тон. – Если бы знали, что нужно записываться для посещения сей достопримечательности, обязательно бы записались. Дайте нам пройти!
– Окей, – бритоголовый остановился. Прищурился и улыбнулся, кивнул на айфон Паши, а затем на меня. – Оставляйте нам телефон и девчонку и валите, – затем он оскалился. – А мы будем снимать продолжение вашего кино.
Глава 16. Салочки
У меня от страха онемели пальцы, а коленки затряслись. Тим крепче сжал руку на моей талии. Паша глянул на меня. Но тут заговорил Тим, он не заискивал перед ними, но сохранял дружелюбный тон.
– Вы простые такие! Слушайте, расклад явно не в нашу пользу, и мы готовы ответить за вторжение на вашу территорию без спроса. Только девушку отпустите! Куда девчонке с вами тягаться?
Бритоголовый прищурился, сжал губы, но согласился.
– Идёт!
– Дай слово, что никто её и пальцем не тронет! – требовал Тим.
Тот кивнул. Мне всё больше и больше не нравился их разговор. И я не понимала, что они задумали.
– И чем же вы собрались ответить? – заинтересовался лысый.
– Пацаны, ну, вы же не похожи на грабителей, – заговаривал им зубы Паша. – Давайте уж по-честному. Поймаете нас на территории заброшки, я лично подарю свой айфон тому, кто меня догонит. Для нас места новые, вас по трое на одного. И делить добычу не надо, сразу понятно, кто победитель.
Бритоголовый хмыкнул, засунул руки в карманы и кивнул на Тима:
– А у тебя тоже яблоко18?
Тим достал свой телефон, протянул бритоголовому, тот скривил губы. У Тима был не айфон. Но к лысому сзади подошёл длинный парень, что-то шепнул, лысый посмотрел на ноги Тима:
– Мне твой кирпич не нужен. А вот кроссы топовые.
Тим лишь хмыкнул:
– Без б. Кто догонит, отдам.
– Катет, Фил, Сыч, вы за белобрысым, Ящер и я за мелким. Пухлый, ты девчонку сторожишь, – распределил роли лысый.
Тим отдал мне сумку и шепнул:
– Вызывай такси! Уходи и уезжай без нас. Они нас не поймают.
– Яна, снимай всё! – Паша вручил мне свой разблокированный айфон на стабилизаторе, снял белый пуховик, накинул мне на плечи и подмигнул. – Будет весело, вот увидишь!
Но я их уверенности не разделяла. Как только Паша отдал мне телефон и пуховик, он сразу дёрнулся и побежал в сторону пожарной лестницы. Тим, наоборот, рванул внутрь школы. Пацаны не успели опомниться и стояли в растерянности, видимо, забыли, кто за кем должен бежать.
– Ну! – рявкнул лысый. – За ними!
Я отошла от крыльца подальше, чтобы видеть школу, достала телефон – вызвать такси, но сети не было. Почувствовала панику, заползающую под кофту. Что делать?
Ко мне подошёл невысокий полный мальчик, на вид ему было лет тринадцать, он обиженно сопел, хмурился и двумя пальцами придерживал меня за рукав. Допустим, от этого пацана я убегу, и то сильно сомневалась. А что дальше? Бежать, пока не появится сеть? Это точно не про меня. На Пашином айфоне тоже не ловило. Я включила запись видео и навела камеру на школу.
Тем временем в заброшке раздавался шум, перемежаемый матами пацанов.
– Окружай! Они на лестнице! Фил, чего ты стоишь?! Куда он делся? Там нет выхода!
На крыше замаячила фигура Тима, он сел на край, свесив ноги, и помахал мне рукой.
– Один на крыше, пацаны! – хрипло закричал мой охранник.
В окнах один за одним стали мелькать лица заглядывающих на крышу. Паша появился там же, сел рядом с Тимом. Помахал парням.
– Как они туда залезли? – пробурчал рядом мальчик.
– Они же профи. Смотри, – я открыла последнее видео на Пашином айфоне.
