1984

Впервые я пробовала читать этот культовый роман лет этак в 19. В то время мне работа Оруэлла не зашла, я в итоге забросила ее на половине и малодушно прочитала краткое содержание в Вики. Спустя 6 лет, зная уже, чем там все кончится, я решила наверстать упущенное – что же, я поумнела (приятный бонус!), но вопросы к сюжету – вернее, к логике описанного тоталитаризма – все равно остались. А так как книга писалась в 40-е прошлого века, то и сравнения будут с событиями того времени :)Оруэлл решил не мучиться изобретением нового сюжета и позаимствовал любимый твист всех антиутопистов: даешь любовную линию в центре сюжета! Это не плохо, у Оруэлла все-таки получилось интересно (хоть и есть немного от Замятина), но эта чертова любовь, которая никакая не любовь, а просто проявившийся половой инстинкт, сильно бьет по логике происходящего.

Конечно, цензура, ложь правительства, оболваненное население, эти толпы, которые верят любому бреду от местных пропагандистов – тут Оруэлл развернулся, получилось великолепно, атмосфера абсурда – главное, за чем нужно читать «1984». Можно посмеяться, а можно сравнить с современностью и как-то нехорошо расстроиться. Но так же Оруэлл много говорит о личных проблемах гг Уинстона, и вот тут у меня возникают сомнения в реальности сего. Уинстон – один из многих членов Партии. Как все члены Партии (их много-много-много, напоминаю!), он не может иметь не регулируемые сексуальные связи с партийными женщинами. С не партийными, впрочем, тоже – за поход к проститутке можно получить 10 лет лагерей (но зато не расстреляют!). Жениться можно (даже разойтись), но в жены тебе дадут непривлекательную тебе женщину, секс с которой будет «партийным долгом». Вы понимаете маразм этого? Т.е. Партия просто отказывает своим людям в проявлении естественности. Всем членам Партии отказывает. Вот у меня вопрос: сколько месяцев протянул бы в реальной жизни тоталитаризм, который запрещает толпе здоровых мужчин и женщин влюбляться, да хотя бы с удовольствием заниматься сексом? У Замятина хотя бы «розовые талоны» были на регулярный секс, там персонажи сами выбирали, с кем спать, нежелательна была только эмоциональная привязанность (но и она толком никак не контролировалась). А у Оруэлла Партия ненавидит сам секс, мечтает вообще исключить его из жизни людей, изобрести что-то, что уничтожит саму способность переживать оргазм (это же какие психологические травмы нужно иметь, чтобы такое в голову пришло…) Оруэлл объясняет все тем, что секс как-то мешает людям любить Большого Брата, но я лично не вижу взаимосвязи. Ни одно тоталитарное государство 20 века не запрещало секс и любовь. Во вдохновлявших автора Советском Союзе и Германии они были. Диктаторы тоже не идиоты. Если бы Гитлер попробовал запретить такое партийным, его бы уже на следующий вечер вынесли из канцелярии вперед ногами. Никогда тоталитаризм не запрещает базовые переживания – чувственность и личные контакты, потребность в уважении, в сопричастности, с таким же успехом можно запретить людям есть и спать. Тоталитаризм запрещает «второстепенные» абстрактные понятия, с которыми 80% населения просто не сталкивается в жизни – «свободу слова», «свободу личности», «оппозиционность», «собрания без разрешения свыше» и проч. Поэтому тоталитаризмы так живучи – они делают из человека раба, но раба счастливого в своей маленькой обжитой квартирке, в компании с такими же счастливыми простым людьми. А как держать в узде раба, простейшие потребности которого не удовлетворены, я просто не представляю. Мы же о 20 веке говорим, о людях современной психологии.

