Читать онлайн Фабрика игрушек бесплатно
I. Антошка
Маленькое солнышко нехотя выплыло…
Нет…описывать пейзажи я не умею.
Маша укуталась в тёплый плед. В комнате было темно, на стене еле поскрипывали старые часы. За окном шёл снег, освещая раннюю пору. Моя сестра заметно повзрослела, но не перестала просить меня рассказывать ей сказки. Она до сих пор складывает свои игрушки по местам. До сих пор читает детские книжки. Я знаю, что скоро она выздоровеет. Пройдут праздники, в школе отменят карантин. Не люблю видеть её заболевшей. Но люблю сидеть у неё на кровати и сочинять разнообразную бессмыслицу.
– Так что там? Солнышко? – Маша рассматривала в руке градусник.
– Дай посмотрю.
– Всё нормально, – спрятала градусник в тумбочку.
– И когда ты стала такой самостоятельной?
– Расскажи сказку. Ты же обещал про фабрику, и про Николая.
– Дай мне время. Я не могу импровизировать, иначе это будет неинтересная история.
– Мама придёт ещё не скоро. Давай! Ты же писал что-то за столом.
– То была домашка.
– Не верю.
– Может чаю с малиновым вареньем?
– Маша отвернулась.
– Ладно, сдаюсь. Фабрика игрушек. Будешь мне помогать.
…Маленькое солнце…нет…маленькое солнышко нехотя выплыло в морозное ясное небо. Блестящие искры играли на огромных сугробах снега. Где-то издалека слышны скрипучие шажки медленно топающего школьника, который улыбается под стать пришедшей зиме.
Декабрьское утро всегда радует приятными новостями – ощущением приближающегося праздника, окончания скучной и совсем неинтересной учёбы, сопутствием волшебства и вдохновения. А ещё метель всю ночь разрисовывала узоры на окнах, окутывая землю в белую пушистую перину. Кажется, что пахнет свежей кожурой мандарина и веткой сосновой ели. Хочется бежать вперёд, лепить снежную бабу, бросать по друзьям снежки, читать книги у камина, смотреть с отцом рождественские фильмы, наблюдать, как мама печёт куличи. Но чаще хочется просто упасть в сугроб снега, щурясь от яркого солнечного света.
Снежинки меланхолично скользили вдоль розовых щёк. Антошка не мог пройти мимо высокой горки в такой радостный день.
– …Антошка? – Маша удивлённо перебила меня.
Я улыбнулся и продолжил.
…Дети веселились, кувыркались и всячески развлекали своих родителей, пока те сменяли улыбки на строгие жесты. Под рукой не оказалось санок, но был рюкзак. Антошка спустился с горки, словно с Альпийского холма, почувствовав полную свободу в груди и морозный свист над ушами.
За ним стремительно летел мальчик в вязаной шапке с бубонами, попутно выкрикивая:
– Берегитесь!
Мальчик свалил с ног топающего с тростью старика, который внешне был похож на дядюшку Скруджа, но оказался весел случившемуся ненастью:
– Ох уж эти детки! – дедушка поднялся и помог встать школьнику. – Аккуратнее на поворотах, гонщик!
Шум городского рынка постепенно затихал. Там, по обыкновению, разгар покупок и продаж. Обязательные символы праздника, нужные предметы под руку и прочий блестящий хлам. Ёлки на любой вкус, пушистые, словно кот Персик и облезлые, словно соседский пёс. Гирлянды, игрушки, пиротехника, а ещё сотни пачек майонеза и килограммы зелёного горошка. Для Антошки, как и для всех остальных, одним из символов Рождества были конфеты и мандарины. Заметно, что в этот праздник их поубавится на столах, застеленных белыми скатертями – слишком дорого обходятся сладости для среднего человеческого кармана.
Сквозь толпу Антошка пробрался к самому красивому сказочному прилавку и потратил остатки денег со школьного обеда на шоколадный батончик. Он оставил его на потом, бросив в рюкзак, и подумав, что намного приятнее забыть о нём и в один прекрасный день обнаружить этот маленький, но приятный подарок.