– Ого, – пацан вылупил глаза.
– Мы приехали видео на заброшке для ТикТока снять, не знали, что у вас тут запретная территория.
Пацан фыркнул:
– А Нерв подумал, вы порнуху снимали. Он сказал, что ты проститутка, и парни специально тебя в такую глушь припёрли.
– Я похожа на проститутку?! – возмутилась я.
Пухляш выглядел даже милым, и я его не боялась.
– Ну-у, нет, – смутился мальчик и покрылся красными пятнами.
Тем временем местные кое-как влезли на крышу, и Тим с Пашей спрыгнули на крыльцо над входом, а когда около края крыши показались четверо местных, спрыгнули через сальто на землю, дали друг другу пять и пошли спокойной походкой к нам. Пацаны с крыши метнулись назад к лестнице.
– Всё нормально? – подлетел ко мне Тим и бросил взгляд на моего охранника. Они были примерно одного роста. – Такси скоро приедет?
– Тут сети нет.
– Точняк! Тут же не ловит, я и забыл, – поморщился Паша и глянул на Тима. – Второй раз на крышу не прокатит, они пасти нас и там, и тут будут. Побежали, пока они не слезли!
– Пусть пасут, всё равно не догонят, – хмыкнул Тим.
Со стороны лестницы выбежали трое, и лысый был среди них. Тим и Паша бросились в разные стороны.
– Пухлый, ты чего их не задержал? – проорал бритоголовый и ринулся за Тимом, но тот уже ловко влетел в окно на первом этаже.
– Нерв, пойди сюда! – крикнул мальчик.
Лысый остановился, подошёл к нам, он тяжело дышал, на лбу выступил пот. Злобно зыркнул на меня.
– Они тут ТикТоки снимают, ну это, типа паркур на заброшке. Покажи! – попросил меня.
Я с некоторым недоверием из своих рук открыла видео, где Тим делает сальто с крыши и крыльца. Лысый резко поменялся в лице, его брови просто взлетели вверх, видимо, видео его впечатлило.
– А ещё есть?
– У них целый канал, – добавила я.
– Братва! – заорал в сторону школы бритоголовый. – Отбой! Идите сюда.
Вскоре запыхавшаяся компания местных обступила меня, и Нерв им пересказал, кто мы и зачем здесь. Из школы тут же выскочил Тим. И я поспешила к нему, никто меня не остановил.
– Ладно, отбой, – крикнул Тиму лысый. – Мы думали, вы тут порево19 снимаете и беспредел творите. Живите!
Из-за угла выглянул Паша, подбежал, снял с моего плеча пуховик, натянул и заулыбался:
– Круто же побегали! Размялись шикарно! Я сразу сказал, что на грабителей вы не похожи. Грабители не базарят, сразу бьют…
– Ты сказал, что вы кино снимаете, – перебил длинный. – Какое ещё кино могут снимать два куна и тянка 20в заброшке?
– Эстетическое! – вставил Паша.
– Пацаны, а где у вас тут сеть ловит? – заинтересовался Тим и поднял свой телефон над головой. Другой рукой он крепко сжимал мою ладонь.
После того как на нас перестали наезжать, и лица у местных подобрели, Тим с Пашей подошли ближе.
– У магазина, – кивнул Нерв за рощу. Даже у него взгляд перестал быть таким злобным. – Мы покажем.
Паша шёл впереди, а я по разговорам и обращениям всё пыталась всех запомнить. Рядом с Пашей шли длинный – Ящер, парень в зелёной шапке – Сыч, Пухляш и Фил. Паша был в своём репертуаре: он громко говорил, заражал энтузиазмом парней, показывал видео и прикалывался. Те ржали. Рядом с Тимом вышагивал Нерв, а сбоку от него невысокий мальчик, его брат лет двенадцати по кличке Катет.
– А что у вас школа в таком состоянии? – расспрашивал Тим.