Так же угнетает пессимизм Оруэлла. В его романе нет ничего хоть сколько-то светлого. Отношения Уинстона и Джулии не получается назвать ни любовью, ни дружбой, ими движет только сексуальность, в остальном они чужие люди (поэтому же так прост их отказ друг от друга). Особенно расстраивает мысль Оруэлла, что тоталитаризму нельзя сопротивляться даже в душе. Тебя покалечат не только физически, но и морально, ты обязательно полюбишь своих палачей и будешь с удовольствием лизать им сапоги, хотя вчера ненавидел их. Только стокгольмский синдром, только хардкор! Что ж, Оруэлл явно думал о советских показательных процессах. Наши чекисты так ломали и бывших оппонентов Сталина, и простых людей, что те признавались в работе на японцев, в отравлении колодцев и поедании младенцев живьем. Но тут не учитывается важная деталь: в СССР не было как такового Сопротивления, многие арестованные (шпиёны, враги) были идейными коммунистами, верили партии и Сталину и не планировали диверсий против советской власти. Это были либо люди системы, либо простые обыватели, не готовые к политической борьбе. Таких людей, конечно же, легко ломали – у них не было идейной базы, на которую можно было опереться. Совсем иначе дело обстояло с европейским Сопротивлением (нашим тоже) времен войны. Поэтому мысль Оруэлла «всех можно сломать» ошибочна. Сломать – это заставить человека отречься от себя и близких, от своих чувств и идеалов (что, собственно, и делают в книге). Сколько изучала Сопротивление, в т.ч. германское, так там больше половины участников терпели пытки гестапо, самоубивались, гибли в застенках, ехали в лагеря, но не сдавали близких/товарищей и от своих идеалов не отрекались. Помню, как меня это восхищало, когда погружалась в тему, – эта готовность перенести все и умереть, но только не предавать себя, не отдавать эту моральную победу нацизму (может, гестапо пытать не умело?!). Но это были люди иного склада, идейные борцы с режимом. Оруэлл же, заявляя, что «любого можно сломать», показывает Уинстона и Джулию, из которых оппозиционеры – как из меня испанский летчик времен Франко. У них нет истинной ненависти к тоталитаризму. Нет образа настоящей жизни, нет понимания, за что они хотят бороться. Они не понимают, что это за абстрактное достоинство, за которое можно умереть. «1984» от исследования оппозиционности уходит к исследованию душ людей, которые переоценили свои возможности, а в реальности не хотели, не собирались ни страдать, ни умирать за какую-то там свободу.

И все же «1984» меня кое-чему научил: если мне однажды захочется стать Вождем, я воспользуюсь прекрасными методами оболванивания из этой книжки, а секс оставлю, пусть больше развлекаются, никакой монотонности Уинстона, больше развлечений, чтобы мыслей не было вообще ;)

Мощная антиутопия о политике, войне, власти, равенстве, свободе, двойных стандартах и промывании мозгов.
Обо всём этом сразу и о каждом пункте в отдельности.
Что сказать, такое будущее тоже возможно в одной из параллельных вселенных.
А может и в нашей. Не хотелось бы..
Роман написан в 1949 году.
Неужели уже 70 лет назад были видны предпосылки к этому?В мире этой книги нет личного, нет дружбы, нет любви.
Зато есть страх, ненависть и боль.
Есть подтасовка исторических фактов и забвение неугодных событий.
Причём переписывается не только давнее прошлое, но и то, что произошло несколько месяцев назад.
Прошлое подгоняется под настоящее столько раз сколько нужно.
Для этого даже существует специальная служба с большим штатом сотрудников.А ещё здесь процветает тотальная слежка, исчезание неугодных и упрощение языка.
Двойные стандарты по большинству вопросов.
Отголоски такой жизни уже появились в некоторых уголках планеты.
Хочется верить, что разум восторжествует.
Этот роман - отличное предупреждение для сторонников подобного развития событий.
Да и для всех остальных тоже. Особенно для тех, кому всё равно.Страшно наблюдать какими в этой системе ценностей становятся дети.
Готовы предать родителей, подслушивая и подглядывая за ними.
Во имя преданности партии и лозунгам, внушаемым с детства.Чтение получилось интересным, но не лёгким.