Твёрдые шаги привели Антошку домой. По отцовским следам он пробежался по двору, махнув ладошкой рыжему охраннику в будке. Тот довольно вилял хвостом и таил в глазах надежду на вкусное угощение.
За дверями Антошка встретил теплоту и сонное настроение. Родителей как всегда нет дома, поэтому украшать комнату приходится в одиночестве. В гостиной стоит огромная пушистая ёлка, что выглядит ещё больше из-за уютных размеров комнаты. Рядом на покрывале спит тот самый кот Персик, ожидая весёлых игрушек на ветках и новогоднего веселья.
Антошка залез на чердак в поисках коробок с украшениями. Сколько здесь вещей! Наверное, всё, что исчезает из комнат, автоматически перемещается на чердак (или всё, что мешается под ногами). Может быть, домовёнок следит за порядком в доме? Так или иначе, чердак хранит в оседлой пыли многие воспоминания, споткнувшись о которые, непременно улыбаешься.
– Постой, это сказка совсем для маленьких детей, – возмутилась Маша.
– Что же тебе не нравится?
– Ну, не знаю…может немного правды…
– Правды? – я засмеялся. – Что-то вроде «за внешним видом весёлости, скрывается правда, призванная заменить собой кратковременное детство…» Вот так?
– Давай ещё.
– Ощущение невыносимой тяжести и лёгкости бытия, доселе незнакомое маленькому человечку. Возводимая в степень взрослая жизнь, что непрекословно следует всеобщему канону общественной необходимости. Эхо губительных наставлений, эквивалентом заменяющее истину. И только там, в бессмысленном ощущении предстоящего разрушения Антошка, маленький Антошка, делал услугу себе взрослому – потому что осознавал, что путь к истине настолько тернист, насколько и неведом.
– Ты начитался этого в своих философских книжках?
– Там зачастую можно отыскать правду.
– Нет, это история без сюжета. Маленький Антошка не мог размышлять о «лёгкости бытия».
– Поэтому слушай дальше.
В действительности очередное зимнее утро отличалось от других только цифрой, а не волшебными образами или счастливым настроением. Может быть, для истинных волшебников (допуская их существование) зимнее утро могло быть неподдельно радостным событием, но Антошка не позволял себе упоительных, от дел отвлекающих мечтаний. Нет, он верит в искренние чудеса, одностороннее добро, человеческую отзывчивость и сострадание. А ещё верит в пушистую перину, что была вчера за окном, в красавицу-ель, что в разноцветных огнях сияла всю ночь в гостиной. Он верит в Святого Николая и как все дети любит подарки.
Но в этом году Святой Николай не пришёл в его дом. Он не гостил в домах на улице Украинской, не дарил подарков детям с улицы Подснежника. Ни один ребёнок не обнаружил под пышными ветвями ели долгожданного подарка. Ни один тёплый дом не был наполнен духом Рождества, но так вынужденно хранил загадочную грусть о прошедшем.
Дело вовсе не в подарках. Материальная ценность каждого из них была ничтожна – разве нужно маленькому ребёнку многое для счастья? Уж тем более ценник с игрушки не интересовал малышей. Вот отсутствие Святого духа, из года в год исправно приходившего в канун Рождества и вместе с подарком оставлявшего надежду на новый светлый год – вот это намного хуже. Отныне дети, плохие и хорошие, послушные и забияки, никому не нужны, – по их мнению, и Рождество, как бы это печально не звучало, отменяется.
Так было в этот год – год разочарования и тревоги. Родители всячески подбадривали своих детей, отвлекая их делами более важными, чем трата времени на беспокойство по поводу пропажи какого-то старика. Времена года сменялись, и чем теплее было солнце, тем меньше мыслей было у детей по поводу Рождества. Все-таки они взрослели, развивались и познавали мир, интересовались и были уникальны в особенности, радовали родителей и огорчались разрушениям детских иллюзий.
Шли месяцы и годы – Антошке пришлось взрослеть вместе с остальными с детьми. Он был свидетелем того, как Святой Николай не приходил целых десять лет.