– Её начали строить, здание было уже готово, оставалось окна вставить, но потом поняли, что проще в райцентр детей возить, учителей в селе нет, да и детей мало. Мы с Ящером и две девчонки только в одиннадцатом. Нас сейчас забирает автобус по утрам и отвозит, после уроков гонит назад. А школу так и не достроили.
– И чем вы здесь занимаетесь?
– А мы тут тоже воркаутом промышляем, у нас тут свои вайбы, – не без гордости добавил Нерв. – Вы про это место-то как узнали?
– Паштет, ты откуда про заброшку узнал?
– В группе «заброшки Подмосковья» кто-то выложил. Я адрес чекнул, оказалось, недалеко от нас, – обернулся Паша, ответил и снова принялся что-то бурно рассказывать пацанам.
Магазинчик оказался небольшим. Стоял в конце улицы, там было тепло, пахло пряниками и брагой. Какой-то мужик, явно нетрезвый, так как он заполнил весь магазин хмельными ароматами, облокотился на прилавок и заплетающимся языком рассказывал усталой продавщице, как надо жить.
Когда мы ввалились всей гурьбой, продавщица вылупилась на нас, как на инопланетян.
– Можно нам фанту? – подошёл к прилавку Тим. – И фисташки. И эмэндэмс, только жёлтый.
Оказалось, что картой расплатиться нельзя, и Тим судорожно выгребал из карманов деньги, а когда нашёл пятисотку во внутреннем кармане, успокоился. Паша зашёл последним, задержавшись, чтобы заказать такси. Он купил себе кефир, предложил угостить пацанов пивом, но те отказались, заявили, что они тоже спортсмены и не пьют. Мы все стояли у магазина. Местные спрашивали про тренировки, где занимаются Паша с Тимом, подписались на их канал в ТикТоке, а когда подъехало такси, даже позвали ещё раз в гости.
Глава 17. Не смотри ТикТок на ночь
– На тренировку всё-таки опоздаем, – взглянул на часы и нахмурился Тим. Потом посмотрел на меня. – Прости, что так вышло, плохая была идея тебя сюда тащить.
– Что ты опять душнишь?! – встрял в разговор Паша. – Побегали отлично, весело ж было.
– Отвали, Паштет, я не с тобой разговариваю, – Тим накрыл его лицо ладонью и развернул к дороге.
Он посмотрел на меня с беспокойством. Я действительно перепугалась до чёртиков, и до сих пор страх ползал мурашками по загривку.
– Ты испугалась? – Тим приблизился и заговорил чуть тише, чтобы нас не мог расслышать Паша.
Я кивнула, и Тим так крепко обнял меня двумя руками, что сразу окутал своим ореховым ароматом. Стало гораздо спокойнее, и я чуть улыбнулась, наслаждаясь его запахом и объятиями, перестала дрожать. Тим был так близко, что щекотал своим дыханием ухо:
– Ничего не бойся со мной! Если что, я возьму удар на себя, и, пока отвлекаю, ты в это время беги сама. За меня не переживай, ещё никому не удавалось меня догнать! С Паштетом мы всегда можем смыться, а за тебя мне страшно. Почему ты не ушла? Пухлый вроде безобидный.
– Растерялась, когда увидела, что сети нет, – я опустила глаза и уставилась на пачку эмэндэмс, которую мне отдал Тим.
Он сказал, что с орехами его любимые. Я их ещё не распаковала, была в каком-то смятении, и теперь нервно теребила жёлтую пачку.
– Тогда запомни наш план, на будущее: всегда уходи, пока я отвлекаю. Что бы ни было! Хорошо?
Я неопределённо кивнула, но была не уверена, что смогу уйти, если Тим окажется в опасности. Он будто считал мои сомнения.
– Просто знай, если ты в безопасности, со мной точно всё будет хорошо! Давай орешки есть!