Полезно для осознанияистиных причин всего, что происходило в истории раньше и того, что происходит сейчас.
Много размышлений о природе войн.
Особенно интересно о войнах не как захват территории или ресурсов.
Финал оптимизма не внушает, но другого у этой истории и не могло быть.

Это мое второе прочтение романа, и надеюсь, что более глубокое. Думаю, что я не одна такая, которую наша новая реальность вдохновила перечитать эту книгу.Владимир Набоков и другие писатели, литературоведы нелестно отзывались о романе, ставя под сомнение его художественные достоинства. Но проверка временем и растущая популярность этой антиутопии доказали, что роман по-настоящему культовый, актуальный, как никогда,  бескомпромиссный, афористичный, с собственными языком и символикой.О чем же этот роман?! Конечно же, о глобальной несвободе человека в тоталитарном государстве. Несвобода человека в классической антиутопии проявляется на примере 5 компонентов: еда, любовь/секс, язык, память/история, семья/воспитание. Можете применить эти элементы к знакомым антиутопиям.Также в центре любой антиутопии находится общество и (или) государство. Действие всегда происходит в будущем, и общее подается через жизнь частного человека. Главным героем романа является Уинстон Смит, 39летний работник внешней партии. Наделяя героя именем Уинстон, писатель сделал аллюзию на Уинстона Черчилля, говоря тем самым, что в герое есть выдающееся, незаурядное начало. С другой стороны, очень распространенная английская фамилия Смит, как у нас, например, Иванов, свидетельствует о его совершенной обычности. Так чем же главный герой отличается от остальных? Одна из версий названий романа была "Последний человек в Европе". Уинстона Смита отличает именно человечность. Он живет для других, пытается разобраться с тем, что его окружает, думает о следующих поколениях, хочет противостоять системе.Помимо потери человеческой воли, роман посвящен любви. Эта та самая прививка от того, чтобы не стать роботом, зомби, скотом, да как угодно можно назвать. На примере Джулии, возлюбленной героя, мы видим другой способ существования в изображаемом мире. Джулия живет для себя, ее заботит только собственное удовольствие. Но, полюбив Уинстона, героиня преображается: проявляет заботу к любимому, прихорашивается для него, перестает думать только о себе.Кончается всё  не на радостной ноте, но надежда есть. Пока мы сомневаемся. Чувствуем. Любим.

Антиутопия, как классическая, так и современная, это один из моих самых любимых жанров. Сейчас писать антиутопии модно и прибыльно. Антиутопии пишут и снимают, так как их читают и смотрят. В чем секрет такой успешности жанра тем более сегодня? Наверное в том, что верить в антиутопии одновременно и легко, и страшно. Кроме того, это жанр как бездонный колодец неисчерпаем, выдумывать все новые варианты развития событий можно очень долго, а искушённые читатели и зрители хотят все более оригинального, нового, свежего, и антиутопия вполне может все это дать. К сожалению, в этом конвейере страшных вариантов общества будущего потерялась главная цель антиутопии - предостережение. Классические утопии выполняют эту функцию, ради нее они и были написаны, а не для того, чтобы развлекать и удивлять. Во главе настоящих страшных антиутопий классический треугольник: "О, дивный новый мир" Хаксли, "1984" Оруэлла и "Мы" Замятина - здесь заключены все ключевые предостережения: искажение ценностей, искажение понятий, искажение человека. Сегодня мы получили все три варианта развития событий одновременно (преобладает всё-таки прогноз Хаксли), и читая каждую из этих антиутопий, мы вычленяем нашу сегодняшнюю действительность. Эти три антиутопии не устареют никогда и всегда будут актуальны. Конечно, есть другие не менее ценные антиутопии, но верхушкой айсберга я считаю всё-таки эти три книги, самая жесткая из которых "1984". Читать этот роман страшно, больно, но надо. Романом "1984" лучше всего заканчивать чтение "великой тройки", так как страшнее этой антиутопии, мне кажется, ничего нет. Оруэлл - убивает надежду, которая так или иначе присутствует в других антиутопиях. У Оруэлла человек уничтожен как понятие, он унижен, раздавлен, изменен и стёрт. Нет