На совершеннолетие Антошка услышал очередную шутку в исполнении родителей – мол, ты же взрослый, поэтому должен знать, что Николая не существует. Антошка рассмеялся, но был рад, что родители до сих пор переживают из-за этого, как они сами говорили, пустяка. Отсутствие человека в его жизни на протяжении десяти лет не переубеждало в отсутствии человека как такового. Хорошо бы списать все проблемы на древнюю отцовскую легенду, созданную для воспитания веры в иллюзорное волшебство. Но он-то знает, что дела обстоят куда серьёзнее, потому что Николай жил вовсе не на Северном полюсе, а на краю соседнего леса, работая на местной игрушечной фабрике.
К слову, Антошка тоже работал на этой фабрике. И каждый раз, наблюдая во сне ностальгические картины давно ушедшего детства и пытаясь отыскать ответ на главный вопрос, он просыпался и отправлялся на работу к своим друзьям. Он до сих пор искренне надеется, что однажды ему и его друзьям удастся возродить забытый всеми Рождественский дух.
– Ну как?
– Маша заметно устала.
– Ну не знаю. Я хотела услышать историю про маленького Антошку. А у тебя он уже повзрослел.
– Потому что детство – это мимолётное воспоминание.
– Для тебя.
– Хочешь услышать продолжение?
– Давай. Расскажи мне про фабрику.
II. Бонифаций
Твёрдой поступью коротыш Бонифаций производил впечатление большого человека. Особенно, когда задирал выдающийся подбородок, сводил скулы и вглядывался в мифическое отражение эльфийской натуры: фирменная шапка в синюю полосу с бубоном надевалась исключительно в зеркале. Обычно, на заднем плане с карандашом в зубах застывал Антошка, просиживая целые дни за письменным столом и сочиняя детские рассказы. Бонифаций часто напоминал ему, что графоманство есть плод разгильдяйства и безделья, тогда как истинный поэт склонен к размышлениям и невротическим расстройствам.
– Вольнодумство есть предмет искусства! – торжественно восклицал эльф, заправляя синюю рубаху в более синие матовые штаны.
Маленькими ручонками каждое буднее утро он заваривал крепкий зелёный чай, вспоминал мамины молитвы и благословлял всё вокруг окружающее. Мастерскую своих снов он покидал пунктуально в восемь утра: игрушечных дел мастера ожидали Бонифация на лестничной площадке. К слову, дисциплина творческого бардака на фабрике соблюдалась благодаря авторитету соседа Антошки среди эльфийских сородичей.
Бонифаций звенел ключами, направляя за собой всю толпу единомышленников. Каждый из этих эльфов был точно таким же, как и его собеседник, прикрывающий ладонью сладкий зевок.
– Индивидуальность, – говорил старый Рудольф, – не имеет ничего общего с внешним видом. Эльфы очень интересные, если знать, на какую тему им хочется сегодня общаться.
Большинство малышей жили в соседних комнатках, где-то вблизи. Фабрика была настолько огромна, что Антошка не был и в половине её тайных мест. Кажется, эти трудолюбивые друзья появлялись из неоткуда, пару часов работали в уютном подвале, украшенном картинами, игрушками и гирляндами, и снова возвращались в своё прекрасное никуда.
– Вот ты, Уильям, где ты живёшь? – пришло Антошке в голову озадачить своего друга.
Уильям перестал вырезать из дерева образ будущей игрушки и на секунду задумался.
– Здесь, – он отвёл взгляд и молчал ещё несколько секунд. – Хотя, может быть и не здесь.
– Так не бывает! – Антошка засмеялся ему в ответ. – Ты что же, не знаешь, где твой родной дом?
– Родной? Мама говорила, что отец посадил нас на корабль, когда мне было некоторое количество лет. Я тогда не умел считать.
– Что случилось?
– Ну, я вырос и всё такое. Эльфы тоже могут взрослеть.
– Нет, я о том, почему вы уехали?
– Мама умалчивает об этом, а я не хочу ей надоедать.
Эльф продолжил вырезать игрушку, Антошка рисовал чертёж следующей.
– И всё-таки я прихожу оттуда, – эльф поднял указательный палец кверху. – Там тепло и много хороших книг.
– А мама твоя где?
– Живёт на фабрике. Я часто хожу к ней в гости и показываю свои новые работы.