Он выпустил меня из объятий и открыл пачку с фисташками, а я распаковала эмэндэмс. Но так хотелось, чтобы Тим ещё меня обнимал, что я слегка подалась к нему и чуть не ляпнула: «Обними меня ещё». Тим улыбнулся и кивнул на драже, заговорил громче, видимо, чтобы нас услышал Паша.
– Только мои, чур, все оранжевые!
К нам тут же обернулся Паша с протянутой рукой, чтобы получить свою порцию орешков. И когда он принялся болтать, напряжение в машине спало, и обратный путь прошёл весело.
Дома я заглянула в телефон. Инга меня искала. Прислала кучу сообщений. Потом и мама зашла в комнату:
– К тебе Инга заходила. Где ты была?
– На катке, – коротко ответила я, переодеваясь в домашние леггинсы и футболку.
– А с кем? – любопытничала мама.
– С одноклассник…ами, – ответила я.
– С кем именно?
– Мам, какая разница? Покатались и в «Маяке» посидели.
– Инга сказала, что ты ей не отвечаешь.
– Не слышала телефон.
– Ты какая-то странная. Всё нормально? – мама смотрела на меня пристально, недоверчиво.
– Да, всё хорошо, – я тоже уставилась прямо на неё. – Сейчас Инге отвечу.
Взяла телефон и черкнула подруге: «Я дома». Мама постояла рядом ещё пару минут, наверное, надеялась на подробности, но не стала больше ничего расспрашивать и ушла. Мне тут же ответила Инга:
«Ты куда пропала? Пишу тебе, названиваю, а у тебя телефон вне сети. Думала, тебя Клячик похитил».
«Ездили в одно место, потом расскажу».
«Пришли войс, а то я изведусь. У меня мать уехала. Ты придёшь сегодня? Я думала Дождика в гости призвать, он у меня ещё не был».
«Призывай Дождика, а я останусь дома. Про остальное расскажу завтра в школе, писать влом».
После уроков я зависла в ТикТоке и разглядывала Тима на их с Пашей канале. Некоторые ролики были очень смешные, и, чтобы не разбудить Соню, я хихикала в кулак. Паша здорово подбирал музыкальное сопровождение. Когда в одном ролике Тим разбегался, подпрыгивал на каком-то трамплине и, перекувыркнувшись несколько раз, падал в кучу поролона под звуки из игры Angry Birds, я смеялась до слёз.
Насмешил ещё меня ролик с Пашей. Оказывается, он раньше был шатеном с волосами до плеч, которые собирал в хвостик. А потом на ролике с подписью «когда неудачно чихнул» Паша опустил руки в тазик с мелом и чихнул, следом уже весь белый с озадаченным лицом, новой причёской и высветленными волосами.
Было на их канале много смешной дури, но ещё больше профессионализма. Что Тим творил на турниках, заброшках, кольцах, на ковре и спортивных снарядах – меня завораживало до мурашек. Я смотрела с трепетом и восхищением, как он медленно вставал на руки, так же медленно поднимал тело над турником, а потом отпускал одну руку и вытягивал в сторону. С таким контролем над телом Тиму нужно было в цирке выступать, такой талантливый эквилибрист пропадал.
Все их ролики были связаны со спортом. На некоторых, в основном снятых на улице, Тим был с голым торсом, в одних трениках и напульсниках. И я чувствовала, что краснею, глядя на него в таком виде, но всё равно бесстыдно разглядывала. Потом даже пролистывала одетого Тима и по несколько раз просматривала ролики, где он был раздет. Выглядел он отлично! Я просто не могла оторваться и наглядеться. На худом поджаром теле отчётливо проступал рельеф мышц, крепкие мускулистые руки, пресс. Он постоянно демонстрировал выкрутасы на турнике, делал сальто, бесконечно куда-то лез и спрыгивал, перекручиваясь через себя. Это было так красиво, ловко и профессионально, что невозможно отвести взгляд. Раньше я никогда не обращала внимания на мужские тела, а теперь так и залипла на Тиме. Самой стало стыдно, но оторваться не могла до двух часов ночи.