человека. В "1984" меня поразило многое, в том числе и пытки, в результате которых человеческое существо не только скажет, что дважды два пять, но ещё и будет в это свято верить, ведь так ему сказали. Ужасна единственная правдивая книга, которая служит для одной цели - дать человеку ту правду, которую из него потом вытрявят самым страшным и болезненным образом. И наконец, новый язык этого мира - новояз, при переходе на который члены общества будущего перестанут мыслить вовсе, так как этот новый язык не будет иметь понятий даже для внутреннего бунта. Чего вы боитесь больше всего? Именно с этим вам предстоит столкнуться в комнате номер сто один. Если вы думаете, что никогда и ни за что не предадите своих самых близких людей, вы заблуждаетесь. В этой комнате вы отдадите им всё и всех. Вы перестанете быть человеком, так как ничего человеческого в вас не останется.Конечно, с одной стороны мне хочется сказать, что ради своего душевного спокойствия лучше не читать "1984". Но сделать это необходимо. Ради чего? Хотя бы ради того, чтобы не забыть, что вы человек, что у вас есть возможности, у вас есть условия. Представьте, что у вас все отняли, а теперь вернули. Это огромный подарок. До тех пор пока мы не погрязли в одном из вариантов событий тройки антиутопий, нужно каждый день помнить кто мы, что на самом деле ценно, а что нет, и если нам это удастся, тогда, будем надеяться, ни один из этих вариантов будущего никогда не станет реальностью.

«Если у раба внутри есть крылья — он рано или поздно станет свободным. Если свободный человек носит в душе кандалы, рано или поздно он станет рабом».
Святослав ВакарчукЛучшая книга, которую я читала в этом году и одна из сильнейших книг вобще! Это если кратко. "Какие-то грустные книги у тебя среди любимых" — сказала мне сестра после краткого описания эмоций. Что поделать? Оруэлл написал одну из тех книг, которые отнюдь не всегда хочется читать, зато она точно не оставит равнодушным читающего, бросив ему вызов, сюжетом, нереальностью... А нереальностью ли? При всем гротеске, при всей мелочности и прочем, что можно отнести к разряду почти фантастики, все же понимаешь: "1984" — фундаментальный роман, который дает хлёсткий ответ на вопрос о том, что бывает, если разрешить определенному устрою властвовать, причем на стадии, когда уже машина запущена, и не просто — прекрасно работает? И параллельно на еще один вопрос: почему же так важно бороться за свободу и не допустить укоренения гнилой системы?Каково это — жить в страхе, от того, что ты более свободен, чем окружающие, чем это дозволено? Когда весь твой мир — механизм, работающий на интересы от силы парочки людей, механизм, работающий мощно и безвозвратно? Каково жить, понимая это, учавствуя (лишь потому, что иначе нельзя) и зная изнанку? Каково? Герой книги Уинстон — почти единственный борец в мире, где бороться запрещено. В мире, где люди живут под постоянным наблюдением экранов, где — если ты еще не окончательно превратился в раба Старшего Брата — под самоконтролем должно быть каждое движение, каждый взгляд и малейший жест, чтобы не выдать свое инакомыслие никоим образом.Уинстон живет в постоянном страхе, безрассудном и подсознательном, но вместе с тем, он тянется и к свободе, к борьбе, противостоянию, хоть сама жизнь с партией искореняет подобные попытки. В этом есть противоречие жизни Уинстона, который прекрасно видит и анализирует дикую степень поклонения общества и внутренне понимает тщетность собственной борьбы, но все же до последнего за нее цепляется... Мужчине приходит в голову нелепая идея — завести дневник для будущего поколения. Дневник — символ свободы, способ правдивого выражения собственных мыслей, попытка не притворяться и быть самим собой, хотя бы на бумаге. Способ показать будущему поколению, что он не сдался, не покорился и хотел быть свободным. Ощущение свободы практически идентично чувству страха, потому как за каждым движением и каждым словом, написанным в личном дневнике, следит Старший Брат и каждый здесь — раб партии. В тот самый момент, когда человек делает что-то, что имеет негласный запрет… ему мешают собственные физические рефлексы или мысли куда-то исчезают, попросту