Бонифаций не прекращал верить в способность своих картин приносить радость детям. Он не считал подобные подарки проявлением самолюбия либо навязыванием творческих вкусов. Он любил рисовать, днями и ночами, пейзажи, города, образы и символы рождались в бесконечном потоке импровизаций. Когда речь заходила о новаторстве, он тяжело вздыхал и повторял, что больше ничего не умеет делать.
– Так что же, на фабрике и рисуют, и делают игрушки? – уточнила Маша.
– Да. Творческое раздолье. И книги там пишут, и пироги пекут, и шьют разнообразную одежду. На Рождество все жители фабрики разносят по ближайшим деревням подарки для детей.
– Таких детей не бывает. Они что, мастера на все руки?
– Нет. Просто каждый из них занимается тем, что действительно любит. Ну и конечно помогают Николаю.
– А он разносит подарки?
– Естественно! Он посещает большие города, в которые эльфы не могут добраться.
Солнце просачивалось сквозь маленькую форточку в подвал. Уильям сделал добродушного на вид медвежонка, которого в жизни никто не видел.
– В энциклопедиях множество интересных фотографий, – будто оправдываясь, заметил Уильям.
Ещё несколько идей воплотились в жизнь. Например, Луи усовершенствовал фигурку Святого Николая, разукрасив её в рождественские цвета. Он уверен, что нет ничего лучше, чем подарок в виде красивой фигурки.
– Его все забыли, – грустно произнёс эльф Святик.
Этот грустный малыш сам придумал себе имя, но никто не знал, что оно значит. Очень часто Святик был расстроен. Раньше друзья расспрашивали его, в чём дело. Но эльф не делился ни с кем своими секретами и, в конце концов, его грусть перестали замечать.
Луи весь оставшийся день играл на пианино. Он знал, что у Святика шумит в голове и всячески надеялся ему помочь, разыгрывая джазовые партии. Святик любил фортепианную музыку. К слову, он первый придумал записывать композиции Луи и дарить их детям. Правда, пока ещё ни одной композиции Луи не разрешил дарить на Рождество – слишком требовательным был музыкант к своим работам.
– На сегодня хватит, – произнёс Бонифаций, отмывая руки от красок.
Он работал мало, но продуктивно. За короткий отрезок времени мог нарисовать прекрасный лесной пейзаж, но на этом останавливался. Муза к Бонифацию приходила ежедневно, мимолётно вдохновляла и отправлялась прочь.
– Сегодня мы сделали мало, – нарушил тишину Уильям.
– Мало, но зато красиво. Ты же знаешь, что можешь сидеть здесь до самой ночи, если есть желание, – заметил Бонифаций.
Несмотря на лютые морозы за окном, на фабрике было необычайно тепло. И так было всегда: никто не знает, что поддерживает температуру, но никаких печей, дров или труб жители фабрики никогда не наблюдали. Будто волшебство витало в воздухе и не позволяло маленьким комнаткам охлаждаться.
Старый Рудольф поговаривал, что цивилизация на фабрику ещё не добралась. И доберётся ли? Необычайно чудесное место, лишённое злобы и пошлости.
– Как же хорошо, когда живёшь среди добрых существ. Вот бы так было всегда, – печально вздыхал Рудольф.
– И что, всё было так хорошо?
– Конечно же, нет. Так устроен наш мир – чтобы понять, что является добром, мы должны столкнуться с настоящим злом.
– И что же случилось?
– О фабрике узнали плохие люди. Бизнесмен Клаус и его помощники.
– Санта?
– Нет. Санта никогда не был бизнесменом, – я улыбнулся и продолжил сочинять.
III. Бизнесмен Клаус
Рутинный день, как правило, сменялся кратковременной незаметной ночью. Клаус и его помощники гномы захватили власть на фабрике, объявив во всеуслышание о том, что земля куплена вместе с фабрикой и её жителями. Где был Николай в этот момент – никто не знает. Более того, многие жители фабрики не знали о том, что такое деньги и что значит «быть купленными».