А ещё почти под всеми роликами с Тимом замечала розовую анимешную аватарку с ником PinkKitty, оставляющую один и тот же комментарий «Тим краш!» и сердечки. С каким-то даже злорадным превосходством над PinkKitty осознавала, что Тим мой, хоть червь ревности чуть покусывал изнутри.
Видимо, я пересмотрела ТикТоков на ночь, и мне приснился Тим:
Он стоит ко мне спиной с голым торсом, в трениках, а я, почему-то тоже топлес, подхожу к нему, прижимаюсь всем телом к его разгорячённой широкой мускулистой спине. Он оборачивается, улыбается, и я млею от его взгляда, запаха, улыбки:
– Я тебя ждал, – шепчет Тим и целует. Целует и обнимает так, что даже просыпаться не хочется.
Но я проснулась, сгорая от смущения. Во сне будто была и не я: смелая, раскрепощённая. Там я хотела обнимать Тима, целовать, прижиматься к нему. Может, сюжет сна развивался бы дальше, но я не досмотрела.
Это был всего лишь сон! Это не я! Придя в себя, я, смущённая и возбуждённая, выгоняла наваждение из мыслей, но губы горели, сердце билось, как сумасшедшее. Мысли продолжали раскручивать эротические фантазии. Глянула на часы – пять утра. Пошла в ванную, долго держала руки под струёй холодной воды, хотя хотелось под кран засунуть и голову с дурацкими мыслями. Смотрела на себя красную в зеркало, потом приложила онемевшие от холода ладони к разгорячённым щекам. В глазах отражался блеск. Я что, заболела? Лоб был не горячий, хотя сердце сбивалось с ритма и уходило в тахикардию. Приплыли, Яна!
Я ругала себя за бесстыдные мысли, отгоняла их как могла, но они то и дело мелькали картинками из сна в голове. Проворочавшись до самого утра в кровати, я с облегчением вскочила по будильнику. И как бы ни отгоняла образы из сна, но мне и в жизни захотелось, чтобы Тим меня так же поцеловал.
На большой перемене в столовой я описала вчерашнюю поездку Инге, но она мне не поверила.
– Чтобы ты поехала куда-то? За город? С парнями?! Ты прикалываешься?!
Тогда я открыла ТикТок и показала ей один из роликов с Тимом. Лицо подруги нужно было заснять в этот момент, брови заползли под чёлку, челюсть отвисла. Инга взяла в руки телефон и пересмотрела ролик раз пять.
– Только прошу, никому не говори! Тим шифруется и не хочет это афишировать.
– Янка, ты посмотри, здесь почти лям просмотров! – Инга перевела ошеломлённый взгляд на меня. – Вот уж Клячик! Действительно тёмная лошадка!
– Ты только никому, ладно?
– Обещаю, – кивнула Инга, всё ещё пребывая в шоке. – А ты зачем с ними поехала? Вдруг там в этой глуши что-то произошло бы? Ты хотя бы предупреждай меня, а то потом ищи твоё расчленённое тело неизвестно где.
– Инга! – одёрнула подругу я.
– Кто его знает, твоего Тима, какие у него ещё скелеты в шкафу.
На Тима я старалась не смотреть весь день. Тело тут же бросало в жар, а лицо в краску. Образы из сна стыдили и, похоже, прочно засели в голове.
«Ян, у тебя всё хорошо?» – написал Тим.
«Всё ОК», – поспешно ответила я.
«После школы буду тебя ждать, где обычно».
Но после занятий меня отловила Алла Константиновна, пришлось идти с ней и обсуждать предстоящую олимпиаду. Я написала Тиму и Инге по одинаковому сообщению:
«Буду с Аллкой готовиться к олимпиаде, меня не жди».
С химичкой мы просидели три урока, она дала мне ещё кучу задач. Мы решали и разбирали их вместе. И вроде Алла Константиновна осталась довольна, хотя мой мозг, казалось, сварился в собственном соку. Но как же хорошо, что олимпиадные задачи напрочь вытравили все пошлые образы из моей головы.