забываясь. Насколько сильно должен работать механизм, чтобы довести человека до инстинктов, до умения искать и различать условные знаки, невидимые жесты, что могут означать совпадения взглядов, желание бороться за собственное существование, даже рискуя жизнью? В любом случае рискуя жизнью, потому что здесь свобода означает рабство, незнание — силу, а война — мир. О каких-то более естественных характеристиках речь не идет. Мир Уинстона наполнен абсурдом, здесь дóлжно любить партию, не просто поклоняясь и смиряясь со пристальной слежкой Старшего Брата. Любить партию — значит быть рабом, быть винтиком огромного механизма. Быть таким, как все. Учавствовать в фарсе, беззаветно веря в его правдивость. И, опять же, ни в коем случае не выдавать своего двоемыслия. Ничем. Ни словом, ни жестом, ни поведением. Старший Брат следит за тобой. Людям, плывущим по течению, которых устраивают любые навязанные понятия, жить легко. Они-то и становятся первыми обожателями, оправдывающими каждый поступок своих вождей. А Уинстон? Уинстон, которому еще хватает ума и недюжинной внутренней силы бороться. С тем, что знает он, нельзя смириться. Мужчина не имеет права смиряться, он должен быть сильным, чтобы бороться. Нельзя быть инфантильным, для него непозволительно быть одним из...Уинстон слишком много знает, слишком много помнит из таинственного прошлого, в котором даже он не может быть уверен, но при этом мужчина не задает вопросов «А было ли так?», он будет бороться, он сохраняет ум, интуитивно жаждет другой свободы, не допуская даже мысли о том, чтобы слиться с толпой. Сила людей, убежденных в своем стремлении поражает, даже если она больше на внутреннем уровне, потому что рано или поздно все меняется. Пока есть такие Уинстоны, способные отличаться от толпы, способные иметь свое мнение, несмотря на огромные массы людей, которым навязали одно-единственное мнение, до тех пор у подлинной Свободы есть шанс восторжествовать.Дальше...Мир, который описывает Оруэлл, полон парадоксов, которые можно было бы счесть нелепыми или надуманными, не будь они такими настоящими. Можно оценить тончайшую грань построения нового мира, его некую аллегоричность, гротескность. Здесь в почете субъективизм, а не объективность, умышленная узость и подмена понятий... Нет беззакония, потому как нет и законов; в кино смеются над несчастьями и воспевают смерть; большинство — отравленное поколение приспособленцев, воспитывающее из детей хищников, самым гордым поступком которых является… сдача родителя Старшему Брату за малейшее неправильное слово в сторону партии, при этом сами «жертвы», покорнейше принимают свою судьбу и радуются достойному воспитанию маленького шпиона; время — слишком абстрактная категория: партия всегда может переписать историю так, как ей нравится, поменять статистику в угоду себе же, чтобы даже думающие люди потерялись в простой попытке понять, в каком году они живут, многие подлинные знания остаются лишь в головах на правах неугодных власти воспоминаний; а чего стоит время ненависти?! Время, когда людей закрывают в помещении на определенный промежуток, "натравливая" на них некий грозящий образ внешнего врага, в эти минуты принято впадать в ярость массово — партийный ритуал, то, что для властей считалось священным, словно дрессура, потому как люди впадают в беспамятство, самогипноз; партия является блюстителем демократии, именно демократии — не внушать же людям, что они живут в абсолютном тоталитарном режиме; в этом мире на полном серьезе переписывают романы, из употребления убираются антонимичные слова — все должно быть четко, ясно и по-партийному, зачем слова-противоположности? Вместо того, чтобы развивать родной язык, власть вводит новояз, где происходит "зачистка" ненужных слов, тысячами исчезают — налицо сужение мыслей в недалеком будущем, все "неправильные" понятия становились недоступными; уже существует полный вакуум, ведь человеку запрещено учить иностранные языки, запрещено знать и контактировать с людьми других стран, дабы не увидеть, что все люди — одинаковы (а не враги и не варвары, помешанные на собственных догмах) и что можно жить совершенно иначе. Много-много всего страшного по своей сути, ведь куда проще