На фабрике быстро укрепилась власть Клауса – перемены ощущались ежедневно. Антошка думал о том, что жизнь будто стала бесчувственной, безразличной. Больше никто не занимался творчеством, никто не играл на фортепиано, никто не раздавал конфеты по утрам. Теперь эльфы просыпались в одинаковое время, отправлялись выполнять одинаковую работу, и при этом вынуждены были вникать в суть системы, в которой, как сказал Клаус, они теперь живут.
– В чём же причина? – спросила Маша.
Так уж получилось, что у фабрики и, в частности, в самом производстве игрушек появились трудности. Естественно, большинство жителей их попросту не замечали. Первое, с чем столкнулись жители фабрики – игрушки было не из чего делать. Ресурсы для производства были опустошены, более того, внешний мир развивался невероятными темпами. В подтверждение этому была избалованность маленьких детей, которым обычные игрушки из дерева уже не нравились. Антошка и его верные друзья эльфы всячески старались придумать что-нибудь новое, воистину вобравшее в себя тот самый дух Рождества, но ничего не получалось.
Клаус появился на фабрике как раз в тот момент, когда о проблемах стало известно всем. Он сразу же стал обещать оставить всё как есть, и помочь преодолеть этот кризис. Но своих слов он естественно не придерживался. На фабрике изменился подход к производству игрушек – теперь они были одинаковыми, никто не делал индивидуальные игрушки для каждого ребёнка. Теперь нужно было делать игрушки не только для детей, живущих в близлежащих деревнях, но и для тех, кто живёт в больших городах.
– Но ведь это прекрасно? – заметила Маша.
– Вовсе нет. Для больших городов игрушки делают другие фабрики, другие эльфы.
– Но зачем им так много игрушек?
– Наверное, потому, что для мальчика живущего в деревне, к примеру, достаточно одной игрушки на Рождество. Для мальчика, который живёт в городе, этого может оказаться мало.
– Тогда это избалованные дети!
– Но, всё-таки, дети. К тому же, Клаус думал вовсе не о детях.
– А что же Николай? – удивлённо спросила Маша. – Как он позволил этому случиться?
Николая давно никто не видел. Одни поговаривают, что он бросил жителей фабрики, другие – что Николай скоро вернётся и жизнь снова наладится. Антошка часто размышлял о нём, особенно, когда фабрика игрушек превратилась в обычный завод. Он думал о том, что так много времени уже прошло с тех пор, когда Николай изготовил свою первую игрушку. Дети, ставшие первыми счастливчиками, уже давно состарились.
Антошка ежедневно наблюдал одни и те же виды на улице, видел одно и то же небо и воспитывал в себе истинную ненависть к схожести и серости будней. Происходило это невзначай, постепенно, нагнетая к вечеру каждого рабочего дня и растворяясь в полузабытых снах ночью. Невообразимо, как может резко опротиветь окружающий мир, если он остался тем же?
– Они надолго здесь? – спросил Бонифаций, пряча взгляд от гномов.
– Наверное, да, – грустно ответил Антошка. – До тех пор, пока здесь Клаус, будут и они.
– Не похоже, чтобы гномам нравилось работать здесь. И вообще, по-моему, они не предназначены для работы.
– Почему же? Они крепкие и выносливые. А не нравится, потому что заставляют работать. Против своей воли мало кому захочется хоть улыбаться, хоть плакать.
– Они несвободны вместе с нами.
– Разве мы заслужили подобную участь?
– А они, думаешь, заслужили её? Мы ничем не отличаемся от гномов – мы теперь так же, как и они, работаем на фабрике и совершаем одни и те же действия.
Один из гномов перестал складывать игрушки по коробкам и поднял с пола тряпку красного цвета – остаток от наряда для игрушки Клауса. Он так долго рассматривал её, щупал, что начал заливаться слезами. Другой гном подошёл к нему и резко выхватил кусочек тряпки.
– Почему ты плачешь? – спросил злой гном, бросив перебирать листовки от детей.
– Я не знаю, – он вытер слёзы и показал тряпку, – я не знаю, что это такое.
– Ты о чём? Ведь это одежда для игрушки.
– Ведь её кто-то носил. И она сделана из чего-то, что мне не ведомо.
Гном заметно разнервничался и бросил тряпку на пол.