Домой я шла совершенно с пустым мозгом. Навалилась дикая усталость из-за того, что полночи не спала, а химия окончательно выжала из меня все соки. Поэтому я написала и Тиму, и Инге, что сегодня меня нет, и завалилась спать вместе с Соней, прочитав ей перед этим «Мойдодыра» и «Бармалея». Вот что мне надо читать на ночь для здорового сна, а не разглядывать полуголого Тима полночи.
Глава 18. Место силы
Но в ближайшее воскресенье тоже не удалось отоспаться – с утра пораньше поехала на олимпиаду. В этот раз успела решить всё, не знаю, насколько верно, но сделала всё, что было в моих силах.
По дороге домой переписывалась одновременно и с Тимом, и с Ингой. Инга ныла, что Дождик сегодня работает до вечера, и требовала, чтобы я пришла к ней, а Тим настойчиво зазывал погулять и обещал показать одно классное место. Чтобы никого не обидеть, я написала Инге, что зайду к ней днём, а вечером договорилась встретиться с Тимом.
Сон стёрся из памяти, и наваждения отступили. Я надеялась, что не буду теперь так смущаться при встрече с ним. Да и вечером стемнеет, и даже если я покраснею, это не будет так заметно.
Инга ходила по дому в коротких шортах и всё чаще задерживалась перед зеркалом, любуясь своей татуировкой, всё никак не могла на неё наглядеться. Мы наделали уже сотни фотографий со всевозможных ракурсов. Выглядело это круто: тату ещё была свежая, яркая, и при любой активности создавалась иллюзия движения механического протеза.
– Выглядит круто! – наверное, в десятый раз оценила я.
– Да, Дождик – талантище! Хочешь себе такую же? – прищурилась она.
Мы любили с Ингой тему будущего, киберпанка, антиутопий и прочего, но её больше захватывали идеи роботизации, искусственного интеллекта, программирования, а меня привлекала тема развития генетики, когда была бы возможность как-то влиять на генетический код, что-то добавлять, убирать, модифицировать тело. В этом наши вкусы совпадали, и почти все фильмы и сериалы мы смотрели вместе.
– Ой нет, ты же знаешь, какая я трусиха, – открестилась от этой идеи я. – Тем более, ты говоришь, на кости нереально больно бить.
– Да, на кости прям жесть, в остальном терпимо. И я ещё хочу! Дождик сейчас рисует эскиз в продолжение темы протезов, но для предплечья.
– Я, конечно, слышала, что на татуировки подсаживаются, но, может, сто́ит подождать, вы эту-то делали три недели. Или тату как легальный селфхарм21?
– Хочется ещё! Мне кажется, через тату Дождик проявляет свою любовь.
– К кому любовь? К тем, кто платит ему деньги? – усмехнулась я.
Инга завалилась на кровать и тут же протянула мне ногу под самый нос, чтобы я детально рассмотрела татуировку.
– Без любви такую красоту не сотворить!
Подруга не хотела отпускать меня к Тиму, ныла, чтобы я осталась у неё. То ли в ней говорила ревность, то ли она до сих не оттаяла по отношению к нему. Хотя после роликов в ТикТоке мне показалось, чуть зауважала Тима, начала присматриваться. И перед уходом подозрительно прищурилась:
– Вы, конечно, такая милота, из школы за ручку ходите. Почему между вами ничего нет? Вы ж так до пенсии не поцелуетесь. Это ты держишь Клячика на расстоянии?
– Не держу, но мне нравится, что он не форсит.
– Как-то он совсем не спешит, – засмеялась Инга. – Такими темпами ты успеешь ещё с кем-нибудь замутить параллельно.
– Зачем мне это? Мне и Тима хватает, – отмахнулась от подруги и обмоталась шарфом. – Ладно, мне пора.
Тим ждал меня рядом с гимназией. Мы обогнули школьный двор и пошли в сторону их ЖК.
– И куда мы идём?