следовать уже навязанным истинам, культивировать войну, до такой степени, когда к ней привыкаешь и становишься одним из массы. Примерно так звучит ответ на вопрос: зачем бороться за будущее? Чтобы не было Уинстонов, которые вынуждены задавать себе очевидные вопросы: "Как я могу не видеть того, что у меня перед глазами?" и "Разве у меня одного не отшибло память?"; чтобы не было Уинстонов, вынужденных бояться бороться за свое естественное право — быть свободным и делать великие поступки без наступления животного страха; чтобы не запустить машину, коверкающую все на свете и не ждать, пока она станет настолько массовой, что будет работать сама на себя. Поэтому надо бороться. Всегда.
Свобода — это логично и элементарно, она в человеческой природе, ее не искоренить, если она есть внутри, и если она есть внутри — человек за нее борется. А пока он борется — мир не скатится в пропасть.

Читать эту книгу - все равно что наблюдать крушение поезда, стоя в безопасном месте в трех метрах над уровнем рельс. На мосту, держась за перила, не левитацией единой. И наблюдать не только само финальное крушение, но и самое-самое начало. Медленный разгон - автор кратко обрисовал мир - страшно! страшно! - покатились, покатились, стучат колеса - Уинстон пишет в дневник мысли, мыслей много, мысли иногда занудные, бессобытийные, опять мир (или война? тут не разберешь что есть мир, а что геноцид) во всей красе - стук-тук стук-тук - на разгон - Уинстон встречает Джулию - где бы укрыться, где бы обняться, где бы поцеловаться - и все! точка невозврата - Уинстон доверяется... После этого все предсказуемо несется к финалу, остается только, зажмурив один глаз, подсматривать в книгу, ну что, уже? Сломали его? Не сломали? Предаст он Джулию? Не предаст? Ха, не бывает непредастов, бывает мало боли.Наверное, было бессмысленно пересказывать сюжет, о нем знают все еще со школьной скамьи. Но так уж вышло, что книга эта обошла меня стороной тогда и хорошо, тогда бы это была скука скучная и мыло мыльное. А сейчас - за два дня и страшно. Потому что так уж вышло, что я недавно сама в реальности столкнулась с этой невозможностью остаться одной, ну то есть вот прям совсем одной, так, чтобы на тебя не смотрел глазок камер (они повсюду!), так, чтобы в тебя не всматривались пристально дети, родные, друзья, отслеживая каждую твою мимическую морщинку, каждый жест, каждый взгляд. Сие явление, конечно, далеко не так гротескно, как у Оруэлла, но оно есть, и это настораживает.Антиутопия. Зацитирую-ка я википедию, потому как углядела противоречие. Если классическая утопия концентрируется на демонстрации позитивных черт описанного в произведении общественного устройства, то антиутопия стремится выявить его негативные черты. Важной особенностью утопии является её статичность, в то время как для антиутопии характерны попытки рассмотреть возможности развития описанных социальных устройств.Честно говоря, вот развития здесь я как раз и не увидела. Оруэлл обрисовал абсолютно замкнутую равновесную систему, вещь в себе, находящуюся в некоем стазисе даже, в котором процессы идут, куда ж они денутся, но замыкаются сами на себе, как круговорот воды в природе. И... и... и это все так узнаваемо. Помимо портрета черноусого Старшего Брата и прочих чересчур явных аллюзий на тогда, как-то все уж слишком походит на сейчас (портрет лысоватого Добби?) Та же переделка истории, те же манипуляции общественным сознанием небольшой правящей верхушкой, та же жуткая, если вдуматься, роль СМИ, не говоря уж про тот же контактик, аморфная масса "пролов", которая только ждет не дождется, пока ей не спустят по телевизору директиву, кого ей ненавидеть сегодня. (На правах рекламы - А по соц. сетям еще удобнее! ) Только в реальности все куда-то идет, а здесь - нет, здесь все стоит.И как же человек уязвим. Судя по социологическим опытам, да и по некоторым реальным трагедиям, сыграть на слабостях человека легко до чрезвычайности. Манипуляция сознанием, навязывание норм, уничтожение личности, нет ничего сложного в руках специалиста. Хоп - и ты сектант, хотя до этого церковь за километр обходил. Хоп - и ты исламист-смертник, хотя казалось бы где ислам, и где ты. Как защититься-то?