– Это будет сюрприз. Не боишься высоты?
– Нет, высоты не боюсь, а вот сюрпризов боюсь. Скажи мне, пожалуйста.
Тим улыбнулся и покачал головой.
– Хотя бы намекни, это далеко? – расспрашивала я и нервничала.
Неожиданности зарождали во мне панику, и порой я страдала сюрпризофобией.
– Нет, в моём доме.
– Мы к тебе идём? – остановилась я. Одно дело – зайти на минуту с Пашей. А в выходной у Тима наверняка дома родные, к встрече с которыми я не готовилась.
– Не совсем. Ты мне доверяешь? Хочу показать тебе своё место силы.
Я до последнего не верила, что мы не идём к Тиму домой. Ведь мы зашли в его подъезд, но вместо одиннадцатого этажа на лифте поехали на двадцатый. Тим отпер замок, закрывающий дверь чердака, и мы вылезли на крышу. Здесь было ветрено, но вид открывался потрясающий.
Весь наш городок как на ладони, а с другой стороны расстилался мрачный лес с одинокой проплешиной озера посередине. По дорогам ездили маленькие машины, маленькие люди спешили по своим делам, а над нами было бескрайнее серое небо.
– Вау! – оборачивалась кругом я, чтобы оценить вид со всех сторон.
– Это ещё не «вау»! – Тим завёл меня за выступ выхода на крышу, и здесь был оборудован уголок.
Стояли два пластиковых стула и стол. Вдоль выступа, загораживающего это место от входа, крепилась гирлянда в виде разноцветных маленьких лампочек.
– Самое вау здесь на закате, – Тим подошёл ближе к краю, облокотился на перила. – Жаль, сейчас пасмурно, но, кстати, вон на западе проясняется небо, так что, может быть, и повезёт. Это и есть моё место силы! – затем он уселся на стул, приглашая меня присоединиться. – Когда сильно устаю или нет настроения, прихожу сюда, слушаю музыку и отключаюсь от реальности.
– А ключ есть только у тебя?
– У меня отец главный по подъезду, ключ у него, но я сделал себе дубликат. И здесь я заряжаюсь, – Тим вытащил из рюкзака портативную колонку, поставил её на стол и включил музыку.
– А у меня, наверное, место силы в горах, – задумалась я. – Там всё по-другому ощущается, чувствуется масштаб и мощь, и будто время замедляется.
И я рассказала про наши походы с папой в горы. Тим признался, что ни разу не был в горах. Он рассказывал про свои каникулы в спортивных лагерях. Мы делились своими историями о лете, даже музыку выключили. Когда солнце мелькнуло в прогалине на хмуром небе, мы оба заметили этот момент, солнце коснулось наших лиц прощальным лучом. Мы замолчали и в тишине проводили оранжевый круг за горизонт.
Казалось бы, ничего не изменилось, но резко стало темнеть. Я поёжилась. А уже через десять минут сгустились сумерки. Стало темно. Тим включил разноцветную гирлянду и опять подошёл к самому краю, посмотрел на горизонт. Я тоже подошла и встала рядом. Мы смотрели на городок, на постепенно зажигающиеся огни. Вид завораживал.
– Мне здесь очень нравится, – улыбнулась я Тиму.
– Пусть это место будет и твоим. – Тим повернулся ко мне.
И то ли вечерние тени так ложились на его лицо, то ли его взгляд стал другим. Но нам обоим хватило буквально трёх секунд, чтобы поддаться неведомому притяжению, что подтолкнуло нас к друг другу.
У нас получился долгий и довольно осторожный поцелуй, но он точно навсегда сохранился и в памяти, и на губах.
Стоило мне закрыть глаза, как в голове тут же всплывал образ счастливого Тима: он сам стал светиться, как разноцветные лампочки в гирлянде. А у меня внутри разливалось приятное тепло, мне было мало, и я всё время улыбалась. Впервые хотелось кого-то поцеловать, и, возможно, поэтому было так вкусно, нежно и приятно.