Если хочешь сохранить секрет, надо скрывать его и от себя.Я, наверное, лет пять хотела прочесть эту книгу, читала ее больше недели, к написанию отзыва созревала четыре дня, три дня писала отзыв. В общем, тяжело мне жалось знакомство с "1984".
– Сколько я показываю пальцев, Уинстон?
– Четыре.
– А если партия говорит, что их не четыре, а пять, – тогда
сколько?Сюжет романа происходит в государстве Океания. Жители Океании полностью лишены прав, свободы выбора и личного пространства. За ними круглосуточно следят камеры и телекраны. Представьте себе, что вы не знаете какой сейчас год на дворе, что на самом деле творится в мире, что было в прошлом. Все диктует Партия во главе со Старшим Братом и попробуй тут поспорь. История переписывается изо дня в день как то угодно политикам, источники правды подстраиваются без всяких трудностей, поди правду найди. Партия призывает молодежь вступить в Молодежный Антиполовой Союз, в котором внушается отвращение и ненависть к половым связям. Родители боятся собственных детей, ибо восприимчивое молодое поколение, как губка впитывает все идеалы партии. Существует три касты в Океании: Внутренняя Партия, Внешняя Партия и пролы. Последние составляют большую часть населения, беспартийный пролетариат, по сути - никто. И сколько бы главный герой не возлагал на них надежды, это люди не имеющие возможности выйти за черту бедности, перестать быть орудием физической силы. Мало верится, что они смогут что-либо поменять.
Кто управляет прошлым,- гласит партийный лозунг, тот управляет будущим, кто управляет настоящим, тот управляет прошлым.Наравне с Океанией в Оруэлловском мире существует еще два государства. Первое государство – Евразия. Оно занимает территорию Европы и современной России. Второе государство - Остазия, занимает территорию Средней и Юго – Восточной Азии. Остазия, Евразия и Океания поочередно то воюют друг с другом, то в десна целуются. Данная политика весьма логична, ведь с точки зрения правительства, война должна продолжаться вечно и никто не должно быть победивших и проигравших. А все это для тотального контроля над обществом, в целом. «Война – это мир».
Автор описывает общество, которое живет по правилам, цель которых – уберечь это самое общество от разрушения. Тщательно продуманные правила и законы направлены на построение «общего блага». Это подразумевает под собой полный контроль над человеком: над его чувствами, мыслями, словами, эмоциями, действиями.
Главные лозунги государства:
Война – это мир. Свобода – это рабство. Незнание – сила и Старший Брат следит за тобой!

Уинстон Смит на первый взгляд самый стреднестатистический, ничем не примечательный член партии, но у него достаточно много сомнений по поводу устоев в обществе, что далеко не нормально для Системы. И сам Уинстон прекрасно понимает, что его мысли и поступки не допустимы для партийного человека. В следствии этого его ожидает множество сомнений, волнений и неприятностей. В конце пути ему предстоит осознать, способен ли один - два человека пойти против системы.
С той минуты, когда ты объявил партии войну, лучше всего считать себя трупом.Книга читалась как минимум не легко. Слишком упадническим настроением она пропитана. Я понимаю, что на то это и антиутопия, но все же. Я человек впечатлительный, пока читала думала депрессию подхвачу.
Автор описал очень пугающий мир, думаю не один из читателей не хотел оказаться бы в такой действительности. И что самое страшное? В такой сценарий будущего, увы, можно поверить. Читая современные антиутопии, концепцию их мира не воспринимаешь всерьез. Тут же начинаешь представлять, а что было бы с тобой в мире, описанном Оруэллом.
Они никогда не взбунтуются, пока не станут сознательными, а сознательными не станут, пока не взбунтуются.

В мае Книжная Мафия порадовала возможностью вновь прочесть что-то из антиутопий, потому мимо Оруэлла и его произведения вне времени «1984» мимо пройти я не смогла.Об этой книге сложно сказать в двух словах, хотя самыми подходящими будут «тоталитаризм» и «ложь». Под контролем в мире, который поглощает с первых страниц романа, находится все – мысли, слова, чувства (точнее, их отсутствие), «наш партийный долг» (выражение «супружеский долг» из той же песни). Инакомыслящие – враги, прошлого – нет (скорее, оно слишком часто изменяемо без документального подтверждения), настоящее тоже меняется стремительно (вчера воевали с Евразией, сегодня – с Остазией). Роман порой заставляет скукожиться от ужаса, временами – вызывает легкие приступы тошноты, но его стоит непременно прочесть, он – словно прививка в эпоху гибридных воен.Сначала четко ощущаешь, что книга как будто о времени Холодной войны, затем воспринимаешь ее скорее как книгу о северо-восточном соседе (тут прогнозы Оруэлла об ужасном будущем, подпитанном властью, сбывается – хуже, пожалуй, только в Северной Корее), ближе к финалу – видишь трагедию отдельного человека.В конце концов, поглядываешь на календарь и не можешь поверить, что где-то в умах людей по-прежнему 1984 год.

Давненько так знакомая советовала мне прочитать эту книгу, сравнивая её с «Фаренгейтами» Рэя Брэдбери. Из похожего я нашла тут только то, что разложение мира и общества в целом написано очень правдоподобно, в остальном же, всё не так радужно.1984 год. Время, где существует полиция мыслей, куда дети доносят на своих родителей (и не только дети, и не только на родителей). Время, где к друг другу применимо только одно обращение - товарищ. Время, где пропагандируется жестокость с малых лет. Время, когда людей распыляют, что означает - они исчезают из системы мира в целом. Вчера только человек жил, ходил на работу, разговаривал с тобой, чем-то занимался; а сегодня его уже нет, и все ведут себя как ни в чем не бывало. Секта, одним словом. Которой правит партия, под руководством Старшего Брата. Цель партии - держать всё, вся и всех под своим контролем. Но находится один «счастливчик», который может думать, анализировать, вспоминать. Уинстон Смит работает в министерстве правды. 39 лет, женат, детей нет. В один прекрасный день он просто устаёт от такой жизни, от этой бесконечной лжи и осмеливается пойти против системы. Но один в поле не воин, как все мы прекрасно знаем. И, увы, горы нашему герою свернуть не удалось.Да тут и не об этом. Книга, на самом деле, очень тяжёлая. Лично мне было тяжело её читать. Тяжело было узнавать себя, нас, этот мир. Было больно за главного героя, когда его пытались сломать и прогнуть, сделать полную перезагрузку.
Страшно от того, что таких, как Уинстон, можно было пересчитать на пальцах. Тех, которые, действительно, хотели ЖИТЬ, а не просто существовать.
Оруэлл все человеческие чувства и нутро просто выворачивает на изнанку. Грустно как-то из-за этого всего.